Шкатула Лариса. Замуж - не напасть

   - А куда вы меня ведете?
   - Ко мне домой, - ласково говорит Евгения, помня наставления соседки, хотя с большим удовольствием стукнула бы его чем-нибудь тяжелым. - Разве ты не в гости пришел?
   - Нет. Если в гости, я бы поднялся на лифте, - укоризненно объясняет он. - А я стоял и звал. Чтобы ты сама ко мне вышла!
   К счастью лифт приходит пустой. Они с Кристиной успешно затаскивают в него Толяна и везут к Евгении.
   - Я вам больше ни слова не скажу! - упрямо поджимает губы Аристов. Потому что вы меня не слушаете, а женщин я не обижаю!
   Потом чувство справедливости в нем на минутку просыпается.
   - Иногда, конечно, бывает, - нехотя признается он, - но я не нарочно!
   Они дотаскивают до дивана пьяного Аристова и нечаянно роняют так, что он стукается головой о стену; правда, удар смягчает покрывающий её ковер.
   - У, неуклюжие! - жалуется он кому-то, - ничего нельзя доверить!
   - Спи! - строго говорит Евгения.
   Толян послушно закрывает глаза и действительно мгновенно засыпает.
   - Что ты будешь с ним делать? - простодушно спрашивает Кристина, но тут же спохватывается - какое ей дело! - и предлагает. - Могу я тебе чем-нибудь помочь?
   - Чем тут поможешь? - вежливо, но настойчиво вытесняет её к дверям Евгения. - Сейчас я позвоню его жене, пусть она и решает.
   - Если что понадобится, зови меня, не стесняйся! - предлагает соседка; она целыми днями сидит дома и радуется всему, что может отвлечь её от серой монотонности собственной жизни.
   Сказала Евгения, что позвонит, но как сообщить об этом Нине? "Как есть, так и скажу!" - сердится неизвестно на кого она и набирает телефон Аристовых. Трубку берет Нина.
   - Не знаю, как твой муж оказался в моем дворе, - говорит Евгения, - но он... не очень трезвый, потому мы с соседкой завели его пока ко мне... В общем, он уснул на моем диване.
   Нина некоторое время молчит, а потом рассудительно говорит:
   - Трогать его сейчас нельзя. Поднимешь, он, как медведь-шатун будет слоняться по квартире, все опрокидывать... И домой не доберется, и тебе покоя не будет... Он тебе очень мешает?
   - Я могу оставить его на диване, а сама уйти спать в комнату Никиты он сейчас у бабушки, но ты уверена, что другого выхода нет?
   - Женя, ты не бойся, он спокойно проспит до утра, а проснется, будет у тебя извинения просить... Мне так неудобно, что у тебя столько беспокойства...
   - Да, ничего, главное, чтобы ты не волновалась.
   - Теперь, конечно, я могу быть спокойной, - беспечно говорит Нина. - С ним это очень редко бывает, в самых исключительных случаях. А так он норму знает и обычно не перебирает!
   Какая-то недоговоренность в словах Аристовой настораживает Евгению.
   - Может, у него что-то случилось? Что-то выбило его из колеи?
   - Скорей всего, я думаю, - мнется Нина, - он выпил из-за меня.
   Она медлит, видимо размышляя: сказать или не сказать? И решается.
   - Дело в том, что приехал Роман - отец Ярослава. Я тебе рассказывала и ты, я знаю, ни с кем больше не поделилась, что Слава - неродной Толе. В общем, у Ромы здесь мать, он навещал её, и мы случайно встретились. Представляешь, он даже не подозревал, что имеет взрослого сына! Думал, я сделала аборт. Я сказала, когда родился Славик, он подсчитал и сомнения отпали. А в той семье у него две девочки. Представляешь? Он всю жизнь мечтал о сыне, и вот он, готовый!
   - И ты сказала об этом Толяну? - удивляется Евгения.
   - А что оставалось делать? Не могла же я прятать сына от родного отца? Плохо только, что Ярослав ничего не знал. Анатолий считал, что знать ему необязательно, хотя я была против. Как чувствовала! Представляешь, Анатолий так кричал! Говорил, что я пытаюсь отнять у него сына, что никакие прохиндеи не имеют права лишить его отцовства. Это Роман-то прохиндей! Да, он просто ничего не знал! Слава тоже расстроен, но согласись, отец есть отец!
   Боже, что она говорит! Нина беспокоится обо всех, кроме собственного мужа. Только теперь понимает Евгения, какую тяжесть носил на сердце все время Толян. Конечно, надо жалеть ближних: делиться с ними последним куском хлеба, последней рубашкой... но не жизнью!
   Те, с кем ею делятся, чаще всего не понимают бесценности такого подарка. В их представлении время, отпущенное человеку, бесконечно, потому чего стоят потраченные на них месяцы, годы? Разве переведешь их на рубли или караты?
   Не любит Толяна его жена! Получив от него однажды в дар жизнь, она приняла это как должное. Была хорошей матерью, хозяйкой, что же еще? А о самом Толяне, выходит, не думала?
   Ведь не чистые рубашки и вкусная еда - главное для человека!
   Евгения осторожно заглядывает в комнату, где он спит. Хотя с равным успехом она могла бы и топать, как слон. Аристов спит тяжелым, омутным сном и стонет во сне. К сожалению, облегчить сейчас его кошмары она не может. Жена предупредила: будить нельзя. Ей виднее. Она успокоилась, поручив Толяна заботам Евгении. Будто заблудившегося щенка ей препоручила: присмотри за ним!
   Между тем, пока суд да дело, натикало уже восемь часов. Евгения вспоминает, что не ужинала. Она ставит чайник, делает себе бутерброд. В жизни одинокой женщины - как все же не любит она это словосочетание! - есть и свои плюсы. Например, можно почти не готовить: заварила кипятком пакетик супа "Галина Бланка", поджарила яичницу - вот и вся стряпня!
   В ожидании, пока закипит чайник, она приваливается к стене. Кухню Евгения оклеивала сама. И плитки бумажные под мрамор сама изготавливала. Узор получился нежно-зеленый, стены и потолок в одном цвете, напоминает малахитовую шкатулку. Что ли Евгения не дизайнер! Оригинально.
   Ее подруга Надя с ходу погрузилась во всевозможные споры-претензии, постоянно ходит в суды и частенько утаскивает с собой президента. Первое время он пытался от неё отбиться, но когда Надежда выиграла для фирмы два спорных дела - вернула "Евростройсервису" девяносто тысяч рублей, Валентин Дмитриевич уверовал в особые способности юриста и с тех пор ходит с ней беспрекословно.
   - Не Бог весть какая сумма, - подчеркнуто равнодушно хмыкает довольная Надя, - но тоже на дороге не валяется!
   Президент доволен куда больше самого юриста - оба дела он считал безнадежными!
   Зато Эдуарду Тихоновичу пришлось уйти на работу в другую фирму - тут Надя не согласилась ни на какие компромиссы: или она или работа в "Евростройсервисе". По странному совпадению, он устроился туда, где работает Маша Зубенко. И теперь прославляет всюду свою умницу-жену. Если бы она не настояла... Эдуард работает телохранителем у одного американца и получает в месяц две тысячи долларов. Может, у них, на проклятом Западе, это и немного, но молодые супруги смогут решить теперь кое-какие свои проблемы. Тем более, что от обещания помочь им построить коттедж Валентин Дмитриевич не отказывается. Смеется, что новый юрист, которого он выменял на начальника охраны, фирме гораздо выгодней...
   А ещё на Евгению накатывают воспоминания о том, чего вспоминать не хочется.
   Похороны Юлии. С утра светило солнце, а потом вдруг пошел дождь. Зонтов ни у кого не было. Хорошо хоть в автобусе-катафалке нашелся большой кусок полиэтиленовой пленки. Под ним и укрылся, кто мог.
   Из-за дождя процедура прощания оказалась скомканной, а земля у могилы под обильным дождем, которую горстями полагалось бросать на гроб, превратилась в грязь. Ев гении казалось, что Серебристую Рыбку забрасывают грязью даже после смерти.
   Небольшой бульдозер ездил туда-сюда и сталкивал в могилу такие огромные куски земли, что, наверное, в конце концов повредили крышку гроба. Такое закапывание выглядело святотатством, как и вся церемония.
   Все происходящее оказало на Евгению такое гнетущее впечатление, что она без возражений позволила Виталию посадить себя в машину и увезти. По его словам, она была на грани обморока и цветом лица напоминала покойницу.
   Виталий отвез её к себе домой. Дочь, как оказалось, была с университетом на сельхозработах, так что им никто не мешал.
   Он отпаивал её каким-то особым импортным чаем с травами. Заставил выпить таблетку аспирина от простуды. Словом, носился, как с малым ребенком, но как Евгения к себе ни прислушивалась, её сердце по-прежнему молчало и на его ласки откликаться не хотело.
   - Прости, - сказала Евгения, - сердцу не прикажешь.
   Конечно, это было несправедливо. Пробудись в ней ответное чувство, и сразу два человека были бы счастливы Увы!
   Еще была неожиданная встреча с Виктором. Она не относилась к разряду неприятных, так что отрицательные эмоции Евгении на этом кончались...
   А выглядел Виктор не в пример тише обычного. Печальный какой-то.
   - Гнусные вы с Машкой бабы! - покачал головой он. И как узнал, что они подруги? - Никакой благодарности другу и учителю: получили свое и исчезли! Сглазили вы меня, ведьмы! Испортили! До вас ведь ни о чем таком не задумывался, а теперь хожу - от мыслей голова трещит! И главное, менять баб вдруг надоело. Раньше чуть ди не коллекционировал, а тут захотелось постоянства. Самое смешное, найти по сердцу не могу. Все дуры какие-то попадаются: ни посидеть, ни поговорить! Одно на уме...
   Евгения посмеялась: уж если Виктор стал задумываться, не иначе где-то последний мамонт сдох! А вот жалеть его не захотела: обойдется!
   Чайник свистит во всю ивановскую, и она наконец спохватывается, выключает газ.
   Еще об одном событии она вспоминает - о звонке Аркадия. Бывший муж принял решение - делить имущество. Он и список составил!
   - Я не возражаю, - безразлично говорит Евгения, - подавай на суд.
   - Мое дело предупредить! - говорит он, и по голосу она слышит: разочарован. А что он хотел? Лишний раз убедиться, какая жадина его бывшая жена?
   С кем же Евгения прожила семнадцать лет, что до сих пор открывает для себя неприятные стороны его натуры? Почему она раньше об этом не знала? Может, не хотела знать? Помнила, что из еды он любит, какую одежду предпочитает, какой у него размер обуви... И получается, что из этих кусочков человек-то и не складывается!
   Телевизор стоит в большой комнате, там, где сейчас спит Толян. А ей хочется посмотреть передачу "Добрый вечер", детектив про сыщика Коломбо. В кои веки захотела посидеть перед голубым ящиком, и на тебе!
   Проснётся - так проснётся! Значит, успеет до ночи домой вернуться!
   Толян поворачивается на бок, и Евгения видит, как врезался ему в шею наглухо застёгнутый ворот рубашки. Всё-таки Аристов - человек аккуратный, даже в сильнейшем подпитии он не выглядит расхристанным. Она осторожно расстёгивает ему пуговицу.
   Как видно, здоровый организм Толяна тяжело переваривает алкоголь: лицо его осунулось, на лбу выступила испарина.
   Она ловит себя на желании погладить его и в последний момент прямо-таки хватает себя за руку.
   Но ничего ведь не мешает ей смотреть на него. И даже подробно рассмотреть без помех. Когда не щурятся ехидно его глаза и не кривится в усмешке рот.
   Не стоит сдерживать порывы, которые идут от сердца, не правда ли? Она зажигает верхний свет, берёт свои рисовальные принадлежности и начинает набрасывать портрет Толяна, пока ведущий Угольников о чём-то весело беседует с директором фабрики ёлочных игрушек.
   Интересный мужчина - Аристов. По крайней мере, таким он смотрится на её рисунке. Неужели Нина этого не видит? Ведь жаловалась же она: хотела полюбить, да не смогла. "Вот уведу Толяна, будешь локти кусать!" мстительно думает Евгения.
   Как она не сопротивляется, а тёплое чувство к Толяну остаётся в её душе. Разве не лежит он перед нею, её мужчина? Напившийся до беспамятств. Плохо сейчас ему, даже в алкогольном дурмане не может он забыться: стонет и ворочается...
   Телевизор смотреть ей расхотелось. Она выключает его, гасит свет, но оставляет открытым окно и потому прикрывает Толяна пледом.
   Она стелет себе постель на тахте Никиты и наскоро пролистывает боевик, принесённый Аристовым. Мускулистый парень, изображённый на обложке и держащий руку на дуле автомата - супермен. Он борется с мафией, которая убивает его нежно любимую девушку, чистую и прекрасную, но не гнушается переспать и с двумя-тремя легкодоступными, длинноногими герлами, а также поучаствовать в групповом сексе. Надо ли давать такую книжку Никите? "Поздно, мамочка, работать цензором у шестнадцатилетнего сына!" укоризненно говорит она себе.
   Евгения долго возится, пытаясь устроиться поудобнее. Не спится. Кто там был у древних греков по этой части, вспоминает она? Морфей - крылатый бог сновидений. Что же он так долго не слетает к ней? За провода крыльями зацепился, что ли? Так, ругая, на чём свет стоит, древнего бога, она сама и засыпает.
   Просыпается Евгения от присутствия в комнате кого-то постороннего, и, ещё не открыв глаз, ужасается: как обычно, простынка с неё сползла, а она в короткой ночнушке... Хочешь - не хочешь, а глаза открывать надо!
   Перед её тахтой на коленях стоит Аристов и смотрит на неё. Теперь и нет смысла прикрываться - всё, что хотел, он уже разглядел!
   - Доброе утро, - почему-то шёпотом говорит Толян.
   Она испуганно оглядывается.
   - Здесь есть ещё кто-нибудь?
   - Нет.
   - А почему ты шепчешь?
   - Чтобы не спугнуть прекрасное мгновение. Я только хотел сказать: пора, красавица, проснись!
   - Уже поздно?
   - Семь часов.
   - Аристов, в субботу я сплю до восьми!
   - Не ворчи! Мне очень хотелось позавтракать с тобой.
   - Тогда выйди на минутку, я оденусь.
   Он с сожалением и невольным плотоядным огоньком в глазах оглядывает её, но покорно выходит.
   Она набрасывает домашний халатик, не переставая ворчать про себя. Он ещё ею командует! Точь-в-точь, как та лиса, которая просила у зайца погреть одну лапу. Она идёт в душ и долго умывается холодной водой. Ну вот, теперь даже мысли в голове стали свежее.
   Когда она заходит на кухню, то присвистывает от восхищения. Далеко не каждая женщина может накрыть такой стол, а уж от Толяна подобной хозяйственности она и не ожидала!
   - Не свисти, денег не будет, - замечает он и широким жестом приглашает. - прошу. Если я хоть чуть-чуть угодил хозяйке, то это и будет малой платой за её гостеприимство.
   Она некоторое время смущенно припоминает: не было ли в её кухне чего-нибудь такого, неубранного-немытого, чего бы ей следовало стыдиться, но тут же выбрасывает эти мысли из головы.
   - Когда же ты все успел? - спрашивает она Аристова, - даже бумажные цветы из салфеток накрутил.
   - сколько же можно спать... Я когда вчера свалился?
   - Около семи.
   - Вот видишь, а в четыре утра я уже проснулся и грыз себя за то, что причинил неудобства тебе. Ты не очень сердишься?
   - Ладно, чего уж там!
   - Вот и хорошо! - некоторое время он молча жует, а потом сообщает. Оказывается, это приятно: просто завтракать в твоем обществе! И этот милый халатик. И голые коленки...
   Она поспешно одергивает подол.
   - Глупышка. В нашем случае коленки - лишь фон.
   - Что ты вчера пил? - подчеркнуто заботливо спрашивает она. - Ничем не отравился?
   - Лопухина! Ты - прелесть! И что я в тебя такой влюбленный?
   И опять в идиллию вносит тревожную ноту проклятый телефон!
   - Женя, - извиняющимся тоном спрашивает Нина Аристова. - Толя ещё у тебя?
   - Завтракает.
   - Позови его, пожалуйста!
   В глазах Толяна на секунду появляется беспомощное выражение, но тут же он справляется с собой, подходит и берет трубку. При первых же словах невидимой Нины скулы его каменеют и глаза зло сужаются.
   - Понял, - бросает он короткою - Сейчас приеду.
   Он целует руку Евгении и бормочет:
   - Спасибо тебе за все!
   Толян уходит, заставляя Евгению бесноваться от бессилия. Что они, эти Аристовы, устроили в её квартире? Она бы ещё долго грызла себя за бесхребетность - нужно ли ей было вчера выходить к Аристову, а потом устраивать его у себя на ночь!? Если Нина о своем супруге не беспокоилась, то ей, что больше всех надо? Но судьба сжалилась над нею и послала ангела-хранителя в лице Маши. Через пять минут после ухода Толяна она позвонила в дверь, ещё больше похудевшая, но оттого помолодевшая и прекрасно выглядящая в спортивном костюме, наверняка фирменном, ибо такого прежде Евгения ни у кого из знакомых не видела.
   - Десять минут на сборы, - повелительным тоном командует Маша. - Внизу нас ждут двое молодых, симпатичных американцев. Нехорошо заставлять их долго ждать!
   Евгения, по её совету, бросает в сумку купальник, кое-что из косметики, теплую кофту, надевает любимый белый спортивный костюм под одобрительным взглядом подруги.
   - Мужики офонареют! - довольно хмыкает она.
   - А почему ты решила взять именно меня? - спрашивает Евгения, уверенная в ответе, что лучше её кандидатуры просто не найти.
   - Потому что ты свободно говоришь по-английски, а мне чертовски надоело переводить - могу я спокойно отдохнуть, как все люди?
   Евгения немного разочарована: только из-за знания английского? Неужели и Маша её просто использует? Такой у нее, видно, сегодня день - сплошные разочарования! Она не замечает, что подруга украдкой наблюдает за ней.
   - Лопухина! Ты, оказывается, совсем не знаешь себе цены! Уже и хвост опустила! Да у нас в фирме половина женщин спикает, почему, думаешь, мне и в голову не пришло пригласить их с собой? Потому, что я люблю тебя, естественную, деликатную, культурную, наконец. Не нужно мне будет все время наблюдать и переживать, не скажешь ли ты какую-нибудь глупость...
   У её подъезда стоит большой черный форд. Еще несколько лет назад его бы окружили зеваки. Сейчас жильцы идут мимо, не обращая внимания: страна наводнена иномарками.
   Багажник сверху основательно загружен, закрыт брезентом и перевязан веревками.
   - Мы точно едем жарить шашлыки? - здороваясь, спрашивает по-английски Евгения. - Или собираемся разбить палатку и несколько месяцев прожить на природе?
   Маша предупредила, что им придется накормить американцев исконно российским мясом ихнего уикэнда, и взять на себя обязанности, которые обычно выполняют мужчины - поджариванье мяса на шампурах. Но она никогда не видела, чтобы на шашлыки ездили с таким багажом, вот и шутит.
   В глазах мужчины, сидящего за рулем, мелькает недоумение, зато другой, на заднем сиденье, куда усаживают и её, врубается.
   - У русских своеобразный юмор, Джеймс, - обращается он к водителю. Мисс намекает, что у нас слишком много вещей.
   - Понял! - облегченно вздыхает тот.
   - Моя подруга Евгения. Женя, - представляет её Маша.
   - Джеки, - предлагает её сосед.
   - Пусть будет Джеки. А это мои товарищи и коллеги: Майкл и Джеймс.
   Они едут в горы. И хотя ехать не очень далеко - километров пятьдесят с хвостиком, но дорога, ведущая к цели их поездки узкая, проселочная, особо не разгонишься.
   Благо, сентябрь - первый месяц школьных занятий и сбора урожая, так что на дороге видно мало желающих выехать на природу. В России уикэнды вещь, зависимая от многих обстоятельств; чтобы прокормиться, рядовому россиянину приходиться запасаться всем, чем богаты в это время года окрестности.
   Едут они к небольшому, чистому и глубокому горному озеру, которое образовала неширокая прозрачная река, берущая начало где-то высоко в горах. В одном месте она низвергается вниз с высокого каменистого уступа, являя собой красивый серебристый водопад. Его, конечно, не сравнить с Ниагарским, но зрелище впечатляющее.
   Лет десять назад Евгения сфотографировалась возле него. А если быть точной, то за ниспадающими струями воды, стоя на небольшом уступе. Сквозь эти струи живописно смотрится её тогда совсем хрупкая фигурка.
   Джеймс уверенно ведёт машину, как будто ему не в диковинку просёлочные дороги, а Майкл всё время украдкой разглядывает Евгению. В его взгляде неподдельный мужской интерес, и он ей приятен.
   Наконец, по указанию Маши, они сворачивают в сторону и, проехав с полкилометра по дороге, зажатой между густых кустов ежевики, выезжают на место - ровный, покрытый будто искусственными плитами, берег. Река так тщательно отполировала глыбы камня, что на них, как на полу, можно установить и стол, и стулья, чаще импровизированные. У самого озера есть небольшой кусочек песчаного берега - этакий мини-пляж. Словом, в понятии их обычной компании - идеальное место для отдыха.
   Американцы, впрочем, лишь бросив взгляд вокруг, начинают таскать из обоих багажников вещи: раскладной стол, стулья, два шезлонга, столовые приборы, продукты - всё удобно упаковано и готово к употреблению, стерильно.
   Маше с Евгенией остаётся лишь придавать их обустройству некий особый женский уют. Впрочем, похоже, мужчины позаботились даже о том, чтобы такие вопросы решить за них - на столе уже красуется кружевная синтетическая скатерть. Правда, это не мешает подругам переговариваться между собой. Несмотря ни на что, встречаются они по-прежнему редко.
   - А где Сергей? - спрашивает Евгения.
   - Как всегда, дежурит, - безмятежно поясняет Маша.
   - И он в курсе?
   - Естественно. Я, как всегда, сказала ему правду: хочу показать американцам озеро и водопад. И мы вернёмся сегодня. Он сразу успокоился. Главное, чтобы без ночёвки.
   - Секс - это когда спят днём.
   - Фу! - шутливо морщится Маша. - О сексе не может быть и речи!
   - А почему ты меня о поездке не предупредила заранее?
   - Весь вечер на моём хвосте висел Сергей. Если бы он узнал, что я заеду за тобой, сразу бы проинтуичил, что наша поездка не такая уж безобидная, как могла показаться вначале.
   - Логично.
   - Но ты же не обижаешься? Так думает только он. Насчёт этих ребят можешь не беспокоиться - они не варвары, и не маньяки. Я предупредила: только шашлыки... Кстати, это не Аристов выходил из твоего подъезда сегодня утром?
   - Я не поняла: ты спрашиваешь или утверждаешь?
   - Выкручиваешься! - цокает языком Маша.
   - Хочешь верь, хочешь не верь, а между нами ничего этакого не было.
   - А вот тут я не могу разделить твою радость: хорошо ли это? Не ходит же он к тебе просто так? И, судя по темпераменту, Аристов не импотент, а тебя не трогает. Нонсенс? Если бы такое показывали в кино, зритель бы уже утомился.
   - Сравнила: жизнь - это не кино.
   - Плохо только, что не ты им управляешь, а он тобой: захотел - пришел, захотел - ушел... Поляки говорят: когда твой муж идет по улице, все должны думать, что на его голове корона, и только ты будешь знать, что это - твой каблук.
   - Во-первых, Аристов мне не муж, а во-вторых, чтобы надеть на него такую корону, надо его ещё поймать...
   Они разговаривают между собой по-русски, пока Майкл сооружает из камней мангал - опять же, по указанию Маши, а Джеймс опускает в озеро для охлаждения всевозможные бутылки. Но когда мужчины работу заканчивают, переходят на общий английский.
   - Джеки, вы говорите на сногсшибательно правильном английском языке, замечает Майкл.
   - У меня мама - учительница английского.
   - Тогда понятно... Но если вы поедете в Америку, вам стоит подольше пообщаться с американцами, чтобы они могли вас понимать.
   - Пока я в Америку не собираюсь, - улыбается Евгения. - а для вас, надеюсь, моего знания хватит?
   - Хватит, - рассеянно соглашается он и, забыв отвести взгляд, смотрит на нее.
   Осень уже дает себя знать - с утра ещё было прохладно, но теперь, когда солнце поднялось повыше, оно и не жжет, как прежде, а ласково греет.
   Евгения с Машей переоделись в купальники, а мужчины все ещё ходят в своих легких светлых брюках. Может, запоздало думает Евгения, у них на уикэндах расхаживать в плавках не принято?
   Вообще, несмотря на знание английского, она совершенно не знает иностранцев, прежде близко с ними не знакомилась, так что чувствует себя напряженно, от чего её не освобождает даже откровение Маши:
   - Расслабься, не нервничай! Они, такие же мужики, как и наши. Может нас боятся ещё больше. Просто они несколько испорчены цивилизацией. Привыкли, что всегда все под рукой, и самими делать ничего не нужно. На таком, к примеру, озере, как наше, у них наверняка поблизости была бы парочка шопов, кафе и, может даже, небольшой отель...
   - Маша шутит, - с сильным акцентом говорит Майкл, услышавший окончание фразы. - И в Америке есть дикие места... Я нанизывать шашлыки.
   - нет-нет, я сама, - спохватывается Маша. - Пока учись. Будешь у себя в Филадельфии готовить шашлык для знакомых девушек.
   - Я хотел для жена.
   - А у тебя есть идеал жены?.. Ну, какой бы ты хотел её видеть?
   - Как Джеки.
   - Вот видишь, Женя, - смеется она, - у тебя уже есть поклонник-американец.
   - Я не есть поклонник. Поклонник звезда, кумир... Я есть лав... влюбчивый!
   - Влюбленный, - поправляет Маша.
   - Русские женщины - удивительные создания, - переходит на английский Майкл. - Их трудно определить одним словом: они и решительные, и беспомощные, и нежные, и смелые.
   - Ты не идеализируй, - предостерегает Маша, - и среди русских женщин бывают очень-очень разные.
   - Зато если повезет, и найдешь ту, единственную... Думаешь, зря Джеймс через океан летел...
   - О себе говори, - вполголоса замечает Джеймс.
   - Прости, друг, сорвалось. А я не идеалист. Я тоже понял, что ваши женщины не всегда бывают нежными.
   - Еще бы, - хмыкает Маша. - Столько лет их пытались уравнять с мужчинами. Кое-чего уже добились. Женщины научились управляться с кувалдой, водить трактор и асфальтовый каток...
   - Если миром будут править женщины.., - осторожно замечает Джеймс.
   - Править? - подключается к разговору Евгения. - Как раз к этому нас постараются не допустить. А ну как у нас получится лучше? Кто же тогда станет кувалдой махать?
   - похоже, вы не очень любите мужчин, - констатирует Майкл. - Вы феминистки?
   - Только не это, - прикладывает руку к сердцу Евгения. - Никаких ярлыков, попробуйте разобраться без них. Не знаю, как у вас, в Америке, а у нас женское движение пока находится в зачаточном состоянии: собрались, посплетничали, решили - надо следить за воспитанием детей, и разошлись! Даже наш президент во всеуслышанье говорит: что-что, а экономику я вам не доверю! Почему, объяснить не может. Разве что скажет словами Чехова: этого не может быть, потому что не может быть никогда! Вот и весь аргумент!