– Простите, господин, – виновато произнес другой человек, – до окончания праздника я не мог выделить нужное количество воинов. Но завтра же он умрет!
   – Неужели трудно справиться с таким глупым, нелепым ничтожеством! – опять заговорил Моргун.
   Я начал сомневаться, не ошибся ли я.
   Голос был похож, но властные интонации, брезгливая жесткость никак не подходили мягкому, слезливому помещику.
   – У них там есть пушка, – опять начал оправдываться второй, – вы же сами меня предупреждали!
   – Их нужно было зажарить еще прошлой ночью! – опять заговорил Моргун.
   Теперь я окончательно уверился, что это именно он, а «глупое, нелепое ничтожество», по всей видимости, я.
   – Но вы сами, господин, приказали взять его живым, чтобы принести в жертву! – обиженно сказал второй.
   – Не смогли сразу взять, нужно было зажарить! И с такими идиотами я вынужден работать! – капризно проговорил он. – Совершенно никакой инициативы, я все должен делать сам!
   Честно говоря, только в самом конце разговора я въехал, что говорит Моргун совсем не как помещик девятнадцатого века.
   – А это еще что за мусор, откуда здесь кучи веток? Почему к приезду гостей не убрали территорию? – опять набросился он на собеседника.
   Кучами веток были мы с Ефимом в своих маскхалатах и теперь висели, что называется, на волоске, Возьмись ретивый помощник тут же убирать мусор...
   – Простите, господин, но за территорию отвечает кастелян, – смиренно произнес помощник.
   – У вас всегда так, все валите друг на друга. Телок тоже готовит кастелян?
   – Нет, я, они готовы.
   – Если будут сюрпризы, ответишь головой, ты меня знаешь! Позови магистра.
   – Слушаюсь, господин!
   Послышался стук сапог о землю. Моргуна несколько минут не было слышно, потом он начал мурлыкать песенку, очень напоминающую бессмертный шлягер Филиппа Киркорова о «зайке».
   – Звал? – раздался почти надо мной голос магистра.
   – Да, – прервав пение, подтвердил Моргун, – хочу узнать, есть ли вести от стряпчего?
   – Еще не срок, ответ будет только завтра к вечеру.
   – А вдруг сорвется? Триста тысяч – хорошие бабки!
   – Почему это сорвется! Пока что у нас проколов не бывало.
   – Мало ли что. Может, оставим купчиху до другого раза?
   – Никак взглянулось? – засмеялся магистр.
   – Не гони пургу, Улаф, нашел к кому ревновать! Меня волнует тот урод, он до сих пор жив, как бы чем не напакостил!
   – Как он может напакостить? Венчание законное, завещание написано ее рукой.
   – Мало ли... – задумчиво сказал Моргун. – Завещание-то взаимное...
   – Зря волнуешься, Иван. Завтра мы с ним кончим, я сам за него возьмусь.
   – Ты уже брался, и что вышло?
   – У тебя, между прочим, тоже ничего не получилось.
   – Я к тому, что пока нет ответа от стряпчего, может не стоит ее убирать? Днем раньше, днем позже...
   – А ритуал, что гости подумают?!
   – А если другую выставить?
   – Как выставишь, если она уже заявлена? Да и нет у нас в этот раз подходящих. В городе искать – нужно время, не успеем. Не крестьянку же гостям выдавать!
   – Ну, ладно, пусть будет как говоришь, на твою ответственность. Но, учти, налетим на бабки, мало не покажется!
   – Не налетим, – уверено сказал магистр. – Не первый раз. Ты идешь?
   – Да, пожалуй, мне нужно распеться.
   Голоса затихли, и я поднялся с земли. Следом встала на ноги вторая куча мусора, Ефим.
   – Это они про кого говорили? – спросил он.
   – Про твою хозяйку, – ответил я, переваривая нежданно полученную информацию.
   – А какого урода они завтра убить собираются?
   – Меня,
   – Точно? А я ничего не понял!
   – Тут и понимать нечего. Они каким-то образом принудили Екатерину Дмитриевну выйти замуж за Моргуна. Заставили написать завещание на все имущество в пользу мужа, а сегодня собираются убить.
   – А что за гости, и кому хозяйку хотят выдавать?
   – Игры у них такие, непотребные, – попытался объяснить понятным парню языком, – сначала снасильничают, а потом убьют.
   – А как же Марья? Ее тоже?
   – Про нее речи не было, но, скорее всего, и ее. Когда я такое видел, женщин было двенадцать.
   – Что же это творится! Неужто креста на них нет?!
   – Креста точно нет, они совсем другому богу поклоняются. Нужно придумать, как нам действовать.
   – Ты же сам говорил, взорвем казарму, все сбегутся, а мы тем временем...
   – Боюсь, что сегодня так не получится. Видел, сколько здесь людей?
   – Так что же делать?
   – Погоди, нужно все обдумать. Давай отойдем в сторонку, чтобы на нас опять не наткнулись.
   – А ветки уже можно отвязать?
   – Отвязывай, – рассеяно ответил я, начиная представлять, как можно самим поучаствовать в религиозном ритуале.
   То, что я видел раньше, проходило в одном помещении, теперь, судя по приготовлениям, ритуал будет расширенный и начнется в большом доме. Иначе зачем бы сатанистам расставлять вдоль дороги факельщиков? Они, скорее всего, пойдут шествием от дома до павильона, где и произойдет основное действие.
   Пока я представлял, что здесь должно произойти, и думал, что нам делать, к господскому дому подъехала очередная карета в сопровождении факельщиков. Раньше я не присматривался, но теперь для нас стало принципиально, куда ведут гостей. Если в дом, то и процессия начнется от дома, если в павильон, то действие будет проходить там, и это значительно усложнит, если не сделает невыполнимой, нашу задачу.
   Между тем к ярко освещенной факелами карете подбежали слуги в одежде стрельцов с бердышами и выстроились шпалерой. Какой-то церемониймейстер в завитом парике, со шпагой на боку распахнул дверцу и опустил ступеньку. Из роскошного экипажа вылез тучный человек в карнавальном костюме французского маркиза, украшенном лентами и подвязками. Церемониймейстер склонился в низком поклоне, изящно, как при игре в боулинг, отставив в сторону ножку в красном чулке. Толстяк небрежно кивнул и сквозь шпалеру стрельцов поднялся по ступеням в дом.
   – Нам нужно переодеться в факельщиков, – сказал я Ефиму.
   – А где мы возьмем одежду? – задал он резонный вопрос.
   – Экспроприируем, – ответил я.
   – Чего сделаем?
   – Отнимем.
   – Как это отнимем?
   – Как, как! Сам пока не знаю, заманим кого-нибудь в сторонку, оглушим и разденем,
   – А как нас с теми факелами-то споймают?
   – Надеюсь, что не «споймают». На человека, который сам себя освещает, никто и смотреть-то не станет. Ловят тех, кто прячется.
   Ефим подумал и глубокомысленно хмыкнул.
   – А зачем нам факелы?
   – Потом поймешь, – прервал я разговор, начиная ощущать катастрофическую нехватку времени. – У нас дел невпроворот, не успеем подготовиться, считай, все пропало! Лучше помоги мне отвязать ветки.
   Как только появился хоть какой-то план действий, сразу же возникла куча проблем, которые пришлось решать по ходу дела. Не меньше, чем костюмы факельщиков, мне нужна была какая-нибудь материя, в которую можно было расфасовать порох. Частично могли подойти наши армяки, но для этого нужно было переодеться. Чем мы с Ефимом и занялись в первую очередь.
   – Иди прямо, не сгибайся, – шпынял я его, когда он непроизвольно пытался не идти, а красться, – и не сворачивай.
   Пока что мы находились в пустынной части усадьбы, где попадалось сравнительно мало народа. В основном это были дворовые, занятые приготовлениями к ритуалу. Устроителей, видимо, тоже поджимало время, все спешили, и никто ничем, кроме своих дел, не интересовался. Только один раз мы наткнулись на какого-то мелкого начальника, припахавшего нас тащить тяжелую дубовую скамью. Зато вместе с этой скамьей мы попали в священный павильон.
   Оказалось, что там оформлено почти все так же, как и в хоромине, включая перевернутое распятие, огромный стол для гостей и оружие на стенах. Мы поставили скамью на место, указанное мечущимся по огромному залу распорядителем, и тотчас сбежали, чтобы нас не заставили принять участие в лихорадочных приготовлениях.
   Одетых в такую же рванину, как мы, слуг, почти не было, но кое-кто из дворни вполне соответствовал нашим параметрам оборванцев, так что никакого интереса у стражников, стоящих с традиционными бердышами вдоль стен зала, мы с Ефимом не вызвали. Пока мы работали на сатанистов, у меня возникла неплохая идея, как заманивать факельщиков в безлюдное место.
   Первым делом мы отправились на место недавнего пожарища. Там еще толком не успели убрать обгорелые остатки конюшен, и легко нашлось укромное место для Ефима, Поручив ему найти себе подходящую дубину и ждать прибытия гостя, я побежал к павильону и набросился на стоящего немного в стороне ото всех факельщика.
   – Ты это чего! – крикнул я ему. – Почему не идешь?
   – Куда? – удивленно спросил здоровенный деревенский парень почти одного роста со мной.
   – Как куда? Светить! – с трудом переводя дыхание, закричал я.
   – Мне велели стоять здесь, – ответил он.
   – Кастелян приказал тебе светить не здесь, а на конюшне! Гляди, узнает, что ослушался, запорет!
   – Так меня Митька тута поставил! Мое дело сторона!
   – Будет тебе сторона! Пошли скорее!
   Факельщик не осмелился ослушаться и поплелся за мной.
   – Быстрее идти не можешь? Розги захотел попробовать?! – опять взялся я за него.
   – Да иду, иду, чуть, что так сразу розги! – недовольно говорил он, все убыстряя и убыстряя шаг.
   К месту засады мы прибежали.
   – Где тут светить-то? – удивленно спросил он, оглядывая пожарище.
   – А вон туда загляни, тогда узнаешь! – с надрывом закричал я, показывая на место нашей засады.
   – Ну, свечу, свечу, чего там, – ответил он и сунулся в закуток.
   Послышался глухой удар, возглас, и факел упал на землю.
   – Один есть, – сообщил, высовываясь из темноты, Ефим.
   – Раздень его, свяжи, а я за следующим! – торопливо сказал я и побежал назад.
   По моим прикидкам, на все про все у нас оставалось чуть больше часа. Самым сложным, как мне казалось, было достать лошадей. Если все пойдет, как запланировано, и нам удастся бежать вместе с женщинами, то рано или поздно сатанисты опомнятся и кинутся в погоню, Вот тогда убежать, прорываясь через две засады, без хороших коней нам просто не удастся. Единственный, кто мог помочь, был наш лазутчик в стане врага, рыжий Иван, но я не представлял, где его найти его этой в ночной кутерьме.
   Однако, пока предстояло захватить еще одного факельщика, а это оказалось непросто. Мужиков, освещавших территорию, на периферии празднества было немного, всего человек пять, первые трое, к которым я подошел, оказались тщедушного сложения, их одежда просто не налезла бы на Ефима. Четвертый, низкорослый, но широкий мужик, оказался таким тупым, что мне не удалось даже сдвинуть его с места.
   – Ты это чего! – налетел я на него, как и на первого факельщика, – Почему не идешь?!
   – Ну? – просто спросил он, глядя на меня поблескивающими в мечущемся свете, оловянными глазами.
   – Пошли светить, кастелян приказал, запорет! – закричал я ему в лицо и потянул за собой.
   – Чаво? – спросил он, вырывая у меня руку.
   – Ничаво! Тебе приказали за мной идти, светить!
   – Чаво? – вновь спросил он, не двигаясь с места.
   – Барин приказал тебе пойти со мной, там, – я указал в сторону сгоревших конюшен, – нужно посветить.
   – Чаво? – не балуя меня разнообразием выражений, повторил факельщик,
   – Иди за мной, – доходчиво, по слогам сказал я, – не пойдешь, розгами запорют! Понял?!
   – Кого запорют? – наконец, сдвинулся он со своего «Чаво?».
   – Тебя!
   – Меня? – удивился мужик.
   – Тебя, если со мной не пойдешь!
   – Кто запорет?
   Я посмотрел в его глаза, полные непоколебимого спокойствия, и понял, что дальше нам говорить не стоит, этой ночи не хватит, чтобы он понял, что я от него хочу. Не ответив на последний вопрос, я направился к последнему из видимых мне факельщику, но меня остановил тот же медлительный голос:
   – Эй, идти-то куда?
   – К конюшням, – ответил я, останавливаясь.
   – Так они ж сгорели.
   – Туда и зовут, – почти без надежды на успех сказал я.
   – Ладно, пойду, – вздохнув, пообещал он и, не спеша, двинулся в нужную сторону.
   Я с облегчением вздохнул и пошел рядом.
   – Ты рыжего Ивана знаешь? – на всякий случай спросил я.
   – Чаво? – почти сразу откликнулся он.
   – Ивана рыжего знаешь?
   – Какого Ивана?
   – Рыжего! – начиная терять терпение, повторил я.
   – Рыжего? – уточнил факельщик.
   – Рыжего!
   – Это Ивана-то? – когда мы уже подошли к конюшне, переспросил он.
   – Где его найти? – коротко и конкретно, ни на что не надеясь, спросил я.
   – Тама, – пальцем он показал на сарай, в котором вчера сидели освобожденные нами пленники. Подумал и спросил: – Светить-то где?
   – Тама, – указал я.
   – Ага, – неторопливо согласился он и сунул свою крепкую голову под ефимовскую дубину.
   В свете его же факела я увидел, как на голову опустилось что-то темное, и послышался гулкий звук удара. Однако, мой приятель не только не упал, он даже не опустил факел.
   – Эта чаво? – удивленно проговорил он, может быть, только чуть быстрее, чем обычно.
   – Таво! – в тон ему ответил невидимый Ефим и ударил второй раз
   Я бросился помочь затащить за остаток стены простертого на земле тугодума.
   – Что так долго? – спросил кучер, затаптывая горящий на земле факел.
   – Уговорить не мог, – торопливо проговорил я. – Быстро раздеваем и пошли искать Ивана. Он или охраняет тюрьму, или его самого посадили.
   Больше времени на разговоры у нас не было. Мы стянули с неподвижного тела всю одежду, включая белье, связали факельщика по рукам и ногам его же ремнями.
   – А если они развяжутся? – усомнился я, глядя на два пока неподвижных белеющих на черном фоне пожарища тела.
   – Небось, голыми постыдятся бегать, – успокоил меня кучер. – Сейчас переоденемся или опосля?
   – Опосля, – ответил я, окончательно замороченный постоянно слышимыми просторечиями. – Пошли скорее, у нас полный цейтнот.
   – Ага, – согласился Ефим, – полней некуда.
   Я не стал выяснять, что он имеет в виду и, прихватив свой узел с одеждой и погашенный факел, быстро пошел к арестантскому сараю. Здесь, на задворках имения, не было видно ни души. Кажется, наши противники так и не научились бдительности. Двери в сарай оказались запертыми изнутри.
   – Что будем делать? – спросил я кучера.
   – Постучи, – ответил он, – как откроют, коли выйдет не рыжий, то дам по кочану, и вся недолга.
   – А если их там несколько человек?
   – Тогда и ты кому-нибудь дашь по кочану.
   В принципе, он был прав. Наше оружие было спрятано в кустах невдалеке от барского дома. Идти за ним, а тем более ходить вооруженными, было и некогда, и опасно. Оставался самый простой вариант, бить дубиной по голове всех, кто ни подвернется.
   Я подошел вплотную к дверям и решительно постучал. Ефим встал сбоку у стены и приготовил свою дубину. Однако, никто на стук не откликнулся. Я еще несколько раз ударил в дверь, теперь уже ногой.
   – Иду, иду, чего дверь ломишь, орясина, – закричали изнутри.
   Кто стучит, почему-то не спросили. Стало слышно, как за дверью возятся с запорами.
   – Давай быстрей открывай, – поторопил я. Около господского дома засновали в разные стороны факелы, кажется, там готовились к выходу гостей,
   – Эхма, чего еще надо? – спросил, распахивая дверь, освещенный со спины человек.
   – Тебя надо, – ответил я, отступая. Открывший был ниже и худее рыжего.
   – Зачем? – спросил сторож, без опаски выходя наружу.
   Я не стал ему отвечать, потому что Ефим успел ударить его по голове и, подхватив тело, отнести от входа. Внутри было тихо, и больше никто не интересовался незваными гостями. Я сделал знак кучеру, и мы вошли в сарай. Там, положив голову на столик, спал еще один охранник. На наш приход он никак не отреагировал. Судя по густому сивушному духу, сторожа неплохо приняли на грудь.
   – Рыжий, – закричал я в темноту, – Иван, ты здесь?
   – Лексей Григорьич? – тотчас откликнулся знакомый голос, – ты как сюда попал? И Ефим с тобой?
   Голос у «двойного агента» был вполне бодрый.
   – Как ты? – спросил я.
   – Сижу в колодках, ключи там, у дверей на гвоздике.
   – Знаю, сейчас освобожу. Присматривай за этими, – имея в виду караульных, напомнил я кучеру по неискоренимой привычке любого начальника считать всех остальных клиническими идиотами. – Ты здесь один? – взяв ключи и фонарь, спросил я Ивана.
   – Еще двоих недавно привели, – сообщил он, показывая, где отпирать колодки.
   Заточили его сурово, в деревянные колодки, которые применялись в средние века – составные доски с отверстиями для шеи и запястий. Я уже встречался с такой конструкцией и без особого труда освободил перебежчика.
   – Господа, господа, помогите! – послышался из другого угла дрожащий тенорок.
   – Вы кто? – спросил я, направляясь на голос.
   – Губернский секретарь Похмелкин.
   Я дошел до угла, где у стены жался закованный в цепи субтильный человечек в оборванном вицмундире. Подобрав ключ, я освободил и его.
   – Благодарю тебя, любезнейший, – сказал Похмелкин, растирая запястья.
   – А кто третий? – крикнул я Ивану.
   – Третьим буду я, – отозвался низким, спокойным голосом последний узник.
   Я пошел на голос, а он, видимо, встал с пола, потому что послышался мелодичный звон цепей. Масляный фонарь выхватил из тьмы кусок бревенчатой стены и стоящего возле нее могучего сложения мужчину с разодранной в клочья одеждой Он вольно стоял безо всяких стенаний и просьб быстрее его освободить. Я начал возиться с его цепями.
   – Скоро вы? – крикнул от входа Ефим.
   – Сейчас иду, только раскую Емельяна Пугачева.
   – Вот уж это точно, заковали как Пугача, – отреагировал на шутку здоровяк, демонстрируя этим, что не чужд знанием русской истории.
   – Подержите фонарь, – попросил я, освободив ему руки.
   Он взял фонарь и подсвечивал мне, покуда я не отомкнул ножные кандалы. После чего мы заспешили к выходу.
   – Ну, как там? – спросил я Ефима, наблюдавшего за ситуацией во дворе.
   – Суетятся, – кратко ответил он. – Нужно поспешать.
   В это время пьяный караульный поднял голову и бессмысленными глазами уставился на освобожденных заключенных.
   – Выпить есть? – требовательно спросил он у здоровяка, уже собравшегося применить против него грубую физическую силу.
   – Нет, – ответил тот, разжимая кулак.
   – А зря, – укоризненно сказал страж, вновь опуская голову на стол.
   Мне некогда было наблюдать за жанровыми сценкам, я торопливо сдирал с себя крестьянские лохмотья под аккомпанемент причитаний губернского секретаря:
   – Господа, но ведь с нами поступили совершенно незаконно. Я чиновник почтового департамента, и меня не смели арестовывать! Господа, вы будете свидетелями!
   – Тихо, – оборвал я возбужденного чиновника. – Иван, нам нужны хорошие лошади и оружие. На дороге две засады. Надежда только на тебя.
   – Это можно, – подумав, ответил рыжий, – навалимся кучей на конюхов и ускачем.
   – Так не выйдет, вы должны будете ждать нас за воротами, нам еще нужно отбить женщин, иначе они погибнут.
   – Господа, господа! – вмешался в разговор чиновник. – О каких женщинах вы говорите! Нужно немедленно отсюда убежать и заявить в полицию.
   – Заткнись, болван, – не сдержавшись, рявкнул я. – Сможешь?
   – Долго ждать? – спросил рыжий,
   – Не знаю, думаю, что не очень. Ты уже был на таких ритуалах? – Я кивнул в сторону павильона.
   – Был, только внутрь не пустили, там для доверенных.
   – Они пойдут, – я хотел сказать процессией, но подумал, что он меня не поймет, и поменял слово, – толпой от дома до риги?
   – Точно, – подтвердил он.
   – Женщин тоже поведут из дома?
   – Ага, – сказал он. – Сначала ведут козла, потом идут барин и гости, за ними бабы, а там и все остальные, кому позволено.
   – Посмотри, скоро они будут выходить?
   Иван вышел наружу, огляделся, потом вернулся назад.
   – Не знаю, столько народа я еще у нас не видел. Однако, похоже, что скоро выйдут, у них как первый петух запоет, самый праздник. Только как вы туда подберетесь, ведь порубают в капусту!
   – Это уже наша забота, чтоб не порубали. – Мне не хотелось посвящать союзников в подробности операции. – Ваша забота – лошади. Как услышите большой шум, через пару минут ждите нас.
   – Я – против! Нужно обращаться в полицию! – опять возник чиновник. – А ты, братец, за оскорбление еще ответишь! Это, видимо ли дело, крестьянину государственного человека оскорблять!
   – Заткнись, вша! Будет мешаться под ногами, – сказал я Ивану и здоровяку, – под мою ответственность утопите его в нужнике! Ну, с Богом. Идите, сначала вы – потом мы, и осторожнее!
   – Нешто! – откликнулся Иван. – Вам ружья не нужны? Можно, мы себе возьмем?
   – Берите, – ответил я.
   – Господи, благослови, – сказали, крестясь, все трое, включая губернского секретаря, и, забрав оружие сторожей, исчезли за дверями.
   – А нам нужно порезать старую вот на такие куски, – сказал я, пластая ножом наше крестьянское тряпье и исподнее факельщиков на тряпицы размером чуть больше носового платка.
   – Зачем?
   – Скоро узнаешь, – пообещал я. – Станем с тобой бомбистами!

Глава 17

   Шествие возглавлял козел. Откормленная животина с позолоченными рогами, увитая лентами, украшенная звенящими бубенчиками и блестками, самостоятельно выступала во главе процессии. Похоже было на то, что козла выдрессировали так, что он знал даже ритм движения и не отвлекался на шум и полыхающие факелы, и костры.
   Сразу же за ним, как почетный эскорт, парой шли помещик Моргун с магистром Енсеном, одетые в европейские рыцарские доспехи. Узнал я их по непокрытым головам. Шлемы они несли в руках, прижав к левому боку. В правых руках у них были обнаженные мечи, видимо, для надежной защиты священного козла.
   Следом, по трое в ряд, шествовали гости в варварски ярких средневековых нарядах. Было их человек тридцать пять-сорок. После них выступали три волынщика, со своими пронзительно ноющими инструментами. Вслед, тоже по трое, брело двенадцать простоволосых, босоногих женщин в белых балахонах. Первыми, я их сразу узнал, спотыкаясь, шли Екатерина Дмитриевна и Марьяша. Третьей в их ряду была, судя по фигуре, молодая девушка. После двенадцати женщин также, по трое, шли принаряженные слуги. Всю эту колону по бокам стерегли стрельцы с бердышами на длинных древках.
   Честно говоря, меня зрелище не впечатлило. На мой вкус, ему не хватало масштабности и хорошей режиссуры. К тому же гости бездарно перемешали моды и народы, волынщики играли непонятно что, к тому же фальшивя и вразнобой.
   – Готовься, – предупредил я Ефима, – я бросаю в Моргуна и гостей, ты в слуг.
   Для нас наступал самый ответственный момент. Главная интрига заключалась в том, что я не знал, как будет рваться порох в тряпочных мешочках и, главное, когда.
   Однако, другого случая испытать самодельное оружие у нас не предвиделось.
   Мы медленно продвигались по обочине, параллельно с остальными участниками шествия, от дома к павильону. После предупреждения Ефим отстал от меня шагов на десять, чтобы находиться ближе к слугам. Я сунул руку за пазуху, вытащил оттуда самый большой мешок с пороховым зарядом, поджег от факела кончики узелка и бросил на дорогу впереди процессии. Потом сделал то же самое с двумя другими мешочками, но оставил их в руке, наблюдая, как, чадя, разгорается материя.
   Как ни странно, но на подброшенную мину никто не обратил внимания. Шествие медленно приближалось к дымящемуся пороховому заряду. Я уже решил, что просчитался и собрался повторить фокус с бомбами, которые держал в руке, когда в двух шагах перед козлом взметнулся столб пламени. Раздался оглушительный грохот, и все исчезло в дыму.
   Взрыв получился такой силы, что я прозевал свои две запаленные бомбы, и они чуть не взорвались у меня в руке. Едва придя в себя, я кинул их туда, где секундой раньше находись Моргун и магистр. Эти заряды были в несколько раз легче, чем в первой бомбе, но и они рванули одна за другой с оглушительным треском. Потом начали рваться бомбы, брошенные Ефимом.
   Раздались отчаянные крики, и из дыма начали выскакивать обезумевшие от страха люди. Я, напротив, бросился в самую сутолоку, пытаясь разглядеть в дыму Кудряшову и Марьяшу. Меня едва не сбил с ног какой-то убегающий испанский гранд, я еле успел с ним разминуться, как попал под горячую руку русского боярина, успевшего заехать мне в лицо кулаком.
   Дым все не рассеивался, и найти наших женщин оказалось самым сложным из всей этой затеи. Я пробирался в конец процессии, где опять рванул небольшой заряд, и споткнулся о лежащее на земле тело.
   – Катя, вставай! – закричал я, поднимая Кудряшову на ноги.
   Она посмотрела на меня пустым, не узнающим взглядом и попыталась вновь сползти на землю. Здесь же рядом лежала и Марьяша.
   – Ефим, – закричал я, пытаясь перекричать общий рев, – они здесь, сюда!
   Кучер каким-то образом услышал меня и выскочил прямо к нам из дымовой завесы.
   – Где? – только и спросил он.
   – Внизу! – крикнул я и подхватил Катю на руки. – Быстрее, бежим!
   Пробившись сквозь воющую толпу, я как мог быстро потрусил к месту, где нас должен был ждать Иван с лошадями. Сзади слышалось тяжелое дыхание напарника. У меня не было времени даже оглянуться назад. Только добежав до плетня околицы, я посмотрел как у него дела. Ефиму пришлось тяжелей, чем мне. Мало того, что он нес на руках Марьяшу, у него на буксире оказалась еще и девушка, шедшая с нашими женщинами в одном ряду. Она вцепилась ему в армяк и, шатаясь, бежала следом,