– Пороха я могу купить сколько угодно, – неожиданно обрадовал меня урядник. – У нас в городе один мещанин делает отменный порох. Только даром он не даст.
   – Деньги у меня есть. Ладно, сейчас ложимся спать, а утром решим, что делать дальше.
   Предложение было сделано своевременно и тут же реализовано. Только Ефим, прежде чем заснуть, спросил:
   – А вдруг на нас нападут?
   – Не думаю, – сказал я. – Надеюсь, что нет.
   Проснулся я от какого-то постороннего шума. Со двора слышались стук и крики.
   Сон разом прошел, я испуганно вскочил с лавки, на которой спал, и начал бестолково метаться по горнице, ища оружие. За окнами было уже совсем светло.
   – Подъем, – закричал я своему сонному воинству и выскочил наружу.
   Оказалось, что пока ничего страшного не произошло, просто кто-то колотил в ворота и звал меня по имени-отчеству. Я сообразил, что это может быть только наш штатный парламентер Иван, и крикнул, что сейчас выйду.
   Иван выглядел совсем молодцом, опухоль на лице почти прошла, остался только грандиозный синяк.
   – Доброго здоровьечка, – сказал он, кланяясь. – Как сами-то?
   – Спасибо, твоими молитвами. Ты здесь какими судьбами?
   – Опять пришел звать тебя на переговоры, – ответил он. – А что у нас ночью было! Страсть!
   – В имении?
   – Ну! Двух казаков порубали в капусту, сожгли два стога сена и конюшни!
   – Не может быть, – фальшиво удивился я. – Кто же это сделала?
   – Наши же гайдуки, их магистр за воровство посадил на цепь, так они ночью стакнулись со здешним урядником, пустили красного петуха, порубили казаков и сбежали!
   – Понятно, – сказал я. Иван озвучил версию ночных событий, которую я уже слышал от участников ночной засады.
   – Что, магистр опять хочет завлечь меня в ловушку?
   – Нет, теперь договариваться приехал сам барин, и без обмана.
   – Моргун?
   – Они самые, Иван Тимофеевич.
   – И что ему от меня нужно?
   – Не могу знать, Лексей Григорьич, ведаю только, что теперь они приехали без обмана.
   – И где он хочет со мной встретиться?
   – А где скажете, хоть и здесь на хуторе.
   Это было что-то новое, и я сразу заподозрил, что преступный помещик хочет провести разведку, какими силами мы располагаем.
   – У нас ему делать нечего, а вот к воротам пусть подойдет – там и поговорим.
   – Они не как магистр. Они барин добрый, – уверил меня Иван. – С ними можно говорить без опаски.
   У меня о Моргуне было собственное мнение, но отказываться от встречи с ним не стоило, вдруг удастся договориться о мирном решении конфликта. В конце концов, я не высшая инстанция, чтобы решать, кто прав, кто виноват, да еще и быть карающей десницей правосудия.
   – Он где?
   – Тут, неподалеку.
   – Ну, что же, иди, зови.
   Иван ушел, а я вернулся в избу за оружием. Соратники продолжали мирно почивать. Пришлось их растолкать и предупредить, чтобы были наготове. Ефим довольно быстро пришел в себя и даже предложил захватить помещика в плен, а потом обменять на женщин. Мысль была здравая, но я решил сначала посмотреть, что это за тип, а уже тогда решать, что с ним делать.
   Когда я вернулся к воротам, тот уже стоял перед ними, держа в поводу лошадь. Я вышел и небрежно кивнул головой. Внешне Моргун выглядел вполне прилично Высокий, начинающий полнеть господин с хорошо бритыми щеками и ухоженными, по моде своего времени, шелковистыми усами.
   – Позвольте рекомендоваться, – заговорил он высоким тенором, не вполне подходящем к его крупной фигуре, – Иван Тимофеевич Моргун, здешний землевладелец.
   – Очень приятно, – не скрывая иронии, проговорил я, – мне, думаю, нет смысла представляться, вы меня и так знаете.
   – Я прекрасно понимаю ваш тон, – ответил он, – однако, когда вы узнаете больше про наше с вами дело, то измените свое обо мне мнение.
   – Интересно, что вы еще придумали?
   – Во-первых, я хочу передать вам привет от Екатерины Дмитриевны.
   – Спасибо, – холодно сказал я, ничем не выдавая своей заинтересованности.
   Моргун подождал предполагаемый вопрос о том, как она себя чувствует в заточении, не дождался и продолжил:
   – В том, что с ней произошло, никакой моей вины нет, я сам, если хотите знать, жертва.
   Говорил помещик прочувственным голосом, от полноты чувств прикладывая правую руку к сердцу. Я внимательно слушал, не помогая встречными вопросами.
   – Мы с ней оба оказались невинными жертвами коварных людей!
   Моргун замолчал и, вынув из кармана надушенный, кружевной платок, промокнул им глаза. Мне надоело наблюдать эту трогательную сцену, и я спросил:
   – Когда вы ее освободите?
   – Если бы это от меня зависело! – театрально вскричал он.
   – Ладно, если вам так удобно, могу спросить, кто же на самом деле коварный похититель?
   – Это вы правильно сказали, – обрадовался Моргун хоть такой моей реакции. – Действительно, речь идет о коварном похищении. Иначе это никак не назовешь!
   – Господин Моргун, – начиная сердиться, сказал я, – или вы сейчас скажете, что вам от меня нужно, или мы расходимся. Мне нет никакой нужды слушать ваши оправдания. Вы со своим магистром похитили двух женщин, и вам за это придется ответить!
   – Так вы уже знаете про магистра! – удивленно воскликнул он.
   – Я не только знаю про него, но мы с ним достаточно коротко знакомы, не далее как вчера он пытался меня застрелить!
   – О, сударь, вы совершенно правы, это страшный человек! Я ведь и сам у него в плену.
   – То есть как это в плену? – с недоумением переспросил я.
   – О, это длинная история и, боюсь, что вы в нее не поверите.
   – Тогда вам нет смысла ее рассказывать.
   Такое странное отношение к его интригующему признанию опять сбило помещика с ритма. Он запнулся, не зная, продолжать ему свою исповедь или оставить эту тему. Потом нашелся:
   – Все-таки я рискну рассказать вам историю своей жизни, чтобы у вас не возникло обо мне превратного мнения.
   – Спасибо не нужно, – остановил я. – Мне это никак не интересно.
   – Зря, – с сожалением произнес он. – Мне казалось, что вам небезразлична судьба Екатерины Дмитриевны.
   – А она-то тут причем? – не сдержал я удивления. – Какое Екатерина Дмитриевна имеет к вам отношение?
   – Самое прямое, – ответил Моргун, пристально глядя мне в глаза. – Мы не далее, как вчера обвенчались!
   – Что вы сделали?! – переспросил я. – То есть как это обвенчались?
   – Именно так-с, обвенчались в нашей домовой церкви по православному обряду!
   – Вы, вы, – начал говорить я, – вы за это ответите! Я знаю, что вы принуждаете женщин выходить замуж за ваших людей, чтобы потом их обобрать и убить! Я знаю о попе Матрохе, который занимается незаконными венчаниями!
   Моргун слушал меня, не перебивая, только грустно улыбался. Когда я замолчал, он успокоительно тронул меня за рукав.
   – Наш брак совсем не то, что вы думаете. Мы с Екатериной Дмитриевной полюбили друг друга, и между нами нет тайн. Если хотите знать, она мне сама рассказала о ваших с ней прежних отношениях. И поверьте, я к вам совсем не в претензии!
   Тут я окончательно купился. Не спрашивать же мне было, о чем ему рассказала Кудряшова?!
   – Хорошо, пусть так, но пока я сам из ее уст не услышу подтверждение ваших слов...
   – Конечно, обязательно, я вас очень хорошо понимаю, поверьте, мне самому хотелось бы, чтобы наш конфликт благополучно разрешился. Если бы это зависело только от меня!
   – А от кого это зависит? – спросил я, уже понимая, какое препятствие он назовет.
   – Позвольте мне вкратце рассказать вам свою историю, чтобы у вас не было сомнений в моей искренности.
   – Хорошо, слушаю вас, – согласился я.
   – Вы уже знаете, что я здешний помещик, – начал рассказ Моргун. – Батюшка мой оставил после себя небольшое состояние, но средств на достойную жизнь мне вполне хватало Я даже намеревался жениться и обзавестись семейством. Однако, так случилось, что в течение короткого времени я получил наследство после нескольких умерших родственников, и у меня создалось довольно изрядное имение. Будучи человеком молодым, склонным к идеалам, я решил отправиться за границу, собираясь пройти курс наук в разных заграничных университетах, дабы достойно служить нашему любезному отечеству. Однако, легкомыслие молодости оказалось сильнее, чем порывы здравого смысла, и я там слишком увлекся сладостными радостями жизни...
   Моргун неожиданно замолчал, видимо, вспоминая приятности порочной жизни, потом вернулся на грешную землю и продолжил:
   – Однако, семя порока, попавшее в неокрепшую душу, дало свои плоды, и я на неумеренных развлечениях потерял большую часть своего состояния...
   Рассказ Моргуна был таким наивно ходульным, что в другое время я бы не один раз прервал его ехидными замечаниями, но теперь слушал, ожидая, когда он дойдет до сути дела.
   – Погрязая в тенетах праздности и порока, – продолжил он, – я едва не погубил свою бессмертную душу.
   – Вы не можете сразу перейти к сути дела? – не выдержал я слушать весь этот напыщенный вздор. – То, что вы мне рассказываете, описано в любой нравоучительной повести. Продолжите с момента, когда встретили магистра, и он обманным путем воспользовался вашим доверием.
   – Так вы знаете мою историю? – совершенно искренне удивился помещик.
   – Знаю, – не очень кривя душой, ответил я. – Переходите к подробностям.
   – Когда вихрь развлечений мне надоел, я увлекся карточной игрой...
   Иван Тимофеевич начал рассказывать, сколько и когда он выиграл и проиграл, в каком лихорадочном состоянии пребывал. В конце концов, я вновь его прервал:
   – Давайте ближе к сути дела, вы хотите сказать, что тогда-то вы и встретили магистра, который выиграл в карты оставшуюся часть вашего состояния?
   – Увы, вы совершенно правы...
   Не могу сказать, что я совсем не верил Моргуну. Его история была немудрящая и довольно обычная, да и сам он выглядел положительным, кающимся грешником, даже в чем-то благостным. Однако, что-то неестественное, какая-то внутренняя червоточинка мешали до конца поверить в его искренность.
   – Он протянул мне руку спасения, – продолжил помещик, – простил долг чести, мы подружились, и магистр предложил нам жить вместе.
   – У этого магистра есть имя? Почему все его так странно называют?
   – Да, конечно, он даже российский подданный, хотя по крови, скорее, швед. У него сложное для русского слуха имя, потому его и зовут по ученой степени – магистром.
   – И что же это за имя?
   – Улаф Парлович Енсен, – тщательно выговорил Моргун. – Согласитесь, звучит непривычно для нашего языка и слуха. Однако, позвольте, я продолжу. Мы вместе приехали в здешнее мое имение, однако, магистр тут же ко мне переменился. Он удалил меня от всех хозяйственных дел, не разрешил встречаться с соседями, и я в своем отчем доме чувствую себя пленником!
   История получилась жалостливая, но пока ничего мне не объясняла.
   – Как же он разрешил вам жениться на Кудряшовой?
   – О, об этом он пока не знает. Мы с Катей обвенчались тайно.
   То, что он врет, можно было не сомневаться, однако, я это никак не прокомментировал и задал новый вопрос:
   – Если вы живете на положении пленника, то каким образом выбрались из имения и попали сюда?
   – У магистра сегодня много хлопот, и он забыл обо мне.
   – И что же у него за хлопоты?
   Моргун не сразу придумал, что ответить, замялся, потом неопределенно помахал рукой в воздухе.
   – К нам сегодня приехали покупатели. Торгуют рожь.
   – Понятно. И что же вам нужно от меня?
   – Екатерина Дмитриевна просит вас вернуться в Троицк и прислать сюда к ней ее управляющего.
   – Зачем же мне ехать самому, пусть отправит ему телеграмму,
   Телеграф еще не дошел до маленьких городов, в частности, до Троицка, но Моргун этого не знал и растерялся.
   – Но, но, телеграмма – это еще так непривычно. Управляющий может ее не так понять, лучше, если бы вы сами взяли на себя труд...
   Никакого Катиного управляющего я не знал, но ничего об этом не сказал. Пытался понять, что происходит на самом деле, и решил потянуть время. Потому, не уточняя детали, ответил полуотказом:
   – Думаю, что мое слово для управляющего не указ. Лучше, если бы Екатерина Дмитриевна написала ему письмо.
   – О, я об этом подумал, вот извольте!
   Моргун вытащил заранее приготовленное письмо и подал мне. Оно оказалось запечатанным.
   – Это что такое? – спросил я.
   – Письмо.
   – Кому?
   – Управляющему.
   – А почему оно не надписано?
   – Разве? Я, знаете, как-то не обратил внимания.
   – Если вы не против, я его вскрою, – сказал я и, не дожидаясь согласия, разорвал конверт.
   – Как вы можете! – воскликнул помещик. – Это же чужое письмо!
   – Правда? Я думаю, ничего страшного не произошло, – ответил я, вынимая из конверта чистый лист бумаги. – Надеюсь, Екатерина Дмитриевна будет не в претензии.
   – Право, это действительно странно, – смутившись, сказал Моргун. – Видимо, я ошибся письмами...
   – А с венчанием вы не ошиблись? Может быть, вы обвенчались с какой-нибудь другой женщиной, а не с Кудряшовой?
   Моргун обиделся и по-детски шмыгнул носом.
   – Такими вещами, милостивый государь, не шутят!
   – А как насчет того, чтобы отправлять человека за тридевять земель с пустым конвертом? Это, господин хороший, не просто шутка, это оскорбление! За такое я вас сейчас же поставлю к барьеру!
   – Это просто неблагородно с вашей стороны, – забормотал помещик, невольно пятясь к своей лошади. – Я совсем не намеревался вас оскорбить!
   Теперь мне стало ясно, что он отчаянный трус, и я решил этим воспользоваться.
   – Вяжи его, ребята! – крикнул я своим товарищам, прятавшимся за воротами.
   Тотчас выскочили Ефим с Михаилом, схватили бедного Моргуна за руки и втащили во двор.
   – Господа, господа, что вы такое делаете! – залопотал он, пробуя вырваться из сильных молодых рук. – Так поступать нельзя, это насилие!
   – Отнюдь, – ответил я, запирая ворота. – Мы с вами будем драться по всем правилам дуэльного кодекса. Вы сами выберете оружие, которым я вас убью!
   – Но я не желаю драться! Я никому никакого зла не сделал! Это все Улаф Парлович!
   – Тогда выходит, что вас сюда послал магистр? – наехал я на него, не давая возможности прийти в себя.
   – Он, он! Будь он проклят! – запричитал Моргун. – О, это страшный человек!
   – Об этом я уже слышал, зачем он вас послал?
   – Отправить вас отсюда с письмом. У нас сейчас большие неприятности, а вы ему мешаете.
   – Какие неприятности?
   – Ну, вообще... Я, право, не знаю...
   – Принесите ему пистолет! – крикнул я в сторону избы. – Стреляемся немедля, через платок до смерти!
   – Господин, э... простите, запамятовал вашу фамилию, я не хочу стреляться. Я все и так скажу.
   – Говорите!
   – К магистру приехали какие-то люди из-за границы, и он второй день сам не свой. И еще сегодня ночью у нас был большой пожар. А тут еще вы... Улаф Парлович вас не боится, но когда около имения бродят чужие люди...
   – Вы действительно обвенчались с Кудряшовой?
   – Да, да, это истинная правда!
   – По приказу магистра?
   – Да, это он меня заставил жениться! Он такой страшный человек, что я побоялся ослушаться! Правда, мне и самому Екатерина Дмитриевна очень нравится, я, я..
   Бледный Моргун запутался и замолчал,
   – Выходит, что ваш брак недействительный?
   – Почему вы так решили! Самый настоящий!
   – Как это настоящий, если Кудряшову силой принудили венчаться?
   – Силой? – очень натурально вытаращил глаза помещик. – Нет, она сама того пожелала!
   Удивление Моргуна было искренним, и я с неожиданной горечью понял, что он не врет. Однако, все-таки решил его проверить.
   – Что вам Екатерина Дмитриевна рассказывала про наши с ней отношения?
   Моргун не то засмущался, не то застеснялся, ответил не сразу, а когда говорил, отводил взгляд:
   – Сначала рассказала про свое замужество и вдовство, потом, что появились вы, ну, и ваши отношения стали не просто так...
   Слова Моргуна пока меня ни в чем не убедили. Так можно говорить про любые отношения мужчины и женщины.
   – Что значит «не просто так»? – прямо спросил я.
   Иван Тимофеевич окончательно смешался, потом все-таки едва слышно произнес:
   – То, что в замужестве она оставалась девушкой, а вы ее сделали женщиной...
   – Это она вам сама рассказала? – зачем-то спросил я, хотя и так было понятно, что об этом знали только мы с ней.
   – И вы с ней уже?..
   – Да, но ведь мы повенчаны, – словно оправдываясь, проговорил Моргун. – Она сама этого захотела!
   – Но ведь вы три дня как встретились!
   – Да, да, конечно, – заспешил он, – но так получилось, то есть я хочу сказать, вышло...
   Мне по-прежнему не верилось, что такая яркая, самобытная и интеллигентная женщина, как Кудряшова, могла влюбиться в подобное трусливое ничтожество.
   – Когда же вы с ней успели полюбить друг друга? – сухо спросил я.
   – О, наверное, сразу, как только встретились. Катя была очень напугана, она все время плакала, а я был с ней и утешал. Потом мы проговорили весь день и всю ночь, я рассказал ей всю свою жизнь. Она поняла и пожалела меня! Как мы вместе плакали! Она мне все, все о себе рассказала, и про свою несчастную матушку, и о том, как вы воспользовались ее неопытностью! Нет, я не в претензии, тем более, что это случилось всего один раз! Потом я ей пел!
   – Что вы ей пели? – не понял я.
   – Романсы! Катя такая чувствительная! Как она меня понимает! – умильно проговорил Моргун и смахнул набежавшую слезу.
   – Да, да, конечно, чувствительная, – пробормотал я, – и все понимает. Вот только мне не понять...
   – Что вам не понять? – спросил помещик, не дождавшись конца фразы.
   – Так, ничего.
   Мне на самом деле было не понятно, как случилось, что Кудряшова так быстро променяла меня на Моргуна. Чем, кроме сладкого тенора, мог привлечь ее этот нелепый человек? Единственным объяснением могла быть русская, христианская традиция, понимать любовь не как праздник, а как жалость и жертвенность. Поплакали вместе, пожалели друг друга, и чувства перешли в другую плоскость.
   – И как вы собираетесь жить дальше? – спросил я, подавляя раздражение собеседника.
   – Как Бог даст. Что же делать, если я не хозяин себе! Придется смириться!
   – А вы не боитесь, что магистр сначала ограбит, а потом и убьет вас?
   – Нет, что вы, он не посмеет, – торопливо заговорил он. – Да и как ему меня убивать, когда все имение на меня записано! Нет, нипочем не убьет!
   – А Екатерину Дмитриевну? Переведет ее состояние на вас, а потом и уберет.
   – Упаси Боже, я Улафа за нее умолю, может, беда и минет.
   – А если он не умолится?
   Моргун замотал головой и отмахнулся от несчастья.
   – Не дай Бог, если такое случится! Как же так! Тогда я пригрожу Улафу, что в монастырь уйду, он и сжалится!
   Честно говоря, после того, что я узнал, мне стало непонятно, что делать дальше. Не спасать же Кудряшову от любимого и любящего мужа! Возможно, самым правильным было бы оставить все, как есть, и не вмешиваться в чужие дела.
   С другой стороны, я не мог прекратить это дело, пока от самой Кати не услышу подтверждения добровольности ее брака. Кто знает, каким путем можно выпытать у человека самые сокровенные тайны! Может быть, ее насильно напоили или вызнали все под гипнозом.
   Моргун, между тем, продолжал заклинать судьбу не лишать его «последней отрады», а коли случится беда, то обещал всю оставшуюся жизнь страдать, плакать и каяться.
   – Вам не пора возвращаться обратно? – спросил я, уже тяготясь его присутствием.
   – Назад? – возвращаясь к реальности, переспросил он. – А вы поедете в Троицк к управляющему?
   – Нет, не поеду.
   – Но ведь Екатерина Дмитриевна сама вас об этом просила!
   – Просили вы за нее, а я могу вам и не поверить. Привезите ее сюда, пусть она сама подтвердит ваши слова, тогда я и подумаю, как поступить.
   – Как так сюда! Улаф Парлович нипочем ее не отпустит. Лучше давайте поедем в мое имение вместе, там вы у нее сами все спросите! Поехали хоть сейчас!
   – Нет, уж лучше вы к нам.
   – Нет, право, Катя будет рада вас видеть! Поехали, господин. – Он опять не вспомнил моей фамилии, замялся и обошелся без имени. – Ну, поехали, что вам стоит!
   – Пожалуй, я пока погожу наносить визиты магистру, – ответил я. – Хотя, вполне возможно, на днях и заеду.
   – Зачем вам вообще сдался магистр! – продолжил уговоры помещик. – Будьте моим гостем. Енсену о том, что вы приехали, можно вообще не говорить!
   – Нет, так не пойдет, зачем же так расстраивать человека. Он узнает, что за его спиной к вам ходят и ездят визитеры, и обидится.
   – Выдумаете?
   – Не думаю, а знаю, – сказал я, наблюдая, как Моргуну хочется непременно затащить меня в имение, и он крутится, как уж на стекле, не зная, чем можно прельстить.
   – Может быть, все-таки поедете? – с тоской в голосе спросил он. – Вам все равно, а мне так нужно, чтобы вы туда приехали!
   – Нет, – резко ответил я.
   Моргун мне уже окончательно осточертел, да и жаль было тратить не него время.
   – Поезжайте назад и скажите тому, кто вас сюда послал, что когда мне будет удобно, я сам его навещу!
   – Значит, не поедете? – грустно спросил он. – И уехать не хотите?
   – Я вам все сказал, прощайте. Проводи господина Моргуна до ворот, – попросил я Ефима. – И проследи, чтобы он обязательно отсюда уехал. А я пойду проверю заряды для пушки.
   – Так у вас здесь есть пушка? – фальшивым голосом через плечо спросил Моргун, подталкиваемый к воротом Ефимом.
   – Какая там пушка, не пушка, а одно название, – откликнулся я. – Вот в московском Кремле Царь-пушка, это да! А у нас и в четверть от нее не будет. Иван Тимофеевич, а что за гости к магистру приехали?
   – Вам надо, сами у него и спросите! – ответил он, скрываясь за воротами.

Глава 15

   Лексей Григорьич, об чем разговор-то был? – спросил, вернувшись, Ефим.
   – Говорит, что хозяйка за него замуж вышла.
   – Правда, что ли?
   – Похоже, что правда, – невесело ответил я.
   – А Марья как?
   – Про нее разговор не заходил. Ты не думай, что я о ней забыл, но чем меньше проявляешь интереса, меньше торга будет.
   – Оно-то, может, и так, только не по нраву мне все это. Да и барин какой-то худой, и вчерашний не лучше. Кабы чего плохого бабам не сделали.
   – А мы их попробуем сегодня выручить.
   – Как так?
   – Ты вчера не побоялся к ним во двор пойти? Сегодня опять пойдем?
   – Почему не сходить, сходить можно, был бы толк.
   Все последнее время я только и думал о том, как нашими малыми силами справиться с превосходящим по всем статьям противником. Понятно, что прямое нападение исключалось полностью. Нас в лучшем случае просто перебьют, в худшем изловят и замучают. Нужно было искать иные пути. Пришлось вспоминать историю партизанских войн и пробовать приспособить богатый опыт человечества по взаимному истреблению. Однако, никаких полезных идей отечественные войны не подсказали – у нас были совершенно другие условия и цели. Современный терроризм, вроде палестинского или чеченского, был для меня неприемлем, как говорится, по определению. По моему мнению, он подл по сути. Притом, что от него в первую очередь страдают совершенно непричастные люди. Нужно было искать совсем другой подход к проблеме.
   Я бродил по двору, осматривал наши заготовки на случай ночного нападения и неожиданно наткнулся на «свежее» решение. Самое удивительное, что подсказку мне дал сам магистр с его нетрадиционными методами обогащения. Точно таким же способом пополнения партийной кассы пользовались и большевики. Один из них состоял в женитьбе молодых революционеров на богатых пожилых женщинах с последующей экспроприацией их состояния для нужд партии. Говорят, что такой метод поддерживал сам Владимир Ильич.
   Вторым способом были налеты или, как их называли сами революционеры: «эксы», или, говоря попросту, грабеж. Самым громким и прославленным «эксом» было нападение в Тифлисе на карету, перевозившую в банк большую сумму денег. Осуществил его легендарный террорист Симон Тер-Петросян по кличке Камо, вероятно, при деятельном участии будущего отца народов, товарища Сталина. Вопрос с экспроприацией решили большевистским путем, просто и эффективно: забросали улицу, по которой ехала карета с деньгами, бомбами. Пока оставшиеся в живых свидетели с ужасом смотрели на груды кровавых тел, разорванных взрывами казаков конвоя и случайных прохожих, деньги изъяли и увезли. Погибло тогда всего-ничего пятьдесят человек. Главное новаторство революционного метода было в том, что оставшиеся в живых свидетели пребывали в шоке и не смогли ничего заметить и запомнить.
   – Михаил, – обратился я к подошедшему уряднику, – ты говорил, что сможешь достать порох?
   – А много нужно?
   – Пуд, лучше два.
   – Сколько? – удивленно переспросил полицейский. – Зачем нам столько?
   – Взорвем в имении казарму и, пока там разберутся, что к чему, освободим наших пленниц.
   – Как можно, ведь там погибнут люди!
   – Тогда придумай другой способ, как нам впятером справится с сорока вооруженными гайдуками.
   Урядник задумался, потом просветлел лицом и предложил:
   – А что если нам туда поехать и их усовестить?!
   – Что? – только и смог сказать я. – Усовестить бандитов?
   – А что, они разве не православные? Чай, не захотят гореть в геенне огненной!