Аполлон лежал ногами к костру и перебирал пальцами четки, подаренные ему накануне Синбатом - тому, в свою очередь, они достались от одного турецкого купца, которому Синбат, кстати, привез столь дорогой сердцу русский табак. Синбат не видел в четках никакой пользы и расстался с ними безо всякого сожаления.
   Сам Синбат сидел по-турецки, поджав под себя ноги, и смотрел на угли: он любил печеную картошку и в долгом плавании по морям всегда мечтал, как он сойдет на берег, разожжет костер и...
   - Мир вам, люди добрые! - вдруг услышали они поблизости чей-то голос. - Не разрешите ли погреться?
   Просьба погреться летом выглядела бы смешной, если бы ещё смешнее не казалась фигура человека, вступившего в освещенный слабым светом догорающего костра круг. Он был одет в вечерний костюм, брюки которого, закатанные до колен, открывали худые босые ноги. На плече человек держал палку, к концу которой носовым платком были привязаны, по-видимому, дорогие туфли. Батя при взгляде на незнакомца закашлял в кулак, а Алька, не выдержав, прыснул.
   Катерина от мужа не отодвинулась, даже головы с плеча не убрала; раньше бы постеснялась, засуетилась, сейчас - совсем другая стала. Хотела было, как и прежде, волосы под платок прятать, Дмитрий не согласился зачем красоту скрывать? Так она, на его плече полулежа и косу расплетая, пропела грудным голосом:
   - Проходьте, сидайте, гость дорогой!
   На мужа глянула - угостить бы? Он поощрительно подтолкнул ее:
   - Давай!
   - Мы недавно пойилы, - подошла к незнакомцу Катерина, - а вы не захотите борща моего отведать?
   - С удовольствием, хозяюшка, - сглотнул тот голодную слюну. - Мне бы только руки сполоснуть!
   - Сразу видно культурного человека, - съехидничал Аполлон, прикрывая свое смущение - как же это он так забылся, что подошедшего чужого человека не услышал?!
   Алька опять хихикнул, но получил тычок в спину от Бати:
   - Ну-ка, подойди, слей на руки человеку!
   Молодой человек тщательно вымыл руки, лицо, вытер их поданным Катериной рушником, надел туфли, опустил штанины и облегченно вздохнул; благородно принял у Катерины миску с деревянной ложкой и присел у костра. Он старался есть аккуратно, отламывал небольшие кусочки хлеба, но по тому, как судорожно глотал борщ, чувствовалось, что незнакомец голоден зверски и от сдерживаемого нетерпения у него даже дрожат руки. Наконец с видимой неохотой он оторвался от миски, которую Катерина наполнила до краев второй раз.
   - Простите, господа, за дурные манеры, - повинился он, - но вторые сутки я не имел во рту маковой росинки!.. Увы, человек от голода теряет цивилизованный облик - теперь я испытал это на себе.
   Он блаженно откинулся на локоть и от удовольствия прикрыл глаза; было видно, что молодому человеку не больше двадцати пяти лет...
   - Тю, мы же картошку печем! - спохватился Синбат, выкатывая из углей закопченные комочки. - Батя наш как чуял - ох, голова! - ты, говорит, картошки побольше положи, вдруг кого в гости черт прине...
   Он осекся. "Искатели" захохотали.
   - Кто у нас манеры приличные имеет, так это - Синбат, - сказал, отсмеявшись, Черный Паша, - всегда рад хорошему человеку доброе слово сказать!
   - Да я не обижаюсь, - махнул рукой незнакомец, смеявшийся вместе со всеми. - Потому что, если разобраться, и вправду: черти напали на поезд, черти отобрали все вещи и черти чуть было не поставили меня к стенке, но бог опередил их, отпустив мне быстрые ноги...
   Он поднялся.
   - Константин Аристархович Первенцев - можно просто Костя. Ехал в поезде из Германии. На поезд напал летучий отряд генерала Покровского "Освободители России". Правда, чем отличаются освободители от обычных бандитов, я разобраться не успел. - Он растроенно опустился на землю. - Ох, и достанется мне на орехи от Георгия Васильевича! Они же у меня портфель с бумагами отобрали!
   - Очень важные бумаги? - сочувственно спросила Катерина.
   - Для кого-то, возможно, мелочи. Подумаешь, договор на поставку Наркомату иностранных дел двух легковых автомобилей! Как сказал бы repp Дитц: "Эрстэ швальбэ махт каине фрюлинг!"<$FПервая ласточка весны не делает ( нем .).>. А для меня это - крах всей карьеры!    Константин удивленно замолк, слыша, как Катерина шепотом повторяет произнесенную им немецкую пословицу.
   - Вы изучаете немецкий?
   - Она все изучает! - снисходительно пояснил Черный Паша, - Мне за морем бывать доводилось, кой-какие языки знаю. Веришь, замучила меня: как по-турецки то, как по-гречески это? С первого раза все запоминает!
   - И вы поняли, что я сказал? - спросил её ночной гость.
   - Я не знаю, что такое - швальбе.
   - Швальбе - это ласточка... Вам же учиться надо!
   - Була в мене такая мрия, але я зараз одружена жинка.
   - Ну и что же, что замужняя! - заволновался Константин. - Революция освободила женщину, поставила её в один ряд с мужчиной. Никакого домостроя! Только равноправие. Теперь женщине открыт доступ в любое учебное заведение России! И никто не посмеет отказать вам в приеме только потому, что вы дочь рабочего или крестьянина. Главным мерилом будет только талант!
   Черный Паша мог бы согласиться с ним: если Катерина талантлива - пусть учится, но слишком неравнодушный, по его мнению, тон молодого человека вызвал у него нешуточную ревность. Его, как человека, накормили, приютили, а он... Неизвестно, чем бы закончилось "закипание" Черного Паши, но тут вмешался терпеливо ждущий Синбат:
   - Будем мы, в конце концов, есть картошку, или пусть тоже в уголья превратится?!
   Константин ловко очистил горячую картофелину, перебрасывая её с руки на руку и продолжая говорить - видно, эти мысли не давали ему покоя.
   - Конечно, нам привыкнуть к этому будет нелегко, ведь почти всю историю развития человечества мужчина старался держать женщину на коротком поводке, приписывая себе исключительное право решать, что для неё хорошо и что плохо. Теперь женщина сможет работать наравне с мужчиной, станет его подругой и соратницей в борьбе...
   - А если она не захочет? - спросила Катерина, глядя на вспыхивающие последним светом угольки.
   - Чего не захочет? - ошарашенно спросил оратор, прерванный в самом апофеозе своего выступления.
   - Не захочет быть... соратником, а захочет быть просто женщиной беззащитной, слабой?
   - Умница! - Черный Паша опять чмокнул её в ухо и стал потихоньку кормить очищенной картошкой.
   Катерина очень хотела бы учиться, но её и вправду не привлекала возможность работать наравне с мужчиной. Может, потому что сельские женщины всегда так и работали - наравне! Это было нелегко, старило женщину прежде времени, и потому сейчас, с любовью Дмитрия почувствовав себя истинно женщиной, она вдруг захотела, чтобы её берегли, за нею ухаживали, ласкали, чтобы она не убивалась на работе, а жила в радость...
   - Вы тоже со мной не согласны? - спросил Константин внешне безучастного Черного Пашу.
   - Ну почему же, - пожал тот плечами, - просто вы слишком горячитесь, а то, что звучит громко, вовсе не всегда правильно... А ещё я думаю, может, иной раз нужно спрашивать и самих женщин?
   Молодой человек смутился.
   - Георгий Васильевич - мой начальник - тоже говорит, что дипломат должен иметь холодную голову...
   - Мы все должны иметь холодную голову, - сказал Черный Паша, - ведь именно из-за горячих голов сейчас по всей России идет кровавая бойня! Именно горячие головы перевернули мир вверх дном. Сейчас, оказывается, не главное, хороший ты человек или плохой. А главное, какую идею ты поддерживаешь? Кто ты: большевик, меньшевик, анархист или монархист... Ты вот наверняка большевик!
   - Да, и горжусь этим! Только большевики смогут дать счастье трудовому народу, потому что они сами - плоть от плоти народа!
   - Мы все - плоть от плоти. Но у любой матери могут рождаться разные дети. Один становится жандармом, а другой - вором...
   - Как вы можете сравнивать! - возмутился Константин. - Революция открыла простому народу двери в светлое будущее, и совершили её большевики!
   - Видишь ли, паренек, - задумчиво проговорил Черный Паша, - я думаю, не может быть светлого будущего без справедливости и закона. Почему вы, большевики, решили, что вам можно то, что другим нельзя?.. Вот смотри: я убью какого-то своего обидчика. Власть меня будет судить и, может, тоже убьет. Вы убьете сто человек, которые с вами не согласны, и не будете за это отвечать. Объясните народу, что они мешали вам двигаться вперед, и все... Мы прошли половину Кубанской области, сейчас идем по Ростовской везде люди убивают друг друга. Убийство стало привычным делом. Я - старый стреляный волк, но я никого не мог бы убить просто так. Борьба за идею это хорошо, но жизнь-то у человека одна, и когда её у него забирают, объясняя, что так надо, зато другим будет хорошо, - я с этим не согласен!
   Катерина окинула взглядом своих товарищей. Синбат жевал картошку, думая о чем-то своем. Алька лежал на спине, смотрел в звездное небо и вряд ли слышал, о чем так горячо спорят двое взрослых. Аполлон спал, привалившись к колесу телеги. И только Батя во все глаза смотрел на своего друга: как складно закручивает! Сам он частенько страдал косноязычием и не мог понять, откуда Черный Паша, окончивший всего три класса церковно-приходской школы, набрался стольких слов и так ладно связывает их между собой!
   Воспользовавшись моментом, когда их гость примолк, сраженный доводами Черного Паши, Катерина предложила:
   - Дмитро, давай заспиваем! Дуже мени нравится твий голос: - и обратилась уже к гостю. - Вы такого не чуялы!
   Аполлону снился сон из действительного происшествия, случившегося с ним недавно. Он был вообще человеком дела, и от лишних слов, а тем более споров, его клонило в сон. Вот он спал и видел...
   Плыл он на своей плоскодонке по лиману. Протока среди камышей была мелкой, и он отталкивался шестом. Черный Паша заказал для ребят свежей рыбки. В другое время этим занимался в основном Батя, но он был в отъезде, и Аполлона послали проверить переметы. Уже на обратном пути услышал он женский крик.
   Он никогда не мог спокойно слышать, как кричат женщины. Наверное, из-за матери. В последние годы жизни она стала попивать, да и вид уже имела не тот, что прежде, так что мужики у неё были - одна шваль. То пьяницы горькие, то бродяги беспризорные, а такие люди, как известно, норовят хоть кого-то под себя подмять, чтоб чувствовать: есть на свете кто и похуже тебя - скотина безответная.
   Аполлон в лодчонке-то и поспешил на крик. Картина ему открылась неприглядная. Двое парней в красноармейских шапках - эти ни с какими другими не спутаешь! - тащили в камыши девку. И была она такая красотка глаз не оторвать! Потом-то Аполлон понял, что кричала она не столько от страха, сколько от злости. Тогда же кровь ему в голову кинулась. Деваха упирается, волосы белокурые по плечам рассыпались, - сами насильники в теплых шинелях, а она в легком платьице, да ещё на груди разорванном...
   Солдаты эти Аполлона шибко разозлили, но он исподтишка никогда не нападал. Причалил к берегу, на твердую землю ступил и сказал без всякой злобы, для завязки разговора:
   - Бог в помощь, мужики!
   Те поначалу вздрогнули, - что за черт, откуда взялся? - потом рассмотрели: какой-то мужичонка невидный. Сила кое-какая чувствуется, а только все одному против двоих не сдюжить. И оружия с собой никакого. Откуда же им было знать, что Аполлон без ножей и спать не ложится, что мечет он их в любую цель с обеих рук и на всем Азове в этом искусстве ему равных нет!
   - Отпустите! - предложил им спокойно Аполлон.
   Тем временем девка на руках у того, что её держал, совсем обмякла должно быть, придушили её, чтоб не кричала.
   Второй красноармеец был помоложе; его старший товарищ пойманную птичку в укромное местечко волок, а он следом их ружья нес - обстоятельный мужик! Этот второй и стал Аполлону объяснять:
   - Ты за кого вступаться хочешь? Неужто бы мы хорошую-то девку сильничать стали? А такую дрянь! Она ж - немецкая подстилка!.. Все равно её в расход пускать - чего напоследок не попользоваться?!
   Может, любой другой и поверил бы, отступился - только не Аполлон. Он с детства жил среди таких женщин, какой якобы была та, которую сейчас тащили в камыши. Если она такая - чего же ей сопротивляться? Станет она разве кричать да побои переносить? Если они ей и вовсе противны - смирится и будет терпеть, пока насильники тешиться станут, - ей не привыкать! Потому Аполлон сказал ещё раз, но уже построже:
   - Отпустите!
   Старшой на его строгость хмыкнул, девку опять потащил, а напарнику через плечо бросил:
   - Кешка, пристрели его, он мне надоел!
   Названный Кешкой снял с плеча ружье, но не успел и передернуть затвор, как случилось невероятное: в воздухе что-то легко просвистело, и его старший друг споткнулся, грузно рухнув на свою жертву.
   Кешка побледнел - из шеи товарища торчала рукоятка ножа, но бежать не стал и пощады не запросил. Аккуратно прицелился, но Аполлон уже в азарт вошел. На землю кинулся и снизу, в падении, второй нож метнул. Пуля над ним, лежащим, таки свистнула, но сам стрелок уже завалился навзничь с предсмертным хрипом.
   Во сне, правда, все было не так: насильники никак не хотели помирать, а с ножами в горле стреляли в него, стреляли... Аполлон не знал, что в выстрелы его сна превращались звуки споров у костра; а когда Черный Паша с Катериной запели и над землей поплыла тихая чарующая песнь - петь громко не решились, чтоб не накликать какое лихо, а не петь уже не могли, - Аполлону стала сниться спасенная им девица.
   Спасенная целовала его, заглядывая прямо в душу небесными очами, и говорила:
   - Юлией меня зовут, запомни! Злой рок вырвал меня из родительского дома - я была богата и знатна, но я ещё поднимусь, и я не забуду своего спасителя. Сначала я думала, что, назвав тебя именем Аполлона, кто-то хотел над тобой посмеяться, но теперь я знаю: ты - Аполлон, и тебе есть чем гордиться...
   Аполлон не понимал и половины из того, что твердила ему эта красивая, горячая девка. Он просто смотрел на неё во все глаза, боясь прикоснуться, точно она могла от его прикосновения разбиться или ещё как-то испортиться. Она сама, в лодке, притянула его к себе и сказала:
   - Люби меня!
   Он и любил. Со всей силой своей одинокой искореженной души, где теперь до самой смерти будет ножом вырезано её имя:
   - Юлия!
   @GLAVA = ГЛАВА 4
   - Агния... - начал Флинт и, заметив, как на лбу Ольги появилась недоуменная морщинка, упрямо продолжил: - Агния сейчас бы в революцию кинулась. Начнет, бывало, рассказывать, какая жизнь будет на земле, когда не станет богатеев, - заслушаешься! Мне странно было это слышать, ведь её семья - не из бедных. Но Агния говорила, что когда богатые с лица земли исчезнут, то их, женщин, перестанут покупать за деньги.
   - Она имела в виду наше время?
   - Конечно. К ней посватался сын богатого судовладельца Федорова, и потому её родители запретили нам впредь встречаться. Мол, её жениху может это не понравиться. Вот Агния и говорила, что её родители свою дочь за деньги отдают. Мы решили бежать с нею в Одессу и там обвенчаться. До вокзала собрались добираться порознь, а там встретиться. Накануне она уже чувствовала себя неважно, но мы думали - от волнения. В день отъезда я прождал её на вокзале до глубокой ночи, она так и не появилась. Что я мог подумать? Предала! Тем более что этот Федоров был мужчина на зависть! Мало того, что богатый, он ещё считался одним из самых красивых мужчин в нашем городе. Женщины по нему с ума сходили. Такой молоденькой девчонке должно было быть лестно его внимание...
   Я уехал в Одессу один. Кем только не приходилось работать, чтобы постичь нелегкую науку мореплавания! Какие унижения приходилось терпеть! Но я должен был все перебороть, чтобы вылезти из нищеты, чтобы добиться положения в обществе, при котором со мной бы считались и меня бы уважали...
   Женщины для меня не существовали. Казалось тогда, все самое плохое в жизни связано с ними. Женщины разоряли богатых мужчин и пускали их по миру! Сильные мужчины спивались и опускались на самое дно жизни! Храбрые мужчины дрались из-за своих самок и убивали друг друга в угоду им!
   - Но не из-за женщин же вы стали работать с Черным Пашой? нетерпеливо перебила его Ольга.
   - Ах, вот вы о чем... - он усмехнулся. - Чего уж скрывать: прежде чем я стал хозяином этой лодки, пришлось мне и от таможенников побегать, и каторжников от гнева властей спасать, и с Исмаил-беем подружиться...
   - А кто это - Исмаил-бей?
   - Так... Один неразборчивый в средствах турок. Казалось бы, богатства у него - на несколько поколений хватит! Огромный гарем, земля, влияние среди своих - все ему мало!
   - Я, признаться, раньше думала, что гаремы остались только в сказках "Тысяча и одной ночи".
   - Не только. Богатые сластолюбцы и сейчас могут позволить себе иметь много женщин. Большинство из них держат в гаремах насильно - для этого тоже люди нужны. Словом, Исмаил-бей предложил Черному Паше большие деньги за рабов. Сам-то он имеет на этом деле намного больше, но не бычками же и камбалой торговать Черному Паше!.. Я-то в его команде не состою, а подряжаюсь отдельно на каждый рейс. Месяц назад капитан Костадинов в перестрелке с пограничником погиб, вот и пришлось мне в очередной рейс везти живой товар. Он, кстати, оказывается намного выгоднее...
   - Как вы просто говорите - живой товар! - обиделась Ольга. - Почему, скажите, я должна быть товаром? Разве я - рабыня, а не свободная гражданка своей страны?
   - Но как-то же вы попались! - возразил ей Флинт. - На больших дорогах Черный Паша не промышляет, в города не суется. Он - человек храбрый, но осторожный, без надобности не станет рисковать. В азовских плавнях он создал целую империю! Обычно при нем людей немного - только особо приближенные, но появится необходимость - и Черный Паша соберет армию сорвиголов!
   - Можно подумать, вы им восхищаетесь!
   - Восхищаюсь! Немало мне приходилось видеть людей, которые бледнели при одном упоминании его имени... А как он укрощает женщин! Тех самых, перед которыми другие мужчины ходят на задних лапках!
   - Как говорил мой дядя: и на старуху бывает проруха.
   - Может случиться, кто-то из собратьев вонзит ему нож в спину; возможно, жандармы набросят на него, наконец, веревки; в крайнем случае, таможенник захватят с товаром, но ещё не родилась на свет женщина, которая окрутит Черного Пашу!
   Этот разговор происходил между ними на третье утро пути. Спали они по-прежнему каждый в своем углу. Ели - как придется, потому что это был сухой паек. В остальном отчужденность Флинта и оскорбленное самолюбие Ольги удерживали их на расстоянии друг от друга. Впрочем, Флинт чувствовал интерес к жизни Ольги, ведь он прежде не сталкивался воочию с аристократами. А сама Ольга... она просто терялась в догадках: как себя вести? Как те самые женщины-хищницы, о которых Флинт с таким негодованием говорил, которые сводят мужчин с ума? Какие применяют для этого уловки? Ей некому было преподать эту науку. Если не считать учебы в Смольном, когда любовные увлечения институток не шли дальше легкого кокетства и обмена записками... Знакомясь с молодыми людьми, Ольга прежде всегда видела их интерес к ней, принимала как должное ухаживания и комплименты и привыкла считать себя если не красавицей, то, по крайней мере, достаточно интересной. Равнодушие Флинта поколебало в ней эту уверенность...
   - Ну как, вы узнали обо мне все, что хотели? - прервал её размышления Флинт.
   "Не все! - хотелось закричать ей. - Конечно, не все! Неужели в ваших глазах я настолько непривлекательна как женщина?!" А вслух она сказала:
   - Да, все!
   - А вот я узнал не все. Например, продолжение вчерашней истории о вашей прабабке. Что случилось дальше? Надеюсь, за это время я не оскорбил вас ничем, чтобы наказывать меня умолчанием?
   Ольга вздохнула: ну что ж, раз умершая прабабка интересует его больше, чем живая внучка...
   - Слушайте...
   @int-20 = Какое-то время после случившегося молодые люди ещё продолжали вместе выезжать в свет. Во всем Кракове не было красивее семейной пары - так они внешне подходили друг другу. Но только внешне... После того случая с ножом Станислав остерегался не то что поднять на жену руку, а просто повысить голос. Но теперь Лиза заметила у него тщательно скрываемое чувство брезгливости к ней, как если бы она была сумасшедшая или прокаженная... Потому вскоре молодая княгиня пригласила мужа для серьезного разговора.
   - Возможно, ты предпочел бы вовсе со мной не видеться, - грустно улыбнулась она, - но случилось событие, о котором ты должен знать: я беременна... Почему ты молчишь?
   - А что я могу сказать? На ком я женился? В Петербурге ходили слухи, что в вашем роду не все чисто, но я не поверил... Наверняка ты знаешь, кто родится?
   - Знаю. Это не очень сложно. Сын. Твой единственный наследник. Даже если ты женишься на Еве - ведь вы по-прежнему видитесь? - она родит тебе дочь.
   - Сын. Наследник... И он тоже будет знаться с нечистой силой?!
   - Господи, какой ты темный! Станислав, неужели ты всерьез веришь в эту ерунду?!
   - А как иначе объяснить все твои штучки? Откуда ты знаешь то, что другим неизвестно? Почему умеешь лишать мужчину силы одним взглядом?
   - Трудно рассказать о движении планет человеку, еле научившемуся складывать буквы... Не забивай себе голову пустяками - ты к этому не привык. Лучше пообещай выполнить мою просьбу.
   Станислав вопросительно поднял брови.
   - Построй мне дом.
   В его безразличных глазах загорелся зловещий огонек.
   - У тебя есть любовник!
   - Никого у меня нет... Помнишь, на охоте мы были с тобой у Змеиной пустоши? Там на пригорке есть сухая открытая солнцу поляна. К поляне ведет только узкая тропинка. С двух сторон - болото, с третьей - непроходимый лес. Можешь для своего спокойствия поставить на тропе кордон, чтобы без твоего ведома к дому никто не смог проехать. Когда мне понадобится повитуха, пришлю за ней Василису - она согласна жить вместе со мной. Пусть повитухе глаза завяжут, чтобы за собой никого не привела...
   Она помолчала и посмотрела на него, будто прощаясь.
   - Что делать, раз мы оба ошиблись? Я оставлю тебе все свои деньги, но обещай, что наш сын получит и титул, и необходимое образование, и наследство - как положено князю... Можешь не переживать: он будет самым обычным человеком, таким же, как ты.
   Станислав был беспутым малым, но он был также мужественным человеком и склонил голову перед поступком жены.
   - Когда родится сын, пришлешь за ним, а всем сообщи, что я умерла при родах... Если позволишь, сына назову сама.
   Другой мужчина не понял бы столь странного решения жены, но Станислав сам был странным, потому и сказал на прощание странные слова:
   - Как жаль, Лиза, что мы не можем больше любить друг друга. Мне нравятся женщины слабые, покорные, а ты сама создана, чтобы покорять... Сделаю все, как ты просишь. Для защиты и помощи по хозяйству дам тебе Игнаца. Он полжизни прожил в лесу, ему тесно в замке. Раз в неделю буду посылать телегу с продуктами, и чтобы правил ею глухонемой Любомир... Если со мной что случится, сестре накажу. Она никому не проговорится.
   Княгиня Елизавета Поплавская перестала выезжать в свет. Говорили, она болеет, а некоторое время спустя Поплавские объявили, что она умерла при родах. Похороны были скромны, гроб закрытый. Сына назвали Данилой. Мол, так хотела его мать. Станислав выглядел задумчивым и меланхоличным: траур очень шел к его бледному лицу, но не мог же он продолжаться вечно?! Высший свет Кракова надеялся, что теперь будут наконец соблюдены приличия и князь женится на Еве, тем более что после долгого её отсутствия - она гостила у тетушки в Италии - Ева удивительно похорошела и стала ещё стройнее и свежее. Станиславу сообщили, разумеется, тайно, что в одном из итальянских монастырей растет его дочь.
   Но когда для брака, как считали все, уже не было никаких препятствий, Станислав вдруг охладел к предмету своей страсти и стал регулярно наведываться в один скромный домик на окраине Кракова. Такого оскорбления родственники Евы снести не могли и однажды темным осенним вечером осуществили свою давнюю угрозу: князь Поплавский был заколот кинжалом наемного убийцы на пороге дома своей новой пассии.
   Видно, он предчувствовал гибель, потому что в банк на имя Игнаца была положена приличная сумма, и несколько раз в год старомодно одетый человек средних лет снимал со счета деньги...
   Ольга замолкла.
   - Ну, а дальше? - затормошил её Флинт.
   - Дальше я не знаю.
   С таким концом истории Флинт не хотел соглашаться.
   - Неужели ваша прабабка всю жизнь прожила одна?
   - Почему одна? С нею были Игнац и Василиса.
   - И никогда - любимого мужчины? Я бы дорисовал ваш рассказ: однажды к домику на болоте, несколько суток проблуждав в лесу, вышел больной, изможденный человек. Он застрелил оскорбившего женщину подлеца и теперь скрывался от властей...
   - Фантазия у вас! - подивилась Ольга. - А ведь с прабабкой действительно произошла какая-то история. К сожалению, подробности мне неизвестны... Знаю только, что среди местных жителей ходили слухи, будто на болоте живет ведьма, и они пугали ею своих детей...
   - А кто был отец вашей прабабушки, не знаете? Может, он тоже занимался магией?
   - Не хотите сказать - колдовал? Тоже. Про чудачества с его исчезновениями, переодеваниями тоже до сих пор рассказывают, но, думаю, дед умел кое-что и посерьезнее...
   - А дед вашего деда?
   - Вы слишком многого от меня хотите, Флинт!