После осознания этого желания причин скромничать уже не было. Но я все равно кокетничала, то позволяя себя поцеловать, то отказывая в этом. Но при этом Вольдемару дозволялось обследовать пальцами новые территории на моем теле.
В конце концов все произошло по плану. Он пригласил меня к себе, а я, подумав для видимости, согласилась. Но пока что ничего особо романтичного в Володе не наблюдалось. Парень как парень. Разве что вежливее и обходительнее, чем большинство моих знакомых. В какой-то момент я подумала, что он голубой, но он, своими говорящими о страсти взглядами, рассеивал это впечатление.
Сначала мы долго ехали на метро, потом шли, потом ждали автобус, потом опять шли какими-то темными дворами и оврагами. Стараниями Вольдемара обычная поездка оказалась захватывающим приключением. Потом, с утра, когда он провожал меня, оказалось что до метро можно дойти за несколько минут.
Наконец мы оказались в его однокомнатной квартире на каком-то высоком этаже. Не зажигая электричества Вольдемар провел меня в комнату, расставил на полу свечи, зажег их. Пока я курила, он возился на кухне и вскоре появился оттуда голый, но с подносом. Вообще-то совсем голым он не был, на его бедрах была какая-то матерчатая повязка, которая совершенно не скрывала возбужденные гениталии.
На подносе оказалась бутылка французского шампанского, два бокала и шоколадка. Вольдемар грохнул пробкой об потолок и разлил пенистую жидкость. Мы чокнулись.
– А ты не переоденешься? – Спросил он после первого бокала. Я согласилась и через несколько минут оказалась в таком же, как и хозяин квартиры, наряде.
– Сегодня мы будем доисторическими людьми. – Сообщил Володя. И добавил, – Надеюсь, ты не против?
Против я ничего не имела. Вся эта атмосфера, свечи, шампуньское, полуголый вид, действовали и расслабляюще и возбуждающе одновременно.
Мы выпили еще. Вольдемар подсел ближе и начал сперва ненавязчиво, а потом все активнее и активнее меня домогаться. Я не сопротивлялась. Наконец, я почувствовала, что моя набедренная повязка уде становится мокрой, а моя вагина готова принять нового гостя. Вольдемар тоже заметил это. Он немного отстранился, хитро взглянул на меня:
– Давай?
– Давай… – Проворковала я.
– По-моему?
– Как хочешь… – И это согласие перевернуло все мои представления о сексе.
Для начала Вольдемар надел на меня какой-то пояс, охватывающий ноги так, что оставался доступ к моему бритому холмику, с лямками через грудь и плечи. Он был широкий, грубый, пах свежей кожей, а по бокам и на спине к нему были приделаны металлические кольца. Сам парень надел такой же. И потом началось что-то странное. Он стал привязывать к кольцам на поясе длинные белые канатики, тщательнейшим образом проверяя каждый узел. С собой он сделал то же самое.
– Зачем это? – Не выдержала я неизвестности.
– Сейчас увидишь… – Романтично проговорил Вольдемар. Он привязал оба пучка веревок к крюкам у балконной двери и, распахнув ее, повел меня на балконную площадку. Да, подумалось мне, на свежем воздухе – это романтично. Но все оказалось куда хуже.
Внезапно Вольдемар подхватил меня на руки и, подойдя к перилам, сбросил вниз.
Зажмурившись, я завизжала что было мочи. Всякое желание пропало сразу. Лишь через некоторое время я поняла, что не падаю, а вишу между небом и землей на высоте жуткого этажа, а рядом болтается Вольдемар и его руки шарят по интимным местам моего тела.
– Ты что? – Я отпихнула его, но мы оба качнулись в разные стороны и вновь соединились.
– Я же говорил, мы – доисторические люди. По земле бродят динозавры и саблезубые тигры. А здесь безопасно и можно заняться…
– Я боюсь… – Плача ответила я.
– Не бойся. – Ласково проговорил Вольдемар. – Я сам боюсь. Но какой кайф!
Занятая собой, я и не заметила, что он уже подтащил меня к себе и уже пристраивает на своих бедрах, нащупывая торчащим отростком вход в мое влагалище. Вскоре ему это удалось. Сначала мне было безразлично, мысли занимало одно – выбраться из этой западни. Но вскоре трахание в воздухе полностью поглотило меня и мне уже было все равно, что под ногами бездна, жесткая земля. Я трахалась и была свободна. Ветер овевал наши тела. Мы слегка крутились. Но страх упасть подспудно оставался и он сжимал мою вагину. в которой туда-сюда ходил жесткий стержень Вольдемара.
Потом я начала кончать. Это было бесконечно. Шторм бросал меня на камни, в клочья разрывая мое тело, кажется, я кричала, но Вольдемар, стихия, не обращал на это внимания и продолжал крепко держать меня за ягодицы, раз за разом насаживая на пенис.
Как я оказалась в квартире – не помню.
Помню лишь, что в какой-то момент я извлекла из своего ануса горящую свечку, помню, что мы, кажется, трахаясь, шли вверх по ступенькам подъезда, потом, не меняя позы, катались в лифте. Вроде бы, мы встретили какого-то запоздалого алкаша, который пристроился рядом с нами и не хотел выходить на своем этаже.
Помню, что светили фонари, а мы шли по безлюдной улице, а член Вольдемара блуждал в моих внутренностях.
Очнулась я лишь утром. Уставшая, как не знаю что, как лошадь-водовоз, наверное. Вольдемар проводил меня до метро, рассказывая, как трахался на крышах, в автобусах, женских и мужских сортирах, в поездах, лесах, горах и пустынях, среди химикатов и физических приборов, скоросшивателей и компьютеров.
Через несколько дней он позвонил и сказал, что у него есть гениальная задумка. Но я, сама не знаю почему, отказалась. Одного сеанса высокой романтики мне хватило…
ЗОЛОТЫЕ ШАРЫ.
Миша пришел из зоны. Как водится, его встретили, устроили небольшую вечеринку, на которой была и я, как старая его подруга. Точнее, его подругой была не я, а Катя, но все равно, многое нас связывало. Как совместные походы по дискотекам, так и возлежания – как на пару, так и с группой друзей и другинь…
Он был слегка волосат, шпарил какими-то зековскими словечками, типа «шконка», «шленка», «бикса». Не все было понятно, но по контексту общий смысл его речей угадывался достаточно просто. Манеры его, по сравнению с теми, что были у него до сидки, явно ухудшились. Это топорщенье пальцев, повышение голоса, страшные, на его взгляд, рожи, которые он строил, рассказывая о своих подвигах за колючей проволокой.
– Раскололи мы одну суку. Кумовьям, падла, стучал. В угол его и темную. Потом хором отпидорасили…
Может, кого-то это и могло как-то возбудить, но я слушала его с каким-то отчуждением, все время сравнивая его сегодняшнего с тем, что был раньше. И не узнавала. Куда делись его ласковые глаза? Загрубевшие руки, покрытые какими-то татуировками, уже не привлекали, наоборот, хотелось отвести от них взгляд и забыть, забыть, забыть поскорее.
Я сидела одна в кресле и отрешенно наблюдала за возлиянием. И тут он меня заметил. Подсел.
– Ты как?
– Хорошо…
– Пойдем. Покажу чего… Мы удалились в сортир. Только я закрыла за нами дверь, он словно озверел, набросился на меня, грубо облапал, стал шарить по груди, пробираясь под юбку.
– Нет! Не хочу, – С трудом я оторвала от себя его лапищи.
– А ты посмотри, что у меня. – И он расстегнул ширинку. И оттуда вылезло…
Раньше я была знакома с его аккуратным заостренным членом, но то, что глядело на меня сейчас, так же отличалось от того, что я знала, как Миша-старый от Миши-нового. Огромная распухшая головка, на которой, да-да, был вытатуирован злобный глаз и тело, из которого, как уши, торчали два страшного вида желвака.
– Что это?!
– А, понравилось! – загордился Миша. – Это я себе у хозяина «розочку» сделал и «шары» вкатил.
– Зачем? Зачем ты так себя изуродовал?!
– Изуродовал? Да ты что, подруга? Да с такой елдой – все бабы мои!
– Пусть все, но только не я!
– Да брось, вот увидишь, как хорошо будет! Не успею засунуть – обкончаешься!
Видя, что впрямую его не убедить, я решила слегка схитрить:
– Слушай, как же тебе удалось такого монстра вырастить?
– Ага, проняло! – гордый Мишка взгромоздился на толчок и, крутя член в руках, чтобы мне было лучше видно, начал рассказ.
– Эта «розочка», – он сжал пальцами головку, – делается просто. Головка, там где ссышь, надрезается слегка. Вдоль и поперек. Когда заживает – во какая мощная становится! Правда, у нас там один мужик перестарался, расфигачил голову себе на восемь частей. Да глубоко. Задел себе какой-то сосуд и не заметил. Ну, хуище себе тряпкой обмотал, стрептоциду засыпал и лег спать. Так за ночь он так кровью истек, что на больничке с трудом откачали.
Наколку мне на киче сделали. Ты думаешь, больно? Да нет, не особо. Главное, по головке ебнуть посильнее, чтоб онемела и расплющилась, а там коли, сколько хочешь. Меня потом в бане все подкалывали: ну как, видно, что там у пидора в жопе?
А вот это – моя гордость – «шары». Они твердые, потрогай…
Не соображая, что делаю, я взяла в руку это страшилище. И действительно, под кожей ходили два жестких эллипсоида.
– Угадай, из чего? Из зубной щетки! Я ее порезал, шарики отшлифовал. А потом – операция… Затачивается пробойник. Но не очень остро. Чем неровнее края – тем быстрее заживает. Потом кожа оттягивается, ставится на нее пробойник, и ебс! ботинком! И сразу туда шар, сыпется стрептоцид и заматывается. Потом получается такая красота. Один, рассказывали, ввел себе аж десяток шаров. Хуила, у него как кукурузный початок, стал. Откинулся он, жене своей впендюрил, не показывая, так она потом за ним постоянно бегала. Все ебаться просила…
Я кивала, не веря концовке этого фантастического рассказа.
– Ну, как, будем?
Ничего уже не оставалось, как принять в себя половое чудовище, но меня спасли.
– Мишка, – забарабанили в дверь. – Ты что, обосрался? Пошли, тебе уже две штрафных полагается!
Водка оказалась притягательней женских (моих) прелестей, член был упакован в штаны, и их обладатель вышел. Я за ним. Встречавшие нас понимающе улыбались. И моя счастливая улыбка избавления немало этому способствовала.
Через несколько дней я встретилась с плачущей Катей.
– У него… У него такой… Страшный… Я… Я его выгнала…
А еще через пару дней я узнала, что Миша лег в больницу вырезать свои «золотые шары».
НЕ ТРАВИТЕ ТАРАКАНОВ!
Они вам еще пригодятся…
Конечно, сколько людей – столько подходов к сексу. Некоторые, представляете!, спят только с женщинами. Других хлебом не корми – дай в метро член на всеобщее обозрение выставить. Третьи – мастурбируют только в присутствии любимого кобеля.
Женщины тоже не лыком шиты! Но об этом в другой раз. Нет, в этот… Короче, несмотря на то, что, мне довелось повидать множество нетрадиционных сексофилов, эти – потрясли меня до глубины сами понимаете чего. Они проникли туда своими усами!.. Но по порядку.
На одной тусовке, когда выпивка закончилась, а за новой бежать было еще рано, когда все разбрелись по углам, я вышла на кухню. Шампанское давно кончилось, но у меня, как предусмотрительной девушки, была заначка.
Безжалостно её уничтожив, я обратила внимание, что на кухне я не одна. В темноте (чтобы не возбуждать нездоровой конкуренции, свет я не зажигала) что-то шевелилось. Я потянулась было к выключателю, но услышала голос:
– Не надо, они убегут!
Говорить даме «не надо»? Я тут же сделала наоборот!
И пожалела об этом!
На полу было полным полно страшных, огромных тараканов, которые опрометью разбегались в разные стороны. В том числе и прямо на меня! Не буду говорить, что героическим усилием воли я подавила крик ужаса, у меня просто перехватило горло.
Посреди же тараканьей паники, на полу лежал молодой человек. Член его был обнажен, а на нём, в испуге, металось чёрное членистоногое чудище. – Ну зачем?.. – Жалобно спросил обладатель члена.
Я перевела взгляд на его лицо и узнала одного из гостей, Пашу, который весь предыдущий вечер веселился, изображая из себя зоофила, сексуально домогаясь хозяйского кота.
– Ты чего тут делаешь? – Я немного оправилась от шока и готова была к логичным действиям.
– Хорошо, что я догадался поймать несколько, – Словно сам себе сказал Паша.
– Поймать? – Удивилась я. – Ты про этих страшилищ?
– Да, – Вздохнул он, – Таких колоритных экземпляров у меня не было.
– Так ты их коллекционируешь?
– Нет. Я их ебу! – Паша зло сверкнул глазами. – А ты, со своими ночными походами!.. Лежала бы спокойно с кем-нибудь!.. Нет, надо прийти и всех распугать! Что мне теперь делать?! Они же до утра не придут больше!
Тут я поняла, что он не шутит! Классическое девичье любопытство взяло верх. Мне необходимо было познакомиться с ним ближе, насколько это можно. Не думала, что мне придётся конкурировать с тараканами…
– Ой, Пашечка, извини, я же не знала…
Взгляд Паши подобрел.
– А на женщин у тебя стоит? – Спросила я с подвохом и погасила свет.
Конечно, надо уметь жертвовать собой, особенно в моей профессии. Но преодолеть себя и раскрыться органу, по которому только что ползали эти твари…
Любовником он был средней умелости. Рассказчиком, впрочем, тоже. Но я выяснила всё!
В детстве, когда онанизм надоел, с ровесниками заниматься сексом боязно, а с ровесницами боязно еще больше, он, по совету одного «знающего» друга, залез в ванну. Оставив над поверхностью воды только головку члена, он посадил на неё муху с оборванными крылышками.
Муха жужжала, было приятно, но оргазма он не достиг. С тараканом пошло гораздо лучше. Он не сваливался в воду, честно бегал кругами и вот оно! Член задёргался и исторг фонтан молочной жидкости!
Родители, конечно, удивлялись внезапно прорезавшейся чистоплотности, но ничего не заподозрили.
Так, с насекомыми, он жил и до сих пор. Женщины у него, конечно, появились. Но страсть остаётся страстью.
– Знаешь, – Сказал он под конец, – Я столько слышал о таком способе, но ни разу не сталкивался с людьми, его практикующими. Представляешь, как мне было одиноко?
Я не мог никому открыться! Одна дура, когда случайно узнала об этом – убежала от меня! Ты первая из нормалов, кто ко мне так хорошо отнёсся.
Но недавно я нашел своё счастье!
Я вышел на группу, которая занимается таким же видомсекса! Причём девушек больше чем парней!
Представляешь, они запускают к себе во влагалище сразу по несколько тараканов! Другие – специализируются на больших таких гусеницах. Жуки тоже в ходу.
Попробуй, не пожалеешь!
А потом я приведу тебя к ним. Мы там такие оргии устраиваем!
Пообещать-то я пообещала. Но до сих пор как-то не могусобраться попробовать: как это, тараканы в пизде?
«АРИЯ РИГОЛЕТТО»
Некоторым бабам везёт на мужиков, а другим, молодым, красивым и, что самое удивительное, умным – на извращенцев. Я имею в виду, естественно, себя.
Причём выбираю-то я их сама! Иногда хочется потрахаться, забыть о том, что очередная газета динамит с очередным гонораром, что редактор, очевидно, принадлежит к пассивным гомосексуалистам, иначе он обратил бы на тебя хоть какое-то внимание, что корректор, судя по всему, несколько месяцев не вылезал из запоя, иначе он не стал бы в слове «территория» вычёркивать все три «р».
Всё это к чему? Есть у меня приятели, которые устраивают по праздникам групповушки. Праздник у них на весь год один – день рождения гранёного стакана. Соответственно празднуется он каждую неделю. Судя по этому, сортов гранёных стаканов должно быть, как минимум, пятьдесят два, но больше двадцати я пока не видела.
Сопровождается всё это безобразие массовым уничтожением спиртного. Когда в больших, когда в меньших количествах. Но, что хорошо в этой компашке, там всегда бывают новые люди.
Извращенцы, в основном. Других, право слово, я не видела!
Однажды попался один тип, так он всю ночь травил байки про то, как трахаются в Индии. Показывал больше сотни позиций… на пальцах. А к делу так и не перешёл!
Другой мучил меня четыре часа. Всё это время он раскрашивал моё тело в чёрный цвет. Он, видите ли, трахается только с блондинистыми негритянками. Я таких в нашем городе не видела. А кончил, подлец, в две секунды!
В общем, на примере моего печального сексуального опыта я выяснила, что мужики больше любят поболтать о сексе, чем им заниматься на самом деле.
А на этот раз мне попалось вообще нечто такое, о чем я вспоминаю со смешанными чувствами отвращения и радости. Почему? Ждите, будут и подробности.
Красивым этого деятеля назвать было нельзя. Безобразным – тоже. Сутул, с длинными пальцами пианиста-онаниста, сросшиеся брови над глазами серо-буро-зелёной расцветки, тонкий нос между впалых щёк и пухлые губы, бакенбарды, редкость в наше время, и козлиная бородка.
Меня, как водится, привлекла в нём необычность, за что и поплатилась. Звали его под стать внешности – Маркел.
Весь вечер Маркел пил как лошадь, или стая верблюдов. После первого же стакана он преобразился и из тихони сделался буяном. Парень громогласно провозглашал тосты за успешное размножение колобков и ёжиков, за выход фаллографии из туалетов, за введение повсеместной фаллометрии и тому подобное.
Один тост, правда, прозвучал как-то не в струю и призывал пьющих исполнять «Арию Риголетто», как непременный атрибут любого возлияния.
Не удивительно, что сломался он первым. Ещё бы! При его-то темпах!
Некоторое время в распахнутой двери сортира всем проходящим мимо была видна его спина и руки, обнимающие фаянсового друга. Звуки тоже были соответствующие.
Наконец, он покинул насиженное место, которое немедленно занял кто-то ещё, умылся, хлопнул стакан водки, без тоста и закуски, и отправился на боковую.
Вскоре он обнаружил рядом с собой чьё-то тело, которое, при ближайшем рассмотрении и расщупывании оказалось женским, короче, моим.
Что делать, ему подсказывать не пришлось. Он без труда справился с матерчатыми покровами, преграждавшими вход во влажные глубины. Вскоре мы медленно покачивались в сидячем положении, и это напоминало купание в морском прибое, только вместо волн был член Маркела.
Я кончила несколько раз, но парень почему-то не снижал и не убыстрял свой темп движений. Казалось, он просто заснул, со мной на толстом отростке и качается лишь по инерции.
– Я уже устала… – Шепнула я.
Это было воспринято правильно. Маркел, не открывая глаз, уложил меня снизу и значительно убыстрил темп движений. Вскоре появились первые признаки надвигающегося оргазма, по телу стали прокатываться томные волны, заставляющие сжиматься моё влагалище. И вот, я очередной раз кончила.
Содрогаясь в пароксизме страсти, я вдруг поняла, что что-то не так. Появился кисловатый запах, да и Маркел непонятно съехал в сторону.
В общем, выяснилось, что он кончил и одновременно исполнил ту самую «Арию Риголетто», к которой призывал пьющую братию.
– Ты что, потерпеть не мог? – Возмутилась я.
– А у меня всегда так, когда бухну. – Без тени смущения ответил парень.
– Почему это?
– Не знаю. Давно началось.
И он рассказал, как докатился до такой жизни.
Тошнило его всякий раз когда он выпьет. Но выпить всегда он мог много, пьянея после первой же порции. Но, не больше, сколько бы не было употреблено.
Вскоре Маркел заметил, что процесс опорожнения желудка вызывает у него весьма приятные ощущения. Дальше – больше.
Он специально стал пить, чтобы блевать. Приятность от этого процесса вскоре переросла в настоящее оргастическое возбуждение и склоняясь над раковиной, или унитазом, Маркел чувствовал, как напрягается его член и через некоторое время он стал не только вставать, но и извергать потоки спермы.
В трезвом состоянии с женщинами, из-за некоммуникабельности Маркела, у него не получалось, а напившись, он не мог уже не кончить не опустошив одновременно желудок.
– И что, после пьянки ни одна не согласилась переспать с тобой ещё разок?
– Нет… – Грустно ответил парень. – Кому же понравится такое?
И он ушёл. Пить. Оставив меня наедине со своей вонючей лужей.
Действительно, такое не могло понравиться ни одной порядочной девушке.
ФИРМАЧ.
– Спасите! Караул!
Так хотелось мне кричать после той ночи.
«Почему?» – Спросите вы. Отвечу. Наша страна, лапотная Россия примеряет смокинги. И все бы ничего, один хрен сидят эти смокинги на наших парнях… Точнее, парни сидят в этих смокингах, как в… На выбор: в танках, в дерьме, как члены, мужские, в излишне широких вагинах, женских, соответственно…
Всё еще не понятно? Хорошо, дальше…
Западная зараза проникает в Россию и слабые духом попадают под ее тлетворное слияние и становятся чем-то средним между рыбой и мясом. Ладно, о вкусовых качествах этого новоявленного продукта селекции людской популяции судить не мне, я не каннибалка. Зато о прочих достоинствах мне пришлось поиметь и мнение и впечатление.
И оно оказалось таким. К дубу, ядреному, такому, кряжистому, а еще точнее, к его широкому пню, ибо срубили дубок под корень и вывезли за бугор, на офисную мебель, некий заграничный последователь Мичурина привил дикую смесь крапивы, орхидеи и бамбука, последний – чтобы быстрее росло. Вот и получилось… чудище. Корни наши, верхушка – заморская.
Вот с таким-то я и встретилась.
Привела его Катька. Девица, у которой, по определению Рабле, очень короткие пятки, чтобы быстрее заваливаться на спину. Не то она его подцепила, не то он ее, но произошло это, по ее словам на презентации его фирмы. Фирма, в общем-то, не совсем его, он там только работает, зато она наполовину Американская… Или Японская? В общем, разницы нет никакой. Суть в том, что она производит, или торгует, компьютерами.
Подкатил этот фирмач на белом «мерсе», не своем, казенном. Вывел Катьку под ручку и зашкандыбали они в наш зассаный подъезд. Я всё это с балкона видела.
Вблизи этот деятель выглядел весьма импозантно. Белоснежная рубашка, бордовая «бабочка» у подбородка, чёрная «тройка». Лишь пенсне не хватало.
А морда… Валенок валенком. Рыженький, глазки голубенькие, наивные, волосики колюченькие, носик картошечкой, щечки помидорчиками, зелененькими, такими, ну, знаете, которые в маринаде плавают. А выражение… На его лице, на котором аршинными буквами было прописано его рабоче-кухаркинское происхождение, было такое выражение… Словно он всем окружающим говорил: «Все вы тут гомики, один я – сексуальный гигант!»
Катька же, как только меня увидела, сразу поволокла секретничать.
– Избавь меня, – говорит, – от этого ублюдка. Я тебя знаю, ты мазохистка, ты таких коллекционируешь. Спорим, такого у тебя не было?
Такого у меня действительно не было и я, договорившись о посильной оплате с Катькиной стороны, согласилась.
Вечер протекал так, ничего себе. Наша компашка жрала принесённые фирмачом деликатесы из супермаркета, запивая водкой, оттуда же. Владелец бордовой «бабочки» пил много и, через рюмку, всем представлялся заново:
– Меня зовут Владимир Сапуленок. Я менеджер фирмы…(хоть убейте, не помню как она называлась. Пусть будет так…) …«Заноза». Мы продаем самые лучшие в мире компьютеры…
И так до тех пор, пока кто-нибудь его не перебьет.
Позволю привести еще несколько реплик этого чуда природы:
– А мое пребывание здесь увеличит престиж моей фирмы?
– А почему у вас нет компьютера нашей фирмы?
– А вы любите фирму «Заноза»? Нет? Странно. А я – люблю…
В общем, через некоторое время, путем нехитрых махинаций, мне удалось затащить его в постель.
Раздеваясь, он говорил:
– Этот костюм мне подарила моя фирма. Я ее люблю…
Между поцелуями моих грудей, он сообщал:
– Наша фирма – это одна большая семья. Ах, как хорошо жить в такой семье!..
Вводя свой, нескромных размеров, пенис в мои трепещущие от ожидания глубины, он спрашивал:
– Тебе хорошо… известна разница между компьютером «Заноза – РГП – 453» и «Заноза – МГП – 387»?
Совершая не мне возвратно-поступательные движения и заливая своим остро пахнущим потом мою грудь, этот деятель просвещал меня относительно превосходства мультимедийного сервера «Заноза – Супер» над всеми остальными подобными моделями.
Даже в момент оргазма он умудрился выдать:
– Я так благодарен моей фирме…
В чем состояли причина этой благодарности я, к счастью, так и не узнала. Мои лёгкие исторгли вопль блаженства, которое не смогли испортить даже постоянные разглагольствования Владимира Сапуленка.
Итак, позволю себе сделать вывод, подтвердив его историографическим анализом.
Россия всегда была непостижимой страной. Да, в ней были фирмы, кооперативы, предприятия. Да, народ, работавший в них, любил эти учреждения. Но как?
Отношения русского учреждения и его служащего заключались в том, что этот служащий всеми силами старался совершить с этой организацией половую связь. То бишь он являлся активным мужским субъектом, вне зависимости от реального пола, а фирма должна была раздвигать ноги и сгибать их в коленках. Вы понимаете, о чем я говорю…
Раньше мы трахали свою родную работу во все мало-мальски доступные места.
А теперь?
Теперь может случиться так, что работа затрахает нас! Как это случилось с несчастным Вовой Сапуленком. Мало того, этот бедолага еще и получает от этого удовольствие! Какое извращение!
И поэтому я выдвигаю лозунг: «Мужики! Будьте мужиками! Не позволяйте себя сношать!»
К женщинам это тоже относится, но в меньшей степени и реже…
БОЛЬНОЙ.
Так, на него никто и не взглянул бы… Ни рожи, ни кожи, так, одна видимость мужика. Как он затесался в нашу веселую компанию – не знаю. То ли он оказался чьим-то другом, то ли наоборот, но факт остается фактом. Он был здесь.