Страница:
Сосредоточив на мне взгляд, по мутности превосходящий содержимое бутыли, он погрозил пальцем:
— Ага! Вот ты какой, разбойник!
— Что ты несешь?! — истерично завопил сэр Шон. — Это вовсе не разбойник…
— …Потому что разбойник — это я!
Поглядев на Бона, Бородуля икнул, протер глаза и торжественно пообещал:
— Вот шоб я еще хоть раз пил первач на поганках! Вон, уже в очах двоится…
— Да нет, Кенарей — это я, — жизнерадостно подмигнула пропойце Глори.
— … троится… — загипнотизированно прошептал Бородуля.
— Как вам не стыдно?! — возмутился Римбольд. — До чего человека довели!
Появление гнома стало для «Спутника богатыря» последней каплей:
— …четверится… и уменьшается… а-а-а!!!
Когда нам с помощью Ветерка удалось выкопать очумевшего Бородулю из самой середины стога, он был совершенно трезв. И более того — по слухам, всю оставшуюся жизнь не пил ничего крепче воды.
Как бы там ни было, мы оставили драконозавров в просторном стойле, указанном Ки Доттом, и, с вещами в руках, направились к дому.
— Простите, сэр Шон, мне вдруг стало любопытно. С чем там ходил тот герой романа, с которым ассоциировал себя ваш провожатый? — поинтересовалась Глори.
— О, миледи, всего-навсего с крылатым котом. Просто в Дальне-Руссианском Пределе почему-то совсем нет кошек, а вместо них…
Договорить Ки Дотту помешал низкий и раскатистый звук, идущий откуда-то из глубин дома. От неожиданности мы все вздрогнули.
— Что это было? — дрожащим голосом поинтересовался Римбольд, чье лицо было едва ли не белее его же собственной бороды.
— О, ничего особенного, — махнул рукой Ки Дотт. — Просто…
Звук повторился, причем теперь он был ближе, громче и явно исходил из нескольких глоток. Лично мне он более всего напоминал «песенку» голодного тигропарда. Бон вскинул арбалет, я выхватил меч, дра-конозавры воинственно оскалились.
— Хватит, хватит, попрошайки! Лопнете! — раздался ласковый женский голос — Идите гуляйте!
Дверь широко распахнулась, и мы увидели невысокую пухленькую старушку, вооруженную лохматой метлой. Сконфузившись, мы опустили оружие.
— Ой, Илюшенька вернулся! — радостно всплеснула руками старушка. — Да не один, а с гостями! Али еще кому дядька Друзь понадобился?
— Угадала, тетушка Матрена, — кивнул сэр Шон.
— Ну и ладно, ну и хорошо. Дядька Друзь, он завсегда безотказный. Да вы проходите, проходите в дом… Цирилка, Мистлейка! Брысь!
— Ой! — восхищенно прижала ладони к щекам Глори. — Кто это? Какое чудо!
«Чудом» оказались две красновато-рыжие зверюшки размером с крупного зайца, выскочившие из дома и принявшиеся нарезать круги на лужайке под окнами. Они были явно кошачьей породы, но куда более поджарые и мускулистые, чем привычные нам мурлыки, с короткими, будто обрубленными, хвостами и забавными кисточками на кончиках ушей.
— Вестимо что, — пожала плечами хозяйка, — крыси это. Аль не видали никогда?
Глори молча помотала головой, и я понял, что на ближайшие пару часов она полностью потеряла интерес ко всему окружающему, включая любимого мужа и друзей. Хорошо, что драконозавры не видят, а то не миновать нам безобразной сцены ревности…
— Так это… они рычали? — все еще слабым голосом поинтересовался Римбольд.
— Что ты, гостенек! Скажешь тоже! Есть, есть они выпрашивали, разбойники, — усмехнулась старушка. — Рычат-то они куда как сурьезнее! И не только рычат. Вот попробовал бы ты ночью через забор перелезть, когда они по двору шастают, так узнал бы, почем фунт лиха! С ними даже ведмеди не связываются!
Кто такие ведмеди, гном, как и все мы, не знал, но в этот момент одна из крысей потянулась, выпустив когти, и широко зевнула, продемонстрировав весьма внушительные для своего размера клыки. Римбольд сглотнул слюну и благоразумно предпочел поверить Матрене на слово.
Хозяйка шмыгнула обратно в дом и тут же вернулась. Вручив нам свежие полотенца и флакон с пахнущим липой жидким мылом, она сообщила, что «Илюша, где у нас умывальник, уже выучил, а я пока поищу чего-нибудь покушать». Надо сказать, насчет «поищу» и «чего-нибудь» она сильно поскромничала. Конечно, мы, весьма соскучившись по даже столь скромным проявлениям цивилизации, провели у умывальника несколько больше времени, нежели обычно, но ведь не настолько же! И тем не менее, когда я увидел накрытый в большой комнате стол, у меня закрались некоторые сомнения в том, что нас тут не ждали. И не у меня одного.
— Ох! — простонал Бон. — Прощайте, друзья! Погибну, погибну во цвете лет от обжорства!
— Если на твою долю что-нибудь останется, болтун! — невнятно пробурчал Римбольд, каким-то волшебным образом переместившийся из-за моей спины на лавку, стоящую перед столом, и с урчанием вгрызаясь во что-то, источающее восхитительный аромат.
До сих пор не могу понять, где я нашел силы для того, чтобы усадить Глори, вежливо поблагодарить Матрену, выслушать ее отказ присоединиться, подождать, пока она не выйдет из комнаты, и лишь потом попытаться отбить у прожорливых друзей немного пищи. А она стоила того, чтобы за нее побороться, ей-ей! Последний раз нас так вкусно кормили в королевском дворце Тилианы, но тогда, по известным причинам, я не испытал и сотой доли нынешнего удовольствия.
В разгар пира вновь прозвучал уже слышанный нами ранее грозный рык крысей. На этот раз звучал он еще внушительнее, поскольку к двум, виденным нами, присоединились еще три. Глори, к тому моменту уже успевшая утолить первый голод, тут же принялась выискивать на столе самые лакомые кусочки (иногда даже вытаскивая их из моей тарелки!) и скармливать прожорливым зверюшкам. Надо сказать, что если голодная крысь издает просто громкие звуки, то ее сытое, довольное урчание звучит до безобразия громко. Особенно если оную крысь гладят и чешут за ухом.
Наконец гастрономическая вакханалия подошла к концу.
— Детка, гони своих усатых на улицу или сама иди вместе с ними! — категорически потребовал Римбольд.
— Это еще почему? — возмутилась Глори. Лежащая у нее на коленях крысь, тут же уловив перемену настроения, открыла один глаз и тихонько рыкнула, а остальные, отирающиеся вокруг ног моей ненаглядной, дружно поддержали. Гном мигом оказался на противоположной стороне лавки и затараторил:
— Ничего-ничего! Я просто собирался вытянуть свои старые, больные, стертые ноги и вздремнуть чуток, но теперь подумал, что лучше мне устроиться не на жесткой лавке, а в том симпатичном стоге сена, где…
— Здравы будьте, гости дорогие!
Эге, а вот и хозяин дома появился! Никем другим этот могучий, кряжистый старик быть не мог. Дальне-Руссианский Предел, конечно, находится на другой стороне Чемодана, и все такое, но вряд ли тут все пожилые мужчины поголовно ходят в холщовых небеленых рубахах, расшитых непонятными узорами, опираясь на посохи с навершиями в виде совы, а живая сова сидит у них на плече. Одним словом, выглядел он вполне легендарно.
— И тебе, мудрый Друзь, здоровья и всего наилучшего! — ответил за всех я, попытавшись говорить максимально «по-местному». — Да и за теплый прием спасибо.
— Полноте, — огладил бороду кудесник. — В Пределе нашем закон гостеприимства свят. Да и в животе бурчание — худая музыка к беседе.
— Правильно, — важно кивнул Римбольд и похлопал по своему изрядно вздувшемуся животу. — Мы в Стоунхолде придерживаемся тех же взглядов.
— Да и мы в Геймсе…
— И мы в Хойре… — не сговариваясь, одновременно заявили мы с Боном. А вот Глори ничего не сказала — она была чересчур занята обихаживанием крысей. Впрочем, даже без упоминания с ее стороны о Гройдейле я почти услышал тот стук, с которым отвалилась нижняя челюсть Друзя. Отшвырнув в угол посох и небрежно выкинув обиженно ухнувшую сову в раскрытое окно, он буквально рухнул на лавку и очумело помотал головой, а потом замысловато выругался:
— Ох, чтоб я сдох! Извините, барышня, не удержался. То двадцать лет с родины вестей не было, а то соотечественники табуном пошли! Не иначе, Альпенштокский перевал растаял…
— Ничего, господин Друзь, я понимаю.
— Сомневаюсь. Я ведь уже скоро четверть века в этой глуши сижу, думал, что и говорить-то по-человечески разучился, без всех этих «вельми» и «доколе». Ну что, господа, давайте знакомиться?
Следующие три часа мы, сменяя друг друга, пересказывали сначала все мировые новости, а потом и наши собственные приключения. Друзь только головой качал да машинально жевал один пирожок за другим.
— Да, дела-а… — протянул он, когда мы наконец закончили. — Значит, яйцо феникса в этот раз всплыло у нас? И ты, парень, настолько любишь ту девицу, что готов отдать такое сокровище?
— Скажем так: у меня нет выбора, — хмуро ответствовал Бон.
— Сэр Бон — истинный рыцарь, для которого верность даме сердца превыше любых сокровищ!
Взгляд Друзя, брошенный на Ки Дотта, был весьма характерен. Как видно, подобные неисправимые идеалисты водились на этой стороне Чемодана примерно в том же количестве, что и у нас.
— И потом, яйцо ведь еще нужно достать, — добавил я. — На вас, уважаемый Друзь, вся надежда. Поможете?
— Помогу, помогу, куда ж я денусь, — махнул рукой тот. — Вот поговорим еще немного и займемся. Дело-то нехитрое. Вы мне другое скажите: теперь что же, оттуда сюда любой шастать может? Хоть пешком, хоть верхом?
— Это вряд ли, — покачал головой Бон. — Я вот, например, человек, в силу профессии, весьма наблюдательный.
— Допустим. И что с того?
— А то, что даже я ни в жисть не отличу в Ущелье Хрюкающей Погибели иллюзорную стену от настоящей.
— Ерунда! Способов уйма. Ох, порадовали вы старика! За такую новость и выпить не грех!
Мы с удивлением взирали на пребывавшего в эйфории волхва и никак не могли понять, что же в нашем рассказе его так обрадовало. В конце концов Римбольд не выдержал и поинтересовался.
— Что?! — возмутился Друзь. — И вы еще спрашиваете?! Да вы же фактически подарили мне свободу и обеспечили до конца дней!
— Простите, но мы считали, что божественное проклятие…
— А, вы уже слышали? Так вот, вся эта история с явлением мне Ссуфа и его грозным предостережением — высокохудожественный свист моего же собственного сочинения.
— Но тогда почему вы двадцать лет прожили в этой глуши? Вы наверняка привыкшие к совсем иной жизни?
— Знаете, милая барышня, привычка именно тем и хороша, что от нее при определенных обстоятельствах можно избавиться. Вот, к примеру, на родине я активно баловался трубкой, но в Дальне-Руссианском Пределе и окружающих его странах не растет табак, и — вуаля! — я бросил курить и чувствую себя превосходно. Что же до остального, то в этой глуши я сам себе господин — раз, живу на всем готовом — два, и работаю только от случая к случаю — три. Но этого не будет, если надо мной будет постоянно довлеть князь Вольдемир Красно Солнышко, хан Ушат Помоев, конунг Свен Занудссен, автократор Дуля Мелиоратий или любой другой хозяин. Они тут же заставят меня предсказывать с утра до ночи, сами будут грести деньги лопатой, а мне останется лишь облизываться.
— Но разве тут вы не пророчествуете совершенно бесплатно? Или это тоже выдумка?
— Увы! Это горькая правда. Но все дело в том, что любой прибегающий к моей помощи считает своим долгом оставить небольшой подарок. Слава богам за то, что право принимать подарки они у меня не отняли. Остается лишь намекнуть, что именно я хотел бы получить в дар, — и дело в шляпе.
— Понимаю. Вы намереваетесь вернуться на родину и приняться за свой старый бизнес.
— А вот и не угадали, господин Каменный Кукиш! С РПЦ «Что? Где? Почем?» покончено навсегда. Я не собираюсь искушать судьбу и вновь привлекать к своей скромной персоне божественное внимание. Тем более что теперь у меня есть грандиозный и фактически неиссякаемый источник обогащения… Кстати, кроме жены и детей мне явно потребуются помощники. Не хотите войти в долю на правах, так сказать, первооткрывателей?
— О чем вы?
— Я намереваюсь стать первым межчемоданным контрабандистом!
Что и говорить, мы откровенно опешили. А Друзь продолжал вещать, с каждой фразой все более воодушевляясь:
— То есть контрабандой наши действия будут только на первых порах, пока мы не раскрутимся. Вы только представьте, какое будущее нас ждет! Никакой конкуренции! Никаких посредников! Выбор товаров и клиентов исключительно на наш собственный вкус! О, я уже вижу себя главой торговой империи «Друзь и Компаньоны»… нет, «Иномирье»! Да, именно так будет называться мое предприятие. Лучшие товары из другого мира — оптом и в розницу! Надеюсь, тридцать процентов прибыли вас устроят?
— Тридцать?! — восхищенно переспросил я.
— Хм, тридцать? — заинтересовался Бон.
— Всего тридцать?! — возмутился Римбольд.
— Сэр Шон, можно попросить вас о маленьком одолжении? — потянулась Глори.
— Разумеется, миледи! — вскочил с места Ки Дотт.
— В седельной сумке моей Лаки карта. Не будете ли вы столь любезны принести ее?
Подождав, пока рыцарь Лохолесья удалится достаточно далеко, моя жена оперлась руками о стол и подалась вперед, сразу напомнив мне готовую к прыжку крысь:
— Ничего не выйдет!
— Но почему? — хором воскликнули мы все, включая Друзя. Он, видимо, впервые сталкивался со столь корыстолюбивой девушкой, о чем с подкупающей прямотой тут же и сообщил. Глори очень нехорошо ухмыльнулась. Некоторое время после они молча сверлили друг друга глазами, а мы, прекрасно зная об исходе подобной «дуэли», не вмешивались. Как и следовало ожидать, моя любимая победила.
— Хорошо, госпожа Глорианна. Сколько вы хотите? Сорок процентов? Пятьдесят?
— Деньги тут не играют роли, уважаемый Друзь. Вы когда-нибудь слышали такую аббревиатуру, как КГБ?
По лицу волхва было ясно, что о подручных душки Робина он слышал, и неоднократно.
— Тем лучше. Я сберегу уйму времени, если не буду вдаваться в подробности. Да и сэр Шон, которому все это слушать совсем ни к чему, скоро должен понять, что никакой карты в моей седельной сумке нет… Итак, как вы думаете, друг мой, долго ли вы сохраните монополию своей лавочки, после того как господин Робин Бэд о ней узнает?
Друзь вновь витиевато выругался, но на этот раз даже не подумал извиняться. Зная Глори, я понял, что мысленно она накрутила экс-волхву еще пару-тройку процентов — в счет моральной компенсации.
— Вы правы. Без «крыши» в таком деле вряд ли обойдешься, а лучшей «крыши», чем КГБ, не найти. Но вы же должны понимать, что в таком случае я не могу предложить вам даже тех тридцати процентов, о которых говорил изначально. Что вы думаете о десяти?
— Двенадцать.
— Одиннадцать.
— Я не торгуюсь, я предупреждаю. Независимо от того, на чем вы порешите с Робином, мы получим двенадцать процентов от общей суммы заключенной сделки. В данном случае — от совокупной прибыли Комитета за отчетный период времени. Так что не продешевите, дорогой Друзь, — сладко потянулась Глори, упиваясь ошарашенным видом экс-волхва. — А то за двадцать лет жизнь у нас здорово подорожала…
К тому моменту, как на пороге комнаты вновь возник расстроенный донельзя сэр Шон, Друзь успел выхлебать мелкими глоточками половину эдак четвертьведерной бутыли какой-то настойки, пахнущей валерианой, и прийти в себя. Вторую половину бутыли сообща уговорили крыси, после чего их нежная привязанность к Глори переросла в пылкое обожание.
— Мне очень стыдно, миледи, но я ничего не нашел, — сокрушенно развел руками лохолесец. — Несмотря на то что тщательно осмотрел не только вашу седельную сумку, конюшню и подворье, но и всю местность вокруг дома в радиусе десяти метров. Видимо, вы потеряли карту где-то в лесу.
То-то его не было чуть ли не полтора часа! Вот уж действительно, пошли дурака богу молиться — он и лоб расшибет, и нос, и все остальное. Кстати о дураках и травмах:
— Что с вашей рукой, сэр Шон?
— С рукой?.. А, ничего особенного, сэр Сэдрик, обо что-то поцарапался…
Угу, как же! Знаю я это «что-то»! Большое, черное, хвостатое, зубастое, любит кушать и не любит, когда в вещи его обожаемого хозяина залезают без спроса. Ки Дотт, не иначе, подумал, что Глори что-то напутала, и решил поискать карту и в моей сумке заодно. Счастье его, что Изверг к нему уже попривык и не стал хватать в полную силу…
— Бедный, бедный сэр Шон! Это все из-за меня и моей рассеянности! — всплеснула руками Глори. Она достала носовой платок, смочила его кончик в вине и стала осторожно промывать длинные кровоточащие царапины, тянущиеся через всю руку Ки Дотта до самого локтя. Судя по блаженной физиономии «богатыря», он здорово сожалел, что Изверг не разделал его с ног до головы. Впрочем, пару раз он приходил в себя и кидал на меня извиняющиеся взгляды, явно опасаясь, что я взревную и дам ему в ухо. Ох, молодежь! Да не знай я свою женушку, я бы ему еще два года назад ноги повыдергал!..
Подождав окончания медицинских процедур, Друзь хлопнул ладонями по коленям и решительно встал:
— Ну, коли все в сборе, то нечего зря время тянуть. Матреша! Тащи-ка в дальнюю светелку мой Вещий баян!
Вещий баян оказался странного вида музыкальным инструментом, больше всего похожим на большой раздвижной ящик с мехами наподобие кузнечных и двумя ручками по бокам, усеянными махонькими кнопочками. Закинув на плечи ремни, фиксирующие баян на уровне груди, Друзь кивнул на лавку:
— Садитесь и ждите. Сейчас я при помощи баяна войду в транс, а когда придет время, один из вас громко и четко задаст вопрос. Понятно?
— Чего уж непонятного, — проворчал Римбольд, — Только откуда нам знать, что это самое время пришло?
— Не волнуйтесь, не ошибетесь! — Волхв глубоко вздохнул, с чувством произнес: «Ну, боги в помощь!», закрыл глаза и растянул меха.
Мама моя! Столь душераздирающих звуков я не слышал с тех самых пор, как один мой знакомый еще в Сосновой Долине вознамерился научиться играть на волынке, совершенно не обладая слухом.
— Я, пожалуй, пойду… — дернулся было в сторону двери позеленевший гном.
— Сиди! — сквозь зубы приказала Глори. — Вдруг твой уход что-то изменит.
— А моя смерть от разрыва сердца, по-твоему, ничего не изменит?! — возмутился Римбольд, но все же подчинился.
— Скорее уж — от разрыва барабанных перепонок! — не согласился Бон. — С другой стороны, все могло бы быть и хуже.
В этот момент Друзь издал совершенный по дисгармонии пассаж, от которого у меня заломило зубы.
— Да куда уж хуже?!
— Он мог бы вдобавок петь!
— Ну?
— Что «ну»? — не понял я. Парень пожал плечами:
— А я откуда знаю?
— Разве это не ты сказал?
— Ну?! — на этот раз в вопросе чувствовалось явное нетерпение.
— Тпру! — фыркнул Римбольд, поковыряв в ухе пальцем. — Хватит дурака валять!
— Слушайте, вы не хамите! А то прокляну! Только теперь мы поняли, что, во-первых, Вещий баян уже молчит, а во-вторых, «нукал» не кто-то из нас, и даже не Друзь, а кто-то еще.
— Ой, господи! — зажала рот ладонью Глори.
— Наконец-то! Дошло! — чужим и на редкость ехидным голосом отметил волхв и тут же добавил другим, чуть выше: — И не «господи», а «господа». Нас тут двое.
— А ты зачем влез?! — возмутился «Друзь-баритон».
— Это ты влез! Сегодня моя очередь! — завопил «Друзь-тенор».
— И ничего не твоя! Твоя была в прошлый раз!
— Щаз! В прошлый раз была очередь этого булькающего зануды Рус'Алка, но ему было лениво, поэтому он попросил ответить меня.
— Эй, ты ври, да не завирайся! И ничего он тебя не просил! Ты сам предложил.
— Но он же согласился!
— Э-э… господа… — вмешался я, чувствуя, что от всего происходящего моя крыша плавно съезжает набок. — Простите, что перебиваю, но вы кто?
— Нет, Буйли, ты это слышал?! Он еще спрашивает!
— Ох, Магги, и не говори! Почаще в храм ходить надо, приятель, а не пользоваться услугами сомнительных шарлатанов вроде Друзя!
— Правильно, Буйли! Так их! И про жертвы, про жертвы не забудь!
— Мы бесконечно счастливы, что великие боги Буйль и Магиотт снизошли до наших скромных нужд и смогли уделить нам немного драгоценного времени, — торжественно склонила голову Глори. — И нам горько слышать, что незнанием своим мы вызвали неудовольствие божественных. Уверяю, что если бы мудрый Друзь хотя бы намекнул…
— Ладно, детка, расслабься! Мы — боги милостивые, не чета другим.
— Точно, братец! Но вот в храм ходить все равно надо! И жертвовать. А то не будет никакого покровительства.
— К нашей глубокой скорби, среди нас нет ни магов, ни ученых, божественные, — вмешался Бон.
— Да знаю, знаю, — сварливым баритоном отозвался, кажется, Буйль. — Уж адепта Ссуфа я как-нибудь отличу!
— Эт-точно! — поддакнул Магиотт. — Из любой ситуации без мыла вывернется. Не хочешь жертвовать — не надо, перебьемся как-нибудь, хотя пару подношений в год мог бы и сделать. Из вежливости… Ладно, спрашивай, что ли.
— Мне жизненно необходимо найти яйцо феникса, божественные. Я знаю, что оно где-то в Дальне-Руссианском Пределе…
— А если знаешь, то чего спрашиваешь?
— …но я не знаю, у кого именно оно хранится, а Предел так велик и в нем так много жи…
— А ты так мал, и у тебя так мало вре… — передразнил парня Буйль. — Ладно, не дуйся. Ту, кого ты ищешь, зовут Степанида.
— Ты чего несешь, Буйли?! Яйцо у Стефании!
— А я говорю, у Степаниды!
— Ша! Будешь из себя умного корчить, когда будут спрашивать касательно твоего любимого живодера Павлоффа!
— Ученого!
— Все равно мне лучше знать, как зовут моих адептов из первой пятерки!
— Может, тебе и лучше знать, но в Дальне-Руссианском Пределе ее знают как Степаниду!
— Божественные, божественные! — взмолился Бон. — Я понял. Но где мне ее искать?
— Ой, какой ты нудный! У Друзя спросишь. Тут ее избушку на гусиных лапках всякий знает…
— На раковых шейках! — вставил Магиотт.
— Братец! Ты опять?!
— Нет, это ты опять! Кто из нас отвечает?
— Я!
— А я?
— А ты потом!
— А я хочу сейчас!
— Нет ничего проще, божественные, — улыбнулась Глори. — Давайте мы просто зададим вам еще один вопрос.
— Ишь, какая шустрая! — возмутился Магиотт. — А ритуал, значит, побоку?
— А на воззвание при помощи Вещего баяна, значит, можно плюнуть и растереть? — поддержал его Буйль.
— А очередность ответов на людские воззвания среди богов, значит, нагло проигнорировать?
— А… а… а здорово!
— Необычно!
— Небанально!
— Нешаблонно!
— Спрашивай!
С трудом придав лицу серьезный вид, приличествующий общению с богами, Глори покосилась на сидящего в дальнем углу и совершенно очумевшего Ки Дотта и торжественно произнесла:
— Где скрывается Кенарей-разбойник?
— Ну что, братик? Хором?
— Ага. Три, четыре!
— В этом доме на чердаке! — слаженно гаркнули божественные близнецы. — Вау! Круто получилось!
— Ага! Улет! Ладно, пора нам. Вы в храмы-то все-таки заходите. Поболтаем! Пока!
— Счастливо!
В следующий же миг Друзь мятой тряпкой сполз с лавки и распростерся на полу. Видно, быть сосудом сразу для двух богов — штука не из легких, а когда они вдобавок одновременно пользуются твоим речевым аппаратом…
Мы тут же вскочили, но волхв уже открыл глаза и выдохнул:
— Ох, утомили! Помогите подняться, что ли… Когда мы с Боном осторожно усадили его на лавку, старик вытер рукавом пот со лба и поинтересовался:
— Ну что, господа, все выяснили?
— Не совсем, — прищурилась Глори. — Для начала скажите, по какой причине вы прячете Кенарея-разбойника в своем доме?
Вещий баян с громким стуком упал волхву на ногу.
— М-мм! — промычал Друзь, хватаясь за поврежденную конечность. — М-матрена! М-мать его!
ГЛАВА XIII,
— Пузо, значит, как пивной котел? — не без ехидства в голосе поинтересовался я у сэра Шона, когда знаменитый разбойник, потупив очи и смущенно тиская в руках шапку, предстал пред нами.
— И роста гигантского? — добавил Бон, оказавшийся выше Кенарея чуть ли не на полголовы.
— Ничего не понимаю! Эй ты, отвечай честно: кто ты такой?
— Дык эта… Илейка я, боярин, — пробасил тот. — А люди Кенареем кличут.
Эге, стало быть, тезка нашего «богатыря» получается?
— Разбойник? — продолжал допрос Ки Дотт. Детина вздохнул:
— Есть грех. Люблю с кистенем по дубраве погулять, купчишек потрясти. Верь, боярин: не корысти ради, токмо для развлечения.
— Об этом не мне судить, а Вольдемиру-князю, — надулся сэр Шон. — Поедешь со мной в столицу — ответ держать. Говорят, ты не только грабил, но и убивал изрядно.
Глаза Кенарея загорелись, ноздри раздулись, борода воинственно встопорщилась:
— Ложь! Не душегуб я! Дружки мои — Ванька Болото, Степка-Растрепка да Омеля-Царь — и впрямь иной раз купчин да хватов служивых под ребром щекотали, а мне нельзя!
— Вера, что ли, не позволяет?
— Ага! Вот ты какой, разбойник!
— Что ты несешь?! — истерично завопил сэр Шон. — Это вовсе не разбойник…
— …Потому что разбойник — это я!
Поглядев на Бона, Бородуля икнул, протер глаза и торжественно пообещал:
— Вот шоб я еще хоть раз пил первач на поганках! Вон, уже в очах двоится…
— Да нет, Кенарей — это я, — жизнерадостно подмигнула пропойце Глори.
— … троится… — загипнотизированно прошептал Бородуля.
— Как вам не стыдно?! — возмутился Римбольд. — До чего человека довели!
Появление гнома стало для «Спутника богатыря» последней каплей:
— …четверится… и уменьшается… а-а-а!!!
Когда нам с помощью Ветерка удалось выкопать очумевшего Бородулю из самой середины стога, он был совершенно трезв. И более того — по слухам, всю оставшуюся жизнь не пил ничего крепче воды.
Как бы там ни было, мы оставили драконозавров в просторном стойле, указанном Ки Доттом, и, с вещами в руках, направились к дому.
— Простите, сэр Шон, мне вдруг стало любопытно. С чем там ходил тот герой романа, с которым ассоциировал себя ваш провожатый? — поинтересовалась Глори.
— О, миледи, всего-навсего с крылатым котом. Просто в Дальне-Руссианском Пределе почему-то совсем нет кошек, а вместо них…
Договорить Ки Дотту помешал низкий и раскатистый звук, идущий откуда-то из глубин дома. От неожиданности мы все вздрогнули.
— Что это было? — дрожащим голосом поинтересовался Римбольд, чье лицо было едва ли не белее его же собственной бороды.
— О, ничего особенного, — махнул рукой Ки Дотт. — Просто…
Звук повторился, причем теперь он был ближе, громче и явно исходил из нескольких глоток. Лично мне он более всего напоминал «песенку» голодного тигропарда. Бон вскинул арбалет, я выхватил меч, дра-конозавры воинственно оскалились.
— Хватит, хватит, попрошайки! Лопнете! — раздался ласковый женский голос — Идите гуляйте!
Дверь широко распахнулась, и мы увидели невысокую пухленькую старушку, вооруженную лохматой метлой. Сконфузившись, мы опустили оружие.
— Ой, Илюшенька вернулся! — радостно всплеснула руками старушка. — Да не один, а с гостями! Али еще кому дядька Друзь понадобился?
— Угадала, тетушка Матрена, — кивнул сэр Шон.
— Ну и ладно, ну и хорошо. Дядька Друзь, он завсегда безотказный. Да вы проходите, проходите в дом… Цирилка, Мистлейка! Брысь!
— Ой! — восхищенно прижала ладони к щекам Глори. — Кто это? Какое чудо!
«Чудом» оказались две красновато-рыжие зверюшки размером с крупного зайца, выскочившие из дома и принявшиеся нарезать круги на лужайке под окнами. Они были явно кошачьей породы, но куда более поджарые и мускулистые, чем привычные нам мурлыки, с короткими, будто обрубленными, хвостами и забавными кисточками на кончиках ушей.
— Вестимо что, — пожала плечами хозяйка, — крыси это. Аль не видали никогда?
Глори молча помотала головой, и я понял, что на ближайшие пару часов она полностью потеряла интерес ко всему окружающему, включая любимого мужа и друзей. Хорошо, что драконозавры не видят, а то не миновать нам безобразной сцены ревности…
— Так это… они рычали? — все еще слабым голосом поинтересовался Римбольд.
— Что ты, гостенек! Скажешь тоже! Есть, есть они выпрашивали, разбойники, — усмехнулась старушка. — Рычат-то они куда как сурьезнее! И не только рычат. Вот попробовал бы ты ночью через забор перелезть, когда они по двору шастают, так узнал бы, почем фунт лиха! С ними даже ведмеди не связываются!
Кто такие ведмеди, гном, как и все мы, не знал, но в этот момент одна из крысей потянулась, выпустив когти, и широко зевнула, продемонстрировав весьма внушительные для своего размера клыки. Римбольд сглотнул слюну и благоразумно предпочел поверить Матрене на слово.
Хозяйка шмыгнула обратно в дом и тут же вернулась. Вручив нам свежие полотенца и флакон с пахнущим липой жидким мылом, она сообщила, что «Илюша, где у нас умывальник, уже выучил, а я пока поищу чего-нибудь покушать». Надо сказать, насчет «поищу» и «чего-нибудь» она сильно поскромничала. Конечно, мы, весьма соскучившись по даже столь скромным проявлениям цивилизации, провели у умывальника несколько больше времени, нежели обычно, но ведь не настолько же! И тем не менее, когда я увидел накрытый в большой комнате стол, у меня закрались некоторые сомнения в том, что нас тут не ждали. И не у меня одного.
— Ох! — простонал Бон. — Прощайте, друзья! Погибну, погибну во цвете лет от обжорства!
— Если на твою долю что-нибудь останется, болтун! — невнятно пробурчал Римбольд, каким-то волшебным образом переместившийся из-за моей спины на лавку, стоящую перед столом, и с урчанием вгрызаясь во что-то, источающее восхитительный аромат.
До сих пор не могу понять, где я нашел силы для того, чтобы усадить Глори, вежливо поблагодарить Матрену, выслушать ее отказ присоединиться, подождать, пока она не выйдет из комнаты, и лишь потом попытаться отбить у прожорливых друзей немного пищи. А она стоила того, чтобы за нее побороться, ей-ей! Последний раз нас так вкусно кормили в королевском дворце Тилианы, но тогда, по известным причинам, я не испытал и сотой доли нынешнего удовольствия.
В разгар пира вновь прозвучал уже слышанный нами ранее грозный рык крысей. На этот раз звучал он еще внушительнее, поскольку к двум, виденным нами, присоединились еще три. Глори, к тому моменту уже успевшая утолить первый голод, тут же принялась выискивать на столе самые лакомые кусочки (иногда даже вытаскивая их из моей тарелки!) и скармливать прожорливым зверюшкам. Надо сказать, что если голодная крысь издает просто громкие звуки, то ее сытое, довольное урчание звучит до безобразия громко. Особенно если оную крысь гладят и чешут за ухом.
Наконец гастрономическая вакханалия подошла к концу.
— Детка, гони своих усатых на улицу или сама иди вместе с ними! — категорически потребовал Римбольд.
— Это еще почему? — возмутилась Глори. Лежащая у нее на коленях крысь, тут же уловив перемену настроения, открыла один глаз и тихонько рыкнула, а остальные, отирающиеся вокруг ног моей ненаглядной, дружно поддержали. Гном мигом оказался на противоположной стороне лавки и затараторил:
— Ничего-ничего! Я просто собирался вытянуть свои старые, больные, стертые ноги и вздремнуть чуток, но теперь подумал, что лучше мне устроиться не на жесткой лавке, а в том симпатичном стоге сена, где…
— Здравы будьте, гости дорогие!
Эге, а вот и хозяин дома появился! Никем другим этот могучий, кряжистый старик быть не мог. Дальне-Руссианский Предел, конечно, находится на другой стороне Чемодана, и все такое, но вряд ли тут все пожилые мужчины поголовно ходят в холщовых небеленых рубахах, расшитых непонятными узорами, опираясь на посохи с навершиями в виде совы, а живая сова сидит у них на плече. Одним словом, выглядел он вполне легендарно.
— И тебе, мудрый Друзь, здоровья и всего наилучшего! — ответил за всех я, попытавшись говорить максимально «по-местному». — Да и за теплый прием спасибо.
— Полноте, — огладил бороду кудесник. — В Пределе нашем закон гостеприимства свят. Да и в животе бурчание — худая музыка к беседе.
— Правильно, — важно кивнул Римбольд и похлопал по своему изрядно вздувшемуся животу. — Мы в Стоунхолде придерживаемся тех же взглядов.
— Да и мы в Геймсе…
— И мы в Хойре… — не сговариваясь, одновременно заявили мы с Боном. А вот Глори ничего не сказала — она была чересчур занята обихаживанием крысей. Впрочем, даже без упоминания с ее стороны о Гройдейле я почти услышал тот стук, с которым отвалилась нижняя челюсть Друзя. Отшвырнув в угол посох и небрежно выкинув обиженно ухнувшую сову в раскрытое окно, он буквально рухнул на лавку и очумело помотал головой, а потом замысловато выругался:
— Ох, чтоб я сдох! Извините, барышня, не удержался. То двадцать лет с родины вестей не было, а то соотечественники табуном пошли! Не иначе, Альпенштокский перевал растаял…
— Ничего, господин Друзь, я понимаю.
— Сомневаюсь. Я ведь уже скоро четверть века в этой глуши сижу, думал, что и говорить-то по-человечески разучился, без всех этих «вельми» и «доколе». Ну что, господа, давайте знакомиться?
Следующие три часа мы, сменяя друг друга, пересказывали сначала все мировые новости, а потом и наши собственные приключения. Друзь только головой качал да машинально жевал один пирожок за другим.
— Да, дела-а… — протянул он, когда мы наконец закончили. — Значит, яйцо феникса в этот раз всплыло у нас? И ты, парень, настолько любишь ту девицу, что готов отдать такое сокровище?
— Скажем так: у меня нет выбора, — хмуро ответствовал Бон.
— Сэр Бон — истинный рыцарь, для которого верность даме сердца превыше любых сокровищ!
Взгляд Друзя, брошенный на Ки Дотта, был весьма характерен. Как видно, подобные неисправимые идеалисты водились на этой стороне Чемодана примерно в том же количестве, что и у нас.
— И потом, яйцо ведь еще нужно достать, — добавил я. — На вас, уважаемый Друзь, вся надежда. Поможете?
— Помогу, помогу, куда ж я денусь, — махнул рукой тот. — Вот поговорим еще немного и займемся. Дело-то нехитрое. Вы мне другое скажите: теперь что же, оттуда сюда любой шастать может? Хоть пешком, хоть верхом?
— Это вряд ли, — покачал головой Бон. — Я вот, например, человек, в силу профессии, весьма наблюдательный.
— Допустим. И что с того?
— А то, что даже я ни в жисть не отличу в Ущелье Хрюкающей Погибели иллюзорную стену от настоящей.
— Ерунда! Способов уйма. Ох, порадовали вы старика! За такую новость и выпить не грех!
Мы с удивлением взирали на пребывавшего в эйфории волхва и никак не могли понять, что же в нашем рассказе его так обрадовало. В конце концов Римбольд не выдержал и поинтересовался.
— Что?! — возмутился Друзь. — И вы еще спрашиваете?! Да вы же фактически подарили мне свободу и обеспечили до конца дней!
— Простите, но мы считали, что божественное проклятие…
— А, вы уже слышали? Так вот, вся эта история с явлением мне Ссуфа и его грозным предостережением — высокохудожественный свист моего же собственного сочинения.
— Но тогда почему вы двадцать лет прожили в этой глуши? Вы наверняка привыкшие к совсем иной жизни?
— Знаете, милая барышня, привычка именно тем и хороша, что от нее при определенных обстоятельствах можно избавиться. Вот, к примеру, на родине я активно баловался трубкой, но в Дальне-Руссианском Пределе и окружающих его странах не растет табак, и — вуаля! — я бросил курить и чувствую себя превосходно. Что же до остального, то в этой глуши я сам себе господин — раз, живу на всем готовом — два, и работаю только от случая к случаю — три. Но этого не будет, если надо мной будет постоянно довлеть князь Вольдемир Красно Солнышко, хан Ушат Помоев, конунг Свен Занудссен, автократор Дуля Мелиоратий или любой другой хозяин. Они тут же заставят меня предсказывать с утра до ночи, сами будут грести деньги лопатой, а мне останется лишь облизываться.
— Но разве тут вы не пророчествуете совершенно бесплатно? Или это тоже выдумка?
— Увы! Это горькая правда. Но все дело в том, что любой прибегающий к моей помощи считает своим долгом оставить небольшой подарок. Слава богам за то, что право принимать подарки они у меня не отняли. Остается лишь намекнуть, что именно я хотел бы получить в дар, — и дело в шляпе.
— Понимаю. Вы намереваетесь вернуться на родину и приняться за свой старый бизнес.
— А вот и не угадали, господин Каменный Кукиш! С РПЦ «Что? Где? Почем?» покончено навсегда. Я не собираюсь искушать судьбу и вновь привлекать к своей скромной персоне божественное внимание. Тем более что теперь у меня есть грандиозный и фактически неиссякаемый источник обогащения… Кстати, кроме жены и детей мне явно потребуются помощники. Не хотите войти в долю на правах, так сказать, первооткрывателей?
— О чем вы?
— Я намереваюсь стать первым межчемоданным контрабандистом!
Что и говорить, мы откровенно опешили. А Друзь продолжал вещать, с каждой фразой все более воодушевляясь:
— То есть контрабандой наши действия будут только на первых порах, пока мы не раскрутимся. Вы только представьте, какое будущее нас ждет! Никакой конкуренции! Никаких посредников! Выбор товаров и клиентов исключительно на наш собственный вкус! О, я уже вижу себя главой торговой империи «Друзь и Компаньоны»… нет, «Иномирье»! Да, именно так будет называться мое предприятие. Лучшие товары из другого мира — оптом и в розницу! Надеюсь, тридцать процентов прибыли вас устроят?
— Тридцать?! — восхищенно переспросил я.
— Хм, тридцать? — заинтересовался Бон.
— Всего тридцать?! — возмутился Римбольд.
— Сэр Шон, можно попросить вас о маленьком одолжении? — потянулась Глори.
— Разумеется, миледи! — вскочил с места Ки Дотт.
— В седельной сумке моей Лаки карта. Не будете ли вы столь любезны принести ее?
Подождав, пока рыцарь Лохолесья удалится достаточно далеко, моя жена оперлась руками о стол и подалась вперед, сразу напомнив мне готовую к прыжку крысь:
— Ничего не выйдет!
— Но почему? — хором воскликнули мы все, включая Друзя. Он, видимо, впервые сталкивался со столь корыстолюбивой девушкой, о чем с подкупающей прямотой тут же и сообщил. Глори очень нехорошо ухмыльнулась. Некоторое время после они молча сверлили друг друга глазами, а мы, прекрасно зная об исходе подобной «дуэли», не вмешивались. Как и следовало ожидать, моя любимая победила.
— Хорошо, госпожа Глорианна. Сколько вы хотите? Сорок процентов? Пятьдесят?
— Деньги тут не играют роли, уважаемый Друзь. Вы когда-нибудь слышали такую аббревиатуру, как КГБ?
По лицу волхва было ясно, что о подручных душки Робина он слышал, и неоднократно.
— Тем лучше. Я сберегу уйму времени, если не буду вдаваться в подробности. Да и сэр Шон, которому все это слушать совсем ни к чему, скоро должен понять, что никакой карты в моей седельной сумке нет… Итак, как вы думаете, друг мой, долго ли вы сохраните монополию своей лавочки, после того как господин Робин Бэд о ней узнает?
Друзь вновь витиевато выругался, но на этот раз даже не подумал извиняться. Зная Глори, я понял, что мысленно она накрутила экс-волхву еще пару-тройку процентов — в счет моральной компенсации.
— Вы правы. Без «крыши» в таком деле вряд ли обойдешься, а лучшей «крыши», чем КГБ, не найти. Но вы же должны понимать, что в таком случае я не могу предложить вам даже тех тридцати процентов, о которых говорил изначально. Что вы думаете о десяти?
— Двенадцать.
— Одиннадцать.
— Я не торгуюсь, я предупреждаю. Независимо от того, на чем вы порешите с Робином, мы получим двенадцать процентов от общей суммы заключенной сделки. В данном случае — от совокупной прибыли Комитета за отчетный период времени. Так что не продешевите, дорогой Друзь, — сладко потянулась Глори, упиваясь ошарашенным видом экс-волхва. — А то за двадцать лет жизнь у нас здорово подорожала…
К тому моменту, как на пороге комнаты вновь возник расстроенный донельзя сэр Шон, Друзь успел выхлебать мелкими глоточками половину эдак четвертьведерной бутыли какой-то настойки, пахнущей валерианой, и прийти в себя. Вторую половину бутыли сообща уговорили крыси, после чего их нежная привязанность к Глори переросла в пылкое обожание.
— Мне очень стыдно, миледи, но я ничего не нашел, — сокрушенно развел руками лохолесец. — Несмотря на то что тщательно осмотрел не только вашу седельную сумку, конюшню и подворье, но и всю местность вокруг дома в радиусе десяти метров. Видимо, вы потеряли карту где-то в лесу.
То-то его не было чуть ли не полтора часа! Вот уж действительно, пошли дурака богу молиться — он и лоб расшибет, и нос, и все остальное. Кстати о дураках и травмах:
— Что с вашей рукой, сэр Шон?
— С рукой?.. А, ничего особенного, сэр Сэдрик, обо что-то поцарапался…
Угу, как же! Знаю я это «что-то»! Большое, черное, хвостатое, зубастое, любит кушать и не любит, когда в вещи его обожаемого хозяина залезают без спроса. Ки Дотт, не иначе, подумал, что Глори что-то напутала, и решил поискать карту и в моей сумке заодно. Счастье его, что Изверг к нему уже попривык и не стал хватать в полную силу…
— Бедный, бедный сэр Шон! Это все из-за меня и моей рассеянности! — всплеснула руками Глори. Она достала носовой платок, смочила его кончик в вине и стала осторожно промывать длинные кровоточащие царапины, тянущиеся через всю руку Ки Дотта до самого локтя. Судя по блаженной физиономии «богатыря», он здорово сожалел, что Изверг не разделал его с ног до головы. Впрочем, пару раз он приходил в себя и кидал на меня извиняющиеся взгляды, явно опасаясь, что я взревную и дам ему в ухо. Ох, молодежь! Да не знай я свою женушку, я бы ему еще два года назад ноги повыдергал!..
Подождав окончания медицинских процедур, Друзь хлопнул ладонями по коленям и решительно встал:
— Ну, коли все в сборе, то нечего зря время тянуть. Матреша! Тащи-ка в дальнюю светелку мой Вещий баян!
Вещий баян оказался странного вида музыкальным инструментом, больше всего похожим на большой раздвижной ящик с мехами наподобие кузнечных и двумя ручками по бокам, усеянными махонькими кнопочками. Закинув на плечи ремни, фиксирующие баян на уровне груди, Друзь кивнул на лавку:
— Садитесь и ждите. Сейчас я при помощи баяна войду в транс, а когда придет время, один из вас громко и четко задаст вопрос. Понятно?
— Чего уж непонятного, — проворчал Римбольд, — Только откуда нам знать, что это самое время пришло?
— Не волнуйтесь, не ошибетесь! — Волхв глубоко вздохнул, с чувством произнес: «Ну, боги в помощь!», закрыл глаза и растянул меха.
Мама моя! Столь душераздирающих звуков я не слышал с тех самых пор, как один мой знакомый еще в Сосновой Долине вознамерился научиться играть на волынке, совершенно не обладая слухом.
— Я, пожалуй, пойду… — дернулся было в сторону двери позеленевший гном.
— Сиди! — сквозь зубы приказала Глори. — Вдруг твой уход что-то изменит.
— А моя смерть от разрыва сердца, по-твоему, ничего не изменит?! — возмутился Римбольд, но все же подчинился.
— Скорее уж — от разрыва барабанных перепонок! — не согласился Бон. — С другой стороны, все могло бы быть и хуже.
В этот момент Друзь издал совершенный по дисгармонии пассаж, от которого у меня заломило зубы.
— Да куда уж хуже?!
— Он мог бы вдобавок петь!
— Ну?
— Что «ну»? — не понял я. Парень пожал плечами:
— А я откуда знаю?
— Разве это не ты сказал?
— Ну?! — на этот раз в вопросе чувствовалось явное нетерпение.
— Тпру! — фыркнул Римбольд, поковыряв в ухе пальцем. — Хватит дурака валять!
— Слушайте, вы не хамите! А то прокляну! Только теперь мы поняли, что, во-первых, Вещий баян уже молчит, а во-вторых, «нукал» не кто-то из нас, и даже не Друзь, а кто-то еще.
— Ой, господи! — зажала рот ладонью Глори.
— Наконец-то! Дошло! — чужим и на редкость ехидным голосом отметил волхв и тут же добавил другим, чуть выше: — И не «господи», а «господа». Нас тут двое.
— А ты зачем влез?! — возмутился «Друзь-баритон».
— Это ты влез! Сегодня моя очередь! — завопил «Друзь-тенор».
— И ничего не твоя! Твоя была в прошлый раз!
— Щаз! В прошлый раз была очередь этого булькающего зануды Рус'Алка, но ему было лениво, поэтому он попросил ответить меня.
— Эй, ты ври, да не завирайся! И ничего он тебя не просил! Ты сам предложил.
— Но он же согласился!
— Э-э… господа… — вмешался я, чувствуя, что от всего происходящего моя крыша плавно съезжает набок. — Простите, что перебиваю, но вы кто?
— Нет, Буйли, ты это слышал?! Он еще спрашивает!
— Ох, Магги, и не говори! Почаще в храм ходить надо, приятель, а не пользоваться услугами сомнительных шарлатанов вроде Друзя!
— Правильно, Буйли! Так их! И про жертвы, про жертвы не забудь!
— Мы бесконечно счастливы, что великие боги Буйль и Магиотт снизошли до наших скромных нужд и смогли уделить нам немного драгоценного времени, — торжественно склонила голову Глори. — И нам горько слышать, что незнанием своим мы вызвали неудовольствие божественных. Уверяю, что если бы мудрый Друзь хотя бы намекнул…
— Ладно, детка, расслабься! Мы — боги милостивые, не чета другим.
— Точно, братец! Но вот в храм ходить все равно надо! И жертвовать. А то не будет никакого покровительства.
— К нашей глубокой скорби, среди нас нет ни магов, ни ученых, божественные, — вмешался Бон.
— Да знаю, знаю, — сварливым баритоном отозвался, кажется, Буйль. — Уж адепта Ссуфа я как-нибудь отличу!
— Эт-точно! — поддакнул Магиотт. — Из любой ситуации без мыла вывернется. Не хочешь жертвовать — не надо, перебьемся как-нибудь, хотя пару подношений в год мог бы и сделать. Из вежливости… Ладно, спрашивай, что ли.
— Мне жизненно необходимо найти яйцо феникса, божественные. Я знаю, что оно где-то в Дальне-Руссианском Пределе…
— А если знаешь, то чего спрашиваешь?
— …но я не знаю, у кого именно оно хранится, а Предел так велик и в нем так много жи…
— А ты так мал, и у тебя так мало вре… — передразнил парня Буйль. — Ладно, не дуйся. Ту, кого ты ищешь, зовут Степанида.
— Ты чего несешь, Буйли?! Яйцо у Стефании!
— А я говорю, у Степаниды!
— Ша! Будешь из себя умного корчить, когда будут спрашивать касательно твоего любимого живодера Павлоффа!
— Ученого!
— Все равно мне лучше знать, как зовут моих адептов из первой пятерки!
— Может, тебе и лучше знать, но в Дальне-Руссианском Пределе ее знают как Степаниду!
— Божественные, божественные! — взмолился Бон. — Я понял. Но где мне ее искать?
— Ой, какой ты нудный! У Друзя спросишь. Тут ее избушку на гусиных лапках всякий знает…
— На раковых шейках! — вставил Магиотт.
— Братец! Ты опять?!
— Нет, это ты опять! Кто из нас отвечает?
— Я!
— А я?
— А ты потом!
— А я хочу сейчас!
— Нет ничего проще, божественные, — улыбнулась Глори. — Давайте мы просто зададим вам еще один вопрос.
— Ишь, какая шустрая! — возмутился Магиотт. — А ритуал, значит, побоку?
— А на воззвание при помощи Вещего баяна, значит, можно плюнуть и растереть? — поддержал его Буйль.
— А очередность ответов на людские воззвания среди богов, значит, нагло проигнорировать?
— А… а… а здорово!
— Необычно!
— Небанально!
— Нешаблонно!
— Спрашивай!
С трудом придав лицу серьезный вид, приличествующий общению с богами, Глори покосилась на сидящего в дальнем углу и совершенно очумевшего Ки Дотта и торжественно произнесла:
— Где скрывается Кенарей-разбойник?
— Ну что, братик? Хором?
— Ага. Три, четыре!
— В этом доме на чердаке! — слаженно гаркнули божественные близнецы. — Вау! Круто получилось!
— Ага! Улет! Ладно, пора нам. Вы в храмы-то все-таки заходите. Поболтаем! Пока!
— Счастливо!
В следующий же миг Друзь мятой тряпкой сполз с лавки и распростерся на полу. Видно, быть сосудом сразу для двух богов — штука не из легких, а когда они вдобавок одновременно пользуются твоим речевым аппаратом…
Мы тут же вскочили, но волхв уже открыл глаза и выдохнул:
— Ох, утомили! Помогите подняться, что ли… Когда мы с Боном осторожно усадили его на лавку, старик вытер рукавом пот со лба и поинтересовался:
— Ну что, господа, все выяснили?
— Не совсем, — прищурилась Глори. — Для начала скажите, по какой причине вы прячете Кенарея-разбойника в своем доме?
Вещий баян с громким стуком упал волхву на ногу.
— М-мм! — промычал Друзь, хватаясь за поврежденную конечность. — М-матрена! М-мать его!
ГЛАВА XIII,
в которой мы разрешаем очень непростую ситуацию, пинаем Колобок, а потом знакомимся с детскими страхами Римбольда и еще одним идеалом женской красоты
Сын жены Друзя от первого брака — наводящий ужас на всю округу Кенарей-разбойник — на деле оказался самым обычным мужиком лет сорока, выглядевшим отнюдь не грозно. По крайней мере, когда сэр Шон именем князя Вольдемира категорически потребовал привести Кенарея сюда, тот даже не попытался бежать или сопротивляться.— Пузо, значит, как пивной котел? — не без ехидства в голосе поинтересовался я у сэра Шона, когда знаменитый разбойник, потупив очи и смущенно тиская в руках шапку, предстал пред нами.
— И роста гигантского? — добавил Бон, оказавшийся выше Кенарея чуть ли не на полголовы.
— Ничего не понимаю! Эй ты, отвечай честно: кто ты такой?
— Дык эта… Илейка я, боярин, — пробасил тот. — А люди Кенареем кличут.
Эге, стало быть, тезка нашего «богатыря» получается?
— Разбойник? — продолжал допрос Ки Дотт. Детина вздохнул:
— Есть грех. Люблю с кистенем по дубраве погулять, купчишек потрясти. Верь, боярин: не корысти ради, токмо для развлечения.
— Об этом не мне судить, а Вольдемиру-князю, — надулся сэр Шон. — Поедешь со мной в столицу — ответ держать. Говорят, ты не только грабил, но и убивал изрядно.
Глаза Кенарея загорелись, ноздри раздулись, борода воинственно встопорщилась:
— Ложь! Не душегуб я! Дружки мои — Ванька Болото, Степка-Растрепка да Омеля-Царь — и впрямь иной раз купчин да хватов служивых под ребром щекотали, а мне нельзя!
— Вера, что ли, не позволяет?