Шкатула Лариса. Дар юной княжны

   И здесь бы, верно, добились они своего, не случись несчастья. Возвращались Ганнины родители домой с ярмарки. Удачно распродали свой товар, и уже подсчитывали, как купят новую корову, дочурке модный туалет закажут, да не ссудил бог: подкараулили их лихие люди, ограбили и убили. В шестнадцать лет осталась Ганна сиротой, не приученной к сельскому труду. Пришлось ей из города возвращаться на хутор.
   Могла бы она выйти замуж за хорошего, работящего хлопца, благо, желающих было много, - не вбей Ганне родители в голову, что быть ей непременно женой аристократа. Да к тому времени был у богатой крестьянки и возлюбленный. Как раз из аристократического, хоть и обедневшего рода, князь Георгий Поплавский. Его отец, Данила, чтобы поправить семейное благосостояние, нашел ему богатую невесту и уже потирал руки в предвкушении приданого невестки, как неожиданно Георгий проявил свой упрямый польский норов. Он хотел в жены Ганну и больше никого, а неукротимый отец грозил в ответ лишить сына последнего гроша: пусть небольшого, но наследства.
   Не уступил никто: ни отец, ни сын. Георгий и Ганна поженились и стали жить на хуторе. К сожалению, делать они ничего не умели и потому быстро спустили все, Горовыми нажитое. В довершение ко всему из-за их небрежного обращения с печкой случился пожар; родительский дом сгорел дотла. Пришлось молодым жить в маленькой хатенке, служившей прежде летней кухней. Не имевшего ни денег, ни связей Георгия вскоре забрали на царскую службу рядовым солдатом. Ни одного письма не получила от него молодая жена-только извещение, что погиб Поплавский при выполнении воинского долга. Янек родился уже без отца.
   Мать Яна жила в их глухом углу, а мыслями словно всегда была где-то далеко. Поэтому для общения ей никто, кроме сына, не был нужен. Да и удивительная красота её, сохранившаяся до последних дней жизни, не привлекала к вдове Поплавской подруг. Кому понравится наблюдать, как, глядя на молодую женщину, теряют дар речи не только молодые хлопцы, а и доживающие свой век старики.
   Поплавских на хуторе не любили. Ганна даже не балакала на ридной мове! Говорила только по-городскому и маленького сына учила тому же. Что она воображала о себе! Никогда не выйдет из дома неприбранной. Даже по воду ходила, как в церковь, не иначе, мужиков приманивала.
   Бог прибрал её, когда Ганне было всего тридцать шесть лет. Выглядела она, как старшая сестра своему парубку-сыну. Застудилась, видно, в холодной хате. За неделю сгорела, точно свеча.
   Бабы шептались, что по своему мужу Георгию она сохла. Мол, сына вырастила, да на тот свет и ушла.
   Мать Яна была редкостной рассказчицей. И сказки у неё всегда были "про жизнь". В них добрые богачи выдавали замуж своих дочерей за бедных, но умных юношей. Знатные князья женили сыновей на деревенских красавицах. В конце концов, у Яна в голове все перепуталось, и её рассказы об отце-князе он воспринял, как очередную сказку. Как и то, что будто бы его прабабка Лизавета Поплавская, увезенная Янековым прадедом буквально из-под венца с берегов Невы в далекую Польшу, оказалась ведьмой. Тут мать и сама путалась: то ли ведьмой, то ли ясновидящей. То ли она людей от дурного глаза спасала, то ли сама порчу на них насылала. И вроде предсказала она своему правнуку встречу с бедной красавицей и раннюю смерть через эту встречу. А ещё вроде обещала сыну этого правнука, который родится после его смерти, свой дар в наследство передать.
   После смерти матери Янек пробовал найти paботу, чтобы хоть прокормиться, да где на хуторе работа зимой? Тут ещё одна беда: влюбилась в него Христина, дочь местного куркуля Опанасенко. Другому кому, может, и счастьем бы показалось, что такая краля по нему сохнет, да знал Янек, что Оксану за него не отдадут. А то ещё поймают его где-нибудь сыны Опанасенко - здоровые, но дурные парни - руки-ноги переломают. Хорошо, если до смерти забьют, а то калекой оставят. Бедность научила парня мудрости: мало ли на свете красивых девчат! Зачем же зариться на то, что никогда не будет твоим?
   Словом, в одно раннее зимнее утро, когда холод, как обычно, выстудил хату, слез Ян с печи, нагреб в заплечный мешок оставшуюся картошку, пару луковиц, маленький кусок старого пожелтевшего сала, закрыл на щеколду входную дверь, перекрестился на алеющий сквозь марево холодного тумана восток и зашагал в город. Только подумал: "Прощай, мамка! Может, доведется вернуться - поставлю на твоей могиле не маленький деревянный крестик, а каменный, красивый, со скорбным ангелом, чтоб и ты лежала не хуже, чем дед Опанасенко".
   Ян никогда прежде в городе не был. Только с матерью ходили изредка на ярмарку, в село Ставное. Новости на хутор доходили с большим опозданием, так что Ян ничего толком о событиях в России, да и на Украине, не знал. Кроме того, что не стало царя-батюшки; но и эта новость на сердце не легла, потому как была похожей на слухи о конце света, которым стращали старухи. Как же можно без царя-то? Кто управлять всеми будет? Уж, верно, не антихрист какой-то! Не верилось Яну, что он теперь дела вершит, а кто его власть не признает, того расстреливает, либо вешает.
   Молодой Поплавский справедливо рассудил, что никакая власть на него сердиться не должна; он никому ничего плохого не сделал, и ничего другого, кроме как найти работу и трудиться на совесть, не хочет. От этих мыслей Янек повеселел и пошел бодрее, тем более что и мороз не давал расслабляться, подгонял, хрустел под ногами, трещал замерзшими ветками в лесу.
   Он увлекся ходьбой и не заметил, как кончился лес. Перед ним расстилалась искрящаяся под солнцем снежная равнина. Ян в первую минуту даже зажмурился от нестерпимого снежного блеска, а когда открыл глаза, увидел... замок! Именно такой был нарисован в книжке про рыцарей, которую давала почитать ему Христина - старинный, с четкими зубцами башен.
   От опушки леса тянулась дорога, накатанная полозьями саней. Видимо, она и вела в город. Но тогда замок оставался в стороне, такой манящий и недостижимый; он был в несколько раз больше, чем церковь в Ставном, а та, по сравнению с хатами хуторян, всегда казалась парню огромной.
   Замок притягивал его к себе, завораживал, и, чтобы оправдать свое желание, подойти к нему поближе, Ян объяснил себе, что дорогу в город можно сократить, если пойти через поле напрямик.
   И он пошел через поле. Снег здесь слежался достаточно плотно и почти не проваливался под ногами. Кое-где на поле виднелись столбики с прибитыми на них дощечками, но он не обращал на них внимания: что там какие-то столбики, когда впереди был Замок! Именно такой, старинный, сказочный, грезился ему в снах. Яну оставалось пройти совсем немного, - уже отчетливо виднелись даже трещины в кладке стен, - как вдруг из-под ног, заставив парня от неожиданности отшатнуться, выскочил небольшой белый комок. Заяц! Беляк подпрыгнул на месте, резко скакнул в сторону - раздался страшный грохот, полыхнул огонь, и земля с размаху опрокинулась на Янека, погрузив его во тьму.
   - А он - файный" (Красивый (укр.).) хлопец, - некоторое время спустя услышал Ян странный, похожий на женский, голос, который будто гудел в печной трубе. Оба его уха казались забитыми шерстью и потому пропускали звуки с трудом, как если бы кто-то толчками продвигал их в голове.
   - Файный-то, файный, - отвечал голос погрубее, похожий на мужской, но тоже ненормально звучащий, - а вот какой черт понес его на минное поле?
   - Может, он выживет? - сказал первый голос.
   - А если и не выживет, вряд ли кто станет о нем печалиться, - заключил второй.
   - Это все барышня: вдруг, говорит, не насмерть? Пойдем, посмотрим. А как посмотрела - решила: грех такого красавчика на морозе оставлять.
   - Одни парни у неё на уме, только с ними она добрая да милосердная. А случись это с тобой, или, к примеру, со мной, там бы в поле и бросили...
   - Это так, - печально согласился первый голос, - нас пожалеть будет некому.
   Ян приоткрыл глаза. Он увидел высокий потолок, каких-то голых крылатых младенцев; сквозь высокое и узкое окно пробивался скупой солнечный луч. Он почему-то лежал на кровати, возле которой стояла девушка в пышном платье с многочисленными оборками, - даже чепчик на её голове весь была оборках. Из-под чепчика на смуглый ясный лоб девушки падал вьющийся черный локон, а светлые карие глаза смотрели дружелюбно и участливо.
   Рядом с девушкой стоял высокий сутулый человек, который был одет ещё более причудливо: в пиджак, отделанный золотыми лентами, и тонкие белые, в обтяжку, штаны, похожие, скорей, на подштанники.
   Голоса этих странных людей по-прежнему звучали так, словно они не говорили, а гудели.
   - Кажется, он очнулся! - уловила движение Яна девушка.
   - Где я? - спросил он вроде как обычно, но и его голос так же гудел, а губы будто произносили не слова, а делали тяжелую работу по вытягиванию их изо рта.
   - В замке пана Зигмунда Бека, - пояснила девушка и съехидничала: Можно сказать, незваный гость.
   - Как я сюда попал? - Ян не смог бы отреагировать на насмешку, даже если бы захотел - попытка оторвать голову от подушки оказалась тщетной.
   - На мине подорвался, - вмешался в разговор сутулый; судя по всему, он считал зубоскальство девушки неуместным. - Сейчас придет доктор Вальтер, он тебя осмотрит.
   Доктор Вальтер оказался моложавым, подвижным человеком с пышными черными усами. Волосы его, обильно посеребренные сединой, наводили на мысль, что доктор свои усы подкрашивает. Его небольшие водянисто-серые глазки оставались холодными, в то время как сам доктор буквально лучился добродушием и весельем.
   - Ну, как тут наш самострел?
   - Вы скажете, самострел! Скорее, медведь-шатун.
   - Может, он решил таким способом счеты с жизнью свести? На поле же везде таблички "Осторожно, мины!"
   - Таблички! - девушка понизила голос, хотя Ян воспринимал только небольшую часть услышанного. - Да умеет ли он читать?! Хлопец деревенский, неухоженный, видели бы вы его белье! Положили на белые простыни, а у него как бы не вши!
   Доктор проворными пальцами пробежался по шевелюре лежащего парня.
   - Ничего у него нет, не придумывай, Беата! Мы и так знаем, что ты у нас записная чистюля. Он ущипнул девушку за смуглую щеку.
   - Давай-ка лучше остальное посмотрим. Говорите, открытых ран нет, только ушибы?
   Беата крутнула юбкой.
   - Это уж вы без меня, пан Вальтер. Иван вам поможет раздевать да переворачивать.
   Она выскользнула за дверь.
   - Пан доктор, - с трудом двигая челюстями, выдавил Ян, - у меня оторвало ноги?
   - С чего это ты взял, милейший?
   - Я их не чувствую.
   В глазах доктора, как показалось Яну, мелькнуло нечто, похожее на удовлетворение.
   - Жалко, если так... Впрочем, будем надеяться на лучшее. Иван, переодеть бы его. Пан Зигмунд не распорядился?
   - Да я и сам нашел кое-что чистое.
   - Тогда держи бинты, пузырек, оботрешь его всего спиртом. Будет чувствовать себя получше, искупаешь. Мне тут делать больше нечего. Одно слово - контузия. Все, как говорится, в руках божьих. По виду внутреннего кровотечения нет, температура невысокая. Бог даст - подымется, а нет, так в приют перевезем, я похлопочу.
   Он защелкнул чемоданчик и вышел, что-то напевая.
   Сутулый мужчина, названный доктором Иваном, снял с Яна нательную рубаху, подштанники и бросил их на пол. Вертя парня, точно тряпичную куклу, Иван обтер его спиртом и переодел в чистое белье. Процедуры принесли Яну чувство облегчения. Он почти сразу же заснул и не слышал, как Иван говорил будто про себя:
   - Свежую кровь почуял, упырь! Ишь, обрадовался.
   Он задержал взгляд на безмятежном лице хлопца. Вошла Беата и, брезгливо сморщив нос, стала собирать с пола одежку Яна.
   - Сжечь?
   Иван кивнул.
   - Ты изредка заходи, поглядывай на парня. Доктор лечения ему не назначил, положился на бога...
   Когда больной во второй раз открыл глаза, он увидел склоненное над ним прекрасное женское лицо. У него даже перехватило дыхание: облако белокурых с золотом волос, точно корона, окаймляло нежное личико, светло-голубые глаза смотрели строго и гордо. Вернее, не просто смотрели, а холодно рассматривали. Но эта отстраненная холодность не показалась Янеку обидной. Так на простого смертного и должна была смотреть... королева! Он не заметил, что сказал вслух:
   - Королева!
   - Вот настоящий мужчина, - довольно рассмеялась красавица, - сам еле дышит, а девушке - комплимент. Напрасно ты, Беата, все повторяешь: деревенщина! Хлопец разумеет, что красиво. Не так ли?
   Ян кивнул. Сейчас он чувствовал себя намного лучше: слышать стал без напряжения и голос паненки не бухал в уши колоколом, а звенел жалейкой.
   - Тебя зовут Яном, так?
   Он опять кивнул, боясь испугать её своим хриплым голосом.
   - Мы посмотрели твои документы. Фамилия - Поплавский - известная. У тебя нет родственников в городе? Нет? Может, ты не знаешь? Ладно, не будем торопиться. Я чувствую, судьба недаром привела тебя к нам. Мы здесь порой скучаем, так что новому человеку радуемся. В общении есть свои прелести, так? Сейчас Беата тебя покормит: из села принесли козье молоко, говорят, оно полезно для выздоравливающих. Ты постарайся выздороветь, ладно? А то доктор Вальтер уже собрался везти тебя в приют для инвалидов. Такого-то молодого!
   Она упорхнула. Беата, пристраивая поднос с завтраком у постели больного, с удивлением отмечала, как быстро меняется его лицо. Еще вчера лежал, бессмысленно глядя в потолок, и вот уже в его больших черных глазах что-то зажглось, что-то приоткрылось в них, - глубоко заглянешь, голова закружится. Hoc прямой, не картошкой, как у деревенских хлопцев, а хорошей формы, как у благородных.
   Беата скосила глаза на зеркало, висящее на стене. Эх, ей бы прямой нос, а не этот курносый! Она даже не подозревала, что именно курносый вздернутый носик придавал её лицу милую задорность и шарм.
   Девушка поднесла ложку с бульоном ко рту Яна - тот послушно раздвинул губы, а не далее как вчера, чтобы дать ему воды, рот пришлось открывать силой... И губы у него красивые - так бы и поцеловала, - подбородок с ямочкой. Ой, файный хлопец! Почему же пани Юлия увидела это раньше, чем она, Беата?.. Лучше-то ему, лучше, а сможет ли ходить? Если нет, пани Юлия выбросит его вон, как надоевшую собачонку. К инвалидам у неё непроходящая брезгливость. Даже милостыню подает только прибранным да опрятным, тем, что своим видом глаз не оскорбляют.
   Беата унесла поднос. Некоторое время Ян лежал один, а потом дверь открылась и вошел сутулый слуга, которого называли Иваном. Он откинул одеяло, присел на кровать и вдруг резко крутнул большой палец ноги Яна. Парень от боли вскрикнул и прошипел сквозь зубы:
   - Ч-черт неумелый!
   Иван расхохотался, ничуть не обидевшись.
   - Вот так-так! Значит, ноги свои ты чувствуешь? А чего вчера Вальтеру жаловался? Из-за тебя в замке переполох: стоит ли тратить на будущего инвалида драгоценное панское внимание?
   - Я не врал, я и вправду не чувствовал.
   - Ничего, это бывает. Сейчас сделаю я тебе массаж: будет больно терпи. Не бойся, хуже не станет.
   Ян вздрогнул от прикосновения его сильных цепких пальцев, но тут же устыдился своей боязни и только расслабился, как резкая волна боли нахлынула на него, заставив вскрикнуть и вцепиться зубами в подушку.
   - Ну-ну, потерпи, будь мужчиной; как я и думал, у тебя от удара сместился позвонок и зажал нерв. Я вправил его... Придется тебе пока полежать. Контузия есть контузия - кто знает, каким боком может повернуться. Пока не разрешу, вставать не смей!
   - А как же... по нужде, не Беату же просить.
   - Темнота! По нужде. Возле кровати у тебя что висит?
   - Веревка какая-то.
   - Не веревка, а сонетка. Понадобится - дернешь, я приду, отнесу... Но учти, выздоровеешь - отработаешь!
   - Как же я тебя, такого-то бугая, носить стану?
   - Почему обязательно носить? Я тебе другую работу придумаю.
   - Работы я не боюсь.
   Ян посмотрел в насмешливые глаза слуги и вдруг подумал, что он какой-то ненастоящий. Как будто Иван не был слугой, а только им прикидывался.
   - Чего это ты меня так разглядываешь? - удивился тот.
   - Ты здесь служишь или родственник чей-то? - не отвечая на его вопрос, поинтересовался Ян.
   - Служу. У пана Зигмунда камердинером.
   - А что со мной возишься?
   - Пани Юлия приказала. Пока отец в отъезде, она в замке командует... Тебе здесь нравится?
   - Интересно.
   Он помолчал и добавил:
   - Будто в какую-то книжку попал - все невзаправду.
   - Как это? - не понял Иван.
   - Так. Все притворяются: Беата - как будто ей весело; пани Юлия - как будто она строгая, но добрая; пан Вальтер - как будто ему людей жалко...
   - А я? - Иван прямо остолбенел от простодушного признания парня, судя по всему, попавшего в самую точку. - Вот уж не думал, что ты такой востроглазый! В замке всего второй день, лежишь, не вставая... А если я сейчас это все хозяйке расскажу? Думаешь, ей понравится? Станет она рядом с собой такого умника терпеть?!
   - Не расскажешь! - уверенно сказал Ян.
   - Интересно, почему?
   - Потому, что ты их всех ненавидишь.
   - Да-а, - только и мог сказать камердинер, выходя из комнаты в некоторой прострации. Вскоре, однако, Янек забыл о своем разговоре с Иваном, тем более выяснилось, что контузия не нанесла ему серьезного вреда. Хлопец быстро пошел на поправку; только когда он пытался подняться, ещё кружилась голова и слегка тошнило.
   На пятый день его вынужденного лежания к вечеру заявился Иван и сообщил:
   - Сегодня буду тебя купать.
   Ян попытался идти сам, но Иван не выдержал его жалких попыток, схватил парня, кинул себе на плечо и понес.
   Комната, в которую они пришли - ванная, как объяснил Иван, - поразила Яна своим великолепием. Вся она от пола до потолка была покрыта цветными изразцами. По сравнению с ними изразцы на печке хуторского богача Опанасенко, казавшиеся хлопцу прежде великолепными, выглядели бы убогими.
   В огромную белоснежную ванну вода лилась из золотой пасти зверя, напоминавшего волкодава Серко, с которым сторожил сельское стадо коров пастух Василь. Кругом сверкали зеркала, хотя Ян не понимал, зачем в них глядеться голым людям?! Он крепко сжал зубы, чтобы рот от изумления не раскрылся сам собой - мать предупреждала, что это неприлично, - до чего только не додумаются богатые!
   Беата при виде тощей, застывшей как изваяние фигуры Яна, прыснула, но тут же склонилась над ванной, проверяя температуру воды. Выходя, она стрельнула глазами в Ивана и прикусила губу. Иван тоже оглядел Яна: даже нижнее белье болталось на нем, как на огородном пугале.
   - Раздевайся! - прикрикнул он. - Застеснялся, как красна девица!
   Слуга помог парню забраться в ванну и, не давая опомниться, надавил на плечи так, что Ян с головой ушел под воду и даже хлебнул её от неожиданности. Он вынырнул с выпученными глазами и напустился на Ивана:
   - Ты что, с перепою головой маешься? Я же утонуть мог!
   - Небось откачали бы. Пани Юлия ещё не натешилась. Кто бы допустил, чтобы игрушка сломалась?
   - Какая я тебе игрушка? Ты говори, да не заговаривайся! Конечно, приютили меня по-хорошему, кормят, поят... Так я и отработаю. А играть с собой никому не позволю!
   - Ишь ты, разошелся! Похоже, парень, ты даже не представляешь себе, во что влип. А может, неведение - твое счастье? Я и сам бы не хотел знать...
   Расспросить поподробнее Ян не успел, потому что Иван вылил ему на голову что-то пахучее, мыльное и стал так ожесточенно мыть голову, точно хотел и вовсе оторвать ему волосы. Ян закаялся задавать ему вопросы, потому что опять хлебнул воды, в которую проклятый камердинер во второй раз окунул его с головой. А потом Иван вытащил какую-то пробку и вода из ванны стала выливаться.
   - Погоди! - закричал Ян. - Я же ещё не весь вымылся.
   - Не весь! - передразнил Иван. - А грязи - точно дикого кабана мыли.
   - Сам ты - дикий кабан, - тихо буркнул Ян, но слуга ополоснул ванну и вновь стал наливать воду.
   В его руках появилось странное, похожее на большую конфету, розовое мыло и что-то коричневое, комковатое.
   - Губка! - пояснил Иван, заметив интерес, с которым Ян разглядывает этот мягкий и упругий кусок. В конце концов, от новых ощущений и впечатлений хлопец так утомился, что слуга, будто ребенка, завернул его в простыню и опять на плечах вынес из ванной; пронес коридорами и вошел с ним совсем в другую комнату.
   Эта была больше, но казалась ниже из-за темно-зеленых наглухо задернутых штор. Над кроватью, застеленной зеленым атласным покрывалом, висел прозрачный, тоже зеленый - Янек вспомнил его название - балдахин, поддерживаемый по бокам кровати резными деревянными столбиками. Здесь все было зеленым, даже столик у кровати, на котором мерцал тремя свечами изящный серебряный подсвечник. Столик был накрыт на двоих, но Ян не смог бы за ним сидеть: у него после ванны кружилась голова. Впрочем, не настолько, чтобы безропотно дать Ивану одеть на себя тонкое кружевное белье.
   - Что это ты придумал? - возмутился Ян. - Подштанники с кружевами, рубашка - с кружевами... Не одену!
   - Ну, во-первых, выдумка это не моя, а панночки. Во-вторых, белье это вовсе не женское.
   - Мужики носят кружева? Вот те на!
   - Главное, не трусь, - многозначительно подмигнул ему Иван, помогая забраться под одеяло. - Не так страшен черт...
   С тем странный камердинер исчез за дверью. Ян остался лежать в этой по-царски богатой постели, недоумевая, зачем он здесь очутился?
   Кажется, он задремал и проснулся от скрипа отворившейся двери: вошла пани Юлия. Янек не знал, как называется её одежда, но она была легкой и полупрозрачной, так что сквозь неё угадывалось обнаженное тело. У парня пересохло во рту.
   - Это же надо! - воскликнула Юлия, разглядывая Яна. - Вылитый князь Данила, только молодой. Неужели правду болтали, что его сын ушел из дома и женился на простой крестьянке?.. Да, породу не скроешь... Я и под деревенскими тряпками тебя разглядела, а сейчас, в этих кружевах, бледный, без деревенских румянцев... Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Ян отрицательно покачал головой.
   - Ничего, если умный - разберешься. Да и нельзя так быстро: из грязи да в князи. - Она рассмеялась собственной шутке.
   - Не слушай меня, похожесть - это ещё не доказательство... Говорят, князь очень одинок, а тут - такой сюрприз.
   Юлия присела к Яну на постель и вдруг сунула руку под одеяло. Он вздрогнул.
   - Какой ты горячий... У тебя девушка есть? Нет? А была? И не было?
   Ян от волнения не мог говорить, только кивал.
   - Точно не было? Тогда мне повезло.
   Рука Юлии продолжала осторожно гладить его.
   - Пан Вальтер утверждает, что ты ещё слаб.
   Парню хотелось вскочить, сжать её так, чтобы кости затрещали... Но он почему-то продолжал лежать, а сердце бухало в груди молотом.
   - Не буду больше тебя дразнить, а то вон как вспотел, - Юлия нежно вытерла Яну лоб душистым платочком. - Давай-ка лучше я за тобой поухаживаю - ты ведь не ужинал? Беата, конечно, перестаралась, за столом тебе сидеть ещё тяжело.
   - Нет, не тяжело, - пробормотал он.
   - Все-таки в тебе что-то есть! Ты прав, Янек, настоящий рыцарь не должен проявлять слабость в присутствии дамы. К тому же, в нашем замке царит боевой дух. Говорят, по ночам здесь бродит привидение рыцаря Ольгерда. К сожалению, я его не видела. Ночью я крепко сплю.
   Она хихикнула.
   - Если, конечно, никто не мешает. Думаю, мы сможем не спать вместе, чтобы наконец увидеть это привидение. Ты согласен? Как это мило. Но на сегодня, пожалуй, хватит. Немного поужинаем и, как говорит доктор Вальтер, шляфен" (Спать (нем.).).
   Голова у Янека кружилась, глаза застилало туманом... Во сне или наяву улыбалась ему эта полуобнаженная красавица? Он покорно пил из её рук легкое с пузырьками вино, что-то ел и смотрел в небесные глаза, в которых временами вспыхивали диковатые искры...
   Утром Янека разбудило присутствие в комнате кого-то постороннего. Это оказалась Беата. Она бесшумно и ловко собирала на поднос остатки вчерашнего ужина. Если красоту Юлии можно было сравнить с морозными ледяными узорами, то красота Беаты казалась сродни разноцветному летнему лугу, усеянному полевыми цветами. Ее полные свежие губы слегка шевелились от усердия, пушистые ресницы трепетали, приоткрывая теплые карие глаза. Ян, неожиданно для самого себя, потянулся и схватил её за юбку. Беата испуганно рванулась, но, оглянувшись, рассмеялась.
   - Кажется, наш больной совсем уже не больной! Пани Юлия обрадуется...
   Но образ Юлии в свете дня, который пробивался и через плотные шторы, несколько поблек. Рядом была другая - живая, теплая, с веселыми ямочками на щеках.
   - Беата, - почему-то шепотом позвал он. Девушка подошла поближе, усмехнулась лукаво.
   - Я тебе нравлюсь?
   - Очень!
   - Даже больше, чем пани Юлия?
   - Ты - совсем другая,.. - потупился Ян.
   - А ты - хитрый хлопец, выкрутился! И правду не сказал, и не обидел! Она наклонилась и легонько коснулась губами его губ. Янек затрепетал. Он обнял Беату за шею и крепко прижался к её рту.
   - Э, да ты целоваться не умеешь! - удивилась девушка. - Такой невинный хлопчик панночке достался!
   - Так научи... - хрипло попросил он, не разжимая объятий.
   - Ишь ты какой, да если хозяйка узнает...
   Ян не дал ей договорить. Судя по тому, как прерывисто задышала от его поцелуев Беата, учился он быстро. Рука парня скользнула в вырез её платья, а вторая уже расстегивала пуговицы. Такого восхитительного запаха свежести он никогда прежде не ощущал. Интересно, чем моются девушки, чтобы так дурманно пахнуть?
   А Беата все повторяла:
   - Нет, не надо, пожалуйста...
   Но звучало это так неубедительно, что Ян, путаясь в крючках и застежках, продолжал её раздевать. На мгновение сквозь возбуждение парню показалось, что приоткрылась и тут же закрылась дверь, но волна желания захлестнула его, и все посторонние звуки и краски померкли...