Шепелев Алексей. Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

   — "К приюту приближаются незнакомцы!"
   — "Где они?" — напрягся Битый.
   — "За рекой".
   — "Много ли их?"
   — "Не могу сказать точно. То ли пятеро, то ли полдюжины".
   — "Ты — и не можешь сказать?" — удивился Воин Храма.
   — "Я не всесильно", — Страж относил себя к среднему роду. С одной стороны, это было правильно, поскольку он не был ни мужчиной, ни женщиной. Но Битый, общаясь с ним, всё время сбивался на обращение в мужском роде. Всё же быть стражем более пристало мужчине, нежели женщине. Хотя, были в его землях такие воительницы, по сравнению которых многие мужчины — дети сопливые.
   А Страж пояснил, то есть пояснило, свою мысль:
   — "Это не обычные люди. Но я не вижу в них угрозы".
   — "Встретьте их", — включился в мысленный разговор Огустин. Старый священник был то ли в своей хижине, то ли где-то ещё, но это не помешало ему внимать ментальным переговорам. — "Битый, будь осторожен, но дружелюбен. Тех, кто приходит с добром, нельзя оскорблять подозрением. Иссон учит, что лучше по ошибке увидеть во враге друга, чем в друге — врага".
   — "Как прикажешь, наставник".
   Мужчина поднялся с чурбака, на котором сидел.
   — Я пойду с тобой, — заявила Тиана.
   — Нет, ты останешься здесь. Кому-то же надо намолоть муки и приготовить лепешки. Приход даже необычных людей — ещё не повод, чтобы оставить весь приют без ужина.
   Глаза молодой священницы гневно вспыхнули.
   — Всегда вы, мужчины, смотрите на женщин, как на прислугу.
   — Я — Воин Храма, Тиана, — обернулся Битый на выходе из хижины. — Безопасность обители лежит на мне. Ты же знаешь, что Воином Храма может стать и женщина. А если нашим гостям понадобится духовное наставление, то давать им его станешь ты, а не я. И я не стану жаловаться, что вы, женщины, смотрите на нас, словно на боевое мясо.
   Тиана в ответ улыбнулась, сменяя гнев на милость.
   — Ладно, так и быть, иди один. Только смотри, возвращайся целым и здоровым. Иначе некому будет меня защитить от ужасного душегубца Гручо.
   Она скорчила страшную рожу, а потом расхохоталась. "Девчонка!", — подумал Битый, выходя во двор. — "Какая же она ещё девчонка. Она всего лишь хотела меня приободрить, не понимая, что так шутить нельзя".
   Приют изонистов располагался на вершине невысокого плоского холма и представлял собой дюжину круглых каменных домишек, да молельню. Всё это было обнесено стеной высотой примерно в полтора человеческих роста, сложенной из больших кусков известняка сухой кладкой. Местами, правда, для крепости стену промазали глиной. С восточной стороны снаружи к стене примыкал небольшой бревенчатый хлев. Над входом была устроена неширокая арка, с плоской крышей, укрытой деревянным настилом и обнесенной невысокими перильцами. Эта крыша использовалась как смотровая площадка: на неё вели небольшие деревянные лесенки по обеим сторонам арки. Кроме того, деревянный настил скрывал небольшую нишу в перекрытии арки, в которой размещался Страж.
   Подниматься на площадку Битый, однако, не стал: на противоположном берегу реки сразу начинался густой хвойный лес, разглядеть в котором путников было практически невозможно. Вместо этого марин вышел за ворота обители и, не спеша, спустился к речке. Воин Храма решил подождать незнакомцев на берегу, а заодно и проверить ближние рыбные вешки. Вытряхнув на землю пяток форелей, он поинтересовался у стража:
   — "И где твои незнакомцы?"
   — "Скоро будут", — пришел тотчас ментальный ответ. Сила Стража была велика, по меньшей мере, такая же, как и у наставника Огустина. А может, и того больше. К тому же, если священник использовал свои способности для осмотра окрестностей лишь иногда, то Страж только и делал, что без устали обшаривал долину в поисках чужого разума. Битый усмехнулся. Без устали… Откуда взяться усталости, если Страж — не живой. Чистый разум, заключенный в камень. Чему там уставать?
   От этих мыслей его отвлекло появление незнакомцев на опушке леса. Битый сразу понял, почему Страж не смог точно определить их число: одного из путников несли на носилках. Видимо, он то терял сознание, то приходил в себя, вот Страж и сбивался со счета.
   — Эй, почтенные, куда путь держим? — громко крикнул Битый на морритском языке.
   — Да пребудет с тобой Иссон, почтеннейший, — ответил ему невысокий молодой мужчина в сером плаще, тот, что нес носилки спереди. — Мы ищем помощи, наш друг в беде.
   — Да пребудет Иссон и с вами, путники. Обитель его открыта для всех, кто нуждается в помощи. Я покажу вам удобный брод.
   Брод был совсем рядом, в какой-то сотне песов от того места, где путники вышли к берегу. Всего их было шестеро. Раненый на носилках, двое мальчишек и трое мужчин. Битый отметил про себя, что первое впечатление было обманчивым: человек, вступивший в разговор и произнесший ритуальное приветствие изонистов, вовсе не был низкорослым. Нормального он был роста, примерно такого же, как и сам Битый. А показался он марину сначала низким потому, что двое остальных мужчин были необычно высокими. Но на этом необычность путешественников не исчерпывалась. Бросались в глаза ещё два странных обстоятельства. Во-первых, высокий мужчина в тёмно-фиолетовом плаще, тот, что шел рядом с носилками выделялся страшным шрамом, покрывавшим правую половину головы и необычным цветом волос на неповрежденной её части. Дополняла список странностей редкая в этих краях черная кожа незнакомца. Похоже, калека был нечкой. Похоже, для остальных это не было поводом им помыкать.
   Ну а во-вторых, привлекал внимания конь, которого вёл в поводу один из мальчишек. Своими размерами он чуть превышал пони, но тащил на себе такое количество поклажи, которое более подобало битюгу. Да и ещё здоровенные уши чуть ли не в целый пес длиной… Без магии здесь явно не обошлось. Значит, среди путешественников был либо маг, либо человек настолько богатый, что способен оплатить волшебнику такую работу.
   Дальше, однако, развить мысль Битому не удалось: путешественники дошли до брода. Река здесь разливалась шире, и каменистое дно подступало почти к самой поверхности воды.
   — Здесь глубоко? — поинтересовался всё тот же странник.
   — Тебе будет не выше колена, — успокоил его Битый.
   Путники обменялись между собой несколькими фразами, которых Воин Храма не расслышал, а затем мужчины и один из мальчиков (тот, который вел коня) вошли в воду. Переходил они реку медленно и аккуратно, что, в общем, было понятно: одни боялись поскользнуться и уронить носилки, хромцу и по земле-то ходить было непросто, а уж по скользким камням и говорить нечего, да и тяжело нагруженного коня вести через поток — задача не из простых.
   Ещё один мальчишка почему-то остался на том берегу. Отошел от воды и присел в тенечке под ёлкой. Его поведение было непонятно и удивительно, но Битый не стал торопиться с вопросами. К тому же, состояние раненого заботило его больше, чем странные поступки мальчишки. Едва носилки вынесли на берег, Воин Храма склонился над пострадавшим:
   — Что с ним случилось?
   На носилках в беспамятстве лежал примерно его ровесник. На правом виске темно-красной коркой запеклась кровь на небольшой, впрочем, ране.
   — Мы попали под лавину, — ответил калека. — Остальные, вот, легко отделались, а Мирону не повезло.
   — Рана, вроде, не страшная, — попытался ободрить его Битый.
   — Эта — да, но есть и другие, — калека откинул плащ, укрывавший лежащего до подбородка, и изонист увидел, что нога мужчины зафиксирована между деревянными планками. — Сломана нога, я опасаюсь, что повреждены внутренние органы. Йеми сказал, — тут он кивнул на человека в сером, — что вы можете помочь нам.
   — Мы постараемся. Надо быстрее отнести его в обитель, — Битый кивнул на возвышавшийся на холме приют. — Давайте, я помогу вам.
   — Балис, может быть, ты отдашь носилки нашему новому знакомому, и поможешь перейти через речку Жене? — предложил калека.
   Высокий человек, который нес носилки сзади, хотел, было, что-то возразить, но передумал и обратился к Битому:
   — Берите.
   Калека, который, похоже, был целителем, снова прикрыл раненого плащом, Битый взялся за жерди вместо высокого Балиса и они направились ко входу в приют. Мальчишка вел ушастого коня вслед за ними. Ещё пока незнакомцы шли по противоположному берегу, Воин Храма обратил внимание на его богатый наряд: на пареньке был красный сафьяновый кафтан с меховой опушкой и того же цвета и материала сапожки. Если судить по одежде, то получалось, что богатый молодой господин путешествует со своими слугами. Только вот не пристало господину собственноручно коня груженного в поводу водить, даже если остальные слуги несут своего раненого товарища.
   А ещё северянин окончательно убедился в том, чернокожий калека был нечкой. Форма уцелевшего уха и разрез сбереженного глаза места сомнениям не оставляли. Вряд ли его спутники об этом не подозревали. При этом их отношение к калеке никак не было отношением хозяев к рабу. Напротив, его слово, похоже, имело большой вес: высокому человеку предложение калеки совсем не понравилось, но он без споров выполнил просьбу нечки.
   — "Страж, передай наставнику Огустину и Тиане, что мы несем человека с тяжелыми ранами", — мысленно сообщил Битый. — "Возможно, Иссон будет милосердным и ответит на наши молитвы".
   Спустя минуту пришел ответ:
   — "Священники предупреждены и ожидают вас. Они помолятся об исцелении несчастного странника".
   Битый облегченно кивнул. Он и сам был неплохим целителем, мог помочь раненому и молитвой и за счет своих способностей псионика, но не в таких сложных случаях. Здесь ему было не справиться, этому человеку мог помочь только сам Огустин.
   Настоятель ожидал путешественников у входа в приют, рядом стояла встревоженная Тиана.
   — Почтенные путники, я вижу, что одному из вас нужна срочная помощь. Не будем сейчас тратить время на разговоры, пройдите в нашу обитель, и да позволит Иссон нам исполнить наш долг и помочь страждущим.
   Он первым прошел в ворота, вслед за ним внесли раненого. Замыкал шествие мальчишка с конём.
   — Как его имя? — спросил Огустин, входя во двор.
   — Его зовут Мирон, — ответил один из путников. — Он — гость с Ольмарских островов. Мы попали под лавину.
   — Поставьте носилки на землю, — попросил старый изонист и склонился над раненым. Откинул плащ.
   — Я давал ему усыпляющую и обезболивающую настойку, — пояснил калека.
   Старик поднял голову.
   — Ты — лекарь?
   — Да, я бродячий лекарь.
   — Ты всё сделал правильно, — кивнул Огустин. — Мы помолимся об исцелении твоего друга.
   Он снова склонился над раненым и что-то зашептал про себя. Остальные стояли вокруг носилок, напряженно ожидая результата. Подошли отставшие, было, мужчина и мальчишка.
   — Ну что? — спросил высокий у нечки. Спросил тихо, понимая серьезность момента. Но Огустин услышал. Подняв голову, ответил.
   — Вы успели вовремя. Ваш друг сильно пострадал, однако, сейчас жизнь его вне опасности. Иссон услышал мои молитвы. Но выздоровление не будет быстрым и легким. Надо ждать. Вы можете жить в нашей обители столько, сколько понадобится для его полного исцеления.
   Путники переглянулись.
   — Благодарим тебя за гостеприимство, почтенный, — неуверенно произнес калека. — Но не будем ли мы вам в тягость?
   Огустин, улыбнувшись, поднялся с колен.
   — Ты сказал, что ты — целитель. Тогда ты должен знать, что лечит не только лекарство, но и покой. Лекарь, который дает больному лекарство и тут же гонит его прочь — дурной лекарь. В таком лечении не будет пользы. Если бы ты был священником, я бы мог сказать тебе, что боги будут глухи к молитвам того, кто желает помочь только затем, чтобы отделаться от проблемы.
   — Ты прав, — согласился калека. — Я понимаю тебя и как лекарь, и как священник.
   — Священник? — в глазах старика мелькнуло беспокойство. — И какому же богу ты служишь?
   — Богине, — поправил калека. — Я служу Элистри, которую иногда зовут Богиней Серебряного Пламени.
   — Никогда не слышал об этой богине…
   — Я охотно расскажу тебе о ней, почтенный. После того, как мы обустроимся в том месте, где ты нам укажешь.
   — Займите ту хижину, — Огустин указал на второй от ворот домик в левой стороне двора. — Битый покажет вам, куда поставить коня. Кроме того, он тоже имеет способности к целительству, и его помощь будет полезна вашему другу.
   — Битый? — удивленно переспросил мальчишка в кафтане.
   — Так зовут того, кто вас встретил. Он управляет всем хозяйством обители, если вам что-то понадобится — спрашивайте его. Моё имя Огустин, я — старший в этом приюте. А это, — старик кивнул на девушку, — Тиана, она так же служит Иссону.
   Он умолк, ожидая ответа. Заговорил человек в сером плаще.
   — Позвольте мне представить моих друзей. Это Саша. Его дядя, тирус Ольмарских островов, послал его в Мору узнать жизнь на большой земле. С ним путешествует его слуги. Мирон, который попал под камни, Сашин наставник. Наромарт, как вы уже знаете, целитель. Балис, — рассказчик указал на высокого, — воин и охранник. Ну и Женя — слуга. Я же — их проводник, нанятый в Кагмане, имя моё — Йеми, и я поклоняюсь Иссону.
   — Да будет на тебе его благословение, — закончил Огустин.
   Йеми склонил голову.
   — Что ж, располагайтесь, — повторил настоятель. — А затем я жду тебя.
   Подняв носилки, Йеми и Балис двинулись к хижине, которую указал им настоятель. Остальные путники последовали за ними.
   — Битый, Тиана, идемте со мной, — позвал постоянных обитателей приюта Огустин. И добавил чуть тише: — Нам надо о многом поговорить.
   Хижины в обители изонистов были просты до примитивности: круглая каменная стена высотой в пару метров, сверху — соломенная крыша с небольшим отверстием в центре. Под отверстием — окруженное камнями кострище, над которым укреплен закопченный до черноты металлический треножник с крюком для подвешивания котелка. Четыре плотно набитых тюфяка составляли единственную «мебель» хижины. Дверной проём закрывал полог из выделанной бараньей шкуры.
   Осторожно занеся носилки, Балис и Йеми поставили их на землю.
   — Переложим на тюфяк? — предложил Гаяускас.
   — Пока не надо, — не согласился Наромарт. — Сейчас я ещё раз осмотрю Мирона, надо понять, что удалось почтенному Огустину.
   — Хорошо бы, если ему удалось хоть что-то, — с сомнением покачал головой морпех. — Мирона лечить надо, а не бормотать над ним непонятно чего…
   — Это молитва, — в голосе Йеми звучало глубокое почтение. — Разве есть более сильное средство от ранений, чем молитва?
   Молчание Балиса было красноречивее любого ответа.
   — Не надо спорить, — попросил черный эльф, со своей обычной неловкостью склоняясь над Мироном. — Балис, ты ведь доверяешь моим словам, верно?
   Гаяускас молча кивнул.
   — Так вот, говорю тебе и как врач и как священник: молитвы Огустина пошли Мирону на пользу. Пока вы несли его, я обратил внимание на то, что бледность уменьшилась. Более ровными стали пульс и дыхание.
   — Может, это действие твоего снадобья? — с сомнением спросил отставной капитан.
   — Мне никогда не приходилось сталкиваться с такими недоверчивыми людьми. Саша, Женя, попробуйте раздобыть воды. Йеми, сообрази какую-нибудь тряпку.
   Взявшиеся было за разгрузку коня, мальчишки отправились на поиски воды и вскоре принесли в хижину небольшой глиняный кувшин. Наромарт обмакнул в воду предложенную Йеми тряпицу и аккуратно протер ею лицо Мирона.
   — Ну, Балис, посмотри, что ты скажешь об этом?
   Вода смыла запекшуюся корку крови на виске Нижниченко, под ней оказалась здоровая кожа. Не было не то, что раны — даже шрама. Но не могла же кровь выступить просто так, без повреждения.
   Гаяускас удивленно посмотрел на эльфа, тот утвердительно кивнул.
   — Сила молитвы, Балис. Если молиться с верой и благочестием, то очень многое становится доступным. Исцелить царапину — это не предел чудесам. Гораздо важнее то, что настоятель Огустин остановил внутреннее кровотечение.
   — Так что, Мирон здоров?
   — Если бы, — вздохнул Наромарт. — Болевой шок, кровопотеря… Но, главное — нога по-прежнему сломана. Так что, до выздоровления ещё далеко. Огустин сказал всё абсолютно правильно.
   — Что же он не вылечил Мирона полностью?
   — Послушай себя, Балис. Только что ты говорил, что остановить кровотечение молитвой невозможно. А теперь воспринимаешь это как должное, да ещё и требуешь большего. Не очень-то благоразумно, на мой взгляд.
   — Ты прав, — согласился морпех после небольшой паузы. — Но очень уж хочется, чтобы Мирон скорее выздоровел.
   — При переломе бедра кости у человека срастаются не быстрее чем через два месяца, и это самый лучший случай. Но, молитвами отца Огустина, думаю, Мирон встанет на ноги гораздо раньше. Кроме того, нам обещана ещё и помощь Битого, не знаю уж, в чём она будет состоять.
   — Странное имя — Битый, — заметил Балис.
   — Это не имя, а прозвище, — усмехнулся Йеми. — И, если судить по его лицу, то нельзя не признать, что это прозвище подходить ему как нельзя лучше.
   Лечить Мирона Битый пришел после того, как показал Сашке приютскую конюшню, куда они и определили Ушастика. На первый взгляд его действия очень напоминали поведение Огустина. Воин Храма так же присел над всё ещё не пришедшим в сознание Нижниченко и принялся водить раскрытой правой ладонью в нескольких сантиметрах от поверхности тела. Сначала над головой, потом — над левой половиной груди, затем — над животом и, наконец, над поврежденной левой ногой. Это заняло у него около десяти минут, после чего, поднявшись, Битый объяснил:
   — Не знаю, какие раны были до молитв отца Огустина, но сейчас всё очень неплохо. Голова почти не повреждена, я исцелил те травмы, что ещё оставались. В брюхе теперь тоже всё в порядке. Остались только переломы ребер и ноги. Кости мне так быстро не срастить, но повреждения сосудов, кровоизлияния я убрал. Завтра попробую помочь ещё. Хотя, после молитв отца Огустина, это, возможно, и не понадобится.
   — А позвоночник в порядке? — поинтересовался Наромарт.
   Северянин удивленно моргнул.
   — Позвоночник цел, совершенно точно. А что, был поврежден?
   — Не знаю, — честно признался темный эльф. — В отличие от тебя, я теперь не чувствую ауру… А прощупывать я не рискнул.
   — Понимаю, — с серьезным видом ответил Битый. — Твоя богиня властна лишь на своей земле. Я слышал о том, что такое бывает. Как же ты осмелился покинуть её владения?
   Наромарт пожал плечами.
   — Такой вот я непоседа. Ну что, отведешь меня к отцу Огустину?
   — Пошли. И вот ещё что, — он кивнул на раненого, — хотя бы денек хорошо бы его жидкой пищей покормить. Бульон сварить сможете?
   — Справимся, — улыбнулся Йеми. — А ты ещё и повар?
   — Моряк должен всё уметь, — не принял шутливого тона северянин. — В море за нами ухаживать некому.
   Балис окинул Битого уважительным взглядом, но ничего не сказал. Изонист и Наромарт покинули хижину.
   В голове шумело, в ушах звенело, в глазах мелькало… Полный набор удовольствий. Такого с Мироном никогда раньше не бывало. Помнился только сход лавины, а всё дальнейшее куда-то ускользало, как песок между пальцев. Кажется, его куда-то несли. Вроде бы, кто-то очень знакомый, которого он никак не мог вспомнить, его чем-то поил… Нет, память возвращаться никак не желала…
   Сделав над собой неимоверное усилие, Нижниченко разлепил глаза.
   Он лежал в какой-то полутемной комнате, свет проникал в неё через дырку в крыше. Боли почти не было, но навалилась страшная слабость. В ушах по-прежнему стоял какой-то гул, а взгляд был мутным, словно Мирон смотрел то ли через чужие очки, то ли сквозь слой воды. Он попытался протереть глаза, руки оказались вдруг слабыми и вялыми, словно вареные макаронины. Сделав над собой отчаянное усилие, Нижниченко всё же смог донести руки до лица, но смахнуть мутную пелену с глаз так и не удалось. Тогда Мирон попытался повернуться на левый бок, и тут в подреберье кольнуло, да так, словно туда ножом ударили.
   — О, ожил, бродяга! — услышал он знакомый голос, и увидел лицо склонившегося над ним Балиса. — Лежи тихо, не ворочайся.
   — Где это мы?
   — Ты не поверишь, но почти в самом настоящем монастыре. Местном, конечно.
   Нижниченко трудно сглотнул.
   — Пить хочется…
   Балис с сомнением глянул на мех с водой.
   — Что же Наромарт не сказал, можно ли ему пить?
   — Если не сказал, значит можно, — уверенно сделал вывод Йеми.
   Воду налили в небольшую глиняную плошку, которую Мирон осушил в три глотка. Утолив жажду, Нижниченко сразу почувствовал прилив сил. В глазах больше не мутилось, мысли прояснились. Однако, попытка повернуться на бок снова отозвалась резкой болью.
   — Да лежи ты спокойно, — возмутился Балис. — У тебя, между прочим, ребра сломаны и левая нога.
   — Неслабо. Это я так под лавину попал?
   — А то… Радуйся, что башку не проломил.
   — Чему тут радоваться-то? Будем теперь хромать с Наромартом на пару. Он — на правую ногу, я — на левую.
   — Не болтай ерунды, — Гаяускас постарался придать своему голосу максимальную уверенность. — Тут знаешь, как лечат? Молитву пошепчут — и зарастает, как на собаке. Вон у тебя висок рассечен был, а сейчас даже шрама не осталось. Потрогай, убедись. Так что, завтра Огустин придет, молитву прочтет, и будешь бегать не хуже, чем раньше.
   — Ну, хорошим бегуном я никогда не считался… Пусть лучше Сашка бегает, а мне бы ходить без проблем — и то хорошо.
   — Никаких компромиссов! Ты должен верить, что будешь таким же здоровым, как раньше. Иначе молитва не подействует.
   — Что-то ты, Бинокль, сразу таким религиозным стал? С чего бы?
   — Почему — религиозным? За богов местных я тебя агитировать не буду — не видел их пока что. Но вот то, что они называют «молитвой» — работает. И отлично работает. Я ж говорю, голова у тебя была в крови, а теперь — целехонька.
   — Ладно, — уступая напору друга, согласился Мирон. — Бегать — так бегать, танцевать — так танцевать. А где Наромарт?
   — Увидел, что ты в порядке и пошел с местными священниками о богах беседовать. Наверное, засидятся допоздна.
   — Ага… — в голове ещё шумело, но аналитик упрямо пытался анализировать полученную информацию. — Священник — это который Огустин?
   — Он самый.
   — Ясно. Ну, а раз так, то докладывай.
   — Что докладывать? — не понял Балис.
   — Всё, и очень подробно. Начиная от того момента, как мы попали под лавину.
   "Ну, раз выспрашивает, значит, и вправду пошел на поправку", — обрадовался Балис. А вслух сказал:
   — Да тут особо и говорить-то не о чём. Одного мула убило камнем, одному ноги переломало, пришлось добить, чтобы не мучался. Последний мул и лошадь унеслись невесть куда. Только ушастый остался.
   — Он у меня умный, — вклинился в разговор Йеми.
   — Ага, как Конёк-Горбунок, — прокомментировал Гаяускас на русском языке и продолжил: — Мы все отделались лёгким испугом: синяки да царапины… Ерунда, в общем… А вот тебя здорово приложило: нашли мы тебя без сознания, да и нога левая выглядела так, что смотреть было страшно. Хорошо хоть, переломы были закрытые. Наромарт сказал, что тебя нужно в госпиталь, только откуда его здесь взять. И тут Йеми очень вовремя вспомнил, что тут неподалеку тайное убежище этих самых изонистов. Короче, наложили шину, как могли, соорудили носилки, и потащили тебя сюда. Часа три, примерно, добирались. Сам понимаешь, по горам, да ещё с носилками.
   — А вещи наши?
   — Вещи на ушастого навьючили, он силен, как битюг. Да и не так уж и много у нас вещей-то было.
   — Так, значит, мы у изонистов. И что вы им сказали?
   — Да они особо и не расспрашивали. Изложили им основы легенды про путешествующих ольмарцев, они и поверили.
   — А чего сами они тут делают?
   — Это уже к Йеми…
   — Как бы получше объяснить… Во-первых, последователи Иссона должны время от времени заниматься самосовершенствованием в каком-нибудь уединенном месте, где не отвлекают мирские заботы и соблазны. Вот и устраиваются такие вот обители. Ну а, во-вторых, в них находят приют гонимые и другие нуждающиеся в помощи.
   — И кто тут живет?
   — Вообще, интересные люди, — усмехнулся Балис. — Старший тут этот самый Огустин, он мне чем-то деда напоминает. Старый уже, но в форме. Это он тебя молитвами лечил. Потом девчонка молодая, представляешь, тоже священник. И ещё мужик по прозвищу Битый — что-то типа зампохоза.
   — Завхоза, — уточнил Женька.
   — Кажется, в наших монастырях это называется ключарь, — припомнил Нижниченко.
   — Ты хотел сказать — ключник? — переспросил Гаяускас.
   — Нет, именно ключарь. Впрочем, не важно, как назвать. И всё, никого больше?
   — Точно не скажу. Тут во дворе восемь таких хижин. И ещё несколько в глубине, за храмом.
   — В хижинах за храмом живут только постоянные обитатели приюта, — объяснил Йеми. — А в тех, что во дворе — временные, вроде таких, как мы. Думаю, что мы здесь не единственные гости.
   — Понятно. Плохо дело, — подвел итог Мирон.
   — Почему?
   — По многим причинам. Во-первых, мы упустили бандитов, укравших Риону. Упустили капитально: у них уже полдня форы. Будь я здоров и будь у нас лошади и мулы — и то не факт, что мы бы смогли их догнать. А я неизвестно когда встану на ноги, да и не думаю, что здесь нас специально ожидают пять скакунов.