Граф Аверсы избрал предводителями этого предприятия двенадцать выдающихся нормандских рыцарей. В числе их были сыновья Танкреда Готвиля – Вильгельм Железная Рука и Дрого, прославившиеся во время сицилийского похода. Он дал им триста рыцарей и приказал, чтобы все свои приобретения они делили между собой на равные части. В 1041 году Ардуин вместе с норманнами выступил в поход и прежде всего тайно привел их в Мельфи. Этот город стал центром нарождающейся монархии норманнов, которая впоследствии подчинила себе Апулию, Калабрию и остров Сицилию. Ардуин представил прибывших рыцарей населению Мельфи как долгожданных спасителей, и норманны на следующий же день начали делать вылазки. Нигде не встречая сколько-нибудь достойного сопротивления, они приносили в Мельфи большую добычу. Наконец жители окрестностей Мельфи из-за грабежей, которым они подвергались так часто, вынуждены были просить помощи у катапана. Катапан двинулся с войском к Мельфи, но прежде сделал попытку склонить мятежников на свою сторону переговорами. Норманны требовали, чтобы им предоставили власть над завоеванными ими областями и под этим условием обещали быть верными союзниками византийцев. Это требование страшно разгневало катапана, и он решил силой покончить с наглецами. 17 марта 1041 года произошла битва в Оливетто близ Венозы, и норманны, хотя численное превосходство было на стороне греков, одержали полную победу, так что войско катапана рассеялось в паническом и позорном бегстве. Византийский император Михаил, получил известие о поражении своего войска, где против одного норманна было сто греческих воинов, разорвал на себе одежды и сказал: «Этот народ, конечно, отнимет у меня корону и прогонит меня из царства».
Византийцы, затратив огромные средства, готовились силой подавить восстание в Южной Италии. В составе их войска было много и варягов[11], которые с давних пор неиссякающим полноводным потоком переселялись из своего северного отечества в Россию и оттуда шли в Константинополь, где поступали на военную службу к императорам. Но и норманны не оставались в бездействии. Они тоже заключили союз – с князем Беневентским. 4 мая 1041 года у Офанто, прежнего Ауфидуса, между ними и катапаном произошла новая битва. Победа и на этот раз осталась за норманнами. Лагерь катапана был ими захвачен и много греков утонуло в волнах реки. Император, возмущенный вторичным посрамлением своего доблестного войска, лишил катапана его места и послал морем в Апулию другого, по имени Бойоаннес. Бойоаннес привел с собою огромное войско, которое усилилось греческими воинами, вызванными из Сицилии. И теперь в войске было много варягов. Норманны, которые предвидели, что их могут осадить в Мельфи, покинув город, вышли навстречу Бойоаннесу и 3 сентября 1041 года при Монте-Пелозо дали ему битву. Результат был тот же, что и прежде. Войско Бойоаннеса было разбито горстью северных искателей приключений, и сам катапан был взят в плен. Победители вернулись в Мельфи и разделили между собой добычу. С норманнами был в качестве союзника и Атинульф, брат князя Беневентского. Ему присудили пленного Бойоаннеса, и Атинульф тотчас воспользовался этим, чтобы получить большой выкуп за катапана и приобрести благосклонность императора. То и другое ему вполне удалось, и он с тех пор стал убежденным противником норманнов.
Но и последним удалось заполучить к себе человека, который мог принести им большую пользу. Это был Аргирос, сын того Мела, который одним из первых вступил в сношения с выходцами из Нормандии. Он получил воспитание в Константинополе и в 1040 году был послан в Апулию, чтобы усмирить восстание, вспыхнувшее в Бари. Аргирос привел Бари к покорности императору, но, когда вспыхнуло новое восстание и распространилось по другим греческим городам, он сам примкнул к мятежникам и был очень рад, когда норманны избрали его своим предводителем (февраль 1042 г.). Этот выбор принес норманнам большую пользу. Один за другим греческие города стали признавать их власть. Гора Гарган с знаменитой капеллой и часть княжества Беневентского перешли в их руки.
Но Аргирос был ненадежным союзником. Когда в Константинополе пустили в ход все средства, чтобы снова склонить его на свою сторону, когда его осыпали золотом и почестями, он принял место катапана Апулии и вскоре снова подчинил византийской власти Бари и другие области Южной Италии. Норманнам пришлось рассчитывать исключительно на свои собственные силы. Они сочли за лучшее избрать своим предводителем Вильгельма Железная Рука и возвести его в графское достоинство. Раинульф из Аверсы и Ваймар Салернитанский ввели его во владение леном. Вильгельм в их свите отправился в Салерно и там получил и лен, и руку одной из племянниц Ваймара, дочери князя Соррентского. С этих пор князь Ваймар стал считаться ленным государем графа Вильгельма; он присвоил себе титул герцога и вместе с графом Аверсы, Раинульфом, прибыл в Мельфи, где их встретили очень радушно. Вильгельм получил титул графа Апулийского; Раинульфу досталась в собственность гора Гарган с окрестностями; каждый из остальных нормандских вождей получил себе особый округ с городом. Но Мельфи оставалось их общим достоянием и служило сборным пунктом, когда они предпринимали далекие походы. Ардуину в силу договора уступили половину завоеваний.
Ваймар Салернитанский занял тогда ведущее место среди незначительных лонгобардских князей. Кроме Салерно ему принадлежали Амальфи и Капуя. В брате, которого он возвел в достоинство герцога Соррентского, он имел верного союзника, а норманны признавали его своим сюзереном. С помощью Раинульфа он овладел Гаэтой и назначил ее герцогом своего союзника. И тогда на его пути оказался опасный противник. Смещенный императором Конрадом и сосланный в изгнание Пандульф IV в 1041 году вернулся на родину и с помощью византийского императора замыслил вернуть себе княжество. Ваймар не имел бы причин его бояться, если бы он все еще мог быть уверен в помощи норманнов. Но, по смерти Раинульфа, он вооружил против себя многих из них, так как отдал Аверсу в лен не племяннику покойного, а человеку, который не имел никаких прав на это наследство. Отсюда возник горячий спор, в котором, впрочем, Вильгельм Железная Рука был на стороне Ваймара. Но Вильгельм в 1046 году умер, и норманны на его место избрали своим графом его брата, Дрого. Ваймар утвердил выбор и выдал свою дочь замуж за нового графа Апулии. Оба они, как верные союзники, готовились дать отпор Пандульфу. Последний начал войну с князем Салернитанским в союзе с племянником покойного графа Раинульфа, по имени Родульф, который с помощью норманнов прогнал ставленника Ваймара и принял власть над Аверсой. Ваймар при поддержке Дрого отразил нападение Пандульфа, но в то же время примирился с Родульфом, принял от него присягу на верность и отдал ему в лен Аверсу.
После столь крупных успехов, Ваймар находился в расцвете своего могущества и своего значения. Его дружбы искали не только незначительные князья и графы Италии, но даже император Генрих III; на подарки, которые ему послал князь Салернитанский, он отвечал такими же дорогими подарками. Когда в 1047 году император прибыл в Кампанью, он везде и всячески особенно отличал Ваймара, нового графа Аверсы, Родульфа, и графа Апулии Дрого. Однако Генрих все-таки заставил князя Салернитанского выдать ему Капую и снова отдал ее Пандульфу IV. Ваймар должен был отказаться и от присвоенного им титула герцога Апулии, но за то сам император дал Дрого и Родульфу в лен их владения. Когда же Генрих III снова ушел за Альпы, Ваймар, который во время пребывания императора неукоснительно следовал его распоряжениям, забыл и думать о том, что было. Он с норманнами двинулся к Капуе и заставил Пандульфа – если не отречься от своего княжества, то признать его зависимость от Салерно.
Город Беневент, которым правили свои собственные князья, еще прежде примкнул к византийцам и противостоял по мере сил как императору, так и папе. Теперь он прогнал своих маленьких тиранов и в конце 1050 года признал над собой власть наместника Христа. На следующий год летом Лев сам явился в Беневент, принял от беневентского населения присягу на верность и пригласил туда Ваймара и Дрого, чтобы вверить им защиту своего нового владения. В особенную обязанность Дрого он вменял удерживать своих норманнов от всяких насилий. Внуки старых викингов еще не совсем отказались от неукротимых порывов своих предков. Значительная часть их, не заботясь о реноме своих вождей, рыскала по Южной Италии, подобно древним скандинавам, только уже не на море, а на суше, грабя на дорогах и сжигая все, и не щадила даже монастырей. Когда император удалился, они и в Беневенте скоро учинили насилие над жителями. Лев, который удалился с Ваймаром в Салерно, получил здесь известие об их выходках и был этим сильно разгневан. Но он был совершенно не прав, когда обвинял в беневентских событиях Дрого. Дрого еще до этого пал жертвой составленного против него заговора и был убит в церкви во время богослужения. Лев, хотя он и оплакивал смерть этого храброго воина, тотчас же стал готовиться к войне с норманнами, чтобы прогнать их из Беневента. Он, после тщетных просьб о помощи у немецкого императора и французского короля, выступил с войском, собранным в Италии, и приказал князю Ваймару сопутствовать ему в походе. Но князь отказался от этого и предостерегал папу начинать войну с таким опасным противником, как норманны. Вследствие этого отказа из всего похода ничего не вышло. Собранное войско рассеялось. Норманны приготовились к энергичной обороне. Когда Гумфрид, младший брат Дрого, по смерти последнего, стал во главе Апулии, как ее граф, он в союзе с норманнами Аверсы стал готовиться к войне с папой. Но им не пришлось даже обнажить свои мечи, потому что никто уже им не угрожал. В это же время пришло известие о кончине Ваймара, князя Салернитанского.
В Амальфи, которое он завоевал, против него вспыхнуло восстание и амальфитанцы, при содействии его собственных подданных, которые томились под его игом, напали на него на море и на суше. Даже в Салерно составился против тирана обширный заговор, в котором принимал участие его собственный зять. 3 июня 1052 года заговорщики напали на него в Салерно на берегу и убили. Заговорщики овладели городом и замком и отправили в тюрьму Гизульфа, сына покойного. Гвидон, герцог Соррентский, брат Ваймара, взывал к норманнам о мести, и те немедленно отозвались на его призыв. Они осадили Салерно, и город скоро открыл им свои ворота. Пленный Гизульф стал князем Салернитанским. Гвидон и Гизульф позволили мятежникам, которые заперлись в крепости, свободно удалиться и дали клятву, что их не тронут. Но норманны не считали себя связанными этой клятвой и изрубили всех убийц Ваймара, когда те оставили свое убежище. Амальфи снова стал республикой. Но тогда всем уже стало ясно, что значение этих маленьких государств неуклонно снижается, что действительная власть в Италии принадлежит норманнам.
Папа Лев, хотя его первая попытка окончилась неудачно, не отказался от своего замысла освободить от норманнов Беневент. Ради этого он вступил в союз с Аргиросом (сыном Мела), которого византийский император в 1051 году снова послал в Бари в качестве катапана. Намереваясь соединить свое войско с греческим, он двинулся к границам беневентской области. Здесь на реке Форторе он наткнулся на нормандское войско, которое вели Гумфрид и породнившийся с ним граф Аверсы Ричард. Положение норманнов было очень опасным, потому что перед ними стояли папские войска, за ними византийские и, кроме того, они нуждались в припасах. В этом положении они они попробовали начать со святым отцом переговоры. Папа потребовал, чтобы они ушли не только из Беневента, но Даже из Италии. Положение дел было очень неблагоприятно оборот Для норманнов. Против них уже поднималось городское и сельское население, возмущенное неограниченным произволом с их стороны. Канцлер папы в высокомерной речи сказал, что теперь им остается выбор только между бегством и смертью. Этого было слишком для Гумфрида, и он неистово ринулся в битву.
Битва произошла у Чивителлы (18 июня 1053 г.). Преимущество норманнов проявилось сразу же. Итальянцы и греки в ужасе бросились бежать, но немцы, которые находились в папском войске, оказали достойное сопротивление и почти все остались на поле битвы. Папа бежал в Чивителлу. Жители этого маленького города отказались пустить его к себе, так как это могло иметь для них дурные последствия. Победители норманны сочли за лучшее примириться со святым отцом. Хотя они захватили его силой и силой привели в свой лагерь, но в лагере обращались с ним с почтительным благоговением и просили у него прощения.
Лев нашел нужным уступить им и дал норманнам в ленную собственность уже завоеванные области Апулии, Калабрии и Сицилии. Гумфрид и другие норманнские вожди, бесспорно, обнаружили здесь большую политическую мудрость, Своим почтительным отношением к главе церкви они достигли гораздо больше того, чего могли бы достигнуть самым счастливым для них походом. Теперь перед всем миром и перед престолом святого Петра они были признанными господами Апулии. В свою очередь, и папа мог себя поздравить с тем, что приобрел союзников, которые становились в Италии все сильнее и сильнее. Может показаться удивительным, что папа сделал их повелителями той страны, которая ему никогда не принадлежала. Но у наместников Христа свои понятия о собственности. Они держались того мнения, что Бог дал им право распоряжаться всем миром. Так, еще в то время, когда испанцы завоевали Америку, они думали, что могут спорить о вновь открытых странах как о своей наследственной собственности и делали вид, что Изабелла Католичка и Карл V только по их санкции стали законными владельцами заатлантических провинций.
Когда побежденный и взятый в плен папа спасся так счастливо, он, везде сопровождаемый графом Гумфридом, отправился в Беневент и оставался там в течение целого месяца. Он думал, что таким образом лучше всего защитит от норманнов этот город, обладание которым он ценил так высоко.
Он был прав, когда не доверял норманнам. Было несомненно, что они задумали подчинить себе всю Апулию. Поэтому Лев, хотя внешне находился в самых лучших отношениях с Гумфридом, выступал против него и старался подвигнуть на войну с ним как императора Генриха III, так и византийцев. Но все его попытки не привели ни к чему. Силы его были истощены; он отправился на вечный покой в Беневенте. 19 февраля он совершал там торжественную литургию, но Пасху хотел встретить в Риме и, несмотря на свою слабость, сопровождаемый норманнами, о погибели которых втайне мечтал, 12 марта отправился туда. 19 апреля 1054 года он умер в главном городе древнего мира.
Но с инвеститурою, которую дал норманнам папа, они, конечно, далеко еще не покорили себе Нижней Италии, ибо как византийцы, так Капуя и Салерно, так и другие маленькие владения в Нижней Италии не признавали за римским первосвященником права распоряжаться их государствами.
В это время значительно выдвинулся Роберт, сын старого Танкреда Готвиля от второго брака, тот Роберт, который потом намного опередил других представителей своей семьи. Томимый жаждою деятельности, он пришел из Нормандии в Италию. Сначала его родственники не хотели считать его равным себе и старались его «задвинуть», так что он принужден был вести жизнь, которая мало чем отличалась от жизни разбойника.
Роберт был высок ростом – выше других норманнов. Его длинные, падающие на плечи волосы и борода были белокуры, плечи широки. Он был словно рожден для власти. Никто не решался ему противоречить, когда раздавался его властный голос. Его блестящие глаза, когда они озирали боевые ряды, казалось пророчили победу. Когда его меч не мог одолеть противников, он прибегал к хитрости, в которой он был так изобретателен, что приобрел прозвище «Гюискара», т. е. хитреца.
Cognomen Guiscardus erat quia calliditatis
Non Cicero tantaefuit aut versutus Ulysses[12], —
говорит Вильгельм Апулийский.
Однажды Роберт повторил ту проделку, с помощью которой викинг Гастинг овладел городом Луна. Когда он встретился с затруднениями при осаде крепости Мальвита, он послал сказать монахам того монастыря, который находился в стенах этой крепости, что один из его воинов умер и что он хотел бы похоронить его в их церкви. Когда невооруженные норманны принесли гроб в ограду, покойник вдруг поднялся из гроба в латах и с оружием в руках и стад раздавать мечи своим товарищам. Застигнутый врасплох, гарнизон сдался, и воины открыли ворота крепости. Гюискар засел в маленьком замке святого Марка и отсюда совершал продовольственные набеги на византийцев. Его экспедиции по стране, чтобы добыть себе и своим людям жизненные припасы, почти ничем не отличались от бандитских налетов.
Ведя жизнь, полную тревог и опасностей Роберт с завистью смотрел на своих старших братьев – особенно на могущественного Гумфрида, который не был расположен к нему. Он мечтал о собственном земельном владении, о замке и вассалах.
Наконец, счастье улыбнулось ему. Пандульф Капуанский предложил ему поступить к нему на службу (1047 г.) и за это обещал мощно укрепленный замок и руку своей дочери. Но когда Гюискар пришел в Капую, Пандульф отказался исполнить свое обещание.
Разгневанный Гюискар разорвал все свои отношения с этим вероломным князем и обратился к своему брату Дрого с просьбою о земельной собственности в Апулии. Последний указал ему скалу на границе Калабрии, построил там очень простенький деревянный замок, отдал ее брату и дал ему право завоевать Калабрию для себя. Но у бедного Роберта не было ни денег, ни слуг, чтобы привести в исполнение свои честолюбивые планы. Голая скала, на которой стоял его замок, не обеспечивала его необходимыми средствами к жизни. А внизу под ним широко расстилались плодородные поля. Он вынужден был ночью похищать скот и всю добычу, которую только мог собрать, приносил в свой замок. Наконец Дрого согласился увеличить число его воинов. Гюискар получил возможность из своего замка, которому он дал имя святого Марка, совершать разбойничьи набеги на окрестности смелее и днем.
Но все таки, хотя он мог уже украсть и продать скот или захватить в плен людей, которые должны были откупаться от него, его положение было очень печально. Но однажды ему представился случай разжиться.
Недалеко от него, в Бизиньяно, жил богатый помещик по имени Петр. Чтобы охранить свое имение, он вошел в соглашение с Гюискаром, и между ними установились настолько дружелюбные отношения, что в шутку они называли друг друга отцом и сыном. Однажды они уговорились встретиться в одном месте. Верхом они приблизились друг к другу, старик приветствовал молодого рыцаря и подставил ему свои губы для поцелуя. Но последний неожиданно сорвал ничего не подозревавшего старика с лошади и велел своим воинам отвести его в замок. Здесь Роберт упал к ногам своего пленника, признался, что только крайняя нужда заставила его идти на такое дело, и сказал: «Ты мой отец, а богатый отец должен помогать бедному сыну – таков закон». Петру пришлось согласиться выдать «сыну» 20 ООО золотых монет. После этого они мирно и дружелюбно расстались. Это было некоторым подспорьем для Гюискара в его крайней нужде. Но все-таки слишком много еще не хватало для того, чтобы он мог приступить к выполнению тех планов, о которых мечтал. Случай однажды свел его с одним из его родственников, по имени Жирар, который сказал ему: «Зачем ты живешь как бродяга? Женись на моей тетке, и я помогу тебе завоевать Калабрию. Для этого дела у нас будет двести рыцарей». Роберт не заставил его повторять дважды и получил от своего брата Дрого позволение жениться на Альбергарде.
Жирар с молодым супругом отправился в замок последнего, и оттуда оба они предпринимали свои походы на Калабрию, где скоро подчинили себе значительные земельные участки и своею храбростью приобрели большое уважение.
С Гюискаром пришел из Нормандии молодой рыцарь Ричард, сын Асклиттина. Он был Гюискару зятем, так как был женат на его сестре, и племянником Раинульфу, первому графу Аверсы. Он отличался такой красотой и такой любезностью, что привлекал к себе всех. Собрав вокруг себя значительный отряд воинов он так окреп, что Родульф, граф Аверсы, его двоюродный брат, стал ему завидовать и даже подозревать, будто бы Ричард стремился лишить его власти. Поэтому Родульф старался держать его подальше от Аверсы, и ради этого тот поселился у младшего брата Дрого, Гумфрида. Вместе с последним он совершил несколько смелых вылазок и прославился как воин.
По расположению одного рыцаря, по имени Сарулло, который прежде был вассалом их фамилии, он получил в собственность замок Генцано и скоро настолько расширил свои владения, что в полном его распоряжении оказался и другой замок. С каждым днем его власть росла. Его сопровождала значительная свита рыцарей, и его походы по окрестностям, в которых он всегда захватывал богатую добычу, становились все чаще. Его дерзость разгневала Дрого, который пошел на него войною, взял его в плен и заключил в темницу.
Но счастье благоприятствовало Ричарду. В 1047 году, когда он находился еще в тюрьме, умер Родульф, граф Аверсы. Для норманнов не было никого, кто бы был так способен стать его наследником, как юный прославленный, всеми любимый сын Асклиттина. Они осаждали Ваймара Салернитанского просьбами освободить Ричарда и сделать его графом Аверсы. Ваймар уступил их просьбам, добился от Дрого освобождения пленника и сам отвел его, одев в княжеские одежды, в Аверсу. Местное население восторженно приветствовало юного графа как своего повелителя, и князь Салернитанский дал ему Аверсу в лен.
Но честолюбивому юноше скоро показалось мало этого графства. Он устремил свои взоры дальше, на Капую, князь которой, Пандульф IV, умер в 1049 году, и пошел войной на его преемника, тоже Пандульфа. Он, правда, снял осаду главного города этого княжества, когда ему предложили за это значительную сумму денег. Однако ненадолго он оставил Капую в покое. В 1058 году он снова подошел к городу, обложил его со всех сторон и заставил его жителей сдаться. Последний лонгобардский князь, Ландульф VIII, должен был бежать и искать себе приюта на чужбине. Та же участь постигла и его потомков. С этих пор Ричард стал называться князем Капуанским, а Аверса стала только придатком к его маленькому государству.
В 1055 году умер Гумфрид, который, как рассказывают, в 1051 году, по смерти Дрого, занял его место. Так как никто из его сыновей не мог править и так как в семье Готвилей и прежде брат наследовал брату, то Роберту Гюискару легко удалось оставить за собою это наследство, к чему он так давно стремился. Гумфрид, умирая, назначил Гюискара опекуном своего несовершеннолетнего сына Абеляра, но как норманнские вожди, так и сам Гюискар не обращали внимания на это обстоятельство, и в 1056 году Гюискар был провозглашен герцогом Апулии и Калабрии. В следующем году папа Николай II утвердил его во всех титулах и владениях. Роберт снова принял на себя обязательства быть защитником церкви и оставил ремесло разбойника. Но, хотя он и стал номинально повелителем Калабрии и Апулии, приходилось еще долго ждать, прежде чем он действительно подчинил себе эти области. Они все еще оставались центром всевозможных волнений, рассказывать о которых было бы утомительно.