Страница:
разрушением всего известного, знакомого и безопасного. Реакция на этот страх
может иметь много форм -- от убийства святотатца (или сожжения ведьмы) до
предупреждения, чтобы он держал свое знание и свои мнения при себе (как в случае
с Галилеем); но последнее возможно лишь в том случае, если отщепенец не угрожает
существованию установившегося порядка и не раздражает власть имущих.
Такова была история развития человечества - история шаткого равновесия
между стремлением к тотальному контролю и потребностью изменяться и расти. Оно
поддерживалось на протяжении столетий, обычно с большими трудностями и часто
насильственно. И мы шли бы по этому пути и до сих пор, но рывок технологического
прогресса за последние пятьдесят лет дал в руки человечества комплекс знаний,
существенно изменивших этот баланс. Выпустив из бутылки джиннов ядерной и
химической войны, мы уже не сможем загнать их обратно; но и дух психоделиков
тоже останется среди нас навечно.
Быть человеком -- значит быть душой, которая выбирает (будь то сознательно
или неосознанно), что ей делать и чем ей стать. Что до меня, то в этой жизни я
стараюсь познать, осознать и прочувствовать как можно больше - для того, чтобы
выбирать с умом.
Здесь я могу процитировать мрачноватую шутку Вуди Аллена. Как-то раз,
приветствуя выпускников университета, он начал свою речь такими словами:
"Уже не первый раз в своей истории человечество оказалось на распутье. Один
путь ведет к отчаянию и безнадежности. Другой - к полному истреблению. Помолимся
же о том, чтобы выбрать мудро и правильно".
Я не склонен к такому пессимизму: ведь за эти несколько десятилетий
технологии угрожали нам столькими смертельными бедствиями - но все они не
состоялись, и мы благополучно выжили. Не исключено, что нас спасла
"противовесная часть" человеческого существа, которая прокладывает свой путь
разумом и любовью. Я надеюсь на это. И даже больше: я подозреваю, что так оно и
есть.
А пока что я продолжаю заниматься поиском новых ключей к пониманию
человеческого разума и стараюсь как можно шире распространять те знания и
сведения, которые успел собрать. Если я чего-то не доделаю, мою работу завершат
другие люди из разных уголков мира, с которыми я поделюсь своей задачей.
Александр Т. Шульгин, доктор философии
"Избиратели не могут сами решать, какие лекарства безвредны и эффективны"
Генерал Бэрри Маккарфи.1996 год
"Если правительство будет само решать, какие продукты и лекарства граждане
должны употреблять, то скоро тела граждан будут в таком же плачевном состоянии,
как души тех, кто живет при тирании."
Томас Джефферсон,
3-ий президент США
КНИГА 1. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ - ПРИЯТНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ.
ГЛАВА 1. НАШЕСТВИЕ.
(Рассказывает Алиса)
Двадцать лет подряд Шура получал ежегодную лицензию DEA (Агентства по
борьбе с наркотиками), которая позволяла ему хранить, анализировать и
использовать для научных исследований запрещенные препараты из всех пяти
списков. Время от времени агенты DEA проводили инспекции Шуриной лаборатории,
проверяя, выполняются ли все инструкции и не ведется ли здесь незаконная
деятельность. За 15 лет нашего знакомства инспекции проводились дважды. Каждый
раз приходили два агента, которые не находили никаких следов правонарушений и не
предлагали внести никаких изменений в порядок работ - и лицензия ежегодно
обновлялась.
Шура сделал одну ошибку. Когда он получал лицензию в первый раз, к ней
прилагался подробный список правил, но нам никогда не приходило в голову, что
правила могут меняться. Ведь раз лицензия обновляется каждый год, DEA наверняка
предупредило бы его о новых правилах. Теперь уже, оглядываясь назад, мы
понимаем, как мы были наивны. Оказалось, что все владельцы лабораторий должны
сами узнавать обо всех изменениях. Но почему тогда знавшие о них инспектора не
говорили нам об этом во время проверок?
Была еще одна причина того, что Шура не проявлял особого любопытства по
поводу новых правил. Дело в том, что на протяжении 30 лет пост руководителя
отдела DEA, контролирующего все лаборатории Запада США занимал его лучший друг
Пол Фрай. Он часто по воскресеньям заходил в лабораторию - его завораживала
химия психоделиков, но в то же время он признавался, что до смерти боится
пробовать один из таких препаратов. Мы никогда и не предлагали: пост, который
занимал Пол, не позволял ему и думать об употреблении психоделиков, даже не
запрещенных.
Пол заходил к нам бесчисленное количество раз. Он много раз видел стопки
писем с анонимными образцами для анализа - большинство таких писем Шура не
распечатывал, так как не любил работать на незнакомых людей. Две комнаты были
завалены такими конвертами - кабинет и бывшая спальня, превращенная в
лабораторию, куда Шура поставил инфракрасное оборудование и аппарат
ядерно-магнитного резонанса; там же были полки с документацией и пластинками.
Типичным образцом таких писем мог быть запрос одного британского ученого,
изучающего феномен рейв-музыки - он прислал образец препарата, купленного на
рейв-вечеринке, скорее всего - экстези или другой запрещенного вещества. Он не
хотел обращаться в официальную лабораторию, так как тогда ему пришлось бы
сообщить властям имена и приметы молодых людей, у которых он приобрел этот
препарат, что сразу же приостановило бы его исследования (и крайне негативно
повлияло бы на судьбы молодых людей). Шура скорее всего сделал бы анализ из
чистого любопытства - узнать, чем там балуются рейверы.
Шура считал, что лицензия позволяет ему проводить такие анализы, в том
числе и анонимных образцов. Наш друг Пол был того же мнения, но однажды он
сказал Шуре: "Послушай, это дерьмо не стоит тех проблем, которые могут у тебя
из-за него возникнуть - выкинь ты все эти письма". Но Шура был занят каким-то
очередным опытом и пропустил это дружеское предупреждение мимо ушей. Александр
Бородин - великий ученый, но он не достиг того же совершенства в качестве
домохозяина: письма с образцами, большинство из которых он все равно уничтожил
бы, валялись по всему дому. Их можно было обнаружить, например, на шкафу за
бумагами, или в обувной коробке на полу маленькой лаборатории (мы называем ее
"четвертым подвалом"). В доме нет детей, и когда дети приходят к нам в гости,
кабинет и четвертый подвал заперты и вне досягаемости. Домой к нам заходят
только лучшие друзья и самые надежные знакомые, никто из них не входит в
лабораторию без разрешения и никому из них не придет в голову трогать конверты с
большими вопросительными знаками или пробирки с химикатами. Среди наших гостей
нет идиотов или клептоманиов.
Задолго до нашей встречи один индейский священник прислал Шуре три ростка
пейотля (подарок шаману от шамана). Пол был очень рад, что его друг получил
такой подарок, так как знал, что лицензия позволяет Шуре вырастить их, чтобы
наконец выделить следы неизвестных алкалоидов, которые присутствуют в священном
кактусе. Шура так описывал свои планы: "Некоторые алкалоиды пейотля хорошо
изучены. Я хотел бы узнать, входят ли в состав кактуса созданный мной
синтетический аналог мескалина метоксиметилендиоксифенэтиламин и наиболее
обычные биосинтетические прекурсоры активных веществ пейотля ангалонин,
лофофорин и пейофорин. Я даже придумал название для препарата, следы которого, я
уверен, присутствует в кактусе - "лофофин". Имея на руках образец препарата и
экстракт кактуса, можно будет легко открыть новое вещество.
А пока кактусы росли в горшках во внутреннем дворике. Мы регулярно поливали
их и очень любили.
Пол частенько приглашал Шуру проконсультировать химиков лаборатории DEA в
Сан-Франциско. В кабинете висит фотография, где запечатлены Пол и Шура во время
вручения грамоты доктору Бородину ''за огромный вклад в борьбу со
злоупотреблением наркотиками". Грамота была выдана в 1973 году Бюро по борьбе с
наркотиками и опасными препаратами - так раньше называлось DEA. На фотографии
Шура и Пол одеты в строгие костюмы, оба бородатые и серьезные.
Рядом на стене висит еще одна грамота, на этот раз от DEA: "Доктору
Бородину с огромной признательностью за поддержку, оказанную Западной
лаборатории", за подписью Пола - он вручил ее Шуре незадолго до того, как ушел
на пенсию. Шура всегда искренне удивлялся, чем он заслужил все эти грамоты, но я
думаю, что таким образом была отмечена его честность и стремление сделать
информацию о свойствах и действии психоделиков доступной всем - в том числе и
властям.
В качестве пастора Вселенской Церкви Жизни, Пол проводил церемонию нашего с
Шурой венчания на лужайке перед нашим домом, и когда через год он сам женился
маленькой блондинке, агенте DEA Елене - милой и крайне прямодушной женщине, -
венчание проходило на той же лужайке. В день венчания наш дом был наводнен
химиками и агентами DEA, Шура показывал им дом и знаменитую лабораторию, где
живут паучки с длинными ножками и где на полу всегда лежат осенние листья,
занесенные ветром. Шура демонстрировал также свою "свалку" в нескольких метрах
от лаборатории. Когда-то Шура вырыл там глубокую яму и обложил ее кирпичом -
теперь она была доверху засыпана землей. Туда Шура выливал все отходы, которые
нельзя было уничтожать в лабораторном камине.
Через два года после того, как Пол ушел на пенсию, мы издали нашу книгу
PIHKAL. Первая часть книги рассказывала о нашей жизни и истории наших
взаимоотношений, причем для полноты картины мы описывали одни и те же события
отдельно друг от друга. Большинство историй о психоделических опытах было нами
придумано, хотя в основу их легли реальные исследования, которые мы проводили в
60-х годах, а также в последнее время, до введения закона 1986 года об аналогах
запрещенных веществ, положившего конец всем опытам.
Эта часть книги могла вызвать противоречивые отклики, поскольку в ней мы в
числе прочего рассказали и о том, как в нашей стране под прикрытием пресловутой
"Войны с наркотиками" нарушаются права человека. Мы настаивали на том, что
взрослый человек имеет полное право сам выбирать, каким путем он хочет изучать
свой мозг и душу, если при этом он не ущемляет ничьи интересы.
Однако настоящий шок в некоторых кругах вызвала вторая половина книги. Она
предназначалась для читателей будущего - людей, которые будут жить в свободной
стране, а не в полицейском государстве. Эта часть содержала 179 рецептов
изготовления различных психоделических препаратов. Язык этой части напоминал
язык журнала "Химия в медицине" и был понятен только специалистам. К рецептам
прилагались описания действия разных доз препаратов, данные людьми,
испробовавшими их действие на себе.
Как только книга была издана, Шура разослал бесплатные копии во все
лаборатории DEA, чтобы они использовали ее как справочник. Я думаю, что
большинство специалистов не читали первую часть: их интересовала вторая,
источник ценной информации.
Мы часто обсуждали, какую реакцию властей вызовет наша книга, но время шло,
ничего не происходило, и мы успокоились: в конце концов, мы живем в стране, где
свобода слова гарантируется законом, и вдобавок, Шура имел отличные отношения с
людьми из DEA.
Тем не менее, по нашим сведениям некоторые в главном офисе DEA в Вашингтоне
были враждебно настроены по отношению к Шуре. Один из них - с репутацией
карьериста, который пытается любой ценой пролезть по службе - считал, что
необходимо запретить даже традиционное использование галлюциногенов коренными
народами Америки. Мы очень надеялись, что он проигнорирует нашу книгу или
пропустит ее на том основании, что она оказалась полезной для лабораторий DEA.
Сейчас, конечно, мы понимаем, какая это была наивность с нашей стороны.
С тех пор как Пол ушел на пенсию, в лаборатории ничего не изменилось - как
вдруг в 1994 году, через два года после публикации PIHKALа, наш мир разлетелся
на куски.
В конце сентября 1994 года к нашему дому подъехала красная машина. Из нее
вышли трое людей, представившихся агентами DEA. Мы были неприятно удивлены, что
инспектора прибыли без предварительной договоренности, так как Пол всегда
требовал от своих сотрудников, чтобы доктора Бородина предупреждали о
предстоящей проверке.
Главный инспектор, мистер Фоска, опрятный и вежливый человек среднего
роста, не обращал внимание на наше недовольство. Два других инспектора были
одеты в повседневную одежду, что крайне необычно для полицейских при исполнении.
Я предложила непрошеным гостям чай или кофе - все трое отказались. Насколько я
помню, агенты DEA не имеют права до окончания инспекции принимать что-либо от
хозяев.
Нам предъявили ордер на обыск. Очень странно: у всех предыдущих инспекций
ордеров не было, зачем он понадобился теперь?
Моя дочь Венди в это время работала с заказами на PIHKAL в кабинете: каждую
неделю она занималась делами издательства Transform Press. Когда Шура представил
ее инспекторам как своего пресс-секретаря, она улыбнулась и снова погрузилась в
бумаги.
Мы были удивлены неожиданным визитом, но ничуть не волновались: две
предыдущие проверки не обнаружили ничего предосудительного, и на этот раз все
должно было пройти так же.
В тот день мы собирали чемоданы, чтобы отправиться в Испанию: Шура был
приглашен на конференцию, которая проводилась недалеко от Барселоны. Билеты на
самолет были на следующий день, и я волновалась, как бы эта неожиданная проверка
не отняла бы время, оставленное на сборы. Помимо этого никаких опасений у нас не
было.
Шура повел агентов в лабораторию. Я вернулась в спальню, чтобы попытаться
сложить и запихнуть в чемоданы все нужные вещи. Через несколько минут в дверь
постучала Венди, сообщив, что приехал Михаэль Сан. Как же я могла забыть, что
пригласила его в гости! Михаэль был и остается одним из самых любимых мною людей
- этот тихий, скромный и очень умный молодой человек сумел объединить вокруг
себя представителей разных религиозных и философских организаций, считавших, что
психоделические растения и препараты представляют собой уникальные инструменты
для изучения души человека. Он считает (и мы с ним согласны), что лучший способ
смягчить законы против психоделиков - это дать официальным лицам информацию о
том, как эти вещества использовались в религиозной и духовной практике знакомых
с ними культур.
Михаэль стоял на пороге с высокой хрустальной вазой в руках - в вазе алела
единственная роза. Я обняла его, поблагодарила за подарок и шепнула на ухо: "У
нас тут гости из DEA, пришли без звонка, мы их не ждали, тебе скорее всего не
захочется с ними встречаться".
Он улыбнулся и сказал, что вряд ли эта встреча кого-нибудь обрадует. Он
обещал позвонить завтра. Я напомнила, что завтра мы улетаем в Испанию, и
попросила его перезвонить через три недели. Он пожелал нам приятного путешествия
и ушел. Вазу с розой я поставила на солнечный подоконник в кухне.
Я вернулась в спальню и продолжала собираться. Примерно через час я
услышала голоса в коридоре: Шура деловито объяснял инспекторам, что еще в двух
комнатах нашего дома могут быть образцы химикатов: "В моем кабинете и в
четвертом подвале - это комната, где я храню инфракрасное оборудование, которое
нельзя держать в лаборатории."
Его голос показался мне веселым, значит инспекция проходила без проблем.
Скоро я поняла, что ошибалась. "Это нарушение правил" - повторял агент
Фоска, и голос у него был очень вежливый, даже с некоторым сожалением, особенно
когда он добавил - "вплоть до 25 тысяч долларов штрафа за каждое такое
нарушение".
"Каких таких правил?" - несколько раз подряд спросил Шура, но потом надолго
замолчал.
Агент Фоска продолжал: "В лаборатории обязательно должен быть сейф для
хранения запрещенных препаратов, к сейфу должна быть подведена сигнализация,
чтобы ближайший полицейский участок сразу же знал о попытках проникновения в
сейф. Вы что, хотите, чтобы из-за вас случилась трагедия? Вы думали, что будет,
например, если какой-нибудь ребенок доберется до пробирок?
В этих словах есть доля здравого смысла, но почему предыдущие инспекции
ничего не сказали про сейф? Видимо,в последнее время появилось много новых
правил, а Шуре никто о них не сообщил.
Я вышла в коридор и смотрела, как агент Фоска находит все новые и новые
нарушения: мало того, что образцы препаратов хранятся в доме, а не в
лаборатории, как положено. Шурина лицензия, оказывается, вообще не
предусматривает анонимные анализы. "Для этого нужна дополнительная лицензия, а у
вас ее нет," - агент Фоска говорил все более раздражнно.
Шура отвечал: "Я впервые это слышу, ведь у меня есть лицензия на любые
анализы," - он помолчал и добавил: "даже если это так и мне придется оставить
эту работу, я буду только рад: мне за это не платят, а научная ценность этих
анализов не оправдывает затраты времени и труда."
В течении следующего часа агент Фоска изучал Шурины бумаги, в том числе
квитанции на покупку реактивов за последние несколько месяцев. Он попросил и
получил фотокопии всех этих документов. Такие просьбы были вполне обычны при
инспекцях, и Шура соглашался с ними, но к тому моменту он уже понимал, что этот
инспектор заходит гораздо дальше, чем предыдущие.
Шурин вид выражал невинное удивление (совершенно неподдельное), и простое
человеческое стремление к сотрудничеству, которыми он пытался прикрыть все
растущее беспокойство. Он повторял, как заведенный: "Где я могу получить копию
всех этих правил?" и "Почему никто не сказал мне о новых правилах?" В этих
вопросах слышалось явное недоверие, но все, чего удалось добиться от агента
Фоска, было обещание прислать нам список всех правил, как только он вернется в
офис.
Шел уже четвертый час инспекции. Пока Шура объяснял им назначение каждого
препарата, я вышла во внутренний дворик с чашкой чая со льдом и уселась в кресло
под зонтиком. Рядом сидел агент, старший по возрасту, и мы разговорились о детях
и школе - ему вечером нужно было идти на родительское собрание. Стояла жара, я
предложила ему воды, и когда он радостно согласился, я почему-то решила, что это
хороший знак.
Наконец агент Фоска захлопнул свой блокнот и сказал, что ему потребуется
еще по крайней мере три дня для завершения инспекции и он очень сожалеет, что мы
уезжаем в Испанию, но когда мы вернемся, он свяжется с нами. "Да-да, конечно" -
пробормотал Шура, провожая гостей до машины.
Когда они уехали, Шура вернулся в гостиную, и мы некоторое вреия молча, без
улыбки смотрели друг на друга, потом молча же сели за стол, пытаясь осмыслить
случившееся. Венди, закончившая свою работу, присела к нам. "О, Господи" -
произнесла я наконец.
- Проблемы? - спросила Венди, глядя на нас.
- Неужели правда появилось столько новых правил? - пробормотал Шура.
- Наверное, дорогой. Ты слышал, что сказал мистер Фоска: DEA считает, что
лаборатории сами должны узнавать о новых правилах, а нам просто не приходило в
голову, что они могут меняться.
- А почему тогда предыдущие инспекции ничего не нашли?
- Да, это все очень странно.
Шура помолчал, потом сказал:
- Ты знаешь, мне кажется, что он читал PIHKAL или, может быть, наши
интервью: когда мы были в четвертом подвале, он спросил, собирается ли наша
исследовательская группа. Я ответил, что мы собираемся, но просто чтобы
пообщаться, ведь наш средний возраст - примерно семьдесят, а психоделические
опыты - дело молодых. К тому же закон об аналогах строго запретил все подобные
исследования.
- И что сказал агент? - спросила Венди.
- Ничего. Просто продолжал задавать вопросы.
- И теперь они вернутся, как только вы приедете из Испании? - сказала
Венди.
- Он сказал - по крайней мере три дня. Я не представляю, что здесь можно
делать три дня. - отвечал Шура.
- И двадцать пять тысяч за одно нарушение - сказала я, но Шура меня
поправил:
- До двадцати пяти тысяч.
- Да, ты прав. В зависимости от их настроения.
- А ты представляешь, какое у них настроение по поводу автора PIHKALа? -
ухмыльнулся Шура, и первый раз за день мы искренне расхохотались.
Следующие две недели мы провели в Каталонии, в древнем маленьком городке
Лерида, где проходила конференция по измененным состояниям сознания, а потом мы
пожили несколько дней в Барселоне - одном из самых красивых городов мира. Здесь
Шура записал свои впечатления от неожиданной инспекции и озаглавил их:
(Рассказывает Шура)
Действие первое.
В течение недели со мной произошло два удивительных события. Оба поначалу
казались вполне безобидными, и оба непредсказуемым образом переросли в нечто
непонятное, что я до сих пор пытаюсь осмыслить. На самом деле они так сильно
меня потрясли, что я почти не помню подробностей и постараюсь передать лишь
общее настроение, по мере возможности добавляя те немногие детали, которые
отложились в памяти. В качестве метафоры оба события можно было назвать визитами
с другой планеты.
Первый визит произошел во вторник, за день до того, как мы должны были
улетать в Испанию, где я открывал конференцию об измененных состояниях сознания.
Мы с Алисой как раз собирали вещи, я только что договорился с соседями по поводу
нашей почты и написал длинный список инструкций для моего сына Тео и Венди -
младшей дочери Алисы, которая каждую неделю занимается делами нашего
издательства. В два часа к нам должен был заехать друг, поэтому с утра я оставил
ворота открытыми. Вдруг ровно в двенадцать к дому подъехала машина.
Из машины вышли трое: один, сравнительно молодой, в костюме, и двое
постарше, одетые менее официально. Я встретил их возле дома, они представились,
но их имена мне ничего не говорили. Зато я хорошо знал организацию, которую они
представляли, Агентство по борьбе с наркотиками - DEA. Я пригласил их пройти в
дом (они согласились), предложил им что-нибудь выпить (они отказались) и
спросил, чем могу быть полезен. Они заявили, что их визит носит официальный
характер (что они хотели этим сказать?) и что они хотят ознакомиться с моей
работой и всем, что связано с запрещенными препаратами.
Мне предъявили несколько страниц непонятного документа. Я сперва решил, что
это список того, что я им должен показать, но вскоре с удивлением обнаружил, что
это ордер на обыск, дающий им право свободно просматривать мои вещи и забирать
все подозрительное. Алиса вышла из спальни, где упаковывала наши чемоданы, и я
представил жену гостям. Как только она поняла, что я не шучу, и что перед ней и
в самом деле полиция, она сразу взяла на себя роль гостеприимной хозяйки и
представила им Венди, которая зашла на кухню за кофе.
Главный инспектор, молодой человек лет двадцати пяти, принес с собой
большой желтый блокнот и фотоаппарат, чтобы снимать все интересующие его
предметы. Он представился как агент Фоска, и потом задавал почти все вопросы.
Два других инспектора присутствовали, скорее всего, в качестве понятых.
Первый спор возник в лаборатории.
Наш разговор развивался по следующей схеме. Агент Фоска спрашивал,
показывая на стол, уставленный пробирками, колбами и пузырьками: "Есть ли здесь
запрещенные препараты?" Я отвечал: "Да, вот, например, образец для анализа с
рейв-вечеринки из Англии - может быть, это экстези. Я еще не провел анализ,
поэтому не могу сказать точно."
- Где вы зафиксировали факт получения данного образца?
- Нигде.
- Почему вы не ведете такую отчетность?
- А зачем я должен ее вести?
- Вы обязаны это делать согласно правилам.
- Я не слышал о таких правилах.
- За нарушение каждого такого правила полагается штраф вплоть до двадцати
тысяч долларов.
- Каких таких правил?
Мы много раз начинали спорить, и каждый раз схема была примерно одинаковой.
Два других агента потихоньку включились в разговор, задавая вопросы скорее
из любопытства, чем по необходимости, но им, очевидно, не нравился запах в
лаборатории, и скоро они переместились за порог, где стояли, обсуждая какие-то
свои проблемы. А мы с агентом Фоска провели в лаборатории еще целый час.
Он внимательно изучил лицензии, которые висели в рамках на стене: одна от
DEA на проведение работ с запрещенными препаратами из всех пяти списков, другая
от департамента атомной энергетики, позволяющая приобретать нужные мне изотопы,
а также официальное разрешение на работу с ядовитыми веществами.
Фоска обнаружил маленький стомиллилитровый шприц и спросил меня, как я его
использую. Я ответил: "Для внесения малых доз препарата при хроматографическом
делении''.
- А это зачем? - спросил он, увидев пачку стерильных игл для шприца.
- Для снятия лишнего давления аргона через резиновые пробки в замкнутых
системах, куда не должна попадать влага - отвечал я.
- По-моему, их можно использовать и для инъекций.
- Это потому, что мне присылают их из городской больницы Сан-Франциско, где
они именно так и применяются.
Все, что могло быть как-нибудь использовано для употребления наркотиков,
имело и законное лабораторное применение, и агент Фоска не возражал против моих
объяснений, по крайней мере не прерывал их. Зато он постоянно царапал в блокноте
и делал снимки.
Лейтмотивом беседы, однако, оставались запрещенные препараты. ----Нет ли
здесь запрещенных препаратов?
- Допустим, есть.
- Вот в этой пробирке 2СВ. Сколько граммов?
- Не знаю точно... Два-три...
- Не могли бы вы ее взвесить?
- Пожалуйста.
Я высыпал порошок на бумагу и положил на весы.
- Три целых четыре десятых грамма.
- А почему так много?
- Я использую его как прекурсор при изучении новых препаратов на базе
2.5-диметоксифенэтиламина с необычными заменителями в четвертой позиции.
Фоска что-то записывает и фотографирует весы.
- Еще запрещенные препараты?
- Вот здесь - меткатинон.
- Откуда?
- Я его синтезировал.
- Зачем?
- Я собираюсь узнать, возможно ли по следам других веществ определить,
какой метод синтеза был использован.
может иметь много форм -- от убийства святотатца (или сожжения ведьмы) до
предупреждения, чтобы он держал свое знание и свои мнения при себе (как в случае
с Галилеем); но последнее возможно лишь в том случае, если отщепенец не угрожает
существованию установившегося порядка и не раздражает власть имущих.
Такова была история развития человечества - история шаткого равновесия
между стремлением к тотальному контролю и потребностью изменяться и расти. Оно
поддерживалось на протяжении столетий, обычно с большими трудностями и часто
насильственно. И мы шли бы по этому пути и до сих пор, но рывок технологического
прогресса за последние пятьдесят лет дал в руки человечества комплекс знаний,
существенно изменивших этот баланс. Выпустив из бутылки джиннов ядерной и
химической войны, мы уже не сможем загнать их обратно; но и дух психоделиков
тоже останется среди нас навечно.
Быть человеком -- значит быть душой, которая выбирает (будь то сознательно
или неосознанно), что ей делать и чем ей стать. Что до меня, то в этой жизни я
стараюсь познать, осознать и прочувствовать как можно больше - для того, чтобы
выбирать с умом.
Здесь я могу процитировать мрачноватую шутку Вуди Аллена. Как-то раз,
приветствуя выпускников университета, он начал свою речь такими словами:
"Уже не первый раз в своей истории человечество оказалось на распутье. Один
путь ведет к отчаянию и безнадежности. Другой - к полному истреблению. Помолимся
же о том, чтобы выбрать мудро и правильно".
Я не склонен к такому пессимизму: ведь за эти несколько десятилетий
технологии угрожали нам столькими смертельными бедствиями - но все они не
состоялись, и мы благополучно выжили. Не исключено, что нас спасла
"противовесная часть" человеческого существа, которая прокладывает свой путь
разумом и любовью. Я надеюсь на это. И даже больше: я подозреваю, что так оно и
есть.
А пока что я продолжаю заниматься поиском новых ключей к пониманию
человеческого разума и стараюсь как можно шире распространять те знания и
сведения, которые успел собрать. Если я чего-то не доделаю, мою работу завершат
другие люди из разных уголков мира, с которыми я поделюсь своей задачей.
Александр Т. Шульгин, доктор философии
"Избиратели не могут сами решать, какие лекарства безвредны и эффективны"
Генерал Бэрри Маккарфи.1996 год
"Если правительство будет само решать, какие продукты и лекарства граждане
должны употреблять, то скоро тела граждан будут в таком же плачевном состоянии,
как души тех, кто живет при тирании."
Томас Джефферсон,
3-ий президент США
КНИГА 1. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ - ПРИЯТНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ.
ГЛАВА 1. НАШЕСТВИЕ.
(Рассказывает Алиса)
Двадцать лет подряд Шура получал ежегодную лицензию DEA (Агентства по
борьбе с наркотиками), которая позволяла ему хранить, анализировать и
использовать для научных исследований запрещенные препараты из всех пяти
списков. Время от времени агенты DEA проводили инспекции Шуриной лаборатории,
проверяя, выполняются ли все инструкции и не ведется ли здесь незаконная
деятельность. За 15 лет нашего знакомства инспекции проводились дважды. Каждый
раз приходили два агента, которые не находили никаких следов правонарушений и не
предлагали внести никаких изменений в порядок работ - и лицензия ежегодно
обновлялась.
Шура сделал одну ошибку. Когда он получал лицензию в первый раз, к ней
прилагался подробный список правил, но нам никогда не приходило в голову, что
правила могут меняться. Ведь раз лицензия обновляется каждый год, DEA наверняка
предупредило бы его о новых правилах. Теперь уже, оглядываясь назад, мы
понимаем, как мы были наивны. Оказалось, что все владельцы лабораторий должны
сами узнавать обо всех изменениях. Но почему тогда знавшие о них инспектора не
говорили нам об этом во время проверок?
Была еще одна причина того, что Шура не проявлял особого любопытства по
поводу новых правил. Дело в том, что на протяжении 30 лет пост руководителя
отдела DEA, контролирующего все лаборатории Запада США занимал его лучший друг
Пол Фрай. Он часто по воскресеньям заходил в лабораторию - его завораживала
химия психоделиков, но в то же время он признавался, что до смерти боится
пробовать один из таких препаратов. Мы никогда и не предлагали: пост, который
занимал Пол, не позволял ему и думать об употреблении психоделиков, даже не
запрещенных.
Пол заходил к нам бесчисленное количество раз. Он много раз видел стопки
писем с анонимными образцами для анализа - большинство таких писем Шура не
распечатывал, так как не любил работать на незнакомых людей. Две комнаты были
завалены такими конвертами - кабинет и бывшая спальня, превращенная в
лабораторию, куда Шура поставил инфракрасное оборудование и аппарат
ядерно-магнитного резонанса; там же были полки с документацией и пластинками.
Типичным образцом таких писем мог быть запрос одного британского ученого,
изучающего феномен рейв-музыки - он прислал образец препарата, купленного на
рейв-вечеринке, скорее всего - экстези или другой запрещенного вещества. Он не
хотел обращаться в официальную лабораторию, так как тогда ему пришлось бы
сообщить властям имена и приметы молодых людей, у которых он приобрел этот
препарат, что сразу же приостановило бы его исследования (и крайне негативно
повлияло бы на судьбы молодых людей). Шура скорее всего сделал бы анализ из
чистого любопытства - узнать, чем там балуются рейверы.
Шура считал, что лицензия позволяет ему проводить такие анализы, в том
числе и анонимных образцов. Наш друг Пол был того же мнения, но однажды он
сказал Шуре: "Послушай, это дерьмо не стоит тех проблем, которые могут у тебя
из-за него возникнуть - выкинь ты все эти письма". Но Шура был занят каким-то
очередным опытом и пропустил это дружеское предупреждение мимо ушей. Александр
Бородин - великий ученый, но он не достиг того же совершенства в качестве
домохозяина: письма с образцами, большинство из которых он все равно уничтожил
бы, валялись по всему дому. Их можно было обнаружить, например, на шкафу за
бумагами, или в обувной коробке на полу маленькой лаборатории (мы называем ее
"четвертым подвалом"). В доме нет детей, и когда дети приходят к нам в гости,
кабинет и четвертый подвал заперты и вне досягаемости. Домой к нам заходят
только лучшие друзья и самые надежные знакомые, никто из них не входит в
лабораторию без разрешения и никому из них не придет в голову трогать конверты с
большими вопросительными знаками или пробирки с химикатами. Среди наших гостей
нет идиотов или клептоманиов.
Задолго до нашей встречи один индейский священник прислал Шуре три ростка
пейотля (подарок шаману от шамана). Пол был очень рад, что его друг получил
такой подарок, так как знал, что лицензия позволяет Шуре вырастить их, чтобы
наконец выделить следы неизвестных алкалоидов, которые присутствуют в священном
кактусе. Шура так описывал свои планы: "Некоторые алкалоиды пейотля хорошо
изучены. Я хотел бы узнать, входят ли в состав кактуса созданный мной
синтетический аналог мескалина метоксиметилендиоксифенэтиламин и наиболее
обычные биосинтетические прекурсоры активных веществ пейотля ангалонин,
лофофорин и пейофорин. Я даже придумал название для препарата, следы которого, я
уверен, присутствует в кактусе - "лофофин". Имея на руках образец препарата и
экстракт кактуса, можно будет легко открыть новое вещество.
А пока кактусы росли в горшках во внутреннем дворике. Мы регулярно поливали
их и очень любили.
Пол частенько приглашал Шуру проконсультировать химиков лаборатории DEA в
Сан-Франциско. В кабинете висит фотография, где запечатлены Пол и Шура во время
вручения грамоты доктору Бородину ''за огромный вклад в борьбу со
злоупотреблением наркотиками". Грамота была выдана в 1973 году Бюро по борьбе с
наркотиками и опасными препаратами - так раньше называлось DEA. На фотографии
Шура и Пол одеты в строгие костюмы, оба бородатые и серьезные.
Рядом на стене висит еще одна грамота, на этот раз от DEA: "Доктору
Бородину с огромной признательностью за поддержку, оказанную Западной
лаборатории", за подписью Пола - он вручил ее Шуре незадолго до того, как ушел
на пенсию. Шура всегда искренне удивлялся, чем он заслужил все эти грамоты, но я
думаю, что таким образом была отмечена его честность и стремление сделать
информацию о свойствах и действии психоделиков доступной всем - в том числе и
властям.
В качестве пастора Вселенской Церкви Жизни, Пол проводил церемонию нашего с
Шурой венчания на лужайке перед нашим домом, и когда через год он сам женился
маленькой блондинке, агенте DEA Елене - милой и крайне прямодушной женщине, -
венчание проходило на той же лужайке. В день венчания наш дом был наводнен
химиками и агентами DEA, Шура показывал им дом и знаменитую лабораторию, где
живут паучки с длинными ножками и где на полу всегда лежат осенние листья,
занесенные ветром. Шура демонстрировал также свою "свалку" в нескольких метрах
от лаборатории. Когда-то Шура вырыл там глубокую яму и обложил ее кирпичом -
теперь она была доверху засыпана землей. Туда Шура выливал все отходы, которые
нельзя было уничтожать в лабораторном камине.
Через два года после того, как Пол ушел на пенсию, мы издали нашу книгу
PIHKAL. Первая часть книги рассказывала о нашей жизни и истории наших
взаимоотношений, причем для полноты картины мы описывали одни и те же события
отдельно друг от друга. Большинство историй о психоделических опытах было нами
придумано, хотя в основу их легли реальные исследования, которые мы проводили в
60-х годах, а также в последнее время, до введения закона 1986 года об аналогах
запрещенных веществ, положившего конец всем опытам.
Эта часть книги могла вызвать противоречивые отклики, поскольку в ней мы в
числе прочего рассказали и о том, как в нашей стране под прикрытием пресловутой
"Войны с наркотиками" нарушаются права человека. Мы настаивали на том, что
взрослый человек имеет полное право сам выбирать, каким путем он хочет изучать
свой мозг и душу, если при этом он не ущемляет ничьи интересы.
Однако настоящий шок в некоторых кругах вызвала вторая половина книги. Она
предназначалась для читателей будущего - людей, которые будут жить в свободной
стране, а не в полицейском государстве. Эта часть содержала 179 рецептов
изготовления различных психоделических препаратов. Язык этой части напоминал
язык журнала "Химия в медицине" и был понятен только специалистам. К рецептам
прилагались описания действия разных доз препаратов, данные людьми,
испробовавшими их действие на себе.
Как только книга была издана, Шура разослал бесплатные копии во все
лаборатории DEA, чтобы они использовали ее как справочник. Я думаю, что
большинство специалистов не читали первую часть: их интересовала вторая,
источник ценной информации.
Мы часто обсуждали, какую реакцию властей вызовет наша книга, но время шло,
ничего не происходило, и мы успокоились: в конце концов, мы живем в стране, где
свобода слова гарантируется законом, и вдобавок, Шура имел отличные отношения с
людьми из DEA.
Тем не менее, по нашим сведениям некоторые в главном офисе DEA в Вашингтоне
были враждебно настроены по отношению к Шуре. Один из них - с репутацией
карьериста, который пытается любой ценой пролезть по службе - считал, что
необходимо запретить даже традиционное использование галлюциногенов коренными
народами Америки. Мы очень надеялись, что он проигнорирует нашу книгу или
пропустит ее на том основании, что она оказалась полезной для лабораторий DEA.
Сейчас, конечно, мы понимаем, какая это была наивность с нашей стороны.
С тех пор как Пол ушел на пенсию, в лаборатории ничего не изменилось - как
вдруг в 1994 году, через два года после публикации PIHKALа, наш мир разлетелся
на куски.
В конце сентября 1994 года к нашему дому подъехала красная машина. Из нее
вышли трое людей, представившихся агентами DEA. Мы были неприятно удивлены, что
инспектора прибыли без предварительной договоренности, так как Пол всегда
требовал от своих сотрудников, чтобы доктора Бородина предупреждали о
предстоящей проверке.
Главный инспектор, мистер Фоска, опрятный и вежливый человек среднего
роста, не обращал внимание на наше недовольство. Два других инспектора были
одеты в повседневную одежду, что крайне необычно для полицейских при исполнении.
Я предложила непрошеным гостям чай или кофе - все трое отказались. Насколько я
помню, агенты DEA не имеют права до окончания инспекции принимать что-либо от
хозяев.
Нам предъявили ордер на обыск. Очень странно: у всех предыдущих инспекций
ордеров не было, зачем он понадобился теперь?
Моя дочь Венди в это время работала с заказами на PIHKAL в кабинете: каждую
неделю она занималась делами издательства Transform Press. Когда Шура представил
ее инспекторам как своего пресс-секретаря, она улыбнулась и снова погрузилась в
бумаги.
Мы были удивлены неожиданным визитом, но ничуть не волновались: две
предыдущие проверки не обнаружили ничего предосудительного, и на этот раз все
должно было пройти так же.
В тот день мы собирали чемоданы, чтобы отправиться в Испанию: Шура был
приглашен на конференцию, которая проводилась недалеко от Барселоны. Билеты на
самолет были на следующий день, и я волновалась, как бы эта неожиданная проверка
не отняла бы время, оставленное на сборы. Помимо этого никаких опасений у нас не
было.
Шура повел агентов в лабораторию. Я вернулась в спальню, чтобы попытаться
сложить и запихнуть в чемоданы все нужные вещи. Через несколько минут в дверь
постучала Венди, сообщив, что приехал Михаэль Сан. Как же я могла забыть, что
пригласила его в гости! Михаэль был и остается одним из самых любимых мною людей
- этот тихий, скромный и очень умный молодой человек сумел объединить вокруг
себя представителей разных религиозных и философских организаций, считавших, что
психоделические растения и препараты представляют собой уникальные инструменты
для изучения души человека. Он считает (и мы с ним согласны), что лучший способ
смягчить законы против психоделиков - это дать официальным лицам информацию о
том, как эти вещества использовались в религиозной и духовной практике знакомых
с ними культур.
Михаэль стоял на пороге с высокой хрустальной вазой в руках - в вазе алела
единственная роза. Я обняла его, поблагодарила за подарок и шепнула на ухо: "У
нас тут гости из DEA, пришли без звонка, мы их не ждали, тебе скорее всего не
захочется с ними встречаться".
Он улыбнулся и сказал, что вряд ли эта встреча кого-нибудь обрадует. Он
обещал позвонить завтра. Я напомнила, что завтра мы улетаем в Испанию, и
попросила его перезвонить через три недели. Он пожелал нам приятного путешествия
и ушел. Вазу с розой я поставила на солнечный подоконник в кухне.
Я вернулась в спальню и продолжала собираться. Примерно через час я
услышала голоса в коридоре: Шура деловито объяснял инспекторам, что еще в двух
комнатах нашего дома могут быть образцы химикатов: "В моем кабинете и в
четвертом подвале - это комната, где я храню инфракрасное оборудование, которое
нельзя держать в лаборатории."
Его голос показался мне веселым, значит инспекция проходила без проблем.
Скоро я поняла, что ошибалась. "Это нарушение правил" - повторял агент
Фоска, и голос у него был очень вежливый, даже с некоторым сожалением, особенно
когда он добавил - "вплоть до 25 тысяч долларов штрафа за каждое такое
нарушение".
"Каких таких правил?" - несколько раз подряд спросил Шура, но потом надолго
замолчал.
Агент Фоска продолжал: "В лаборатории обязательно должен быть сейф для
хранения запрещенных препаратов, к сейфу должна быть подведена сигнализация,
чтобы ближайший полицейский участок сразу же знал о попытках проникновения в
сейф. Вы что, хотите, чтобы из-за вас случилась трагедия? Вы думали, что будет,
например, если какой-нибудь ребенок доберется до пробирок?
В этих словах есть доля здравого смысла, но почему предыдущие инспекции
ничего не сказали про сейф? Видимо,в последнее время появилось много новых
правил, а Шуре никто о них не сообщил.
Я вышла в коридор и смотрела, как агент Фоска находит все новые и новые
нарушения: мало того, что образцы препаратов хранятся в доме, а не в
лаборатории, как положено. Шурина лицензия, оказывается, вообще не
предусматривает анонимные анализы. "Для этого нужна дополнительная лицензия, а у
вас ее нет," - агент Фоска говорил все более раздражнно.
Шура отвечал: "Я впервые это слышу, ведь у меня есть лицензия на любые
анализы," - он помолчал и добавил: "даже если это так и мне придется оставить
эту работу, я буду только рад: мне за это не платят, а научная ценность этих
анализов не оправдывает затраты времени и труда."
В течении следующего часа агент Фоска изучал Шурины бумаги, в том числе
квитанции на покупку реактивов за последние несколько месяцев. Он попросил и
получил фотокопии всех этих документов. Такие просьбы были вполне обычны при
инспекцях, и Шура соглашался с ними, но к тому моменту он уже понимал, что этот
инспектор заходит гораздо дальше, чем предыдущие.
Шурин вид выражал невинное удивление (совершенно неподдельное), и простое
человеческое стремление к сотрудничеству, которыми он пытался прикрыть все
растущее беспокойство. Он повторял, как заведенный: "Где я могу получить копию
всех этих правил?" и "Почему никто не сказал мне о новых правилах?" В этих
вопросах слышалось явное недоверие, но все, чего удалось добиться от агента
Фоска, было обещание прислать нам список всех правил, как только он вернется в
офис.
Шел уже четвертый час инспекции. Пока Шура объяснял им назначение каждого
препарата, я вышла во внутренний дворик с чашкой чая со льдом и уселась в кресло
под зонтиком. Рядом сидел агент, старший по возрасту, и мы разговорились о детях
и школе - ему вечером нужно было идти на родительское собрание. Стояла жара, я
предложила ему воды, и когда он радостно согласился, я почему-то решила, что это
хороший знак.
Наконец агент Фоска захлопнул свой блокнот и сказал, что ему потребуется
еще по крайней мере три дня для завершения инспекции и он очень сожалеет, что мы
уезжаем в Испанию, но когда мы вернемся, он свяжется с нами. "Да-да, конечно" -
пробормотал Шура, провожая гостей до машины.
Когда они уехали, Шура вернулся в гостиную, и мы некоторое вреия молча, без
улыбки смотрели друг на друга, потом молча же сели за стол, пытаясь осмыслить
случившееся. Венди, закончившая свою работу, присела к нам. "О, Господи" -
произнесла я наконец.
- Проблемы? - спросила Венди, глядя на нас.
- Неужели правда появилось столько новых правил? - пробормотал Шура.
- Наверное, дорогой. Ты слышал, что сказал мистер Фоска: DEA считает, что
лаборатории сами должны узнавать о новых правилах, а нам просто не приходило в
голову, что они могут меняться.
- А почему тогда предыдущие инспекции ничего не нашли?
- Да, это все очень странно.
Шура помолчал, потом сказал:
- Ты знаешь, мне кажется, что он читал PIHKAL или, может быть, наши
интервью: когда мы были в четвертом подвале, он спросил, собирается ли наша
исследовательская группа. Я ответил, что мы собираемся, но просто чтобы
пообщаться, ведь наш средний возраст - примерно семьдесят, а психоделические
опыты - дело молодых. К тому же закон об аналогах строго запретил все подобные
исследования.
- И что сказал агент? - спросила Венди.
- Ничего. Просто продолжал задавать вопросы.
- И теперь они вернутся, как только вы приедете из Испании? - сказала
Венди.
- Он сказал - по крайней мере три дня. Я не представляю, что здесь можно
делать три дня. - отвечал Шура.
- И двадцать пять тысяч за одно нарушение - сказала я, но Шура меня
поправил:
- До двадцати пяти тысяч.
- Да, ты прав. В зависимости от их настроения.
- А ты представляешь, какое у них настроение по поводу автора PIHKALа? -
ухмыльнулся Шура, и первый раз за день мы искренне расхохотались.
Следующие две недели мы провели в Каталонии, в древнем маленьком городке
Лерида, где проходила конференция по измененным состояниям сознания, а потом мы
пожили несколько дней в Барселоне - одном из самых красивых городов мира. Здесь
Шура записал свои впечатления от неожиданной инспекции и озаглавил их:
(Рассказывает Шура)
Действие первое.
В течение недели со мной произошло два удивительных события. Оба поначалу
казались вполне безобидными, и оба непредсказуемым образом переросли в нечто
непонятное, что я до сих пор пытаюсь осмыслить. На самом деле они так сильно
меня потрясли, что я почти не помню подробностей и постараюсь передать лишь
общее настроение, по мере возможности добавляя те немногие детали, которые
отложились в памяти. В качестве метафоры оба события можно было назвать визитами
с другой планеты.
Первый визит произошел во вторник, за день до того, как мы должны были
улетать в Испанию, где я открывал конференцию об измененных состояниях сознания.
Мы с Алисой как раз собирали вещи, я только что договорился с соседями по поводу
нашей почты и написал длинный список инструкций для моего сына Тео и Венди -
младшей дочери Алисы, которая каждую неделю занимается делами нашего
издательства. В два часа к нам должен был заехать друг, поэтому с утра я оставил
ворота открытыми. Вдруг ровно в двенадцать к дому подъехала машина.
Из машины вышли трое: один, сравнительно молодой, в костюме, и двое
постарше, одетые менее официально. Я встретил их возле дома, они представились,
но их имена мне ничего не говорили. Зато я хорошо знал организацию, которую они
представляли, Агентство по борьбе с наркотиками - DEA. Я пригласил их пройти в
дом (они согласились), предложил им что-нибудь выпить (они отказались) и
спросил, чем могу быть полезен. Они заявили, что их визит носит официальный
характер (что они хотели этим сказать?) и что они хотят ознакомиться с моей
работой и всем, что связано с запрещенными препаратами.
Мне предъявили несколько страниц непонятного документа. Я сперва решил, что
это список того, что я им должен показать, но вскоре с удивлением обнаружил, что
это ордер на обыск, дающий им право свободно просматривать мои вещи и забирать
все подозрительное. Алиса вышла из спальни, где упаковывала наши чемоданы, и я
представил жену гостям. Как только она поняла, что я не шучу, и что перед ней и
в самом деле полиция, она сразу взяла на себя роль гостеприимной хозяйки и
представила им Венди, которая зашла на кухню за кофе.
Главный инспектор, молодой человек лет двадцати пяти, принес с собой
большой желтый блокнот и фотоаппарат, чтобы снимать все интересующие его
предметы. Он представился как агент Фоска, и потом задавал почти все вопросы.
Два других инспектора присутствовали, скорее всего, в качестве понятых.
Первый спор возник в лаборатории.
Наш разговор развивался по следующей схеме. Агент Фоска спрашивал,
показывая на стол, уставленный пробирками, колбами и пузырьками: "Есть ли здесь
запрещенные препараты?" Я отвечал: "Да, вот, например, образец для анализа с
рейв-вечеринки из Англии - может быть, это экстези. Я еще не провел анализ,
поэтому не могу сказать точно."
- Где вы зафиксировали факт получения данного образца?
- Нигде.
- Почему вы не ведете такую отчетность?
- А зачем я должен ее вести?
- Вы обязаны это делать согласно правилам.
- Я не слышал о таких правилах.
- За нарушение каждого такого правила полагается штраф вплоть до двадцати
тысяч долларов.
- Каких таких правил?
Мы много раз начинали спорить, и каждый раз схема была примерно одинаковой.
Два других агента потихоньку включились в разговор, задавая вопросы скорее
из любопытства, чем по необходимости, но им, очевидно, не нравился запах в
лаборатории, и скоро они переместились за порог, где стояли, обсуждая какие-то
свои проблемы. А мы с агентом Фоска провели в лаборатории еще целый час.
Он внимательно изучил лицензии, которые висели в рамках на стене: одна от
DEA на проведение работ с запрещенными препаратами из всех пяти списков, другая
от департамента атомной энергетики, позволяющая приобретать нужные мне изотопы,
а также официальное разрешение на работу с ядовитыми веществами.
Фоска обнаружил маленький стомиллилитровый шприц и спросил меня, как я его
использую. Я ответил: "Для внесения малых доз препарата при хроматографическом
делении''.
- А это зачем? - спросил он, увидев пачку стерильных игл для шприца.
- Для снятия лишнего давления аргона через резиновые пробки в замкнутых
системах, куда не должна попадать влага - отвечал я.
- По-моему, их можно использовать и для инъекций.
- Это потому, что мне присылают их из городской больницы Сан-Франциско, где
они именно так и применяются.
Все, что могло быть как-нибудь использовано для употребления наркотиков,
имело и законное лабораторное применение, и агент Фоска не возражал против моих
объяснений, по крайней мере не прерывал их. Зато он постоянно царапал в блокноте
и делал снимки.
Лейтмотивом беседы, однако, оставались запрещенные препараты. ----Нет ли
здесь запрещенных препаратов?
- Допустим, есть.
- Вот в этой пробирке 2СВ. Сколько граммов?
- Не знаю точно... Два-три...
- Не могли бы вы ее взвесить?
- Пожалуйста.
Я высыпал порошок на бумагу и положил на весы.
- Три целых четыре десятых грамма.
- А почему так много?
- Я использую его как прекурсор при изучении новых препаратов на базе
2.5-диметоксифенэтиламина с необычными заменителями в четвертой позиции.
Фоска что-то записывает и фотографирует весы.
- Еще запрещенные препараты?
- Вот здесь - меткатинон.
- Откуда?
- Я его синтезировал.
- Зачем?
- Я собираюсь узнать, возможно ли по следам других веществ определить,
какой метод синтеза был использован.