Шоу Ирвин. Богач, бедняк (Часть 1 и 2)

   Профессор Дентон ждал его в баре, явно чувствуя себя неуютно среди местных завсегдатаев, ни один из которых, казалось, на пушечный выстрел не приближался к колледжу.
   -- Спасибо! Как хорошо, как хорошо, что вы пришли, Рудольф,-торопливо, низким голосом заговорил Дентон.-- Я тут пью бурбон. Заказать вам что-нибудь?
   -- Я не пью на работе,-- сказал Рудольф, спохватившись, что напрасно это сказал. Звучит так, словно он не одобряет профессора, который пьет спиртное днем.
   -- Похвально, похвально,-- сказал Дентон.-- Нужно, чтобы голова на работе была ясной. Обычно я тоже не пью до конца рабочего дня, но...-- Он взял Рудольфа за руку.
   -- Может, присядем? -- Он махнул рукой в сторону последней кабинки в ряду у противоположной стены бара. Тщательно отсчитав деньги, он оставил какую-то мелочь на стойке и, не выпуская руки Рудольфа, повел его к кабинке. Они сели за столик напротив друг друга. На нем лежали два захватанных грязными пальцами меню. Они стали изучать меню.
   -- Мне суп и гамбургер,-- сделал заказ подошедшей официантке Дентон.-Чашку кофе. А вам, Рудольф?
   -- То же самое,-- ответил тот.
   Официантка старательно, мучительно долго записывала заказ в свой блокнот, ясно -- неграмотность, бич семьи, родовое наследие.
   -- По-моему, дела у вас идут хорошо, Джордах,-- сказал Дентон, сгорбившись над столиком, глядя на Рудольфа беспокойными глазами, сильно увеличенными толстыми стеклами очков в массивной стальной оправе. Он замахал руками, чтобы предвосхитить любые возражения со стороны Рудольфа.-- Я все знаю, все,-- заявил он.-- Я получаю сведения от многих людей. Одна из них -миссис Дентон, постоянная покупательница вашего магазина. Она бывает в универмаге по три раза в неделю. Вероятно, вы ее иногда там встречали.
   -- Я видел ее на прошлой неделе,-- подтвердил Рудольф.
   -- Она рассказывает, что универмаг процветает. Новая лицензия на новую жизнь. Не хуже, чем в большом городе. Да, людям нравится делать покупки. У вас масса новых товаров. И, кажется, деньги сегодня водятся у всех. За исключением, может, преподавателей колледжа...-- Воспоминание о своей нужде заставило Дентона сморщить лоб. Но тут же он сказал: -- Но это неважно. Я пришел сюда не для того, чтобы жаловаться. Несомненно, Джордах, вы правильно поступили, отказавшись от работы на кафедре. Академический мир, что с него взять? -- с горечью в голосе сказал он.-- Вечная вражда, зависть, предательство, кабала, черная неблагодарность -- банка пауков. Куда лучше мир бизнеса. Даешь -- берешь. Человек человеку -- волк, если быть искренним до конца. И вверх, вверх, вверх, к самой вершине!
   -- В бизнесе все не совсем так,-- мягко возразил Рудольф.
   -- Нет, конечно, я понимаю,-- подхватил Дентон.-- Все зависит от характера того или иного человека. Не следует сильно уповать на теорию, в результате можно утратить чувство реального, не замечать больше живых, не окаменевших форм. В любом случае я очень рад вашему успеху и уверен, что вы здесь не поступились своими принципами ни в малейшей степени.
   Официантка принесла суп. Дентон сразу начал есть.
   -- Да,-- продолжал он разглагольствовать,-- если бы я начал все сызнова, то бежал бы от этих красных учебных корпусов, как от чумы. Они превратили меня в того, кого вы сейчас видите перед собой,-- узкомыслящего, озлобленного неудачника, труса...
   -- Я не стал бы вас так называть, вы этого не заслужили,-- возразил Рудольф, сильно озадаченный той жесткой характеристикой, которую давал себе Дентон.
   Дентон всегда казался Рудольфу человеком самовлюбленным, ему нравилось лицедействовать перед чуткой студенческой аудиторией, когда он принимался пропагандировать свои представления о погрязшей в злодейских экономических преступлениях стране.
   -- Я живу в постоянном страхе, все время трясусь,-- говорил Дентон, расправляясь с супом.-- Дрожу и боюсь.
   -- Может, я чем-то могу помочь вам? -- начал было Рудольф.-- Я бы...
   -- У вас добрая, отзывчивая душа, Джордах, добрая душа. Я сразу вас выделил из всех. Один серьезный человек среди множества легкомысленных. Сострадание среди беспощадности. Поиск знаний там, где другие ищут только карьеру. О, я внимательнейшим образом следил за вами, следил все годы вашей учебы, Джордах. Вы пойдете далеко, смею вас заверить. Помяните мои слова. Я обучаю молодых людей уже более двадцати лет, через мои руки прошли тысячи, у них от меня не было секретов, и их будущее никогда не было для меня тайной за семью печатями. Помяните мои слова, Джордах.
   Дентон покончил с супом, и официантка тут же принесла его гамбургер и кофе.
   -- И вы не станете добиваться своей цели, тираня своих же коллег,-продолжал высокопарно Дентон, вонзая вилку в мясо.-- Я знаю ваш склад ума, я знаю ваш характер. Я наблюдал за вами долгие годы. У вас есть кодекс чести, у вас есть чувство собственного достоинства, у вас разборчивая душа, благородный ум. От этих вот глаз, Джордах, не спрячешься. Они замечают все, не только в аудитории, но и за ее стенами.
   Рудольф молча ел, ожидая, когда выдохнется его хвалебный запал, понимая, что Дентон собирается попросить его о чем-то, если настолько словоохотлив перед тем, как перейти к делу, изложить свою просьбу.
   -- До войны,-- все не успокаивался Дентон, яростно пережевывая гамбургер,-- было куда больше молодых людей вашего склада, более прозорливых, более дальновидных, честных, и на них всегда можно было положиться. Многих из них нет сейчас в живых, они были убиты в местах, названия которых давно стерлись из нашей памяти. Ну а нынешнее поколение...-- он печально пожал плечами, словно приходя в отчаяние от этой мысли.-- Коварное, лицемерное, расчетливое. Все хотят все получить даром. Вы придете в ужас, если я вам скажу, с каким откровенным надувательством мне приходится сталкиваться на каждом экзамене, в курсовых работах. Ах, если бы у меня только были деньги. Я бы убежал из этой страны сломя голову и стал бы жить на острове.-- Он нервно посмотрел на часы и с таинственным, заговорщическим видом огляделся по сторонам. В соседней кабинке никого не было, а четверо или пятеро посетителей, сгорбившихся над стойкой, находились далеко, вне пределов слышимости их разговора.
   -- Ну, думаю, пора перейти к сути дела.-- Дентон еще больше понизил голос, наклонившись над столиком.-- Джордах, я попал в беду!
   Сейчас он попросит у меня адрес подпольного акушера, взволнованно подумал Рудольф. Он уже видел броские газетные заголовки: "Любовь на студенческой лужайке", "Профессор истории попадает в скверную историю с юной студенткой"...
   Рудольф старался ничем не выдавать своей тревоги и сосредоточиться целиком на еде. Гамбургер был такой толстый, сочный, картошка вся пропитана маслом.
   -- Вы слышали, что я сказал? -- прошептал Дентон.
   -- Вы сказали, что попали в беду.
   -- Совершенно верно.-- В его голосе прозвучала профессорская нотка одобрения. Ясно: его студент его внимательно слушает.-- В большую беду,-Дентон уже неторопливо попивал кофе. Сократ с чашечкой цикуты1.-- Они напали на меня.
   -- Кто это "они"?
   -- Мои враги.-- Глаза Дентона внимательно выискивали в баре его врагов, переодетых в работяг, потягивающих из кружек пиво.
   -- Когда я учился в колледже,-- возразил Рудольф,-- мне казалось, что вас все любили.
   -- Существуют разные подводные течения,-- сказал Дентон,-- водовороты, пучина, и студент о них и понятия не имеет. На кафедрах, во властных кабинетах. В кабинете самого президента. Я слишком был со всеми откровенен, не умел держать язык за зубами, и это мой главный недостаток. Я -- человек слишком наивный, я поверил в миф об академической свободе. Мои враги только ожидали благоприятного момента. Заместитель заведующего кафедрой. Мне следовало его давно, еще несколько лет назад, уволить, эту безнадежную бездарь. Но я не сделал этого, пожалел его, и вот она, достойная раскаяния жалость! Этот заместитель хочет занять мою должность: давно вел на меня досье, записывал какие-то слухи, которые он собрал за стаканом вина, фразы, вырванные из контекста, всевозможного рода инсинуации. Они собираются принести меня в жертву, Джордах.
   -- Не могли бы вы поподробнее объяснить мне, что на самом деле происходит? -- спросил Рудольф.-- Тогда я посмотрю, чем смогу вам помочь.
   -- Конечно, конечно, вы сможете мне помочь,-- Дентон отодвинул от себя тарелку с наполовину съеденным гамбургером.-- Они наконец нашли свою ведьму. Эта ведьма -- ваш покорный слуга!
   -- Я не совсем понимаю...
   -- Охота за ведьмами,-- сказал Дентон.-- Вы же читаете, как любой гражданин, газеты, не правда ли?.. Прогнать коммунистов из всех учебных заведений.
   Рудольф невольно засмеялся:
   -- Вы же не коммунист, профессор, и вам это прекрасно известно.
   -- Потише, мой мальчик.-- Дентон беспокойно огляделся по сторонам.-- Не надо кричать на всю страну на эту тему!
   -- Чего вам опасаться, профессор, вам ведь ничто не угрожает, я уверен в этом,-- пытался успокоить его Рудольф. Он решил перевести их разговор в шутливое русло.-- Я боялся, что речь идет о чем-то на самом деле серьезном. Думал, может, от вас забеременела студентка.
   -- Вы можете смеяться,-- печально сказал Дентон.-- В вашем возрасте это допустимо. Но сейчас, смею вас заверить, уже никто не смеется ни в колледжах, ни в университетах. Мне предъявлено безумное, дикое обвинение: пятидолларовая бумажка, внесенная в какой-то благотворительный фонд в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, цитата из Карла Маркса на лекции. Боже, как экономисту читать курс по экономическим теориям девятнадцатого века без упоминания имени Карла Маркса?! Обычная шутка по поводу превалирующей на практике системы экономики на лекции по истории США немедленно запоминается студенту-идиоту, передается папаше, такому же слабоумному, как и он сам, а тот является командиром местного отделения "Американского легиона"1. Нет, молодой человек, вы ничего не знаете. Уитби получает от государства ежегодный грант на нужды сельскохозяйственного факультета. И вот какой-то пустомеля из законодательной ассамблеи произносит пылкую речь, создает комиссию и требует проведения расследования ради того, чтобы его имя появилось в газете! Патриот, защитник веры, отечества, алтаря! И вот в университете создан специальный комитет, Джордах. Только прошу вас, об этом ни слова ни одной живой душе. Его возглавляет сам президент. В его задачу входит расследование обвинений, выдвинутых против преподавателей факультета. Они хотят умилостивить государство, принести ему в жертву несколько строптивцев, в том числе и меня, чтобы не ставить под угрозу получение государственного гранта. Теперь картина для вас проясняется, Джордах?
   -- Ради бога...-- взмолился Рудольф.
   -- Вот именно. Ради бога! Я, правда, не знаю, каких политических взглядов вы придерживаетесь...
   -- Я не занимаюсь политикой,-- успокоил его Рудольф.-- Я голосую за независимых кандидатов, ни от кого не завишу.
   -- Замечательно, просто превосходно,-- воскликнул Дентон.-- Но все же было бы лучше, если бы вы вошли в республиканскую партию. Подумать только, я голосовал за Эйзенхауэра! -- глухо засмеялся он.-- Мой сын принимал участие в корейской войне, а этот генерал обещал нам ее прекратить. Но как это доказать? Чего не наобещаешь ради победы на выборах?
   -- Чем конкретно я могу вам помочь, профессор? -- спросил Рудольф.
   -- Сейчас мы к этому подходим.-- Он допил кофе.-- Университетский комитет собирается через неделю, чтобы обсудить мое дело. Во вторник, в два часа. Запомните время. Я знаю о выдвинутых против меня обвинениях в общих чертах: финансовая помощь организациям "Коммунистического фронта" в тридцатые годы, высказывания атеистического и радикального толка на лекциях, рекомендации книг для внеклассного чтения студентам весьма сомнительного характера. Обычная закулисная топорная работа, Джордах. Когда в стране царят такие настроения, когда такие люди, как Даллес1, разъезжая по всему миру, проповедуют ядерное уничтожение, когда все самые выдающиеся люди в Вашингтоне оклеветаны и превращены в мальчиков на побегушках, карьеру такого простого, бедного преподавателя, как я, запросто сковырнут, достаточно им только слово сказать, даже шепотом. К счастью, в нашем университете еще у некоторых сохранилась совесть, хотя очень сомневаюсь, что ее им хватит еще хотя бы на год. Короче, мне предоставлена возможность самозащиты, я могу как-то оправдаться, привести с собой свидетелей, которые поручатся за меня...
   -- Ну и что я должен буду там сказать?
   -- Все, что захотите, мой мальчик,-- сказал Дентон разбитым голосом.-Я не собираюсь учить вас. Скажите откровенно, что думаете обо мне. Вы слушали мои лекции три года, мы проводили с вами немало внеклассного времени вместе, вы бывали у меня дома. Вы -- умный молодой человек, и вас не обведешь вокруг пальца. Вы хорошо меня знаете, как и любого другого жителя нашего города. Скажете все, что захотите. Вы обладаете здесь безупречной репутацией, ваша университетская характеристика тоже безупречна, на ней ни пятнышка, вы -- начинающий бизнесмен на взлете, ничем себя не скомпрометировавший, и ваши свидетельства будут очень ценными.
   -- Конечно,-- сказал Рудольф. Это предвестие грядущих неприятностей. Начнутся нападки. Как к этому отнесется Калдервуд? Втягиваю магазин в политические споры о коммунистах.-- Конечно, выступлю и дам показания,-сказал Рудольф. Какой неподходящий момент для таких разговоров, с раздражением подумал он. Впервые в своей жизни он почувствовал ту гордость собой, которую, наверное, испытывает трус, решившийся на смелый поступок.
   -- Я был уверен, что вы согласитесь, Джордах,-- Дентон под наплывом эмоций крепко сжал ему руку.-- Если бы вы знали, сколько людей мне в этом отказали, вы будете удивлены. Я ведь их всех считал друзьями, все последние двадцать лет. Гнусные перестраховщики. Малодушные трусы. Наша страна превращается в загон для побитых собак, Джордах. Должен ли я здесь перед вами поклясться, что никогда не был коммунистом?
   -- Что за абсурд, профессор! -- упрекнул его Рудольф и посмотрел на часы.-- К сожалению, мне пора возвращаться в магазин. Во вторник я приду на заседание комиссии.-- Он порылся в карманах.-- Позвольте, я за себя заплачу.
   Дентон жестом остановил его.
   -- Это ведь я вас пригласил на ланч. Вы -- мой гость. Идите, идите, мой друг, не смею вас больше задерживать.-- Он встал, в последний раз оглянулся по сторонам и, убедившись, что никто за ним действительно не следит, долго и горячо тряс Рудольфу руку.
   Рудольф, взяв пальто, вышел из бара. Сквозь мутное стекло окна он увидел, как Дентон, остановившись у стойки, снова заказал себе выпивку.
   Рудольф не торопился возвращаться в магазин, он шел, не застегивая пальто, хотя дул холодный ветер и день был сырой... Вокруг ничего не изменилось, и спешившие мимо него люди совсем не были похожи на побитых собак. Бедняга Дентон. Он вспомнил, что именно на лекциях Дентона впервые почувствовал некое озарение и понял, что может стать преуспевающим капиталистом. Он рассмеялся про себя. А вот бедолаге Дентону сейчас, судя по всему, не до смеха.
   Рудольф чувствовал, что голоден после этой неудавшейся трапезы, и, войдя в магазин, сразу спустился в кафетерий в подвале, где заказал себе большой стакан молока с солодом и жадно выпил его под щебетание покупательниц вокруг. Их миру ничто не угрожало. Они все равно будут покупать себе платья по пятьдесят долларов, портативные радиоприемники, столики для телевизоров, сковородки, мебель для гостиной, кремы для ухода за кожей; доходы магазина будут все расти, а они со счастливыми лицами будут сидеть в своих клубах с сэндвичами на тарелках, мороженым и содовой.
   Рудольф разглядывал этих спокойных, жующих, накрашенных женщин, тратящих деньги налево и направо, среди них были матери, невесты, девственницы, старые девы, любовницы; он прислушивался к их голосам, вдыхал смесь запахов самых разнообразных духов, поздравляя себя с тем, что не женат и его никто не любит. Рассчитываясь за свое молоко, он думал, что никогда не посвятит свою жизнь ни одной из этих весьма достойных дам. Он поднялся в свой кабинет.
   На его столе лежало письмо, предельно краткое:
   "Надеюсь, что ты скоро приедешь в Нью-Йорк. Я в жутком дерьме, и мне необходимо с тобой посоветоваться. Целую, Гретхен".
   Он, бросив скомканное письмо в мусорную корзину, второй раз за день воскликнул:
   -- О, боже!..
   В шесть пятнадцать он вышел из магазина. На улице накрапывал дождь. Калдервуд не обмолвился с ним ни словом после их утреннего разговора. Только дождя сегодня не хватало, с тоской подумал он, лавируя на своем мотоцикле через плотный поток машин. Почти доехав до дома, он вспомнил, что обещал матери купить что-нибудь к обеду. Выругавшись, он повернул назад, в деловую часть города, где магазины работали до семи. "Только не говори мне, что ты купишь, пусть это будет для меня сюрпризом",-- вспомнил он слова матери. Твой любимый сын через две недели может оказаться в большой ж... Как тебе понравится такой сюрприз, мамочка?
   Рудольф торопливо купил все, что нужно: небольшого цыпленка, картофель, банку горошка, половину пирога на десерт. Проталкиваясь через длинные очереди домохозяек, он вдруг вспомнил свой разговор с Калдервудом и мрачно улыбнулся. Молодой выдающийся финансист в окружении красоток, своих поклонниц, направляется на изысканную трапезу в фамильном особняке, фотографии которого часто появляются на глянцевых страницах журналов "Лайф" и "Хаус энд Гарден".
   В последнюю минуту перед выходом из магазина он купил бутылку шотландского виски. Сегодня необходимо выпить.
   Слегка охмелев, он рано лег, предаваясь скорбным размышлениям. Самое приятное, что сегодня было,-- это пробежка утром с Квентином Макговерном. Вскоре он глубоко заснул.
   Неделя прошла как обычно -- рутина, больше ничего. Когда в магазине Рудольф сталкивался с Калдервудом, тот ничего не говорил ему о проекте, а лишь давал указания по работе своим обычным, слегка раздраженным, скрипучим голосом. Ни одно из произносимых им слов не наводило Руди на мысль о характере принимаемого Калдервудом решения.
   Рудольф позвонил Гретхен по телефону-автомату (Калдервуд косо смотрел на тех, кто использовал для личных звонков служебные телефоны) и сообщил, что на этой неделе вряд ли сможет вырваться и приехать к ней в Нью-Йорк, но попытается это сделать в следующий уик-энд. Она, конечно, была разочарована, он чувствовал это по ее голосу. Она так и не сказала ему, что с ней случилось. "Дело терпит",-- сказала она. Ну, раз терпит, значит, все не так плохо.
   Дентон больше не звонил. Может, опасался, что, если будет надоедать, то рассерженный Рудольф откажется от своего обещания выступить в его защиту на заседании университетской комиссии по расследованию дела Дентона в следующий вторник. Нельзя исключать, что против Дентона у комиссии есть факты, о которых тому неизвестно, а может, он что-то скрыл. В этом случае Рудольф предстанет в дурном свете, а комиссия может решить, что он -- его сообщник, или лгун, или, что еще хуже, дурачок. Но больше всего его волновало, что комиссия, несомненно, постарается покончить с Дентоном, следовательно, будет враждебно настроена к любому свидетелю, который вздумает помешать комиссии. Всю свою жизнь Рудольф старался вести себя так, чтобы его любили окружающие, особенно люди, облеченные властью. Мысль о том, что ему придется выступать перед группой преподавателей и профессоров, которые будут смотреть на него с недовольными, осуждающими лицами, не на шутку его беспокоила.
   Всю неделю он мысленно произносил речи, в которых взывал к этим воображаемым суровым, неприступным лицам, речи, в которых достойно защищал Дентона, осуждая его безжалостных судей. Но, по здравом размышлении, ни одна из них его не удовлетворяла. Он решил, что нужно держаться перед членами комиссии спокойно и как можно более непринужденно, на месте оценить атмосферу в зале и действовать и говорить экспромтом в соответствии с этой оценкой. Если бы Калдервуд только знал, что он собирается сделать...
   Все ночи до самого уик-энда он плохо спал, его тревожили сладострастные сны, не дававшие ему сексуального удовлетворения: обнаженная Джулия танцует на фоне бескрайнего водного пространства, Гретхен лежит, томно раскинувшись в каноэ, Мэри-Джейн раздвигает ноги в постели, где она сидит с голой грудью, лицо у нее искажено, она бросает ему оскорбительные обвинения; корабль отходит от пристани, девушка на борту улыбается ему, ее юбку развевает ветер, он в отчаянии бежит по пристани, пытаясь успеть на корабль, но чьи-то невидимые руки его удерживают, корабль уплывает, выходит из гавани в открытое море...
   Воскресное утро. Звонят церковные колокола. Рудольф решил никуда из дома не выходить и собирался еще раз внимательно просмотреть копии тех документов, которые он передал Калдервуду неделю назад, внести в них кое-какие дополнения, которые пришли ему в голову в эти дни. Но по воскресеньям мать обычно впадала в дурное настроение. Церковные колокола заставляли ее скорбеть о том, что живет в грехе и безверии, и она начинала причитать и просить Рудольфа пойти вместе с ней в церковь, к мессе, ей надо покаяться и причаститься.
   -- Адов огонь ждет меня,-- говорила она за завтраком,-- а ведь церковь, а значит, и спасение моей души находятся всего в двух кварталах от нас.
   -- Как-нибудь в другой раз,-- недовольно отвечал Рудольф.-- Будут еще воскресенья. Сегодня я занят.
   -- Но в ожидании другого воскресенья я могу умереть и отправиться в ад,-- уговаривала она его.
   -- Придется рискнуть,-- сказал он, выходя из-за стола. Мать плакала, когда он уходил.
   Стоял холодный, ясный день, солнце было похоже на яркую облатку в бледном, белесом небе. Рудольф оделся потеплее, набросил куртку из овчины, на голову натянул вязаную шерстяную шапочку. Надев большие защитные очки, он вывел мотоцикл из гаража. Сегодня ему не хотелось никого видеть, и он не знал, куда ехать. Любое направление ничего хорошего ему не сулило. Он сел на мотоцикл, завел двигатель, но все еще колебался. Мимо по улице проехал автомобиль с лыжами, закрепленными наверху. "Почему бы и нет,-- мелькнула у него мысль.-- Это место не хуже других". Он поехал за автомобилем, и вдруг вспомнил Ларсена, молодого продавца из секции лыж, который рассказал ему, что рядом с подъемником есть амбар, который можно приспособить под помещение для выдачи напрокат лыж на уик-энды. По словам Ларсена, на этом можно заработать кучу денег. Теперь, когда Рудольф ехал следом за машиной с лыжами на крыше, ему стало значительно лучше. У него появилась цель.
   Он чуть не окоченел, пока доехал до склона. Яркие солнечные лучи, отражаясь от снега, слепили его, и он, моргая, наблюдал, как фигурки в ярких одеждах неслись навстречу ему с высокой горы. Все здесь казались такими юными, активными, пышущими здоровьем, все развлекались, веселились, а девушки в своих узких брючках, облегающих их стройные бедра и крепкие, круглые попки, если и вызывали у него вожделение, то это вполне здоровое чувство, когда оказываешься за городом ранним воскресным утром.
   Рудольф с удовольствием наблюдал за разворачивающимся перед его глазами зрелищем, но вдруг его неожиданно охватила меланхолия. Он почувствовал себя здесь таким одиноким, таким обездоленным. Он хотел было уже вернуться, сесть на мотоцикл и уехать назад в город, когда к нему вдруг подкатил, спустившись со склона на полной скорости, Ларсен и лихо затормозил, подняв облако снега.
   -- Привет, мистер Джордах,-- весело поздоровался он. Широкая улыбка, два ряда ослепительно белых зубов. За ним остановились две девушки. Они, по-видимому, спускались с горы вместе.
   -- Привет, Ларсен, вот приехал посмотреть на амбар, о котором вы мне говорили.
   -- Правильно сделали! -- похвалил его Ларсен. Ловким, гибким движением он освободился от лыж. На нем не было головного убора, и, когда он нагнулся, его длинные белокурые волосы упали на глаза. Глядя на него, на его красный свитер, на двух девушек позади, Рудольф подумал о том, что этот Ларсен отлично спит по ночам и ему не снится отходящий от пристани корабль.
   -- Здравствуйте, мистер Джордах,-- поздоровалась с ним одна из девушек.-- А я и не знала, что вы тоже лыжник.
   Он внимательно посмотрел на нее, она засмеялась. Ее лица, по существу, не было видно -- половину его закрывали большие солнцезащитные очки с зеленоватыми стеклами. Она подняла их кверху, сдвинув на красно-белую шерстяную шапочку.
   -- Это моя маска,-- сказала девушка.
   Теперь Рудольф ее узнал. Это была мисс Соамс из отдела пластинок. Покачивающая бедрами, пышная блондинка, пресыщенная музыкой.
   -- Доброе утро,-- пробормотал Рудольф, испытывая легкое разочарование -- уж больно тонкая талия была у мисс Соамс по сравнению с ее округлыми бедрами.-- Вы ошиблись, я не лыжник, я наблюдатель.
   Мисс Соамс засмеялась:
   -- Тут для наблюдателя полно работы, не так ли?
   -- Мистер Джордах,-- обратился к нему Ларсен.-- Разрешите представить вам мою невесту, мисс Пакард.
   Мисс Пакард, сняв лыжные очки, открыла свое лицо. Она была такой же хорошенькой, как и ее подруга, мисс Соамс, и обе они были, по-видимому, одного возраста.
   -- Очень рада,-- сказала она.
   "Надо же, невеста!" -- подумал Рудольф. Оказывается, люди еще женятся.
   -- Я вернусь через полчаса, девочки,-- сказал им Ларсен.-- Нам с мистером Джордахом нужно заняться одним делом.
   Он воткнул лыжи с палками в сугроб. Девушки, помахав рукой им на прощание, покатились к подножию, к подъемнику.
   -- По-моему, они -- отличные лыжницы,-- сказал Рудольф. Они с Ларсеном шагали рядом к дороге.