Страница:
– Свет впереди! – воскликнул Боря Мащенко.
Наш спор сразу же оборвался, ибо, судя по всему, нас ждало новое испытание. Мы замедлили шаги, потом остановились и прислушались. И впереди, и сзади царила тишина. Я затрудняюсь сказать точно, сколько времени мы бродили по лабиринту, но никак не менее шести часов. Рассчитывать на теплую встречу в столь подозрительном месте было бы по меньшей мере опрометчиво, но и стоять на одном месте, прислушиваясь к биению собственных сердец, тоже глупо.
– По-моему, там, наверху, трамвай прошел, – кивнул на потолок Боря Мащенко.
– Ну это вы загнули, батенька! – возмутился Вацлав Карлович. – Какой на острове Буяне может быть трамвай!
– А вот это мы сейчас проверим, – решительно двинулся вперед Василий, обнажив на всякий случай меч.
Нам ничего не оставалось делать, как последовать примеру капитана. И, надо сказать, мы не прогадали. Свет поступал из круглого отверстия, в котором Боря Мащенко опознал канализационный люк. Не прошли мы и полусотни шагов, как путь нам преградил нетрезвый гражданин в поношенной спецовке:
– Эй, мужики, вы откуда?
– Из преисподней, – вежливо проинформировал слесаря Марк Ключевский. – А как там, наверху?
– Пьют кровь из трудового народа.
– Вампиры?! – ахнул впечатлительный Мащенко.
– Во, товарищ, в самую точку попал, – подтвердил слесарь.
– Ты мне эту пропаганду брось, – быстро разобрался в ситуации Михаил. – Какие еще вампиры?
– Так начальство, знамо дело, – хмыкнул нетрезвый гражданин. – Буржуазия.
– Фу ты, – вздохнул с облегчением Боря. – Чтоб ты провалился, большевик, напугал до икоты.
– Ходят тут разные, – проворчал слесарь и крикнул в зияющий зев, видимо своему напарнику: – Эй, Колька, принимай туристов.
«Туристы» с помощью услужливого Кольки стали по одному выползать из канализационного люка, пугая прохожих своим экзотическим для нашего мирного времени снаряжением. Наверху все было спокойно. Ни тебе вампиров, ни тебе монстров, готовых без всякого повода, просто из дурного расположения духа, отправить на тот свет ни в чем не повинных людей. Канализационный люк действительно находился недалеко от трамвайных путей, и мы теперь с умилением наблюдали, как толпа куда-то спешащих потенциальных пассажиров штурмовала забитый до отказа вагон.
– Живут же люди! – почему-то позавидовал им Боря Мащенко.
Я довольно быстро сориентировался на местности. Мы находились недалеко от театра, а следовательно, и от того самого барака, рядом с которым я оставил свой «форд». Дабы не смешить народ нашим нетрадиционным обличьем, мы быстренько переправились через кишащую железными ублюдками дорогу. Прогулка через сквер тоже обошлась без приключений, если не считать того, что мы распугали стайку старушек, которые мирно грелись на солнышке, вспоминая минувшие дни. Мой «форд» стоял у подъезда барака в полной сохранности, что само по себе можно было считать чудом. А гадскую надпись на левой передней дверце, выцарапанную чьей-то дрожащей рукой, я решил проигнорировать. Мечи и кольчуги мы погрузили в багажник и вновь почувствовали себя полноправными гражданами нашего несклонного к откровенному насилию мира. Последнее утверждение, возможно, покажется какому-нибудь критически настроенному субъекту излишне оптимистичным, но все познается в сравнении. За каких-нибудь тридцать минут мы домчали до загородного дома Бори Мащенко, где и предстали пред светлы очи генерала Сокольского. Станислав Андреевич встретил нас сухо и жестом пригласил садиться. Сели все, кроме Михаила, который в течение получаса докладывал генералу о пережитых нами приключениях. Фантазии у сотрудника спецслужб не было никакой, поэтическим слогом он тоже не обладал, а потому рассказ получился излишне суховатым и даже навевающим скуку. Боря Мащенко буквально изнывал от желания дополнить монотонное повествование живописными деталями, но строгий взгляд Сокольского удерживал от проявления бьющих через край эмоций. Сорвался он с места только после того, как генерал, выслушав доклад подчиненного, обратился к нам с вопросом:
– Какие будут дополнения?
Дополнений у Бори был целый ворох, и он не замедлил вывалить их на слегка растерявшегося Станислава Андреевича.
– Так она что же, превратила вас в свиней?
– В кабанов, товарищ генерал, – поправил его Боря. – С точки зрения физиологии это большая разница.
– Мы считаем, что нас загипнотизировали, – поспешил с пояснениями Василий. – Я думаю, это абсолютно несущественные детали, и вряд ли товарищу генералу интересно, что мы с вами делали во сне.
– Нет уж, – не согласился Сокольский, – докладывайте все, и поподробнее.
Получив добро от генерала, Боря залился соловьем и потерял чувство меры. В частности, я бы не стал так уж безоговорочно утверждать, что мы имеем дело с инопланетной агрессией, а уж тем более с летающими тарелками.
– Так вы говорите – Люцифер?
– Он самый, Станислав Андреевич, – подтвердил Боря. – По агентурным данным, которые мы получили с риском для жизни, это редкостная сволочь. Дьявол и дракон в одном флаконе. А как его извести, знает только Вадим Чарнота.
– Ничего я не знаю, – опроверг я излишне экспрессивные утверждения Мащенко.
– А пророчество! – возмутился Боря. – Стыдно, господин Чарнота, уклоняться от возложенных на вас роком обязанностей.
– Ладно, – согласился я если не с роком, то с Мащенко, – если ты, Боря, доставишь ко мне Люцифера связанным по рукам и ногам, то так и быть, я готов исполнить свой долг перед человечеством.
Бизнесмен, видимо, посчитал, что сей подвиг ему не по плечу, а потому и воздержался от дальнейших претензий в мой адрес. И все же речь свою он закончил патетически:
– Неоходимо спасать человечество, Станислав Андреевич! И перво-наперво надо допросить Верку, которая спуталась с нечистой силой.
– Мы следим за Смирновой постоянно, но ничего подозрительного или предосудительного в ее поведении не заметили. Если не считать того, что она проиграла в казино кучу денег.
Меня в данную минуту волновало не столько поведение Верки, сколько судьба Макара Ефремовича Сусанина.
– А какая у покойника может быть судьба? – удивился Боря.
– Есть много, друг Горацио, такого, что недоступно нашим мудрецам, – процитировал Шекспира Марк Ключевский.
Однако, по словам Станислава Андреевича, с покойным Сусаниным все было в порядке. В том смысле что умер он в силу естественных причин и был похоронен с соблюдением всех обрядовых правил на местном кладбище за счет городской казны, поскольку родственников у Макара Ефремовича не нашлось – ни ближних, ни дальних.
– А как же следы укусов на шее? – напомнил я Сокольскому.
– Я привык доверять своим экспертам, – сухо ответил Станислав Андреевич.
На этом деловая часть встречи была завершена, и мы перешли к.застолью. Блуждание по подземному лабиринту без воды и пищи отразилось на нашем аппетите, и потому мы махом смели со стола все запасы, хранившиеся в Борином холодильнике.
– А теперь всем отдыхать, – распорядился Сокольский. – План действий обсудим позже.
Решение было разумным, поскольку бурно прожитая ночь негативно отразилась на умственных способностях всех участников экспедиции, и ждать от нас дельного совета было по меньшей мере наивно. Тепло распрощавшись с товарищами по несчастью, я отправился отсыпаться в родную квартиру. Наверное, с моей стороны было опрометчиво садиться за руль не выспавшись, да еще и после пары фужеров сухого вина, выпитого в гостях у бизнесмена. Но, на мое счастье, сотрудники ГИБДД проморгали нарушителя, и я, благополучно миновав их посты, без проблем добрался до родных пенатов. Оставив машину на стоянке, я последние сто метров проделал пешком. Почти у самых дверей подъезда мое внимание привлекли скромные «жигули» вишневого цвета. Я уже почти прошел мимо, но почему-то решил обернуться и встретился взглядом с сидящим за рулем водителем. Он тут же дал задний ход, и «жигули» выкатились на проезжую часть, едва не столкнувшись при этом с автобусом. Это было похоже на бегство, хотя никаких агрессивных действий против водителя я не предпринимал. Но в конце концов это могло быть просто совпадением. Лихачей на наших дорогах хватает, а этот человек, возможно, просто спешил по своим неотложным делам. Правда, мне показалось, что я где-то видел это немолодое лицо, но, наверное, видел мельком, поскольку никаких подробностей о встрече с этим гражданином моя память не сохранила.
Спал я без сновидений, а проснулся от звонка в дверь. Причем звонили довольно настойчиво, не оставляя мне выбора. Бросив взгляд на часы, подумал, что действительно пришла пора подниматься, ибо провел я в постели никак не менее восьми часов. Настойчивым гостем оказался Марк Ключевский, который пришел ко мне не один, а в сопровождении гражданина невысокого роста, худого, в мятой шляпе и с похмельного вида лицом.
– Ираклий Морава, – представил мне своего спутника Ключевский, – прошу если не любить, то хотя бы жаловать.
– Пиво у тебя есть, товарищ? – спросил хриплым голосом незнакомец.
Пиво у меня было, я прихватил его в киоске, когда шел от стоянки домой. Я достал из холодильника пяток банок и выставил их на кухонный стол. Не успели мы с Марком глазом моргнуть, как даровитый драматург опустошил их все. После этого совершенного на наших глазах подвига лицо Ираклия разгладилось, а глаза приняли осмысленное выражение.
– Ну ты даешь, Ванька, – покачал головой Ключевский.
Я был в курсе, что в лице Ираклия Моравы имею дело с Иваном Сидоровым, известным в нашем городе драматургом-постмодернистом, чей талант эксплуатировали не только продвинутые столичные режиссеры, но и деятели куда более сомнительных моральных качеств вроде несостоявшегося Асмодея монсеньора Доминго.
– Опять с чертом договор заключил? – спросил я у драматурга.
– Нет, – покачал головой Ираклий. – Тут, товарищ, все сложнее.
– Зря ты французского феодала называешь товарищем, – упрекнул Сидорова Марк Ключевский.
– Так я же не в идеологическом смысле, – обиделся Ираклий. – А он что, действительно феодал? Как же это тебя угораздило, браток? Впрочем, бывает и хуже.
Ираклий Морава облизал пересохшие губы и бросил красноречивый взгляд на мой холодильник. К сожалению, пивные запасы у меня иссякли, правда, имелся коньяк, но я не был уверен, что новая доза спиртного пойдет гостю на пользу.
– Наливай, – махнул рукой Ключевский. – Человек пережил страшный стресс, и ему сейчас рюмка коньяку, как слону дробина.
– Вот именно, – подхватил Ираклий. – Подай, товарищ, стакан и оцени степень моего горя.
– А что случилось-то, – не понял я мук драматурга, – умер кто-нибудь?
– Так если бы умер, – воскликнул Морава, одним махом осушив стакан, – а то воскрес прямо на моих глазах и спокойненько так почесал с кладбища.
– Кто почесал? – не понял я.
– Покойник, – вздохнул Ираклий. – Самый натуральный. Отряхнул, значит, землицу с пиджачка, зыркнул в мою сторону красными глазами и пошел. А у меня, веришь, сердце оборвалось. Лежу под кустом и думаю: все, Ваня, привет, докукарекался. А вокруг мертвые с косами стоят, и тишина.
– С какими еще косами?
– Это поэтический образ, – пояснил драматург, – правда, не мой, но зато как совпал!
– Подожди, – попридержал я драматурга, – это когда было?
– Вчера. Мы с Аркашей Закревским сильно приняли. Ну Аркашу и понесло. Начал он мне про свои приключения рассказывать. С нечистой силой он-де на дружеской ноге. Сам зверь апокалипсиса ему-де руку жал. А меня заело. Гордыня обуяла. Я ведь с Асмодеем договор подписывал, Марк не даст соврать. Водку пил вот как сейчас с тобой.
– Не было водки, – поправил драматурга Ключевский.
– Ладно, водку я потом выпил, но ведь договор-то подписал! А Аркаша только зубы скалит. Он, видите ли, в Вавилонской башне был. Ну упился человек и несет непотребное. Мне бы плюнуть, товарищ, да уйти, а я в спор ввязался. Аж на ящик водки. А у меня в карманах хоть шаром покати. Вот и пришлось мне топать на кладбище прямо ночью. А Закревский, гад, с Петькой Шиповым ворота стерегут, так что не отвертишься.
– А что потом?
– Земля зашевелилась. Могила-то свежая. Видимо, только-только покойничка зарыли. И вдруг такой облом. Я за куст упал и не дышу. Натурально. Да пропади он пропадом, этот ящик водки! Такие муки из-за него принял. Хотел в милицию сообщить, да вовремя спохватился. Это же верная психушка.
Любой другой на моем месте посчитал бы рассказ Ираклия Моравы алкогольным психозом, но у меня, да и у Марка тоже, был опыт общения с воскресшими покойниками. А кроме того, я вдруг вспомнил, где видел лицо поспешно удравшего из нашего двора водителя вишневых «жигулей». Это было, в бараке. И он в тот момент был мертв. Я готов поклясться. Впрочем, к такому же выводу пришла и экспертиза, проведенная компетентными органами. Сопоставив факты, я пришел к выводу, что ожившим покойником, так напугавшим Ивана Сидорова, вполне мог быть Макар Ефремович Сусанин.
– Вампир? – вскинул на меня глаза Ключевский.
– Скорее всего, да.
– Вот влип! – ахнул Ираклий. – Брошу пить, мужики, как на духу говорю. А пока налейте еще стаканчик.
Критически осмотрев драматурга, я пришел к выводу, что стакана ему будет много, а потому ограничился рюмкой. Морава расценил мой гуманный жест как скупость и затаил обиду.
– А куда подевались Закревский и этот ваш Петька Шипов?
– Так это я вас спрашиваю, товарищ начальник, – куда они могли подеваться?
– Да не служит он в органах, – заступился за меня Марк.
– Это ты брось, – обиделся Ираклий. – А то я по лицу не вижу. Типичный штирлиц, боец невидимого фронта. Ты же сам сказал, что он больше года прожил за границей, изображая там французского аристократа.
Заблуждение на мой счет Ираклия Моравы в других обстоятельствах я счел бы забавным, но сейчас мне было не до смеха. Исчезновение Аркадия Петровича Закревского встревожило не на шутку. Как-то уж очень не вовремя пропал актер.
– У Закревского есть машина? – спросил я у Моравы.
– Нет. На кладбище мы поехали на Петькиных «жигулях».
– Вишневого цвета?
– Кажется, да. А в чем дело-то? Я Шилову этой подлянки не прощу. Привез, гад, ночью на кладбище живого человека и бросил.
– А где живет этот Шипов, ты знаешь?
– Знаю, конечно, – пожал плечами Ираклий. – Мы же у него пили.
– Поехали, – распорядился я.
– А коньяк, товарищ чекист? Неужто так и оставим на столе без присмотра?
– Допивай, – махнул я рукой. – Только с копыт не слети.
Однако допитый коньяк никак не сказался на самочувствии Ираклия Моравы, разве что добавил ему живости. Он без проблем скатился вниз по лестнице, проигнорировав лифт, который, впрочем, не работал. Мы с Марком с трудом поспевали за расшалившимся драматургом. И догнали его только у автомобильной стоянки.
– Богато живешь, товарищ, – сказал Морава, с удобствами устраиваясь на заднем сиденье моего «форда». – Знал бы, что бойцам невидимого фронта столько платят, бросил бы, к черту, литературу и пошел бы записываться в добровольцы.
Несмотря на разъедающие мозги алкогольные градусы, Ираклий Морава не потерял ориентировку в городском пространстве и уверенно исполнял обязанности штурмана автомобильных дорог. Не прошло и пятнадцати минут, как мы притормозили у панельной пятиэтажки, облагораживающей своим фасадом довольно неприглядный пейзаж в виде обнесенного забором завода металлоконструкций. Завод, если верить тому же Мораве, простаивал ввиду отсутствия заказов, зато вокруг заслуженной хрущобы кипела жизнь. Четверо распалившихся мужичков, невзирая на свежий осенний ветер и накрапывающий дождь, с упоением забивали козла как раз напротив столь нужного нам второго подъезда.
– Эй, Семеныч, – окликнул Морава одного из них, – ты Шилова давно видел?
– Спит твой Петька, – сипло отозвались от стола. – Нажрался вчера ночью как свинья, до сих пор не очухался.
Столь продолжительный сон господина Шилова нас насторожил. Конечно, вчерашний загул мог сказаться на его здоровье, но не настолько же, чтобы он проспал время законного опохмела. Все-таки Петр Шипов, если верить Ираклию, не был застенчивым юношей, вступающим в жизнь, и разумная доля алкоголя не могла надолго выбить его из жизненной колеи. Мы покинули «форд» и поднялись на третий этаж, где проживал бывший музыкант, ныне перебивающийся случайными заработками. Дверь была заперта, на наши звонки никто не отреагировал, Морава попытался было стучать в дверь ногами, но я его придержал. Незамысловатый замок никак не мог послужить причиной для отмены визита. Открыл я его без труда, чем привел в восторг одаренного драматурга, который первым ввалился в открывшиеся двери.
– Внимание, полиция, – крикнул он с порога. – Прошу всех оставаться на своих местах.
Призыв впавшего в веселое настроение Ираклия был услышан, – во всяком случае, никто не вышел нам навстречу, дабы поприветствовать незваных гостей. Пройдя в комнату, мы обнаружили там двоих граждан, спящих в живописных позах. Аркадия Петровича Закревского, обосновавшегося в кресле, я опознал сразу. Зато его партнер по предосудительному времяпрепровождению не был мне знаком. И не оставалось ничего другого, как поверить драматургу Мораве, что перед нами не кто иной, как Петр Филиппович Шипов, довольно известный в городе музыкант, сорока двух лет от роду, разведенный алиментщик со стажем.
– Вот нажрались! – осудил коллег по искусству Морава. – Да разве ж можно столько пить!
На столе в обрамлении селедочных хвостов стояли четыре опустошенные до донышка бутылки водки. Судя по всему, вернувшись с кладбища, Закревский с Шиповым продолжили прерванное мероприятие и упились до бессознательного состояния. Ираклий зачем-то обнюхал бутылки и, не обнаружив в них ни капли спиртного, горестно вздохнул. На его вздох отреагировал Аркадий Петрович Закревский, который сначала открыл один глаз, потом другой. Вся процедура обретения себя в реальном мире заняла у заслуженного артиста никак не менее пяти минут.
– А где вампир? – спросил он у Ираклия Моравы.
– А вы уверены, Аркадий Петрович, что он был? – вежливо полюбопытствовал Ключевский.
– Да я его как вас сейчас видел, – слегка оживился Закревский. – Вот и Петька не даст соврать.
Господина Шилова пришлось будить мне. Музыкант оказался крепким орешком, и, если бы не помощь драматурга, который без церемоний вылил за шиворот хозяину полстакана воды, мне вряд ли удалось бы привести его в чувство.
– Где машина? – спросил я Шилова.
– Какая машина? – захлопал глазами музыкант. – Сроду у меня машины не было.
– Да ты что, Петя, совсем свихнулся? – укорил Шипова Закревский. – А на чем мы с тобой на кладбище ездили?
– Ах, машина! – дошло наконец до хозяина квартиры. – Так бы сразу и сказали. Слушай, Ванька, у тебя выпить есть?
На Петра Филипповича страшно было смотреть. Похмельный синдром настолько явно давал о себе знать, что вышеозначенный гражданин никак не мог попасть ногой в штанину. Соображал он тоже с большим трудом и в ответ на наши заковыристые вопросы только хлопал покрасневшими, как у вампира, глазами.
– Слушай, чекист, – обратился ко мне со слезной просьбой Ираклий, – дай денег на лекарство, ведь пропадет человек!
– Только пиво, – предупредил я драматурга, отсчитывая купюры.
– Век не забуду тебя, благодетель, – крикнул мне Морава, срываясь с места.
Чтобы не терять время даром, Ключевский заварил чай. Аркадий Петрович следил за манипуляциями Марка с напряженным вниманием, словно видел эту процедуру первый раз в жизни. Что касается Шилова, то он, похоже, опять впал в спячку.
– Так что случилось, Аркадий Петрович? – попробовал я расшевелить артиста.
– Стресс, – неожиданно икнул Закревский. – И тихий ужас. Это все Ванька виноват. Взбрело же ему в голову среди ночи отправиться на кладбище.
Видимо, воспоминания минувшей ночи негативно отразились на самочувствии Аркадия Петровича, поскольку он пребывал в сомнамбулическом состоянии и почти не реагировал на мои вопросы. Ожил он только после того, как явился Ираклий Морава с тремя двухлитровыми емкостями пива. Надо отдать должное драматургу, он проявил свойственный всем интеллигентам гуманизм и незаурядную прыть, а принесенное им лекарство до такой степени подействовало на страдальцев, что они заговорили наперебой.
– Вампир, Чарнота, это я вам как на духу, – зачастил Закревский. – Он только зыркнул на меня глазищами, так я прямо в землю врос.
– Нет, вы на него посмотрите! – возмущенно выкрикнул Шипов. – Он в землю врос! Да ты улепетывал так, что я за тобой не поспевал.
– А почему вы машиной не воспользовались? – спросил Марк.
– Так не успели. Мы же у ворот стояли. Ждали, когда Ванька задаст с кладбища стрекача. Мы этого вампира поначалу за Сидорова приняли. Он ведь на нас налетел как буря. И Аркадия прямо за горело схватил. Я было сунулся с претензиями, а он и меня зацапал. Силища в нем неимоверная. Глаза горят, а зубы оскалены. Я как на эти зубы глянул, так сразу сообразил, что имею дело с настоящим упырем.
– Он что же, вас укусил?
– Нет, втянул носом воздух и замер, словно газами отравился. Вот тут мы и дали деру. Я сроду так в жизни не бегал. Что твой спринтер.
– А машина?
– Так бросили там же, возле кладбища. Черт с ними, с этими «жигулями», жизнь дороже.
Мне поведение вампира показалось странным. Обычно нежить, выбравшись из могилы, сразу же норовит восстановить жизненные силы, а этот почему-то пренебрег добычей, которая сама плыла к нему в руки.
– Так ведь они пьяные были, – пояснил Ключевский. – А вампиры не выносят запаха спиртного.
– Побрезговал, значит, гад, – почему-то обиделся Ираклий Морава. – А ведь мы водку пили, чистейший продукт.
– А что взять с вампира, – пожал плечами Шипов. – Он же вкуса жизни не понимает.
Тем не менее не понимающий вкуса жизни вампир допустил ошибку, оставив в живых людей, которые видели процесс его возвращения в наш мир. Надо полагать, в ближайшее время он попытается эту ошибку исправить. Имея на руках машину, установить фамилию и адрес ее владельца большого труда не составит. А Макар Ефремович Сусанин человек, видимо, опытный.
Звонок телефона прервал мои размышления. Трубку взял Закревский и тут же передал ее хозяину, однако на «алло» Шилова трубка отозвалась короткими гудками.
– Не туда попали, – резюмировал Морава.
– Как это – не туда?! – возмутился Закревский. – Он Петра Филипповича спросил.
– Сидеть тихо, – распорядился я и метнулся к окну.
У второго подъезда рядом с моим «фордом» стояли вишневые «жигули». Не прошло и пяти секунд, как из «жигулей» вылез человек и небрежно сунул мобильник в карман. На окна он даже не взглянул, сразу же прошел в подъезд. Для того чтобы подняться на третий этаж, ему хватит и минуты.
– Ты дверь закрыл за собой? – шепотом спросил я Ираклия.
– Нет, – также шепотом отозвался драматург. – А что случилось?
Охотиться на вампиров мне еще не приходилось, но другого выхода не было. Я достал из-за пояса свой незаряженный пистолет и указал Марку глазами на портьеру, а сам спрятался за шкаф. От дверей этот сукин сын видеть меня не мог.
– А как же мы? – испуганно спросил Закревский.
– Тихо, – успел шикнуть на него Марк.
Входная дверь скрипнула, но шагов вампира по коридору мы не услышали. О том, что он возник на пороге, я понял по перекосившимся физиономиям работников искусств. Криков не было, хотя у Ираклия Моравы отвалилась челюсть. Двигаясь все так же бесшумно, вампир вышел на средину комнаты. В руке у него был «Макаров», и он, видимо, выбирал удобную позицию для прицельной стрельбы. Поднять руку со смертоносным оружием я ему не дал и что есть силы опустил рукоять своего пистолета на обращенный ко мне затылок. Любой другой череп такого с собой обращения не выдержал бы, но вампир лишь покачнулся от удара и выронил оружие. Обернулся он настолько резко, что я едва успел перехватить его руку. Впрочем, в эту секунду он имел дело уже не с Вадимом Чарнотой, а со зверем апокалипсиса. Это я понял даже не по собственному изменившемуся состоянию, а по глазам Петра Филипповича Шилова, которые грозили вылезти из орбит. Похоже, моя образина смутила и Макара Ефремовича Сусанина, он попробовал вырваться из моих лап, но явно запоздал с исполнением этого желания. Рывком я выкрутил ему руку за спину и бросил лицом вниз на пол. Подоспевший Марк связал вампира очень вовремя подвернувшимся ремнем хозяина квартиры.
– Здравствуйте, Макар Ефремович, – сказал я, возвращаясь в свое естественное состояние. Вампир моей любезности не оценил и только скрипнул в ответ зубами. Мы с Марком подняли его с пола и швырнули в кресло, которое освободил для нового гостя Аркадий Петрович Закревский, отскочивший в испуге в угол. По внешнему виду воскресший Сусанин ничем не отличался от среднестатистических наших сограждан, и только где-то в глубине его серых глаз таились красные огоньки.
Наш спор сразу же оборвался, ибо, судя по всему, нас ждало новое испытание. Мы замедлили шаги, потом остановились и прислушались. И впереди, и сзади царила тишина. Я затрудняюсь сказать точно, сколько времени мы бродили по лабиринту, но никак не менее шести часов. Рассчитывать на теплую встречу в столь подозрительном месте было бы по меньшей мере опрометчиво, но и стоять на одном месте, прислушиваясь к биению собственных сердец, тоже глупо.
– По-моему, там, наверху, трамвай прошел, – кивнул на потолок Боря Мащенко.
– Ну это вы загнули, батенька! – возмутился Вацлав Карлович. – Какой на острове Буяне может быть трамвай!
– А вот это мы сейчас проверим, – решительно двинулся вперед Василий, обнажив на всякий случай меч.
Нам ничего не оставалось делать, как последовать примеру капитана. И, надо сказать, мы не прогадали. Свет поступал из круглого отверстия, в котором Боря Мащенко опознал канализационный люк. Не прошли мы и полусотни шагов, как путь нам преградил нетрезвый гражданин в поношенной спецовке:
– Эй, мужики, вы откуда?
– Из преисподней, – вежливо проинформировал слесаря Марк Ключевский. – А как там, наверху?
– Пьют кровь из трудового народа.
– Вампиры?! – ахнул впечатлительный Мащенко.
– Во, товарищ, в самую точку попал, – подтвердил слесарь.
– Ты мне эту пропаганду брось, – быстро разобрался в ситуации Михаил. – Какие еще вампиры?
– Так начальство, знамо дело, – хмыкнул нетрезвый гражданин. – Буржуазия.
– Фу ты, – вздохнул с облегчением Боря. – Чтоб ты провалился, большевик, напугал до икоты.
– Ходят тут разные, – проворчал слесарь и крикнул в зияющий зев, видимо своему напарнику: – Эй, Колька, принимай туристов.
«Туристы» с помощью услужливого Кольки стали по одному выползать из канализационного люка, пугая прохожих своим экзотическим для нашего мирного времени снаряжением. Наверху все было спокойно. Ни тебе вампиров, ни тебе монстров, готовых без всякого повода, просто из дурного расположения духа, отправить на тот свет ни в чем не повинных людей. Канализационный люк действительно находился недалеко от трамвайных путей, и мы теперь с умилением наблюдали, как толпа куда-то спешащих потенциальных пассажиров штурмовала забитый до отказа вагон.
– Живут же люди! – почему-то позавидовал им Боря Мащенко.
Я довольно быстро сориентировался на местности. Мы находились недалеко от театра, а следовательно, и от того самого барака, рядом с которым я оставил свой «форд». Дабы не смешить народ нашим нетрадиционным обличьем, мы быстренько переправились через кишащую железными ублюдками дорогу. Прогулка через сквер тоже обошлась без приключений, если не считать того, что мы распугали стайку старушек, которые мирно грелись на солнышке, вспоминая минувшие дни. Мой «форд» стоял у подъезда барака в полной сохранности, что само по себе можно было считать чудом. А гадскую надпись на левой передней дверце, выцарапанную чьей-то дрожащей рукой, я решил проигнорировать. Мечи и кольчуги мы погрузили в багажник и вновь почувствовали себя полноправными гражданами нашего несклонного к откровенному насилию мира. Последнее утверждение, возможно, покажется какому-нибудь критически настроенному субъекту излишне оптимистичным, но все познается в сравнении. За каких-нибудь тридцать минут мы домчали до загородного дома Бори Мащенко, где и предстали пред светлы очи генерала Сокольского. Станислав Андреевич встретил нас сухо и жестом пригласил садиться. Сели все, кроме Михаила, который в течение получаса докладывал генералу о пережитых нами приключениях. Фантазии у сотрудника спецслужб не было никакой, поэтическим слогом он тоже не обладал, а потому рассказ получился излишне суховатым и даже навевающим скуку. Боря Мащенко буквально изнывал от желания дополнить монотонное повествование живописными деталями, но строгий взгляд Сокольского удерживал от проявления бьющих через край эмоций. Сорвался он с места только после того, как генерал, выслушав доклад подчиненного, обратился к нам с вопросом:
– Какие будут дополнения?
Дополнений у Бори был целый ворох, и он не замедлил вывалить их на слегка растерявшегося Станислава Андреевича.
– Так она что же, превратила вас в свиней?
– В кабанов, товарищ генерал, – поправил его Боря. – С точки зрения физиологии это большая разница.
– Мы считаем, что нас загипнотизировали, – поспешил с пояснениями Василий. – Я думаю, это абсолютно несущественные детали, и вряд ли товарищу генералу интересно, что мы с вами делали во сне.
– Нет уж, – не согласился Сокольский, – докладывайте все, и поподробнее.
Получив добро от генерала, Боря залился соловьем и потерял чувство меры. В частности, я бы не стал так уж безоговорочно утверждать, что мы имеем дело с инопланетной агрессией, а уж тем более с летающими тарелками.
– Так вы говорите – Люцифер?
– Он самый, Станислав Андреевич, – подтвердил Боря. – По агентурным данным, которые мы получили с риском для жизни, это редкостная сволочь. Дьявол и дракон в одном флаконе. А как его извести, знает только Вадим Чарнота.
– Ничего я не знаю, – опроверг я излишне экспрессивные утверждения Мащенко.
– А пророчество! – возмутился Боря. – Стыдно, господин Чарнота, уклоняться от возложенных на вас роком обязанностей.
– Ладно, – согласился я если не с роком, то с Мащенко, – если ты, Боря, доставишь ко мне Люцифера связанным по рукам и ногам, то так и быть, я готов исполнить свой долг перед человечеством.
Бизнесмен, видимо, посчитал, что сей подвиг ему не по плечу, а потому и воздержался от дальнейших претензий в мой адрес. И все же речь свою он закончил патетически:
– Неоходимо спасать человечество, Станислав Андреевич! И перво-наперво надо допросить Верку, которая спуталась с нечистой силой.
– Мы следим за Смирновой постоянно, но ничего подозрительного или предосудительного в ее поведении не заметили. Если не считать того, что она проиграла в казино кучу денег.
Меня в данную минуту волновало не столько поведение Верки, сколько судьба Макара Ефремовича Сусанина.
– А какая у покойника может быть судьба? – удивился Боря.
– Есть много, друг Горацио, такого, что недоступно нашим мудрецам, – процитировал Шекспира Марк Ключевский.
Однако, по словам Станислава Андреевича, с покойным Сусаниным все было в порядке. В том смысле что умер он в силу естественных причин и был похоронен с соблюдением всех обрядовых правил на местном кладбище за счет городской казны, поскольку родственников у Макара Ефремовича не нашлось – ни ближних, ни дальних.
– А как же следы укусов на шее? – напомнил я Сокольскому.
– Я привык доверять своим экспертам, – сухо ответил Станислав Андреевич.
На этом деловая часть встречи была завершена, и мы перешли к.застолью. Блуждание по подземному лабиринту без воды и пищи отразилось на нашем аппетите, и потому мы махом смели со стола все запасы, хранившиеся в Борином холодильнике.
– А теперь всем отдыхать, – распорядился Сокольский. – План действий обсудим позже.
Решение было разумным, поскольку бурно прожитая ночь негативно отразилась на умственных способностях всех участников экспедиции, и ждать от нас дельного совета было по меньшей мере наивно. Тепло распрощавшись с товарищами по несчастью, я отправился отсыпаться в родную квартиру. Наверное, с моей стороны было опрометчиво садиться за руль не выспавшись, да еще и после пары фужеров сухого вина, выпитого в гостях у бизнесмена. Но, на мое счастье, сотрудники ГИБДД проморгали нарушителя, и я, благополучно миновав их посты, без проблем добрался до родных пенатов. Оставив машину на стоянке, я последние сто метров проделал пешком. Почти у самых дверей подъезда мое внимание привлекли скромные «жигули» вишневого цвета. Я уже почти прошел мимо, но почему-то решил обернуться и встретился взглядом с сидящим за рулем водителем. Он тут же дал задний ход, и «жигули» выкатились на проезжую часть, едва не столкнувшись при этом с автобусом. Это было похоже на бегство, хотя никаких агрессивных действий против водителя я не предпринимал. Но в конце концов это могло быть просто совпадением. Лихачей на наших дорогах хватает, а этот человек, возможно, просто спешил по своим неотложным делам. Правда, мне показалось, что я где-то видел это немолодое лицо, но, наверное, видел мельком, поскольку никаких подробностей о встрече с этим гражданином моя память не сохранила.
Спал я без сновидений, а проснулся от звонка в дверь. Причем звонили довольно настойчиво, не оставляя мне выбора. Бросив взгляд на часы, подумал, что действительно пришла пора подниматься, ибо провел я в постели никак не менее восьми часов. Настойчивым гостем оказался Марк Ключевский, который пришел ко мне не один, а в сопровождении гражданина невысокого роста, худого, в мятой шляпе и с похмельного вида лицом.
– Ираклий Морава, – представил мне своего спутника Ключевский, – прошу если не любить, то хотя бы жаловать.
– Пиво у тебя есть, товарищ? – спросил хриплым голосом незнакомец.
Пиво у меня было, я прихватил его в киоске, когда шел от стоянки домой. Я достал из холодильника пяток банок и выставил их на кухонный стол. Не успели мы с Марком глазом моргнуть, как даровитый драматург опустошил их все. После этого совершенного на наших глазах подвига лицо Ираклия разгладилось, а глаза приняли осмысленное выражение.
– Ну ты даешь, Ванька, – покачал головой Ключевский.
Я был в курсе, что в лице Ираклия Моравы имею дело с Иваном Сидоровым, известным в нашем городе драматургом-постмодернистом, чей талант эксплуатировали не только продвинутые столичные режиссеры, но и деятели куда более сомнительных моральных качеств вроде несостоявшегося Асмодея монсеньора Доминго.
– Опять с чертом договор заключил? – спросил я у драматурга.
– Нет, – покачал головой Ираклий. – Тут, товарищ, все сложнее.
– Зря ты французского феодала называешь товарищем, – упрекнул Сидорова Марк Ключевский.
– Так я же не в идеологическом смысле, – обиделся Ираклий. – А он что, действительно феодал? Как же это тебя угораздило, браток? Впрочем, бывает и хуже.
Ираклий Морава облизал пересохшие губы и бросил красноречивый взгляд на мой холодильник. К сожалению, пивные запасы у меня иссякли, правда, имелся коньяк, но я не был уверен, что новая доза спиртного пойдет гостю на пользу.
– Наливай, – махнул рукой Ключевский. – Человек пережил страшный стресс, и ему сейчас рюмка коньяку, как слону дробина.
– Вот именно, – подхватил Ираклий. – Подай, товарищ, стакан и оцени степень моего горя.
– А что случилось-то, – не понял я мук драматурга, – умер кто-нибудь?
– Так если бы умер, – воскликнул Морава, одним махом осушив стакан, – а то воскрес прямо на моих глазах и спокойненько так почесал с кладбища.
– Кто почесал? – не понял я.
– Покойник, – вздохнул Ираклий. – Самый натуральный. Отряхнул, значит, землицу с пиджачка, зыркнул в мою сторону красными глазами и пошел. А у меня, веришь, сердце оборвалось. Лежу под кустом и думаю: все, Ваня, привет, докукарекался. А вокруг мертвые с косами стоят, и тишина.
– С какими еще косами?
– Это поэтический образ, – пояснил драматург, – правда, не мой, но зато как совпал!
– Подожди, – попридержал я драматурга, – это когда было?
– Вчера. Мы с Аркашей Закревским сильно приняли. Ну Аркашу и понесло. Начал он мне про свои приключения рассказывать. С нечистой силой он-де на дружеской ноге. Сам зверь апокалипсиса ему-де руку жал. А меня заело. Гордыня обуяла. Я ведь с Асмодеем договор подписывал, Марк не даст соврать. Водку пил вот как сейчас с тобой.
– Не было водки, – поправил драматурга Ключевский.
– Ладно, водку я потом выпил, но ведь договор-то подписал! А Аркаша только зубы скалит. Он, видите ли, в Вавилонской башне был. Ну упился человек и несет непотребное. Мне бы плюнуть, товарищ, да уйти, а я в спор ввязался. Аж на ящик водки. А у меня в карманах хоть шаром покати. Вот и пришлось мне топать на кладбище прямо ночью. А Закревский, гад, с Петькой Шиповым ворота стерегут, так что не отвертишься.
– А что потом?
– Земля зашевелилась. Могила-то свежая. Видимо, только-только покойничка зарыли. И вдруг такой облом. Я за куст упал и не дышу. Натурально. Да пропади он пропадом, этот ящик водки! Такие муки из-за него принял. Хотел в милицию сообщить, да вовремя спохватился. Это же верная психушка.
Любой другой на моем месте посчитал бы рассказ Ираклия Моравы алкогольным психозом, но у меня, да и у Марка тоже, был опыт общения с воскресшими покойниками. А кроме того, я вдруг вспомнил, где видел лицо поспешно удравшего из нашего двора водителя вишневых «жигулей». Это было, в бараке. И он в тот момент был мертв. Я готов поклясться. Впрочем, к такому же выводу пришла и экспертиза, проведенная компетентными органами. Сопоставив факты, я пришел к выводу, что ожившим покойником, так напугавшим Ивана Сидорова, вполне мог быть Макар Ефремович Сусанин.
– Вампир? – вскинул на меня глаза Ключевский.
– Скорее всего, да.
– Вот влип! – ахнул Ираклий. – Брошу пить, мужики, как на духу говорю. А пока налейте еще стаканчик.
Критически осмотрев драматурга, я пришел к выводу, что стакана ему будет много, а потому ограничился рюмкой. Морава расценил мой гуманный жест как скупость и затаил обиду.
– А куда подевались Закревский и этот ваш Петька Шипов?
– Так это я вас спрашиваю, товарищ начальник, – куда они могли подеваться?
– Да не служит он в органах, – заступился за меня Марк.
– Это ты брось, – обиделся Ираклий. – А то я по лицу не вижу. Типичный штирлиц, боец невидимого фронта. Ты же сам сказал, что он больше года прожил за границей, изображая там французского аристократа.
Заблуждение на мой счет Ираклия Моравы в других обстоятельствах я счел бы забавным, но сейчас мне было не до смеха. Исчезновение Аркадия Петровича Закревского встревожило не на шутку. Как-то уж очень не вовремя пропал актер.
– У Закревского есть машина? – спросил я у Моравы.
– Нет. На кладбище мы поехали на Петькиных «жигулях».
– Вишневого цвета?
– Кажется, да. А в чем дело-то? Я Шилову этой подлянки не прощу. Привез, гад, ночью на кладбище живого человека и бросил.
– А где живет этот Шипов, ты знаешь?
– Знаю, конечно, – пожал плечами Ираклий. – Мы же у него пили.
– Поехали, – распорядился я.
– А коньяк, товарищ чекист? Неужто так и оставим на столе без присмотра?
– Допивай, – махнул я рукой. – Только с копыт не слети.
Однако допитый коньяк никак не сказался на самочувствии Ираклия Моравы, разве что добавил ему живости. Он без проблем скатился вниз по лестнице, проигнорировав лифт, который, впрочем, не работал. Мы с Марком с трудом поспевали за расшалившимся драматургом. И догнали его только у автомобильной стоянки.
– Богато живешь, товарищ, – сказал Морава, с удобствами устраиваясь на заднем сиденье моего «форда». – Знал бы, что бойцам невидимого фронта столько платят, бросил бы, к черту, литературу и пошел бы записываться в добровольцы.
Несмотря на разъедающие мозги алкогольные градусы, Ираклий Морава не потерял ориентировку в городском пространстве и уверенно исполнял обязанности штурмана автомобильных дорог. Не прошло и пятнадцати минут, как мы притормозили у панельной пятиэтажки, облагораживающей своим фасадом довольно неприглядный пейзаж в виде обнесенного забором завода металлоконструкций. Завод, если верить тому же Мораве, простаивал ввиду отсутствия заказов, зато вокруг заслуженной хрущобы кипела жизнь. Четверо распалившихся мужичков, невзирая на свежий осенний ветер и накрапывающий дождь, с упоением забивали козла как раз напротив столь нужного нам второго подъезда.
– Эй, Семеныч, – окликнул Морава одного из них, – ты Шилова давно видел?
– Спит твой Петька, – сипло отозвались от стола. – Нажрался вчера ночью как свинья, до сих пор не очухался.
Столь продолжительный сон господина Шилова нас насторожил. Конечно, вчерашний загул мог сказаться на его здоровье, но не настолько же, чтобы он проспал время законного опохмела. Все-таки Петр Шипов, если верить Ираклию, не был застенчивым юношей, вступающим в жизнь, и разумная доля алкоголя не могла надолго выбить его из жизненной колеи. Мы покинули «форд» и поднялись на третий этаж, где проживал бывший музыкант, ныне перебивающийся случайными заработками. Дверь была заперта, на наши звонки никто не отреагировал, Морава попытался было стучать в дверь ногами, но я его придержал. Незамысловатый замок никак не мог послужить причиной для отмены визита. Открыл я его без труда, чем привел в восторг одаренного драматурга, который первым ввалился в открывшиеся двери.
– Внимание, полиция, – крикнул он с порога. – Прошу всех оставаться на своих местах.
Призыв впавшего в веселое настроение Ираклия был услышан, – во всяком случае, никто не вышел нам навстречу, дабы поприветствовать незваных гостей. Пройдя в комнату, мы обнаружили там двоих граждан, спящих в живописных позах. Аркадия Петровича Закревского, обосновавшегося в кресле, я опознал сразу. Зато его партнер по предосудительному времяпрепровождению не был мне знаком. И не оставалось ничего другого, как поверить драматургу Мораве, что перед нами не кто иной, как Петр Филиппович Шипов, довольно известный в городе музыкант, сорока двух лет от роду, разведенный алиментщик со стажем.
– Вот нажрались! – осудил коллег по искусству Морава. – Да разве ж можно столько пить!
На столе в обрамлении селедочных хвостов стояли четыре опустошенные до донышка бутылки водки. Судя по всему, вернувшись с кладбища, Закревский с Шиповым продолжили прерванное мероприятие и упились до бессознательного состояния. Ираклий зачем-то обнюхал бутылки и, не обнаружив в них ни капли спиртного, горестно вздохнул. На его вздох отреагировал Аркадий Петрович Закревский, который сначала открыл один глаз, потом другой. Вся процедура обретения себя в реальном мире заняла у заслуженного артиста никак не менее пяти минут.
– А где вампир? – спросил он у Ираклия Моравы.
– А вы уверены, Аркадий Петрович, что он был? – вежливо полюбопытствовал Ключевский.
– Да я его как вас сейчас видел, – слегка оживился Закревский. – Вот и Петька не даст соврать.
Господина Шилова пришлось будить мне. Музыкант оказался крепким орешком, и, если бы не помощь драматурга, который без церемоний вылил за шиворот хозяину полстакана воды, мне вряд ли удалось бы привести его в чувство.
– Где машина? – спросил я Шилова.
– Какая машина? – захлопал глазами музыкант. – Сроду у меня машины не было.
– Да ты что, Петя, совсем свихнулся? – укорил Шипова Закревский. – А на чем мы с тобой на кладбище ездили?
– Ах, машина! – дошло наконец до хозяина квартиры. – Так бы сразу и сказали. Слушай, Ванька, у тебя выпить есть?
На Петра Филипповича страшно было смотреть. Похмельный синдром настолько явно давал о себе знать, что вышеозначенный гражданин никак не мог попасть ногой в штанину. Соображал он тоже с большим трудом и в ответ на наши заковыристые вопросы только хлопал покрасневшими, как у вампира, глазами.
– Слушай, чекист, – обратился ко мне со слезной просьбой Ираклий, – дай денег на лекарство, ведь пропадет человек!
– Только пиво, – предупредил я драматурга, отсчитывая купюры.
– Век не забуду тебя, благодетель, – крикнул мне Морава, срываясь с места.
Чтобы не терять время даром, Ключевский заварил чай. Аркадий Петрович следил за манипуляциями Марка с напряженным вниманием, словно видел эту процедуру первый раз в жизни. Что касается Шилова, то он, похоже, опять впал в спячку.
– Так что случилось, Аркадий Петрович? – попробовал я расшевелить артиста.
– Стресс, – неожиданно икнул Закревский. – И тихий ужас. Это все Ванька виноват. Взбрело же ему в голову среди ночи отправиться на кладбище.
Видимо, воспоминания минувшей ночи негативно отразились на самочувствии Аркадия Петровича, поскольку он пребывал в сомнамбулическом состоянии и почти не реагировал на мои вопросы. Ожил он только после того, как явился Ираклий Морава с тремя двухлитровыми емкостями пива. Надо отдать должное драматургу, он проявил свойственный всем интеллигентам гуманизм и незаурядную прыть, а принесенное им лекарство до такой степени подействовало на страдальцев, что они заговорили наперебой.
– Вампир, Чарнота, это я вам как на духу, – зачастил Закревский. – Он только зыркнул на меня глазищами, так я прямо в землю врос.
– Нет, вы на него посмотрите! – возмущенно выкрикнул Шипов. – Он в землю врос! Да ты улепетывал так, что я за тобой не поспевал.
– А почему вы машиной не воспользовались? – спросил Марк.
– Так не успели. Мы же у ворот стояли. Ждали, когда Ванька задаст с кладбища стрекача. Мы этого вампира поначалу за Сидорова приняли. Он ведь на нас налетел как буря. И Аркадия прямо за горело схватил. Я было сунулся с претензиями, а он и меня зацапал. Силища в нем неимоверная. Глаза горят, а зубы оскалены. Я как на эти зубы глянул, так сразу сообразил, что имею дело с настоящим упырем.
– Он что же, вас укусил?
– Нет, втянул носом воздух и замер, словно газами отравился. Вот тут мы и дали деру. Я сроду так в жизни не бегал. Что твой спринтер.
– А машина?
– Так бросили там же, возле кладбища. Черт с ними, с этими «жигулями», жизнь дороже.
Мне поведение вампира показалось странным. Обычно нежить, выбравшись из могилы, сразу же норовит восстановить жизненные силы, а этот почему-то пренебрег добычей, которая сама плыла к нему в руки.
– Так ведь они пьяные были, – пояснил Ключевский. – А вампиры не выносят запаха спиртного.
– Побрезговал, значит, гад, – почему-то обиделся Ираклий Морава. – А ведь мы водку пили, чистейший продукт.
– А что взять с вампира, – пожал плечами Шипов. – Он же вкуса жизни не понимает.
Тем не менее не понимающий вкуса жизни вампир допустил ошибку, оставив в живых людей, которые видели процесс его возвращения в наш мир. Надо полагать, в ближайшее время он попытается эту ошибку исправить. Имея на руках машину, установить фамилию и адрес ее владельца большого труда не составит. А Макар Ефремович Сусанин человек, видимо, опытный.
Звонок телефона прервал мои размышления. Трубку взял Закревский и тут же передал ее хозяину, однако на «алло» Шилова трубка отозвалась короткими гудками.
– Не туда попали, – резюмировал Морава.
– Как это – не туда?! – возмутился Закревский. – Он Петра Филипповича спросил.
– Сидеть тихо, – распорядился я и метнулся к окну.
У второго подъезда рядом с моим «фордом» стояли вишневые «жигули». Не прошло и пяти секунд, как из «жигулей» вылез человек и небрежно сунул мобильник в карман. На окна он даже не взглянул, сразу же прошел в подъезд. Для того чтобы подняться на третий этаж, ему хватит и минуты.
– Ты дверь закрыл за собой? – шепотом спросил я Ираклия.
– Нет, – также шепотом отозвался драматург. – А что случилось?
Охотиться на вампиров мне еще не приходилось, но другого выхода не было. Я достал из-за пояса свой незаряженный пистолет и указал Марку глазами на портьеру, а сам спрятался за шкаф. От дверей этот сукин сын видеть меня не мог.
– А как же мы? – испуганно спросил Закревский.
– Тихо, – успел шикнуть на него Марк.
Входная дверь скрипнула, но шагов вампира по коридору мы не услышали. О том, что он возник на пороге, я понял по перекосившимся физиономиям работников искусств. Криков не было, хотя у Ираклия Моравы отвалилась челюсть. Двигаясь все так же бесшумно, вампир вышел на средину комнаты. В руке у него был «Макаров», и он, видимо, выбирал удобную позицию для прицельной стрельбы. Поднять руку со смертоносным оружием я ему не дал и что есть силы опустил рукоять своего пистолета на обращенный ко мне затылок. Любой другой череп такого с собой обращения не выдержал бы, но вампир лишь покачнулся от удара и выронил оружие. Обернулся он настолько резко, что я едва успел перехватить его руку. Впрочем, в эту секунду он имел дело уже не с Вадимом Чарнотой, а со зверем апокалипсиса. Это я понял даже не по собственному изменившемуся состоянию, а по глазам Петра Филипповича Шилова, которые грозили вылезти из орбит. Похоже, моя образина смутила и Макара Ефремовича Сусанина, он попробовал вырваться из моих лап, но явно запоздал с исполнением этого желания. Рывком я выкрутил ему руку за спину и бросил лицом вниз на пол. Подоспевший Марк связал вампира очень вовремя подвернувшимся ремнем хозяина квартиры.
– Здравствуйте, Макар Ефремович, – сказал я, возвращаясь в свое естественное состояние. Вампир моей любезности не оценил и только скрипнул в ответ зубами. Мы с Марком подняли его с пола и швырнули в кресло, которое освободил для нового гостя Аркадий Петрович Закревский, отскочивший в испуге в угол. По внешнему виду воскресший Сусанин ничем не отличался от среднестатистических наших сограждан, и только где-то в глубине его серых глаз таились красные огоньки.