Страница:
Origin: http://high.ru
КНИГА 1. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ - ПРИЯТНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ.
ГЛАВА 1. НАШЕСТВИЕ.
ГЛАВА 2. ЛУРД.
ГЛАВА 3. ДРЭД И ДРУГИЕ ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ОПЫТЫ.
ГЛАВА 4. БРАЗИЛИЯ.
ГЛАВА 5. 'SHROOMS
ГЛАВА 6. ПАНСОФ-2
ГЛАВА 7. МАРКИ
ГЛАВА 8. ПИСЬМА ИЗ ЛЕНИНГРАДА.
ГЛАВА 9. LA RUTA DEL BAKALAO.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПСИХОДЕЛИКИ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ЛИЧНОСТИ.
ГЛАВА 10. ТЕРРИТОРИЯ СОЗНАНИЯ.
ГЛАВА 11. СЕКС, НАРКОТИКИ И ТЕ, КОМУ ЗА...
ГЛАВА 12. ЛЬВИЦА И СЕКРЕТНОЕ МЕСТО.
ГЛАВА 13. ФЛЭШБЭК.
ГЛАВА 14. ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯ.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. TRYPTAMINA BOTANICA
ГЛАВА 15. ВЕЗДЕСУЩИЙ ДМТ
ГЛАВА 16. ХОАСКА, ИЛИ АЯХУАСКА
ГЛАВА 17. ВЬЮНОК И ЕГО СЕМЕНА
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВРЕМЯ И ТРАНСФОРМАЦИЯ.
ГЛАВА 18. БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ?
ГЛАВА 19. ТРИ ФОТОГРАФИИ.
ГЛАВА 20. АВТОРСКИЕ ПРЕПАРАТЫ.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ХИМИЯ И ПОЛИТИКА.
ГЛАВА 21. МОЖЕМ ЛИ МЫ И НУЖНО ЛИ НАМ ?
ГЛАВА 22. БАРЬЕРЫ НА ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЙ.
ГЛАВА 23. ЗАГАДОЧНЫЙ МИСТЕР ДЖОНС.
ГЛАВА 24. QUI BONO?
ЭПИЛОГ.
ГЛАВА 25. ГАЛИЛЕЙ.
Предупреждение: данный перевод оригинального текста книги является
собственностью сайта high.ru. Любое несогласованное с руководством сайта
использование, тиражирование и распространение в печатном или электронном виде
этого перевода в целом или его частей является нарушением авторских прав и
преследуется в уголовном порядке. По всем вопросам, связанным с правами на
распространение текста обращаться на team@high.ru
ПРЕДИСЛОВИЕ
В начале 80-х годов мне предложили выступить на конференции, которая
проводилась в кампусе Санта-Барбары небольшой группой студентов и аспирантов
Калифорнийского университета. Предложение очень заинтересовало меня, поскольку
конференция оказалась несколько необычной: она была посвящена психоделическим
препаратам. Невероятно, но факт: при всей политической остроте этой темы им
все-таки удалось организовать ее обсуждение в главном кампусе Калифорнии,
раздобыть спонсора и широко проинформировать общественность!
Мне вспомнилось, как за несколько лет до этого в Берклийском кампусе того
же Калифорнийского университета готовилась конференция, посвященная ЛСД. Она
тоже имела своих спонсоров, но организаторам пришлось столкнуться с сильным
давлением, которое со временем стало просто невыносимым. Кое-кто старался
заставить их отменить конференцию или перенести ее в другое место, ограничить
круг участников, воздержаться от обсуждения некоторых тем и вообще сделать так,
чтобы это мероприятие не имело ничего общего с университетом. Параноидальная
атмосфера сгущалась с каждым днем. Попутно возникали многочисленные мелкие
провокации: например, однажды на доске объявлений Берклийского кампуса появилась
надпись ЖИДЫ! ЖИДЫ! ЖИДЫ! (как говорили потом, это сделал один студент-психолог,
у которого съехала крыша). Из-за всего этого пришлось искать другое место для
конференции. В конце концов она состоялась в University Extension Building,
Сан-Франциско.
На мой взгляд, это было весьма впечатляющее событие. С докладами выступили
несколько десятков преподавателей и известных ученых. Аудитория состояла из
нескольких сотен сильно прихипованных студентов, богемной молодежи и пяти-шести
"сопровождающих" в белых футболках и головных повязках, которые расхаживали
вокруг аудитории и фотографировали всех и каждого.
Заметки, которые я сделал на этой конференции, впоследствии куда-то
затерялись, поэтому упомяну лишь о двух сценах, особенно врезавшихся мне в
память. Первоначально предполагалось, что в качестве одного из докладчиков
выступит Аллен Гинсберг; но организаторам дали понять, что в этом случае их шоу
не сможет состояться даже в Сан-Франциско. Поэтому им пришлось пойти на уступки:
отказать Гинсбергу и пригласить генерального прокурора штата (по фамилии Янгер
или что-то вроде того), который, по-видимому, собирался сделать доклад о
юридических аспектах употребления наркотиков. Мне посчастливилось стать
свидетелем их встречи у восточных ворот аудитории. Гинсберг наскакивал на
прокурора, потрясая кулаками, и орал ему прямо в лицо: "Эйхман! Эйхман!
Эйхман!", а тот явно не понимал, о чем идет речь. В своем вступительном слове
устроители конференции прямо объявили собравшимся, что первоначально они хотели
пригласить Гинсберга (аплодисменты), но, к сожалению, поступило указание
вычеркнуть его из официального списка докладчиков (возмущенный вой); однако он
имеет право подняться на сцену в качестве наблюдателя и, как таковой, выступить
с любыми комментариями, какие сочтет нужными (бурные аплодисменты). Это
сообщение задало тон всем дальнейшим событиям. А генеральному прокурору,
насколько я помню, так и не дали слова.
Вечером состоялось звуковое шоу с модной в те годы подсветкой из масляных
ламп с цветными светофильтрами. Всюду пахло марихуаной. Героем праздника был
Тимоти Лири; где бы он не появлялся, его сопровождала толпа девчонок. Само собой
разумеется, что в дальнейшем Берклийский кампус уже не рисковал проводить
мероприятия такого рода.
И вот теперь я получил приглашение поучаствовать в чем-то в этом роде, но
на этот раз уже в более периферийном кампусе Санта-Барбары. Конечно же, я был
заинтригован и немедленно дал согласие.
В Санта-Барбаре я оказался под опекой Роберта Гордона-МакКатчена, почетного
стипендиата по философии религии. Он заверил меня, что в зале соберется
множество заинтересованных студентов, и я смогу сказать им все, что считаю
нужным. Предложение выглядело довольно соблазнительным, но я тут же вспомнил о
неприятных последствиях встречи в Сан-Франциско: некоторых приглашенны туда
докладчиков хозяева встретили довольно нелюбезно, так что те уехали, серьезно
обидевшись. Поэтому я решил подстраховаться и надеть маску академической
кошерности. Находясь в Санта-Барбаре, я ни на минуту не забывал об этом.
Еще до начала конференции произошло несколько запоминающихся событий.
Прежде всего, в одном из загородных особняков на холмах Санта-Барбары было
организовано неофициальное собрание приглашенных знаменитостей. Мы с Алисой
приехали туда на автомобиле и, пройдя через просторный двор особняка, оказались
в не менее просторной гостиной. Вдоль стен стояли в три ряда стулья, на которых
размещалось добрых четыре десятка человек. Нас здесь никто не знал, поэтому мы
притаились у стены за надежной баррикадой из жаждущих душ. Гостей знакомили с
выдающимися людьми; многие имена были нам известны, но здесь как-то не
представлялся случай с ними побеседовать. Прозвучало мнение, что эта конференция
сможет послужить стартовой площадкой для возрождения психоделического движения.
Вот этот джентльмен хотел бы написать о нем эссе; к нему прислушаются многие.
Вот эта леди хотела бы связаться со своим издателем и запечатлеть нашу встречу в
истории. А вот этот мистер, в свою очередь, хотел бы осветить встречу в
средствах массовой информации: например, устроить соответствующие интервью в
завтрашнем радиоэфире. Короче говоря, здесь собралась элита, способная
перевернуть землю. Мы с Алисой вскоре ушли.
На другой день мы давали интервью на радио. В маленькой студии собралось
человек пять-шесть, из которых я знал одного только Тимоти Лири. Впрочем, его
вполне хватало для того, чтобы привлечь внимание слушателей, и я был освобожден
от необходимости отвечать на вопросы и вообще говорить что-либо. Я скромно
удалился, пообещав провести открытый семинар на факультете химии. Это было одно
из показательно-академических мероприятий, позволявших устроителям называть свою
конференцию "научной". Администрация Университета, комментируя эту
"психоделическую встречу", всегда могла сослаться на наш исследовательский
семинар для аспирантов химфака: смотрите, мол, все было вполне законно и
правильно.
Но на химфаке все оказалось далеко не так гладко. Профессор, пригласивший
меня, абсолютно не знал, кто я такой, и почему-то решил, что ему придется
выпустить на кафедру опасного типа, который выступает за употребление и
оправдывает злоупотребление. Терзаясь ужасными сомнениями, он все-таки разрешил
семинар, и зал тут же подвергся беспрецедентному наплыву студентов и аспирантов.
Я вел себя как можно более корректно и дал беглый, но академически безупречный
обзор происхождения, синтеза и возможного механизма действия этих соединений в
качестве синергистов и нейротрансмиттеров. Он был стопроцентено кошерным:
ничего, кроме "реакций по механизму SN-2" и точных молекулярных схем, которые я
называл "приблизительными эскизами". В итоге меня ждал громкий успех, и тем
самым я смог отчасти помочь организаторам конференции.
Все, что я могу вспомнить о подготовке своего доклада для конференции - это
лаборатория факультета естественных наук Калифорнийского университета, где я
стучал по клавишам старой пишущей машинки, приводя в порядок свой поток сознания
- через один интервал на желтой бумаге. Я помню, что не вполне понимал, зачем я
это делаю, но все-таки знал, что именно хочу сказать. Впрочем, даже этого я не
знал заранее: все возникало по мере написания и закончилось созданием тезисов, в
которых я был вполне уверен. Доклад был, пожалуй, слишком откровенным для
человека, который до сих пор скромно держался в тени, но я уже был готов
привлечь к себе внимание. Вот то, что я говорил двадцать лет назад, и я могу с
уверенностью повторить это сегодня.
Когда Роберт Гордон Мак-Катчен пригласил меня сюда, чтобы рассказать
что-нибудь о психоделических средствах, моя первая мысль была отказаться. В
конце концов, я химик и фармаколог, а не философ и религиовед, и мне казалось,
что во время прошлогодней встречи я дал достаточно информации о связях между
химической структурой и психической деятельностью.
Но тут вмешалась моя жена: "А почему бы просто не рассказать им, зачем ты
этим занимаешься?"
Вопрос показался мне очень интересным. Действительно: вот уже, по меньшей
мере, двадцать пять лет я настойчиво исследую строение, приготовление и свойства
различных психоактивных препаратов: галлюциногенных, психоделических,
диссоциативных, а иногда и просто опьяняющих. Но зачем я этим занимаюсь?
На такой вопрос хочется ответить дерзко: да потому, что так надо. "Зачем ты
влез на Эверест?" - "Он здесь стоял, вот я и влез". Но не только это
подталкивает меня к исследованиям.
Когда такой вопрос возникает во время семинара или дискуссии в
академической среде, я обычно делаю особое ударение на слове "психотомиметики" -
термине, который часто употребляется учеными как синоним слова "психоделические
препараты". Он составлен из двух греческих корней: психото (производное от
"психоз") и мимесис ("подражание"). Таким образом, данный термин описывает одно
из наиболее очевидных свойств этих веществ: они способны вызывать состояния,
сходные с симптомами психических заболеваний и, таким образом, могут служить
средствами для исследования некоторых форм психозов и психических расстройств.
Такой ответ на вопрос: "Зачем Вы этим занимаетесь?" не лишен логики и
вполне безопасен. Он оправдан, по крайней мере, для двух сотен психоделиков,
которые по своему химическому строению подразделяются на две группы:
фенилэтиламины и триптамины. В группу фенилэтиламинов входит около полусотни
веществ, родственных мескалину, и еще примерно столько же их метиловых гомологов
с молекулярной цепью амфетамина. Примерно столько же веществ входит и в группу
триптаминов: все они содержат в себе разнообразные кольца, цепи или
азотзамещенные производные. Некоторые из них конденсируются в более сложные
структуры - такие, как бета-карболины (в частности, гармалин) или эрголины
(например, ЛСД).
Два основных нейротрансмиттерных вещества, от которых зависит передача
нервных импульсов в человеческом мозге, также принадлежат к группам
фенилэтиламинов (допамин) и триптаминов (серотонин). Это и подталкивает
неврологов к тому, чтобы воссоздавать некоторые формы нейротрансмиттерных
расстройств с помощью психоделиков.
Такой ответ безопасен, поскольку не содержит в себе ничего угрожающего и
легко принимается как учеными мужами, так и теми, кто выдает правительственные
гранты для исследовательских работ.
Но в таком ответе нет ни слова правды. Я действительно разрабатываю
средства, но они служат совершенно иной цели.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, чтобы отчасти дать определение
этим средствам и намекнуть на важную задачу, которая, по моему глубокому
убеждению, связана с ними.
Я уверен, что все элементы "человеческой комедии" находятся в устойчивом
равновесии. Если что-то начинает двигаться в какую-либо сторону, где-то сразу
возникает компенсаторное и уравновешивающее движение в другую сторону. Глядя на
эту систему с точки зрения "добра" и "зла", можно сказать, что равновесие
поддерживается тем, что всякое добро содержит в себе малое, но заметное
количество непроявленного зла, а всякое зло - точно такое же количество
непроявленного добра. Так, в человеческом мозгу Эрос - любовь к жизни и
стремление продолжить себя - сосуществует с Танатосом, или "инстинктом смерти",
находящем свое выражение в разрушительном и агрессивном поведении.
Так вот: средства, которые я ищу, должны стать словами нового словаря:
того, который позволит человеку более сознательно (и более внятно) общаться с
содержимым собственного разума и психики. Его можно назвать "словарем познания".
Человек, который все лучше понимает (и, таким образом, начинает признавать), что
каждый его поступок и каждое решение является суммой двух противоположных
устремлений, в конце концов может приобрести способность к сознательному выбору.
И познание, которое следует за таким выбором - это путь к мудрости.
Но не только человеческий дух -- все человеческое общество тоже стремится к
равновесию. Свидетельством тому могут служить некоторые хронологические
совпадения, поддерживающее шаткое равновесие истории человечества.
В первые века текущего тысячелетия происходило множество жестоких и
бесчеловечных войн, и все они велись во имя религии. Ужасы инквизиции,
смертельно ненавидевшей инакомыслие ("ереси"), отражены во многих исторических
документах. Но именно в те мрачные годы сформировалась структура алхимии,
стремившейся приобрести знание путем исследования материи. При этом целью
алхимиков было отнюдь не превращение свинца в золото, о котором говорят везде и
всюду. Смысл их поисков заключался в том, чтобы снова и снова повторять очистку
и возгонку, все более и более постигая при этом, что именно здесь может
возникнуть синтез, союз между психическим и духовным миром.
Это бесконечное повторение операций было и работой, и вознаграждением за
работу. Делая это, алхимики приобщались к учению, которое обеспечивало жизненное
равновесие каждого из них.
За последние сто лет этот процесс развился в то, что мы называем наукой. Но
вместе с развитием произошло и постепенное смещение акцентов: важен стал не сам
процесс, а его результат. В нынешнем веке науки реально ценится только конечный
итог, только "золото". Не исследование, не постижение, а только голый результат,
который приносит нам уважение коллег и признание со стороны окружающих (а
значит, и богатство, и влияние, и власть). Но все эти итоги и результаты
демонстрируют нам ту же самую инь-янскую сущность добра и зла, где одно всегда
содержит в себе частицу другого. Такова была и история прошедших столетий. Нас
научили говорить о том, что плоды науки не имеют отношения к этике и морали, что
в объективном мире научных исследований ничто не является злом или добром само
по себе, и что поддержание некоего равновесия, конечно же, не имеет никакого
значения. И все же в истории происходят почти невероятные хронологические
совпадения, которые свидетельствуют об обратном.
В 1895 г. Вильгельм фон Рентген обнаружил, что при прохождении
электрического разряда через запаянную трубку с определенным газом находящаяся
рядом пластина, покрытая тонким слоем некоего неорганического вещества, начинает
светиться. А год спустя Антуан Анри Беккерель обнаружил у металла урана
аналогичное всепроникающее излучение, которое заставляло светиться и
окрашиваться пластинку, покрытую цианидом платины. Так была открыта
радиоактивность.
А еще через год некий Артур Хефтер употребил алкалоид, который был выделен
им из "сорного кактуса", привезенного из Нового Света неугомонным фармакологом
Луи Левином. Это случилось в Лейпциге, 23 ноября в 11.45. Согласно записям
экспериментатора, после приема 150 миллиграммов с ним случилось вот что:
"Время от времени через поле зрения пролетали необыкновенно яркие точки.
Затем стали появляться пейзажи, залы, архитектурные сооружения..."
Так был открыт мескалин.
В течение 20-х-30-х гг. оба мира - физика со своей радиацией и
психофармакология со своими психотропными средствами -- продолжали развиваться,
не противопоставляя себя друг другу и не стараясь выяснить, кто из них
"хороший", а кто "плохой", как это стали делать впоследствии.
Радиоактивность и радиация заняли ведущее место в медицине. Рентген долго
был незаменим при диагностике, а радиотерапия широко применялась для лечения
заболеваний. Стало известно, что контролируемая и локализованная радиация
способна разрушать злокачественные опухоли, щадя при этом живые клетки.
Параллельное развитие происходило и в области психологии. Теории Фрейда и
Юнга развивали все более и более разумный подход к душевным болезням, а
исследования Павлова заложили основы экспериментальной психологии.
Но во время Второй Мировой войны пути обеих наук круто разошлись; и этот
момент тоже отмечен интересным хронологическим совпадением. В конце 1942 г.
Энрико Ферми и некоторые другие ученые Чикагского Университета впервые
продемонстрировали искусственно вызванную и контролируемую реакцию ядерного
распада. Так началась эпоха "неограниченной энергии и независимости от
исчерпаемых энергоресурсов".
А 16 апреля следующего года в Швейцарии доктор Альберт Хофманн из
исследовательской лаборатории фирмы "Сандоз" случайно проглотил неизвестное
количества вещества, которое он синтезировал четыре года назад, а теперь смог
синтезировать повторно. После этого он ощутил странное беспокойство и
головокружение, которое продолжалось несколько часов. Три дня спустя (19 апреля
в 16.20) он принял отмеренную дозу, 250 микрограммов, и впоследствии сообщал:
"...(после кризиса смятения и отчаяния) ...я начал наслаждаться
беспрецедентными цветами и игрой застывавших и сохранявшихся форм. Затем на меня
нахлынула калейдоскопическая волна фантастических образов -- изменявшихся,
варьировавшихся, открывавшихся и закрывавшихся по кругам и спиралям..."
Так был открыт ЛСД.
Но с тех пор и вплоть до последнего десятилетия все надежды человечества
связывались, главным образом, с богатыми обещаниями ядерной эры - сперва с
энергией распада, а затем - с неограниченным потенциалом ядерного синтеза. А
область галлюциногенов была обозначена как психотомиметическая (имитирующая
психозы) и, в общем, отрицательная. Так продолжалось вплоть до 1960-х гг., когда
произошла странная и ошеломительная смена ролей.
Знание о ядерном распаде и термоядерном синтезе внесло в психику общества
аспект влечения к смерти. Великие государства одно за другим присоединялись к
братству искусных истребителей человеческого рода. Но, как я уже сказал ранее,
при возникновении любого дисбаланса непременно должен появиться уравновешивающий
противоположный компонент. В данном случае противовесы появились во многих
формах и на многих фронтах, и все они были связаны с одним и тем же процессом:
возрастанием интереса к духовному аспекту личности и стремлением глубже понять
человеческую психику. Психоделические препараты, прежде считавшиеся относительно
полезным инструментом для исследования психозов или безусловно вредным средством
эскапистского самоудовлетворения, теперь все чаще рассматривались западной
молодежью как средство для просветления и духовного преображения.
Теперь, когда общечеловеческий Танатос уже совсем насытился увековеченным
знанием о том, как мы можем полностью уничтожить и самих себя, и наш уникальный
опыт жизни и любви, кое-что должно произойти и на стороне Эроса, который научит
на, как жить с эти увековеченным знанием. Между двумя противоположными сторонами
человеческой души возникает диалог, который требует нового словаря -- словаря
прозрения и познания.
Нам нужен способ выражать переживания, возникающие в самых глубинных
участках нашей психики, передавать знание, которое традиционно называют
"оккультным" или "сокровенным". Раньше это знание считалось личным достоянием
шаманов, духовных учителей или лидеров, которые его заслужили. На них лежала
ответственность за выбор одаренных и прозорливых людей, которые могли стать их
учениками и последователями. Этих избранных впускали в храмы знания, в пирамиды,
тайные ложи, монастыри или священные вигвамы, чтобы они могли постепенно
исследовать свой духовный мир и осваивать области бессознательного. Считалось,
что при таком обучении некоторые из них со временем смогут стать мудрейшими
целителями или духовными лидерами.
Если бы у нас было столько же времени, сколько у наших предков, мы тоже
могли бы спокойно наблюдать за постепенным увеличением количества людей, которые
разбираются во внутренних процессах, энергиях и комплексном равновесии влечений,
страхов, инстинктов и опыта, из которых состоит внутренняя вселенная человека.
Мы могли бы предвидеть, что когда-нибудь и все человечество лучше поймет
сущность своего сознания и подсознания. Однако в последние несколько десятилетий
открытия в физике, химии, биологии, электронике, математике и распространении
информации появляются с невиданной скоростью. И эта лавина знаний о сущности
материального мира не имела необходимого и жизненно важного противовеса:
понимание человеческой психики практически не улучшилось. Мы узнали много нового
о мозге, но не о душе. Мы так и не совершили прорыва в познании тех архетипов
бессознательного, тех эмоций и энергий, которые определяют способ использования
новоприобретенных научных знаний. Но мы обязательно должны развивать методику
исследования и понимания этих неосознанных сил, от которых неизбежно зависят все
наши решения, ибо все открытия, совершенные в мире материи, равно могут быть
использованы и ради жизни, и ради смерти.
То, чего мы избегаем, и то, чего мы не желаем признавать, может убить не
только нашу расу или культуру, но ВСЕХ нас.
Не забывайте о том, что психоделические препараты - не единственный ключ к
бессознательному; их нельзя использовать ни для обучения, ни для духовного
роста. Не существует единственно "правильного" препарата и даже единственно
"верной" дозировки одного и того же вещества, которая удовлетворила бы всех
исследователей в равной степени. Нелишне будет еще раз напомнить и о том, что
все переживаемое при приеме психоделических препаратов или визионерских растений
исходит не от самих психоактивных веществ, но от разума или психики человека,
который их потребляет. Каждый из таких препаратов открывает в принявшем его
некую дверь, и разные препараты открывают разные двери. Поэтому исследователь
должен научиться наиболее успешным и безопасным способам продвижения по каждому
из своих новооткрытых внутренних континентов. Это займет много времени, и здесь
необходимо руководство опытного человека - как и во всех глубинных эмоциональных
и духовных исследованиях.
При соблюдении всех предосторожностей использование психоделических
растений и препаратов имеет большое преимущество перед другими традиционными
методиками. Они позволяют нам скорее достичь желаемого результата: сознательного
постижения наших внутренних процессов и более ясного понимания ответственности
каждого перед человечеством и всеми прочими существами, живущими с нами на одной
планете.
Эти средства необычайно важны, и я считаю, что достиг известного мастерства
в их изготовлении. Вот почему я этим занимаюсь.
За годы, прошедшие после нашей беседы в Санта-Барбаре, люди еще не исчезли
с лица Земли и не истребили на ней все живое, но они способны на это. Лидеры
стран так и не наладили открытого и взаимно уважительного общения между собой.
Но на это они тоже еще способны.
Как и прежде, руководители человечества подпитываются архетипом власти -
тем аспектом человеческой психики, который влечет ее к иерархии, контролю и
фиксации правил и систем. Воля к власти формирует наш мир; без нее человечество
давно бы погибло. Если эта воля уравновешена некими комплементарными энергиями,
она придает человечеству форму; она создает цивилизацию. Но когда тонкое
равновесие нарушается и из этого архетипа выплескивается слишком много энергии,
структура превращается в тюрьму, контроль становится диктатурой, обучение
вырождается в зубрежку и муштру, видения и прозрения порождают догмы, а
осторожность развивается в манию преследования. Мы утрачиваем связь с любящими и
питающими энергиями, которые существуют внутри нас самих; а вместе с тем
исчезает и наша способность выбирать сознательно -- как в личном, так и в
общечеловеческом масштабе.
Жрецы и цари, императоры, президенты и все те, кого лелеют и защищают
структуры власти, склонны беспокоиться и гневаться из-за одиночек, которые
настойчиво пробиваются в новых направлениях, игнорируя предписания признанных
лидеров. Такие люди внушают властям подсознательный страх перед хаосом, перед
КНИГА 1. ЖИЗНЬ ПРОДОЛЖАЕТСЯ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ - ПРИЯТНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ.
ГЛАВА 1. НАШЕСТВИЕ.
ГЛАВА 2. ЛУРД.
ГЛАВА 3. ДРЭД И ДРУГИЕ ПОУЧИТЕЛЬНЫЕ ОПЫТЫ.
ГЛАВА 4. БРАЗИЛИЯ.
ГЛАВА 5. 'SHROOMS
ГЛАВА 6. ПАНСОФ-2
ГЛАВА 7. МАРКИ
ГЛАВА 8. ПИСЬМА ИЗ ЛЕНИНГРАДА.
ГЛАВА 9. LA RUTA DEL BAKALAO.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПСИХОДЕЛИКИ И ТРАНСФОРМАЦИЯ ЛИЧНОСТИ.
ГЛАВА 10. ТЕРРИТОРИЯ СОЗНАНИЯ.
ГЛАВА 11. СЕКС, НАРКОТИКИ И ТЕ, КОМУ ЗА...
ГЛАВА 12. ЛЬВИЦА И СЕКРЕТНОЕ МЕСТО.
ГЛАВА 13. ФЛЭШБЭК.
ГЛАВА 14. ИНТЕНСИВНАЯ ТЕРАПИЯ.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. TRYPTAMINA BOTANICA
ГЛАВА 15. ВЕЗДЕСУЩИЙ ДМТ
ГЛАВА 16. ХОАСКА, ИЛИ АЯХУАСКА
ГЛАВА 17. ВЬЮНОК И ЕГО СЕМЕНА
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВРЕМЯ И ТРАНСФОРМАЦИЯ.
ГЛАВА 18. БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ?
ГЛАВА 19. ТРИ ФОТОГРАФИИ.
ГЛАВА 20. АВТОРСКИЕ ПРЕПАРАТЫ.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ХИМИЯ И ПОЛИТИКА.
ГЛАВА 21. МОЖЕМ ЛИ МЫ И НУЖНО ЛИ НАМ ?
ГЛАВА 22. БАРЬЕРЫ НА ПУТИ ИССЛЕДОВАНИЙ.
ГЛАВА 23. ЗАГАДОЧНЫЙ МИСТЕР ДЖОНС.
ГЛАВА 24. QUI BONO?
ЭПИЛОГ.
ГЛАВА 25. ГАЛИЛЕЙ.
Предупреждение: данный перевод оригинального текста книги является
собственностью сайта high.ru. Любое несогласованное с руководством сайта
использование, тиражирование и распространение в печатном или электронном виде
этого перевода в целом или его частей является нарушением авторских прав и
преследуется в уголовном порядке. По всем вопросам, связанным с правами на
распространение текста обращаться на team@high.ru
ПРЕДИСЛОВИЕ
В начале 80-х годов мне предложили выступить на конференции, которая
проводилась в кампусе Санта-Барбары небольшой группой студентов и аспирантов
Калифорнийского университета. Предложение очень заинтересовало меня, поскольку
конференция оказалась несколько необычной: она была посвящена психоделическим
препаратам. Невероятно, но факт: при всей политической остроте этой темы им
все-таки удалось организовать ее обсуждение в главном кампусе Калифорнии,
раздобыть спонсора и широко проинформировать общественность!
Мне вспомнилось, как за несколько лет до этого в Берклийском кампусе того
же Калифорнийского университета готовилась конференция, посвященная ЛСД. Она
тоже имела своих спонсоров, но организаторам пришлось столкнуться с сильным
давлением, которое со временем стало просто невыносимым. Кое-кто старался
заставить их отменить конференцию или перенести ее в другое место, ограничить
круг участников, воздержаться от обсуждения некоторых тем и вообще сделать так,
чтобы это мероприятие не имело ничего общего с университетом. Параноидальная
атмосфера сгущалась с каждым днем. Попутно возникали многочисленные мелкие
провокации: например, однажды на доске объявлений Берклийского кампуса появилась
надпись ЖИДЫ! ЖИДЫ! ЖИДЫ! (как говорили потом, это сделал один студент-психолог,
у которого съехала крыша). Из-за всего этого пришлось искать другое место для
конференции. В конце концов она состоялась в University Extension Building,
Сан-Франциско.
На мой взгляд, это было весьма впечатляющее событие. С докладами выступили
несколько десятков преподавателей и известных ученых. Аудитория состояла из
нескольких сотен сильно прихипованных студентов, богемной молодежи и пяти-шести
"сопровождающих" в белых футболках и головных повязках, которые расхаживали
вокруг аудитории и фотографировали всех и каждого.
Заметки, которые я сделал на этой конференции, впоследствии куда-то
затерялись, поэтому упомяну лишь о двух сценах, особенно врезавшихся мне в
память. Первоначально предполагалось, что в качестве одного из докладчиков
выступит Аллен Гинсберг; но организаторам дали понять, что в этом случае их шоу
не сможет состояться даже в Сан-Франциско. Поэтому им пришлось пойти на уступки:
отказать Гинсбергу и пригласить генерального прокурора штата (по фамилии Янгер
или что-то вроде того), который, по-видимому, собирался сделать доклад о
юридических аспектах употребления наркотиков. Мне посчастливилось стать
свидетелем их встречи у восточных ворот аудитории. Гинсберг наскакивал на
прокурора, потрясая кулаками, и орал ему прямо в лицо: "Эйхман! Эйхман!
Эйхман!", а тот явно не понимал, о чем идет речь. В своем вступительном слове
устроители конференции прямо объявили собравшимся, что первоначально они хотели
пригласить Гинсберга (аплодисменты), но, к сожалению, поступило указание
вычеркнуть его из официального списка докладчиков (возмущенный вой); однако он
имеет право подняться на сцену в качестве наблюдателя и, как таковой, выступить
с любыми комментариями, какие сочтет нужными (бурные аплодисменты). Это
сообщение задало тон всем дальнейшим событиям. А генеральному прокурору,
насколько я помню, так и не дали слова.
Вечером состоялось звуковое шоу с модной в те годы подсветкой из масляных
ламп с цветными светофильтрами. Всюду пахло марихуаной. Героем праздника был
Тимоти Лири; где бы он не появлялся, его сопровождала толпа девчонок. Само собой
разумеется, что в дальнейшем Берклийский кампус уже не рисковал проводить
мероприятия такого рода.
И вот теперь я получил приглашение поучаствовать в чем-то в этом роде, но
на этот раз уже в более периферийном кампусе Санта-Барбары. Конечно же, я был
заинтригован и немедленно дал согласие.
В Санта-Барбаре я оказался под опекой Роберта Гордона-МакКатчена, почетного
стипендиата по философии религии. Он заверил меня, что в зале соберется
множество заинтересованных студентов, и я смогу сказать им все, что считаю
нужным. Предложение выглядело довольно соблазнительным, но я тут же вспомнил о
неприятных последствиях встречи в Сан-Франциско: некоторых приглашенны туда
докладчиков хозяева встретили довольно нелюбезно, так что те уехали, серьезно
обидевшись. Поэтому я решил подстраховаться и надеть маску академической
кошерности. Находясь в Санта-Барбаре, я ни на минуту не забывал об этом.
Еще до начала конференции произошло несколько запоминающихся событий.
Прежде всего, в одном из загородных особняков на холмах Санта-Барбары было
организовано неофициальное собрание приглашенных знаменитостей. Мы с Алисой
приехали туда на автомобиле и, пройдя через просторный двор особняка, оказались
в не менее просторной гостиной. Вдоль стен стояли в три ряда стулья, на которых
размещалось добрых четыре десятка человек. Нас здесь никто не знал, поэтому мы
притаились у стены за надежной баррикадой из жаждущих душ. Гостей знакомили с
выдающимися людьми; многие имена были нам известны, но здесь как-то не
представлялся случай с ними побеседовать. Прозвучало мнение, что эта конференция
сможет послужить стартовой площадкой для возрождения психоделического движения.
Вот этот джентльмен хотел бы написать о нем эссе; к нему прислушаются многие.
Вот эта леди хотела бы связаться со своим издателем и запечатлеть нашу встречу в
истории. А вот этот мистер, в свою очередь, хотел бы осветить встречу в
средствах массовой информации: например, устроить соответствующие интервью в
завтрашнем радиоэфире. Короче говоря, здесь собралась элита, способная
перевернуть землю. Мы с Алисой вскоре ушли.
На другой день мы давали интервью на радио. В маленькой студии собралось
человек пять-шесть, из которых я знал одного только Тимоти Лири. Впрочем, его
вполне хватало для того, чтобы привлечь внимание слушателей, и я был освобожден
от необходимости отвечать на вопросы и вообще говорить что-либо. Я скромно
удалился, пообещав провести открытый семинар на факультете химии. Это было одно
из показательно-академических мероприятий, позволявших устроителям называть свою
конференцию "научной". Администрация Университета, комментируя эту
"психоделическую встречу", всегда могла сослаться на наш исследовательский
семинар для аспирантов химфака: смотрите, мол, все было вполне законно и
правильно.
Но на химфаке все оказалось далеко не так гладко. Профессор, пригласивший
меня, абсолютно не знал, кто я такой, и почему-то решил, что ему придется
выпустить на кафедру опасного типа, который выступает за употребление и
оправдывает злоупотребление. Терзаясь ужасными сомнениями, он все-таки разрешил
семинар, и зал тут же подвергся беспрецедентному наплыву студентов и аспирантов.
Я вел себя как можно более корректно и дал беглый, но академически безупречный
обзор происхождения, синтеза и возможного механизма действия этих соединений в
качестве синергистов и нейротрансмиттеров. Он был стопроцентено кошерным:
ничего, кроме "реакций по механизму SN-2" и точных молекулярных схем, которые я
называл "приблизительными эскизами". В итоге меня ждал громкий успех, и тем
самым я смог отчасти помочь организаторам конференции.
Все, что я могу вспомнить о подготовке своего доклада для конференции - это
лаборатория факультета естественных наук Калифорнийского университета, где я
стучал по клавишам старой пишущей машинки, приводя в порядок свой поток сознания
- через один интервал на желтой бумаге. Я помню, что не вполне понимал, зачем я
это делаю, но все-таки знал, что именно хочу сказать. Впрочем, даже этого я не
знал заранее: все возникало по мере написания и закончилось созданием тезисов, в
которых я был вполне уверен. Доклад был, пожалуй, слишком откровенным для
человека, который до сих пор скромно держался в тени, но я уже был готов
привлечь к себе внимание. Вот то, что я говорил двадцать лет назад, и я могу с
уверенностью повторить это сегодня.
Когда Роберт Гордон Мак-Катчен пригласил меня сюда, чтобы рассказать
что-нибудь о психоделических средствах, моя первая мысль была отказаться. В
конце концов, я химик и фармаколог, а не философ и религиовед, и мне казалось,
что во время прошлогодней встречи я дал достаточно информации о связях между
химической структурой и психической деятельностью.
Но тут вмешалась моя жена: "А почему бы просто не рассказать им, зачем ты
этим занимаешься?"
Вопрос показался мне очень интересным. Действительно: вот уже, по меньшей
мере, двадцать пять лет я настойчиво исследую строение, приготовление и свойства
различных психоактивных препаратов: галлюциногенных, психоделических,
диссоциативных, а иногда и просто опьяняющих. Но зачем я этим занимаюсь?
На такой вопрос хочется ответить дерзко: да потому, что так надо. "Зачем ты
влез на Эверест?" - "Он здесь стоял, вот я и влез". Но не только это
подталкивает меня к исследованиям.
Когда такой вопрос возникает во время семинара или дискуссии в
академической среде, я обычно делаю особое ударение на слове "психотомиметики" -
термине, который часто употребляется учеными как синоним слова "психоделические
препараты". Он составлен из двух греческих корней: психото (производное от
"психоз") и мимесис ("подражание"). Таким образом, данный термин описывает одно
из наиболее очевидных свойств этих веществ: они способны вызывать состояния,
сходные с симптомами психических заболеваний и, таким образом, могут служить
средствами для исследования некоторых форм психозов и психических расстройств.
Такой ответ на вопрос: "Зачем Вы этим занимаетесь?" не лишен логики и
вполне безопасен. Он оправдан, по крайней мере, для двух сотен психоделиков,
которые по своему химическому строению подразделяются на две группы:
фенилэтиламины и триптамины. В группу фенилэтиламинов входит около полусотни
веществ, родственных мескалину, и еще примерно столько же их метиловых гомологов
с молекулярной цепью амфетамина. Примерно столько же веществ входит и в группу
триптаминов: все они содержат в себе разнообразные кольца, цепи или
азотзамещенные производные. Некоторые из них конденсируются в более сложные
структуры - такие, как бета-карболины (в частности, гармалин) или эрголины
(например, ЛСД).
Два основных нейротрансмиттерных вещества, от которых зависит передача
нервных импульсов в человеческом мозге, также принадлежат к группам
фенилэтиламинов (допамин) и триптаминов (серотонин). Это и подталкивает
неврологов к тому, чтобы воссоздавать некоторые формы нейротрансмиттерных
расстройств с помощью психоделиков.
Такой ответ безопасен, поскольку не содержит в себе ничего угрожающего и
легко принимается как учеными мужами, так и теми, кто выдает правительственные
гранты для исследовательских работ.
Но в таком ответе нет ни слова правды. Я действительно разрабатываю
средства, но они служат совершенно иной цели.
Здесь я позволю себе небольшое отступление, чтобы отчасти дать определение
этим средствам и намекнуть на важную задачу, которая, по моему глубокому
убеждению, связана с ними.
Я уверен, что все элементы "человеческой комедии" находятся в устойчивом
равновесии. Если что-то начинает двигаться в какую-либо сторону, где-то сразу
возникает компенсаторное и уравновешивающее движение в другую сторону. Глядя на
эту систему с точки зрения "добра" и "зла", можно сказать, что равновесие
поддерживается тем, что всякое добро содержит в себе малое, но заметное
количество непроявленного зла, а всякое зло - точно такое же количество
непроявленного добра. Так, в человеческом мозгу Эрос - любовь к жизни и
стремление продолжить себя - сосуществует с Танатосом, или "инстинктом смерти",
находящем свое выражение в разрушительном и агрессивном поведении.
Так вот: средства, которые я ищу, должны стать словами нового словаря:
того, который позволит человеку более сознательно (и более внятно) общаться с
содержимым собственного разума и психики. Его можно назвать "словарем познания".
Человек, который все лучше понимает (и, таким образом, начинает признавать), что
каждый его поступок и каждое решение является суммой двух противоположных
устремлений, в конце концов может приобрести способность к сознательному выбору.
И познание, которое следует за таким выбором - это путь к мудрости.
Но не только человеческий дух -- все человеческое общество тоже стремится к
равновесию. Свидетельством тому могут служить некоторые хронологические
совпадения, поддерживающее шаткое равновесие истории человечества.
В первые века текущего тысячелетия происходило множество жестоких и
бесчеловечных войн, и все они велись во имя религии. Ужасы инквизиции,
смертельно ненавидевшей инакомыслие ("ереси"), отражены во многих исторических
документах. Но именно в те мрачные годы сформировалась структура алхимии,
стремившейся приобрести знание путем исследования материи. При этом целью
алхимиков было отнюдь не превращение свинца в золото, о котором говорят везде и
всюду. Смысл их поисков заключался в том, чтобы снова и снова повторять очистку
и возгонку, все более и более постигая при этом, что именно здесь может
возникнуть синтез, союз между психическим и духовным миром.
Это бесконечное повторение операций было и работой, и вознаграждением за
работу. Делая это, алхимики приобщались к учению, которое обеспечивало жизненное
равновесие каждого из них.
За последние сто лет этот процесс развился в то, что мы называем наукой. Но
вместе с развитием произошло и постепенное смещение акцентов: важен стал не сам
процесс, а его результат. В нынешнем веке науки реально ценится только конечный
итог, только "золото". Не исследование, не постижение, а только голый результат,
который приносит нам уважение коллег и признание со стороны окружающих (а
значит, и богатство, и влияние, и власть). Но все эти итоги и результаты
демонстрируют нам ту же самую инь-янскую сущность добра и зла, где одно всегда
содержит в себе частицу другого. Такова была и история прошедших столетий. Нас
научили говорить о том, что плоды науки не имеют отношения к этике и морали, что
в объективном мире научных исследований ничто не является злом или добром само
по себе, и что поддержание некоего равновесия, конечно же, не имеет никакого
значения. И все же в истории происходят почти невероятные хронологические
совпадения, которые свидетельствуют об обратном.
В 1895 г. Вильгельм фон Рентген обнаружил, что при прохождении
электрического разряда через запаянную трубку с определенным газом находящаяся
рядом пластина, покрытая тонким слоем некоего неорганического вещества, начинает
светиться. А год спустя Антуан Анри Беккерель обнаружил у металла урана
аналогичное всепроникающее излучение, которое заставляло светиться и
окрашиваться пластинку, покрытую цианидом платины. Так была открыта
радиоактивность.
А еще через год некий Артур Хефтер употребил алкалоид, который был выделен
им из "сорного кактуса", привезенного из Нового Света неугомонным фармакологом
Луи Левином. Это случилось в Лейпциге, 23 ноября в 11.45. Согласно записям
экспериментатора, после приема 150 миллиграммов с ним случилось вот что:
"Время от времени через поле зрения пролетали необыкновенно яркие точки.
Затем стали появляться пейзажи, залы, архитектурные сооружения..."
Так был открыт мескалин.
В течение 20-х-30-х гг. оба мира - физика со своей радиацией и
психофармакология со своими психотропными средствами -- продолжали развиваться,
не противопоставляя себя друг другу и не стараясь выяснить, кто из них
"хороший", а кто "плохой", как это стали делать впоследствии.
Радиоактивность и радиация заняли ведущее место в медицине. Рентген долго
был незаменим при диагностике, а радиотерапия широко применялась для лечения
заболеваний. Стало известно, что контролируемая и локализованная радиация
способна разрушать злокачественные опухоли, щадя при этом живые клетки.
Параллельное развитие происходило и в области психологии. Теории Фрейда и
Юнга развивали все более и более разумный подход к душевным болезням, а
исследования Павлова заложили основы экспериментальной психологии.
Но во время Второй Мировой войны пути обеих наук круто разошлись; и этот
момент тоже отмечен интересным хронологическим совпадением. В конце 1942 г.
Энрико Ферми и некоторые другие ученые Чикагского Университета впервые
продемонстрировали искусственно вызванную и контролируемую реакцию ядерного
распада. Так началась эпоха "неограниченной энергии и независимости от
исчерпаемых энергоресурсов".
А 16 апреля следующего года в Швейцарии доктор Альберт Хофманн из
исследовательской лаборатории фирмы "Сандоз" случайно проглотил неизвестное
количества вещества, которое он синтезировал четыре года назад, а теперь смог
синтезировать повторно. После этого он ощутил странное беспокойство и
головокружение, которое продолжалось несколько часов. Три дня спустя (19 апреля
в 16.20) он принял отмеренную дозу, 250 микрограммов, и впоследствии сообщал:
"...(после кризиса смятения и отчаяния) ...я начал наслаждаться
беспрецедентными цветами и игрой застывавших и сохранявшихся форм. Затем на меня
нахлынула калейдоскопическая волна фантастических образов -- изменявшихся,
варьировавшихся, открывавшихся и закрывавшихся по кругам и спиралям..."
Так был открыт ЛСД.
Но с тех пор и вплоть до последнего десятилетия все надежды человечества
связывались, главным образом, с богатыми обещаниями ядерной эры - сперва с
энергией распада, а затем - с неограниченным потенциалом ядерного синтеза. А
область галлюциногенов была обозначена как психотомиметическая (имитирующая
психозы) и, в общем, отрицательная. Так продолжалось вплоть до 1960-х гг., когда
произошла странная и ошеломительная смена ролей.
Знание о ядерном распаде и термоядерном синтезе внесло в психику общества
аспект влечения к смерти. Великие государства одно за другим присоединялись к
братству искусных истребителей человеческого рода. Но, как я уже сказал ранее,
при возникновении любого дисбаланса непременно должен появиться уравновешивающий
противоположный компонент. В данном случае противовесы появились во многих
формах и на многих фронтах, и все они были связаны с одним и тем же процессом:
возрастанием интереса к духовному аспекту личности и стремлением глубже понять
человеческую психику. Психоделические препараты, прежде считавшиеся относительно
полезным инструментом для исследования психозов или безусловно вредным средством
эскапистского самоудовлетворения, теперь все чаще рассматривались западной
молодежью как средство для просветления и духовного преображения.
Теперь, когда общечеловеческий Танатос уже совсем насытился увековеченным
знанием о том, как мы можем полностью уничтожить и самих себя, и наш уникальный
опыт жизни и любви, кое-что должно произойти и на стороне Эроса, который научит
на, как жить с эти увековеченным знанием. Между двумя противоположными сторонами
человеческой души возникает диалог, который требует нового словаря -- словаря
прозрения и познания.
Нам нужен способ выражать переживания, возникающие в самых глубинных
участках нашей психики, передавать знание, которое традиционно называют
"оккультным" или "сокровенным". Раньше это знание считалось личным достоянием
шаманов, духовных учителей или лидеров, которые его заслужили. На них лежала
ответственность за выбор одаренных и прозорливых людей, которые могли стать их
учениками и последователями. Этих избранных впускали в храмы знания, в пирамиды,
тайные ложи, монастыри или священные вигвамы, чтобы они могли постепенно
исследовать свой духовный мир и осваивать области бессознательного. Считалось,
что при таком обучении некоторые из них со временем смогут стать мудрейшими
целителями или духовными лидерами.
Если бы у нас было столько же времени, сколько у наших предков, мы тоже
могли бы спокойно наблюдать за постепенным увеличением количества людей, которые
разбираются во внутренних процессах, энергиях и комплексном равновесии влечений,
страхов, инстинктов и опыта, из которых состоит внутренняя вселенная человека.
Мы могли бы предвидеть, что когда-нибудь и все человечество лучше поймет
сущность своего сознания и подсознания. Однако в последние несколько десятилетий
открытия в физике, химии, биологии, электронике, математике и распространении
информации появляются с невиданной скоростью. И эта лавина знаний о сущности
материального мира не имела необходимого и жизненно важного противовеса:
понимание человеческой психики практически не улучшилось. Мы узнали много нового
о мозге, но не о душе. Мы так и не совершили прорыва в познании тех архетипов
бессознательного, тех эмоций и энергий, которые определяют способ использования
новоприобретенных научных знаний. Но мы обязательно должны развивать методику
исследования и понимания этих неосознанных сил, от которых неизбежно зависят все
наши решения, ибо все открытия, совершенные в мире материи, равно могут быть
использованы и ради жизни, и ради смерти.
То, чего мы избегаем, и то, чего мы не желаем признавать, может убить не
только нашу расу или культуру, но ВСЕХ нас.
Не забывайте о том, что психоделические препараты - не единственный ключ к
бессознательному; их нельзя использовать ни для обучения, ни для духовного
роста. Не существует единственно "правильного" препарата и даже единственно
"верной" дозировки одного и того же вещества, которая удовлетворила бы всех
исследователей в равной степени. Нелишне будет еще раз напомнить и о том, что
все переживаемое при приеме психоделических препаратов или визионерских растений
исходит не от самих психоактивных веществ, но от разума или психики человека,
который их потребляет. Каждый из таких препаратов открывает в принявшем его
некую дверь, и разные препараты открывают разные двери. Поэтому исследователь
должен научиться наиболее успешным и безопасным способам продвижения по каждому
из своих новооткрытых внутренних континентов. Это займет много времени, и здесь
необходимо руководство опытного человека - как и во всех глубинных эмоциональных
и духовных исследованиях.
При соблюдении всех предосторожностей использование психоделических
растений и препаратов имеет большое преимущество перед другими традиционными
методиками. Они позволяют нам скорее достичь желаемого результата: сознательного
постижения наших внутренних процессов и более ясного понимания ответственности
каждого перед человечеством и всеми прочими существами, живущими с нами на одной
планете.
Эти средства необычайно важны, и я считаю, что достиг известного мастерства
в их изготовлении. Вот почему я этим занимаюсь.
За годы, прошедшие после нашей беседы в Санта-Барбаре, люди еще не исчезли
с лица Земли и не истребили на ней все живое, но они способны на это. Лидеры
стран так и не наладили открытого и взаимно уважительного общения между собой.
Но на это они тоже еще способны.
Как и прежде, руководители человечества подпитываются архетипом власти -
тем аспектом человеческой психики, который влечет ее к иерархии, контролю и
фиксации правил и систем. Воля к власти формирует наш мир; без нее человечество
давно бы погибло. Если эта воля уравновешена некими комплементарными энергиями,
она придает человечеству форму; она создает цивилизацию. Но когда тонкое
равновесие нарушается и из этого архетипа выплескивается слишком много энергии,
структура превращается в тюрьму, контроль становится диктатурой, обучение
вырождается в зубрежку и муштру, видения и прозрения порождают догмы, а
осторожность развивается в манию преследования. Мы утрачиваем связь с любящими и
питающими энергиями, которые существуют внутри нас самих; а вместе с тем
исчезает и наша способность выбирать сознательно -- как в личном, так и в
общечеловеческом масштабе.
Жрецы и цари, императоры, президенты и все те, кого лелеют и защищают
структуры власти, склонны беспокоиться и гневаться из-за одиночек, которые
настойчиво пробиваются в новых направлениях, игнорируя предписания признанных
лидеров. Такие люди внушают властям подсознательный страх перед хаосом, перед