Удовлетворив давнее праздное любопытство, я решил для начала разведать все по теме, которую условно можно назвать:
   Фрай и его прятки.
   Я.: Давал ли ты когда-нибудь интервью? Если да, то почему? Нет - тоже почему?
   Ф.: Пару раз давал: настроение случалось подходящее. Подходящее настроение, это когда тебе искренне интересно: о чем на этот раз будут спрашивать. Тане Восковской, когда она была ответственным секретарем покойного журнала "Пушкин". Правда, это интервью увидело свет только год спустя, в газете "Книжное обозрение", и в безобразно кастрированном состоянии. Делицыну, вон, дал прошлой зимой для интернет-проекта "Русские Кружева". Но это все в происходило в письменном виде по электронной почте.
   И, разумеется, мне очень любопытно, о чем меня будет спрашивать Баян Ширянов. И ещё любопытнее: что я ему буду отвечать. Ответы на вопросы всегда зависят от того, с кем говоришь. Сказать так называемую "правду" все равно невозможно, да и не нужно - вот и метешь то, чего от тебя ждет, или, наоборот, не ждет - что ещё забавнее, конкретный собеседник.
   Есть опасение, что сегодня я буду говорить только то, чего от меня не ждут.
   Мы чокнулись пивом за то, что не ждут.
   Я.: Таки собственно вопрос-то в том и был: Вот дядя Макс. Вот журналист(ка) с диктофоном. Она проникновенно смотрит интервьюируемому в очи и мило вопрошает нечто умненькое. Нонсенс, конечно, говорит мой мужской шовинизм, но пуркуа бы и нет? А сэр Макс, лениво почесывая Ехо, запутывает все окончательно.
   Ф.: Но не было их, проникновенных журналисток с диктофонами. В этой жизни. Мне их с избытком хватило в "прошлой", когда Макс Фрай, под другим именем и совсем по другому поводу, по какому - не скажу, сразу предупреждаю, дал за пару лет несколько десятков интервью. Журналистки, и, увы, журналисты, как правило, задавали глупые вопросы, свидетельствовавшие об их лени и некомпетентности. Мои "заумные" ответы на бумаге превращались в чушь такого же порядка: если человек не понял ответа, понятно, как он его воспроизведет. Опыт показывает, что лучше писать, а не проговаривать: интервьюер их одной только лени не будет ничего портить.
   Заверив, что ничего портить я не собираюсь, даже, напротив, отдам ему готовый текст для визирования, я промочил горло и, сверившись по мысленной шпаргалке, продолжил допрос:
   Я.: И такой вопрос в бровь: А почему это Макс Фрай до сих пор не появлялся на публике? От чего ты прячешься?
   Ф.: От Интерпола, алиментов, джихада, бывших коллег по ШТАЗИ... Была у кого-то из моих воистину гениальных читателей такая версия: Фрай - бывший агент ШТАЗИ, гэдээровской гэбухи, поэтому и русский знает как родной, даже пишет по-русски, поэтому "аморален", "циничен" и т.п.
   Я. Ага. Изменим вопрос: почему ты прячешься?
   Ф.: На этот вопрос много ответов.
   Серьезный: человек, который пишет тексты и человек, который функционирует в бытовом пространстве, в том самом, где подписываются книжки, соблазняются читательницы и т.п., - абсолютно разные существа. Зачем одному из них выдавать себя за другого?
   Более-менее серьезный: а какой смысл светить свою морду? Как говорят в Одессе: "что я с этого буду иметь, кроме геморроя"?
   Менее серьезный: прячусь в рамках продуманной рекламной кампании.
   Совсем несерьезный, и самый честный: и вообще, я должен получать хоть какое-то удовольствие от процесса?! Ну вот, получаю...
   Я.: Но раньше-то? Когда не было ещё всей этой шумихи вокруг тебя. Ну, понятно, традиция, которую надо поддерживать. Так повелось. Но традиция она на то и существует, чтобы её изредка нарушать...
   Не возникает пока желания?
   Ф. Ну... вот мы же разговариваем...
   Вынужденно согласившись, я принялся разрабатывать следующую тему:
   Фрай и его литературные игры.
   Я.: Как так вышло, что литературный герой стал автором книг о самом себе? Есть ли, кстати, аналогии в мировой литературе? Я сам таких чего-то не припомню.
   Ф.: Я, кстати, тоже не очень-то припоминаю. Нет, вру: у Борхеса точно есть несколько историй, которые вполне тянут на вымышленные, где герой он сам, Борхес. Но когда затевалась эпопея с книжкой, у меня случился провал в памяти: мне тоже казалось, что так ещё никто не делал. Хотя все, по большому счету, пишут только о себе - другой вопрос, насколько это осознано.
   А тогда, четыре года назад, мне показалось, что это будет забавно: совпадение имени автора и главного героя, их полное слипание в сознании читателя. У меня ведь все книжки нафаршированы всякими разными игрушками: игрушками для читателей, игрушками для приятелей, игрушками для себя любимого. Потом, несколько томов спустя, мне показалось, что будет забавно подсунуть главному герою черновик истории его приключений. И я подсунул ему некую таинственную тетрадь. На первой странице он видит фразу, с которой начинался первый том: "Никогда не знаешь, где тебе повезет". Бедняга, едва выдержал такой удар. Еще позже, мне захотелось сказать герою книжки: "тебя придумали, парень, на самом деле тебя нет". Сказал. Открытым текстом.
   Главный герой и это стоически перенес, к моему немалому удивлению. Ему со мной не очень повезло, по-моему. А уж читателям как не повезло...
   Я.: Если "Макс Фрай" - ролевая игра, то не найдется ли некто, кто, изучив все выпущенное тобой, сам тобой и прикинется?
   Ф.: "Макс Фрай" - не ролевая игра. Но, согласен, это вполне можно принять за ролевую игру.
   "Некто" уже не раз находился. Года три назад какая-то "безумная неземная" девица по имени Маша дала интервью для журнала "Харперз Базар", в котором заявила, что все книги Фрая написала она, в соавторстве с подружкой Ирмой. Мои издатели слегка напряглись, попросили меня написать опровержение. Я написал, отправил им длинный такой факс. Его даже опубликовали через несколько номеров. Все это было очень весело. Самое замечательное: мне, в принципе, очень понравилось все, что говорила эта самозванка. Я бы сам лучше не написал. Я передал для неё записку через девочку, которая брала это злополучное интервью, но она так и не возникла в моей жизни.
   И ещё мне рассказывали, что мои читатели прошлой весной собирались в Галерее Гельмана. Я, естественно, в тот день даже в радиусе десяти километров от Малой Полянки не показывался. Так вот, там появилась некое очаровательное белокурое создание женского пола... Почему-то Фраями часто прикидываются барышни, это даже как-то настораживает... Создание начало всем рассказывать, что оно и есть Макс Фрай. Ей поверили, надарили подарков, задавали какие-то вопросы, она им что-то отвечала. Идиллия! Потом она сама мне написала, к тому времени адрес моей электронной почты, мэйл, только ленивые не знали, и во всем призналась. Дескать, у неё вдохновение случилось из серии "Остапа несло". Предлагала поделить подарки читателей. Я написал, что она их честно заслужила. Мы с ней в итоге подружились, кстати сказать. Что замечательно: оказалось, что она на меня здорово похожа внешне. Как сестренка, честное слово.
   Еще есть куча неподтвержденных фактов. Мне кто-то сообщил в гостевой книге, что в каком-то книжном магазине в Питере высокий красивый негр подписывал мои книжки. Была сплетня, приятели книготорговцы донесли, что опять же высокий, но на сей раз уже белый человек в широкополой шляпе пришел на книжный рынок, кажется, в Екатеринбурге, построил продавцов, сказал, что они продают всякую ерунду, а надо продавать только "его", Фрая, то есть, книжки. Говорят, очень эффектный был мужик, продавцы его даже испугались. Думали, сейчас братва какая-нибудь приедет - мочить всех, кто Фрая не продает. Но обошлось: он подписал все "свои" книжки, которые были на рынке, сказал, что теперь их надо продавать очень дорого, и гордо удалился. Есть история о таксисте, который хвастался моему знакомому журналисту, что вчера весь день Макса Фрая возил. Меня в то время вообще в Москве не было - не говоря уже о том, что я вряд ли стал бы откровенничать с таксистом. Есть много всяких смешных историй о людях, которые с девушками знакомятся, представляясь Максом Фраем. Некоторых "героев" я знаю лично. Судя по всему, на этом рынке я неплохо котируюсь: девушки млеют, если верят.
   То есть, у меня от всего этого "самозванства" пока только масса приятных впечатлений. Вот если я однажды приду домой, а там на моем любимом диване посторонний Макс Фрай сидит и говорит, что он тут живет, а я - нет, тогда я огорчусь, пожалуй. Да поздно будет.
   Я.: Ходят упорные слухи, что Макс Фрай - это три соавтора, из которых двое - дамы. Это так, или их больше?
   Ф.: Соавторы... По большому счету, никаких "настоящих" соавторов нет. Есть художники Мартынчики, мои старинные друзья, которых я довольно долго грузил своими проблемами. Первые пару лет, пока меня не было в России, они являлись праводержателями всех моих книг, выбивали из издательства мои гонорары, устраивали скандалы слабоумным редакторам, и все в таком духе. В связи с этим было в срочном порядке придумано множество "легенд", в которых я сам уже запутался. Одна из легенд гласит, что владельцы авторских прав - и есть Макс Фрай. Другая - что мы пишем все книжки втроем. Третья ещё что-то гласит... На самом деле, я лишь однажды использовал придуманный ими мир Хомана, когда писал "Гнезда Химер", за что не устаю их благодарить. Они же нарисовали картинки для моего сайта и для обложек моего оранжевого "собрания сочинений". Вот, собственно, и все.
   Почувствовав, что про книги уже хватит (Пришел на пляж, а там станки, станки, станки...), я решил уточнить один неясный момент, который можно назвать так:
   Фрай за бугром.
   Я.: А чего тебя понесло из теплой сытой России в нищую заграницу? И как оно там?
   Ф.: За границей я никогда не "жил по-настоящему": с гражданством, или видом на жительство и прочими атрибутами. Просто дела там всякие-разные были, в том числе и долгосрочные. Но это "прошлая жизнь", о которой нынешнему Фраю подробно рассказывать не хочется.
   Чистосердечное признание: мне там было очень хорошо. По многим причинам.
   Все так удачно совпало, что именно за границей мой образ жизни абсолютно соответствовал моему темпераменту, потребностям, каким-то глубинным представлениям о том, как все должно происходить: я нигде подолгу не задерживался, жил то в пансионах, то в отелях. А я очень люблю жить именно в таких безликих, никому не принадлежащих, но вполне благоустроенных помещениях. Я занимался только тем, что мне нравилось, причем, в том режиме, который меня устраивал, денег было ровно столько, чтобы о них совершенно не беспокоиться, но при этом не настолько много, чтобы начать откладывать "на будущее". Вокруг все время оказывались милейшие люди, с которыми приятно находиться рядом, но совершенно не грустно расставаться. Такая ровная, доброжелательная прохладная атмосфера - именно то, что мне требовалось. В России мне всегда слишком "тепло". Это не "хорошо", и не "плохо", просто не совсем "мой" климат.
   Кстати, ещё и потому было так хорошо во время всех этих мотаний, что мне, человеку с весьма поверхностным образованием, для того, чтобы полноценно понимать речь окружающих, надо было как следует сосредоточиться. А если расслабиться - она просто журчит, отчего создается примитивная, но приятная иллюзия, что глупости вокруг гораздо меньше. Единственный идиот - да и тот в зеркале.
   Беседа принимала опасный характер. Чтобы не допустить дальнейшего самобичевания, я срочно стал менять нить разговора, да и мой внутренний голос напомнил, что пора затронуть ещё одну ипостась Макса Фрая:
   Фрай в Сети.
   Я.: Признаюсь честно, первое время я читал твои книги, нравилось, вообще, мне почти вся фантастика нравится, я, наверное, никогда бы не смог стать хорошим редактором: не люблю резать. Но для меня лично, ты больше человек из Сети, из Интернета. И появился ты там впервые, если мне не изменяет память, на страницах у Марата Гельмана. У тебя с ним какие отношения?
   Ф.: Безоблачные и давние: я его знаю уже лет девять. Мне с ним интересно, ему со мной, судя по всему, тоже не слишком скучно. За эти годы мы ни разу не поссорились, что при наших тяжелых характерах практически невозможно. Наверное, нас надо отдать в какую-нибудь лабораторию на исследования, чтобы ученые объяснили сей феномен.
   Я.: Что для тебя Интернет?
   Ф.: Как в том анекдоте про голову: "и ещё я в неё ем". Так и у меня с Интернетом: и ещё я "в него" работаю. Мне очень приятно знать, что я в любой момент могу послать подальше всяческое зарабатывание денег, я имею в виду не худло, на которое у меня уже полгода не остается времени, и жить только на гонорары за сетевую деятельность: скромно, но не пропаду.
   Я. И, пожалуйста, поподробнее про путь из писателей в столпы Рунета.
   Ф.: Сначала был кабинет с компом в офисе с выделенкой плюс тот самый минимум любопытства и свободного времени, которые требуются для первоначального серфинга.
   Потом электронная почта как удобное средство связи.
   Потом, в первую очередь ради почты, пришлось купить диал-ап домой.
   Потом был дефолт, благословенное время, когда можно стало в течение нескольких месяцев не заниматься ничем, кроме книжкописания и лазания по сети, потому как работа временно накрылась. Денег стало меньше, но в ту осень и настроения особого не было их тратить. В это же время Марат, насколько я понимаю, занимался активным освоением сетевого пространства, поскольку больше особо нечем было заняться. Вообще, насколько я помню, все тогда в таком полупарализованном состоянии пребывали. Дело кончилось, для него, созданием сайта guelman.ru. А мне он сказал: хочешь, можешь себе что-нибудь у меня сделать. Причем современная русская литература к тому времени была прочно застолблена Славой Курицыным. Что, в сущности, к лучшему: это действительно его территория. Так что на мою долю осталась только современная русская сетература. Это, кстати, была идея не моя, а Марата - сосредоточить внимание не на личных литературных страничках, а именно на литературных конкурсах. У него вообще сумасшедшее чутье на "неосвоенные пространства". Конквистадорское сознание. А мне было решительно все равно, чем заниматься, лишь бы чем-то новеньким. Только о сетевой литературе у нас обоих тогда было весьма своеобразное представление, каковое покоилось на фундаменте абсолютной, девственной некомпетентности. Типа Сеть - это такой заповедник непуганых гоблинов... тьфу, графоманов. Теперь я рад, что все так получилось: интересно быстро эволюционировать от полного непонимания ситуации до иснсайдерской "просветленности".
   Я.: Для твоей позиции "лучшевсехспрятавшегося", Инет, это, конечно, очень удобно. Скрылся за е-мейлом и в ус не дуешь.
   Ф.: Да, это правда.
   Именно тот формат взаимодействия с внешним миром, который мне всегда требовался. Все, кроме того, что я напишу - за кадром. Так и должно быть.
   Я.: Это понятно, если и без Сети хватает общения. Но у меня, вот, какое-то подспудное желание увидеть живую рожу того, с кем я мылюсь, в смысле переписываюсь. И, насколько я знаю людей, которые большую часть времени отдают Интернету, такое желание у всех!
   Ф.: Мне действительно хватает приятного общения вне сети. Даже некоторый перебор.
   Еще страшнее: я деньги общением зарабатываю! Собственным сомнительным обаянием, языком, который метет как помело, и умением ежедневно слагать новые матерные конструкции, которые поддерживают дисциплину в коллективе из... От 10 до 80 человек - в зависимости от ситуации.
   Поэтому больше всего я люблю людей, которых не обязательно видеть "живьем". Именно за то, что живьем - не обязательно. Наверное, это что-то вроде мечтаний старой проститутки о платонической любви.
   Коли речь коснулась Платона, я понял, что надо переходить к более общим, не побоюсь этого выражения, философским, темам.
   Фрай и его пристрастия.
   Я.: Давай сделаем резкий крюк в сторону. Ты любишь живопись?
   Ф.: Живопись?! А что, это действительно может быть кому-то интересно: мои пристрастия в живописи?
   Я, объективно говоря, неплохо разбираюсь во всяческом арте. Если я начну активно общаться на эту тему, тебе придется отправлять интервью в какой-нибудь специализированный журнал, потому что его больше никуда не возьмут. Впрочем, в специализированный тоже не возьмут, потому что там вряд ли знают, кто такой Макс Фрай.
   Ладно, попробую коротко. Кодовое, не культовое, а именно кодовое, имя для меня, пожалуй, все-таки Йозеф Бойс. "Наши" Комар&Меламид - самые близкие мне художники. Я имею в виду тождественный способ мышления, сходную логику приколов. Если бы я был художником, наверное, я бы делал то же самое, что они: плагиатом бы, конечно, не занимался, просто все, что они делают, мог бы сделать и я. Мы с приятелем даже когда-то души скупали у окружающих - примерно в то же время, когда Комар и Меламид делали это в Нью-Йорке. Лишь несколько лет спустя я узнал о таком совпадении. Но Комар и Меламид платили за души по 10 долларов, а мы - что придется. Самая дешевая душа была куплена за "право пить пиво в подъезде". Ну, это был мой подъезд и там пили пиво мои знакомые, но не друзья. Пришлось поставить им условие: или марш на улицу, или продавайте душу. А что делать? Бизнес есть бизнес!
   Если бы я решил открыть собственную галерею, её культурная политика, наверное, балансировала бы между эстетской фотографией и экстремальным перформансом: и то и другое я вряд ли смог бы делать сам, но, как мне кажется, могу оценить по достоинству.
   Два очень сильных впечатления. В галерее Виттенбринка в Мюнхене я видел обалденную выставку: фотограф, фамилию которого я не помню, долго путешествовал по пустыне и снимал песок, причудливо уложенный ветром. Это действительно великолепно. В галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке несколько лет назад проходила посмертная выставка художницы Ханны Вилке, которая долго умирала от какой-то неизлечимой болезни и позаботилась о том, чтобы каждый день её умирания был зафиксирован на фотопленке. Как ни странно, для меня обе эти выставки абсолютно равноценны.
   И, как ни странно, почти такое же мощное впечатление производят на меня некоторые работы Тани Либерман: серия фотографий разрезанной дыни. И серия "Салаты" группы Фенсо. Снимок с корейской морковкой на лице безупречен.
   Но я никогда не стану открывать художественную галерею. А вот если бы я был богатым коллекционером (на самом деле я по карме не богач и по натуре не коллекционер), у меня дома висели бы простые и теплые вещи. Пауль Клее, Алексис фон Явленский, что-нибудь из югославских примитивистов (наверное все-таки Лакович). Базелитц, Хэрринг (но эти двое не в спальне, а в комнате для приема гостей). Митьки какие-нибудь непременно. Из современных московских художников, возможно, Ира Вальдрон: у неё очень теплые работы. Да, собственно, я того же Гогена приобрел бы с удовольствием... Хотя паскудство это, конечно: за огромные деньги покупать-продавать работы мертвых художников, которые этими деньгами уже никогда не воспользуются. У живых надо покупать, даже если работы не очень нравятся. Это как-то более честно.
   Так что аллах с ними, с моими предпочтениями. Если бы я был богатым бездельником, я бы непременно стал меценатом. Глупым, щедрым и беспринципным. Решено.
   Я.: Так, с картинами разобрались. Но они должны быть в доме (а не в квартире). Так каким же должен быть дом у Фрая?
   Ф.: Не очень важно - какой именно. Единственной условие: много растительности вокруг этого дома. И минимум фауны - которая двуногая и прямоходящая. Вот ежи какие-нибудь пусть в саду шуршат. В общем, у меня очень банальное представление о рае земном: умеренный климат, три часа езды в автомобиле до ближайшего оплота цивилизации, причем "оплот цивилизации" должен соответствовать евростандартам, дом в глухомани, со всеми удобствами. Я не люблю, когда "жизнь - борьба", причем исключительно на бытовом уровне.
   А о чем ещё может мечтать горожанин в черт знает каком поколении?
   Я.: О! Насколько я понял, и по текстам, и так, ты - постмодернист. А чем является для тебя этот самый постмодернизм?
   Ф.: Ха, а какие у тебя отношения с воздухом, которым ты дышишь?
   Это мой метод мышления, мой способ формулировать, сознательно выбранная стратегия формировать взаимоотношения с миром. Если бы постмодернизм не позиционировался как самостоятельное культурное явление, я бы, наверное, стал "стихийным" постмодернистом... Да, собственно, я и был таковым всю свою сознательную жизнь. С тех пор, как в раннем детстве сделал два "секретика". (Наверняка все помнят, что это такое: в земле вырывается ямка, туда кладется фольга, на фольгу - какое-нибудь детское "сокровище", все прикрывается прозрачным стеклышком и засыпается землей. Потом можно ходить, любоваться.) Так вот: я сделал два "секретика", один рядом с другим. Только в одном на фольге лежала вырезка из журнала "Крокодил", карикатура с голой задницей. А в другом "секретике" вместо фольги лежала бумажка, на которой было крупно написано слово "жопа". Я приводил туда друзей, спрашивал: "слева, или справа?" - и, в зависимости от ответа, показывал или картинку, или надпись. Текст вместо объекта и наоборот. Сейчас на эту тему такую спекуляцию развить можно! Но не нужно, наверное.
   Согласившись, что спекуляции лучше не развивать, а разливать, я разлил ещё пива и сообразил, что пока ещё ничего не узнал про личную жизнь Фрая. А момент выдался как раз подходящий...
   Фрай и интимно-семейные отношения.
   Я.: Ты, кстати, женат?
   Ф.: Ни жены, ни детей, ни даже родителей. Анекдот про дракончика помнишь?
   Стоит, плачет: я маму съел, я папу съел, я сестренку съел, я бабушку съел. - И кто ты после этого? - Захлебывается рыданиями: сиротинушка!
   Ну вот и я что-то вроде этого дракончика, только жизнерадостный.
   Я.: Неужели не нашлось ни одной дамы, которая бы тебя захомутала? Ф.: Не люблю хомосапиенсов с хватательными рефлексами. Какого бы пола они не были.
   Я.: Или ты ждешь ПП (прекрасную принцессу)? Но по характеру, вроде, не похоже.
   Ф.: Ну уж... Только ПП мне не хватало. С ними одни проблемы: то сама в лягушку превратится, то голова в тыкву, то задница в карету...
   Я.: А в твоей жизни была ли любовь? Понимаю, что вопрос дурацкий и банальный, но все-таки? И была она несчастной или счастливой?
   Ф.: И я сейчас скажу жуткую банальность: "несчастная любовь" и "счастливая любовь" - это очень глупые словосочетания.
   Конечно, я мог бы выдумать какую-нибудь пронзительную историю. Но не буду: лениво, да и не хочется голову никому морочить. Пресловутая "любовь", которая всех так интересует, в большинстве случаев - дешевая химера-самоделка.
   Есть некая данность: инстинкт продолжения рода - один из самых мощных инстинктов. И есть традиционные человеческие попытки, в диапазоне от величественных до жалких, придать осуществлению этого инстинкта некий дополнительный смысл - т.е. "уговорить", убедить себя, что "все не так просто". Ну, я и сам в течение жизни предпринимал множество аналогичных попыток - что с того? Они были как две капли воды похожи на те истории, которые может рассказать о себе почти любой человек - если он не монах и не законченный маньяк с абсолютно извращенным сознанием. Правда, мне никогда не удавалось убедительно врать себе. И из этого как бы логически вытекало, что на самом деле никого я не "люблю" - просто в очередной раз старательно выстраиваю тонкую систему взаимной зависимости, взаимных обязательств, взаимных обманов. Причем, очень искренне выстраиваю, при наличии мощного эмоционального фона, и все такое прочее. На вопрос "зачем" при этом обнаруживался только один беспомощный, зато внятный, ответ: "все так делают".
   Все вышесказанное - не исповедь законченного мизантропа... Просто попытка сформулировать, что такое в моей системе символов "несчастная" и "счастливая" любовь. Пожалуй, излишне многословная, как большинство моих попыток что-либо сформулировать.
   Но если уж использовать термин "несчастная любовь", следует понимать, что это не только "разбитое сердце", а любой традиционный лирический сюжет, в том числе, и с "хорошим концом". Отношения, которые выстраиваются по формуле "биологический инстинкт плюс красивое вранье". Таких историй в моей жизни было немало, как и в любой другой человеческой жизни. И это, на мой взгляд, может интересовать только блаженных читательниц "женских романов", любопытству которых я совершенно не собираюсь потакать.
   А все, что выходит за пределы этой схемы, наверное и есть "счастливая любовь". Например, отношения с человеком, который "идет в ту же сторону" не знаю, как ещё можно сформулировать. С таким человеком совершенно не обязательно make love - хотя, наверное, бывает так, что и это не помешает.
   С таким человеком совершенно не обязательно жить вместе, или даже часто встречаться. Можно не видеться годами и не испытывать по этому поводу никакого дискомфорта. Можно... да все что угодно. Для "счастливой любви" нет никаких правил. В качестве примера я сознательно выбираю историю, героиня которой никогда её не прочитает, она по-русски вообще ни слова не знает. Есть одна классная тетка, которая живет... ну, скажем так, очень не в Москве. Я не видел её уже года три. И не предпринимаю никаких активных действий, чтобы увидеть: мне вполне достаточно просто знать, что она где-то есть. Она моей персоной, пока я отсутствую, тоже совершенно не интересуется. Раз в год присылает вялое, но как бы обязательное поздравление с Рождеством by e-mail - и все. Она старше меня на двадцать с лишним лет. Я даже представить себе не могу нас в какой-нибудь эротической ситуации. У неё глаза пятнадцатилетней девчонки и глубокие морщины, по-моему, от улыбок. Как и с большинством моих заграничных приятелей, я с ней познакомился "по делу".