Шкатула Лариса. Жена русского пирата

   Она рассеянно пробежала пальцами по их богатству - прежде она его и не разглядывала. Просто отворачивалась: мол, зачем оно ей?.. Пожалуй, наиболее скромное из всех украшений - вот этот маленький золотой крестик с изумрудами... Где она видела его прежде? На крестике умещался крошечный вензель, который составляли две красиво переплетенные буквы "А" и "Е"... Господи, да это же Ольгин крестик! Ну конечно, она носила его не снимая! "А" - от фамилии Астаховых: родня со стороны матери... Да жива ли она, её подруга по такой недолгой, но богатой событиями кочевой жизни?
   - Хочешь взять крестик? - прервал её размышления голос мужа. Пожалуй, ты права: это то, что надо - скромно и со вкусом... Правда, большевики - все сплошь атеисты, но против нательных крестиков беспартийного населения они пока не борются!
   Катерина посмотрела на мужа: а крестик-то ворованный! Как и все остальное! Неужели он об этом сразу забывает? Или то, что достается ему в качестве добычи, он просто считает своим навеки? Странный человек! Сколько жила с ним, а так до конца и не поняла... Катерина не сразу заметила, что размышляет о своей жизни с мужем в прошедшем времени. Наверное, её душа, что живет порой отдельно от Катерины, знает нечто большее: и почему Дмитрий поет, и почему она, Катерина, мечется? Разве не сама желала ему совсем недавно влюбиться в какую-нибудь другую женщину, когда его любовь к ней стала казаться Катерине тяжким бременем?!
   - Мы будем сегодня ужинать или нет? - опять ворвался в её мысли голос Дмитрия.
   Она вгляделась: нет, муж вовсе не так весел, как хочет казаться... Катерина зажала в руке крестик, вдруг решив, что будет носить его до тех пор, пока он не приведет её к Ольге.
   - Закрывай! - она подмигнула мужу, и он задвинул крышку тайника.
   Наконец они сели за стол. Дмитрий залюбовался крестиком на шее жены тот красиво смотрелся на её бархатной коже и спускался точно в ложбинку между грудей.
   - За что пьем? - Он поднял фужер.
   - За молодость души! - предложила Катерина.
   - Намекаешь, что у меня этой молодости нет?
   - Конечно, есть! По-моему, ты душой настолько молод, что вполне ещё можешь влюбиться.
   - Вот как? Спасибо, - от неожиданности он даже замешкался. Неужели Батя был прав, когда шутил, что у каждой женщины есть укромный уголок, где она прячет свою метлу! Но не отступил, признался, глядя жене прямо в глаза: - Ты права, я влюбился!
   Будто ядовитое жало вонзилось Катерине в сердце. Недавно она ходила с Дмитрием в театр, давали "Собаку на сене" - так не про неё ли сказал главный герой: "Не слышал я, чтобы любовь могла от ревности зажечься! Родится ревность от любви..."
   - Да не любовь это у тебя, Катюша, - непривычно грустно усмехнулся он, догадавшись о её мыслях, - не любовь, а типичная бабская жадность: ни себе, ни людям... Можешь не беспокоиться: никакого романа у меня с нею не будет! Просто я допрашивал сегодня одну арестованную девочку - подумай, ей всего двадцать два года, а она попала к нам ни за что ни про что, по доносу подлеца - директора школы, и уже на второй день её пытался изнасиловать охранник...
   - Ты становишься чересчур сентиментальным, Черный Паша, - не могла удержаться от шпильки Катерина, - между прочим, хозяйке этого крестика, она тронула рукой Ольгин талисман, - было всего девятнадцать, и в гареме, куда ты её отправил, с нею тоже не в бирюльки бы играли!
   Она встала из-за стола.
   - Извини, мне нужно привести себя в порядок перед сном. Завтра предстоит трудный день. Ужинай без меня.
   Когда Катерина вошла в спальню, Дмитрий уже лежал в постели и потягивался, как сытый кот.
   - Только что не мурлычешь, - буркнула она, развязывая поясок халата.
   - Ну а почему мне не быть довольным? Квартира в центре Москвы, ответственная работа, жена красавица, сын растет. Живи да радуйся... Почему же ты-то не радуешься, жена моя?!
   - Это для тебя так важно?
   - Важно!
   - Никто не сможет нам помочь, Митя, - печально сказала она. - Все то, чему ты предлагаешь радоваться, нажито неправедно, и я, как ни старалась, так и не смогла забыть об этом, даже крестик на шее теперь напоминает мне о несчастье, которое ты принес моей подруге.
   Он притянул её к себе и стал не спеша снимать с неё ночную рубашку.
   - Не надо, пожалуйста. Как ты можешь после нашего разговора...
   - А вот здесь ты права, - он невозмутимо продолжал её раздевать, женщине нельзя дозволять говорить так много: она начинает думать, будто её слова все решают.
   - Мне надо с тобой поговорить... - начала было она, но он закрыл ей рот поцелуем, и она уже знала, что не сможет ничего сделать против его рук, губ, против всего его естества, которое живет теперь с ней, в ней и уже не поймешь, где она одна, а где это двуполое сросшееся между собой всеми клетками существо, которое рычит, стонет и плачет...
   - Так о чем ты хотела со мной поговорить? - спросил он немного погодя.
   - А ты не мог сначала поговорить, а потом все остальное?
   - Не мог, потому что все остальное, как ты говоришь, и есть самое главное. Я на сто процентов уверен, что женщины раздражительны и злы лишь от неудовлетворенности. Напротив, если женщина мягка и нежна, значит, мужчина любит её так, как надо!
   Катерина вздохнула.
   - Тебя не переубедишь!
   - А по-моему, ты не очень и возражала...
   - Если бы я возражала, это что-нибудь изменило бы?
   - Ничего. Ты возражала бы только из вредности, забывая, что для тебя лучше, а значит, мужчине нужно иной раз демонстрировать и силу, чтобы женщина помнила, что она слаба, и вела себя соответственно... Но мы опять отвлеклись.
   - Я весь вечер собиралась сказать тебе, что меня посылают в командировку в Германию. Там будет симпозиум врачей-хирургов; едет и наша делегация. Однажды с врачами я уже работала, вот они и прислали персональную заявку. Говорят, у меня очень квалифицированный перевод.
   - Я горжусь! - Дмитрий притянул её к себе. - И когда вы отбываете?
   - Завтра. Георгий Васильевич распорядился, чтобы документы подготовили срочно. Я вот только беспокоюсь, как ты будешь один с Пашкой.
   - Пустяки, - улыбнулся он. - Во-первых, у нас есть Евдокия Петровна. Во-вторых, дед Аристарх с удовольствием возьмет на себя хлопоты - только намекни... Зря, кстати, ты держишь его на расстоянии... А вообще ты хоть представляешь себе: Германия - другая страна!
   - Честно говоря, не верится.
   - Деньги, что у нас отложены, возьми все.
   - А как же...
   - Все, я сказал. Не забудь поменять, у них, помнится, марки. Колечко какое-нибудь похуже возьми с собой. Не хватит тебе денег - там продашь. И оденься во все самое лучшее. Слышите, фрау Гапоненко?
   - Слышу.
   - И еще. Строгость в одежде - это хорошо, но когда ты костюм носишь как мундир, застегнутый на все пуговицы, поверь, тебе это не прибавляет женственности... Прическа должна быть вроде и строгой, но когда как бы невзначай выбьется одна прядь... Понимаешь, в прическе должен быть легкий беспорядок, который напоминает, что перед тобой женщина, а не что-то бесполое...
   - Митя, - Катерина от удивления даже не находила слов, - то, о чем ты говоришь - кокетство, несовместимое со званием советской женщины! Тем более за границей!
   - Звание!.. Ты же не военный... Спор с тобой становится бессмысленным. Может, постепенно поймешь сама? На всякий случай запомни: при любом общественном строе, в любой точке земли, при любом уровне образования женщина для мужчины в первую очередь всегда будет Женщиной! Я, конечно, имею в виду настоящих мужчин...
   Дмитрий на другое утро проснулся первым. Катерина долго ворочалась без сна, а теперь спала сном младенца. Дмитрий вздохнул: разве сможешь вырвать из сердца такую женщину, даже если на жизненном пути тебе встречаются другие, с удивительными желто-зелеными глазами...
   Сегодня Гапоненко между делом решил заняться поисками Флинта, чтобы через него наконец узнать о судьбе этой подруги Катерины, которая показалась ему пять лет назад худенькой и невзрачной. Отчества Флинта он не помнил, но думал, что звания, имени и фамилии скорее всего будет достаточно.
   Выйти на след Флинта ему удалось буквально с первого телефонного звонка. На его вопрос, работает ли в Реввоенсовете капитан второго ранга Александр Романов, некто, представившийся старшим лейтенантом Суровцевым, сообщил:
   - Работал.
   - Уволился? Куда-то перевелся?
   - Погиб при исполнении специального задания командования, - пояснил Суровцев. - Да в вашей службе об этом должны знать гораздо больше нашего. Я сам отсылал следователю... товарищу Семилетову пакет с документами от товарища Троцкого как раз по этому делу... Кстати, сегодня в одиннадцать часов похороны Романова, если вы его знали, можете проститься. На Ваганьковском кладбище...
   Проститься Гапоненко захотел. Подумать только: Флинт! Молодой мужик! Сколько же ему было? Лет на десять моложе его самого, и убит? В этот час на кладбище хоронили сразу несколько человек, но только у могилы Романова он увидел людей в шинелях.
   Дмитрий собирался приехать пораньше, но, как обычно бывает, его с самого утра завалили работой, так что успел он подъехать лишь в тот момент, когда гроб уже опустили и хоронившие Флинта стали бросать в его могилу по горсти земли.
   Стоящая у могилы молодая женщина в черном платье и накинутом на плечи пальто была, очевидно, его женой. Только она из всех присутствующих была настолько убита горем, что качалась как былинка на ветру, и её с двух сторон вынуждены были поддерживать высокий, атлетического сложения мужчина и маленькая изящная женщина.
   - Наташа, успокойся, не надо, Наташа! - уговаривала она вдову, которая клонилась в могилу, будто хотела лечь туда вместе с гробом. Она не выла, не кричала, как многие другие женщины, но безжизненный взгляд и непрерывно струящиеся по лицу слезы говорили лучше громких рыданий, какая это для неё утрата.
   - Сашенька, - горестно повторяла она, - Сашенька!
   - Не знаешь, Романовой пенсион будет положен? - спросил рядом с Дмитрием равнодушный мужской голос.
   - Это уж как начальству будет угодно! - буркнул другой. - Однако вдове траур идет!
   Дмитрий не повернул головы на их голоса, но внимательно посмотрел на скорбящую женщину. Действительно, её кожа, несмотря на бледность, имела какой-то розовый оттенок, точно подсвеченная изнутри, глаза, омытые слезами, как два зеленых изумруда горели на её лице. Она была воплощением самого красивого горя, какое прежде видел.
   А ведь действительно, он её прежде видел! Выходит, Флинт вместо того чтобы везти девицу в Стамбул, просто взял да и женился на ней? Однако как расцвела эта худышка! Или он, ослепленный Катериной, не увидел в ней будущей красоты?!
   К поезду, увозившему жену, Дмитрий еле успел. Он получил на работе разрешение её проводить, но заскочил на полчаса на кладбище, и теперь некогда даже рассказать Катерине о своих впечатлениях.
   Пашка воспользовался моментом и сразу влез к отцу на руки, так что приходилось ему разговаривать с женой наспех, удерживая вертящегося во все стороны сына. Катерина попрощалась с Евдокией Петровной, расцеловалась с Первенцевым, и уже проводник торопил их привычным: "Поезд отправляется! Поезд отправляется!" Сказать? Не сказать? Наконец он решился:
   - Катюша, а ведь я нашел твою подругу Ольгу. Жива-здорова. Правда, не очень счастлива.
   - Почему? - не поняла Катерина.
   - Как раз сегодня она хоронила своего мужа.
   - Ты сказал ей обо мне?
   - Я даже не подошел. Думаю, ей пока не до нас... Кстати, теперь её звать Наташа, а не Ольга!
   - А... я знаю, - кивнула Катерина.
   - Ничего ты не знаешь, - покачал головой Дмитрий. - Сегодня хоронили Флинта, а твоя Ольга-Наташа... была его женой!
   @GLAVA = ГЛАВА 23
   Наталья Романова ощущала себя так, как будто внутри неё все разом разладилось. Сердце билось учащенно, а руки, ноги, голова работали в замедленном темпе. Она напоминала собой механизм, у которого кончался завод: вопросы, ей задаваемые, она либо вовсе не слышала, либо для получения ответа их приходилось повторять неоднократно.
   Третий день она не ходила в цирк, почти ничего не ела. Ее взгляд не оживлялся даже при взгляде на дочь, или вдруг в нем сверкала такая безумная искра, что Олина няня Аврора торопилась увести ребенка прочь.
   Анечка Труцци было забежала её проведать, рассказать о делах товарищей, о том, что Эмма скучает и почти ничего не ест, но Наталья лишь невпопад бормотала: "Да-да..."
   Подруга ушла ни с чем, а на другой день Наташу навестил... Станислав Закревский, которого друзья выбрали руководителем аттракциона "Амазонки революции". Романова меньше всего ожидала увидеть его в своей квартире. Никогда прежде он у них не бывал, вне цирка они не виделись, и вдруг!.. Но лишь на мгновение в глазах молодой вдовы зажглось удивление, и опять взор её потух.
   - Садитесь, - она подняла руку, указывая на кресло. - У вас ко мне дело?
   - Я вам принес кое-что, - Станислав вытащил из кармана маленький пузырек с каким-то лекарством.
   - Это настойка вашей бабушки? - равнодушно проговорила Наташа. - Но я ничем не больна.
   - Это яд. Берите, не сомневайтесь! Действует моментально: несколько секунд, и все!
   - Я ничего такого ни у кого не просила.
   - Не просили, но Анечка рассказывала, что вы не хотите жить, вот я и решил помочь...
   Закревский намеренно говорил ей "вы", хотя с самого начала работы над аттракционом они перешли на "ты". Сейчас перед Станиславом была не прежняя улыбчивая, открытая Наташа, а чужая холодно-отстраненная женщина. Откуда взялась в ней эта граничащая с пренебрежением отстраненность? Неужели сейчас она - настоящая? Но тут же он прогнал прочь нелепую мысль. Горе! Вот что изменило её. Не в таком ли состоянии люди уходят в монастырь или кончают жизнь самоубийством? Ее надо было разозлить, вывести из апатии, заставить открыть глаза!
   "Он смеется надо мной! - думала Наташа. - Они думают, я должна забыть Сашу, лишь только его гроб засыпали землей! Почему меня не оставят в покое? И эта глупая выдумка с ядом. Наверняка это какая-нибудь настойка от простуды".
   - Вы можете попробовать, - предложил он, угадывая её мысли. - Ведь все равно терять вам нечего!
   - Как нечего? - вяло осведомилась она. - А моя дочь, Оля?!
   - Неужели вы ещё помните о ней? А мне показалось, будто она осталась круглой сиротой - и без отца, и без матери!
   - Но откуда вы...
   - Видел вчера на прогулке с няней. Такой маленький одинокий человечек... А посмотрели бы вы на Эмму! Обезьяна будто чувствует, что её бросили - она опять слегла!.. Да и мы... приходим на репетицию, а толку никакого нет... Я сам не так давно пережил тяжелую утрату, от которой, думал, не оправлюсь, но рассудил: или уходи из жизни, или живи как другие. Что проку от людей, размахивающих своим горем, точно флагом? Помните, что говорил Гамлет? "Уж лучше дать себе расчет простым кинжалом!"
   - Но мне нужно время, чтобы прийти в себя, - слабо запротестовала Наташа.
   - У нас его нет, - жестко проговорил он и некоторое время спустя спросил: - Так забирать пузырек или оставить?
   - Забирай, - грустно улыбнулась она, - неужели мы все - лишь дети долга?
   - Древние говорили: "Живым - живое", не потому что были чересчур жестокими, а потому что понимали: жизнь коротка, и если бог иной раз забирает к себе наших близких, то вовсе не для того, чтобы мы тут же последовали за ними... У каждого на земле свои обязанности.
   - Спасибо тебе, - она поцеловала Станислава в щеку, а он вдруг засуетился и, торопясь проститься, напомнил: - Манеж у нас завтра в десять.
   Вечером, укладывая Оленьку спать, Наташа задержала её на руках, жадно вдыхая ни с чем не сравнимый теплый запах детского тельца. Дочка набегалась в парке, с размаху падая на кучи опавших листьев, и сейчас засыпала от усталости, даже не требуя обычной сказки.
   - Ты уже вернулась, мамочка? - только сквозь сон пробормотала она.
   - Откуда?
   - Оттуда...
   Наташа с тоской посмотрела на свое супружеское ложе, которое больше не согреет Сашино тело, и сердце её опять сжалось от боли. Как забыть об этом? Как не помнить, если каждая вещь в этой комнате ещё хранит следы его рук?
   Но она понимала, что отныне память о любимом ей придется хранить глубоко внутри, ибо горе и плач по умершему отнимают у человека все силы и есть только выбор: посвятить себя или скорби, или жизни...
   В эту ночь впервые Наталья Романова воспользовалась своими необычайными способностями не для того, чтобы дать выход энергии, а наоборот, чтобы направить её вовнутрь. И впервые - чтобы лечить не кого-то, а свою больную душу. Она расслабилась, представив себя на даче Астаховых под Кенигсбергом. Вот она лежит в гамаке, а сквозь ветви раскидистой старой груши пробиваются лучи теплого летнего солнца. Где-то внутри её, возле сердца, зажегся огонек, и от него во все стороны потекло живительное тепло. Согрелись холодные пальцы рук, запульсировала кровь на подошвах ног, вокруг всего тела, точно ореол, возник невидимый теплый контур, и из глаз потекли теплые чистые слезы. Будто под солнечными лучами таяла и истекала прочь сдавливающая сердце ледяная глыба. Она заснула с улыбкой на губах и наутро проснулась обновленной и спокойной...
   Боже! Что сделалось с Эммой, когда она увидела подходившую к клетке Наташу! Обезьяна вскочила, бросилась к прутьям клетки, метнулась к задвижке, визжала от радости, обнажая красные десны. Казалось, ещё немного, и она заговорит, да что там, закричит: "Где же ты была так долго?!"
   Наташа вошла в клетку, и Эмма бросилась к ней, прижалась, подставляя голову. Теперь это вошло у неё в привычку: Эмма хотела, чтобы, лаская, её гладили по голове. И, наконец, больно укусила Наташу за палец. Та стерпела, но пожаловалась:
   - Эмма, мне же больно!
   И обезьяна тут же принялась зализывать след укуса. Наташа поняла: Эмма хотела показать, что она сердится на свою любимицу.
   Когда Наталья Романова переоделась для репетиций и вышла на манеж из-за Эммы она пришла чуть позже, - там уже собрались все участники номера. Товарищи так непритворно ей обрадовались, что она подумала: какое счастье, что у неё есть настоящие друзья! Вдруг некстати вспомнилась ей институтская подруга Надин. И другая - Мария Истомина, которую институтки звали просто Муся. Когда-то Наташа, а тогда Ольга, считала их самыми близкими друзьями, но могли бы они в несчастье так поддерживать ее? Относились бы к ней по-прежнему, узнав, что она стала циркачкой? Неизвестно. Надин, с её изнеженностью и изысканностью, наверное, сморщила бы изящный носик или сделала вид, что они незнакомы...
   Но пора было переходить к делу. Идея, которая появилась у Наташи, состояла в том, чтобы уговорить товарищей на участие в аттракционе шимпанзе. Вряд ли пришлось бы долго возиться, обучая Эмму каким-нибудь трюкам: обезьяна в своей творческой карьере уже выполняла номера высокой сложности. Правда, показывала она свои трюки внизу, а тут её собирались затащить под купол. Наташа даже образ для неё придумала - батьки Махно. Если надеть на обезьяну брюки, кто догадается, что роль батьки играет самка?
   Надо посоветоваться с другими акробатами. Только Наташа робко высказала свое предложение, как в ответ услышала такой дружный хохот, что даже оторопела.
   - Я сказала что-нибудь не то?
   - Не смущайся, - похлопала её по плечу Вера Холодова, - ты сказала то, что пять минут назад нам доказывал Федя. Мол, как это было бы здорово взять в аттракцион животных. Например, его медведя Гошу - такого в воздушной акробатике ещё не было!
   - Что за смех, молодые люди? - подошел к ним шпрехшталмейстер Принц. Разве вы репетируете клоунаду?
   - Мы обсуждаем идеи, Эдуард Филиппович, причем одну безумнее другой, с улыбкой пожаловалась Вера. - Красавин предлагает ввести в аттракцион медведя, а Романова - обезьяну.
   - Когда-то идеи Эйнштейна признавались безумными, - задумчиво сказал шпрех, - а сейчас без его теории относительности ученые не представляют себе науки... Ваша затея насчет животных безусловно оригинальна, но вот как отнесутся к этому сами животные?
   - Вы так говорите, будто животные что-то там понимают, - заметила Надя Холодова. - Как заставят, так и отнесутся! Прикрикнут, хлыстом махнут заработают как миленькие!.. Вот я видела в Италии одного дрессировщика. Он заставлял тигра через огненное кольцо прыгать! Как сам тигр к этому относился? У него ведь от природы страх перед огнем! Вот и получается, что страх перед хлыстом сильнее природного страха!
   - Эх, Наденька! - вздохнул Принц. - Почему вы думаете, что дрессировщиком может быть каждый артист цирка? Кроме собственной силы воли и хлыста в руках, животных надо любить и понимать!.. Ну а вы, дрессировщики, с чего будете начинать?
   - Сначала их нужно к манежу приучить, к товарищам по аттракциону... предположила Наташа.
   Она увлеченно рассказывала и вдруг запнулась, поймав на себе изучающий взгляд Закревского. Кроме интереса, в нем было и беспокойство: пришла ли она в себя, выдержит ли напряженную работу, которая ожидает их в самом ближайшем будущем? Ей стало тепло при мысли, что товарищи беспокоятся о ней, что она нужна им как артистка, как друг... Удивительное чувство сознание собственной нужности! А теперь она ещё получила одобрение человека, чьим мнением дорожила...
   - Ребята, а где Романова? - некоторое время спустя хватились её Холодовы.
   - Наверняка за Эммой побежала, - вздохнул Красавин: угораздило же его Гошу именно сегодня заболеть желудком. Он тоже с удовольствием притащил бы медвежонка на манеж!
   Когда Романова вывела Эмму из клетки, двое служителей на всякий случай отошли на почтительное расстояние - они знали, как свирепела обезьяна, когда кто-то посторонний приближался к клетке, и не без основания считали Эмму опасной.
   - Пора работать, Эммочка, - сказала Наташа, надевая на шимпанзе ошейник. - Арбайтен<$FРаботать ( нем .).>, Эмма!    Обезьяна насторожилась: а где же бич, которым станут гнать её на работу? Почему её спасительница говорит прежним спокойным тоном? Она по привычке зарычала, но услышала, как Наташа говорит укоризненно:
   - Ты же воспитанная девочка! К чему эти уличные манеры?!
   И все же, на всякий случай, Наташа привязала поводок к своему поясу: кто знает, как поведет себя Эмма на манеже? Молодая укротительница взяла обезьяну за переднюю лапу как человека - сможет она пойти на задних лапах? Но она пошла рядом с Наташей, смешно переваливаясь и настороженно, по-прежнему злобно посматривая по сторонам.
   - А хлыстик-то я все же взял бы, - услышала Наташа голос стоящего у форганга<$FЦирковой занавес.> шпреха.
   - Спешите видеть, впервые на манеже артистка Эмма Романова! провозгласил при виде их Федор Красавин и тут же получил от жены легкий подзатыльник. - Уже и пошутить нельзя!
   - Нашел время! - Анечка боялась, что подруга к таким шуткам пока не расположена, но ошиблась.
   Наталья лишь улыбнулась его словам и пообещала:
   - Вот погодите, месяц-другой пройдет, ещё Эммой гордиться будете! Когда зрители не на вас будут смотреть, а на нее... Федя, а где же твой Гоша? Пусть бы они с Эммой пока привыкали друг к другу!
   - Веришь, Наташа, как назло: поел что-то несвежее, а теперь его желудок мучает. Он ведь ещё маленький, а вынужден со взрослыми медведями питаться.
   - А ты бы хотел, чтобы он питался с нами? - вмешалась Анечка. Благодарю покорно!.. А Гошке своему клизму сделай!
   Она хихикнула.
   - Между прочим, ветеринар советовал то же самое! - не сдавался Федор. - Вот отрепетируем, я им и займусь!
   - Ну и пожалуйста! - надула губки Анечка. - Раз тебе среди людей делать нечего.
   Между тем сестры Холодовы поднялись под купол и там, вчерне, показывали Закревскому как руководителю аттракциона первые упражнения сценария.
   - Теперь - Романова, - скомандовал Станислав, застегивая на Наташе лонжу, и еле успел отскочить в сторону: Эмма бросилась на него. К счастью, поводок оказался коротким.
   - Еще одна ревнивица! - хмыкнул он.
   - А кого ты имеешь в виду под первой? - подступила к нему Анечка.
   - Наверное, ту, что спрашивает?
   На всякий случай после этих слов Станислав отошел подальше.
   - Работаем! Работаем! - крикнул он, сделав знак Федору. Мужчины быстро поднялись наверх по двум канатам.
   Наташа висела, уцепившись ногами за перекладину. Опять ей пришлось подавлять в себе страх, вызванный подъемом на высоту. "Наверное, говорила она когда-то Александру, - мои далекие предки были кочевниками. Если безбрежные степные просторы вызывают во мне священный трепет и желание мчаться во весь опор, то горы я предпочитаю видеть на горизонте в виде укутанных туманом силуэтов. От одной мысли, что нужно подниматься на высоту, у меня кружится голова..."
   И вот, словно в насмешку, судьба подбросила ей соблазнительную возможность участвовать в новом аттракционе. По сценарию она должна была стрелять в мишень из самых немыслимых положений, в том числе и из виса вниз головой!
   Наташа опять забыла о своем таланте к внушению. Ведь если как следует сосредоточиться, можно представить себя висящей над полом не в нескольких метрах, а, к примеру, в полуметре... Она ещё раз посмотрела вниз: кружится ли голова? То, что увидела внизу, заставило её забыть собственные страхи. Привязанная к трапеции поводком Эмма, пища и судорожно цепляясь за веревку, удерживающую трапецию в равновесии, пыталась ползти к ней наверх. И в тот момент, и много раз потом Наташа не переставала удивляться преданности животного приласкавшему его человеку!
   - Эммочка, потерпи, я иду к тебе! - Наталья потянула к себе канат, по которому поднялся наверх Федор Красавин, и легко соскользнула по нему вниз?