Страница:
— Минуточку, госпожа волшебница. Раз уж ты сравнила нас с ворами, то и я сначала попрошу тебя выяснить, нет ли на дверях этого милого домика запирающего заклинания, а за дверью — ловушек для непрошеных гостей.
— Вообще-то, с такой магией ты должен работать не хуже меня. Но если так просишь…
Женька с большим интересом наблюдал за происходящим — раньше ему как-то не приходилось стоять рядом с колдующей волшебницей. Однако, как ни удивительно, интересного в этом оказалось мало: быстрая скороговорка, пара неуловимых плавных движений руки…
— Запирающего заклинания здесь нет. Так же как и любой другой магии. И можешь быть спокойным: при открывании дверей в яму не свалишься.
— Великолепно. В таком случае, мы с Женькой отправляемся внутрь, а ты ждешь нас снаружи.
— Это еще почему?
— Хорошие воры, знаешь ли, всегда оставляют кого-нибудь сторожить — на случай, если взлом вдруг обнаружат.
— Тогда пусть останется Женька.
— Отличная идея. Только не подходит: он лучше всех нас знает, где искать улики против Зуратели. Кроме того, только ты из нас владеешь магией иллюзий. Так что, открой нам дверь и жди здесь.
Мадемуазель Виолетта недовольно нахмурилась, но сделала всё, как просил эльф.
За дверью оказалась темная прихожая. Женька помнил её смутно: когда он убегал отсюда, времени смотреть по сторонам у него не было.
— Куда теперь? — раздался рядом шепот Наромарта.
— Темно, — прошептал в ответ Женька.
— Извини, не подумал.
Вампир быстро что-то пробормотал, и в воздухе заплясали, разгоняя тьму, несколько маленьких светящихся шариков.
— Скульптуры во внутреннем дворе, — тихо произнес Женька. — Кажется, за лестницей есть дверь.
Наромарт кивнул и медленно двинулся через комнату. Мальчишка заметил, что вампир перемещался совершено бесшумно. В доме стояла мертвая тишина. Стараясь её не нарушить, Женька аккуратно двинулся вслед за своим спутником. За лестницей действительно оказалась большая двустворчатая дверь с разноцветными стеклянными витражами вверху. Наромарт еще немного поколдовал, а затем — видимо, подчиняясь его команде, — шарики устремились назад и где-то спрятались.
— Зачем? — удивился Женька.
— На всякий случай. Вдруг свет во дворе кто-то заметит.
— Да кто его заметит, если дома никого нет? — проворчал мальчишка, но спорить не стал. Дверь с легким скрипом отворотилась, и они вышли во внутренний двор, освещенный слабым звёздным светом.
Скульптуры стояли так же, как и прошлой ночью. Вампир медленно двинулся от статуи к статуе — видимо, он их как-то проверял. Женька шел за ним. Теперь он смотрел на них не так, как в прошлый раз. Это были не камни, а такие же, как и он, живые мальчишки и девчонки, которых Зуратели заставил изображать всякие гадости, а потом превратил в камень. Его внимание привлекла в этот раз статуя девчонки, увлеченно рисующей что-то на покрытой письменами плите. По меркам Женькиного мира девочка была одета вполне прилично: футболка, шортики и сандалии на босу ногу. Но в Риттерберге, конечно, её восприняли бы как оборвашку.
Присмотревшись, Женька разглядел набросанную мелом собачку — довольно симпатичную, кстати. Зуратели окаменил маленькую художницу в тот момент, когда та обернулась — словно обнаруженная кем-то за своим занятием. А чего, скажите, в этом занятии плохого? Что, плита — от какого-нибудь памятника, что ли? А если и так — еще неизвестно, какого качества этот памятник.
Размышления мальчишки прервал голос Наромарта:
— Пошли. Хватит тут торчать.
— Они… Они все живые? — спросил Женька, глядя на недоуменно-испуганное лицо рисовальщицы.
— Во всяком случае, на все фигуры наложены чары. Причем именно школы Изменения Сути, к которой относится и заклинание петрификации, то есть окаменения.
— А вы можете их расколдовать?
— Ну… Я не волшебник, я еще только учусь…
— Ага, и дружба помогает делать вам чудеса, — ехидно докончил Женька.
— Какая еще дружба?
— Обыкновенная, из сказки про Золушку.
— Не слышал такой сказки, хотя она, конечно, права. Дружба с мадемуазель Виолеттой наверняка поможет мне расколдовать этих детей. А сейчас мы пойдем и посмотрим, как именно Зуратели их заколдовал.
Женька еще раз глянул на каменную девочку.
— А может, позовем мадмуазель Виолетту прямо сейчас?
— Нет, надо действовать по плану.
Взяв мальчика за руку, волшебник повлек его за собой в дом. "Ох уж эти взрослые с их планами", — подумалось Женьке, однако, спорить сейчас было бы совсем уж глупо.
Осторожно ступая, они направились вверх по лестнице, окруженные вернувшимися огоньками. Женька немного боялся, что не сумеет найти мастерскую, однако это оказалось совсем не сложно: второй такой двери в коридоре просто не было. Он остановился, чтобы сообщить об этом Наромарту, но тот уже повернулся к нему и резко схватил за плечо.
— Там? — голос Наромарта почему-то дрогнул.
— Больно… — силы у вампира было, наверное, не меньше, чем у Виктора Кличко, и Женька чувствовал себя так, будто его плечо зажато в железные тиски.
— Извини, — рука разжалась. — Так ты уверен, что это — там?
— Уверен, — буркнул Женька, растирая онемевшее плечо. — А что?
Не отвечая на вопрос, Наромарт извлек из-под плаща меч. Покрытый красивым узором длинный тонкий клинок, гарда составлена из переплетения множества тонких металлических дужек, между которыми блестели какие-то камешки — драгоценные, наверное. Такие же камешки, только покрупнее, украшали и серебряный набалдашник на рукоятке меча, а сама рукоятка была отделана кожей с золотым тиснением — правда, полустертым. Меч был прекрасен. Женьке он понравился еще тогда, в подвале дома мадемуазель Виолетты.
Пока Женька любовался мечом, его спутник сосредоточено о чем-то размышлял. Вдруг клинок осветился фиолетовым светом.
— Значит так, — медленно произнес вампир. — Если услышишь шум драки — беги со всех ног к мадемуазель Виолетте и скажи ей, что здесь дракон.
— Дракон? — Женькино любопытство подскочило выше всех разумных пределов. — Настоящий?!
— К сожалению, да, — не разделил его восторг Наромарт.
— "Нет там никакого дракона", — отозвался в его мозгу голос меча.
— "Но я же его чувствую", — запротестовал Наромарт и еще раз прислушался к своим ощущениям. Нет, драконье чутье, унаследованное от отца и никогда полукровке не изменявшее, недвусмысленно свидетельствовало, что где-то там за дверью был дракон.
Покрепче сжав меч, вампир шагнул в дверной проем. За дверью оказалась большая комната, заполненная кусками камня, подставками, фигурами — в общем, нормальная мастерская скульптора. Чутьё вело Наромарта к её дальнему концу. Он аккуратно закрыл тяжелую дверь и медленно сделал несколько шагов… В темноте раздался густой и какой-то скрипучий голос:
— Кто ты такой?
На мгновение ноги стали ватными, но, собрав силы, Наромарт ответил на Изначальной Речи:
— Альве А'Лин, Старший Брат.
И услышал в ответ:
— Что ты там бормочешь? Ты что, не способен говорить на понятном языке, а не какой-то тарабарщине?
— "Слушайся старших!" — с ярко выраженной иронией посоветовал Защитник.
Наромарт чуть не застонал от осознания собственной глупости: дракон не может не владеть Изначальной Речью. Значит, здесь был не настоящий дракон, а просто существо с примесью драконьей крови. И он, он, который сам был полукровкой, об этом не подумал!
— Меня зовут Наромарт, — твердо произнес вампир и направился к занавеске.
— Мне нет дела до твоего имени, — ответил из угла скрипучий голос. — Какое это имеет значение? Ты пришел убить меня — что ж, делай своё дело.
— Убить? Да о чем ты говоришь?
— Я всегда говорю правду, которую не желают знать. Благородные охотники на монстров… Ха! Гнусные убийцы — вот как я это называют. Ваша работа — убивать. Вы убиваете женщин, убиваете стариков, убиваете детей — вам ведь всё равно, мы для вас только монстры, твари, чудовища. Вы придумали себе богов, которые избрали вас, людей, высшими существами, для того, чтобы оправдать эти убийства. Вы придумали сказки, в которых выглядите благородными воинами — а ведь сами боитесь даже взглянуть своим жертвам глаза. Вот ты, «смельчак», ты глянешь ли в глаза Дранго Хардлонгу?
Слушая эти странные слова, Наромарт никак не мог понять, с кем же он столкнулся. Одно было совершенно ясно: его собеседник не был драконом. Тем не менее, Наромарт чувствовал в нем кровь дракона. Полудракон? Наверное. Но тогда почему он так странно реагирует на своего собрата по крови? Почему не понимает Истинной Речи? К тому же, драконье чутьё подсказывало вампиру, что его собеседник мало чем походил на дракона и уж совсем не имел ничего общего с гуманоидом. Странное покрытое чешуей шестиногое существо футов пятнадцати в длину насторожено припало к полу, будто изготовившись к прыжку. Несколько толстых цепей связывали его с кольцами, вделанными в прочные каменные стены.
— "Надеюсь, ты не собираешься смотреть в его глаза?" — ехидно поинтересовался Защитник.
— "Именно это я и намерен сделать. Только не предупреждай меня, что это опасно: от его гляделок так несет магией, что и гном почувствует".
— "Тогда я тебя предупреждаю только о том, что я не имею понятия, кто он такой и чего от него можно ожидать. Поэтому если что — на магию лучше не рассчитывай".
— "Ты с ума сошел — я же вампир! Без магической энергии я в пыль рассыплюсь через минуту!"
— "Угораздило ж тебя… Ладно, попробуем менее радикальное средство".
Наромарт ощутил, как перед глазами словно сгустилась магическая энергия.
— "Фильтр", — подтвердил Защитник. — "Но его можно пробить. Надеюсь, что взор твоего приятеля не так опасен, как у катоблепаса".
— "А что, взгляд катоблепаса это прошибает?"
— "Одно из двух: либо да, либо нет".
Перспектива явно не относилась к числу самых приятных, однако другого способа договориться с таинственным незнакомцем, похоже, не существовало.
— Что ж, я готов посмотреть в твои глаза.
Наромарт откинул капюшон и увидел прямо перед собой сильно уменьшенную голову дракона с огромными глазами, испускающими красноватый свет. Несколько мгновений, показавшихся волшебнику бесконечно долгими, они смотрели друг на друга, затем его собеседник отвел свой взгляд.
— Ты не трус. Ладно, пришел убить — так убивай. Всё рано, цепи не позволяют мне сопротивляться.
— Да не собираюсь я тебя убивать.
— Тогда для чего же ты сюда пробрался?
— Мне нужно было узнать, как Зуратели делает свои скульптуры. С помощью какого устройства или там артефакта…
— Устройства? — возмутился таинственный собеседник. — Какое ещё устройство? Я никому не позволю таких оскорблений в мой адрес!
— А ты здесь при чем? — изумился вампир.
— Ты что же, думаешь, что этот убогий человек мог самостоятельно создать столь прекрасные статуи? Ха… Только мы можем по-настоящему творить с камнем всё, что захотим.
— То есть, эти скульптуры сделал ты?
— Да, хотя и не по своей воле. Увы, я не могу сопротивляться его власти. Видишь, я прикован к этим стенам и с цепями мне не справится.
— Почему? Я догадался, что натурщиков обращает в камень твой взгляд. Почему ты не окаменил Зуратели?
— Во-первых, он слишком умён… я хотел сказать — слишком труслив, чтобы посмотреть в мои глаза. А во-вторых, это не поможет мне избавится от цепей, и я подохну здесь от голода и жажды. Ты не подумай, я не боюсь смерти, но я решил, что если это произойдёт, то у проклятого Зуратели есть шанс, что его кто-то расколдует. И он будет праздновать победу на моих костях… О, если бы я знал, что Зуратели и его слуга погибнут вместе со мною, я бы не то, что умер от жажды, я бы позволил прибить себя к этой стене гвоздями…
Вбить гвоздь в камень, из которого были сложены сцены, не смог бы, наверное, и гигант. Но вампир не успел даже заикнуться об этом, поскольку Дранго Хардлонг очень недоверчивым голосом поинтересовался:
— Кстати, а почему ты не закаменел от моего взгляда?
Раскрывать все свои тайны неизвестно кому вампир не собирался.
— Видишь ли, мой отец был драконом, и я могу сопротивляться магии твоего взгляда.
— Драконом! Где же ты был, мой крылатый собрат, когда я в одиночку сносил все ужасы плена этого злобного мага… Впрочем, ты какой-то бескрылый…
— Да и у тебя крылья что-то хорошо спрятаны.
Собрат замолчал, видимо реплика полудракона попала в больное место.
— У меня драконом был только папаша, — наконец начал он свою историю. — А мама драконом не была. Эх, если бы ты видел папашу… Красавец писаный. Чешуя золотая, на солнце горела огнем. Размах крыльев — этой комнаты не хватит. А главное — добрейшая душа. Он так любил всё живое, что никак не мог пройти мимо представительниц прекрасного пола. Вот и мамаша моя перед ним не устояла. А у тебя?
— Почти так же, — сотня лет притупила остроту воспоминаний детства, и теперь Наромарт мог рассказывать некоторую часть своей биографии без особых мучений. Хотя всё же рана в душе кровила. — Отец мой был драконом, только не золотым, а хозяином глубин, а мать — эльфийкой. Впрочем, я не никогда не видел ни его, ни её: отца свирфнеблины-охотники убили раньше, чем он съел мою мать, а меня их жены отобрали у матери раньше, чем она успела задушить новорожденного мальчика… Ну, а драу выкупили мать у гномов раньше, чем я научился понимать то, что происходит вокруг.
Так что, настоящими моими родителями были приемные…
— Н-да, жизнь у тебя, собрат, видать не легче моей, — задумчиво изрек Хардлонг.
— Это точно, но прости меня за нескромный вопрос, брат по крови, кто же ты? — спросил Наромарт. — За время своих странствий я повидал не так уж мало, но ни разу не встречал ни подобных тебе существ, ни даже рассказов про них…
— Я драколиск. Сомневаюсь, что хотя бы в одном из миров, где ты был, подобные мне встречаются достаточно часто…
— Драколиск? Это мо… тот, который рождается от союза василиска и дракона?
— Он самый, — мрачно ответствовал драколиск и повернул голову в профиль. — А что, не похож?..
— Да нет, похож, наверное… Просто, как ты правильно заметил, я никогда в жизни не видел василиска, поэтому мне и не с чем сравнивать.
— Ха! Если бы ты хотя бы раз видел василиска, тебе было бы просто нечем сравнивать. Каменные мозги плохо думают. Его взгляд смертоноснее моего во много раз и даже драконья невосприимчивость к магии тебе, скорее всего бы, не помогла.
Разумеется, я спрашивал тебя о том, похож ли я на золотого дракона?
— А, ты об этом… — замялся Наромарт. — Ну, определенное сходство, безусловно, есть, особенно в профиль. Ног, правда, многовато, да и чешуя скорее выглядит бронзовой, чем золотой…
— Зато я летать умею! Не высоко, не долго — но все-таки летать…
— Летать? Без крыльев?
— Представь себе. Главное — это хорошенько захотеть. Я старался научиться летать, прыгал с горных обрывов до тех пор, пока у меня не начало получаться. А вот мой ленивый брат так и не научился летать — поэтому этот подлый маг, заточивший меня в этих стенах, и смог его поймать. А когда я попытался помочь брату, он поймал и меня. Мать так и не смогла нас отбить, а папаша… Папаша в этот момент сражался где-то далеко с какими-то драконоборцами, и ему было не до воспитания детей.
— Грустная история. Однако, не пора ли нам восстановить справедливость?
— Что ты имеешь ввиду?
— Я хочу вернуть тебе свободу, чтобы ты засвидетельствовал в суде виновность Зуратели.
— В каком суде?
— В суде этого города.
— Ты с ума сошел, брат. Какое нам, детям Крылатых, дело до жалких людишек и их правосудия? Разве они помогли нам с братом, когда этот мерзавец похитил нас из материнской пещеры? Разве кого-нибудь в городе волнует, что он держит меня здесь в цепях?
— Если бы власти города узнали об этом…
— То прислали бы сюда какого-нибудь убийцу, чтобы уничтожить чудовище. Все люди — агрессивны и ненавидят тех, кто не похож на них.
— Что-то очень горяч, Дранго.
— Да, я говорю то, что я думаю!
"Если б ты при этом еще и думал, что говоришь", — меланхолично произнес про себя Наромарт, внимая драколиску и прикидывая, как же всё-таки уговорить его дать показания против скульптора.
— Нет, ты мне объясни, почему я должен молчать, если мне что-то не нравится? И почему я должен вежливо лгать? Я гордое и благородное создание, поэтому я говорю в лицо своим врагам то, что я о них на самом деле думаю.
— Я не буду убеждать тебя в том, что люди хорошие. Но неужели тебе не жалко детей?
— Как ты можешь так говорить? — возмутился Хардлонг. — Ты-то должен знать, что драконы любят детей и не могут причинить им вред. Мой отец был драконом. Он так любил всё живое. Я — его законный сын, поэтому я тоже люблю всё живое, а детей — особенно.
— Ну, так и помоги мне расколдовать детей. Ты же сам сказал, что превращение в камень обратимо.
— Вообще-то да. Зуратели где-то прячет артефакт, который может превращать статуи обратно в людей.
— Прекрасно. Я освобождаю тебя от цепей, ты помогаешь мне спасти детей, после этого ты отправляешь к себе домой. Думаю, твой папаша по тебе очень соскучился.
— Давай. Ради того, чтобы обрести свободу, я с удовольствием тебе помогу.
В фиолетовом свете меча Наромарт принялся рассматривать оковы драколиска. Оказалось, что существу, обладающими человеческими пальцами открыть крепление цепи вокруг ног — пара пустяков. Не прошло и двух минут, как Дранго был полностью свободен. Он тут же пнул цепи, они отлетели к стене с отвратительным громким лязгом.
— Ты что, — возмутился Наромарт. — Весь город на ноги поднимешь.
— Извини, брат, не сдержался. Если бы ты просидел в цепях сорок лет — ты бы понял, как я их ненавижу.
— Понимаю, брат. Но пойми и ты: чувства надо контролировать. Вот ты скажи, брат, в чем сила?
— В натиске и мощи.
— Нет, брат, это неверно. Настоящая сила — в самоконтроле. Не дай врагу воспользоваться твоими слабостями — и ты почти победитель. А теперь поспешим: мы должны освободить детей раньше, чем Зуратели поймет, что мы замышляем.
— Точно, — воскликнул Хардлонг. — Дети. Дети страдают. Дети ждут, что мы их спасем. Поспешим, брат.
— Погоди-ка, — волшебник поднял с пола большой кусок материи. — Ты ведь умеешь чувствовать не видя, как дракон.
— Конечно.
— В таком случае, я завяжу тебе глаза, чтобы дети случайно не пострадали. К тому же, за дверь мастерской ожидает мой спутник. Он не нашего рода и не устоит перед твоим взглядом.
Драколиск вздохнул, но позволил обернуть свои глаза повязкой, после чего они двинулись к выходу — на поиски спасительного артефакта.
В этой истории характер Наромарта отразился как в капле воды. Он всегда такой: предусмотрительный и неосторожный, хитроумный и наивный, миролюбивый и вспыльчивый одновременно. Таким он был, когда мы с ним встретились, таким остается и посейчас, хотя воды с тех пор утекло немало. И как это в нём уживается — я понять до сих пор не могу.
Вот он постоянно твердит, что эльфы и люди — разные. Наверное, так оно и есть. Но для нас, клинков, они настолько похожи друг на друга, что разница эта практически незаметна. Вот мы по сравнению с ними — и вправду другие. Совсем. Именно поэтому нам так тяжело понять тех, кто нас носит. И дело не в том, что мы считаем себя выше — мы просто другие. Иные. А понять по-настоящему чужой, чуждый разум — неимоверно тяжело.
Легенду о Дан Гьене и Чэне Анкоре я слышал аж в трёх вариантах. Во-первых, конечно, тот, который ходит среди клинков. И ещё два, рассказанных людьми. Один приписывают некоему Рашиду аль-Шинби из Кабира, а второй — двум сказителям с одной из сопредельных Граней, забыл их имена. И никак не устаю поражаться тому, насколько разными получились рассказы об одном и том же. Нет, факты у всех изложены верно (то есть практически полностью совпадают, а раз так, то, вероятно, именно так всё и было). Но, когда речь идёт о таких событиях, разве факты главное? Сколько врагов герой положил в стычке, сколько дней он скакал на восток, какая тогда стояла жара… Наверное, это тоже важно, но всё же важнее личности, характеры…
Именно характеры делают историю — историей. Такой, что её хочется слушать и через сотни лет, после того, как всё произошло. Я сам и беседовал с великими мастерами, и, чего уж там греха таить, немало пролил крови в боях, но вот моя судьба историей не стала. Вряд ли она кому интересна. Значит, не вышел я характером по сравнению с Дан Гьеном. Так-то…
Так о чём это я? Ну, да, об ином разуме. Очень уж легко получилось понять друг друга клинкам и людям, если верить тому, как рассказали эту историю люди. У тех, что с сопредельной грани вообще получилось прямо-таки поразительное сходство характеров у человека — и его клинка. У клинка — и его придатка.
Красиво, конечно, только вот не верю я в это. Сколько лет живет человек и сколько — существует Блистающий. Один и тот же клинок проходит через руки множества людей. Людей, эльфов, гоблинов — неважно. Через руки живых. И эти живые — совсем разные, один на другого не похожие. Пусть характеры где-то окажутся и впрямь близки, может, раз-другой на пару десятков. Но не больше. А тут — прямо как по заказу, у всех участников той истории — полное совпадение. Не верю я в такие случайности. Не верю — и всё тут.
Это одно. А вот и второе: в легендах людей Блистающие ведут себя совсем по-человечески. Словно людские души, отлитые в металл. Вот только мы никогда людьми не были. Мы не живем, мы — существуем. Это не лучше и не хуже, чем у тех, кто живет. Это просто иначе. И характер наш определяет наше существование, так же как характер людей или эльфов определяет их жизнь.
Я никогда не видел Блистающего, делающего что-либо под влиянием порыва. Мы медлительны и рассудительны. Может быть, это потому, что мы не способны ко внешнему движению, вот и неторопливы в движении внутреннем. Нам не надо тратить силы на жизнь — и вся наша энергия уходит на то, что мы мыслим. Я слышал, что на некоторых Гранях фразу "Я мыслю — значит существую" приписывают то какому-то человеку, то дракону, то кентавру. Сильно в этом сомневаюсь. Вся сущность любого живого существа противится такой формулировке. Так мог сказать только один из нас — из тех, кто не живет, а существует.
Именно поэтому, из-за разного взгляда на мир, мы редко открываем свой разум живым. Исполнять приказы, проявляя заложенные в нас силы — сколько угодно. Незаметно направлять руку своего воина в бою — и такое часто бывает. Но открыться, что в холодном металле клинка таится неведомое существо, скрывается разум — на это решаются единицы. И по отношению к единицам. К тем, кто имеет шанс понять нас и принять такими, какие мы есть.
Нет, с Наромартом у нас получилось совсем не так, как в той легенде. «Я-Чэн», "Чэн-Я"… Не было этого, нет и, я полагаю, не будет. Нар для меня просто друг — не больше и не меньше. Он совсем не похож на меня, иногда его импульсивность меня ужасно раздражает… Но попасть в иные руки для меня станет большой бедой. Надеюсь, что этого не случится.
Так вот, надо ещё сказать, что мы, клинки, узнаем то, что происходит вокруг нас совсем не так, как живые. У нас нет ни слуха, ни обоняния, ни зрения… Только два чувства: осязание и то, что мы называем постижением. Точнее, мы называем это по-иному, но в языке у людей просто нет нужного слова. Да и откуда ему взяться, если люди этим чувством не обладают. Описать, как оно проявляется настолько сложно, что я, наверное, не возьмусь. Напоминает чутьё драконов, но имеет совсем иную природу. Как следствие, и ощущения у нас с драконами разные, хотя результат — один и тот же. И, что немаловажно, дальность у него намного меньше. Человек бы сказал, что клинки по сравнению с драконами изрядно подслеповаты.
Именно потому, что на нашу долю выпадает не так много ощущений, большую часть времени мы проводим в размышлениях. Вот из-за чего часто бывает так, что сделать выводы из происходящего я успеваю гораздо раньше, чем Нар.
То, что ночью нас обманули, я стал подозревать сразу при встрече с этим самым Йеми. При нём было двое клинков, напичканных магией по самоё невозможно, но лишенных разума. Как хотите, а таким Кабир быть не может. Ну, представьте себе на секунду город, в котором рядом с людьми живут тела. Именно тела: внешне неотличимые, но начисто лишенные разума. Не то, чтобы я хорошо в людях разбирался, но, по-моему, сходить с ума в таком городе будут ежедневно и ежечасно. Идёшь так навстречу незнакомцу и гадаешь — кто перед тобой: то ли человек, то ли одна только пустая оболочка.
Но, подозрения — это только подозрения, и делиться ими с Наромартом я не стал торопиться: сначала следовало всё хорошенько обдумать. Как я уже говорил, мы, Блистающие, проворны только в бою. В иных же ситуациях нам спешить некуда. И вот пока я, не торопясь, размышлял, другу моему стало не до воспоминаний о странном сне на Дороге. Украли двух его юных спутников: девочку-вампирочку, ту самую, на которую перекинулся его вампиризм после взрыва в мастерской Зуратели и младшего из встречных мальчишек.