Шкатула Лариса. Замуж - не напасть

   - А я как раз о тебе подумал!
   Но она, взбудораженная, перебивает:
   - Толя, ко мне в дверь милиционер звонит!
   - Сейчас? В половине одиннадцатого? - изумляется он. - Не открывай!
   - Но мне показалось, он пытается подобрать к моему замку ключ...
   - Что?! Женя, Женечка, я сейчас, я еду, ты как-нибудь продержись! Возьми в руки что-нибудь тяжёлое!.. Нет, лучше - кухонный нож и стань за дверью... Что я говорю!
   Он не кладёт трубку на рычаг, а просто бросает её, и Евгении слышен топот его шагов и звук закрываемой двери.
   Сердце её колотится, как овечий хвост. Она берёт в руки тяжёлый хрустальный графин и осторожно открывает дверь в прихожую: скрежета за дверью больше не слышно. Она на цыпочках подкрадывается и опять заглядывает в глазок. Милиционер разговаривает с мужем Кристины. Евгения прикладывает ухо к двери.
   - ...Видел, как приходила. Наверное, взяла что-нибудь и опять ушла. Сейчас она больше у матери бывает.
   - Сын её в этом учебном году школу заканчивает, вот Женя и подтягивает его, - слышен голос Кристины; она стоит на пороге своей квартиры и в глазок её не видно.
   - Если она вам так нужна, - говорит Кристинин муж, - пришлите ей повестку. Она наверняка человек законопослушный!
   - Или на работу позвоните! - предлагает Кристина.
   - Я зайду как-нибудь ещё, - говорит милиционер неожиданно по-бабьи высоким голосом. - Может, повезёт больше.
   Интересно, станет он проверять: не светится ли её окно?
   Евгения осторожно открывает штору. Милиционер выходит из подъезда и действительно поднимает голову наверх. Похоже, когда он шёл, как раз свет и видел.
   Едва он уходит, как во двор залетает шальная серебристая иномарка. Слышно даже, как визжат её тормоза. Из неё пулей вылетает Толян и мчится к подъезду. Евгения с облегчением вздыхает и открывает дверь - Аристов даже не успевает поднести руку к звонку.
   - Ты что же это открываешь, не глядя? - притворно сердится он, но глаза его сияют - он безмерно рад, что с нею ничего не случилось. - Ну где твой подозрительный мент?
   - Как раз перед тобой ушёл.
   - Потому ты и сидишь в темноте?
   Евгения кивает. Толян вешает в одёжный шкаф куртку, а за поясом у него торчит пистолет.
   - Никак заплечную кобуру себе не куплю, - объясняет он её вопросительному взгляду. - Неплохо бы смотрелось, да?
   - Неужели ты стал бы стрелять?
   Он, не отвечая, подмигивает ей в зеркало и поворачивается с насмешливой улыбкой.
   - Сознайся, что никакого мента не было, а ты просто по мне соскучилась!
   - Да я... да ты у соседей спроси! Кристина с мужем с ним разговаривали!
   Он обнимает её, тщетно пытающуюся вырваться, и говорит в самое ухо:
   - Соврать было жалко, да? Мол, действительно, соскучилась, все выдумала!.. Не получится из тебя возлюбленной великого человека! Самоотверженной, благородной, безоглядной! Ты - как скупая старушка, которая наконец согласилась предоставить страннику ночлег - даже дверь приоткрываешь чуть-чуть, чтобы он смог лишь протиснуться, а не распахиваешь со всей широтой души!
   - А ты, значит, распахиваешь с широтой?
   - В том-то и дело! Я, видимо, тоже осторожный. Про таких, как мы с тобой и говорят: муж и жена - одна сатана!
   - Аристов, что ты несешь? Про таких, как мы, говорят: два сапога пара!
   - Все равно, пара. Значит, двое похожих... Говоришь, замком заскрежетал? Может, просто проверял: закрыто или нет?
   Он подвигал ручкой двери.
   - Такой был звук?
   - Не знаю, Я сразу же побежала тебе звонить.
   - Умничка. А тоя, кажется, все причины для прихода к тебе исчерпал. Уже думал: может, сантехником прикинуться?
   - Электромонтером! - прыскает Евгения.
   С приходом Аристова ей сразу стало спокойно, так что она расслабилась и привычно грубит ему...
   - Ты перед приходом мента чем занималась? - спрашивает он.
   - Ничем. Собиралась идти чистить зубы, и в постель.
   - Вот и продолжай делать то же самое. Я тебе не мешаю.
   Сквозь журчание воды ей слышится далекий звонок, но Евгения не обращает на него внимания. Мало ли кому могут звонить в этом многоэтажном улье?
   А когда она выходит из ванной, Аристова в квартире не обнаруживает. Чувство глубокого разочарования охватывает ее: ушел, даже не простился! И дверь не закрыл. Конечно, разве не она сама постоянно твердила ему, что семья должна быть на первом месте? Но что это за голоса в коридоре? Она осторожно выглядывает на лестничную клетку. Аристов разговаривает о чем-то с мужем Кристины. Евгения облегченно вздыхает и идет стелить постель.
   Теплое чувство к Толяну опять пробивается через рогатки, надолбы и танковые рвы, которые она понастроила, чтобы не пустить его в свою душу. Но разве можно сдержать стихию?.. Она надевает свою лучшую ночную сорочку воздушную и кружевную - и ложится в постель с книгой в руке.
   - А мне можно почистить зубы? - наконец заглядывает в комнату Толян.
   С губ Евгении готово сорваться: "А кто тебя здесь оставляет?", но она благоразумно сдерживается.
   - Твоя щетка - красная.
   - Понял!
   Несколько минут спустя он заходит и садится на край кровати.
   - Знаешь, я как раз уходил из дома, когда ты позвонила.
   - Куда?
   - Пока к другу. А дальше - я не думал.
   - Хочешь сказать, ты уходил насовсем?
   - Насовсем... Мне нужно с тобой поговорить.
   Его тон настораживает Евгению, заставляя сердце болезненно сжаться. Сейчас он скажет, что не любит её и между ними все кончено! Но разве не она сама этого хотела!
   - Почему-то мы никогда не успеваем сказать друг другу всего, чего хотим...
   - Может, потому, что слова для нас - не главное?
   - Это так, - соглашается он, - но наша с тобой психика после всевозможных жизненных потрясений не совсем здорова. Мы - чересчур впечатлительны, чересчур мнительны и боимся доверять самим себе.
   - Я тоже всегда от этого мучаюсь, - грустно кивает Евгения.
   - Вот видишь! А слово, сказанное наспех, на бегу, может неверно и истолковываться.
   - Для серьезного разговора мне, пожалуй, тоже лучше встать.
   - нет, ты лежи, а я буду сидеть. Если я подвинусь хоть чуточку поближе, то опять не успею сказать тебе всего.
   - Давай, поговорим, - Евгения садится и кладет подушку под спину. Расстояние между нами осталось то же, но разговаривать мы сможем на одном уровне!
   Аристов невольно скользит взглядом по кокетливому вырезу ночнушки, а Евгения будто невзначай прикрывается одеялом.
   - Ты обиделась на меня тогда, помнишь, когда я сдуру начал говорить, что не дам Нине развода.
   - после того, что между нами было, я восприняла это, как оскорбление.
   - Прости! - он на секунду подносит её пальцы к своим губам. - Тогда ты меня не дослушала, я вовсе не это хотел сказать. Точнее, не только это... Я не оправдываюсь, а только хочу объяснить. Двадцать лет я прожил с женщиной, которая добросовестно старалась быть мне хорошей женой. А я, неблагодарный, все хотел от неё чего-то другого, чего она так и не смогла понять! Нина хороший человек, но однолюб. Она так и не смогла полюбить меня, а семья без любви - это союз двух ремесленников. У них есть свои обязанности, свое место в жизни друг друга, но и только. Человека, который не хочет этого понять, супруга может просто возненавидеть! Я сам во всем виноват. Не мог понять, что сердцу не прикажешь! Я ждал благодарности, ведь с моей стороны женитьба на ней была жертвой! Так, я думал, как будто люди - шахматные фигуры, которые можно расставлять на доске по собственному усмотрению!
   Он потер переносицу, вздохнул и произнес:
   - А тут ещё вернулся Роман. Мне казалось, он не стоит и мизинца на моей ноге, а Нина бросилась ему навстречу, забыв о подлости по отношению к ней. Я точно знаю, у него просто разгорелись глаза. Он сам, с женой и двумя дочерьми, до сих пор живет в коммуналке, а тут - полная чаша, взрослый сын и женщина, которая его обожествляет. Отдать все, чего я добился своим горбом в руки негодяя и женщины, не помнящей добра? Во мне боролись два человека: один - крестьянин, который не хотел отдавать нажитого в чужие руки, а другой - человек, перед которым открывалась другая жизнь. Надо было просто решиться и бросить все. Начать жизнь сначала! Там - риск, тревога, беспокойство, здесь - привычный уют, налаженный быт... Все мы бываем трусливыми.
   - Так кто же из этих двух людей все-таки победил? - спрашивает Евгения.
   - Победил второй, - улыбается Толян. - Я рассказываю тебе все, чтобы ты знала, как я сражался с самим собой. Начинать жизнь сначала - разве это не здорово?
   Он улыбается уголками губ.
   - Ты все сказал?
   - Не все. Вчера у купил участок земли, и мы могли бы начать строить дом. Ты согласна?
   Евгения передвигается к нему и кладет голову на колени.
   - С тобой я на все согласна. И ничего не боюсь.
   Она не видит, как по его лицу мелькает тень тревоги: он опять не сказал ей всего! Усилием воли Толян отгоняет беспокойную мысль и склоняется над нею...
   - Я отвезу тебя на работу! - говорит Толян, заглядывая утром к ней на кухню со щеткой в зубах.
   - Вынь щетку изо рта, поросенок! - смеется Евгения. - Ты весь в зубной пасте!
   Она делает бутерброды и напевает. Как хорошо! Забыты страхи и неприятности. Она пьет кофе и украдкой прижимается ногой к его ноге - лишь бы коснуться! А когда они едут в машине, придвигается поближе и с наслаждением вдыхает его смешанный с кожей куртки запах.
   - Какое-то время мы не увидимся, - говорит ей Толян. - Все же лучше тебе ещё пожить у мамы...
   - Ты вернешься домой? - ничего не понимает она.
   - нет. Я же сказал, поживу у друга.
   - но ты мог бы пожить в моей квартире!.. Тем более, что меня там не будет!
   Толян, ничего не отвечая, целует её и, выйдя из машины, открывает дверь с другой стороны - совсем как в кино! Действительно, чего сидеть, она уже приехала!
   - Я тебе позвоню! - кричит Толян ей вслед.
   И ему как будто безразлично, что она об этом подумает!
   Глава двадцать шестая
   Вообще-то Евгения везучая. Из всех переделок последнего времени она выбирается с минимальными потерями!
   Ах, да, любимый мужчина после ночи полетов во сне и наяву сказал только: "Я тебе позвоню!" И исчез с глаз долой! "Хоть плачь, хоть смейся, но опять задержка рейса!" Так, кажется, пел Высоцкий.
   Сегодня третий день, как она ждет звонка. Дождь за окном уже не льется струями по стеклу, а звякает льдинками. На улице так похолодало, что капли, не долетев до земли, превращаются в ледяные иголочки, вслед за которыми начинает сыпаться снежная крупа.
   Мысли о работе сегодня никак не держатся в голове. Евгения встает из-за стола и подходит к окну кабинета. Снаружи поднимается поземка. Прохожие, съежившись, быстро спешат мимо, пряча лицо от ледяного ветра... не мог же Толян над нею просто посмеяться? Нет, так нельзя даже думать! Ну почему воображение непременно подсовывает ей домыслы, от которых и вовсе жить не хочется? Видимо, как всегда, дело лишь в ней самой! Неверие в него начинается с неверия в себя, в собственную значимость и привлекательность. Люба сказала бы: верь в худшее, а лучшее само придет!
   Пороша шуршит по стеклу, как будто кто-то шаля бросает в окно горстями крупный песок. Почему он не звонит?
   Он разлюбил ее! Он понял, какая она неразборчивая! В течение небольшого времени Алексей, Виталий, он сам.
   Евгения плачет. Слезы катятся по щекам, а она никак не может найти платок и вытирает их рукавом свитера.
   Звонит телефон. Молодой женский голос говорит:
   - Мне нужна Евгения Андреевна.
   - Я слушаю.
   Девушка, запнувшись, проговаривает:
   - Это вам из четвертой горбольницы звонят. К нам привезли вашего мужа - Аристова Анатолия Николаевича.
   - Как - привезли? - спрашивает Евгения. - Он сам не мог дойти?
   Вопрос звучит по-идиотски, но Евгения, оглушенная этой новостью, никак не может сосредоточиться.
   - Как бы он дошел? - девушка удивляется её непонятливости. - Он попал в аварию!
   - Вы это серьезно? - не верит Евгения.
   - Какая вы странная! - недоумевают на том конце провода. - Такого я ещё не слышала. Ее муж в реанимации, без сознания, а она...
   Тут только до Евгении доходит: с Толяном действительно случилась беда! Она бросается к пальто, зачем-то открывает сумочку... нет, надо сначала позвонить!
   - Валя! Валентин Дмитриевич! - выдыхает она в трубку. - Аристов! Толя! Он в больнице! Попал в аварию!
   - Конечно, Евгения Андреевна, все, что нужно, рассчитывайте на меня! взволнованно откликается он. - Савелий вас отвезет, я распоряжусь! Позвоните мне из больницы, не нужно ли что-нибудь!
   "Мерседес" мчится по городу.
   - Савка, скорость! - слабо протестует Евгения. - Гаишники остановят!
   Но сердце её будто летит впереди машины. Савелий чувствует её напряжение и только спрашивает:
   - Твой родственник?
   - Больше, чем родственник! - говорит она. - Самый близкий на свете человек!
   Евгения поднимается бегом по лестнице, хотя и слышит шум работающего лифта. Стеклянную дверь с надписью "Реанимационное отделение" она находит сразу и уже собирается рывком преодолеть освещённый лампами дневного света коридор, как её останавливает худенькое суровое существо, по виду медсестра.
   - Женщина, куда вы?
   Евгения уже успела переодеться в белый халат, но, очевидно, здесь разрешается быть немногим посторонним, так что затеряться среди них невозможно.
   - Я к Аристову! Мне нужно! Здесь лежит мой муж!
   - Всё равно вам придётся получить сначала пропуск у главного врача.
   У Евгении нет с собой никаких документов. Она беспомощно оглядывается - кто ей может помочь? Но тут поверх её плеча протягивается рука с белым картонным прямоугольником и знакомый голос говорит:
   - Вот её пропуск!
   Кузнецов! Один из друзей Толяна, с которыми он играл в преферанс. А она пробежала мимо, ничего не видя вокруг.
   - Саша! Ты не знаешь, что с Толей? - бросается к нему Евгения.
   - Пока без сознания, - уклончиво отвечает он. - Ударились лоб в лоб, обе машины в лепёшку!
   - Подержи! - она суёт ему пальто и сумку и спешит по коридору.
   - Вторая палата! - кричит Кузнецов ей вслед.
   Толян лежит на такой же кровати, на которой лежала когда-то Серебристая Рыбка, и от этой невольной аналогии Евгении становится жутко: нет, только не это! Юля хотела умереть, но Толян всегда был полон жизни!
   Она подходит ближе. Аристов весь опутан тонкими проводами, будто он попал в гигантскую паутину, и тот, кто в ней сидит, выпил у него всю кровь - так бледно и безжизненно его лицо. Лоб Толяна заклеен большим куском пластыря. Кровавая ссадина на подбородке обработана каким-то бордовым раствором и от того выглядит зловеще.
   Она прикасается к его руке. Холодная! Да жив ли он? Кажется, пульс бьётся. Аристов лежит без движения, даже ресницы его не шевелятся, когда она пробует позвать его по имени.
   Наверное, она сидит возле него слишком долго, потому что приходит Кузнецов и некоторое время стоит позади неё, потом трогает за плечи, предлагая выйти.
   - Я сдал твоё пальто в гардероб, - говорит он, - а номерок положил в сумку.
   - Как это случилось? - спрашивает Евгения. - Толян же всегда был классным водителем.
   - Погода, - пожимает плечами Кузнецов. - Она изменилась так внезапно. Начался гололёд. Машину другого водителя развернуло на шоссе и вынесло на встречную полосу... Ему повезло гораздо меньше: он скончался на месте.
   - Известно, кто он?
   - Фамилию не знаю. Какой-то майор милиции.
   Евгения вздрагивает: "Майор милиции? Неужели это Сергей Зубенко? Толян сознательно пошёл на такой риск?"
   - Значит, когда Толян поправится.., - размышляет она вслух.
   - Ничего не будет. Происшествие квалифицировано, как несчастный случай.
   - Кто меня сюда вызвал? Как Толину жену?
   - Вообще-то я, - конфузится он.
   - Мне на работу звонила женщина.
   - Знаю, - кивает Кузнецов, - я попросил медсестру...
   - Я останусь возле него, - говорит она.
   - Я не стал сообщать матери, - признаётся Александр, - говорят, в последнее время у неё часто прихватывает сердце... Тебе придётся дежурить одной. Может, пригласим сиделку?
   - Никого не надо! Я сама!
   Он молча сжимает её руку.
   - Там, в тумбочке, возле кровати продукты. Поешь. Тебе понадобятся силы. И ещё я хочу сказать, - здорово, что у Толи есть такая женщина!
   Евгения возвращается в палату и садится возле кровати Аристова. Ей трудно без слёз смотреть на его безжизненное лицо, но она продолжает с надеждой всматриваться: она не хочет пропустить момент, когда он придёт в себя. И увлёкшись, не замечает, как в палату входит врач.
   - Нет необходимости сейчас вот так сидеть возле больного, - ласково говорит врач. - Мы дали ему снотворное. Сильное сотрясение мозга - ему необходим покой... А вам можно пойти поужинать. Возможно, наша столовая не слишком изысканна, но кормят в ней довольно сносно. Вашего мужа мы внесли в списки, так что вам достаточно будет назвать фамилию. И выше нос! Я уверен, что сообща мы поставим его на ноги.
   - Правда? - Евгения поднимает на него засветившиеся надеждой глаза.
   - Конечно, правда! Компрессионный удар позвоночника - штука коварная, но мы будем надеяться на лучшее... Меня зовут Евгений Леонидович, я лечащий врач вашего мужа.
   - А я - Евгения Андреевна.
   - Вот видите, мы к тому же и тезки... Ночью, думаю, он придет в себя. Позовете дежурного врача.
   Он уходит. Может, и правда поесть? Но она не чувствует аппетита.
   Палата похожа на те больничные заведения, которые показывают в западных фильмах. Разве что приборов, контролирующих состояние больного поменьше. Зато помещение новое, а белье на постели белоснежное. Недаром говорят, что четвертую горбольницу курирует сам мэр города.
   К ночи Толян все ещё не приходит в себя, но медсестра объясняет ей, что вводит ему вместе с другими лекарствами и снотворное.
   - пусть поспит до утра, а то проснется часа в два ночи. Да и вам нужно поспать...
   Евгения своими воспаленными от волнения мозгами не сразу понимает: сестричка колет больным снотворное, чтобы среди ночи её никто не беспокоил.
   Часов в одиннадцать санитарка приносит в палату раскладушку и белье.
   - Леонидович распорядился. Но в семь утра это надо убрать, у нас здесь спать не положено.
   В коридоре за дверью на стене висит бесплатный телефон-автомат. Похоже, народ совсем одичал и такую мелочь воспринимает как неслыханную роскошь. Евгения наблюдала, какими удивленными становятся лица больных и родственников, когда они дозваниваются куда надо без жетона.
   Перед концом рабочего дня Евгения звонит шефу. Оказывается, Кузнецов уже успел его предупредить, так что Валентин пеняет ей даже с некоторой обидой:
   - Могла бы и не сомневаться, Женя, что я тебя пойму. Будь там столько, сколько нужно... Как он?
   - Пока без сознания.
   - Ты надейся на лучшее. Верь!
   - Я верю.
   Мать, которой она тоже позвонила, неожиданно разволновалась.
   - Ты-то сама как себя чувствуешь?
   - нормально. Что со мной сделается?!
   - Знаешь, - предлагает Вера Александровна, - я могла бы возле него посидеть, пока ты сходишь домой, примешь душ, переоденешься...
   - Спасибо, мама!
   Евгения тронута. Действительно, хорошо бы переодеться во что-нибудь более легкое, домашнее - ведь под белым халатом у неё вязанное из ангорской шерсти платье!
   Всю ночь Евгения спала, как на иголках. Все время ей казалось, что Толян зовет её. Она просыпалась, прислушивалась к нему, но он по-прежнему лежал без движения, так что она даже проверяла, бьется ли у него пульс!?
   С пяти утра её уже бросает в дрожь при каждом шорохе извне. Толян пугающе неподвижен. Так люди не спят! К приходу медсестры она полностью "дозревает".
   - Что вы собираетесь ему колоть?
   - То, что назначил лечащий врач.
   - Нужно, чтобы доктор осмотрел его сейчас!
   Она становится возле кровати Толяна и закрывает его собой.
   - Дежурный врач к нему даже не подошел!
   - А зачем? Больной без сознания. Скоро лекарство подействует...
   - Я не дам его колоть!
   - Какая вы странная! - морщит нос медсестра. - Вы же не медик! Как можно чего-то требовать, когда сам в этом не разбираешься?
   - Позовите врача! - твердо говорит Евгения.
   - Когда ваш муж очнется, вы сами прибежите ко мне и будете умолять сделать ему укол!
   Евгения опять садится на своё место у кровати и берёт безжизненную руку Толяна. Может, она неправа? И дежурный врач вовсе не должен навещать больного, который сё равно без сознания? Дал медсестре указания, и спи спокойно!..
   - Опять народная медицина борется с официальной? - весёлым голосом произносит молодой мужчина в ослепительно белом накрахмаленном халате, чисто выбритый и благоухающий дорогим одеколоном. У Евгения Леонидовича халат голубой, а у этого... Но она вовсе не собирается вникать, что у них и как! - Чем недовольна жена нашего больного? Кстати, я отношусь к тем врачам, которые считают, что присутствие родственников в реанимационном отделении - нонсенс!
   Евгения упрямо закусывает губу: она не даст так бесцеремонно на себя наезжать! Если надо, и до главного врача дойдёт!
   - Гм-м.., - покашливает врач на её настороженное молчание - ждал, что она станет просить прощения? - Что вас беспокоит?
   - Его неподвижность! Со вчерашнего дня он не пошевелился!
   Теперь она вспоминает, что вчера, ближе к полуночи, этот врач заглядывал в палату. Но только для того, чтобы спросить:
   - Жалобы есть?
   Он проверяет пульс Аристова, и в глазах его мелькает беспокойство.
   - Ирочка! - тревожно бросает он проскользнувшей в дверь медсестре. Позвони Зинаиде Емельяновне - она сегодня как раз дежурит. Пусть срочно подойдёт! А ты принеси...
   Он вполголоса перечисляет названия лекарств, которые в ушах Евгении отзываются бубнящей абракадаброй. Но одно она понимает: неподвижность Толяна вовсе не так естественна, как пыталась убедить её медсестра.
   Через несколько минут к двум, уже знакомым ей медикам, присоединяется третья - величественная женщина со строгим неулыбчивым лицом.
   - Это ещё что за посторонние? - спрашивает она.
   Евгения покорно выходит и без сил опускается на низенькую, обитую коричневым дерматином, кушетку. Она сидит так пять минут или полчаса, не ощущает, и приходит в себя от того, что строгая врачиха трогает её за руку. В руках её маленький кожаный чемоданчик, которого поначалу Евгения не заметила.
   - Говорят, ты бузила? Врачу указывала? Молодец! Вовремя подняла тревогу.
   И уходит. Евгению не удивляет её "ты" - Зинаида Емельяновна похоже, ровесница её матери.
   На второй день Аристов приходит в себя. Пробуждение его сознания она чуть не прозевала. Сидела как обычно рядом и держала в руке его потеплевшую наконец руку. Евгения прижимает её к своей щеке и вдруг чувствует, как пальцы Толяна, неловко скользнув, гладят её. Очнулся! Наконец-то!
   - С возвращением! - улыбается она.
   - ты пришла, - говорит он.
   - Пришла! - хмыкает Евгения. - Я здесь уже двое суток!
   "Только на два часа домой бегала!" - добавляет она про себя.
   - И спала возле меня? Когда я лежу на спине, я храплю. Я мешал тебе спать!
   - Боже, о чём ты думаешь: храпел! Да ты едва дышал!
   - Жень, позови санитарку!
   - Я всё сделаю сама.
   - Ещё чего! И побыстрее! Я двое суток терпел!
   Она бегом выскакивает из палаты, находит санитарку и просит:
   - Пожалуйста, зайдите во вторую палату...
   И суёт ей в кармашек халата пятёрку.
   - Это что же, муж жену стесняется? - удивляется женщина.
   - Мы недавно женаты. Он ещё не привык.
   - А-а-а, тогда понятно, - кивает санитарка и через некоторое время выходит с уткой. - Пришёл в себя, слава Богу. А это ничего, обвыкнется!
   - Аристов! - сердится Евгения, заходя в палату. - Я от предложенной Кузнецовым сиделки отказалась. И должна во всём её заменять, понимаешь?
   - Понимаю, - кивает он. - Вот когда мы проживём с тобой вместе тридцать лет, тогда, так и быть, разрешу тебе подносить мне утку... А пока попить дай, что-то у меня крышу ветром срывает!
   Он отпивает несколько глотков и закрывает глаза.
   - А нельзя, чтобы эту гадость с моей руки убрали? - спрашивает он про капельницу.
   - Я могла бы спросить у Евгения Леонидовича, - смущается она, - но, честно говоря, после вчерашнего я боюсь к нему подходить. Ещё выгонят меня из реанимации. Здесь они очень неохотно родственников держат. Ты потерпи пока, давай уж обхода дождёмся.
   - Давай, - вздыхает он. - Какая всё-таки буря поднималась вчера в нашем тихом омуте?
   - Не то кололи, - бурчит она.
   - А и правда! - бледно улыбается он. - Пусть боятся!
   - Зато теперь, - не сдаётся она, - меня весь остальной медперсонал любит. Я на их местных звёзд наехала. Медсестра - дочь ректора медицинского института, а врач - его будущий зять.
   Аристов некоторое время молчит, а потом осторожно шевелит рукой, к которой тянется прозрачный шланг капельницы.
   - такое впечатление, что эта штука лишает меня индивидуальности. Этим раствором растворяют мою особую кровь и тем самым доводят её концентрацию и состав до уровня среднего серийного больного...
   - Кто тут серийный? - бодро вопрошает входя, лечащий врач, Евгений Леонидович. - Как говорится, шел мимо и зашел. Вас не устраивает наша традиционная капельница? Зато физраствор в ней особый - только для сильных духом мужчин!
   Он подмигивает невольно улыбнувшейся Евгении и склоняется над Толяном.
   - Похоже, наш больной ожил?
   - Ожить-то ожил, да как бы не полностью. Ноги от колена и ниже я почему-то не чувствую.
   Доктор откидывает одеяло.
   - так чувствуете? А так?
   Пальцы его пробегают по ногам Толяна.
   - Что же вы хотите, сильный удар!.. С позвоночником, друг мой, шутки плохи - такое может выкинуть. Здесь рецепт один - не сдаваться! И терпеть. У нас есть хороший мануальщик, я договорюсь, чтобы он вас тщательно прощупал. Назначим массаж, физиопроцедуры...