главное, что я должен был бы сделать в нынешнем положении, - проговорил
Блэкборн. - Что-то, что могло бы стать самым главным в моей жизни... Я это
чувствую, но оно ускользает от меня всякий раз, когда нужно подумать до
конца.
- Может быть, вы подразумеваете заявление о желании стать коммунистом?
- с издевательским смешком спросил Август.
Некоторое время Блэкборн смотрел на него удивленно.
- Нет, - сказал он наконец. - Еще не это. Но неужели вы не понимаете,
что если бы к тому, что они пустили в ход сейчас - этот свой план борьбы с
засухой и обводнения огромных первобытных пустынь, - прибавить мирное
использование атомной энергии, лицо вселенной изменилось бы так, как не
мечтал ни один самый смелый утопист?
- А мы с вами, по вашему собственному уверению, болтались бы на
перекладине? - спросил Винер.
- Вы - разумеется, - ответил старик, - а что касается меня... я еще не
знаю.
- Воображаете, что вы отдали бы то, что еще осталось полезного у вас в
голове, русским?
- Зачем это им? У них есть свои головы, не хуже моей.
- Не улизнете, милейший коллега, - не слушая его, проворил Винер, -
нет! - И, хихикнув, полушопотом добавил: - Разные бывают самоубийства, герр
профессор... Разные...
- Вы такой же гангстер, как остальные, - с презрением сказал Блэкборн.
- Но я не умру ни от своей пули, ни от вашей. Я хочу видеть, как взойдут эти
новые сады там, у русских. И должен сказать, меня чертовски занимает пшеница
Лысенко. Это меня занимает.
- Вот как? Это вас занимает? - злобно воскликнул Винер. - А я за свой
счет поставил бы памятник тому, кто сравнял бы с землею и эти их сады и
вообще все, что русские успеют сделать в этой своей России.
- Вы омерзительны! - с отвращением передергивая плечами, сказал старик.
- И не воображаете же вы в самом деле, что те, кому вы угрожаете, бросят вам
в ответ букет роз?
- Чорта с два, хе-хе, чорта с два... - Роу сделал несколько не очень
твердых шагов, но вернулся к столу и тяжело упал в кресло.
- Кажется, вы не на трусов напали, - проговорил старый физик. - И
вообще, господа, должен вам сказать: когда есть кому ободрить людей, есть
кому открыть им глаза на истинную ценность всех этих жупелов, люди
становятся вовсе уже не такими пугливыми, как бы вам хотелось. Вспомните-ка
хорошенько: о том, что сопротивление невозможно, болтали уже тогда, когда
появился пулемет. А потом пытались запугать противника газами, танками...
Нервы человека выдержали все!
- Давайте-ка попробуем себе представить первый лень атомной свалки, -
сказал Роу. - Пусть-ка генерал нарисует нам эту картину.
Шверер с готовностью поднялся и, клюнув носом воздух в сторону Паркера,
быстро проговорил:
- Я беру на себя смелость подтвердить заявления, сделанные тут
господином доктором фон Винером, о принципиальном отличии будущей войны от
всех предыдущих. Это будет, если мне позволят так выразиться, война нового
типа. Ее точное планирование мы начнем в тот день, когда наука скажет, что
справилась с задачей столь же молниеносной переброски десантных войск, с
какой мы сможем завтра посылать атомные снаряды.
- Какая ерунда! - пробормотал Блэкборн себе под нос, но Шверер услышал
и растерянно умолк, глядя на англичанина. Тот сидел, опустив голову на
сцепленные пальцы и закрыв глаза. Тогда Шверер сердито клюнул воздух в его
сторону и с еще большей убежденностью продолжал:
- Без такой переброски войск не может итти речь об единственно разумной
и, позвольте мне так выразиться, рентабельной войне.
- Как вы сказали? - перебил его Блэкборн. - Рентабельная война?
- Да, именно так я сказал и так хотел сказать. - Шверер быстро сдернул
с носа очки и повернулся к физику.
Тот опустил руки и посмотрел в лицо генералу.
- Рентабельная война... - в раздумье повторил он. - Это вы с точки
зрения затрат, что ли?
Шверер с досадою взмахнул очками, как будто намереваясь бросить ими в
англичанина.
- При чем тут затраты! - крикнул он. - Любая стоимость любой войны
должна быть оплачена побежденными. Но с кого мы будем получать, если
территория побежденного государства будет превращена в пустыню, а его
население истреблено?
- Не это интересует нас, когда речь идет о пространствах, находящихся в
орбите коммунизма, - заметил Паркер.
Шверер снова было раздраженно взмахнул очками, но тут же удержал руку,
сделал почтительный полупоклон в сторону американца и торопливо оседлал нос
очками.
- В последней войне военное счастье оказалось не на нашей стороне, -
проговорил он и поверх очков посмотрел сначала на Роу, потом на Паркера. -
Позвольте мне быть откровенным: нас не устроит тот мир, который вы нам
готовите.
- А вы уже знаете, что мы вам готовим? - иронически спросил Паркер.
- Господь-бог не лишил нас разума! - ответил Шверер. - Мы понимаем, что
значит быть побежденным такими "деловыми людьми", как вы. Именно поэтому мы
и думаем уже сейчас о том, как сделать следующую войну рентабельной.
- Я уже сказал, - перебил его Паркер, - нас это не занимает.
- А нас очень!.. Очень занимает! Мы не желаем превращать в прах всю
собственную добычу! - раздраженно крикнул Шверер.
- Как вы уверены, что она вам достанется, - с прежней насмешливостью
проговорил американец.
- Уверенность, достойная похвалы, - заметил отец Август.
- Война, которую мы будем вести для вас, должна быть оплачена, - сказал
Шверер.
- Разве мы возражаем? - Паркер поднял брови.
- И значит, будущий мир должен быть настолько рентабельным для нас
всех, чтобы окупить и ту, будущую, и эту, прошедшую, войну.
- Что ж, - покровительственно проговорил Паркер, - бухгалтерия
правильная.
С этими словами Паркер поднялся и, отойдя к столику с бутылками, стал
приготовлять себе коктейль. Шверер умолк. Ведь он говорил именно для этого
американца. В нем Шверер видел представителя единственной силы, способной
дать немецким генералам средства на осуществление их новых военных планов, и
не только способной дать, но желающей дать и дающей. Шверера не особенно
интересовало мнение Винера, так как он знал: этот социал-демократический
капиталист только делает вид, будто поднялся до высот, обеспечивающих ему
независимость. Шверер отлично понимал, что теперь Винер находится в такой же
зависимости от американских генералов и капиталистов, в какой когда-то
находился от генералов немецких, и будет так же покорно исполнять все их
приказы, как когда-то выполнял его собственные, Шверера, указания. Нет, не
Винер интересовал его в этом обществе. И уж во всяком случае не отец Август.
Хотя Шверер отлично помнил, что именно этот представитель Ватикана сунул ему
первую лепту святого престола на алтарь бога будущей войны, но он также
хорошо помнил и то, что лепта эта была в долларах. Роу?.. Шверер исподлобья
посмотрел на пьяного англичанина. Нет, эта фигура не внушала Швереру ни
доверия, ни страха. Шверер угадывал, что Роу и сам смотрит на Паркера
глазами неудачливого и обедневшего соперника; этому дряхлеющему
представителю дряхлеющей империи уже никогда не придется полной горстью
разбрасывать соверены от Константинополя до Токио - всякому, кто согласен
стать ее цепным псом. Нет, тут ждать нечего. Паркер, Паркер! Вот в чью
сторону нужно смотреть со всею преданностью, какую способны изобразить глаза
Шверера. Паркер! Вот в чью сторону стоит гнуть неподатливую спину! Паркер!
Вот для кого тут стоит говорить!
И Шверер терпеливо ждал, пока американец взболтает свой коктейль.
Генерал делал вид, будто старательно протирает очки, как будто для того,
чтобы говорить, ему нужны были особенно чистые стекла. А Паркер между тем,
приготовив питье, вернулся к столу и, не обращая внимания на то, что Шверер
уже открыл рот для продолжения прерванной мысли, заговорил сам:
- Мне нравится ваша бухгалтерия, Шверер, да, нравится. Победа должна
окупить для нас обе войны: прошлую и будущую. - Он сделал глоток коктейля. -
Но мне не нравится, что вы смотрите на плоды победы, как на нечто,
принадлежащее вам.
- Мы это заработаем... заработаем кровью... - почтительно пролепетал
генерал.
- За кровь немцев мы заплатим! - важно сказал Паркер. - Но не
воображайте, будто она стоит так уж дорого. Пожалуйста, попробуйте продать
ее кому-нибудь другому... Ага, купцов не видно?! Вот в этом-то и дело:
никто, кроме нас, ее не купит, и никто, кроме нас, не способен заплатить вам
за нее ни цента. Ведь ценою некоторой оттяжки, необходимой на дополнительную
работу, и мы можем подготовить себе солдат по гораздо более дешевой цене,
чем ваши.
- Таких послушных солдат, как наши, вы не получите нигде! - с гордостью
проговорил Шверер.
- А разве мы этого не ценим? Кто еще на нашем месте содержал бы вас
всех - от фельдмаршалов до последнего рядового, - не имея уверенности, что
вы понадобитесь?
- Если наши солдаты не понадобятся вам, мы сами пустим их в дело!
- Но, но, не так прытко! Вон там холодный сифон! - И Паркер насмешливо
ткнул пальцем в сторону пузатой бутылки. - Что вы без нас?!
- Танк без бензина, пушка без пороха... - поддакнул ему отец Август.
- Так я повторяю: мы ценим ваш товар, - продолжал Паркер. - Бывалые,
хорошо тренированные, вымуштрованные головорезы - таких сразу не подготовишь
ни из французов, ни из испанцев, ни даже из цветных, которых мы можем в
любое время получить у любого индийского князька столько, сколько нам будет
нужно...
Теперь Блэкборн был рад, что не ушел сразу же, а остался. Стоило
услышать собственными ушами весь этот откровенный бред преступников. Он
решил, что вытерпит до конца. Такие возможности бывают не часто. Услышав
последние слова Паркера и желая его подзадорить, старый ученый сказал:
- Положим, эти времена прошли...
- Вот уже это мне не нравится, - укоризненно проговорил в его сторону
Роу.
- Оставим это, - сказал Паркер. - Не в этом сейчас дело. Я ведь хотел
только сказать, что вам, Шверер, следует знать: мы поим вас, кормим,
вооружаем вас и дадим вам возможность воевать вовсе не во имя того, чтобы
вернуть все, что потеряли вы, - работать вы будете на нас! Мы тоже хотим
получить плоды, когда дерево будет повалено.
- Боже мой, как это характерно для вас всех! - воскликнул физик. -
Чтобы получить яблоко - срубить яблоню. В этой психологии вся ваша природа.
- Отличная природа, мистер Блэкборн! - самодовольно возразил Паркер. -
Шверер со мною согласится. Но я еще раз должен сказать: мы понимаем это
"яблоко" довольно широко. Поход против Советского Союза - вот наша цель, но
именно потому, что нам нужно все, чем он владеет, чем может владеть, - все
его земли, все недра, все богатства страны. Не воображайте, что мы глупее
вашего Геринга. У нас тоже есть своя "Зеленая папка".
- Святое чувство, законное чувство! - одобрительно проговорил отец
Август.
Считая, что он должен положить конец всяким кривотолкам, Шверер крикнул
Паркеру, пользуясь минутным молчанием:
- Клянусь вам, никто не ненавидит русских так, как мы, и среди нас
никто так, как я!
- Что ж, это хорошо, - одобрительно отозвался американец.
Ободренный Шверер пояснил:
- Вы поймете меня, если вспомните, сколько раз мы испили из-за русских
чашу позора поражения! Сколько раз на протяжении веков нашей вражды со
славянством! Этого нельзя больше выносить, этому должен быть положен конец!
- Голос Шверера перешел в злобный визг: - Россия должна быть уничтожена как
государство.
- Иначе она может снова и снова побить вас? - насмешливо спросил
Блэкборн.
Генерал в гневе швырнул очки на стол.
- Конец! - в бешенстве крикнул он. - Уничтожение! Полное уничтожение! -
И, переведя дыхание, сдержанно Паркеру: - Тогда мы спокойно поделим
наследство славян. - Подумал и веско добавил: - Всех славян.
Паркер рассмеялся.
- Поделим? - Он в сомнении покачал головой. - Вы удивительно не точны
сегодня в терминологии, Шверер.
Шверер пропустил насмешку мимо ушей и, стараясь говорить так, чтобы
каждое его слово доходило именно до сидящего дальше всех Паркера, сказал:
- Именно в силу нашей заинтересованности в трофеях, будь то земли,
капиталы или живые люди, я и настаиваю: такое сильно действующее оружие, о
котором мы тут говорим, должно применяться лишь в том случае, если мы
получим возможность, молниеносно, первыми ударами сломив волю врага к
сопротивлению, столь же молниеносно забросить на его землю свои войска,
чтобы закрепить результат первого удара. Такова наша логика.
- Логика разбойников! - воскликнул Блэкборн.
Роу звонко шлепнул себя по колену и весело крикнул:
- А ведь генерал прав! Честное слово, прав! Целью мясника всегда было
убить вола, чтобы воспользоваться его мясом. А тут ему предлагают испепелить
тушу и вместо бифштексов получить какие-то молекулы, сдобренные соусом
морального удовлетворения. Ни то, ни другое не может утолить даже самого
скромного аппетита!
Шверер взглянул на Роу с благодарностью.
- Именно это, милостивые государи, я и хотел сказать.
Блэкборн движением руки заставил замолчать открывшего было рот Винера.
- Отвратительно и нелепо, даже смешно то, что все вы говорите.
Рассуждаете вы, как люди, лишенные всякого опыта и не думающие ни о самих
себе, ни о тех, кто считает вас стоящими на страже их интересов...
Винер возмущенно пожал плечами; Паркер засмеялся; отец Август вызывающе
скривил губы; Шверер застыл с выражением удивления на лице и с очками,
зажатыми в вытянутой руке. Но тут проговорил Роу:
- Блэкборн прав... Это очень плохо, но он прав.
- Я знаю, что прав, - с достоинством и полной уверенностью сказал
Блэкборн. - Разве может быть не прав человек, говорящий от имени английских
ученых, инженеров, всех лучших людей интеллектуального труда? Вы скажете
мне, что это еще не вся Англия? Конечно, вся Англия - это десятки миллионов
простых людей. Я их недостаточно знаю, чтобы говорить за них, но думаю, что
любой из них тут, на коем месте, доставил бы вам гораздо больше
неприятностей, чем я. Не может быть не прав человек, говорящий от лица
многих простых англичан. А сегодня я говорю от их имени...
- Не знаю, от имени каких англичан говорите вы, - перебил Винер, - но
те англичане, которые уполномочили говорить меня, думают вовсе не так.
- Вас уполномочили говорить англичане? - насмешливо спросил старик. Его
мохнатые брови поднимались все выше.
Винер выпятил бороду и старался говорить как можно внушительней:
- Трижды!.. Я трижды ездил в Лондон по поручению нашей партии.
- Вашей партии? - Блэкборн даже привстал от удивления. - Шайку лакеев
поджигателей войны вы называете партией?
Борода Винера поднялась еще выше.
- Как член руководства социал-демократической партии Германии, я трижды
говорил с лидером лейбористов...
Брови старого физика опустились, и он рассмеялся, а Винер продолжал,
приходя во все большее раздражение:
- Да, да, я встречался и с Бевином! От своего и от их имени я
утверждаю: у нас нет расхождений!.. Ни в чем, ни в чем!..
- В этом я вам верю, - подавляя смех, сказал Блэкборн. - Я еще не все
понимаю в политике...
- Это заметно, - со злостью бросил отец Август, но физик только
досадливо отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и продолжал:
- Но кое в чем я уже разбираюсь и могу понять, что лейбористы в Англии
- примерно то же, что Шумахер тут у вас, что наследники Блюма во Франции,
что Сарагат в Италии. Насколько мне помнится, таких господ называют
"социал-империалистами". - Блэкборн засмеялся. - Довольно точное
определение...
- Клевета на лейбористов! - крикнул Винер. - Они - величайшие
альтруисты в международном понимании. Для них не существует даже
национальных интересов Англии...
- Это-то и ужасно! - парировал Блэкборн.
- ...там, где речь идет об интересах всего мира.
- Американского мира?
- При заключении Союза пяти государств Бевин решительно заявил, - не
унимался Винер, - что народы должны пожертвовать национальными интересами в
пользу общего блага.
- Поскольку это благо измеряется доходами шестидесяти семейств Америки,
двухсот семейств Франции и нескольких десятков британских династий
монополистов? Так вы понимаете "всеобщее благо"! А я уже не могу понимать
его так, не могу. Я вырос.
- Сожалею, что вы не добрый католик, - проговорил отец Август, - а то
бы я помог вашему отлучению от церкви.
- Послушайте, старина, - коснеющим языком крикнул Роу физику, - не
забирайтесь в дебри социологии! Мы отвлеклись от темы. Бомба - вот о чем
стоит говорить. Бомба!
- Довольно! - безапелляционно заявил Август. - Надоело.
- Я еще не все сказал, - настойчиво продолжал физик. - Не безумие ли
действительно воображать, будто половина человечества, живущая между Эльбой
и Тихим океаном, ждет ваших бомб и ничего не изобрела для защиты от них?
Начиная такую войну, вы обречете и свою собственную страну на опустошение не
только потому, что русские должны будут ответить двойным ударом на удар... А
силу их контрударов мы с вами уже видели на опыте Германии... Так я говорю:
они будут защищаться не только потому, что сохранят крепкие нервы и
материальные средства для обороны, а и потому, что вы вынудите их наступать.
Роу внимательно слушал физика. Он стоял, ссутулив спину, и хмуро
оглядывал окружающих из-под сдвинутых бровей. У него был вид человека,
припертого к стене, но готового защищаться.
Физик, не обращая на него внимания, продолжал:
- Кто бы из вас - англичане, французы, испанцы - ни предоставил янки
возможность стрелять с их земли, они явятся, так сказать, участниками в деле
и должны быть готовы к тому, что именно их-то в первую очередь и сотрут с
лица земли ответные снаряды. Но зато, думаете вы, не пострадает ваш хозяин
за океаном. До него, мол, трудно дотянуться. Неправда, и он не вылезет из
воды сухим! Доберутся и до него. В общем же вопрос ясен: участь того, кто
нападает, и участь того, с чьей земли произведут нападение, не будет
отличаться от участи жертвы нападения. - Заметив протестующий жест Винера,
Блэкборн повысил голос: - Только последний осел может вообра...
- Вы пророчите пат? - с усмешкой перебил Паркер и покачал головой. -
Пата не будет.
- Пата действительно не будет, - отвечал Блэкборн. - Кое-кто из вас,
может быть, слышал имя Герберта Уэллса. - Заметив удивленные взгляды, он
пояснил: - Был такой писатель у нас, в Англии. Так вот, под конец жизни он
написал трактат под названием "Мысль у предела". В этом трактате он отрицал
свою прежнюю точку зрения, высказанную в нескольких романах, будто, несмотря
на безумие взаимоистребления, человечество сумеет найти дорогу к будущему
более светлому, нежели его настоящее. "Мысль у предела" утверждает, что
результатом атомного побоища будет хаос и вечная тьма. Человечество умрет, и
земной шар порастет бурьяном... если бурьяну удастся пробиться сквозь слой
испепеленной земли и расплавленного камня.
- Мы кончим войну во имя торжества нашего общества, - сказал отец
Август. - Человечество вернется ко времени, когда раб был счастлив тем, что
трудился на своего господина.
Блэкборн пренебрежительно пожал плечами.
- Вы не дали мне досказать. Я вовсе не разделяю мнения Уэллса, никакого
светопреставления, конечно, не произойдет. Усилия ваши приведут к тому, что
война на той стадии, которая кажется вам высшей, окажется отрицанием себя
самой. Она станет бессмыслицей. Вы получите... мат!..
- Ну, это уж слишком! - крикнуло сразу несколько человек.
- Валяйте, старина! - пьяно пробормотал Роу.
- Как это ни смешно, но, на мой взгляд, даже если вам удастся зажечь
атомную войну, во что я не верю, вы получите мат не только от русских, -
сказал Блэкборн, - но и от американцев, от англичан, от французов и
немцев... Да, именно так. Из рабочих кварталов Ист-Энда и Веддинга, из Клиши
и Ист-Сайда придет вам конец. - Он оглядел удивленно молчавших слушателей. -
Можно подумать, что вы меня не поняли.
- К сожалению, - медленно процедил сквозь зубы отец Август, - мы вас
отлично поняли.
Винер, срываясь на злобный визг, крикнул:
- Пусть американцы усеют атомными установками всю Германию, пусть
разрушат всю Европу! Это лучше того, что пророчите вы, Блэкборн...
- И вы думаете тоже спастись по ту сторону океана? - повысив голос,
спросил его Блэкборн. - Не выйдет, доктор! Не выйдет! Вы и есть тот нож,
которым американский Шейлок хочет вырезать кусок нашего мяса. - Он внезапно
умолк и потер лоб. - Впрочем, это частность. Это наши с ними счеты: англичан
с Америкой, - миллионов простых англичан с шестьюдесятью семействами
Уолл-стрита. И дело даже не в этих счетах и... даже не в вас. - При этих
словах в голосе старого ученого зазвучало такое негодование и презрение
такой силы, что слушатели один за другим, помимо своей воли, поднялись из-за
стола и стояли теперь одни с растерянными, другие с сердито сосредоточенными
лицами. - Разумеется, вопрос стоит гораздо шире и гораздо страшней, чем наши
с вами счеты. Вы вооружили Гитлера, на вас кровь миллионов. Вы хотите
повторения? Его не будет! Клянусь жизнью: не будет! Кровь первой же жертвы
заставила бы массы схватить вас, как преступников, и вы подохли бы от
животного страха, прежде чем на вашу шею накинули бы петлю! Я... презираю
вас так, как только в силах презирать человек... Презираю!
Блэкборн круто повернулся и, не оглядываясь, вышел.
Среди настороженной тишины, воцарившейся в комнате, послышались
шаркающие шаги Роу. Пытаясь держаться прямо, он направился к Паркеру. Его
затуманенный спиртом мозг уже отказывался держать волю в обычном
повиновении. Звериная ненависть и бессильная зависть заливали сознание Роу:
некогда хозяин полумира, англичанин был уже почти на побегушках у этого
паршивого фабриканта жевательной резинки, явившегося из-за океана, чтобы
вырвать у него из горла самые жирные куски.
Приблизившись к Паркеру и широко расставив ноги, чтобы придать
устойчивость своему покачивающемуся телу, Роу хрипло крикнул:
- Ж-жаль, очень ж-жаль, что старик смылся, а то бы я ему сказал, кто он
такой... - Роу угрожающе взмахнул рукою вслед удалившемуся Блэкборну, и это
движение едва не стоило ему потери равновесия. - Да, ч-чорт побери, я
отметаю всю эту болтовню - она не для меня. И ч-чорт его дери... и... и вас
всех вместе с ним! - Роу топнул ногой и ударил себя в грудь. - Права или не
права, но это моя страна! И будь я проклят, если обменяю текущий счет в
Английском банке на омлет из яичного порошка!.. Американский Шейлок!.. Он
испортил нам всю лавочку, так пусть убирается к чорту. Без него мы тут
справлялись со своими делами. Англия была Англией, а не посадочной площадкой
для "Летающих крепостей". И у этой чортовой Германии тоже было место под
солнцем. С нею мы кое-как поделили бы и колонии, и все прочее... А
заокеанскому Шейлоку захотелось и Германии, и Англии, и наших колоний... Не
выйдет! Вот с чем господин Шейлок вернется к себе... - Роу выдернул руку из
кармана и показал Паркеру кукиш. - И пусть уходит, пока не поздно. Мы еще не
выплюнули свои зубы за борт, как вам хотелось бы этого. Мы еще не разучились
кусаться... А у бульдога мертвая хватка.
Никто не обратил внимания на замечание, сквозь зубы брошенное
священником в сторону Паркера:
- Пьяный болтает то, что думает трезвый.
Согласно кивнув, Паркер встал и, медленно приближаясь к Роу, вынул руки
из карманов. Только теперь по налившимся кровью мутным глазам американца
можно было видеть, что он тоже пьян.
- Э, бросьте, старина, храбриться! - крикнул ему Роу. - Мы тут, в
Старом Свете, тоже не забыли, что такое сжатые кулаки. - И он, продолжая
опираться о стенку, сделал усилие принять позицию боксера. - Сказать вам
откровенно, джентльмены, все мы очутились в положении охотника, поймавшего
медведя за хвост: держать тошно, а отпустить страшно...
Удар паркеровского кулака угодил Роу в челюсть. Громко ляскнули зубы,
голова глухо стукнулась о стену, и Роу повалился на пол.
- Вполне закономерный конец, - спокойно проговорил отец Август.
Роу неожиданно приподнялся с пола и, с трудом шевеля вспухшими губами,
хихикая, забормотал:
- На этот раз я согласен с вами, святой отец: каждый из нас получит то,
что ему определено. - Он сплюнул скопившуюся во рту кровь. - В одной Европе
их уже по крайней мере пятьсот миллионов, да, вероятно, вдвое больше в
Азии... Полтора миллиарда!.. Полтора миллиарда, господа!.. Каждый из них
только плюнет по разу - и мы захлебнемся в этих плевках!


На следующий день Блэкборн, спустившись к завтраку в ресторан своей
гостиницы, как всегда, в одиночестве выпил кофе. Просматривая немецкую
газету, Блэкборн дошел до полицейской хроники на последней странице. И тут
он едва не пропустил заметку под заголовком: "Утопленник в канализации".
"Сегодня на рассвете в канализационном тоннеле был обнаружен труп
человека, утонувшего в нечистотах. Медицинской экспертизой установлено, что
перед смертью утопленник находился в состоянии сильного опьянения. При нем
найдена визитная карточка на имя журналиста Уинфреда Роу".
Блэкборн с отвращением отбросил газету.


    4



Гюнтер Зинн в задумчивости почесывал карандашом голову. Ему казалось,
что тревожные сведения, приходившие от товарищей из Западной Германии,
требовали немедленного и решительного вмешательства всех немцев, - во всяком
случае, всех тех, кому дорого будущее их родины, ее независимость, ее
достоинство и, вероятно, самая жизнь немецкого народа, которую с такою
легкостью ставят на карту англо-американцы и продавшиеся им душою и телом
социал-демократические главари из банды Шумахера и компании. От Трейчке,
который все еще оставался в подполье, и от группировавшихся вокруг него