Страница:
— А зачем вам понадобилась эта ва… то есть лампа?
— Трудно сказать. По-моему, меня заинтересовал полустертый рисунок на ее боку. Вот я и подумал, что за цену пары пирожков вполне могу потешить свое любопытство. Купил ва… — Сэр Шон отчаянно покраснел и торопливо поправился: — …Лампу и только хотел получше рассмотреть, как некая пожилая леди попросила меня помочь ей донести до дома корзину с капустой. Я решил, что помощь женщине, да еще и преклонных годов, дело вполне достойное и не уронит моей рыцарской чести. Я принял у нее корзину, сунул в мешок свою покупку, да и забыл про нее. А вспомнил только на следующий день, когда остановился на привал. Вытащил я эту штуку, стал разглядывать, но медь настолько позеленела от времени, что угадывались лишь смутные контуры рисунка. Тогда я нашел среди своей поклажи ветошь и порошок для полировки доспехов и как следует потер ва… эту штуку.
И тут из нее повалил густой черный дым, из которого материализовался разъяренный без меры дух огня ифрит. Навис он надо мной и загрохотал: «Ну наконец-то! Где ты шлялся так долго, непутевый?! Готовься к смерти!» Я выхватил меч и собрался дорого продать свою жизнь. Увидев это, ифрит расхохотался: «Твоя жалкая булавка не может причинить мне вреда, глупый Ала-д-Дин!». Решив, что последнее слово — ругательство, я взмахнул мечом и учтиво прокричал в ответ: «Сэр ифрит! Что толку обмениваться пустыми угрозами и оскорблениями? Я, сэр Шон Ки Дотт Лохолесский, вызываю вас на честный бой!»
Однако ифрит не спешил нападать. Напротив, он принял человеческий размер и с удивленным видом уставился на меня: «Так ты не Ала-д-Дин?» Решив, что кричал недостаточно громко, я вновь повторил свой вызов по всей форме. «Ошибочка вышла, — пробормотал ифрит, усаживаясь на землю, скрестив ноги. — Понимаешь, когда великий маг Давид Фильдеркопф заточил меня в этом сосуде, он предрек, что свободу мне вернет некий Ала-д-Дин. Я прождал почти тысячу лет, и теперь оказывается, что этот негодник и не думал меня спасать… Ладно, давай по-быстрому». Решив, что он имеет в виду поединок, я приободрился и встал в позицию. Посмотрев на меня, как на умалишенного, ифрит тяжко вздохнул: «Да не это, балбес. Желай». — «Чего?» — «А я почем знаю? Что люди обычно желают». — «А что люди обычно желают?» — «Вот ведь спаситель непутевый попался, — проворчал тот. — Груды золота высотой до неба, или прекрасный дворец в тысячу комнат, или красавицу жену, наконец».
Я задумался и понял, что ни первое, ни второе, ни третье меня совсем не прельщает, о чем честно сообщил ифриту. «Тогда придумай что-нибудь другое!». «Ладно, — сказал я, — если сможешь, то даруй мне возможность писать стихи не хуже моего дяди, славного Вайнила Ки Дотта». Он почему-то скривился, потом щелкнул пальцами и заявил: «Готово». Крайне удивившись, я попытался сочинить хотя бы пару строчек, и — о чудо! — сладостные рифмы полились с моего языка полноводной рекой: Сердечно поблагодарив ифрита, я собрался было уходить. «Куда?! — грозно вопросил мой благодетель. — А остальные два?» — «Два чего?» — поинтересовался я. «Желания, недоумок!» Я хотел было возмутиться, но потом вспомнил о вновь приобретенном таланте и о том, что ифрит тысячу лет просидел в ва… лампе. От такого у кого хочешь испортится характер.
Поэтому я глубоко вздохнул и выдал вторую мечту всей своей жизни: «Хочу выглядеть как сэр Амра Аквилон-Киммерийский». — «Ну и запросы у тебя! — проворчал ифрит. — Ладно, ничего не поделаешь»!» Убедившись, что и второе мое желание выполнено, я пришел в неописуемый восторг и произнес: «Эх, вот сейчас оказаться бы мне где-нибудь, где мои новые возможности будут востребованы и оценены по заслугам!» Ифрит подмигнул мне, хлопнул в ладоши и вдруг исчез. Я, разумеется, возмутился, поскольку как раз придумал третье желание — играть на всех без исключения музыкальных инструментах, включая архисложный дудук, названный в честь бога искусств Дудукана, но ифрит не отзывался. То ли отправился искать своего пресловутого Ала-д-Дина, то ли просто вспомнил о делах, которых за тысячу лет, как вы понимаете, должно было накопиться немало.
Ладно, у меня теперь тоже дел было невпроворот.
Казалось, со всех сторон неслись ко мне скорбные стоны тех, кто ждал моей рыцарской помощи. Поэтому я, не мешкая, отправился в путь, и два часа спустя очутился в болоте.
— Спасать обращенную в жабу принцессу? — подмигнул Бон. Сэр Шон смушенно потупился:
— Не совсем. По правде говоря, там я никого спасать не собирался. Да и само болото стало для меня полнейшей неожиданностью. Скажу более: никакого болота в том месте вовсе не должно было быть. Но оно было. Самое печальное, что я так увлекся сложением прелестного рондо, что заподозрил неладное, лишь погрузившись по колено в топь. А мое новое тело, при всех своих неоспоримых достоинствах, было куда тяжелее прежнего. От осознания того, что я могу самым вульгарным образом утонуть, так и не свершив ни одного славного деяния, а пуще того — так и не прочитав никому своих стихов, у меня едва не разорвалось сердце. И тут я в очередной раз убедился, что был рожден под счастливой звездой: послышались шаги, и я увидел некоего мужчину, казалось до самых бровей заросшего длинной и весьма неопрятной бородой. Как впоследствии оказалось, даже имя у него было соответствующее — Бородуля.
«Почто плюхаешься? — сурово вопросил он меня, почесывая живот. — Почто болотников не гоняешь?» — «Болотников?» — переспросил я, не совсем понимая, что это такое и почему я их должен гонять. «А для чего тебя еще Вольдемир-князь сюда послал, орясину?» — оскалился тот, снимая с плеча веревку. Увидев это, я решил благоразумно умолчать о том факте, что никакой Вольдемир никуда меня не посылал по причине того, что о правителе или рыцаре с таким именем я никогда не слышал. Площадно ругаясь, нежданный спаситель вытащил меня на твердую землю и, даже не дослушав благодарности, хлопнул по спине: «Ладно, паря! С непривычки оно и не зазорно. Ну, я пошел». «Куда?» — растерялся я. «Куд-куда! Ужин готовить да баньку топить». — «А я?» — «А ты — меч в зубы, и во-он по той тропинке, только я тебя прошу: больше в трясину не лезь». — «И что?» — «Аккурат на логово болотников набредешь. Да построже там с ними, окаянными, а то совсем житья нет! А как управишься, приходи. Почистишься, обсохнешь, меду выпьем». Делать нечего. Боясь оскорбить спасителя или неведомых болотников незнанием ритуала, я, как мог, очистил свой верный меч от грязи, взял его в зубы и направился по указанной тропинке.
Болотники оказались уродливыми приземистыми существами, чем-то отдаленно напоминающими помесь нашего тролля с жабой. Видимо, ритуал с мечом в зубах я выполнил как надо: завидев меня, большинство из них тут же обратилось в бегство, весьма быстро и ловко передвигаясь по зыбкой и неровной почве на своих кривых ногах с широченными перепончатыми ступнями, а остальные упали ниц и закрыли руками голову. Как я ни пытался растолкать их, чтобы, согласно все тому же ритуалу, строго погонять, эта затея не увенчалась успехом. Вконец отчаявшись, я выбрал одного, самого толстого и представительного, взял его за ногу и, невзирая на слабые попытки освободиться, потащил обратно. Я надеялся, что Бородуля погоняет его с большим успехом.
К своему немалому облегчению, дом я нашел без труда по поднимающемуся из трубы дыму. Бородуля как раз колол во дворе дрова. Увидев меня и болотника, оставляющего спиной широкий след в грязи, он пришел в явное замешательство.
«Прошу меня простить, сударь, но ваше поручение я не выполнил, — покаялся я. — Едва заметив меня, почти все болотники разбежались в разные стороны. Помня ваше предостережение, я не решился их преследовать, а вместо этого доставил одного сюда. Так что если вы уже приготовили ужин и истопили баньку…»
Договорить мне помешал болотник. Вывернувшись из моей руки, он одним прыжком оказался у ног Бородули, обхватил их, и изо рта его полилось кваканье и бульканье, а из глаз — слезы. Человек что-то ответил на том же квакающем языке, болотник быстро-быстро закивал, выдал еще одну длинную фразу, потом бросил на меня затравленный взгляд и упрыгал прочь со скоростью шаровой молнии.
«Ну, богатырь, — покачал головой Бородуля, — сколь живу, а такого не видывал. Нагнал же ты страху на болотников! Этот толстый у них за старейшину. Представляешь, поклялся не только не озоровать боле, но и сорок верст гатей настелить и во всем проезжающим помогать, только бы ты обратно к князю Вольдемиру уехал. И не думал, не гадал, что в Пределе нашем такие богатыри водятся! Силен!»
«В каком Пределе?» — машинально спросил я. «Дык ведь, вестимо, в каком. В Дальне-Руссианском, — охотно откликнулся хозяин. — Али на поле ратном по голове часто били, коль о таком спрашиваешь? Да и баешь все больше странно, не по-нашему…»
И тут я все понял. Мои мысли, высказанные вслух, ифрит принял за третье желание. Я действительно очутился в Дальне-Руссианском Пределе. Бородуля же, как оказалось, давно отсылал местному правителю князю Вольдемиру прошение прислать какого-нибудь доблестного рыцаря, или, как тут говорят, богатыря, чтобы приструнить распоясавшихся болотников, разрушающих гати и завлекающих проезжающих в столицу купцов с товарами в трясину. Так что, когда я появился, простодушный бородач решил, что я и есть долгожданный избавитель.
К стыду своему, должен сознаться, что я не рискнул разубеждать Бородулю и солгал, что по дороге сюда сразился с неким великаном, который, прежде чем испустить дух, ударил меня по голове своей дубиной. И теперь я страдаю дефектами речи и выборочными провалами в памяти. Вот, например, совсем не помню, ни кто такой князь Вольдемир, ни где он живет… «Вот горе-то какое! — всплеснул руками тот. — Хоть как звать-величать-то тебя не позабыл?»
Я уже хотел было назваться, но потом подумал и решил, подобно славным рыцарям прошлого, выбрать себе какое-нибудь вымышленное имя, чтобы благодарные люди превозносили меня за мои деяния, а не за титул и благородную фамилию. Или я не рыцарь… в смысле — не богатырь?! Или я… А что, неплохо звучит! «Меня зовут Илия-богатырь», — объявил я Бородуле. «Иди ты! — вытаращился тот. — Неужто сам Илья?» «Сам», — гордо подтвердил я. «А люди баяли, что тебе еще три с половиной года на печи лежать». «А мне надоело! Когда столько зла кругом, ни один ры… богатырь не смеет не то что лежать, а даже сидеть лишнюю минуту без дела!» — вдохновенно ответил я, с радостью видя на глазах Бородули слезы радости и умиления. Да, в этих землях явно давно не было настоящего защитника! Так я, сам того не зная, поступил на службу к князю Вольдемиру Красно Солнышко.
— А отчего у князя такое странное прозвище? — Испросила Глори, когда рассказчик перевел дух. — О, ваше высочество, нет ничего проще. Достаточно взглянуть на лицо этого господина, и все сразу становится ясно. Видите ли, оно у него круглое, как блин, и нездорово красное. Подозреваю, что Вольдемир страдает полнокровием, что вкупе с его страстью к крепким спиртным напиткам и невоздержанностью в отношении прекрасного пола весьма прозрачно намекает на возможность скорого апоплексического удара.
— А почему вы сказали, сэр Шон, что поступили на службу, сами того не зная? Разве это не был осознанный выбор?
— И да, и нет. Я, разумеется, был совсем не против поступить на службу к какому-нибудь могущественному и достойному правителю, тем более что в болоте утонул мешок со всем моим имуществом, но сперва желал немного освоиться в Пределе. Однако судьба распорядилась иначе. Сначала мы мылись в бане, и я едва не преставился — мой радушный хозяин напустил такого пару и так крепко отхлестал меня березовыми ветками, что в конце я самым малодушным образом взмолился о пощаде. А потом мне, едва стоящему на ногах, поднесли литровый ковш местного меда и приказали выпить его залпом. Больше о том дне я ничего не помню.
Очнулся я в телеге, лежа на мягких шкурах. Телега двигалась, немилосердно скрипя и подпрыгивая, а голова моя болела так, будто по ней и впрямь кто-то стукнул дубиной. Не удержавшись, я тихо застонал.
«Очнулся?» — поинтересовался сидящий на козлах Бородуля. Говорить я не мог, лишь слабо кивнул. Но даже от этого невинного движения меня так замутило, что я сжал виски руками. «Эк тебя, бедолагу! — сочувственно вздохнул бородач, извлекая откуда-то большую плоскую флягу. — На, полечись». Глотнув из фляги, я тут же вновь провалился в небытие. Краткое просветление возникло в тот момент, когда меня куда-то несли пять здоровых мужиков, а Бородуля бегал вокруг и причитал: «Полегче, братушки, полегче! Все-таки три с лишком года Илюша недолежал, в полную силу не вошел!» Я хотел было ответить, что он не прав, и тут двое передних мужиков с размаху раскрыли дубовую дверь моей головой. Последнее, что я услышал, прежде чем свет в очередной раз погас в моих глазах, было их удивленное: «Гляди-ка! И впрямь — недолежал!..»
— А потом?
— А потом меня неделю лечили в княжеском тереме. То есть «лечили» — это весьма условно, скорее просто без меры пичкали блюдом, приготовленным из сырых яиц, взбитых с сахаром, и категорически запрещали вставать с постели. Все эти издевательства творились со ссылкой на распоряжение придворного лекаря со странным именем Ойболитий. Несмотря на весьма большую власть и влияние на князя Вольдемира, народной любовью лекарь не пользовался. По крайней мере, слуга, приносивший мне еду, шепнул по секрету, что «этому коновалу только волков да кур пользовать, да и то животину жалко!» На седьмой день я не выдержал и категорически потребовал разговора с Ойболитием, либо с князем, либо с обоими сразу. Поскольку данное пожелание я высказывал, небрежно помахивая отломанной от стола дубовой ножкой, лекарь очутился в. моей комнате уже через полчаса. Не дав мне и рта раскрыть, он тут же заявил, что рад моему исцелению и уже приказал оборудовать превосходную печь. А если у меня есть какие-то пожелания по поводу того, чем князь может скрасить мой досуг в течение ближайших трех лет, то он, Ойболитий… Тут уж я рассердился не на шутку и, импровизируя на ходу, шестистопным ямбом объяснил лекарю, что любому ритуалу должен быть разумный предел. И если меня немедленно не отведут к Вольдемиру, то Ойболитий сам ляжет на свою печь. Тридцати трех лет не обещаю, но — надолго!
Лекарь заартачился, но я на его глазах отломил у стола вторую ножку и ударом ноги вынес дверь вместе с засовом. На свою беду и мою радость, по коридору как раз проходил сам князь. С другой стороны, как я уже имел честь вам сообщить, лицо у достойного правителя от рождения напоминало плохо испеченный блин, так что большого урона его красоте дверь не нанесла. Отлепив от нее свой нос, Вольдемир выслушал сбивчивые объяснения Ойболития, хлопнул меня по плечу и заявил: «Богатырь! Поедешь Кенарея-разбойника ловить!» Я и поехал.
— Но почему я? Неужели, кроме этого Кенарея, тут больше никто не водится?
Ки Дотт потупился:
— Видите ли, сэр Сэдрик… Во-первых, вы свистели, а во-вторых, объект охоты мне описали как могучего великана с пузом, подобным пивному котлу, и…
— Пузом?!
— Успокойся, милый, — едва сдерживая смех, положила мне руку на плечо Глори. — Так что там дальше, сэр Шон?
— Нет, погоди! Пузом?!
— Хорошо, хорошо. Брюшком. Милым, симпатичным!..
— Что?!!
— Не переживай, босс! — пришел на выручку Глори Бон. — Еще неделька-другая, и ты вновь придешь в форму.
Я только собрался поставить зарвавшегося мальчишку на место, как взгляд мой упал на ремень. Обычный кожаный ремень с массивной пряжкой. Совсем недавно в нем было восемь дырочек. Сейчас — девять. И то, что ремень был на мне, наводило на не шибко радужные мысли.
— Одним словом, — робко продолжил сэр Шон, — в моей голове возник образ слишком крупного для местных мужчины. Так что, когда я заметил у родника ваш силуэт, я подумал… а что мне еще было делать?! — Он чуть не плакал. Я оглядел эту глыбу литых мышц и в очередной раз подивился тому, как причудливо распорядилась судьба. Но потом мой взгляд остановился на нижней части торса Ки Дотта (ни намека на жирок!), и я не смог сдержаться:
— Исходя из полученных описаний, — как следует присмотреться к собственному отражению в воде и треснуть себя по лбу!
Глава XII,
— …И вот мы очутились в Дальне-Руссианском Пределе, — закончил наконец парень. — И единственная зацепка, которая у нас есть, — эта имя. Друзь. Волхв Друзь.
— Невероятно! — подскочил на месте сэр Шон. — Мы определенно встретились в добрый час!
— О нет! — тихо прошептал я Глори. — Сейчас он заявит, что путешествовать вместе нам назначено судьбой или какую-нибудь подобную глупость.
— Поверите ли, милорды и миледи, но путешествовать вместе нам назначено судьбой!
Глори поперхнулась от смеха, я покраснел от злости. Нет, по сравнению с событиями двухгодичной давности сейчас от сэра Шона куда больше толку, но внешние изменения никак не отразились на его мозгах и длине языка. Я прикинул, что денька через два такого путешествия явно опущусь до человековредительства.
— А что, разве вам не нужно ловить этого… как его… — попытался вывернуться Бон, которого, судя по всему, посетила схожая мысль.
— Кенарея-разбойника? — живо откликнулся детина. — Разумеется, сэр Бон, но перед необходимостью помочь друзьям и благородной даме меркнут все прочие дела. Разве только, — тут он поскучнел и громогласно вздохнул, — вы вновь не связаны обетом отклонять любую помощь.
Какой милый мальчик! А я и забыл о такой великолепной возможности от него избавиться.
— Разумеется… — начал я, но тут вмешалась Глори.
— Мне кажется, сэр Шон, — лучезарно улыбаясь, пропела она, — вы и в самом деле знаете, где мы можем найти Друзя.
— О, леди Глорианна! — прижал руку к груди Ки Дотт, — вы так проницательны, что, будь на мне шляпа, я бы ее тут же снял! Судьба распорядилась так, что именно в его доме я остановился, когда прибыл сюда в поисках разбойника. А вы что-то хотели сказать, сэр Сэдрик?
Я сглотнул. Что тут скажешь, и впрямь — с судьбой не поспоришь.
— Я хотел сказать, сэр Шон, что мы, разумеется, будем весьма признательны вам за помощь…
Помощь и впрямь была куда как ощутима: вдвоем с сэром Шоном мы так лихо расчищали путь, что очень скоро отряд выбрался на обнаруженную мною дорогу и драконозавры перешли на легкую рысь.
— А что будет, если этот Друзь не захочет нам помочь? — задала Глори давно мучивший всех нас вопрос.
— Или запросит за свои услуги столько, что нам это будет не по карману? — добавил практичный Римбольд.
Сэр Шон энергично помотал головой:
— Оставьте сомнения, друзья мои. Волхв пророчествует совершенно бескорыстно и не может отказать вопрошающему.
— Даже так? — подняла брови Глори. — Его что же, прокляли?
— Не совсем, леди Глорианна, хотя, судя по тому, что мне успел рассказать провожавший меня сюда Бородуля, да и сам Друзь, без сверхъестественных сил в этой истории не обошлось.
Прежде всего, Друзь в Дальне-Руссианском Пределе такой же чужак, как и мы с вами. Первые сорок с чем-то лет своей жизни он провел в Бутырре, где, как тут говорят, жил-поживал и добра наживал. При этом наживал весьма оригинальным образом: будучи потомственным жрецом и великолепным предпринимателем, которому позавидовал бы любой лепрехун, Друзь организовал так называемый Ритуальный Предсказательский Центр «Что? Где? Почем?». Система была налажена просто блестяще: к примеру, некий купец собирается в торговое плавание и желает узнать, в каком месте ему дадут лучшую цену за его товар и когда именно надо плыть, чтобы путешествию сопутствовала хорошая погода, а на его корабли не напали пираты. Купец идет к Друзю и заказывает два моления: Рус'алку, отвечаюшему за погоду, и Ссуфу, ответственному за удачу и покровительствующему в торговых предприятиях. Друзь проводит ритуалы по всем правилам, с положенными молитвами и жертвоприношениями, и у богов не остается выхода, кроме как дать ответ на поставленные вопросы.
Через несколько лет бизнес предприимчивого жреца разросся до весьма внушительных размеров, что, само собой, не могло обрадовать небожителей и их предстоятелей на земле. Во-первых, горожане практически перестали молиться самостоятельно, и в эфире круглые сутки звучал один-единственный до боли знакомый богам голос. Во-вторых, жители Бутырры вполне разумно рассудили, что им совершенно незачем посещать несколько «профильных» храмов и иметь дело с несколькими жрецами, когда можно обратиться к одному лишь Друзю практически по любому вопросу, да еще и обойдется дешевле, чем в официальном святилище. Наконец в-третьих, ни одному богу не может прийтись по душе, что его так беззастенчиво использует какой-то жалкий смертный. Само собой, терпению богов весьма скоро пришел конец, но вот беда — внешне действия РПЦ были абсолютно безупречны, ритуалы и моления свершались без сучка и задоринки, и карать предприимчивого жреца было вроде бы не за что. В финале кому-то — по-моему, хитроумному Ссуфу, — пришла в голову мысль сделать из кары награду. Он предложил даровать Друзю настоящий пророческий дар и при этом засунуть в какую-нибудь дыру, где поток просителей был бы ограничен, так сказать, естественными факторами. И, в качестве заключительного штриха, — повелеть ловкачу отныне трудиться безотказно и безвозмездно. Идея была единогласно одобрена, и на следующее утро Друзь, заснувший в собственной постели, проснулся в диких предгорьях Дальне-Руссианского Предела в убогой избушке с минимумом необходимого…
За занимательным рассказом время текло незаметно, и мы и глазом моргнуть не успели, как дорога привела нас к крепкому забору из теса, окружавшему высокий, крытый дранкой сруб и несколько хозяйственных построек.
— Ничего себе «убогая избушка», — присвистнул Бон. — По-моему, для дикого леса дядя устроился совсем неплохо.
— Ну, — слегка смутился сэр Шон, — с тех пор прошло лет двадцать и Друзь стал весьма известен в Пределе. Его тут иногда так прямо и называют — Друзь-Легенда. Само собой, такой обширной клиентуры, как на родине, у него больше нет, тем более что во главе местного пантеона стоит так называемая Троица — боги с весьма характерными именами Авось, Небось и Абыкак, помогающие от случая к случаю, но при этом вовсе не требующие молений и жертв. Но тем не менее правители, и в первую очередь великий князь Вольдемир, взяли пророка под свою опеку и снабжают всем необходимым. Опять-таки, обзаведясь основательным хозяйством и семьей, Друзь вряд ли соберется податься куда-нибудь еще, что также играет на руку князю, ведь собственный пророк повышает его авторитет.
— Тогда почему он не переберется в столицу, поближе к Вольдемиру?
— Боги не велят. Говорят, что в первый же день своего пребывания в Пределе, Друзь удостоился визита все того же Ссуфа. Игрок пообещал ему, что если вещун за какой-нибудь надобностью удалится от дома больше чем на три дня пути, то в тот же миг примется обживать еще более безлюдное место. К примеру, Альпенштокский перевал…
Первое, что мы увидели, приблизившись к усадьбе, это здоровенный стог сена на солнечной лужайке перед самым забором. В стоге нежился бородатый мужик и увлеченно грыз травинку. Судя по всему, мужику было хорошо, а поскольку рядом с ним стояла эдак полуведерная бутыль, на дне которой еще оставалось немного подозрительно мутной жидкости, хорошо ему было уже давно.
— О, Илюша! — радостно отреагировал он на появление Ки Дотта. — Уже вернулся?
— А ты уже напился? — брезгливо поджал губы наш проводник.
— Хто, я? — мужик сделал слабую попытку подняться, заранее обреченную на провал, и махнул рукой: — Эх, ничего-то ты не понимаешь! Вот сам рассуди, ты хто?
— Ох, ну сколько можно?! Богатырь я, Бородуля, богатырь!
— Пра-авильно. А если ты богатырь, то я хто?
— Алкоголик!
— Не-е… Я… этот… как же его, проклятого?..
— Кого?
— Ну, ты же мне сам рассказывал, пока сюда ехали… Сказ про богатыря Серебряну Длань, Драгоценный Зрак…
— Про кого? О, боги! Ты имеешь в виду роман великого Кокмура про Принца в рваном одеяле?!
— Во! Там с ним еще один проныра шастал… в шапке и с летающей крысью…
— Проныра? А-а, Жерри, Спутник Вечного…
— Во-во-во! — отчаянно закивал Бородуля, даже не дослушав: — Спутник. Ты — богатырь, я — Спутник.
— И что?
— А то, Илюшенька, что, пока ты Кенарея-разбойника по кустам гоняешь, я отлынивать тоже не намерен! Вот и борюсь… по мере сил…
— С зеленым змием? — подмигнул, не удержавшись, я. Бородуля, как видно, только-только обнаружил, что кроме «Ильи» тут присутствует кто-то еще.
— Трудно сказать. По-моему, меня заинтересовал полустертый рисунок на ее боку. Вот я и подумал, что за цену пары пирожков вполне могу потешить свое любопытство. Купил ва… — Сэр Шон отчаянно покраснел и торопливо поправился: — …Лампу и только хотел получше рассмотреть, как некая пожилая леди попросила меня помочь ей донести до дома корзину с капустой. Я решил, что помощь женщине, да еще и преклонных годов, дело вполне достойное и не уронит моей рыцарской чести. Я принял у нее корзину, сунул в мешок свою покупку, да и забыл про нее. А вспомнил только на следующий день, когда остановился на привал. Вытащил я эту штуку, стал разглядывать, но медь настолько позеленела от времени, что угадывались лишь смутные контуры рисунка. Тогда я нашел среди своей поклажи ветошь и порошок для полировки доспехов и как следует потер ва… эту штуку.
И тут из нее повалил густой черный дым, из которого материализовался разъяренный без меры дух огня ифрит. Навис он надо мной и загрохотал: «Ну наконец-то! Где ты шлялся так долго, непутевый?! Готовься к смерти!» Я выхватил меч и собрался дорого продать свою жизнь. Увидев это, ифрит расхохотался: «Твоя жалкая булавка не может причинить мне вреда, глупый Ала-д-Дин!». Решив, что последнее слово — ругательство, я взмахнул мечом и учтиво прокричал в ответ: «Сэр ифрит! Что толку обмениваться пустыми угрозами и оскорблениями? Я, сэр Шон Ки Дотт Лохолесский, вызываю вас на честный бой!»
Однако ифрит не спешил нападать. Напротив, он принял человеческий размер и с удивленным видом уставился на меня: «Так ты не Ала-д-Дин?» Решив, что кричал недостаточно громко, я вновь повторил свой вызов по всей форме. «Ошибочка вышла, — пробормотал ифрит, усаживаясь на землю, скрестив ноги. — Понимаешь, когда великий маг Давид Фильдеркопф заточил меня в этом сосуде, он предрек, что свободу мне вернет некий Ала-д-Дин. Я прождал почти тысячу лет, и теперь оказывается, что этот негодник и не думал меня спасать… Ладно, давай по-быстрому». Решив, что он имеет в виду поединок, я приободрился и встал в позицию. Посмотрев на меня, как на умалишенного, ифрит тяжко вздохнул: «Да не это, балбес. Желай». — «Чего?» — «А я почем знаю? Что люди обычно желают». — «А что люди обычно желают?» — «Вот ведь спаситель непутевый попался, — проворчал тот. — Груды золота высотой до неба, или прекрасный дворец в тысячу комнат, или красавицу жену, наконец».
Я задумался и понял, что ни первое, ни второе, ни третье меня совсем не прельщает, о чем честно сообщил ифриту. «Тогда придумай что-нибудь другое!». «Ладно, — сказал я, — если сможешь, то даруй мне возможность писать стихи не хуже моего дяди, славного Вайнила Ки Дотта». Он почему-то скривился, потом щелкнул пальцами и заявил: «Готово». Крайне удивившись, я попытался сочинить хотя бы пару строчек, и — о чудо! — сладостные рифмы полились с моего языка полноводной рекой: Сердечно поблагодарив ифрита, я собрался было уходить. «Куда?! — грозно вопросил мой благодетель. — А остальные два?» — «Два чего?» — поинтересовался я. «Желания, недоумок!» Я хотел было возмутиться, но потом вспомнил о вновь приобретенном таланте и о том, что ифрит тысячу лет просидел в ва… лампе. От такого у кого хочешь испортится характер.
Поэтому я глубоко вздохнул и выдал вторую мечту всей своей жизни: «Хочу выглядеть как сэр Амра Аквилон-Киммерийский». — «Ну и запросы у тебя! — проворчал ифрит. — Ладно, ничего не поделаешь»!» Убедившись, что и второе мое желание выполнено, я пришел в неописуемый восторг и произнес: «Эх, вот сейчас оказаться бы мне где-нибудь, где мои новые возможности будут востребованы и оценены по заслугам!» Ифрит подмигнул мне, хлопнул в ладоши и вдруг исчез. Я, разумеется, возмутился, поскольку как раз придумал третье желание — играть на всех без исключения музыкальных инструментах, включая архисложный дудук, названный в честь бога искусств Дудукана, но ифрит не отзывался. То ли отправился искать своего пресловутого Ала-д-Дина, то ли просто вспомнил о делах, которых за тысячу лет, как вы понимаете, должно было накопиться немало.
Ладно, у меня теперь тоже дел было невпроворот.
Казалось, со всех сторон неслись ко мне скорбные стоны тех, кто ждал моей рыцарской помощи. Поэтому я, не мешкая, отправился в путь, и два часа спустя очутился в болоте.
— Спасать обращенную в жабу принцессу? — подмигнул Бон. Сэр Шон смушенно потупился:
— Не совсем. По правде говоря, там я никого спасать не собирался. Да и само болото стало для меня полнейшей неожиданностью. Скажу более: никакого болота в том месте вовсе не должно было быть. Но оно было. Самое печальное, что я так увлекся сложением прелестного рондо, что заподозрил неладное, лишь погрузившись по колено в топь. А мое новое тело, при всех своих неоспоримых достоинствах, было куда тяжелее прежнего. От осознания того, что я могу самым вульгарным образом утонуть, так и не свершив ни одного славного деяния, а пуще того — так и не прочитав никому своих стихов, у меня едва не разорвалось сердце. И тут я в очередной раз убедился, что был рожден под счастливой звездой: послышались шаги, и я увидел некоего мужчину, казалось до самых бровей заросшего длинной и весьма неопрятной бородой. Как впоследствии оказалось, даже имя у него было соответствующее — Бородуля.
«Почто плюхаешься? — сурово вопросил он меня, почесывая живот. — Почто болотников не гоняешь?» — «Болотников?» — переспросил я, не совсем понимая, что это такое и почему я их должен гонять. «А для чего тебя еще Вольдемир-князь сюда послал, орясину?» — оскалился тот, снимая с плеча веревку. Увидев это, я решил благоразумно умолчать о том факте, что никакой Вольдемир никуда меня не посылал по причине того, что о правителе или рыцаре с таким именем я никогда не слышал. Площадно ругаясь, нежданный спаситель вытащил меня на твердую землю и, даже не дослушав благодарности, хлопнул по спине: «Ладно, паря! С непривычки оно и не зазорно. Ну, я пошел». «Куда?» — растерялся я. «Куд-куда! Ужин готовить да баньку топить». — «А я?» — «А ты — меч в зубы, и во-он по той тропинке, только я тебя прошу: больше в трясину не лезь». — «И что?» — «Аккурат на логово болотников набредешь. Да построже там с ними, окаянными, а то совсем житья нет! А как управишься, приходи. Почистишься, обсохнешь, меду выпьем». Делать нечего. Боясь оскорбить спасителя или неведомых болотников незнанием ритуала, я, как мог, очистил свой верный меч от грязи, взял его в зубы и направился по указанной тропинке.
Болотники оказались уродливыми приземистыми существами, чем-то отдаленно напоминающими помесь нашего тролля с жабой. Видимо, ритуал с мечом в зубах я выполнил как надо: завидев меня, большинство из них тут же обратилось в бегство, весьма быстро и ловко передвигаясь по зыбкой и неровной почве на своих кривых ногах с широченными перепончатыми ступнями, а остальные упали ниц и закрыли руками голову. Как я ни пытался растолкать их, чтобы, согласно все тому же ритуалу, строго погонять, эта затея не увенчалась успехом. Вконец отчаявшись, я выбрал одного, самого толстого и представительного, взял его за ногу и, невзирая на слабые попытки освободиться, потащил обратно. Я надеялся, что Бородуля погоняет его с большим успехом.
К своему немалому облегчению, дом я нашел без труда по поднимающемуся из трубы дыму. Бородуля как раз колол во дворе дрова. Увидев меня и болотника, оставляющего спиной широкий след в грязи, он пришел в явное замешательство.
«Прошу меня простить, сударь, но ваше поручение я не выполнил, — покаялся я. — Едва заметив меня, почти все болотники разбежались в разные стороны. Помня ваше предостережение, я не решился их преследовать, а вместо этого доставил одного сюда. Так что если вы уже приготовили ужин и истопили баньку…»
Договорить мне помешал болотник. Вывернувшись из моей руки, он одним прыжком оказался у ног Бородули, обхватил их, и изо рта его полилось кваканье и бульканье, а из глаз — слезы. Человек что-то ответил на том же квакающем языке, болотник быстро-быстро закивал, выдал еще одну длинную фразу, потом бросил на меня затравленный взгляд и упрыгал прочь со скоростью шаровой молнии.
«Ну, богатырь, — покачал головой Бородуля, — сколь живу, а такого не видывал. Нагнал же ты страху на болотников! Этот толстый у них за старейшину. Представляешь, поклялся не только не озоровать боле, но и сорок верст гатей настелить и во всем проезжающим помогать, только бы ты обратно к князю Вольдемиру уехал. И не думал, не гадал, что в Пределе нашем такие богатыри водятся! Силен!»
«В каком Пределе?» — машинально спросил я. «Дык ведь, вестимо, в каком. В Дальне-Руссианском, — охотно откликнулся хозяин. — Али на поле ратном по голове часто били, коль о таком спрашиваешь? Да и баешь все больше странно, не по-нашему…»
И тут я все понял. Мои мысли, высказанные вслух, ифрит принял за третье желание. Я действительно очутился в Дальне-Руссианском Пределе. Бородуля же, как оказалось, давно отсылал местному правителю князю Вольдемиру прошение прислать какого-нибудь доблестного рыцаря, или, как тут говорят, богатыря, чтобы приструнить распоясавшихся болотников, разрушающих гати и завлекающих проезжающих в столицу купцов с товарами в трясину. Так что, когда я появился, простодушный бородач решил, что я и есть долгожданный избавитель.
К стыду своему, должен сознаться, что я не рискнул разубеждать Бородулю и солгал, что по дороге сюда сразился с неким великаном, который, прежде чем испустить дух, ударил меня по голове своей дубиной. И теперь я страдаю дефектами речи и выборочными провалами в памяти. Вот, например, совсем не помню, ни кто такой князь Вольдемир, ни где он живет… «Вот горе-то какое! — всплеснул руками тот. — Хоть как звать-величать-то тебя не позабыл?»
Я уже хотел было назваться, но потом подумал и решил, подобно славным рыцарям прошлого, выбрать себе какое-нибудь вымышленное имя, чтобы благодарные люди превозносили меня за мои деяния, а не за титул и благородную фамилию. Или я не рыцарь… в смысле — не богатырь?! Или я… А что, неплохо звучит! «Меня зовут Илия-богатырь», — объявил я Бородуле. «Иди ты! — вытаращился тот. — Неужто сам Илья?» «Сам», — гордо подтвердил я. «А люди баяли, что тебе еще три с половиной года на печи лежать». «А мне надоело! Когда столько зла кругом, ни один ры… богатырь не смеет не то что лежать, а даже сидеть лишнюю минуту без дела!» — вдохновенно ответил я, с радостью видя на глазах Бородули слезы радости и умиления. Да, в этих землях явно давно не было настоящего защитника! Так я, сам того не зная, поступил на службу к князю Вольдемиру Красно Солнышко.
— А отчего у князя такое странное прозвище? — Испросила Глори, когда рассказчик перевел дух. — О, ваше высочество, нет ничего проще. Достаточно взглянуть на лицо этого господина, и все сразу становится ясно. Видите ли, оно у него круглое, как блин, и нездорово красное. Подозреваю, что Вольдемир страдает полнокровием, что вкупе с его страстью к крепким спиртным напиткам и невоздержанностью в отношении прекрасного пола весьма прозрачно намекает на возможность скорого апоплексического удара.
— А почему вы сказали, сэр Шон, что поступили на службу, сами того не зная? Разве это не был осознанный выбор?
— И да, и нет. Я, разумеется, был совсем не против поступить на службу к какому-нибудь могущественному и достойному правителю, тем более что в болоте утонул мешок со всем моим имуществом, но сперва желал немного освоиться в Пределе. Однако судьба распорядилась иначе. Сначала мы мылись в бане, и я едва не преставился — мой радушный хозяин напустил такого пару и так крепко отхлестал меня березовыми ветками, что в конце я самым малодушным образом взмолился о пощаде. А потом мне, едва стоящему на ногах, поднесли литровый ковш местного меда и приказали выпить его залпом. Больше о том дне я ничего не помню.
Очнулся я в телеге, лежа на мягких шкурах. Телега двигалась, немилосердно скрипя и подпрыгивая, а голова моя болела так, будто по ней и впрямь кто-то стукнул дубиной. Не удержавшись, я тихо застонал.
«Очнулся?» — поинтересовался сидящий на козлах Бородуля. Говорить я не мог, лишь слабо кивнул. Но даже от этого невинного движения меня так замутило, что я сжал виски руками. «Эк тебя, бедолагу! — сочувственно вздохнул бородач, извлекая откуда-то большую плоскую флягу. — На, полечись». Глотнув из фляги, я тут же вновь провалился в небытие. Краткое просветление возникло в тот момент, когда меня куда-то несли пять здоровых мужиков, а Бородуля бегал вокруг и причитал: «Полегче, братушки, полегче! Все-таки три с лишком года Илюша недолежал, в полную силу не вошел!» Я хотел было ответить, что он не прав, и тут двое передних мужиков с размаху раскрыли дубовую дверь моей головой. Последнее, что я услышал, прежде чем свет в очередной раз погас в моих глазах, было их удивленное: «Гляди-ка! И впрямь — недолежал!..»
— А потом?
— А потом меня неделю лечили в княжеском тереме. То есть «лечили» — это весьма условно, скорее просто без меры пичкали блюдом, приготовленным из сырых яиц, взбитых с сахаром, и категорически запрещали вставать с постели. Все эти издевательства творились со ссылкой на распоряжение придворного лекаря со странным именем Ойболитий. Несмотря на весьма большую власть и влияние на князя Вольдемира, народной любовью лекарь не пользовался. По крайней мере, слуга, приносивший мне еду, шепнул по секрету, что «этому коновалу только волков да кур пользовать, да и то животину жалко!» На седьмой день я не выдержал и категорически потребовал разговора с Ойболитием, либо с князем, либо с обоими сразу. Поскольку данное пожелание я высказывал, небрежно помахивая отломанной от стола дубовой ножкой, лекарь очутился в. моей комнате уже через полчаса. Не дав мне и рта раскрыть, он тут же заявил, что рад моему исцелению и уже приказал оборудовать превосходную печь. А если у меня есть какие-то пожелания по поводу того, чем князь может скрасить мой досуг в течение ближайших трех лет, то он, Ойболитий… Тут уж я рассердился не на шутку и, импровизируя на ходу, шестистопным ямбом объяснил лекарю, что любому ритуалу должен быть разумный предел. И если меня немедленно не отведут к Вольдемиру, то Ойболитий сам ляжет на свою печь. Тридцати трех лет не обещаю, но — надолго!
Лекарь заартачился, но я на его глазах отломил у стола вторую ножку и ударом ноги вынес дверь вместе с засовом. На свою беду и мою радость, по коридору как раз проходил сам князь. С другой стороны, как я уже имел честь вам сообщить, лицо у достойного правителя от рождения напоминало плохо испеченный блин, так что большого урона его красоте дверь не нанесла. Отлепив от нее свой нос, Вольдемир выслушал сбивчивые объяснения Ойболития, хлопнул меня по плечу и заявил: «Богатырь! Поедешь Кенарея-разбойника ловить!» Я и поехал.
— Но почему я? Неужели, кроме этого Кенарея, тут больше никто не водится?
Ки Дотт потупился:
— Видите ли, сэр Сэдрик… Во-первых, вы свистели, а во-вторых, объект охоты мне описали как могучего великана с пузом, подобным пивному котлу, и…
— Пузом?!
— Успокойся, милый, — едва сдерживая смех, положила мне руку на плечо Глори. — Так что там дальше, сэр Шон?
— Нет, погоди! Пузом?!
— Хорошо, хорошо. Брюшком. Милым, симпатичным!..
— Что?!!
— Не переживай, босс! — пришел на выручку Глори Бон. — Еще неделька-другая, и ты вновь придешь в форму.
Я только собрался поставить зарвавшегося мальчишку на место, как взгляд мой упал на ремень. Обычный кожаный ремень с массивной пряжкой. Совсем недавно в нем было восемь дырочек. Сейчас — девять. И то, что ремень был на мне, наводило на не шибко радужные мысли.
— Одним словом, — робко продолжил сэр Шон, — в моей голове возник образ слишком крупного для местных мужчины. Так что, когда я заметил у родника ваш силуэт, я подумал… а что мне еще было делать?! — Он чуть не плакал. Я оглядел эту глыбу литых мышц и в очередной раз подивился тому, как причудливо распорядилась судьба. Но потом мой взгляд остановился на нижней части торса Ки Дотта (ни намека на жирок!), и я не смог сдержаться:
— Исходя из полученных описаний, — как следует присмотреться к собственному отражению в воде и треснуть себя по лбу!
Глава XII,
в которой мы, сами того не желая, даем толчок для первого в истории мира межчемоданного общества контрабандистов, а попутно знакомимся с совершенно невозможными близнецами
Само собой, мы не стали посвящать сэра Шона во все детали нашего нового путешествия. С другой стороны, и сочинять ничего особенного нам тоже не пришлось — история амурных похождений Бона так и просилась на страницы рыцарского романа. Влюбленный рыцарь, прекрасная девушка-сирота, жестко-сердечный опекун, нелюбимые претенденты на руку красавицы и драгоценный выкуп… — чтоб мне умереть, если уже на середине рассказа Ки Дотт не принялся подвывать от восторга и пускать слюни!— …И вот мы очутились в Дальне-Руссианском Пределе, — закончил наконец парень. — И единственная зацепка, которая у нас есть, — эта имя. Друзь. Волхв Друзь.
— Невероятно! — подскочил на месте сэр Шон. — Мы определенно встретились в добрый час!
— О нет! — тихо прошептал я Глори. — Сейчас он заявит, что путешествовать вместе нам назначено судьбой или какую-нибудь подобную глупость.
— Поверите ли, милорды и миледи, но путешествовать вместе нам назначено судьбой!
Глори поперхнулась от смеха, я покраснел от злости. Нет, по сравнению с событиями двухгодичной давности сейчас от сэра Шона куда больше толку, но внешние изменения никак не отразились на его мозгах и длине языка. Я прикинул, что денька через два такого путешествия явно опущусь до человековредительства.
— А что, разве вам не нужно ловить этого… как его… — попытался вывернуться Бон, которого, судя по всему, посетила схожая мысль.
— Кенарея-разбойника? — живо откликнулся детина. — Разумеется, сэр Бон, но перед необходимостью помочь друзьям и благородной даме меркнут все прочие дела. Разве только, — тут он поскучнел и громогласно вздохнул, — вы вновь не связаны обетом отклонять любую помощь.
Какой милый мальчик! А я и забыл о такой великолепной возможности от него избавиться.
— Разумеется… — начал я, но тут вмешалась Глори.
— Мне кажется, сэр Шон, — лучезарно улыбаясь, пропела она, — вы и в самом деле знаете, где мы можем найти Друзя.
— О, леди Глорианна! — прижал руку к груди Ки Дотт, — вы так проницательны, что, будь на мне шляпа, я бы ее тут же снял! Судьба распорядилась так, что именно в его доме я остановился, когда прибыл сюда в поисках разбойника. А вы что-то хотели сказать, сэр Сэдрик?
Я сглотнул. Что тут скажешь, и впрямь — с судьбой не поспоришь.
— Я хотел сказать, сэр Шон, что мы, разумеется, будем весьма признательны вам за помощь…
Помощь и впрямь была куда как ощутима: вдвоем с сэром Шоном мы так лихо расчищали путь, что очень скоро отряд выбрался на обнаруженную мною дорогу и драконозавры перешли на легкую рысь.
— А что будет, если этот Друзь не захочет нам помочь? — задала Глори давно мучивший всех нас вопрос.
— Или запросит за свои услуги столько, что нам это будет не по карману? — добавил практичный Римбольд.
Сэр Шон энергично помотал головой:
— Оставьте сомнения, друзья мои. Волхв пророчествует совершенно бескорыстно и не может отказать вопрошающему.
— Даже так? — подняла брови Глори. — Его что же, прокляли?
— Не совсем, леди Глорианна, хотя, судя по тому, что мне успел рассказать провожавший меня сюда Бородуля, да и сам Друзь, без сверхъестественных сил в этой истории не обошлось.
Прежде всего, Друзь в Дальне-Руссианском Пределе такой же чужак, как и мы с вами. Первые сорок с чем-то лет своей жизни он провел в Бутырре, где, как тут говорят, жил-поживал и добра наживал. При этом наживал весьма оригинальным образом: будучи потомственным жрецом и великолепным предпринимателем, которому позавидовал бы любой лепрехун, Друзь организовал так называемый Ритуальный Предсказательский Центр «Что? Где? Почем?». Система была налажена просто блестяще: к примеру, некий купец собирается в торговое плавание и желает узнать, в каком месте ему дадут лучшую цену за его товар и когда именно надо плыть, чтобы путешествию сопутствовала хорошая погода, а на его корабли не напали пираты. Купец идет к Друзю и заказывает два моления: Рус'алку, отвечаюшему за погоду, и Ссуфу, ответственному за удачу и покровительствующему в торговых предприятиях. Друзь проводит ритуалы по всем правилам, с положенными молитвами и жертвоприношениями, и у богов не остается выхода, кроме как дать ответ на поставленные вопросы.
Через несколько лет бизнес предприимчивого жреца разросся до весьма внушительных размеров, что, само собой, не могло обрадовать небожителей и их предстоятелей на земле. Во-первых, горожане практически перестали молиться самостоятельно, и в эфире круглые сутки звучал один-единственный до боли знакомый богам голос. Во-вторых, жители Бутырры вполне разумно рассудили, что им совершенно незачем посещать несколько «профильных» храмов и иметь дело с несколькими жрецами, когда можно обратиться к одному лишь Друзю практически по любому вопросу, да еще и обойдется дешевле, чем в официальном святилище. Наконец в-третьих, ни одному богу не может прийтись по душе, что его так беззастенчиво использует какой-то жалкий смертный. Само собой, терпению богов весьма скоро пришел конец, но вот беда — внешне действия РПЦ были абсолютно безупречны, ритуалы и моления свершались без сучка и задоринки, и карать предприимчивого жреца было вроде бы не за что. В финале кому-то — по-моему, хитроумному Ссуфу, — пришла в голову мысль сделать из кары награду. Он предложил даровать Друзю настоящий пророческий дар и при этом засунуть в какую-нибудь дыру, где поток просителей был бы ограничен, так сказать, естественными факторами. И, в качестве заключительного штриха, — повелеть ловкачу отныне трудиться безотказно и безвозмездно. Идея была единогласно одобрена, и на следующее утро Друзь, заснувший в собственной постели, проснулся в диких предгорьях Дальне-Руссианского Предела в убогой избушке с минимумом необходимого…
За занимательным рассказом время текло незаметно, и мы и глазом моргнуть не успели, как дорога привела нас к крепкому забору из теса, окружавшему высокий, крытый дранкой сруб и несколько хозяйственных построек.
— Ничего себе «убогая избушка», — присвистнул Бон. — По-моему, для дикого леса дядя устроился совсем неплохо.
— Ну, — слегка смутился сэр Шон, — с тех пор прошло лет двадцать и Друзь стал весьма известен в Пределе. Его тут иногда так прямо и называют — Друзь-Легенда. Само собой, такой обширной клиентуры, как на родине, у него больше нет, тем более что во главе местного пантеона стоит так называемая Троица — боги с весьма характерными именами Авось, Небось и Абыкак, помогающие от случая к случаю, но при этом вовсе не требующие молений и жертв. Но тем не менее правители, и в первую очередь великий князь Вольдемир, взяли пророка под свою опеку и снабжают всем необходимым. Опять-таки, обзаведясь основательным хозяйством и семьей, Друзь вряд ли соберется податься куда-нибудь еще, что также играет на руку князю, ведь собственный пророк повышает его авторитет.
— Тогда почему он не переберется в столицу, поближе к Вольдемиру?
— Боги не велят. Говорят, что в первый же день своего пребывания в Пределе, Друзь удостоился визита все того же Ссуфа. Игрок пообещал ему, что если вещун за какой-нибудь надобностью удалится от дома больше чем на три дня пути, то в тот же миг примется обживать еще более безлюдное место. К примеру, Альпенштокский перевал…
Первое, что мы увидели, приблизившись к усадьбе, это здоровенный стог сена на солнечной лужайке перед самым забором. В стоге нежился бородатый мужик и увлеченно грыз травинку. Судя по всему, мужику было хорошо, а поскольку рядом с ним стояла эдак полуведерная бутыль, на дне которой еще оставалось немного подозрительно мутной жидкости, хорошо ему было уже давно.
— О, Илюша! — радостно отреагировал он на появление Ки Дотта. — Уже вернулся?
— А ты уже напился? — брезгливо поджал губы наш проводник.
— Хто, я? — мужик сделал слабую попытку подняться, заранее обреченную на провал, и махнул рукой: — Эх, ничего-то ты не понимаешь! Вот сам рассуди, ты хто?
— Ох, ну сколько можно?! Богатырь я, Бородуля, богатырь!
— Пра-авильно. А если ты богатырь, то я хто?
— Алкоголик!
— Не-е… Я… этот… как же его, проклятого?..
— Кого?
— Ну, ты же мне сам рассказывал, пока сюда ехали… Сказ про богатыря Серебряну Длань, Драгоценный Зрак…
— Про кого? О, боги! Ты имеешь в виду роман великого Кокмура про Принца в рваном одеяле?!
— Во! Там с ним еще один проныра шастал… в шапке и с летающей крысью…
— Проныра? А-а, Жерри, Спутник Вечного…
— Во-во-во! — отчаянно закивал Бородуля, даже не дослушав: — Спутник. Ты — богатырь, я — Спутник.
— И что?
— А то, Илюшенька, что, пока ты Кенарея-разбойника по кустам гоняешь, я отлынивать тоже не намерен! Вот и борюсь… по мере сил…
— С зеленым змием? — подмигнул, не удержавшись, я. Бородуля, как видно, только-только обнаружил, что кроме «Ильи» тут присутствует кто-то еще.