Шкатула Лариса. Замуж - не напасть

Шкатула Лариса
Замуж - не напасть

   Лариса Шкатула
   ЗАМУЖ - НЕ НАПАСТЬ
   Глава первая
   - Я подала на развод, - говорит Евгения и смотрит, как на глазах меняется лицо мужа: от обиженного - что можно ждать от тебя хорошего? - до недоумевающего: уходить от меня?!
   - Могу я узнать причину? - холодно спрашивает он, вздергивая подбородок.
   Что? Причину? От возмущения у неё перехватывает дыхание, и Евгения боится, что открой она сейчас рот, оттуда вылетит лишь задавленный писк. Она идет на кухню, мелкими глотками выпивает полстакана воды - рука у неё дрожит. И почти бегом возвращается в комнату.
   - Причина в том, - выпаливает она, - что ты заставил меня чувствовать себя шлюхой!
   - Чувствовать или быть? - спокойно уточняет он и подчеркнуто внимательно смотрит на балконную дверь, будто ожидает, что из неё выйдет высший судия и испепелит неверную жену.
   Евгения садится в кресло и опускает глаза, чтобы "любимый муж Аркадий" не увидел плещущей в них ненависти: да, она ненавидит его! Он, как всегда, не понимает её молчания. Решил, что она уже раскаялась и потому охотно менторствует:
   - Ты насмотрелась дешевой американской порнухи и думаешь, будто жизнь - сплошной секс, а сексуально озабоченная женщина не может быть ни хорошей женой, ни матерью! Где Никита? Опять у бабули? Чтобы развязать руки мамуле?!
   Что он говорит? Во всем обвиняет ее? И то, что она не спит по ночам, а тело её напрасно томится, значит лишь, что она просто похотливая сучка?! А то, что у неё в организме все разладилось, и она стала раздражительной при её прежде веселом и легком характере?
   Аркадию сорок шесть лет. Он на десять лет её старше. Интимные отношения между ними бывают не чаще одного раза в месяц. А когда у Аркадия как-то были неприятности по работе, они не жили как муж и жена больше полугода...
   Неужели, в тридцать шесть лет её жизнь уже кончилась? Неужели, как женщина она больше не может вызывать желание? Почему-то все её естество протестовало против этого!
   Евгения всегда за собой следила: это у них в роду. Наверное, умирать будет, попросит, чтобы ей в гробу подкрасили губы... Так вот, тогда она превзошла саму себя - на какие только ухищрения не пускалась! И туалетную воду подбирала особую. Может, думала, на запах среагирует? И спать ложилась голой! И будить его пыталась - он ведь засыпал, её не дожидаясь. Все напрасно!
   Она ехала в автобусе домой и вспоминала эти свои бесплодные попытки, и жарко краснела при мысли, что она так унижалась ради... Собственно, ради чего? Ради удовольствия?
   Ее тело. Вот что двигало ею. Это тело не хотело - почти стих! - не хотело подчиняться мысли, что как женщина она уже кончилась. Оно чего-то там хотело, это странное тело! Хотело дарить себя. Отдавать! Радость обладания! Какие красивые слова. А у неё не было радости. Просто она неинтересна, как женщина!
   Вот в эту самую минуту кто-то и сказал ей в ухо:
   - Девушка!
   Она вздрогнула от неожиданности - обычно так её называли, в основном, в очереди - и обернулась, какой-то мужчина невидный, рыжий, одного с нею роста положил руку рядом на поручень и улыбался ей так, будто они - давние знакомые.
   - Мы ходили в один детсад? - неприязненно спросила она; Евгения не имела привычки знакомиться в транспорте и обычно, почувствовав её нежелание, мужчины оставляли свои попытки. Другие, но не этот. Этот лишь спокойно сказал:
   - Нет, мы живем в соседних домах. Обычно я молча любуюсь вашим лицом, но сегодня вы так ожесточенно воюете сама с собой, что я решил вас окликнуть, дабы не допустить кровопролития.
   "Ишь, как складно чешет!" - недовольно отметила она про себя, но на прежних мыслях сосредоточиться уже не смогла и вынуждена была слушать этого... соседа!
   - Какая вы, однако, пристрастная!
   - Что? - она не поверила своим ушам.
   - Вы меня совсем не знаете, а уже не любите!
   - А я должна вас любить?
   - По крайней мере, могли бы заинтересоваться: во мне уйма достоинств!
   Автобус остановился. "Из-за этого приставалы я чуть не пропустила свою остановку!" Она выскочила, но он уже стоял и протягивал ей руку. Чтобы не выглядеть законченной стервозой, Евгения оперлась на нее, но тут же быстрым шагом направилась в сторону дома.
   - У вас дома дети? - спросил он, приноравливаясь к её бегу.
   - Нет! - она резко остановилась (Аркадий таки прав: и в тот день Никита был у бабушки). - Привычка - всегда мчаться домой.
   - Наверное, вы на бегу и не заметили, что наступила весна? - спросил он и протянул ей букетик ландышей. - Может быть, немного погуляем?
   Евгения мысленно пробежала, как по клавишам: в холодильнике - борщ, плов, компот, муж придет не раньше восьми. И правда, куда она так мчится? К телевизору? Что будет плохого, если она немного прогуляется? На самом-то деле, весна!
   - Ландыши! - она несколько растерянно понюхала букет. - Разве уже расцвели ландыши?
   - Конечно, - удивился он, - конец апреля!
   - Вы эти ландыши купили для кого-то другого, а пришлось отдать мне! проговорила она и осеклась: какое ей дело до того, кому он их купил? Забыла, когда ей дарили цветы... Или взаправду поверила в свою женскую непривлекательность?
   Но он поддержал её игру.
   - Я купил их для вас!
   И не отвел взгляда, хотя глаза его смеялись.
   - Но вы же не могли знать, что мы сегодня поедем одним автобусом! кажется, она тоже втянулась в это игривое настроение.
   - Весной, знаете ли, у меня бывают приступы ясновидения! А если бы интуиция подвела, я просто поставил бы ландыши в вазу. Не только женщины любят цветы. Просто мужчины стесняются признаваться в этом.
   - Но вы же не стесняетесь.
   - Я - другое дело.
   - Вы - инопланетянин?
   - Нет, но когда-то я раз и навсегда решил: раз я не могу привлекать женщин красотой, буду привлекать оригинальностью.
   Они сидели на огромном - в два обхвата - бревне, неизвестно откуда появившемся посреди их нового микрорайона, все деревца в котором были пока чуть потолще прутика. Евгения не могла понять: что это с ней? Никогда прежде она не шла на подобные знакомства.
   - Англичанка, блин! - ругался один её коллега. - Обязательно её надо представить! Как же ты в юности с парнями знакомилась?!
   Юность! Да, были ли у неё тогда эти самые парни? Нельзя сказать, что на неё совсем уж никто не обращал внимания. В восьмом классе, например, ей прислал записку мальчик "Женя, давай дружить. Дай ответ - да или нет?" Почему-то это чистосердечное предложение тогда её жутко рассмешило. Теперь она понимает, что поступила жестоко. Написала ему что-то вроде: "Мой ответ - нет и нет!"
   Тот, разозлившись, в долгу не остался. Прислал ей предлинное стихотворение. И где откопал такое! Помнятся последние строчки: "... пуд зла, коварства десять килограммов и страсти тридцать три ведра!" Это, значит, в ней, в Женьке Кондратьевой. Правда, она не поняла - плохо это или хорошо такое количество страсти?
   Почему у неё до восемнадцати лет не было парня? Мальчишек знакомых полно, а вот своего, такого, чтобы с ним можно было гулять по вечерам или ходить в кино на последний ряд? Чаще всего она гуляла с двумя друзьями, которые и приходили к ней только вдвоем. А однажды, когда она забыла дома перчатки - дело было зимой - они грели её руки в своих карманах. Один грел левую, другой - правую и каждый потихоньку пожимал её пальцы...
   На втором курсе института, на дне рождения её подруги, она и познакомилась с Аркадием - двоюродным братом именинницы, Он как раз приехал в отпуск. Их геологическая партия нашла месторождение, кажется, полевого шпата. Аркадий после трехмесячного отсутствия целыми днями валялся на диване и маялся от безделья. Вот его и пригласили Женьке на голову! Этой дурочке показалось, что перед нею необычный романтический герой, немногословный и мужественный - ведь о геологах пели: "Ты - ветра и солнца брат!"
   В довершение ко всему Аркадий пригласил троих девушек, включая Евгению, в ресторан, где расплачивался такими крупными купюрами, которые Кондратьева видела прежде лишь у мамы в кошельке. Стипендию такими деньгами им не давали.
   Конечно, теперь-то она понимает, что все делалось в расчете на её наивность: и подчеркнутая скупость фраз, и - не жалобы, упаси Бог! шутливые сетования на нелегкую профессию, которая не позволяет даже нормально встречаться с девушкой. Только познакомишься, и вот уж, труба зовет! Словом, Евгения, не сводя с геолога сияющих глаз, через неделю пошла с ним в загс.
   Никаких других парней не было. До Аркадия она даже ни с кем не целовалась. Вопреки анекдотам и всяческим россказням о том, что девушек в их городе не найти днем с огнем, замуж она выходила невинной. Аркадий - её единственный мужчина, так что упрекать Евгению в какой-то гиперсексуальности глупо. И вряд ли она такой уродилась...
   Вот какие мысли промелькнули в её голове, когда она сидела с Виктором на этом огромном бревне.
   Почему-то никаких угрызений совести она не испытывала. Вроде, незнакомый мужчина, и она уже не девушка, замужняя женщина - свекровь все время напоминала ей об этом, да, видно, напрасно тратила слова!
   Они как-то сразу перешли на "ты" и говорили, говорили, словно были знакомы сто лет.
   - Я думал, ты будешь кокетничать, тянуть слова, притворяться холодной и недоступной...
   - Почему это я должна притворяться?
   - Потому что красивые женщины обычно стараются набить себе цену.
   Евгения не знала, обижаться ей или нет. с одной стороны, ничего хорошего нет в том, что она производит впечатление кокетки, но замечание, что она - красивая женщина, ей польстило.
   - Возможно, - продолжал он между тем задумчиво, что твоя игра потоньше: попытаться превратить мужчину в задушевного друга, сыграть на доверии, он расслабится, размякнет и пожалуйста, бери его голыми руками! Теперь он ничего этакого себе позволить не может, чтобы твоего доверия не обмануть. Не жди, со мной такой номер не пройдет!
   - Да не собираюсь я играть на твоем доверии! - возмутилась Евгения. Просто сидим рядом, разговариваем. Это к чему-нибудь обязывает?
   - Тогда давай пойдем ко мне, - предложил он. - Все же вечера ещё холодные.
   Какой странный мужчина. Он и не пытался маскировать свои намерения.
   - Рано! - хмыкнула она, подделываясь под его тон.
   - Главное, чтобы не поздно. Раз уж мы так откровенны, хочу успокоить: я не насилую женщин... против их воли.
   - А можно насиловать по их воле?
   Он внимательно посмотрел на неё и покачал головой.
   - Все ясно. Тяжелый случай налицо: примитивные представления о жизни, отягощенные бытовым ханжеством... Конечно можно, Женя. И даже приходится.
   Напросилась! Теперь её обвинили в ханжестве. Вот что значит нездоровое любопытство. Незаметно они сползли на скользкую тему. Здесь у них явно разные весовые категории. Наверняка, Виктор даже не представляет себе, насколько неграмотна она в подобных вопросах. То есть, литературу она читала, кино смотрела, но в жизни её все выглядело намного проще. И неинтересней.
   - Небось, любишь все расставлять по местам, чтобы было правильно, как положено? - продолжал почему-то злиться он.
   - Не пойму, кто ты?
   - По специальности? Или по призванию? Не волнуйся, не сексуальный маньяк.
   - Все так говорят! - пошутила она фразой из какого-то кинофильма и поймала себя на мысли, что вовсе не боится его. От жизни устала, что ли?
   - Скорее, я - исследователь, - задумчиво проговорил он.
   - Исследователь женщин?
   - А разве это чудо природы всесторонне исследовано? И не осталось никаких тайн?
   - И у тебя есть лаборатория?
   - К сожалению, однокомнатная. Но с ванной.
   - Это удобно, - согласилась Евгения. - Тогда ты - наверняка холостяк!
   - Женя, ты неоригинальна. Этот вопрос задает обычно девяносто процентов женщин.
   - Женщины, переведенные на проценты... Фраза, достойная исследователя. Можно подумать, речь идет по крайней мере, о гареме царя Соломона.
   - Гарем бы я не потянул. Не в смысле мужской силы, а в материальном отношении - их же всех пришлось бы содержать!
   Разговор между ними стал выглядеть какой-то балансировкой на грани пошлости и пустого трепа, поэтому Евгения решила: пора и честь знать! Она поднялась с бревна и проговорила светским тоном:
   - Благодарю за доставленное удовольствие видеть вас!
   - Ну ты даешь! - присвистнул он, не трогаясь с места. - А говорила, что не кокетка. Чего это вдруг ты спохватилась? Вспомнила о супружеском долге? Забыла сварить борщ?
   Она фыркнула.
   - Я тебе неприятен?
   - Отнюдь!
   Вот черт, опять кого-то копирует! Неужели действительно она не умеет общаться по-человечески?
   - Тогда пойдем.
   И она пошла. Не думая о том, что кто-то из знакомых может её увидеть. Об Аркадии она почему-то не вспомнила.
   Квартира её нежданного знакомого вовсе не была похожа на вертеп, чего она в глубине души боялась. И, похоже, не было в ней постоянной женщины. И шторы на окнах были, и тахта покрыта хорошим покрывалом, и картина на стене намекала на некий уют... Но огромный музыкальный центр на полкомнаты, инструменты в ящике, у батареи, стопки кассет повсюду...
   - Да разведен я, разведен! - вдруг отчего-то сказал он с сердцем что-то такое прочел для себя в том интересе, с которым она оглядывала его квартиру? - Никто посторонний сюда не войдет, никто не постучит! Это моя квартира!
   - Пожалуйста, - пожала плечами Евгения. - Я на неё вовсе не претендую.
   - Прости! - он поцеловал её руку. - Не обиделась? Я быстро. Поскучай немного.
   Он не стал включать верхний свет, зажег торшер с темно-бордовым абажуром и поставил какую-то музыку. Знакомое, подумалось Евгении. Хампердинк, что ли? Но вслух она своих догадок высказывать не стала, чтобы не попасть пальцем в небо. Наверняка он - меломан, знаток... Музыка как-то незаметно захватила её. Она будто лилась потоком со всех стен и мягко окутывала , завораживая. Что там говорил по этому поводу Остап Бендер? "Типичный охмуреж под звуки мандолины". Кажется, она произнесла это вслух, потому что вернувшийся из кухни с подносом Виктор кивнул:
   - А то нет!
   Из маленькой навесной полки - книжной, приспособленной под мини-сервант - он достал бокалы. На журнальном столике уже стояла бутылка какого-то вина.
   "Киндзмараули", - похвастался Виктор. - Из Тбилиси друг привез.
   Может, ещё не поздно встать и уйти? Но Евгения продолжала сидеть, понимая, что она уже заступила за черту. В детстве, играя в "классики", в таких случаях они кричали друг другу:
   - Стратила!
   То есть, на время выбыла из игры. Вот и она выбыла. Из своей привычной жизни.
   Тот день, когда она познакомилась с Виктором и провела у него ночь, вернувшись домой под утро, перевернул её жизнь. Прежде подруги рассказывали Евгении, что сексом можно заниматься долго, но, сколько она себя помнила в семейной жизни, лишь первую неделю медового месяца они... совокуплялись какое мерзкое слово! - дважды в день, утром и вечером, потом только вечером, перед сном, потом раз в неделю, потом... Но чтобы всю ночь! Она считала, что женщины, рассказывая о таком, просто преувеличивают.
   Вначале она ещё повторяла себе: нужно идти домой, но время вдруг стало существовать отдельно от нее. Шло себе и шло, где-то в другом измерении, пока не стало светло за окном.
   Сонный Виктор только пробормотал:
   - Я тебя провожу.
   - Не нужно. Уже утро, а я живу в соседнем доме, - сказала она, целуя его в губы и смутилась: на нижней губе Виктора темнел синяк. Евгения, ты страшная женщина!
   - Я буду ждать тебя завтра. В семь, - сказал он.
   Она лишь усмехнулась про себя: её любовник! У неё никогда прежде не было любовника. А теперь она шла домой, как... А как она шла? Боялась?
   Евгения будто видела себя со стороны - гулящую жену. Как встретит её муж? Конечно, изобьет! Когда-то он, вроде, занимался боксом. Врежет слева! Врежет справа! Как говорили в детстве у них во дворе: и кровянкой умоешься! Но думала она об этом как-то лениво и почти без волнения.
   Она открыла своим ключом дверь и переступила через порог.
   Аркадий спал. Она решила это в запале, глянув на его спокойное, расслабленное лицо. Неужели любящий муж будет спокойно спать, не зная, где всю ночь была его жена? Она вгляделась в его лицо - слишком спокойное. Обычно, лежа на спине, он храпит. И приоткрывает рот...
   Непонятно, почему ей лезли в голову эти идиотские подробности?
   - Аркадий! - тихонько позвала Евгения.
   Муж не отозвался, хотя ресницы его дрогнули, и перевернулся на другой бок.
   Не спит! Он же - не спит!
   Нарисованный ею образ взбешенного супруга оказался явно из другой книжки. А этот, настоящий, на её измену реагировать не хотел.
   "Встань, пожалуйста! - мысленно заклинала она. - Ударь! Крикни! Разбей что-нибудь? Неужели тебе все равно?!"
   Он не шевелился. Неизвестно, сколько бы ещё она так стояла, если бы не услышала знакомое похрапывание. Теперь он действительно заснул! Успокоился - его жена домой вернулась...
   Выходит, для осуждения поступка Евгении у него не нашлось даже слов?
   А ведь так было всегда, - вдруг поняла она, - всю предыдущую жизнь. Просто на фоне всевозможных незначительных событий его равнодушие не так бросалось в глаза. Жили рядом два бесчувственных существа. Сосуществовали. Как две протоплазмы. Две амебы. Две медузы... Она содрогнулась.
   "Ты во всем виновата! - сурово сказал её внутренний голос. - Ты не хотела этого видеть! Ты выдумала своего мужа от начала до конца. Приписывала ему мысли, которых он не имел! Придавала его словам смысл, который он в них не вкладывал! Даже подругам хвасталась, какой Аркадий необыкновенный и как ты его любишь!"
   Она стыдилась признаться самой себе, что её замужество было ошибкой. А поскольку в муже не было пороков, из-за которых распадались все известные ей браки - он не пил, не изменял, зарплату всю отдавал - получалось, не к чему придраться.
   Семнадцать лет! Господи, целая жизнь, прожитая без любви. Жизнь иллюзия, жизнь - сон. Жизнь - самовнушение...
   Она разделась и легла на край кровати, стараясь не дотрагиваться до Аркадия. И провалилась в тяжелый, глубокий сон.
   Проснулась Евгения, когда солнце ушло уже на другую сторону квартиры задернутые шторы создавали в комнате полумрак, но она почувствовала время за полдень. Аркадий гремел на кухне чайником - может, ей приснилась эта ночь вне дома?
   Она встала и поплелась в ванную. Все равно придется проходить мимо кухни и что-то там говорить.
   - Доброе утро!
   - Доб-рое, - с расстановкой сказал муж.
   Она задержалась, в надежде услышать что-нибудь еще, но он с удвоенной против обычного энергией резал хлеб.
   Пока она чистила зубы, принимала душ, Аркадий накрыл на стол. Евгения мимоходом глянула на себя в зеркало - выглядела она как-то по-особому свежо, но это не радовало: в голове пульсировала мысль - что же теперь будет? Ведь по-прежнему жить нельзя!..
   - Тебе кофе или чай? - спросил он, будто ничего не произошло.
   - Кофе. С молоком.
   - Я знаю... Если не возражаешь, я съезжу к сестре, что-то у них опять случилось, просила приехать.
   Его сестра - постоянно ссорится с мужем , и Аркадий ездит их мирить.
   Все как обычно. Привычные жесты. Привычные слова. Вот только в глаза он ей не смотрел. Будто это не она, а он не ночевал дома.
   "Это неправильно! Нечестно! - метался в поисках выхода её взбудораженный ум. - Он должен возмутиться! Что-то сказать. Обозвать наконец!"
   - С мая мне обещали зарплату добавить, - теперь он смотрел не на Евгению, а как бы сквозь нее, будто она - прозрачная, а как раз на стене, за нею, появилось что-то интересное. - Мы сможем купить тебе кожаное пальто с мехом, как ты хотела.
   "За что же мне пальто? - мысленно рассвирепела Евгения. - Заткнуть им рот? Или другое место?! Как он все повернул! Вот, мол, какой я снисходительный, добрый! И какая ты дрянь по сравнению со мной!"
   - Может, мне придется у них заночевать? - его бесстрастный голос прорывался сквозь бушующий в ней огонь. - Ты не возражаешь? Хочешь, мы поедем вместе?
   - Мне нужно убрать квартиру. Поезжай один.
   Вот так они в тот день поговорили.
   А в семь часов Евгения пошла к Виктору. Этот исследователь-любитель вытянул из неё все в первый же час.
   - Как? - оторопел он. - Ты столько лет живешь с мужиком, который тебя не трахает?! Сгораешь от желания! Болеешь и молчишь? Евгения - ты - дура!.. Посмотри на себя.
   Он подвел её к зеркалу.
   - Ты красива. У тебя - отличная фигура. Шикарный бюст! - он зачем-то расстегнул кофточку, будто собирался кому-то демонстрировать её прелести.
   Евгения попыталась вырваться, но он, хоть и был невысокий, худощавый, оказался сильнее её.
   - Куда? Стоять! Не любишь правду? Трижды дура!
   Он помолчал, скрипнув зубами.
   - Да ты, если захочешь, любого мужика будешь иметь! Поняла? Любого! Ты почему из себя жертву изображаешь? Ненавижу вас. Рабыни!
   - Кого - нас? - Евгения села в кресло и застегнула кофточку; она даже не обиделась, когда он в запале оттолкнул её от себя.
   - Вас - тихих и покорных! Не знающих себе цену! Гнущихся перед каждым ничтожеством! Живущих без любви. И это при том, что любая из вас вполне может себя содержать. А многие вообще кормят семью...
   - Что же делать? - вздохнула она обреченно.
   - Застрелиться! - заорал он.
   И стал целовать её так, что она чуть не потеряла сознание, так заколотилось сердце. Потом она еле отыскала свои трусики в этой груде смятых, сорванных, брошенных на пол вещей.
   На этот раз заснули они часа в четыре. И то потому, что Виктору с утра предстояло идти на дежурство. Когда зазвонил будильник, им обоим показалось, что они только что закрыли глаза.
   - Ты спи, - сказал ей Виктор. - Воскресенье все-таки. А захочешь уйти, закроешь квартиру и бросишь ключ в почтовый ящик.
   - Нет, я выйду с тобой, - запротестовала она.
   Он закрывал дверь, а из квартиры напротив вышла женщина с молочным бидоном в руке. Оглядев Евгению, она буркнула:
   - Опять другая, Господи, прости!
   - Не обращай внимания! - отмахнулся он, целуя её. - Вечером жду!
   "Ничего себе! - думала она, идя по тропинке к своему дому. - С чего это он решил, что я буду каждую ночь проводить у него? Хватит, погуляла!"
   В половине восьмого вечера раздался звонок. Хорошо, Аркадий как раз пошел выносить мусор.
   - Ты почему не пришла? - возмутилась трубка голосом Виктора.
   - Откуда ты узнал номер моего телефона? - в свою очередь вознегодовала она.
   - Из телефонного справочника, милочка!
   Но тут зашел Аркадий, и она сказала:
   - Девушка, вы ошиблись номером!
   И положила трубку, выдернув телефонный штекер из розетки. Но сделала это так, чтобы со стороны не было заметно: штекер гнезда лишь касался, но телефон не был включен.
   Правда, надолго её все равно не хватило. Она представила себе, как Виктор ходит по своей однокомнатной квартире и злится. Она ведь сразу не сказала "нет", потому выходит, что обманула.
   - Я уйду ненадолго, - сказала она мужу. Хорошо, через два дома живет её сотрудница, к которой она изредка ходит!
   Евгения вытащила из портфеля законченный отчет и подчеркнуто медленно завернула его в газету. Пусть видит, что причина ухода уважительная.
   - В двадцать один-сорок фильм, последняя серия. Ты успеешь?
   - Успею, - небрежно ответила она.
   Она позвонила в квартиру Виктора, и он тут же открыл, будто ждал её звонка.
   - Явилась - не запылилась!
   - Ты зачем звонил?
   - А ты не знаешь!
   - Я тебе говорила, что я замужем?
   - Вспомнила!.. А я тебе рассказывал, почему я развелся с женой? Нет? Потому, что понял: мне со своими потребностями супружески верным не продержаться. Чего жену зря травмировать? Подал на развод.
   Он пошел в кухню и принес ей чашку кофе.
   - Так и будешь стоять? Садись, выпей кофе - на тебе лица нет!
   Он снял с Евгении плащ и усадил в кресло. Подошел к полке в кассетами и нервно их перемешал.
   - Знаешь, сколько у меня было женщин? Больше трехсот!
   - Я тащусь, - прореагировала она словами сына Никиты.
   Он не обратил внимания на её реплику.
   - Когда мне скучно, я сажусь в общественный транспорт и еду, куда глаза глядят. А по пути рассматриваю женщин. Я всегда знаю, какая из них пойдет со мной...
   - На фига мне твоя кухня! - не выдержала Евгения. - Ты напоминаешь девицу из анекдота, которую изнасиловали семеро. Не волнуйтесь, говорят ей в милиции, мы их всех найдем! А она: не надо всех - мне нужен второй, пятый и седьмой... Или для тебя все мы - на одно лицо?
   - А на тебе бы я женился, - сказал он невпопад. - Только мы по комплекции друг другу не подходим. Ты рядом со мной крупнее кажешься...
   - Вик! - она подошла и ткнулась губами ему в щеку.
   - Знаешь, Евгения, не тебе меня жалеть!.. Иди, я тебя не держу!
   - И мы на прощание даже не поцелуемся?
   - Знаю я, как ты целуешься! По-моему, я лет двадцать не ходил с синяком на губе.
   - Тогда я пошла.
   - Стоять! - он вдруг судорожно прижал её к себе и прошептал на ухо. А может, полежим? Недолго.
   - Я обещала вернуться, - беспомощно пробормотала она.
   Он отодвинул её от себя и, держа за плечи, вгляделся в глаза.
   - И соврать не можешь!
   Вернулась она домой как раз к началу фильма. Они чинно сидели рядом с Аркадием на диване. Он с интересом следил за объяснением в любви главных героев, а Евгения подумала: "В понедельник я подам на развод!"
   Глава вторая
   - Женщины из-за этого не разводятся, - говорит её мудрая подруга Люба. - Он - отец твоего ребенка...
   - Ага, родил его в муках! Тоже мне заслуга: пожертвовать семенем!
   Люба недоуменно смотрит на нее.
   - Ты чего, мать, вызверяешься? При чем здесь семя? Никита уже не ребенок, но ему тоже нужен отец...
   - А мне? Мне ничего не нужно? Или я - рыба, которая отметала икру и может умирать? Почему я, не успев родиться, сразу попала в должники? Должна быть послушной дочерью. Должна хорошо учиться. Должна выйти замуж. Должна быть верной мужу. А мне никто ничего не должен? Или моя жизнь не представляет никакой ценности для общества?!