– Дракунов, – задумчиво протянул Сокольский, – кажется, я где-то слышал эту фамилию.
   – Так точно, товарищ генерал, слышали, – поддержал начальника Василий. – Он проходил по делу о мошенничестве. Тогда он тоже представился полковником ФСБ.
   – То есть к органам этот тип не имеет никакого отношения? – уточнил я.
   – Мошенников у нас не держат, – твердо сказал Василий, глядя мне прямо в глаза.
   – Так вы считаете, что этот Дракунов связан с островом Буяном? – спросил Сокольский.
   – Очень может быть. Хотя, возможно, он просто блефует, используя суеверия наших граждан, которые в последнее время просто помешались на магии, астрологии и прочих подобного же рода штучках.
   – Уж чья бы корова мычала, – произнес куда-то в пространство Боря Мащенко, настроенный в этот серенький осенний день меланхолически.
   – По нашим сведениям, – доложил Василий, – этот Дракунов пытался организовать в городе Энске религиозную секту тоталитарного толка с нетрадиционными методами воздействия на сознание граждан. Однако был разоблачен и привлечен к административной ответственности.
   – Мелковато для нечистой силы, – вздохнул Мащенко. – А где находится город Энск?
   – Это секретная информация, – строго посмотрел на него Василий.
   После такого заявления сотрудника компетентных органов в гостиной воцарилось многозначительное молчание. Что же касается меня, то я пришел к выводу, что служба безопасности нашего родного государства наконец-то озаботилась проделками нечистой силы и теперь отслеживает даже самые невинные потуги на магическое величие, пытаясь пресечь заразу в зародыше.
   – Там обеспокоены, – веско произнес Сокольский и показал глазами на потолок. На потолке были нарисованы не то амуры, не то ангелочки с крылышками, но все, разумеется, поняли, о ком ведет речь генерал. – И даже в международном масштабе.
   – Мама дорогая, – потрясенно произнес Мащенко. – Допрыгались.
   С Борей мысленно согласились все, но прокомментировать столь важное заявление Станислава Андреевича отважился только Крафт:
   – Возможно, товарищ генерал, я вторгаюсь в сферу вашей компетенции, но мне кажется, что вы должны взять на заметку всех лиц, так или иначе связанных с островом Буяном. В первую голову я имею в виду тех людей, что едва не осуществили с помощью птицы Феникс грандиозный переворот, повлекший бы за собой изменения едва ли не во всех государственных системах.
   – Взяли, – сухо и коротко отозвался Сокольский.
   – Да, но как же быть с тем же Марком Константиновичем Ключевским, который ведет предосудительный образ жизни? Или с Анастасией Зиминой, исчезнувшей в неизвестном направлении?
   – К сожалению, господа, правоохранительным органам нечего предъявить людям, поставившим на сцене спектакль, пусть даже и предосудительного содержания, – с горькой усмешкой отозвался Сокольский.
   – Но этот, с позволения сказать, спектакль едва не обернулся для человечества катастрофой! Неужели вы не понимаете, Станислав Андреевич, что в следующий раз подобное представление может завершиться успешно, если у вас под рукой не окажется демона, способного одним ударом снести голову самому Асмодею.
   – А что вы нам предлагаете, Вацлав Карлович, – раздраженно отозвался Сокольский, – запретить все постмодернистские спектакли в стране и вернуться к проверенному методу соцреализма?
   – Да. Предлагаю, – упрямо тряхнул лысеющей головой Крафт. – Лучше уж колхозники и сталевары на сцене, чем нечистая сила.
   Либерально продвинутые Василий и Михаил протестующе загудели. А Боря Мащенко не удержался от реплики:
   – Да вы консерватор, батенька. Я бы даже сказал, контра.
   – Вам же русским языком сказали, Борис Семенович, что наверху обеспокоены, – не сдавался Крафт.
   – Наверху действительно обеспокоены, – подтвердил Сокольский, – но все-таки не настолько, чтобы раздувать скандал и запрещать свободу творческого самовыражения. И вообще, борьба с подобными негативными проявлениями – это дело спецслужб, и привлекать к этой проблеме внимание широкой обшественности мы не собираемся. Задача ясна, господа?
   – В общих чертах, – подтвердил Боря Мащенко. – А как обстоит дело со средствами?
   – Средства нам выделили из резервного фонда, – сухо ответил генерал. – На борьбу с нечистой силой хватит.
   Мне ответ Станислава Андреевича понравился, и я тут же предъявил работникам органов счет к оплате. А именно расписку Смирновой Веры Григорьевны с обозначенной на ней суммой сделки – двадцать тысяч долларов.
   – Я вас умоляю, Чарнота, – возмутился Крафт. – Речь идет о спасении человечества, а вы занимаетесь крохоборством. Не хватало еще, чтобы наше федеральное правительство оплачивало скромный труд средневековых французских феодалов.
   – А он натуральный феодал? – строго и грозно глянул на меня Михаил.
   – Я бы сказал, натурализовавшийся, – поправил компетентного товарища Вацлав Карлович. – Но феодал – это точно. У него во владении два замка.
   – Господи, – вздохнул атеист Василий, – с кем приходится иметь дело…
   Благодаря недружественному выпаду Вацлава Карловича возмещение за понесенные на службе Отечеству убытки я так и не получил. Компетентные товарищи воспользовались неожиданной поддержкой российского буржуя и отклонили мое законное требование как сомнительное и требуюшее дополнительной проверки. Мне такая дискриминация по социальному и национальному признаку показалась оскорбительной, и я пригрозил прекратить сотрудничество с компетентными органами. В конце концов, дело не в деньгах, плевать я хотел на эти двадцать тысяч долларов. Тут дело в принципе. Почему-то буржуям можно возмещать убытки, а феодалам нельзя?! Василий, представлявший в нашем споре интересы государства, решительно заявил, что никому он платить не собирается – ни феодалам, ни тем более буржуям. И вообще, скромнее надо вести себя, товарищи. А платить за фамилию какого-то мелкого афериста двадцать тысяч долларов – это натуральное мотовство, которое не выдержит бюджет страны.
   – Этот аферист связан с потусторонними силами!
   – А вы докажите нам это, товарищ феодал, – сказал Василий. – Тогда мы рассмотрим ваше заявление.
   – Вот именно, – поддержал офицера спецслужб Крафт, – нельзя швырять государственные средства направо и налево, тем более в период тяжких экономических и социальных потрясений.
   Короче говоря, меня убедили. Свои требования к органам я временно снял, пообещав в короткие сроки доказать свою правоту. Мое громкое заявление компетентные товариши в лице Миши и Васи восприняли скептически, и лишь Станислав Андреевич Сокольский мрачно кивнул головой. Я попросил генерала выяснить по своим каналам причину смерти Макара Ефремовича Сусанина.
   – Вы подозреваете, что его устранил Дракунов?
   – Во всяком случае, я этого не исключаю.
   – Но ведь Дракунов не был заинтересован в смерти Сусанина, – возразил мне Василий, – скорее уж наоборот. Старик своим упрямством и нежеланием покидать насиженное место лил воду на его мельницу.
   При этих словах капитан ФСБ бросил весьма красноречивый взгляд на Вацлава Карловича. Крафт побагровел, но сдержал эмоции, отлично понимая, что ссора с сотрудниками могущественной конторы в сложившихся обстоятельствах ему ни к чему.
   – Что вы предлагаете, Чарнота?
   – Я хочу осмотреть этот барак, Станислав Андреевич. Не исключаю, что умерший Сусанин имел какое-то отношение к острову Буяну. И именно этим вызвано его упрямство.
   Сокольский не возражал. Миша и Вася выразили горячее желание принять участие в моих поисках того, не знаю чего. Похоже, компетентные товарищи не слишком мне доверяли и не хотели выпускать из виду в столь ответственный момент. Разумеется, Крафт и Мащенко тоже увязались с нами, хотя на месте Бори я подыскал бы себе другое занятие на сегодняшний день.
 
   Барак днем выглядел еще более непрезентабельно, чем ночью. Некоторое оживление в окружающий пейзаж вносили правоохранительные органы и медицинские работники, суетившиеся возле подъезда. И хотя я сообщил им о смерти Сусанина еще ночью, к делу они приступили только сейчас, когда стрелки часов перевалили за два часа пополудни. Скорее всего, правоохранители не поверили анониму, но, возможно, полагали, что покойник не убежит, а потому и торопиться, в сущности, некуда. Мы вышли из «форда» и присоединились к небольшой толпе зевак, собравшихся, чтобы проводить в последний путь одинокого человека. Первой отъехала машина «скорой помощи», увозя в своем нутре бездыханное тело. Милиционеры у барака тоже не задержались, – видимо, посчитали смерть Сусанина естественной и не подлежащей длительному расследованию. Не исключено, что у медиков на этот счет будет другое мнение, но их заключение поступит к правоохранителям еще не скоро. Словом, время для тщательного осмотра подозрительного строения у нас было. Дождавшись, когда рассосется толпа, мы вошли в подъезд, где еще не выветрился запах квашеной капусты. Барак был пуст, последний обитатель покинул его, хотя и не по своей воле, несколько минут назад, и тем не менее это построенное в начале прошлого века здание продолжало хранить в себе тепло ушедшей навсегда жизни. Мы быстренько пробежались по этажам, благо их было всего два, но ничего подозрительного в четырех оставленных жильцами квартирах не обнаружили. В подвал мы спустились по гнилой лестнице, которая отчаянно скрипела и стонала под тяжестью нахлынувших кладоискателей. В подземелье было сухо и пыльно. Весь скопившийся за сто лет эксплуатации дома хлам был в наличии, занимая приличную площадь и мешая озабоченным людям в их поисках.
   – Интересно, – проворчал Миша, ударившийся коленом о диван, из которого во все стороны торчали ржавые пружины, – куда смотрели пожарные. Достаточно одной спички, чтобы от барака остались одни головешки.
   Не знаю, куда смотрели пожарные, но мы с Крафтом оглядывали стены в поисках уже знакомого нам вензеля с загадочной, как сфинкс, буквой «Д». Мы уже обшарили половину подвала, подняв при этом тучи пыли, но ничего подозрительного так и не нашли. Василий, успевший испачкать новенький модный плащ, тихонько поругивался сквозь зубы. Боря Мащенко беспрерывно чихал и проклинал тот день, когда связался с подозрительными во всех отношениях личностями. Подозрительными личностями он, разумеется, считал не компетентных товарищей, а нас с Вацлавом Карловичем. Поиски того, не знаю чего, уже приближались к закономерному фиаско, когда Крафт, отодвинув в сторону комод грубой кустарной работы, обнаружил под ним люк. Люк можно было бы счесть самым обычным канализационным, если бы на его крышке не красовалась таинственная и изрядно намозолившая нам глаза в последнее время буква «Д».
   – А что я говорил! – торжествующе воскликнул Крафт и попытался сорвать с места чугунную крышку. Крышка поддалась, когда к Вацлаву Карловичу присоединились профессионалы в лице Василия и Михаила.
   – Пованивает, – сделал заключение Боря, склонившись над отверстием.
   – Надо спускаться, – вздохнул Миша, страдальчески оглядывая свои новенькие импортные туфли.
   – Канализация, – сделал вывод тонко разбирающийся в запахах Боря.
   – Вроде как серой попахивает, – не согласился с ним Крафт.
   Я не был согласен ни с Мащенко, ни с Вацлавом Карловичем. Запах был, конечно, затхлый, но не нес в себе ничего предосудительного, а уж тем более потустороннего.
   – Ну так полезайте первым, Вадим Всеволодович, – предложил мне Крафт, – все-таки для вас подземный мир более привычная среда, чем для нас.
   – Это что, намек? – возмутился я.
   – Назовем это признанием заслуг, – мягко поправил меня Мащенко.
   – Признание заслуг, Боря, – это когда орден дают, а когда посылают в дерьмо – это называется совсем по-другому.
   Тем не менее в люк я полез первым, подсвечивая себе фонариком. К счастью, ничего непоправимого со мной не случилось. Я очутился в тоннеле, довольно сухом и относительно чистом.
   – А что я говорил, – воскликнул Боря, приземляясь рядом со мной.
   – Ну и куда он ведет, этот ваш тоннель? – спросил Василий, осматривая с помощью фонарика капитальные стены.
   – А черт его знает, – буркнул Миша.
   – Давайте не будем поминать черта в столь стесненных обстоятельствах, – попросил Мащенко.
   Минут десять мы двигались молча, стараясь не прикасаться плечами к стенам, кое-где покрытым то ли слизью, то ли лишайниками – словом, чем-то зеленоватым и весьма неприятным на вид. Ничего примечательного в этом тоннеле мы не обнаружили, несмотря на то что прошли по нему довольно приличное расстояние. Я уже начал подумывать о том, чтобы повернуть назад, но не успел обнародовать зреющее в мозгах предложение.
   – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – опередил меня Мащенко, – а теперь куда?
   Вопрос был задан, что называется, по существу, ибо тоннель в этом месте раздваивался, ставя перед нами хоть и разрешимую, но довольно сложную задачу.
   – Слева канализация, – сказал Василий, втягивая широкими ноздрями воздух, – это я вам абсолютно точно говорю.
   – Значит, справа преисподняя, – мрачно изрек Вацлав Карлович, при этом впечатлительный Боря вздрогнул.
   – Давайте не будем о грустном, – мягко предложил я.
   Михаил вдруг оглянулся и предостерегающе поднял руку. Я прислушался, встревоженный не менее своих товарищей. Кто-то шел за нами следом, во всяком случае за нашими спинами слышались шаги уверенного в себе человека. Нерастерявшийся Василий жестом пригласил нас влево. В данных обстоятельствах особенно привередничать не приходилось, поэтому никто компетентному товарищу не возразил. В отличие от нас, застрявших на распутье, следовавший по нашим пятам человек решительно повернул направо. Впрочем, далеко продвинуться по избранному пути ему не пришлось, ибо за его спиной неожиданно раздался голос Михаила:
   – Руки вверх.
   Приказ был отдан таким внушительным тоном, что не подчиниться ему было просто невозможно. Рослый гражданин остановился, поднял руки над головой и лишь потом обернулся.
   – Ключевский, – мгновенно опознал своего недруга Крафт.
   Компетентные товарищи с завидной быстротой обыскали задержанного, но, увы, ничего примечательного в его карманах не обнаружили. Марк не выказал по поводу встречи с нами ни малейшего удивления. Похоже, он догадывался, что некие расторопные граждане опередили его на пути в неизведанное.
   – Как вы сюда попали, господин Ключевский? – строго спросил задержанного Василий.
   – Так же, как и вы, – пожал плечами Марк, – через люк. Я могу опустить руки?
   – Можете, – сухо отозвался Михаил. – Но по выходе на поверхность вам придется отчитаться в своих действиях, гражданин Ключевский.
   – Как вам будет угодно, – не стал возражать Марк.
   – От кого вы узнали про этот люк? – спросил Василий.
   – До сегодняшнего дня я даже не подозревал о его существовании. Просто решил проверить некоторые свои предположения, и, как видите, не ошибся.
   – Скажите, Марк, вы случайно не в этом бараке родились?
   – В этом, – не стал скрывать Ключевский. – Но я здесь практически не жил. После смерти родителей меня определили в детский дом.
   – А как погибли ваши родители?
   – Мне сказали, что они отравились угарным газом. Раньше в бараке было печное отопление.
   – А как вы впервые попали в Апландию?
   Вопросы Марку задавал я, и компетентные товарищи мне в этом не препятствовали. Зато слушали ответы Ключевского с большим вниманием, а Василий даже делал пометки в записной книжке, благо света от пяти фонариков было вполне достаточно, чтобы рассеять тьму на несколько метров вокруг.
   – Когда мне было пять лет, нас повели в театр. Не помню точно, но, кажется, это был спектакль «Кот в сапогах». Я впервые в жизни увидел средневековый замок, пусть и нарисованный. И этот замок так меня поразил, что по выходе из театра я исчез с глаз своих воспитателей. Им, разумеется, и в голову не пришло, что я переместился в прошлое.
   – Вы попали в замок Меласс?
   – Да.
   – И как на вас отреагировали его обитатели?
   – Меня отвели к монсеньору Доминго.
   – Но вы вернулись?
   – Разумеется. Я сделал это по совету монсеньора, который считал, что я не должен разрывать связь с этим миром. У него на меня были свои виды.
   В принципе слова Ключевского не расходились с тем, что я слышал от него раньше. Не думаю, что он мне лгал. По-моему, в этом не было никакой необходимости, к тому же мы с ним были товарищами по несчастью и уже хотя бы в силу этой причины испытывали друг к другу определенную симпатию. Новостью было только то, что его путешествие в прошлое началось с посещения театра.
   – Вы всегда попадали в Апландию из театра?
   – Рядом с театром расположен сквер, как вы знаете. Когда мне становилось тоскливо, я приходил туда.
   – А слуги замка сразу признали в вас де Меласса? И никто ваших прав не оспаривал?
   – Нет. Никто и никогда. Впрочем, замок Меласс и его окрестности не настолько лакомый кусок, чтобы ломать из-за него копья.
   Загадочная история, что там говорить. Странным для меня здесь было еще и то, что монсеньор Доминго, один из самых влиятельных жрецов храма Тьмы, точно знал, когда мальчик объявится в замке Меласс, и поджидал его там. А ведь монсеньор был рожден, так же как и я, в наше время. Не исключаю, что источником его знаний были древние летописи. В Средние века любили фиксировать на пергаменте слухи о разных чудесах, происходивших в округе. И видимо, какой-то дотошный монах, узнав о появлении в замке Меласс загадочного мальчика, не преминул вставить в летопись отчет о столь странном происшествии.
   – Я искал гробницу атланта в подвале театра и упустил из виду этот чертов барак, – сокрушенно покачал головой Марк. – Кто же мог предположить, что тайна может скрываться в столь непрезентабельной оболочке.
   – Пока что никакой тайны мы здесь не обнаружили, – сухо сказал Василий. – И вообще, господа, лично у меня создается впечатление, что вы просто водите меня за нос.
   – Вот именно, – поддержал товарища Михаил. – Магия, понимаешь. Атланты. По-моему, вы просто ловкие фокусники и аферисты.
   – Думаю, вам осталось совсем немного пройти по этому тоннелю, чтобы утвердиться в своем мнении уже окончательно, – ехидно заметил Крафт.
   – Ну так пойдемте, – всплеснул руками Мащенко. – За чем дело стало.
   Первым по тоннелю решительно двинулся Михаил, следом печатал шаг его компетентный товарищ. Мы с Марком болтались в арьергарде, дабы не навлекать на себя подозрений со стороны недоверчивых профессионалов. Как и предполагал Вацлав Карлович, наше путешествие по загадочному тоннелю не затянулось. Не прошло двадцати минут, как мы вынуждены были остановиться перед глухой стеной, которая надежно перекрыла нам путь в неизведанное.
   – Это еще что такое?! – возмутился Василий. – Строили, строили – и нате вам.
   Возмущение Василия было абсолютно справедливым. Мне тоже поведение строителей показалось глупым. Перевести столько бетона и прочих сопутствующих материалов только для того, чтобы соорудить гигантский тупик.
   – Может, здесь раньше был бункер на случай войны? – предположил Михаил, осматривая стену с помощью фонарика. – А потом надобность в нем отпала – и вход замуровали, чтобы ребятишки и бомжи не баловали.
   Предположение сотрудника службы безопасности было здравым, и с ним уже готовы были согласиться все присутствующие. Однако нашелся среди нас и инакомыслящий. В этот раз неблагодарную роль сомневающегося интеллигента взял на себя Вацлав Карлович Крафт, который, отодвинув в сторону профессионала, сам принялся исследовать стену.
   – А что я говорил! – вскричал он через минуту торжествующе. – Надпись!
   Буквы на глухой стене были. Это признали все, включая Василия и Михаила. Правда, мнения по поводу этих самых букв кардинально разошлись. Боря Мащенко считал, что это работа полуграмотных подростков, которые марали стену просто из озорства.
   – Из озорства они написали бы что-нибудь покрепче, – не согласился с бизнесменом рассудительный Михаил. – По-моему, кто-то просто написал на стене марку бетона, использовавшегося при строительстве.
   – А я говорю вам, что это магическое заклятие, – надрывался Вацлав Карлович, рассерженный неожиданной тупостью профессионалов.
   – Не смешите нас, гражданин, – осадил Крафта Василий. – Зачем нашей канализационной системе магические заклятия. Дерьмо у нас и без заклятий хорошо плавает.
   – Может быть, господа позволят взглянуть на надпись истинному чародею? – насмешливо спросил Марк и кивнул в мою сторону головой.
   Я к этой надписи не рвался. Предчувствие у меня в этот момент было нехорошее. И все же, понукаемый Ключевским и Крафтом, я приблизился к стене и дрогнувшим голосом прочитал чудовищное по своему маразму слово:
   – Мкрткртрчак.
   Последствия не заставили себя ждать. Пол завибрировал под нашими ногами, еще секунду назад казавшаяся такой надежной стена стала расползаться, и в глаза нам ударил яркий, ослепительный свет. К счастью, ничего ужасного не произошло. Если не считать того, что мы, сами того не желая, очутились в гробнице, посредине которой возвышался на солидном постаменте золотой саркофаг. Это от него исходило заставившее нас зажмуриться сияние. Нам с Крафтом уже не раз приходилось бывать в подобных мавзолеях. Ключевский, видимо, тоже был знаком с погребениями атлантов, зато на Василия и Михаила внутреннее убранство гробницы произвело громадное впечатление. О Боре Мащенко и говорить нечего, он беспрестанно цокал языком и восхищенно качал головой.
   – Попрошу не трогать объект руками, – предостерег нас официальным тоном Михаил.
   – А кто его трогает, – обиженно отозвался Крафт, успевший уже обследовать гроб атланта. – Тем более что магическую жидкость кто-то уже успел умыкнуть.
   Вацлав Карлович был прав. Драгоценных сосудов в гробнице не оказалось. Наверно, конкуренты, успевшие побывать здесь до нас, ограбили покойника. Если судить по роскошному убранству мавзолея, то здесь был погребен атлант очень высокого ранга посвящения, а потому и сосуды с его магической силой, надо полагать, были немаленькими.
   – Сколько же здесь золота, мама дорогая! – воскликнул Боря Мащенко.
   – А драгоценные камни! – кивнул на стены Василий. – Это же уму непостижимо. Здесь сокровищ на сотни миллионов долларов.
   Стены гробницы были действительно утыканы расположенными в причудливом беспорядке драгоценными камнями. Впрочем, этот беспорядок был кажущимся, присмотревшись, можно было обнаружить не только известные нам символы вроде крестов, свастик и звезд, но и буквы, которые складывались в малопонятные слова.
   – Только не вздумайте их читать, Чарнота, – предостерег меня Михаил. – Хватит одного приключения, в которое я угодил по вашей милости. А помещение следует опечатать до приезда соответствующих органов.
   – Так его уже опечатали, – ехидно заметил Крафт, оглядываясь по сторонам. – И вход наглухо замуровали.
   До компетентных товарищей наконец стало доходить, что они по милости подозрительного шарлатана оказались в ловушке, и это могло иметь печальные для дальнейшего продвижения по службе последствия. Шарлатаном, естественно, был я, и именно на меня обрушились упреки попавших в затруднительное положение людей. Впрочем, как истинные профессионалы, Михаил и Василий в панику не ударились, а принялись обстукивать стены в поисках выхода. К сожалению, выход они так и не отыскали и впали по этому поводу в тихое недоумение.
   – По-моему, эту гробницу взломали с той стороны, – негромко сказал Ключевский. – И уже отсюда они попали в наш мир.
   – Кто это – они? – насторожился Василий.
   – Не знаю, – пожал плечами Ключевский.
   Вполне возможный вариант развития событий. Но в этом случае нашим правоохранительным органам придется нелегко в схватке с людьми, одержимыми бесом, если следовать средневековой терминологии. Нельзя сказать, что в Средние века на старушке Земле орудовали монстры, но нравы тогда были посуровее наших. Это я вам как специалист говорю.
   – Я бы на вашем месте, Чарнота, попробовал «крибли-крабли-бумс».
   – А почему не мкрткртрчак?
   – Боюсь, что слишком сильно будет, – с сомнением покачал головой Ключевский. – У вас пистолет с собой?
   Я вытащил из-за пояса грозное оружие, которое когда-то очень давно отобрал у одного знакомого киллера. В пистолете не было ни одного патрона, но компетентные товарищи отреагировали на мой невинный жест излишне нервно.
   – Он не заряжен, – пояснил я и передал пистолет Василию для экспертизы.
   – А зачем вы носите незаряженный пистолет с собой? – подозрительно покосился на меня Михаил.
   – Исключительно для солидности, – соврал я, дабы не нервировать без нужды представителей специальных служб.
   Василий вернул мне пистолет с большой неохотой и только по настоятельной просьбе Ключевского и Крафта, которые обвинили Василия и Михаила в излишней подозрительности и в неадекватном поведении. После того как грозное оружие вновь оказалось в моих руках, мне не оставалось ничего другого, как наставить его на изукрашенную драгоценными камнями стену и произнести заветные слова: