Шхиян Сергей. Черный магистр

   – Ладно болтать да чужие деньги считать, – вмешалея в разговор Федюня. – Сейчас должны появиться. Если ты, Иваныч, чего не перепутал!
   – Это когда я что путал! – обиделся урядник. – Это ты все путаешь! Поди, опять нам грязная работа, а ты при конях будешь?
   – Поговори у меня! – рассердился Федюня. – Ты свое дело делай, а я и без тебя знаю, при ком мне быть! Поди, магистр лучше тебя знает, кого старшим ставить!
   – Да я что! Мое дело сторона. Я свое получу и ладно, – миролюбиво ответил Василий Иванович.
   – То-то! Ты стой и жди своего купчика, а Фома с Сашкой вниз, в засаду. И чтобы чисто сделали! Бросайте не у берега, как в прошлый раз, а посередке, да веревки ладно привяжите, чтобы не всплыли!
   – Куда им всплывать, по середке омутище, а в ем сомище, не в первый раз замужем! – зачастил тенор.
   – Ну все, с богом. Как кончите дело, свистните! И не забудьте подкладку у купцовой одежи проверить, они любят деньги в подкладки зашивать.
   Опять по настилу моста затопали лошадиные копыта. Наверху было тихо, наверное, оставшиеся ждали, пока старшой уйдет подальше.
   Минут через пять молчание нарушил недовольный Фома.
   – Федька, он жук! У магистра в любимцах ходит. Поди, на всех кляузы доносит.
   Разговор, однако, никто не поддержал, видимо, с доносами друг на друга в моргуновском воинстве было все в порядке.
   – Чего же, Иваныч, твой-то купчик не едет? – спросил тенором Сашка.
   – Приедет, куды ему деваться. Может, заблудился в темень, или еще что. Вы, мужики, идите-ка лучше вниз, к воде, там ждите.
   – Зачем это еще? – спросил Фома.
   – Сдается мне, что купчик не так-то прост! Как в трактире-то дело повернул, что не прикопаешься. Вдруг ума хватит пешим ходом подойти! Увидит, что я не один, и смекнет, что дело нечисто.
   – Нам-то что, мы можем и внизу подождать, – согласился Сашка. – Пошли, что ли, Фома.
   – И то правда, чего здесь как перстам торчать.
   Мужики тяжело вздыхая, как будто предчувствуя свою судьбу, начали спускаться по крутому склону,
   Я предостерегающе тронул Ефима. Он отдвинулся, положил ружье на землю и присел в кустах.
   – Ну и темень, – пожаловался Фома, – тут спотыкнешься и в воду запросто полетишь. Как нечего делать. Вода-то, поди, студеная!
   – А то, – ответил Сашка, спускаясь задом и держась руками за растущий на склоне кустарник. – Склизко очень, у меня подошвы съезжают.
   Я опять тронул Ефима за руку и указал на тенора. Мне выпадал Фома. «Гайдуки» уже добрались до нас. Дальше тянуть было нельзя, и я ударил Фому клинком в шею, тот замер и, не издав ни звука, повалился лицом в косогор. Одновременно вскочил на ноги Ефим и взмахнул рукой. Раздались глухой стук и треск. Сашка, однако, успел вскрикнуть.
   – Вы чего там? – спросил сверху урядник.
   Момент был критический. Если он нас обнаружит, то со своей позиции запросто расстреляет.
   – Чего, спрашиваю, вы там делаете?! – уже тревожно спросил Василий Иванович, наклоняясь над спуском и пытаясь рассмотреть, что у нас здесь происходит.
   – Иваныч, иди сюда, что здесь есть! – ответил я, пытаясь подражать сиплому голосу Фомы.
   – Чего есть?
   – Мошна!
   – Что за мошна! – заинтересовался урядник, начиная спускаться.
   – Быстрей, уплывает! – поторопил я, но, наверное, не так похоже, как сначала.
   Василий Иванович что-то почувствовал и приостановился на полдороге.
   – Что за мошна? – повторил он вопрос.
   Я постарался, и теперь у меня получилось более похоже.
   – Сашка, держи, деньги уплывают!
   Такого полицейский выдержать не смог и скатился к нам.
   – Где деньги? – свистящим шепотом спросил он и ойкнул, почувствовав, как острие клинка укололо ему горло.
   – Ты чего это, Фома? Совсем сдурел!
   – Тише, Василий Иванович, – ответил я своим натуральным голосом. – Мошна уже все равно уплыла.
   – Это кто? Ты кто такой? – спросил он по инерции, уже поняв, с кем встретился. – Вот, значит, как!
   – Именно так.
   – Убивать, значит, будете?
   – А что нам остается делать?
   – Отпусти, добрый человек, я тебе службу сослужу, – ласковым, просительным голосом не очень уверенно проговорил урядник.
   Все произошло так быстро, что он еще до конца не осознал, как крепко влип, и теперь тихонько пятился от меня, оттягивал время, видимо, пытаясь придумать, как выкрутиться.
   – Ты уже сослужил, – ответил я. – А больше ты мне ни к чему.
   – Ты тише-то саблей играй! – воскликнул он, – Я полицейский чин! Меня обидишь – на вечную каторгу в Сибирь пойдешь!
   – Так кто докажет? – продолжил я. – Камни есть, омут глубокий, кто тебя там отыщет?
   – Ты, ваше степенство, не замай! Не по-христиански поступаешь! Убьешь, я к тебе по ночам стану приходить! В геенне огненной погибнешь!
   – А коли отпущу, что будет?
   Такого поворота разговора Василий Иванович не ожидал и сразу не придумал, что посулить.
   – Тогда, о! Считай, я у тебя в долгу! Тогда!..
   – Ах ты, июда! Чего удумал! – закричал Ефим, и урядника отбросило от меня в сторону.
   – А... – еще пытался что-то произнести он, падая на трещащие под его телом кусты.
   – Ну, Лексей Григорьич, благодари Бога, что я в впотьмах вижу. Этот июда чуток тебя в живот из пистолета не застрелил.
   Я наклонился над бьющимся в агонии телом. Светлым пятном дергалось запрокинутое лицо. Ничего разглядеть в такой темени я не смог.
   – Где пистолет? Я ничего не вижу, – сказал я Ефиму.
   Он нагнулся и сунул мне в руку холодное, мокрое от росы оружие. На мосту тревожно заржала лошадь урядника.
   – Давай выбираться наверх, нам нужно еще найти Федю, – сказал я, стараясь чтобы голос звучал ровно.
   – А с этими что будем делать?
   – Разберемся с Федей, вернемся – и утопим. Слышал, они специально для нас камни и веревки привезли.
   – Не по-христиански это, – тоскливым голосом проговорил Ефим.
   – А ты что предлагаешь? Полицию позвать или самим их хоронить?
   – Может, так оставим, утром, кто поедет, увидят и по обычаю похоронят?
   – И тогда нас станет ловить и полиция, и вся банда Моргуна...
   – Эх, грехи наши тяжкие, – только и сказал кучер. – Ладно, пошли искать того Федюню. Он у них, по всему видать, самый главный злодей!
   Мы поднялись наверх. На мосту стояла привязанная к перилам лошадь урядника. Она пятилась, натягивая повод, и нервно перебирала ногами. На краю моста лежало два больших камня, перевязанные веревками. Мы с Ефимом оказались на распутье, не зная что делать дальше. Искать укрывшегося в лесу Федюню было не очень здорово. А позвать его свистом – рискованно. Вполне возможно, что свист у наших противников был какой-нибудь условный,
   Напуганная запахом крови лошадь опять тревожно заржала. Ей издалека отозвались уведенные Федюней товарки.
   – Они там, – указал в строну московской дороги Ефим, – саженей сто отсюда.
   – Пошли, может быть, и найдем, – решился я хоть на какое-то действие. – Только смотри, если он ускачет и предупредит своих, нам с тобой мало не покажется.
   Мы приготовили оружие: Ефим ружье, я пистолет урядника и гуськом двинулись по сухой обочине. Кучер, как более глазастый, шел впереди, всматриваясь в темноту, Мы прошли метров пятьсот, что было больше двухсот саженей, но никаких следов Федюни и лошадей не обнаружили. Он, скорее всего, просто сошел с дороги и укрылся в лесу.
   – Придется свистеть, – сказал я, когда стало ясно, что мы все равно никого не найдем.
   Мы вернулись на мост. Лошадь уже немного успокоилась и перестала вытанцовывать на гулком настиле, пытаясь сорваться с привязи.
   – Ну что, свистеть? – спросил Ефим.
   – Свисти!
   Парень вложил два пальца в рот и переливисто свистнул. Теперь нам оставалось ждать, чем это кончится.
   – Надо бы взять его живым, – сказал я – Может, расскажет что-нибудь полезное.
   Совсем близко на дороге заржала лошадь. Наша ответила призывно и снова начала рваться с узды.
   – Кажется, получилось! – обрадовался я.
   Ефим перекрестился и взял ружье в обе руки.
   Я напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть приближающегося Федюню. Вдруг кучер сильно толкнул меня в плечо и отпрыгнул в сторону. Я вылетел на середину дороги и чуть от неожиданности не спустил курок. Там, куда я до того момента смотрел, что-то вспыхнуло и прозвучал негромкий выстрел.
   С места, куда отскочил Ефим, бухнуло ружье. Заржало сразу несколько коней. Теперь я немного ориентировался и, прицелившись в более густую, чем кругом, мглу спустил курок. Сухо щелкнули кремни, выбивая яркую искру, но выстрела не последовало, пистолет дал осечку.
   – Берегись! – закричал Ефим, и я увидел набегающую на меня тень.
   Только в двух шагах удалось различить человека, летящего на меня с вытянутой рукой. Я отскочил с дороги и выхватил саблю.
   Клинки, коротко звякнув, высекли несколько искр. Противник круто повернулся и махнул в мою сторону рукой. Его саблю я не видел, но, зная откуда последует удар, подставил свой клинок. Теперь искры посыпались сверху. Дерусь, прямо как «горец» из американского сериала, машинально отметил я.
   Не знаю, отчего, то ли от сотрясения мозга, то ли головной боли, но в темноте видел я совсем плохо. Федюня был для меня только более темным, чем остальная ночь, пятном. В таких условиях никакое умение фехтовать мне помочь не могло. Стоило только чуть зазеваться, и противник легко достанет меня. Пришлось нападать самому. Однако, и мой выпад был легко отбит, так что я еле увернулся при контратаке.
   – Ну, купчина, прощайся с жизнью! – сказал спокойным, с ленцой голосом Федюня, и я опять едва не пропустил удар.
   – Где моя жена? – спросил я, пытаясь попасть острием клинка в сгусток ночи.
   – Скоро с ней увидишься, – с насмешкой ответил Федюня и, не договорив, начал оседать на мостовой настил.
   – Ишь, какой прыткий выискался, – произнес Ефим, подходя ко мне почти вплотную.
   – Ты чего? – спросил я, не поняв, что произошло.
   – Стреляю-то я, может, и плохо, зато бью хорошо, – ответил кучер.
   Я наклонился над лежащим бандитом. Вытащил у него из руки длинную казацкую шашку. Потом проверил на шее пульс. Он оказался живым.
   – Нужно его связать, пока не очнулся, – сказал я кучеру. – Принеси веревку, она привязана к камню.
   Ефим исчез и вернулся с тяжелым куском бугристого известняка, обмотанного веревками.
   – Сейчас развяжу.
   – Не нужно, лучше привяжем конец к его шее, тогда с ним легче будет разговаривать, – решил я, вспомнив, что видел такое в каком-то боевике.
   Я сделал затяжную петлю и набросил ее бандиту на шею. От прикосновений к телу он начал оживать и глухо застонал.
   – Посмотри, что у него в карманах, и нет ли за голенищем ножа, – попросил я напарника.
   Тот быстро обшарил приходящего в себя разбойника.
   – Нож есть, длинный, – сказал он, показывая что-то в своей руке.
   – Это что было? – вдруг почти не изменившимся голосом спросил Федюня
   – Кара небесная, – ответил я.
   – Вы кто такие?
   – Ангелы господни!
   – Помогите встать, – попросил он.
   Я подсунул ему руки подмышки, поднял и подтащил к перилам моста.
   – Будешь говорить, или тебя сразу утопить? – спросил я, прислоняя его спиной к ограждению.
   – Об чем? – пытаясь говорить насмешливо, ответил бандит.
   – О тебе, о магистре.
   – А ты почем знаешь про магистра? – впервые в голосе разбойника появились тревожные ноты.
   – Я много чего знаю, – зловещим голосом сказал я.
   – А где наши мужики? – задал новый вопрос Федюня.
   – Думаю, что в преисподней. Тебя там дожидаются. Ну что, говорить будешь?
   – Почему с добрым человеком не поговорить. Вы зачем это мне на шею петлю надели? – вдруг совсем другим тоном спросил он. – Вешать хотите?
   – Не, топить тебя будем, как котенка, – ответил вместо меня Ефим и положил камень на перила моста.
   Федюня, как мне показалось, все понял. Он правой рукой вцепился в веревку и смотрел мне прямо в лицо черными невидимыми глазами.
   – Говоришь, магистр тебя интересует? – вновь прежним, ленивым голосом спросил он. – Будет тебе магистр! Уж он тебя тепереча не оставит!
   Я почувствовал, что он что-то затевает, но не понял, что именно, Бежать Федюня не мог. Перед ним стоял я с саблей, сбоку Ефим. Оружия у него больше не было,
   – Ну, будем разговаривать? – опять спросил я, не зная, что с ним делать дальше. Не вздергивать же его на дыбу и пытать огнем.
   – Мы с тобой в другом месте поговорим, – неожиданно резко сказал он и, оттолкнув Ефима, вывернулся всем телом и бросился рыбкой вниз вслед за полетевшим в реку камнем.
   Мы только успели свеситься над перилами, но тут же отпрянули от поднявшихся вверх брызг ледяной воды.
   – Чего это он? – растерянно спросил кучер. – На себя руки наложил?
   – Нет, спастись решил, – ответил я. – Только не знает, что ты у него нож из сапога вытащил.
   – Зачем ему нож?
   – Веревку перерезать. Смотри вниз, если потонет, то будут воздушные пузыри.
   Мы оба, наклонясь к угольно-черной воде, ждали, чем кончится смелый побег. Спустя минуту вода под нами забурлила.
   – Ну, вот и все, – сказал я, не снимая шапки. Пошли за лошадьми.

Глава 10

   На хутор, где остались лошади и карета, мы вернулись на рассвете, вымокшими, замерзшими и смертельно усталыми. Хозяин, Александр Егорович, встретил нас как хороших знакомых. Он, не спрашивая, откуда у нас такой прибыток, сам расседлал верховых лошадей и отвел в свою конюшню.
   Мы с Ефимом решили не бросать в лесу коней «гайдуков» и привели их с собой. Четвертую лошадь, принадлежащую уряднику, я взять не рискнул, чтобы не наводить на наш след полицию – хлестнул кнутом, и она потрусила в сторону московской дороги к себе в конюшню.
   Как только мы вошли в просторную, чистую избу, хуторянин сразу усадил нас за стол, есть теплую, из печи, кашу, и пошел топить баню.
   Этот невысокого роста, очень крепкого сложения человек, с твердым лицом и внимательными глазами, вызывал у меня какое-то двойственное чувство.
   Я пока не мог понять, что он из себя представляет. Было похоже, что живет он здесь один, во всяком случае, других людей мы на хуторе пока не видели. Первая наша встреча была деловой и короткой – мы спешили, так что нам было не до составления представления о новом знакомом.
   Сейчас, рассматривая его жилище, я попытался понять, кто он, но не мог отнести его ни к одной известной мне социальной категории.
   – Надо в церковь сходить, свечку на помин ново-преставившихся поставить, – неожиданно сказал Ефим, переворачивая пустую миску дном вверх и отстраняясь от стола.
   – Сходим, когда будет время, – согласился я. – Почему не помянуть, люди были достойные!
   Ефим обдумал ответ, хотел возразить, но не стал. Вскоре в избу вернулся хозяин и присел на лавку.
   – Скоро баня будет готова, – сказал он. – А правда, что вы с Моргуном во вражде?
   – В огороде бузина, а в Киеве дядька, – не очень вежливо прокомментировал я его вопрос. Потом сказал серьезно:
   – Истинная правда, Александр Егорович.
   – И не боязно?
   – Волков бояться – в лес не ходить. Он со своими людьми наших женщин увез.
   – Да, есть за ними такой грех, не вы первые, – поскучнев лицом, сказал хозяин. – Люты они до баб!
   – Не до баб они люты, а до денег! Вы не знаете человека, которого зовут магистром?
   – Магистром? – переспросил хуторянин. – Не слыхал о таком. У нас здесь немцев мало, все наперечет, про такого не слыхал.
   – Он не обязательно немец.
   Я начал вспоминать подслушанный у моста разговор. Он прояснил многие неясности. Получалось, что за Екатериной Дмитриевной слежка и настоящая охота велись от самого Троицка. «Гайдуки» поминали и про «глаз», который приглядывал за ней, и про «нарочного», сообщившего о ее приезде. Если они говорили то, что было на самом деле, а в этом можно было не сомневаться, то становилось понятно происхождение несметных богатств дикого помещика.
   Я уже сталкивался в восемнадцатом веке с доморощенными разбойниками, заманивавшими проезжих в ловушку, а потом их грабившими и убивавшими.
   Но то, что организовали Моргун с неизвестным мне магистром, было предприятием совсем иного уровня. Несложно было разобраться в схеме таких заработков «Агенты» наводили их на богатых людей, не имеющих надежной защиты, тех элементарным образом захватывали и заставляли отдавать деньги. О судьбе ограбленных можно было только догадываться.
   Это было сложнее и изощреннее, чем простой грабеж на большой дороге. Для того, чтобы проворачивать такие дела, нужна была большая, разветвленная организация с надежной «крышей» на самом верху. Понятно, что все местные представители власти были или запуганы, или состояли в доле.
   Как можно было отобрать состояние у той же Кудряшовой? Деньги у нас с собой кое-какие были, но не столько, чтобы идти на такую сложную авантюру. Капитал ее, сколько я знал, был помещен в государственные ценные бумаги и несколько доходных предприятий. Каким образом они собирались ее ограбить, я пока не понимал.
   – Вы, Александр Егорович, один живете? – спросил я хуторянина, с мрачным видом сидевшего на лавке под образами.
   – Один, – сухо ответил он.
   Мне было интересно узнать, как он один справляется с довольно большим подворьем, и почему у него нет ни жены, ни помощников, но лезть в чужую душу не стал.
   – Я сейчас видел около хутора двух соглядатаев, – неожиданно сказал он. – Думаю, что они по ваши души.
   – Кто такие? Прочему вы решили, что соглядатаи?
   – В лица узнал, они из имения Моргуна. А коли не вас выглядывают, то кого? Не меня же. У меня с ними вопрос давно решен.
   – У вас, что тоже счеты к Моргуну?
   – Счеты? – насмешливым голосом воскликнул мужик. – Разве вам Семен Михайлович ничего не рассказал?
   – Нет.
   – Если хотите, могу рассказать.
   Честно говоря, я находился в таком состоянии, что слушать чужие исповеди у меня не было никакого желания. Единственное, о чем мечтал, упасть и уснуть. Однако, не решился обидеть хуторянина и состроил заинтересованную мину:
   – Конечно, хочу...
   – Я, сударь, – начал неторопливо рассказывать Александр Егорович, – принадлежу к сословию казенных крестьян, и мы никогда не были крепостными Мои дед и отец занимались, кроме хлебопашества, ремеслом, и наша семья ни в чем не нуждалась. Я же, как вошел в совершеннолетние годы, построил маслобойню и завел стадо голландских коров. Масло мое ценилось, и сбывал я его в саму Москву. Однако ж, четыре лета назад, начались против меня притеснения от начальства.
   Вижу, сударь, что вы устали и не стану утомлять вас подробным рассказом, скажу коротко: не разорив меня недоимками, подвело меня здешнее начальство под разбойное дело и посадило в острог. На мое счастье, попал я в разбор к справедливому следователю и был во всем оправдан. Однако, когда вернулся домой, то не нашел ни жены своей, ни стада, ни работников. Остался мне один разор, слава Богу, хоть избу и службы не спалили.
   Начал я разыскивать жену свою Агриппину, а ее и след простыл. Люди добрые сказывали, что попала она в лапы к помещичьей дворне, да там и сгинула. Пошел я с жалобой к начальству, только попусту. Слово моих свидетелей ничего не стоило против моргуновского Вот так я и остался ни вдовцом, ни бобылем. Тогда я откопал кубышку, растряс мошну и обнес свое подворье тыном. С того времени и держу против Моргуна оборону.
   Мужик замолчал, переживая происшедшее.
   – И давно вы так обороняетесь? – спросил я.
   – Считай, с прошлой осени. Хозяйства не завожу, все одно разорят. Живу тем, что выращу да на охоте добуду.
   – Значит и вы в состоянии войны с Моргуном?
   – Какая наша война, я один, а их вон сколько! Так, немного огрызаюсь, прищемляю носы, чтобы сюда не совались.
   Я не совсем понял, каким образом хозяину одному удается прищемлять столько носов, чтобы к нему боялись соваться беспредельщики.
   – И сильно огрызаетесь?
   – Когда как получается. Самого Моргуна я только издалека видел, с ним у меня напрямую дел нет, а его гайдуки сами ко мне лезть боятся...
   – Значит, напрямую не воюете?
   – У нас в округе не я такой один, к которому они не лезут. Есть еще один штабс-капитан из инвалидов. У него дочь пропала, так он очень на моргуновских гайдуков лютует.
   – А собрать против них ополчение не пробовали?
   – Что вы, сударь, какое ополчение! Народ здесь живет мирный. Тот же цирюльник Семен Михайлович, у него, кроме старшей Лии, той, что руки на себя наложила, еще пятеро, один другого меньше. Как ему можно своей жизнью рисковать? Месть – это развлечение для богатых и знатных. Простые обыватели не мстят, а думают, как выжить.
   – Вы, я смотрю, не как крестьянин рассуждаете. Наверное, чему-то учились?
   – Учился немного по-домашнему. Читать, писать хорошо могу, немного по-французски знаю.
   – Откуда французский-то? – удивился я.
   – Был у моего батюшки помощник, старый старичок, из пленных французов, он и научил.
   – Это еще из наполеоновских солдат?
   – Да, из них самых. Когда французы от Москвы отступали, Жан-Поль поморозился и ноги лишился. Так в России и остался.
   Разговор у нас получился интересный, но усталость брала свое, и я несколько раз с трудом скрывал зевки. Хуторянин это заметил и встал с лавки.
   – Вы, я вижу, совсем засыпаете, отдохните сколько можно, а потом будем думать, как оборону держать. К ночи можно гостей ждать. Они теперь нас просто так не оставят.
   – Получается, что мы вас подвели!
   – Пустое. Мне все равно здесь в покое было не жить, только нам вдвоем со штабс-капитаном против такой силы было не выступить, а с вами вместе, может, дело и сладится.
   – Жаль только, что сила мы малая – четыре самурая против сорока разбойников.
   – Лиха беда начало, – улыбнулся Александр Егорыч, – сразу устоим, может, и еще помощники сыщутся.
   – Дай-то бог, – сказал я, уже не скрывая, что глаза у меня сами собой закрываются.
   Хозяин оставил нас отдыхать в горнице, а сам вышел. Я, наконец, смог растянуться на лавке и уснуть.
   Однако, выспаться мне было не суждено. Часа через два Александр Егорыч меня растолкал и, как только я открыл глаза, огорошил:
   – Алексей Григорьич, к вам урядник приехал, хочет поговорить.
   – Какой еще урядник! Он же...
   – Наш, урядник, из Уклеевска.
   – Где он? – спросил я, окончательно просыпаясь.
   Мелькнула мысль, что наш ночной провокатор Василии Иванович умудрился выжить и восстал, как говорится, из праха. Однако, такого быть просто не могло. Мало того, что Ефим раскроил ему череп, он еще в компании с гайдуками покоился в речном омуте. Я понял, что речь идет о каком-то другом человеке, и успокоился.
   – Во дворе ждет, впустить?
   – Пусть зайдет, коли приехал, – ответил я как можно спокойнее.
   Через минуту в горницу вошел высокий краснощекий парень в полицейской форме. Я встал ему навстречу. Урядник первым делом перекрестился на иконы, потом отвесил вежливый поклон.
   – Проходите, садитесь, – пригласил я. – Чем могу служить?
   – Позвольте рекомендоваться, Михаил Суханов, – назвался он. – Здешний урядник.
   – Весьма приятно познакомиться, – ответил я и, в свою очередь, назвал свое имя. – Чем могу служить?
   Паспорта урядник не спросил, что было мне кстати.
   – Осмелился вас побеспокоить по причине несчастья с господином Ястребовым, – сказал он.
   – Ястребовым? – переспросил я. Такой фамилии я никогда даже не слышал. – А кто он такой, и что с ним случилось?
   – Господин Ястребов – наш старший урядник, – видя мое удивление, пояснил молодой человек. – Он исчез.
   – Да? Очень сожалею. – Я начал понимать, о ком он говорит, но продолжал выдерживать недоумевающую мину. – Только не пойму, при чем туг я. Мы с этим господином даже незнакомы.
   – Как незнакомы, вы с Ястребовым вчера встречались на постоялом дворе Хлебина.
   – Так вы говорите о Василии Ивановиче! – наконец, соизволил догадаться я. – Это другое дело, с Василием Ивановичем мы знакомы. Так его фамилия Ястребов? И что с ним случилось?
   – Он пропал без вести, и я хотел узнать, что вы об этом знаете?
   – Ничего не знаю. Мы с ним только вчера днем познакомились. Потом я уехал в Уклеевск разыскивать жену, и мы больше не виделись. Вы знаете, что у меня вчера похитили жену?
   – Как это похитили? Кто?
   – Вот и мне бы хотелось узнать, кто это сделал. На постоялый двор, когда мы там обедали, прибыла целая компания неизвестных мне людей, на меня напали, избили и, пока я был без сознания, увезли жену.
   Или парень хорошо прикидывался, или действительно ничего не знал, но удивление на его лице было неподдельным.
   – После похищения мы с Василием Ивановичем и познакомились, – продолжил я. – Кстати, это не о вас он мне рассказывал? Говорил, что помощник у него молодой, честный и против правды не идет?
   – Не знаю, – смутился от комплиментов полицейский, – хотя других помощников у Василия Ивановича нет. Нас с ним, сам друг. И что же с вашей женой? Нашли?
   – Нет, не нашел.
   – Вот и Василий Иванович пропал. Ночью лошадь вернулась без него домой. Я провожу следствие.
   – Понятно. Вам на постоялом дворе сказали, что мы долго беседовали наедине, и вы решили спросить, не знаю ли что-нибудь про него?
   – Совершенно верно, как вы догадались?
   Я хотел сказать: «поживи с мое», но не сказал.
   – Это нетрудно, иначе зачем бы вам нужно было меня разыскивать?
   – Действительно. Вы не скажете, о чем вы с ним вчера говорили?