Шоу Ирвин. Богач, бедняк (Часть 1 и 2)

   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   I
   Томас сидел в большой ванне, в горячей воде, от которой шел пар, с закрытыми от блаженства глазами, словно кот, когда ему чешут за ухом. Клотильда мыла ему голову. Дядя Гарольд, тетя Эльза и обе их девочки уехали в Саратогу, где ежегодно проводили свой двухнедельный отдых, и теперь весь дом находился в полном распоряжении Тома и горничной Клотильды. Было воскресенье. Гараж не работал. Откуда-то издалека до его слуха донеслись глухие удары церковного колокола.
   Ловкие, проворные пальчики девушки приятно массировали ему голову, нежно гладили по спине, погружаясь в высокую шапку пены. Клотильда даже купила специально для него в аптеке сандаловое мыло за свои деньги. Как только вернется из отпуска дядя Гарольд, Тому придется перейти на свое обычное мыло -- "Слоновая кость", за пять центов кусок. Если дядя учует запах сандала, ему несдобровать.
   -- А теперь ополоснись, Томми,-- приказала Клотильда.
   Том немедленно погрузился под воду, а Клотильда принялась старательно своими пальчиками перебирать волосы на его голове, промывая их и удаляя пену. Он всплыл, отплевываясь.
   -- Ну, теперь руку,-- сказала Клотильда. Опустившись на колени перед ванной, она стала обрабатывать специальной щеточкой черную, впившуюся в кожу грязь и темную полосочку под ногтями.
   Клотильда стояла перед ним на коленях голая, с распущенными черными волосами, волнами спадавшими на ее большие, полные груди. Даже сейчас, в этой смиренной позе, она была совсем не похожа на служанку. Она мыла его своими розовыми ручками с розовыми ноготками, и ее обручальное колечко поблескивало в хлопьях пены. После тщательного осмотра она положила щетку на край ванны.
   -- Ну а теперь все остальное,-- приказала она.
   Томас встал в ванной. Клотильда поднялась с колен и начала его намыливать. Какие у нее крутые, крепкие бедра, какие сильные ноги. Смуглая, с плоским носиком, широкими скулами и длинными прямыми волосами, она была одной из тех девушек, которых он видел на картинке в учебнике по истории. На ней индейские девушки приветствуют первых белых переселенцев в густом первозданном лесу. На ее правой руке остался бледный шрам в виде зазубренного полумесяца -- дело рук мужа, который ударил ее поленом. По ее словам, это случилось давно, когда она жила в Канаде.
   Она не любила говорить о своем муже.
   Стоило Тому поглядеть на нее, как в горле у него появлялся комок, и он не знал, чего хочет больше -- смеяться или плакать.
   Ее по-матерински нежные руки любовно скользили по его мокрому телу и совершали то, чего мать делать никак не должна. Ее пальцы спустились по ягодицам, вместе с душистой мыльной пеной проникли между ног. Когда она прикоснулась к его яичкам, то от охватившего восторга Тому показалось, что он слышит музыку. Звучало множество инструментов -- духовые, пронзительные флейты. В доме тетки Эльзы проигрыватель гремел беспрерывно, тут Том впервые услышал и полюбил музыку Вагнера. "Наконец-то мы привели в цивилизованное состояние этого маленького дикаря",-- говорила тетка, испытывая законную гордость за свою причастность к случившейся с ним метаморфозой.
   -- Теперь ступни,-- сказала Клотильда.
   Он послушно поставил ногу на край ванны, словно лошадь, которую требуется подковать. Наклонившись, не обращая внимание на мешающие ей волосы, она старательно и ревностно мыльной губкой терла его пальцы, как будто надраивала серебряную утварь в церкви. Теперь он понял, что можно получать удовольствие и от такой невинной процедуры.
   Наконец она выпрямилась и посмотрела на его блестевшее в легких облаках пара крепкое тело. Она долго изучала его.
   -- Да, у тебя тело подростка,-- изрекла она.-- Ты похож на святого Себастьяна1. Правда, без пронзающих его стрел.
   Клотильда не шутила. Она, нужно отдать ей справедливость, никогда не шутила. Ее слова стали первым для него интимным признанием того, что его тело годилось еще и на что-то другое, кроме отправления естественных физиологических функций. Он знал, что он силен и ловок, что его тело как нельзя лучше приспособлено для спортивных игр и для драк, но ему и в голову никогда не приходило, что им, его телом, кто-то может еще и любоваться. Просто смотреть на него. Он стыдился, что пока у него на груди нет волос и что внизу, на лобке, их тоже немного.
   Быстрым, почти неуловимым движением рук Клотильда завязала узлом свои волосы на затылке. Потом влезла в ванну. Взяв кусок мыла, начала намыливаться, и вскоре густая пена заблестела на ее гладкой смуглой коже. Она мылась методично, не спеша, без тени кокетства. Потом они вместе соскользнули в горячую воду и лежали, обнявшись, рядом.
   Если бы дядя Гарольд, тетя Эльза и их девочки вдруг заболели в Саратоге и там умерли, то он остался бы в этом доме навсегда.
   Вода стала остывать, и они вылезли из ванны. Клотильда, взяв в руки большое махровое полотенце тети Эльзы, принялась вытирать его насухо. Когда она стала убирать в ванной комнате и скрести щеткой ванну, он пошел в спальню четы Джордахов и там разлегся на кровати, застеленной свежими, хрустящими простынями.
   Пчелы жужжали за окнами с непроницаемой для них сеткой, зеленые ставни превращали спальню в таинственный прохладный грот, а стоявшее у стены бюро напоминало корабль, бороздящий зеленоватую поверхность моря. Ради такого дивного дня он был готов на все -- сжечь не один, а тысячу крестов.
   Она вошла к нему, шлепая босыми ногами, с распущенными волосами, теперь уже совершенно с другой целью. На лице ее было мягкое, отстраненное, сосредоточенное выражение, которое ему так нравилось и вызывало в нем томление. Ради него, наверное, он сюда и приехал.
   Клотильда лежала рядом. От нее исходил аромат сандалового масла. Она осторожно, мягко дотронулась до Тома рукой. В этом прикосновении было столько искренней любви к нему, Томасу, что это легкое любящее движение он не мог сравнить ни с чем -- так разительно оно отличалось от незрелой похоти хихикающих близнецов или возбуждения, которое с профессиональным мастерством вызывала у него та продажная женщина с Маккинли-стрит в Порт-Филипе. Он прежде никогда и не помышлял, просто не верил, что кто-то может прикасаться к нему так, как это делала Клотильда.
   Нежно ее обнимая, Том проник в нее под беспокойное жужжание пчел у окна. Он терпеливо ждал, когда она достигнет пика наслаждения,-- ведь теперь он был знатоком этого искусства. Этому она быстро научила его, научило ее дивное тело индианки. Когда после мощного взрыва все кончилось и они тихо лежали, отдыхая, рядышком, в эту минуту он знал, что сделает для этой девушки все на свете -- пусть только она попросит.
   -- Полежи здесь.-- Последовал поцелуй в шею под подбородком.-- Я позову тебя, когда все будет готово.
   Клотильда выскользнула из-под простыни, и он слышал, как она одевается в ванной комнате, затем тихо спускается по лестнице на кухню. Том лежал на широкой семейной кровати, уставившись в потолок; он испытывал одновременно чувство благодарности к ней и горечь. Как все же противно, когда тебе только шестнадцать. Он ведь ничего не мог для нее сделать. Он мог только принимать этот щедрый дар -- ее прекрасное тело, мог незаметно проникать к ней в комнату по ночам, но ведь он не мог погулять с ней в парке, потому что всегда мог отыскаться злой язык, или подарить ей косынку без опасения, что острый глаз тети Эльзы заметит тряпку незнакомого ей цвета в ящике рассохшегося комода в комнате Клотильды за кухней. Разве мог он увезти ее из этого дома, где она находилась на положении рабыни? Ах, если бы ему было двадцать...
   Святой Себастьян.
   Она тихо вошла в спальню.
   -- Пойдем, поешь,-- позвала она.
   Том, не вставая с кровати, заявил:
   -- Как только мне исполнится двадцать, я вернусь и увезу тебя отсюда.
   Она улыбнулась.
   -- Но у меня ведь есть муж,-- сказала она, рассеянно теребя пальчиками обручальное кольцо.-- Не тяни. Все уже на столе и может остыть.
   Он пошел в ванную комнату, оделся и спустился на кухню.
   На накрытом кухонном столе между двумя приборами стояли в вазочке цветы, темно-голубые флоксы. Клотильда занималась и садоводством, умела ухаживать за цветами и знала в этом толк. "Моя Клотильда,-- говорила о ней тетя Эльза,-- это просто сокровище. В этом году ее розы вдвое крупнее, чем в прошлом".
   -- У тебя должен быть свой собственный садик,-- сказал Том, садясь на свое место. Все то, что он не мог дать ей в реальной жизни, он выдумывал, изобретал. Под своими голыми ступнями он чувствовал линолеум, такой холодный и гладкий. Он аккуратно причесал еще мокрые волосы, и его белокурые упругие кудри, темные от воды, тускло поблескивали. Клотильде нравилось, когда все вокруг было опрятным, ухоженным, чистым, когда все сияло и радовало глаз -кастрюли, сковороды, красное дерево, прихожие, ее ухажеры. По крайней мере, хоть это он мог для нее сделать.
   Она поставила перед ним жирную, густую похлебку из рыбы с овощами.
   -- Я говорю, что тебе нужно завести свой собственный садик,-- повторил он.
   -- Ешь свой суп, не разговаривай,-- ответила Клотильда, усаживаясь напротив него.
   За первым блюдом последовало второе -- нежная нога ягненка, редкое угощение, с молодой картошкой, посыпанной укропом, пожаренной на одной сковороде с мясом. На столе стояла миска, полная молодых стручков бобов в масле, салат и блюдо с помидорами. На большой тарелке горкой лежало хрустящее, еще горячее печенье, а на другой -- большой кусок масла, рядом с ней стоял запотевший кувшин холодного молока из погреба.
   С серьезным видом Клотильда наблюдала за тем, как Том ест, и только довольно улыбалась, когда он протягивал ей тарелку за добавкой. Когда вся семья уезжала на отдых, она каждое утро садилась на автобус и ехала в соседний город за покупками, где тратила на них свои деньги. Здесь, в Элизиуме, этого делать было никак нельзя -- владельцы лавок тут же донесли бы миссис Джордах о том, что ее горничная покупает деликатесы: первосортное мясо, отборные первые фрукты и овощи, чтобы потом у нее же на кухне в ее отсутствие устраивать свои пиры с Томасом.
   На десерт Клотильда подала ванильное мороженое, которое готовила сегодня утром сама, и горячий жидкий шоколад. Она отлично знала, какой аппетит у ее любовника. Впервые она заявила о своей любви к нему двумя бутербродами с беконом и нарезанными помидорами. Но любовь разгоралась и требовала гораздо больших затрат.
   -- Клотильда,-- спросил Том,-- почему ты здесь работаешь?
   -- А где же мне работать? -- с удивлением вопросом на вопрос ответила она. Она обычно говорила низким, монотонным голосом. В ее речи чувствовался слабый отголосок канадского французского.
   -- Да где угодно. В магазине. На фабрике. Но только не прислугой.
   -- Мне нравится работать в доме. Готовить еду,-- сказала она.-- Это ведь не так уж плохо. Твоя тетка неплохо ко мне относится. Ценит меня. Она была так добра ко мне, что взяла в свой дом. Я приехала сюда два года назад и не знала здесь ни души, а в кармане не было ни цента. Мне очень понравились ее малышки, они всегда такие опрятные, такие чистенькие. Ну что мне делать в магазине или на фабрике? Я не очень быстро соображаю, медленно складываю и вычитаю цифры и ужасно боюсь всяких машин. Нет, мне больше нравится работать в доме.
   -- Только не в этом доме,-- сказал Том. Просто невыносимо видеть, как эти жирные тупицы помыкают ею. Клотильда была у них на побегушках.
   -- Всю эту неделю,-- произнесла она, коснувшись его руки,-- это наш дом.
   -- Но мы ведь не можем даже выйти погулять вместе, разве не так?
   -- Ну и что с того,-- недоуменно пожала плечами Клотильда.-- Что мы теряем?
   -- Нам приходиться таиться, будто мы воры,-- закричал он, выходя из себя. Он уже сердился на нее.
   -- Ну что из этого? -- снова пожала она плечами.-- Существует множество приятных вещей, которые нужно скрывать. Таиться. Не всегда хорошо то, что происходит открыто, на глазах у всех. Может, я люблю секреты? -- Ее лицо осветила одна из ее редких улыбок, мягкая, нежная.
   -- Сегодня...-- упрямо твердил он, пытаясь зажечь в равнодушной душе искру мятежа и возмутить эту кротость, эту покорность, эту податливость.-После такого пира, как этот...-- он обвел рукой выставленные на столе яства.-- Нет, так не годится. Мы должны с тобой куда-нибудь пойти, что-то предпринять, а не сидеть сиднем дома.
   -- А что предпринять? -- с самым серьезным видом, озабоченно спросила она.
   -- Ну, в парке выступает духовой оркестр,-- ответил Том.-- Можно пойти посмотреть бейсбольный матч.
   -- Мне вполне хватает проигрывателя тети Эльзы,-- заявила она.-- А если тебе хочется посмотреть бейсбольный матч, ступай посмотри, придешь и расскажешь мне, кто выиграл. Я буду тебя ждать, а тем временем все уберу и вычищу. Когда ты дома, мне больше ничего другого не надо, Томми, пойми меня.
   -- Сегодня я никуда без тебя не пойду,-- решительно сказал он, отказываясь от дальнейших уговоров. Он встал.-- Я вытру посуду.
   -- Зачем? Это от тебя не требуется.
   -- Нет, я все же вытру,-- властным тоном повторил он.
   -- Мой дорогой мальчик,-- сказала она и улыбнулась, снова не обнаруживая перед ним никаких амбиций, никакого честолюбия, обезоружив его своей простотой.
   На следующий день вечером, после работы, по дороге из гаража домой Том проезжал на своем стареньком "Айвер Джонсоне" с вихляющими колесами мимо городской библиотеки. Вдруг, повинуясь какому-то внезапному импульсу, он остановился, слез с седла, прислонил велосипед к ограде и вошел в это хранилище знаний. Вообще-то он почти никогда ничего не читал, его не интересовали даже спортивные страницы газет, и его уж никак нельзя было назвать завсегдатаем библиотек. Может, это у него было своеобразной реакцией на сестру с братом, этих книгочеев, которые всегда и везде совали свой нос в книжки, и, очевидно, поэтому в их головах рождались самые нелепые фантазии,-- просто смех!
   Приглушенный шумок в зале, настороженное, отнюдь не радушное внимание пожилой библиотекарши, его одежда в масляных пятнах -- все это отрицательно действовало на него, из-за этого он чувствовал себя не в своей тарелке. Он бесцельно бродил между полками, толком не зная, какую именно информацию он хочет получить из этих тысяч томов. Наконец, Том решил подойти к даме, сидевшей за столом, и навести справки,-- другого выхода не было.
   -- Простите,-- обратился он к ней. Она штемпелевала формуляры, будто вынося приговоры о разных сроках заключения для книг одним небрежным, порывистым движением тонкого запястья.
   -- Слушаю вас,-- она подняла голову, бросив на него явно недружелюбный взгляд, казалось, за милю почуяв книгоненавистника.
   -- Мэм, мне хотелось бы найти что-нибудь о святом Себастьяне,-- робея, попросил он.
   -- Что именно хотели бы вы узнать о нем?
   -- Что-нибудь,-- ответил он, уже жалея о том, что пришел сюда.
   -- Начните с Британской энциклопедии,-- сказала библиотекарша.-- Она в справочном зале. Том от САРС до СОРК.-- Она, конечно, знала библиотеку как свои пять пальцев.
   -- Большое вам спасибо, мэм.-- Теперь он твердо решил перед выходом из гаража переодеваться и смывать мылом фирмы "Койн" хотя бы верхний слой грязи. Зачем давать повод окружающим относиться к тебе как к шелудивому псу, если этого можно избежать? Да и Клотильда будет довольна.
   На поиски Британской энциклопедии у него ушло минут десять. Том вытащил из плотного ряда книг на полке том от САРС до СОРК, подошел с ним к столу, сел. Он с интересом перелистывал страницы, задерживаясь на несколько мгновений на привлекавших его внимание диковинных названиях: САРАЦИНЫ, САТИРЫ, СВИЩ, СЕБАСТЬЯНО ДЕЛЬ ПЬОМБО, СЕБОРЕЯ. Надо же, чем забивают головы нормальных людей.
   Ну вот, он наконец нашел -- СЕБАСТЬЯН, СВЯТОЙ, христианский мученик. День памяти -- 20 января. Всего один абзац. Значит, он не такая уж важная фигура!
   "После того как лучники оставили его умирать,-- читал Том,-- одна благочестивая вдова по имени Ирина ночью пришла на место казни, чтобы забрать его труп и предать земле. Обнаружив, что он еще жив, она принесла его в свой дом, где исцелила его раны. После своего окончательного выздоровления он отправился к императору Диоклетиану, чтобы выдвинуть обвинение за незаконную расправу над ним. Рассвирепевший римский император приказал его немедленно увести из дворца и забить до смерти палками".
   Вот тебе и на, подумал Том. Дважды угрохали человека. Нет, эти католики на самом деле все спятили. Но он до сих пор не понимал, почему Клотильда назвала его святым Себастьяном, когда он стоял перед ней голый в ванне.
   Он читал дальше: "К святому Себастьяну обращаются обычно, чтобы защитить себя от чумы. Молодой и красивый воин, он всегда был излюбленным персонажем религиозной живописи и, как правило, на полотнах изображался обнаженным, пронзенный стрелами; он истекает кровью от тяжелых, но не смертельных ран". Том задумчиво закрыл книгу. "Молодой и красивый воин, на полотнах изображался обнаженным..." Теперь все ясно. Клотильда. Его чудесная Клотильда! Она не говорит ему о любви, но выражает ее к нему так, как умеет: своей религией, приготовленной специально для него пищей, своим телом -- в общем, всем на свете.
   До сегодняшнего дня он считал себя забавным, нагловатым парнишкой с лицом простофили. И вот -- святой Себастьян. В следующий раз, когда он увидит этих чистоплюев Рудольфа и Гретхен, он сможет не тушуясь смотреть им в глаза. "Зрелая, опытная женщина, старше меня, сравнила меня со святым Себастьяном, молодым и красивым воином". Вот так! Впервые после своего отъезда из дома он пожалел, что сегодня вечером не увидит ни сестру, ни брата.
   Он встал, поставил книжку на место и хотел уже уйти, как вдруг его осенило: может, имя Клотильда тоже принадлежит святой?
   Среди толстых томов нашел тот, на корешке которого значилось КАСТ -КОЛД.
   Теперь, когда стал поопытнее в этом деле, Том довольно быстро нашел то, что искал. "КЛОТИЛЬДА, святая (ум. 544) -- дочь бургундского короля Хильперика, супруга Хлодвига, короля франков".
   Том представил себе, что вот сейчас его Клотильда хлопочет, вся в поту, над жаркой плитой на кухне Джордахов или стирает подштанники дяди Гарольда, и сразу помрачнел. Дочь бургундского короля, супруга Хлодвига, короля франков. Родители, по-видимому, никогда не задумываются, давая имена своим детям. Он дочитал абзац до конца. Судя по всему, Клотильда ничем особенно не отличилась: обратила в свою веру мужа, строила церкви, помогала людям -- в общем, все такое, и поссорилась со своей семьей. В энциклопедии не уточнялось, за какие заслуги она была причислена к лику святых.
   Том отложил книгу. Как ему сейчас захотелось пойти поскорее домой, к Клотильде. Но он все же остановился перед столом библиотекарши и сказал ей:
   -- Благодарю вас, мэм.-- Он почувствовал приятный запах. На столе у нее стоял горшок с нарциссами, и эти зеленые стебли с белыми цветами на них были аккуратно обложены многоцветными камушками гальки. Под влиянием минуты, не подумав, он спросил: -- Вы не могли бы выписать мне формуляр?
   Строгая дама с удивлением посмотрела на него.
   -- У вас когда-нибудь был формуляр? -- спросила она.
   -- Нет, мэм, не было. Прежде у меня не было времени на чтение.
   Библиотекарша бросила на него любопытный взгляд, вытащила из ящика пустой формуляр, спросила, как его зовут, сколько ему лет и где он живет. Она как-то странно, задом наперед печатными буквами записала сведения о нем, стукнула штемпелем, ставя дату, и протянула формуляр ему.
   -- Можно мне взять книгу прямо сейчас?
   -- Пожалуйста, если хотите.
   Том снова подошел к полке, где хранилась Британская энциклопедия, вытащил уже знакомый ему том САРС -- СОРК. Ему хотелось еще раз повнимательнее прочесть абзац о святом Себастьяне, выучить его наизусть. Но когда он подошел к столу библиотекарши, чтобы расписаться за полученную книгу, она нервно затрясла головой.
   -- Немедленно положите ее обратно,-- потребовала она.-- Из справочного зала книги не выдаются.
   Он вернулся в справочный зал, положил том на место. Все вокруг тявкают: "читай! читай!" -- с отвращением размышлял он. И вот когда ты, наконец, соглашаешься, говоришь: "О'кей, буду читать!" -- они тычут тебя носом в какие-то правила.
   Тем не менее, выходя из библиотеки, он несколько раз с удовлетворением похлопал себя по карману, с удовольствием чувствуя под ладонью упругий картон формуляра.
   На обед Клотильда приготовила жареного цыпленка под яблочным соусом с пюре и пирог на десерт. Они сидели за столом и ели, много не разговаривали.
   Когда закончили и Клотильда убирала грязную посуду со стола, он, подойдя к ней, обнял ее и сказал:
   -- Клотильда, дочь бургундского короля Хильперика, супруга Хлодвига, короля франков.
   Она от удивления вытаращила на него глаза.
   -- Что-что ты сказал?
   -- Мне захотелось выяснить происхождение твоего имени,-- объяснил он.-Я сходил в библиотеку. Оказывается, ты -- королевская дочь, и к тому же еще и жена короля.
   Она долго смотрела на него, обнимая обеими руками за талию, потом поцеловала нежно в лоб в знак благодарности, словно он принес ей какой-то очень дорогой подарок.
   II
   В плетеной корзинке, выделявшейся белым пятном на зеленой влажной траве, уже барахтались две рыбины. В речке на самом деле было полно рыбы, как и говорил Бойлан. На границе его поместья, там, где втекала речка, стояла дамба. От нее речка, извиваясь, текла по территории, принадлежащей Бойлану, до другой дамбы, на противоположном краю его поместья. Оттуда она, разделяясь на несколько рукавов, низвергалась водопадами в Гудзон.
   Рудольф в старых вельветовых бриджах, больших, не по ноге, резиновых сапогах пожарника, купленных на распродаже, шел по берегу, продираясь через колючие кусты и цеплявшиеся за него сплетенные ветви. От конечной остановки местного автобуса добираться было довольно далеко, приходилось взбираться вверх по крутому склону, но все же дело стоило того. Ничего себе, теперь у него есть личная речка, в которой видимо-невидимо форели. Он уже несколько раз приходил сюда, но никогда не видел ни Бойлана, ни кого-нибудь еще на этой территории -- от реки в любом ее месте до главного особняка было не меньше пятисот ярдов.
   Всю ночь шел дождь, и в сереющем вечернем воздухе висела дождевая изморось. Вода помутнела от грязи, и форели не было видно -- где-то притаилась. Но какое все же удовольствие -- спокойно, не торопясь, идти вверх по реке, забрасывать тихо-тихо блесну там, где хотелось, где не было ни души, слышать лишь умиротворяющее журчание воды, скатывающейся с валунов,-- разве это не благодать? Занятия в школе начнутся через неделю, и он хотел использовать последние деньки каникул на всю катушку.
   Он уже подходил к двум декоративным мостикам, переброшенным через речку, то и дело забрасывая наудачу блесну, когда услыхал звуки чьих-то шагов по гравию. К мостику вела узкая, заросшая сорняками тропинка. Быстро смотав леску, он стал ждать. Тедди Бойлан без головного убора, в замшевой куртке, с пестрым шотландским шарфом, намотанным на шее, в крагах для верховой езды шел по тропинке. Поднявшись на мостик, он остановился.
   -- Хелло, мистер Бойлан,-- окликнул его Рудольф.
   Когда он увидел хозяина, то немного сдрейфил: может, он уже забыл о своем приглашении приходить сюда порыбачить, а может, пригласил из вежливости, а на самом деле сам этого совсем не хотел?
   -- Ну как, клюет? -- спросил Бойлан.
   -- Две уже в корзине.
   -- Неплохо для такого пасмурного дня,-- сказал Бойлан, глядя на помутневшую от грязи воду.-- Тем более на блесну.
   -- А вы удите? -- Рудольф подошел ближе к мостику, чтобы говорить потише, не распугивая рыбу.
   -- Когда-то давно,-- ответил Бойлан.-- Не буду мешать. Я решил прогуляться. Возвращаться буду по этой тропинке. Если вы к тому времени не уйдете, то, может, составите мне компанию и выпьете со мной у меня дома?
   -- Благодарю вас,-- сказал Рудольф. Он еще не знал, как долго он будет здесь.
   Махнув ему на прощанье, Бойлан продолжил прогулку. Рудольф поменял блесну, вытащив новую из-за широкой черной ленты своей видавшей виды старой фетровой шляпы, которую он надевал во время дождя или когда удил рыбу. Не теряя зря времени, привязал леску, сделав несколько маленьких узелков. Может, когда-нибудь он станет хирургом и будет накладывать пострадавшим швы такой же прочной ниткой, как леска. "Думаю, сестра, пациент будет жить". Сколько же еще лет до этого? Три года в медучилище, потом четыре на медицинском факультете, потом два -- стажировка студентом в больнице. Откуда взять на учебу деньги? Не морочь себе голову, Рудольф. Забудь об этом!
   С третьей попытки рыбина заглотнула блесну. Послышался хлесткий удар по воде, и в мутной, сероватой ряби показалось грязное желтовато-белое пятно. Он чувствовал, что у него на крючке крупная добыча. Вел ее осторожно, подальше от острых камней и колючих кустов, вросших корнями в речку, словно на якоре. Дважды рыбина, казалось, была уже у него в руках и дважды срывалась, уходила вместе с леской. На третий раз она, должно быть, устала от борьбы. Он вошел в воду со своим бреднем. Холодная, ледяная вода хлынула через край его резиновых сапог пожарника. Ему все же удалось загнать рыбину в сеть, и в этот момент он внезапно почувствовал на себе пристальный взгляд Бойлана. Он вернулся и теперь стоял на мостике, не спуская с него глаз, с интересом наблюдая за его действиями.
   -- Браво! -- одобрительно крикнул он, когда Рудольф вышел на берег с уловом, а вода фонтанчиками вырывалась из его сапог.-- Отличная работа!
   Рудольф ударил форель о камень, потом бросил тушку в корзинку к двум ее сородичам. К нему подошел Бойлан.
   -- Я бы никогда не смог этого сделать,-- сказал Бойлан.-- Убить кого-то собственными руками.-- На руках у него были перчатки.-- Они выглядят акулами в миниатюре, не находите?