Шкатула Лариса. Дар юной княжны

   "Нет, Иван, не надо!" Но безумный его не слышал.
   Вскоре он появился и остановился на ступеньках, не выпуская из рук тело охранника.
   - Юлии нет, - спокойно сообщил он, будто держал не труп, а мешок с тряпьем. - Говорят, собиралась в спешке. Миклош увез её к тетке. Будто найти её у тетки - велика проблема. Пан Бек приготовился к войне. Но и мы не лыком шиты!
   - Что это ты притащил? - притворился незнающим Ян.
   - Недостающий элемент орнамента, - Иван показал на противоположную стену. - Видишь, там ещё есть пустой крюк...
   Ян подошел к нему и посмотрел в глаза.
   - Ты устал. Ты очень ycтaл. Видишь, твое тело перестало тебя слушаться. Скоро ты не сможешь двинуться, как тот мертвец, которого ты приволок.
   - Ты прав: мой организм отказывает. Мозг перестает работать. С тех пор, как я представил себе убитых мать и сестер, что-то черное вползло в мою голову и медленно, клетка за клеткой, пожирает мозг изнутри. - По щеке Ивана медленно поползла слеза.
   - Проклятый Зигмунд убил-таки меня. Ты прав, я - ходячий мертвец. Потому и не стал объявляться Матильде. Она провожала на войну молодого здорового человека. А кто я теперь? Меня не всколыхнуло даже убийство этих троих. Стасю я просто свернул шею: он давно это заслужил. Трупы замученных девушек Миклош свозил к нему в сторожку. Он как на бойне разделывал их и топил в болоте.
   Он хихикнул.
   - Если бы ты знал, какие мучения выпали на долю Зигмунда! Сама судьба мстит ему за меня. Он болен. Серьезно болен. Страхом. Да-а. К нему по ночам приходит убитая Анна и душит. Его не спасают ни охранники, ни молитвы. И разве такой грех замолишь? Как он кричит! Он боится спать. Ха-ха!
   Иван нахмурился, точно пытаясь что-то вспомнить.
   - Девушки. Совсем юные. Пан любит их мучить собственноручно. Ночи страха он превращает в дни ужаса. Этот дурак Вальтер сказал ему, что кошмар можно убить только другим, ещё большим кошмаром.
   - Перестань! Иди сюда, - Ян разговаривал с больным графом, точно с ребенком. - Сядь в это кресло, отдохни. Закрой глаза. Вот так. Поспи, а я пока подумаю.
   "Ивану - или как там-то? - графу Головину нужна помощь. Но я же не врач, чтобы вытащить у него эту пулю! Его мозг сопротивляется, хочет вытолкнуть её, но не может. Оттого у него в голове все путается и болит: это шевелится кусочек свинца. А если попробовать? Сделать надрез там, где зарубцевалась рана, чтобы освободить пуле выход... Но кто я такой, чтобы рисковать его жизнью? Я ничего пока не умею, хотя ясно вижу, где она! Нет, все равно один я не справлюсь. Кому-то надо подержать его голову, потом перевязать... Беата! Я пойду и найду Беату. Если Ивану не помочь сейчас, он превратится в бешеного зверя и тогда никто и никогда не сможет ему помочь!"
   Он разбудил Ивана.
   - Давай, рассказывай мне, как выйти отсюда в зеленую комнату. Есть ли через подземелье выход из замка?
   - Есть, - сонным голосом, будто сомнамбула, ответил граф. - Выход из замка через сводчатую арку ведет прямо к реке; от неё недалеко - дорога в город. Отодвигаешь у верха лестницы металлическую пластинку в виде птичьего клюва - открывается вход в зеленую комнату. Чтобы войти с той стороны, надо снять с книжной полки молитвенник - такая толстая книжка с металлическими застежками. За нею панель с колесиком. Повернешь влево - стена отодвинется. Сделаешь ещё один оборот - никто другой твоим путем пройти не сможет, если не открыть механизм со стороны подземелья. Ты уходишь?
   - Ненадолго. Я там, наверху, кое-что забыл. А тебе лучше всего ещё поспать.
   Юноша поднялся в комнату, где с ним произошло столько событий, зеленую комнату, где гостей пугали привидения, - и вышел через неё в коридор. Теперь комнату Беаты он мог найти без провожатых. Беата сидела у окна и невидяще смотрела прямо перед собой. Она вздрогнула, услышав скрип двери, и вгляделась в лицо парня.
   - Я ждала тебя, Янек. Знаешь, пани Юлия уехала, а меня с собой не взяла. Сказала, у тетки достаточно слуг. Получается, я никому не нужна. Пан Зигмунд накричал на меня ни за что, а доктор Вальтер даже не захотел открыть мне дверь. Как будто по замку бродит страшное привидение и все его боятся. А я даже не запираюсь, пусть приходит. Ты не знаешь, что на самом деле случилось?
   - Знаю. Я расскажу тебе попозже. А сейчас ты нужна мне. Очень нужна!
   - Правда?
   - Правда. Кроме тебя, помощи мне просить не у кого. Ивану очень плохо. Я могу ему помочь, но и мне нужен помощник. Ты крови не испугаешься?
   - Не испугаюсь. Я иной раз помогала доктору Вальтеру. У меня есть йод и бинты...
   - Тогда собирайся и пошли.
   Он посмотрел, как быстро и без суеты девушка приготавливает необходимое и спросил;
   - Беата, с тобой ничего не случилось?
   - Случилось, - она как-то по-стариковски усмехнулась. - Я перестала бояться.
   Они вошли в комнату с "привидениями". Ян повернул влево нужное колесико и шагнул в образовавшийся проем. Подал руку Беате. Ее глаза оживились:
   - Недаром я грешила на эту зеленую комнату. Один раз видела, как Иван вошел в нее, а обратно не вышел.
   - И ты никому не сказала? - удивился Ян, подумав, что Беата не так уж бездумно предана своим хозяевам. Скорее всего, она запугана и теперь потихоньку от своего страха освобождается.
   Они спускались по лестнице, и Беата цепко держала Яна за руку. Девушка пробудилась от своего оцепенения и теперь с боязливым любопытством оглядывалась по сторонам.
   - Матка Бозка, Янек, это же... кривой Стась, Марин... И Семен! Ты их убил?
   Она задрожала всем телом. Ян развернул девушку лицом к себе.
   - Я думаю, ты умница и поймешь, что убивать мне их было не за что. Кто это сделал, я тебе потом объясню. А вот твои дрожащие руки для меня плохая подмога. Боишься? Тогда я отведу тебя наверх.
   - Нет-нет, это я так, - она пригладила волосы и провела ладонью по губам, будто дрожь исходила именно оттуда, и сказала почти спокойно: - Я готова. Что нужно делать?
   Иван сидел в кресле и спал. Ян взял со стола кинжал и попробовал пальцем лезвие. Беата схватила его за руку.
   - Для чего это тебе?!
   - Сначала нужно прогреть кинжал на огне. Теперь смотри: здесь, у края волос - шрам. Сюда вошла пуля. И застряла. В последнее время она стала шевелиться, ну, как ребенок в утробе. Она причиняет ему боль, а Иван мечется, как раненый зверь...
   - Значит, это он... охранников7
   - Он.
   - Но разве мы сможем ему помочь? Или ты хочешь выковыривать пулю этим кинжалом?
   - Нет, я только хочу открыть ей путь.
   Даже самому себе Ян не хотел признаваться, что он вовсе не так уверен в благополучном исходе своего предприятия. Но Беата вдруг улыбнулась и пожала ему руку у локтя.
   - Не знаю, почему, но я верю тебе.
   Ее участие заставило Яна отбросить прочь все сомнения. Беата перевела взгляд на лицо Ивана:
   - А он изменился. Побледнел, под глазами круги; зубы сжаты, как у волка.
   - Видела бы ты его в деле!.. Давай-ка лучше привяжем его к креслу, а то дернется, и ты его не удержишь.
   Ян сосредоточился и приложил руку к голове Ивана. Он чувствовал, он видел эту пулю. Она воткнулась прямо в мозг и теперь под действием его руки разворачивалась. Иван громко застонал, а Беата от неожиданности отшатнулась.
   - Кинжал, быстрей!
   Девушка сунула ему кинжал, и Ян сделал на коже надрез. Почти в ту же секунду пуля вывалилась ему на руку и прилипла к ладони. Такой быстроты Ян и сам не ожидал, а поскольку не имел представления о физике, то и не смог бы объяснить, как это его ладонь вдруг превратилась в мощный магнит; как его мозг управлял движением пули по тому же каналу, какой она пробороздила прежде. Беата только ахнула, когда он показал ей окровавленный кусочек свинца; глянула на юношу с восторгом - она сразу почувствовала, что он необычный хлопец! - и тут же занялась обработкой раны, из которой вытекло совсем мало крови. Удивило её, что Иван даже не проснулся. Впрочем, и сон его был таким же ненормальным, как и бсе происходящее вокруг.
   - А ты молодчина, Беата, - сказал Ян, наблюдая за её умелыми, спокойными движениями. - Признаться, я думал, ты совсем другая.
   - Трусливая, угодливая? - спросила она и, не дожидаясь ответа, вздохнула. - Тебе бы пройти через такое!
   Какое - такое, Ян и не хотел знать. Надоели ему эти намеки, страхи-ужасы. К тому же, он - не священник, чтобы отпускать грехи, и не господь, чтобы карать за них. Обитатели замка против воли втянули его в свою войну. Разве он хотел убивать Епифана? Или делать что-то плохое Юлии? Иван, небось, мечтает убить и её. Говорит, око за око. А Яну что до этого? Всего-то ему надо было от жизни: дойти до города и найти там себе работу... Лукавил сам с собой хлопец. Совсем другие мысли стали закрадываться в его голову; нужно учиться. Всему. Жизни. Наукам. Чувствам. Чтобы никто впредь не смог принуждать его жить не своею жизнью.
   - Ты пока посиди возле Ивана, - он развязал своего все ещё спящего пациента и ободряюще кивнул Беате, - а я быстро, только за его невестой схожу. Пусть сама своего жениха и выхаживает. Не дай бог, тебя хватятся!
   Ян тем же путем поднялся наверх и отыскал комнату пана Зигмунда. Он не хотел шуметь, будоражить, куда-то врываться, потому в дверь пана осторожно постучал и услышав: "Кто там?", вежливо ответил:
   - Ян Поплавский.
   - Заходи, - приказали ему. Парень вошел. Пан Зигмунд сидел в своем любимом резном кресле и целился в него из нагана.
   - Оружие есть?
   Ян осторожно вывернул карманы.
   - Ты, видно, парламентер? - презрительно хмыкнул пан Зигмунд. - И что же хочет предложить граф Головин за свою очаровательную невесту?
   Только теперь Ян заметил сидящую на стуле сразу же за дверью красивую незнакомую девушку с коротко стриженными волосами. Руки её были связаны за спиной, ноги привязаны к ножкам стула.
   - Можешь убедиться сам и передать графу, что я охраняю прекрасную Матильду тщательнее, чем родную дочь. Главное - она не сможет сбежать, а значит, и не заблудится в незнакомом месте.
   - Мерзкий паук! - сказала девушка.
   - Ко всему прочему, - захохотал пан Зигмунд, - я ещё вынужден терпеть оскорбления от этой особы. Не пойму, что нашел в ней такой аристократ: она же ругается, как извозчик! Это обойдется господину графу намного дороже.
   Пан грозно нахмурился: ему надоело притворяться.
   - Так с чем ты пришел ко мне, байстрюк? Граф хочет предложить золото, драгоценности? Чего он добивается, похищая моих охранников? Он ведь убивает их, не правда ли? И ему это нравится. Наша плененная мадемуазель даже не подозревает, какого монстра могла иметь в мужьях. Она сказала бы мне спасибо за то, что я пытался выкорчевать это гнилое семя! Никто из вас не уйдет отсюда живым, потому я могу пооткровенничать. Граф думает, я купил этот замок. Он ошибается. Бекам всегда хватало гордости, но не хватало денег.
   Зигмунд мечтательно улыбнулся.
   - О, мои предки эту нехватку с лихвой заменяли сообразительностью. Когда узнал я, что у покойного Головина, папаши нашего Федора, есть ещё и внебрачный сын, я понял, - это шанс! И точно. Папаша перед смертью признал сиротку. Нет, многого он ему не дал. Наследство, драгоценности - это не для внебрачных. Он послал его учиться в университет. Мальчик с детства проявлял интерес к хирургии: отворачивал головы птичкам и вешал на проволоке кошек. Его мать - немка, дочь боннского колбасника. Головин-старший снимал у них квартиру, когда учился.
   Зигмунд окинул взглядом внимательно слушающих Матильду и Яна.
   - Мадемуазель, вернее, фройляйн, Вальтера знает. Под другой фамилией. Что поделаешь, у братьев вкусы сходятся! Но Вальтер Толлер - это не Федор Головин, хотя по сути в них гораздо больше сходства, чем во внешности. Когда Федор Головин и вся его родня официально умерли, - кто естественной смертью, кто с помощью определенных сил, я поехал в Бонн и нашел Вальтера. К тому времени он уже имел диплом врача и на мое предложение вступить во владение замком с тем, что в своем завещании он укажет наследницей мою дочь Юлию, Вальтер согласился. Мы оформили документы. Вальтер выдвинул дополнительные условия: ему, видите ли, хотелось продолжать свои медицинские опыты, но уже не на кошках и голубях, а, как он выразился, на человеческом материале. Большого труда мне это не стоило, и, кстати, не давало застояться моим волкам. Но тут вдруг воскрес из мертвых Федор Головин... Положительно, эта семья решила не давать мне покоя всю жизнь. Вначале её отравлял папаша - Аристарх Головин. Видит бог, не хотел я с ним воевать, но эти самонадеянные аристократы...
   Пан Зигмунд скрипнул зубами, и Ян увидел, как из-под маски жестокости и ненависти выглянула глубокая незаживающая боль и тут же спряталась, непривычная к свету.
   - В них может сочетаться образованность, любовь к изящным искусствам и самая низменная страсть к чужой жене... Мысль о том, что я не убил его на месте, до сих пор не дает мне спать. Я сказал Аристарху, что уничтожу весь его род, а его богатством будут владеть мои дети, - он рассмеялся мне в лицо!.. Но мы отвлеклись. Так что же предлагает граф? Что молчишь, быдло, или от страха у тебя отнялся язык?!
   С самого начала Янек решил свои способности перед паном не выказывать, но презрение, прозвучавшее в голосе ясновельможного, его унижающий тон, нежелание парня выглядеть ничтожеством в глазах хорошенькой девушки начисто стерли его благие намерения. Он ощутил знакомое покалывание в кончиках пальцев, в висках, в груди: отовсюду, с самых крошечных кусочков кожи стали будто отрываться пучки энергии и подобно ручейкам сбегаться к глазам, чтобы истечь одним мощным лучом. Он поднял голову и посмотрел пану Зигмунду в глаза. Тот вздрогнул.
   - Чертово отродье! Так вот какой сюрприз припас мне проклятый граф!
   Их взгляды схлестнулись. Заряд энергии пана, напоминающий тонкий лучик, просто утонул в мощном луче Яна. Зигмунд закричал:
   - Не смотри так! Ты делаешь мне больно. Я не выдержу. Я не могу больше. Сердце!..
   Он вскочил с кресла и тут же рухнул на пол. Ян бессильно уронил руки: опять! Что же он опять наделал? Так недолго и в нелюдя обратиться. Не для того ему Божий дар ниспослан, чтобы людей убивать. Он слишком поздно сообразил, что у пана просто больное сердце. Кто бы мог подумать!
   Матильда не видела глаз Яна, стоящего к ней спиной, но она видела ужас в глазах своего мучителя, боль, перекосившую его лицо; страх, лишавший сил и всяческого самообладания, передался и ей, - она вскрикнула и потеряла сознание.
   - Очнитесь, барышня, очнитесь! - Ян развязал Матильду и теперь хлопал её по щекам, пытаясь привести в чувство.
   У кресла, на котором сидел пан, он заметил кувшин с вином, разжал девушке зубы и влил вино в рот. Она судорожно глотнула, закашлялась и пришла в себя.
   - Вы кто? - спросила Матильда.
   - Посланник графа Головина. Он ждет вас.
   - Что с паном Беком? - Матильда показала на скорчившегося на полу Зигмунда.
   Ян не успел ответить. Во дворе послышался конский топот. Они выглянули в окно. Около десятка всадников под предводительством седого, богато одетого мужчины спешивались и отводили лошадей к конюшне. В одном из них Ян узнал панского охранника Миклоша.
   - Быстрее! - он схватил за руку Матильду и потащил за собой. Объясняться некогда: придется поверить на слово: я - ваш друг.
   Они побежали по коридору к зеленой комнате. Приехавшие всадники уже вбежали в замок, и их шаги раздавались на парадной лестнице. Ян нашел нужную книгу, просто сбросил её на пол и крутнул колесо. Как медленно движется стена! Он подтолкнул к проему Матильду и уже шагнул сам, как услышал позади себя голос:
   - Повернись, пся крев, я не привык стрелять в спину!
   Ян обернулся. Пожилой приезжий держал на изготовку револьвер. Они встретились глазами.
   - Георгий! - изумленно вскричал незнакомец, опуская оружие. Этих нескольких секунд хватило Яну, чтобы проскользнуть в ставший совсем узким стенной проем. Уже спускаясь по ступенькам за Матильдой, он сообразил: так звали его отца.
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
   - Что же нам с ним делать? - проговорил Аренский, склоняясь над поручиком, которому Ольга растирала посиневшие от веревок руки.
   - Думаю, пока лучше отвести его в сарай, - предложила Ольга, - а потом попросить у Петра бутылочку самогона, за неимением спирта, чтобы протереть поручику лицо.
   - У сарае - холодно. Може... - начал было Петр.
   - Нет, не может, - твердо сказал Аренский. - Мы не должны подвергать опасности твою семью. Да и не только семью. Все село. Бандиты вернутся с подмогой, и тогда вас ничего не спасет.
   Петр печально покачал головой:
   - А як же вы?
   - Мы... У нас тачанка. Нам бы только корма для коней. Поможете?
   - Подсобим! - повеселел Нечипоренко, словно свалил с плеч тяжелую ношу.
   Они осторожно погрузили поручика в тачанку: тот все ещё был без сознания.
   - Езжайте без меня, - махнул им Василий, - я пешком приду.
   Циркачи, и с ними Катерина, уехали. Аренский обратился к Петру.
   - Что с убитыми будем делать7
   - Э-э... - Петр поскреб затылок и махнул рукой. - Не май трывоги, поховаем сами.
   - Часть оружия мы заберем, - решил хозяйственный Василий, - теперь, когда у нас есть транспорт... Пара полушубков не помешает - поручик раздет; да и вдруг где в лесу или в поле заночуем.
   - Звисно, у дорози усе потрибно.
   Между тем тачанка остановилась на минутку у дома Катерины, откуда она вынесла кусок белого материала, и наконец въехала в знакомый двор. Осторожно сняли раненого и внесли в сарай. Катерина споро насыпала соломы, подстелила коврик из циркового реквизита. Прибежала Любава Нечипоренко, принесла из материнских запасов четвертушку самогона и протянула Катерине.
   - Мамка каже, удосталь чи ни?
   - Доволи, кажи мамке спасыби. Любава скосила глаз на поручика.
   - Иды, - поторопила её Катерина, - це не гарна картина.
   Девочка разочарованно вздохнула и пошла со двора.
   Катерина развернула белый лоскут, оказавшийся простыней, и стала рвать его на полосы.
   - Чому ты думаешь, шо у його зломаны ребра? - спросила она Ольгу, продолжая начатый по дороге разговор. Они незаметно для себя перешли на "ты", породненные первым боевым крещением.
   - Он стонет и вздрагивает, когда мы к ним прикасаемся.
   Ольга намочила небольшой кусок материи в самогоне и стала осторожно протирать поручику лицо. Он очнулся, застонал и спросил по-французски:
   - У э муа? (У э муа - где я? (франц.).)
   - Ше мез ами (Ше мез ами - у друзей (франц.).), - ответила Ольга.
   - Пуркуа иль мэ трэ дифисиль де суфле? (Пуркуа иль мэ трэ дифисиль де суфле - почему мне так дольно дышать? (франц.).)
   - Иль мэ самбль ке ветр кот э кассе (Иль мэ самбль ке ветр кот э кассе - по-видимому, у Вас сломаны ребра (франц.).)
   Поручик стиснул зубы, стараясь не стонать.
   - На якой мове вин размовляе? - шепотом спросила Катерина.
   - На французском, - ответила Ольга.
   "И правда, - тут же подумала она, - почему он разговаривает по-французски? Вроде похож на русского. И мундир наш".
   Спросила на всякий случай:
   - Как ваше имя? Вы по-русски понимаете?
   - Конечно, - попытался улыбнуться он. - Я и есть русский. Наверно, глупо, но я никак не мог понять, куда попал, и не придумал ничего лучшего... А звать меня - Вадим Зацепин. Извините, что лежу в присутствии женщин... Скажите, а почему мне так знакомо ваше лицо?
   - Потому, что мы вчера с вами видались. Помните, на опушке леса: у нас была репетиция.
   - А-а, вы та амазонка из цирка.
   - Помолчите, мы должны вас осмотреть.
   - Не надо этого делать, - забеспокоился он, - в ближайшее время я не собираюсь ходить по проволоке. Немного полежу, приду в себя, и все пройдет!
   - Как ты думаешь, Катюш, - Ольга подмигнула Катерине, - он стесняется или боится?
   - Е мала боязнь.
   Поручик обиженно моргнул. Молодые женщины осторожно расстегнули его китель и тихо ахнули: вся грудь была в синяках и кровоподтеках. Бандиты, видимо, били его ногами. Катерина покачала головой и буркнула:
   - Звиры!
   Ольга осторожно тронула пальцами грудь Зацепина. Он дернулся и хрипло выдохнул:
   - Дем ит! (Дем ит - черт (англ.).)
   - Сломаны два ребра. Придется, поручик, немного потерпеть. Наложим вам тугую повязку.
   Вдвоем с Катериной они стали бинтовать грудь.
   - А це була яка мова? - спросила как бы между прочим Катерина.
   - Английская, - сказала Ольга, пряча улыбку. - А как ты догадалась, что это - другой язык?
   - Вин ось так скручував рот, як у французской мови не робил.
   Поручик хмыкнул.
   - Ты наблюдательна, - совсем по-учительски похвалила её Ольга и про себя подивилась любознательности этой не очень образованной селянки.
   - Мрия в мене е, - вдруг призналась та, - усяку мову разуметь, шоб из усим свитом балакаты...
   И засмущалась от своего признания. С помощью Герасима они уложили поручика на тачанку среди узлов. Пара молодых крепких лошадок нетерпеливо переступала ногами, пока циркачи грузили свой скарб.
   - Ну, теперь мы будем передвигаться намного быстрее, - весело проговорил появившийся в воротах Аренский.
   Привычный к узлам, он легко придерживал лежащий на плече тюк с полушубками и, одобрив взглядом уложенные на тачанке вещи, кивнул на бледного поручика.
   - Как он?
   - Сделали, что могли.
   Василий быстро развязал принесенный тюк.
   - Ценю, Оленька, вашу работу, но это не пойдет!
   - Что не пойдет?
   - Форма. Снять немедленно.
   - Как это - снять? - поручик попытался приподняться, но тут же со стоном рухнул обратно.
   - У вас, друг мой, вообще нет права голоса. Хоть плату за вас на аукционе мы внести не успели, но артистка нашей труппы Наташа Соловьева...
   - Вы же только что назвали её Оленькой.
   - Оговорился. Видите, нам всем надо от этого отвыкать. А вам, Оленька, привыкать к новому имени. Одна такая ошибка может нам всем стоить жизни... Да, о чем это я прежде говорил? Словом, если мы у Полины вас и не купили, то с боем отбили; теперь вы - наша собственность. Так сказать, военный трофей.
   Поручик тоже обладал чувством юмора.
   - Трофей - так трофей, - согласился он.
   - Раненого переодеть, - продолжал командовать Аренский. - Алька, найди ту косоворотку, что мы на Привозе на театральный бинокль выменяли. Брюки из гардероба иллюзиониста возьмем, они по комплекции должны подойти. Полушубок оденьте вот этот.
   - На нем кровь, - стыдясь своего замечания, шепнул поручик.
   - Подумаешь, кровь! - подчеркнуто равнодушно бросил Василий Ильич. Ототрем. Вот с мазутом было бы хуже. Катерина! Где Катерина? Алька, кончите переодевать поручика, все знаки отличия с мундира спороть и в реквизит!
   - Знаю! - отмахнулся Алька.
   - Куда делась Катерина? Герасим, ты не видел?
   Тот покачал головой и отвернулся, чтобы Аренский не увидел его улыбку. Петр Нечипоренко в сопровождении старого, но ещё крепкого крестьянина привез на телеге сено, которое Герасим тут же подсунул лошадям, и полмешка овса.
   - Больше не можем, - опустил Петр голову.
   - И на том спасибо, - поблагодарил "директор труппы". - Давай с тобой, Петро, попрощаемся, да идите домой, нам пора.
   Мужчины, сдружившиеся за эти нелегкие дни, крепко обнялись, расцеловались, и Аренский почти оттолкнул Петро от себя.
   - Иди! Оксане - привет и огромная благодарность. Будьте здоровы и счастливы. Никто не видел Катерину?
   Катерина в короткий срок сделалась незаменимой в их маленьком коллективе. Она постоянно сновала то здесь, то там, всегда в нужный момент оказывалась под рукой, так что даже Аренский стал считать её кем-то вроде своего заместителя по хозяйству.
   - Может, она плачет где-нибудь? - предположила Ольга в ответ на вопросы Василия Ильича. Тот понурился.
   - Что же делать, рано или поздно все равно пришлось бы расстаться... Да, я забыл. Вы, поручик, никакой теперь не поручик, а волостной писарь Александр Трофимович Овчаренко.. Герасим, с лошадьми закончишь, усы поручику сбрей, больно уж они для писаря щегольские!
   - Не дам усы! - по-мальчишески выкрикнул поручик.
   - Как миленький дадите, никуда не денетесь! - посуровел Аренский. Тут не до форсу, речь о вашей жизни идет. По-украински вы что-нибудь знаете?
   - Та трохи размовляю!
   - В дороге будете учиться. Вы все-таки по документам украинец, коренной житель, в отличие от нас, беженцев. Временно мы зачислим вас в свою труппу. Хотя что вы умеете!
   - Не скажите! Карточные фокусы знаю... Правда, всего несколько штук.
   Аренский призадумался, но потом повеселел.
   - Пожалуй, будет у вас настоящая цирковая работа: нам в наследство от иллюзиониста черный ящик достался, плащ и чалма. В фокусах вы потренируетесь, кое-что я вам покажу... Я ведь тоже, как и вы, несколько трюков знаю. На заре, так сказать, своей цирковой жизни пришлось иллюзионисту помогать.
   На этот раз, по просьбе поручика, переодевали его мужчины. Конечно, они не очень осторожничали с ним; пару раз пришлось Вадиму прикусить губу и даже тихонько выругаться, но чувствовал он себя при этом гораздо спокойнее, чем в осторожных, нежных, но таких непривычных женских руках!
   Сейчас Аренский стоял и любовался на работу Герасима, сбривавшего поручику усы.
   - О, без усов-то вы у нас совсем молодой! Для солидности отращивали?
   Поручик покраснел.
   - Ладно, не смущайтесь, это я так, - Аренский задумался. - Собственно, мы не спросили, может, у вас другие планы? Мы идем на восток. Оленька до Екатеринодара, Герасим - в Мариуполь, мы с Алькой - в Ростов.
   - Мне, по-хорошему, в Петербург надо. Мама у меня там, если ещё жива.
   - Если разобраться, Петербург, по большому счету, тоже на востоке, почти по пути... Погодите, что это такое?
   Невдалеке послышалась музыка: невидимый гармонист играл "Прощание славянки". Калитка отворилась, и во двор решительно вошла Катерина. В плюшевом пальто, темном пуховом платке, с солдатским вещмешком и гармонью в руках.