Шоу Ирвин. Богач, бедняк (Часть 1 и 2)

   За детской улыбкой Томаса она угадывала его коварную злобу, желание причинить физическую боль и предвкушение удовольствия от страданий противника,-- именно эти качества отталкивали ее от Томаса, когда они жили под одной крышей. Ей была невыносима сама мысль о том, что там, на ринге, ее собственная плоть и кровь выставлены на всеобщее обозрение при ярком свете юпитеров во время этой отвратительной церемонии представления публике боксеров. Конечно, этим он и должен был закончить -- дракой. Он будет драться всю свою жизнь.
   Оба боксера стоили друг друга, оба стремительно двигались по рингу, но негр проявлял больше агрессивности, лучше защищался благодаря своим длинным рукам. Том искал подходы к нему, старался не торопиться наносить удары -лучше один, но наверняка. Он провел серию сильнейших ударов по корпусу, заставив негра отступить, выиграл темп, ему удалось загнать того в угол, прижать к канатам, и начал его просто избивать.
   -- Убей ниггера! -- то и дело раздавался чей-то громкий голос из задних рядов каждый раз, когда Томасу удавалось провести удачную серию ударов. Гретхен болезненно морщилась, ей было стыдно присутствовать здесь, стыдно за всех этих мужчин и за редких здесь женщин. Она вдруг вспомнила хромого Арнольда Симмса в его красно-бордовом халате, который говорил ей: "Какие у вас красивые ноги, мисс Джордах!" Он так мечтал о Корнуолле. "Прости меня, Арнольд, за этот вечер".
   Вместо десяти запланированных раундов бой длился восемь. У Томаса струилась кровь из рассеченной брови и из носа, но он не отступал, он, пританцовывая, все нападал на противника с какой-то чудовищной, неуемной, злой энергией, которой он постепенно выматывал негра. В восьмом раунде негр уже с трудом поднимал руки, и Том сильным ударом в голову послал негра на покрытый брезентом пол. Тот с большим трудом поднялся при счете восемь. Он с трудом прижимал руки к груди, пытаясь защитить себя от воинственного напора Томаса. Томас, улыбаясь, с залитым кровью лицом, в два прыжка настиг его, и обрушил на него град ударов. Гретхен показалось, что он нанес не меньше пятидесяти сильнейших ударов за какие-то несколько секунд. Негр снова повалился на пол, и толпа заревела столь оглушительно, что Гретхен испугалась, как бы не лопнули ушные перепонки. Негр все же попытался подняться, даже встал на одно колено. Стоя в своем углу, Томас, пригнувшись, приготовился к новой атаке -- окровавленный, энергичный, не знающий усталости. Казалось, ему очень хотелось, чтобы негр встал и продолжил бой, и Гретхен показалось, что на его изуродованном, окровавленном лице мелькнуло разочарование, когда негр снова беспомощно рухнул на пол и рефери довел счет до конца. Все, нокаут!
   Гретхен почувствовала, что ее вот-вот вырвет, но она лишь сухо отрыгнула, прижимая к лицу носовой платок, приятно удивленная тем, что здесь, в этой прогорклой, пропитанной мужским потом атмосфере можно было еще почувствовать запах духов. Она сидела, ссутулившись, опустив глаза, у нее не было сил смотреть на это кровавое побоище, она боялась упасть в обморок, тем самым заявить всем, что она роковым образом связана родственными узами с этим зверем на ринге. Рудольф просидел весь бой, не произнося ни единого слова, правда, время от времени кривил губы, явно осуждая откровенную кровожадность партнеров,-- в этом поединке не было ни стиля, ни изящества. Так, обычная драка.
   Боксеры покидали ринг. Закутанному в полотенца негру ассистенты помогли перелезть через канаты и сойти с ринга. Томас широко улыбался, размахивал рукой, как триумфатор, а люди вокруг дружелюбно похлопывали его по спине. Он покинул ринг с дальней стороны и не мог видеть Рудольфа и Гретхен, сразу же направившись в раздевалку.
   Люди постепенно начали расходиться, а Гретхен с Рудольфом продолжали сидеть, не говоря ни слова, словно опасаясь прокомментировать то, что они здесь увидели. Наконец Гретхен хрипло, не поднимая головы, сказала:
   -- Пошли отсюда.
   -- Нужно сходить к нему,-- сказал Рудольф.
   -- Ты что? -- удивилась Гретхен. Ее удивили слова брата.
   -- Мы с тобой сюда пришли. Видели его на ринге. Теперь мы должны встретиться с ним.
   -- Он не имеет к нам никакого отношения,-- возразила она, зная, что сейчас лжет.
   -- Пошли,-- сказал Рудольф.
   Он встал и, взяв ее за локоть, помог ей подняться. Он не любил возражений -- этот холодный, единственный истинный аристократ здесь, в "Саннисайд-гарденз".
   -- Я не пойду, не пойду...
   Но несмотря на ее сопротивление, она знала, что Рудольф безжалостен и поведет ее к Томасу и ей придется его увидеть, увидеть его окровавленное, грубое, мстительное лицо победителя.
   У двери в раздевалку стояли несколько человек, но никто из них не остановил Рудольфа, не преградил ему путь. Он открыл дверь. Гретхен держалась за его спиной.
   -- Знаешь,-- сказала она,-- лучше я подожду здесь. Может, он не одет.
   Рудольф, не обращая никакого внимания на ее слова, крепко сжимая ее запястье, втащил Гретхен в комнату. Томас, обернутый полотенцем по пояс, сидел на запятнанном столе для массажа, а врач накладывал ему швы на рассеченную бровь.
   -- Ничего страшного,-- приговаривал он.-- Еще один шовчик, и все.
   Томас закрыл глаза, чтобы врачу было удобнее работать. Над его бровью виднелось оранжевое пятно антисептика, и из-за этого у него было смешное, как у клоуна, асимметричное лицо. Он, по-видимому, уже принял душ, его мокрые волосы слиплись, и сейчас он был похож на кулачного бойца со старинной гравюры. Вокруг стола толпились те люди, которых Рудольф видел возле Томаса на ринге. Какая-то молодая женщина в узком платье всякий раз, когда доктор втыкал в бровь иглу, чуть слышно вздыхала. У нее были черные волосы, а на необычайно стройных ногах -- черные нейлоновые чулки. Ее выщипанные и подведенные карандашом брови образовывали тонкую, словно ниточка, линию над глазами и придавали ее лицу вид удивленной куклы. В раздевалке воняло застоявшимся потом, массажной мазью, сигарным дымом и мочой из туалета с открытой дверью На грязном полу валялось запачканное кровью полотенце в одной куче с промокшими насквозь от пота фиолетовыми трусами, с суппортером, носками и ботинками-боксерками -- все это снаряжение было на Томасе там, на ринге.
   Что, интересно, я-то делаю здесь, в этом мерзком месте? -- подумала Гретхен. В раздевалке было ужасно жарко. И вообще, как я сюда попала?
   -- Ну вот и все,-- сказал врач, отходя от пациента, и, склонив голову набок, полюбовался своей работой.
   -- Спасибо, док,-- поблагодарил его Томас, открывая глаза. Он сразу же увидел Рудольфа и Гретхен.-- Боже праведный,-- воскликнул он, криво улыбаясь.-- Что, черт побери, вы здесь делаете?
   -- Мне велено передать тебе сообщение,-- сказал Рудольф.-- Какой-то человек по имени Эл позвонил сегодня днем и сказал, что поставил на тебя пятьсот долларов. Ставки семь к пяти.
   -- А, добрый старина Эл,-- довольно протянул Томас, бросив беспокойный взгляд в сторону молодой женщины с черным ворохом волос на голове, будто не хотел, чтобы она услышала это известие.
   -- Поздравляю с победой,-- сказал Рудольф. Он, сделав к Тому шаг, протянул руку. Томас мгновение колебался, но потом, улыбнувшись, протянул свою опухшую, покрасневшую руку.
   У Гретхен не хватило духу поздравить брата с победой.
   -- Я очень рада, за тебя, Томас,-- она ограничилась лишь скромной похвалой.
   -- Д-а-а. Спасибо.-- Он с любопытством посмотрел на нее.-- Позвольте мне вас познакомить. Это -- Рудольф, мой брат, Гретхен, моя сестра, а это -моя жена Тереза, мой менеджер мистер Шульц, мой тренер Пэдди, ну и вся моя команда...-- Он небрежно махнул в сторону остальных.
   -- Рада с вами познакомиться,-- сказала Тереза. Да, это ее голос Рудольф слышал по телефону, в ее голосе слышались подозрительные нотки.
   -- А я и не знал, что у тебя есть родственники,-- сказал мистер Шульц. В голосе у него тоже звучали подозрительные нотки, словно наличие семьи -это нечто опасное, преследуемое законом.
   -- Да я и сам не был в этом до конца уверен,-- признался Том.-- Наши пути, как говорят, разошлись. Слушай, Шульц, выходит, на меня зритель валом валит, если даже мои сестра и брат покупают билеты в кассе? Черт подери!
   -- После сегодняшней встречи,-- сказал Шульц,-- я сумею набить до отказа весь Гарденз. Какая замечательная победа!
   Менеджер был человек невысокого роста с животиком, похожим на баскетбольный мяч.
   -- Ну, тебе с родственниками, вероятно, есть о чем поговорить, обсудить новости, и поэтому мы вас покидаем. Завтра забегу к тебе, Томми, посмотрю, как бровь.-- Надев пиджак, он с трудом застегнул его на животе. Тренер, подняв снаряжение Томаса, сунул его в сумку.
   -- Ну, всего хорошего, Томми.-- И он вышел из раздевалки вместе с менеджером, врачом и остальными.
   -- Ну вот, мы теперь одни,-- сказал Томас.-- Какая приятная семейная встреча. По-моему, ее нужно отпраздновать, а, Тереза?
   -- Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат, сестра,-- обиженно упрекнула его Тереза, повысив голос до визгливости.
   -- На несколько лет я просто забыл о них,-- оправдывался Том. Он соскочил с массажного стола.-- Ну а теперь, если дамы удалятся, я переоденусь.
   Гретхен и Тереза вышли в холл. Там никого не было, и теперь ей стало легче, не было больше смрада и духоты. Когда Тереза надевала свою косматую лисью рыжую шубу, подергивая плечами и помогая себе руками, она сердито говорила: "Тоже мне!.. Если дамы удалятся!.. Как будто я никогда не видела его голым". Она смотрела на Гретхен с нескрываемой враждебностью, оценивая ее черное шерстяное платье, туфли на низких каблуках, ее спортивного покроя пальто. Гретхен видела, что она являет собой вызов ее жизненному укладу. Ее крашеные волосы, ее узкое платье, ее слишком стройные, вызывающие непреодолимую похоть у мужчин ноги, ее брак -- все это неодолимо раздражало Терезу.
   -- Я и не знала, что Томми -- выходец из такой благородной, с претензиями, семьи,-- сказала она.
   -- У нас нет никаких претензий,-- возразила Гретхен.-- Так что вам нечего опасаться.
   -- До сегодняшнего вечера вы ни разу не удосужились посмотреть, как он дерется на ринге,-- продолжала Тереза в агрессивном тоне.-- Или я не права?
   -- Я не знала до сегодняшнего дня, что он -- боксер,-- спокойно ответила Гретхен.-- Можно, я сяду, вы не против? Я очень устала.-- Не дождавшись ответной реплики, она увидела у противоположной стены стул, подошла к нему и села, решив, что на том их беседа и закончилась. Тереза раздраженно подергивала плечами под своей шубой, потом принялась демонстративно расхаживать перед ней взад и вперед, в своих туфлях на шпильках, звонко постукивая острыми каблучками по бетонному полу коридора.
   Томас медленно одевался, стыдливо отвернувшись от брата, когда натягивал на себя трусы, и время от времени вытирал полотенцем пот с лица, так как душ, по-видимому, мало ему помог. Он то и дело поглядывал в сторону Рудольфа, улыбался, качал головой и приговаривал: "Вот черт подери!"
   -- Как ты себя чувствуешь, Томас?
   -- Хорошо. Но завтра утром буду мочиться кровью. Этому негру все же удалось нанести мне пару ударчиков по почкам. Сукин сын! Но бой был неплохой, что скажешь?
   -- Да, хороший,-- согласился с ним Рудольф. Он не осмелился сказать, что бой его был вполне заурядным, ничего особенного, обыкновенная второразрядная драка.
   -- Я знал, что уложу его,-- признался Томас.-- Хотя букмекеры ставили на него. Семь к пяти! Надо же! Но все сложилось для меня удачно. На этом я заработал семьсот баксов,-- хвастал он, словно мальчишка.-- Только ты зря сказал это при Терезе. Теперь она знает, что у меня есть деньги, и будет вынюхивать их, словно ищейка.
   -- Давно ты женат? -- поинтересовался Рудольф.
   -- Уже два года. Она забеременела, и я подумал: почему бы не жениться, черт возьми.-- Он пожал плечами.-- Она ничего, моя Тереза, может, не такая умная, но вообще-то ничего. А мальчишка получился отличный! -- Том бросил на него злобный взгляд.-- Нельзя ли его отправить к дяде Руди, что бы он научил его, как стать богатым джентльменом, а не расти неприкаянным глупым бедняком, таким же, как его папочка, боксер.
   -- Да, хотел бы как-нибудь посмотреть на него,-- без особого радушия сказал Рудольф.
   -- В любое время. Приходи к нам домой.-- Томас натянул на себя черный свитер-"водолазку", и когда он просовывал голову через ворот, вопрос у него прозвучал глухо: -- Ты женат?
   -- Нет.
   -- Самый умный в семье! Как всегда! Ну, а Гретхен? Замужем?
   -- Давно. Ее сыну уже девять лет.
   Томас кивнул:
   -- Да, такая долго не засидится. Сногсшибательная дама. Она сейчас выглядит гораздо лучше, чем прежде. Не находишь?
   -- Да, согласен.
   -- Но, наверное, такая же дрянь, как и прежде?
   -- Не надо так говорить о ней, Том,-- попросил Рудольф.-- Она всегда была хорошей девушкой и стала очень хорошей женщиной.
   -- Ладно, верю тебе на слово, Руди,-- весело сказал Томас.
   Он тщательно расчесывал волосы перед потрескавшимся зеркалом на стене.
   -- Мне ведь о ней ничего не известно, я всегда был вам чужаком.
   -- Ты никогда не был чужим, о чем ты говоришь?
   -- Кому ты говоришь, брат? -- резко спросил Томас. Спрятав в карман расческу, он бросил последний критический взгляд в зеркало на свое одутловатое, опухшее лицо с белой наклейкой пластыря над глазом.-- Ну, сегодня я красавец. Если бы только знал, что вы навестите меня, побрился бы по такому великому событию.-- Повернувшись, он надел поверх свитера яркий твидовый пиджак.-- Ты, Руди, выглядишь так самоуверенно, видимо, у тебя полный порядок,-- продолжал он его подкалывать.-- Наверняка вице-президент какого-нибудь банка, никак не меньше, черт бы тебя побрал.
   -- Не жалуюсь,-- ответил Рудольф, сильно недовольный в душе определенной ему братом низкой должностью.
   -- Знаешь,-- продолжал Томас,-- год назад я был в Порт-Филипе. Хотел навестить своих. Узнал, что отец умер.
   -- Он покончил с собой.
   -- Д-а. Хозяйка овощного магазинчика миссис Джардино сказала то же самое.-- Томас похлопал себя по груди, чтобы убедиться, что бумажник на месте...-- Наш дом снесли. Никакого света в подвале, никто не встречал блудного сына,-- насмешливо сказал он.-- Ну а мать еще жива?
   -- Да. Живет со мной.
   -- Повезло тебе, ничего не скажешь,-- широко улыбнулся Том.-- Все еще в Порт-Филипе?
   -- Нет, в Уитби.
   -- Ты не так часто путешествуешь, да?
   -- Зато у меня много свободного времени.-- Рудольф чувствовал, что его брат, разговаривая с ним, старается его поддразнить, заставить почувствовать свою вину перед ним, и от этого ему становилось не по себе. Но он уже давно привык сам направлять любой разговор в нужное русло и теперь ничем не выдавал своего раздражения. Наблюдая за одевающимся братом, за его отточенными, наводящими страх медленными телодвижениями, он заметил множество синяков повсюду. И тут он остро почувствовал, что его охватывает безграничное чувство жалости, любви, смутное желание уберечь этого нескладного, храброго, мстительного парня, совсем еще мальчишку, от таких вечеров, как сегодняшний, который только что завершился. Он хотел избавить его от этой вульгарной жены, от завывающей, улюлюкающей толпы, от бодрого доктора, накладывающего швы на его раны,-- от всего этого сброда случайных людей, которые жили за его счет. Ему не хотелось, чтобы это чувство пропало, испарилось от язвительного насмешничества Томаса -- средства давнишней старинной ревности и враждебности, которые через столько лет, по его мнению, должны были бы давно заглохнуть.
   -- Ну а мне пришлось поездить, ничего не скажешь,-- продолжал хвастать Томас.-- Я побывал во многих местах: в Чикаго, Кливленде, Бостоне, Нью-Орлеане, Тиахуане, Голливуде. Назови любой город, я был в каждом. Эти путешествия сильно расширили мой кругозор.
   Вдруг дверь широко распахнулась и в раздевалку вбежала Тереза с искаженным, покрытым толстым слоем грима лицом.
   -- Сколько вы будете еще здесь трепаться? Всю ночь? -- закричала она.
   -- Ладно, ладно, дорогая. Уже заканчиваем,-- успокоил ее Томас.-Сейчас выходим. Мы хотели где-нибудь поужинать. Ты и Гретхен, пойдете с нами?
   -- Мы идем в китайский ресторан. Обожаю китайскую пищу,-- заявила Тереза.-- Я просто умираю от восторга от нее.
   -- Боюсь, сегодня ничего не выйдет. Гретхен пора домой. Она оставила сына с нянькой,-- сказал и заметил быстрый взгляд Томаса, брошенный на жену, потом снова на него, Рудольфа. Ясно. Сейчас брат думает, что мы не хотим показываться на публике с его женой.
   Но Томас пожал плечами и сказал дружелюбно, без обиды:
   -- Ну ладно. Как-нибудь в другой раз. Теперь мы хотя бы знаем, что все живы-здоровы.-- Уже в коридоре он резко остановился:
   -- Послушай, ты завтра будешь в городе около пяти?
   -- Томми,-- громко позвала его жена.-- Мы ужинать сегодня будем или нет?
   -- Помолчи! -- крикнул Томас.-- Ну так что, Руди?
   -- Да, буду.-- Он намечал провести весь день с архитекторами и адвокатами.
   -- Где мы увидимся? -- спросил Том.
   -- Я буду у себя в номере, в отеле,-- отель "Уорик" на...
   -- Знаю, где это,-- оборвал его Томас.-- Я приду.
   В коридоре к ним подошла Гретхен. Бледная, с напряженным лицом. Рудольф уже жалел, что привез ее сюда. Но лишь на мгновение. Она уже взрослая женщина, далеко не девочка, и нельзя отстраняться от всего на свете. Достаточно того, что целых десять лет она с присущей ей тактичностью удерживает почтительную дистанцию между собой и матерью.
   Когда они проходили мимо двери другой раздевалки, Томас снова неожиданно остановился.
   -- Нужно заглянуть сюда на минутку,сказать Вирджилу "хелло"! Зайдем со мной, Руди, скажешь ему, что ты -- мой брат, похвалишь его за хороший бой, ему станет легче от твоих добрых слов.
   -- По-моему, нам никогда не выбраться из этого проклятого места,-воскликнула Тереза.
   Томас, не обращая внимания на ее вопль, толкнул дверь. Он жестом пригласил Рудольфа войти первым. Боксер-негр еще не оделся. Он сидел, ссутулившись, на массажном столе, и руки его, как плети, безжизненно болтались между колен. Красивая молодая негритянка, либо жена, либо сестра, сидела тихо на складном стульчике у стола, а белый ассистент-угловой осторожно прикладывал пузырь со льдом к большой шишке под глазом боксера. В углу довольно светлый негр, седовласый, аккуратно заворачивал в узел его шелковый халат, трусы и боксерские тапочки. Видимо, его отец.
   Томас и Рудольф подошли к боксеру. Он глянул на них здоровым глазом.
   Томас нежно обнял его за плечи:
   -- Ну, как себя чувствуешь, Вирджил?
   -- Лучше,-- ответил боксер.
   Теперь вблизи Рудольф видел, что этому парню не больше двадцати.
   -- Вот, Вирджил, познакомься, мой брат, Рудольф. Он пришел сказать тебе, что ты ему понравился.
   Рудольф обменялся рукопожатием с боксером.
   -- Рад познакомиться с вами. Это был очень хороший, просто замечательный бой,-- сказал он, хотя ему хотелось сказать: "Послушай, несчастный ты парень, беги отсюда и больше никогда в жизни не надевай боксерские перчатки".
   -- Д-а,-- протянул негр.-- Ваш брат -- очень сильный человек.
   -- Что ты! Мне просто повезло,-- сказал Том.-- Мне наложили на бровь целых пять швов.
   -- Я не бил тебя по голове, Томми,-- сказал Вирджил.-- Клянусь, не бил.
   -- Конечно, нет. О чем ты говоришь, Вирджил,-- успокоил его Том.-Никто этого не говорит. Мы просто зашли сказать тебе "хелло", посмотреть, как ты себя чувствуешь, убедиться, что все в порядке.
   -- Спасибо. Очень любезно с вашей стороны.
   -- Ну, счастливо, малыш,-- сказал на прощание Том. Они с Рудольфом с самым серьезным видом пожали руки всем присутствующим, вышли.
   -- Ну, наконец-то,-- заворчала Тереза при виде их.
   Мне кажется, они женаты не больше полугода, подумал Рудольф, когда все они направились к выходу.
   -- Менеджеры слишком поторопились с этим парнем,-- сказал Том Рудольфу, когда они оказались рядом,-- у него была довольно продолжительная победная серия, и они решили дать ему главный поединок. Я видел его пару раз и знал, что он еще слабоват и что пошлю его в нокаут. Гады эти менеджеры. Ты заметил, этого подонка там даже не было. Он даже не удосужился подождать, убедиться, где будет Вирджил -- дома или в больнице. Какая все же это дрянная профессия, бокс, Руди.-- Он посмотрел на Гретхен, словно хотел видеть ее реакцию на его слова, но она шла, словно в трансе, ничего не видела и ничего не слышала вокруг.
   Выйдя на улицу, они остановили такси, и Гретхен захотела сесть рядом с шофером. Тереза села на заднем сиденье, между Рудольфом и Томасом. От нее ужасно несло дешевыми духами, но когда Рудольф, не в силах больше выносить такого резкого запаха, опустил стекло, она возмутилась:
   -- Ради бога, не открывайте, ветер испортит прическу. Прошу меня извинить.
   Они ехали в Манхэттен молча. Тереза держала Тома за руку и, время от времени поднося ее к своим губам, целовала, демонстрируя всем, что это ее собственность.
   Как только они переехали Бруклинский мост, Рудольф сказал:
   -- Ну все, Томас, здесь мы выходим.
   -- Вы на самом деле не хотите поехать с нами поужинать? -- спросил Томас.
   -- Там самые лучшие китайские блюда в городе,-- сказала Тереза. Их совместная поездка в такси не принесла никаких неожиданностей, и теперь, когда она уже не чувствовала для себя никакой реальной угрозы, могла позволить себе побыть гостеприимной: кто знает, может, в будущем ее гостеприимство пойдет ей на пользу.-- Вы даже не представляете себе, от чего отказываетесь.
   -- Мне нужно домой,-- упрямо сказала Гретхен. Голос у нее дрожал, она, по-видимому, была на грани истерики.-- Я должна быть дома.
   Если бы не Гретхен, Рудольф поехал бы к Томасу. После этого шумного триумфа на спортивной арене, после такого тяжелого боя ему не хотелось оставлять Томаса с женой, в компании этой постоянно попрекающей его женщины, чтобы ему было не так одиноко, не так грустно, чтобы он провел оставшийся вечер там, где не услышит ни единой похвалы, ни одного приветствия, ни одного ласкового слова. Надо как-нибудь возместить Томасу этот вечер.
   Таксист остановил машину, и Гретхен с Рудольфом вышли.
   -- Ну, прощайте, родственнички,-- Тереза, засмеявшись, фыркнула.
   -- Завтра в пять, Руди,-- напомнил ему Томас.
   Рудольф утвердительно кивнул.
   -- Спокойной ночи,-- прошептала Гретхен.-- Береги себя, Томас, прошу тебя.
   Такси отъехало, и Гретхен крепко сжала руку Рудольфа, точно боялась упасть. Рудольф остановил другое такси и назвал водителю адрес Гретхен. В темном салоне машины Гретхен не выдержала, дала волю своим чувствам. Она прижалась к Рудольфу и громко зарыдала, тело ее сотрясала дрожь. Слезы выступили и на глазах Рудольфа, он крепко обнял сестру и гладил ее по голове. Забившись в глубину темной машины, он видел, как яркие полоски разноцветных неоновых огней освещали через окошко мчащегося по широкой улице автомобиля исказившееся, красивое, мокрое от слез лицо Гретхен, вдруг почувствовал себя гораздо ближе к сестре. Теперь их связывала более крепкая взаимная любовь, чем когда-либо прежде.
   Наконец она прекратила плакать. Слезы уже не лились из ее глаз. Гретхен выпрямилась, вытерла глаза носовым платком.
   -- Прости меня,-- сказала она.-- Какая все же я снобка. Несчастный мальчик, бедный, несчастный мальчик...
   Когда они вошли в ее квартиру, нянька спала на кушетке в гостиной. Вилли еще не вернулся. Никто не звонил, сообщила нянька, а Билли долго читал, пока не заснул, тогда она выключила свет, стараясь его не разбудить. Нянька -- молодая девушка лет семнадцати, красивая, курносенькая студентка в коротких носочках, очень стеснительная, была ужасно смущена, что ее застали спящей. Гретхен налила в два стакана виски. Нянька навела порядок в ее комнате, собрала все разбросанные вокруг газеты, сложила их в аккуратную стопку на подоконнике, взбила подушки на кушетке.
   Горела только одна лампа. Рудольф и Гретхен сидели, словно две тени: Гретхен -- на кушетке, подобрав под себя ноги, а Рудольф -- на удобном большом стуле. Они, устав за день, не торопясь потягивали виски, благословляя чуткую тишину. Когда они допили виски, Рудольф тихо встал со своего стула и налил еще. Снова сел.
   Откуда-то издалека до них донесся визг сирены "скорой помощи". Где-то, видимо, несчастный случай.
   -- Ему это доставляет удовольствие,-- наконец вымолвила Гретхен.-- Этот парнишка практически уже ничего не мог сделать, он был абсолютно беспомощным, но Томас продолжал наносить ему сильные удары. Я всегда думала, что человек на ринге зарабатывает себе на жизнь кулаками -- своеобразный способ получить деньги, и тут ничего не поделаешь. Но то, что я увидела сегодня вечером, это совершенно другое. Как ты считаешь?
   -- Довольно странная профессия -- боксер,-- согласился Рудольф.-Трудно сказать, что творится в голове боксера, когда он дерется на ринге.
   -- Разве тебе не было за него стыдно?
   -- Ну, я бы сказал несколько иначе. Мне было не по себе. В Америке насчитывается, по крайней мере, десять тысяч боксеров-профессионалов. Ведь они чьи-то сыновья, братья.
   -- Нет, я не разделяю твоего мнения,-- холодно сказала Гретхен.
   -- Знаю.
   -- А эти уродливые трусы фиолетового цвета,-- сказала она, словно нашла тот предмет, на который она могла бы излить всю свою ненависть, чтобы освободиться от кошмара этого вечера, изгнать его.