Шведов Сергей. Яртур

   – Соблазнительную, – вздохнул Бутуй.
   – Вот, – ткнул пальцем в усыпанное звездами небо Ермень. – То есть грудастую, широкозадую, ликом приятную и свеженькую, как утренняя росинка.
   – Пожалуй, – согласился Бутуй.
   – И много ты таких в нашем стане видел?
   – Какие тут росинки, – засмеялся асский боярин. – Сплошные потаскухи.
   – Вот тебе, Бутуй, первый признак, по которому ты можешь отличить навью и вампиршу от обыкновенной потаскухи, – серьезно сказал Ермень.
   – Но ведь есть и вурдалачки, которые, по слухам, красотой не блещут.
   – Вурдалачек можешь отбросить сразу, боярин, – возразил биармец. – Они – исключительно на любителя. Ни один уважающий себя мечник на них не польстится.
   – А как навью от вампирши отличить?
   – Навьи, как правило, белокуры и бледнолицы и выглядят, как невинные девушки в первую брачную ночь. После встречи с ними человек не сразу замечает перемены, в нем происходящие. Об окружающих и говорить нечего. Но постепенно его связь с Навьим миром становится все крепче, и в какой-то миг он преображается, не только внутренне, но и внешне.
   – Это каким же образом? – не понял Бутуй.
   – Всяко бывает, – поморщился Ермень. – Иные смотрятся монстрами, иные писаными красавцами, но все мужчины, соблазненные навьями, становятся рабами Вия и действуют по его указке.
   – А вампирши?
   – Эти смуглолицы и черноволосы, уверены в себе. Льнут большей частью к сладострастникам. Кто раз переспал с вампиршами, тот уже от них не отвяжется до самой смерти. Ну а после смерти у таких блудодеев одна дорога – в Навью рать. По слухам, они сами становятся вампирами, и удержать их в могиле может только осиновый кол.
   Боярина Бутуя аж передернуло от жутких откровений биармца. Чтобы он провалился, этот Яртур со своей Навьей ратью. И свалилась же эта напасть на ни в чем не повинных асов.
   – Может, число дозорных возле стана увеличить? – предложил Бутуй.
   – Против навий это не поможет, – покачал головой Ермень. – Они кружат над станом летучими мышами, а потом, выбрав жертву, камнем падают на землю.
   – А я слышал, что они в ворон могут оборачиваться?
   – Могут, – не стал спорить Ермень. – Ворон – Виева птица.
   Вот ведь задал князь Родегаст задачку своему ближнику. Прикажите теперь боярину Бутую летучих мышей ловить? Так ведь он вроде бы человек, а не сокол, и бить мышей на лету ему несподручно.
   – Хочу тебя спросить, боярин, как друды, обращаясь в лебедей, умудряются сохранять при себе меч? – спросил Бутуй у Ерменя. – Ведь такие превращения в одежде или доспехах невозможны.
   – У них оружие и доспехи особые, не нашим чета, – вздохнул Ермень. – Во время превращения меч у них становится клювом, а пластины на колонтарях – перьями. Поэтому друды опасны и в человечьем обличье, и в лебедином.
   – А волкодлаки?
   – Этим хватает когтей и клыков. Мечи они под пень прячут и непременно к тому же самому пню возвращаются.
   – Чтобы меч забрать? – предположил Бутуй.
   – Чтобы вернуться в человеческое обличье, – усмехнулся Ермень.
   Боярин Бутуй бродил по стану едва ли не до самого рассвета. Срамоты насмотрелся по самые ноздри. Пару раз его едва не пришибли за чрезмерное любопытство. Но, к сожалению, ни навий, ни вампирш Бутую обнаружить так и не удалось. Летучие мыши, правда, были. Боярин аж приседал, когда они с писком проносились над его головой. Но ни одна из этих жутковатых по виду зверушек не ударилась пред Бутуем о землю и не предстала пред ним в образе соблазнительной красавицы. Возможно, это были самые обычные летучие мыши, но не исключено, что навьи нашли себе в эту лунную ночь другую добычу. Потеряв уйму времени на совершенно бесполезное дело, Бутуй наконец не выдержал и, махнув рукой на княжий приказ, отправился в свой шатер отсыпаться.
   А поутру боярину Бутую, да и не только ему, стало не до навий. Яртурова рать возникла на горизонте с первыми лучами не по-осеннему яркого солнца. В стане Родегаста взревели медные трубы, загнусили рожки, застучали била. Мечники поспешно затаптывали костры и проверяли оружие. Суматоха поднялась изрядная. Но не прошло и часа, как войско союзных князей выстроилось в линию и ощетинилось копьями в сторону приближающегося врага. В центре, как водится, поставили пехоту, конницу разместили по бокам. С левого бока – сколоты княжича Хорса, с правого – сарматы царя Аркасая. Сам князь Родегаст с десятью тысячами асгардских конных витязей разместился на холме, за спинами сарматов, чтобы в нужный момент прийти на помощь пехоте. Князь Велемудр со своими ашугами и конными дружинами князьков и бояр подпирал с тыла сколотов Хорса. Все пока вроде бы складывалось удачно. Если Яртур рассчитывал атаковать асов и их союзников внезапно, то ему это явно не удалось. Построение его полков было сходным с построением рати Родегаста – то есть в центре стояла пехота, а по бокам размещалась конница. Присмотревшись повнимательней, Бутуй без труда определил, что напротив сарматов Аркасая сидят в седлах орланы. Эти наверняка горят желанием добраться до князя Волоха, который как раз в это время таится со своими конными дружинниками в небольшой рощице, чтобы по сигналу Родегаста ударить в бок или в тыл атакующим.
   – Медлит Яртур, – недовольно пробурчал витязь Удо.
   – Присматривается, – не согласился с ним боярин Влад и, похоже, был прав.
   Боярин Бутуй глянул на небо и ахнул от испуга и растерянности:
   – Грифоны!
   Его крик едва не вызвал переполох среди витязей Асгарда, не забывших еще о гибели двухсот своих товарищей, но князь Родегаст вскинул над головой руку с мечом, и шум за его спиной сразу смолк. Да и грифон был всего один. Сделав круг над полем грядущей битвы, он исчез из поля зрения наблюдателей.
   – Чтоб они передохли, эти псы! – не удержался от злых слов витязь Удо. – На месте Волоха я бы покинул рощу. Его засаду наверняка обнаружили.
   – Думаешь, это был Яртур? – нахмурился князь Родегаст.
   – Кто-то же сидел на спине грифона, – пожал плечами Удо.
   К сожалению, Волох то ли не заметил грифона, то ли не придал его появлению никакого значения, с места он, во всяком случае, не двинулся. Чем и не замедлили воспользоваться конные орланы. Вместо того чтобы атаковать сарматов царя Аркасая, они круто развернули коней влево, к роще, где прятались беры князя Волоха. Аркасай, дабы не допустить разгрома дружины князя Себерии, почти вдвое уступающей по численности орланам, вынужден был бросить на помощь Волоху своих лихих конников. Правый бок асского ополчения остался неприкрытым, и именно сюда устремились конные биармцы, которых ближники князя Родегаста без труда опознали по бычьим головам, намалеванным на круглых щитах. Дабы не допустить разгрома пехоты, князь Родегаст вынужден был ввести в битву витязей Асгарда раньше, чем это намечалось. Одновременно с атакой биармцев в напуск пошли и дусени. Дабы защитить свою пехоту, княжич Хорс бросил на степняков конную дружину сколотов. Дусеней было раза в три больше, чем сколотов, что не могло не насторожить князя Родегаста. Ведь, по словам воеводы Стемира, у Яртура было всего тридцать тысяч конников, а сейчас на поле битвы уже появилось едва ли не вдвое больше.
   – Скажи князю Велемудру, чтобы вел свою рать на помощь княжичу Хорсу, – негромко бросил Родегаст одному из своих ближних мечников.
   Тот немедленно сорвался с холма и поскакал к ашугам. Сколоты и дусени уже сошлись в кровавом буйстве, но из-за поднятой ими пыли трудно пока было разобрать, чья берет. Однако в любом случае помощь Велемудра для Хорса не будет лишней. Витязи Асгарда, орудуя длинными тяжелыми копьями, потеснили биармцев к роще, где в это время орланы бились с берами князя Волоха. Сеча тут разгоралась нешуточная, в ход пошли уже не только копья, но и мечи. Витязь Удо, возглавлявший конную дружину Асгарда, рубился, как всегда, в первых рядах. Своим гигантским ростом и длинными руками он выделялся не только среди приземистых биармцев, но и среди рослых асов. Конь Удо тоже удивлял своим ростом и мощью, а потому биармцы рассыпались в разные стороны, едва завидев огромного всадника, гордость Асгарда. Так продолжалось до тех пор, пока витязи не уперлись в орланов. Навстречу Удо выехал всадник на черном, как сажа, коне. Судя по всему – человек отчаянный. Боярин Бутуй с интересом наблюдал, как длиннорукий Удо обрушил на голову орлана свой тяжелый меч, который далеко не каждому дано было поднять. Однако орлан на черном коне ушел из-под смертельного удара. Бутуй растерянно охнул, когда увидел, как гигант Удо медленно валится с коня. Впрочем, упасть прославленному полководцу не дали. Витязи с яростными воплями ринулись вперед и оттеснили не только всадника на черном коне, но и орланов, бросившихся на помощь своему вождю.
   – Витязь Удо ранен, – сказал боярин Бутуй Родегасту, но тот в его сторону даже головы не повернул.
   Под рукой у владыки Асгарда была его личная дружина в три тысячи мечников, но бросать их на помощь витязям и сарматам он, похоже, не собирался. Да и крайней необходимости в этом не было. Даже потеря воеводы Удо не расстроила ряды асгардцев, они довольно успешно отбивали все наскоки биармцев. Стойко держались и сарматы с берами, хотя орланам и удалось вытеснить князя Волоха из рощи, занятой им еще до начала битвы. Куда хуже дело складывалось у княжича Хорса. Мало того что дусени изначально почти втрое превосходили сколотов, к ним еще подошло подкрепление в пять-шесть тысяч сабель. А князь Велемудр никак не мог развернуть своих ашугов в лаву и, обогнув пехоту, ударить на дусеней.
   – Волкодлаки! – вдруг догадался боярин Влад и с досады рубанул рукой воздух. – Чтоб он провалился, этот Стемир.
   Очередной измене волкодлаков никто в окружении князя Родегаста не удивился. Скорее всего, воевода Стемир перешел в стан союзных князей с согласия Яртура, чтобы в нужный момент нанести им урон. И, надо признать, волкодлакам многое удалось. Пять тысяч оборотней связали конных ашугов и помешали им помочь княжичу Хорсу. Видимо, воевода полка правой руки, княжич Семага, догадался наконец, что у него за спиной не все ладно, и стал разворачивать пеших сколотов против волкодлаков, бесчинствовавших в тылу. Наверное, объединив усилия, пешие сколоты и конные ашуги смогли бы без особого труда истребить изменников-волкодлаков, но тут на помощь оборотням пришли друды, невесть откуда взявшиеся на поле битвы. Ашуги не выдержали внезапного удара и стали отходить, мешаясь с пешими сколотами. В рядах союзной пехоты, доселе неподвижно стоявшей на поле битвы, началось замешательство. Похоже, копейщики не понимали, что там происходит у них за спинами, и норовили обернуться, несмотря на окрики сотников и десятников. А между тем пехота Яртура двинулась в атаку под вой медных труб и урчание гнусавых рожков. Бутую эта атака сразу показалась странной. Но из-за пыли, поднятой копытами коней, он не сразу разобрал, что вперед пошли только два ряда пехотинцев Яртура, а за их спинами зияла пустота. Но даже эти копейщики не проделали и половины пути до неприятеля, уже изготовившегося для битвы, а внезапно кинулись врассыпную и попадали на землю.
   – Быки! – крикнул в ужасе боярин Бутуй.
   Прием этот был далеко не новым. Беры его частенько использовали и в прежние времена. Быков выпрягали из повозок, в которых перевозили пехотинцев, привязывали к их хвостам паклю и в нужный момент поджигали ее. Ошалевшие от страха и ярости быки неслись вперед, сметая все на своем пути. В этот раз натиск быков был особенно страшен, поскольку выскочили они совершенно неожиданно из-за спин наступающих пехотинцев. Асы, стоявшие в центре с копьями наперевес, были буквально смяты разъяренными животными. В построениях союзных войск возникла огромная брешь, куда тут же хлынули псиглавцы Яртура, бежавшие за быками и пугавшие их диким собачьим воем. А следом в атаку перешла вся неприятельская пехота. Князь Родегаст понял, что промедление смерти подобно, и вскинул над головой меч. Собственно, никакого другого выхода у его дружины не было, как только атаковать псиглавцев, беспощадно истребляющих пеших асов, и дать последним время прийти в себя и перестроиться. Боярин Бутуй с удовольствием оказался бы сейчас где-нибудь в другом месте, но, к сожалению, судьба не предоставила ему такого шанса. Он был подхвачен железной волной и смыт к подножию холма прямо под мечи опьяневших от крови уродов с собачьими головами. Тут уж хочешь не хочешь, а руби. И Бутуй, проявляя редкостное для себя проворство, довольно успешно орудовал мечом. Спасибо дядькам, которые в свое время учили юного боярина биться пешим и конным. Страха Бутуй почти не чувствовал, не до того было. Псиглавцы выли и щелками зубами у самых его червленых сапог, а он как безумный рубил оскаленные пасти, довольно успешно отделяя собачьи головы от вполне человеческих тел. Так продолжалось целую вечность. Пешие асы, надо отдать им должное, успели перестроиться. И хотя вернуть прежние позиции им не удалось, отступали они сейчас в полном порядке. Пешие сколоты тоже отходили назад, увлекая за собой и конных ашугов. Волкодлаки и друды, соединившись с берами, активно преследовали их. А конные сколоты княжича Хорса, хоть и оседая назад, по-прежнему сдерживали дусеней, спасая от верной гибели своих соплеменников-пехотинцев.
   – Трубите отступление! – крикнул Родегаст трубачам, даже в кровавой сече не отстававшим от своего князя.
   Родегаст отвлекся, отдавая приказ, и это вполне могло стоить ему жизни. Расторопный псиглавец сумел вспороть брюхо его коня, увернувшись от секиры озабоченного князя. Боярин Бутуй ошалело наблюдал, как Родегаст валится вместе с конем под ноги воющим псиглавцам. Однако растерянность Бутуя длилась недолго – буквально через мгновение он крушил собачьи головы черным от крови мечом. Князь Родегаст воспользовался неожиданной подмогой, выдернул застрявшую ногу из стремени и поднялся с земли.
   – Коня князю! – рявкнул Бутуй, но, увы, за шумом битвы никто его не услышал. Псиглавцы оттеснили мечников Родегаста, и князь остался торчать, как перст, среди моря собачьих голов. И тогда Бутуй сделал то, чему потом не мог дать объяснения, прежде всего самому себе. Он просто спрыгнул на землю и уступил своего коня князю. Взгляд владыки Асгарда Бутуй запомнил на всю оставшуюся жизнь. В этом взгляде было все – и восхищение, и удивление, и простая человеческая благодарность.
   – Не забуду, Бутуй! – крикнул Родегаст, и это было последнее, что боярин услышал в этот жуткий, отравленный запахом крови день.

Глава 3 Плен

   Очнулся Бутуй уже под звездами. Еще не понимая, что происходит, он попытался приподнять голову, но был остановлен чьей-то заботливой рукой:
   – Лежи, боярин. Битва уже закончилась.
   Голос Бутую был незнаком, а лицо в темноте он разглядеть не сумел. Одно он мог сказать с уверенностью – перед ним на корточках сидит не монстр, не псиглавец, а человек. Боярин на всякий случай ощупал голову, обмотанную полотном. Голова болела и кружилась, но чувствовал он себя вполне сносно.
   – Шлем у тебя хороший, боярин, и череп крепкий. Такой удар не каждому дано пережить.
   – А Родегаст? – вспомнил Бутуй.
   – Ушел твой князь, – прозвучал из темноты спокойный ответ. – И остатки войска увел с собой в Расену.
   – Много наших полегло? – спросил боярин дрогнувшим голосом.
   – Более половины, – охотно откликнулся незнакомец. – Многих в полон взяли. В том числе царя Аркасая и князя Велемудра.
   – И что с нами теперь будет?
   – Яртур решит.
   – А о воеводе Удо ты ничего не слышал? – Бутуй вновь попытался приподняться, но его остановила все та же рука.
   – Бекас его мечом посек до смерти, – почему-то вздохнул незнакомец.
   – Какой еще Бекас? – не понял Бутуй.
   – Ближник Яртура из племени орланов. Счеты он сводил с Удо. Ведь это витязи Асгарда вместе с князем Волохом разорили Орланию и сожгли ее столицу. Рано или поздно, но платить приходится за все, боярин.
   – А тебя мне как называть, добрый человек? – спросил Бутуй.
   – Боярином Весенем зови, – блеснул в темноте зубами незнакомец. – Я из Биармии родом.
   Про Весеня Бутую уже довелось слышать прошлой ночью. Воевода волкодлаков Стемир назвал этого человека ближником Слепого Бера, повелителем навий и вампирш. Может, в иной обстановке Бутуй и смолчал бы, хороня тайну в себе, но в эту ночь он неожиданно проболтался. Будто дернул его кто-то за язык. Но, скорее всего, он просто не успел отойти от удара, полученного в битве. Впрочем, боярин Весень на слова Бутуя не обиделся, а даже рассмеялся:
   – Врет оборотень. Я ведь не Вий, чтобы навьями повелевать. Да и нет их в Яртуровом войске. Псиглавцы, это еще куда ни шло, волкодлаки, ну совсем близко, а навий беры, орланы и туры рядом с собой не потерпят. Разбегутся, оставив в одиночестве своего кагана.
   – Кагана, говоришь? – удивился Бутуй. – Но ведь Асгард еще не взят?
   – Возьмем! – уверенно сказал Весень и потрепал боярина по плечу: – Отдыхай, ас, чего уж теперь переживать о потерянном.
   О вампиршах биармский боярин даже не обмолвился, а Бутуй не рискнул повторить свой вопрос. Не буди лихо, пока оно тихо. Хорошо уже то, что навий в стане Яртура все-таки нет. Стемир-то, скорее всего, либо для красного словца соврал, либо просто хотел напугать асов. Такого прежде не бывало, чтобы люди и навьи плеч о плеч в бой шли.
   Бутуй, слегка успокоенный чужими заверениями и собственными рассуждениями, проспал спокойным сном до самого рассвета. И с первыми лучами солнца подхватился на ноги относительно здоровым и бодрым. Яртуров стан уже просыпался, и меж затухающих костров бродили самые обычные люди. По черным волосам и смугловатым лицам Бутуй без труда определил в них биармцев. Беры-то посветлее будут, не говоря уже об орланах. Боярин аккуратно скатал медвежью шкуру, служившую ему постелью в эту ночь, и перенес ее поближе к роскошному шатру, вход в который стерегли два смурных биармца, при мечах и с копьями в правой руке, два круглых щита лежали рядом. Видимо, боярин Весень не любил, когда его тревожили по ночам, но не исключено, что он просто кого-то побаивался в этом разношерстном воинстве.
   Полог шатра вдруг дрогнул, откинулся в сторону, и перед взором изумленного Бутуя предстала редкой красоты женщина, со смуглой кожей и черными как смоль волосами. При виде обнаженной по пояс красавицы у Бутуя дрогнуло сердце. Грудей таких совершенных форм ему видеть еще не доводилось. Бедра, прикрытые тончайшей полупрозрачной материей, тоже были хороши. А уж стан наложница боярина Весеня гнула так, что у биармцев, стоящих на страже, скулы сводило. Зато Бутуя неожиданно прошиб холодный пот. А ведь именно такими Ермень вампирш и описывал! Соблазнительными, смуглыми, черноволосыми, с наглым зовущим взглядом, способным любого мужчину довести до умопомрачения. Не будь Бутуй почти абсолютно уверен, что перед ним не женщина, а кровососущая тварь, наверняка не устоял бы перед ее чарами. Впрочем, соблазнять полоненного боярина чернавка явно не собиралась, хотя и смотрела на него с видимым интересом. На всякий случай Бутуй поклонился, вампирша ответила ему ласковой улыбкой. Однако завязывающиеся между чернавкой и боярином отношения прервал своим появлением Весень. Он вышел из шатра, одетый в лазоревый кафтан, перетянутый шитым золотом поясом. Головным убором Весень пренебрег, но меч с собой прихватил. Небрежно шлепнув вампиршу по попке, он радостно приветствовал Бутуя:
   – Здрав будь, боярин.
   – И тебе здравия, – не остался в долгу Бутуй.
   За спиной у Весеня тут же, словно из-под земли, выросли четыре мечника. Биармец удовлетворенно кивнул и подхватил боярина Бутуя под руку.
   – Понравилась тебе, я вижу, моя Велена, – усмехнулся Весень.
   – Хороша, – не стал спорить Бутуй. – Но я человек в желаниях скромный и на чужое добро рот не разеваю.
   Весень захохотал так заразительно, что Бутуй помимо воли вынужден был к нему присоединиться.
   – Это как раз тот случай, боярин, когда скромность человеку только на пользу. Если, конечно, в дело не вмешался жар-цвет.
   Бутуй намек понял и потому счел нужным пояснить:
   – Я жар-цвет не видел. Даже близко к нему не подходил. Меня княгиня Лада предупредила.
   Весень горестно вздохнул и покачал головой:
   – Не стану скрывать, боярин, но веду я тебя, скорее всего, на смерть. Яртур тебя ненавидит. И ты сам знаешь почему. А мне бы не хотелось, чтобы человек, столь самоотверженно спасавший своего князя, пал под секирой палача.
   – Не виноват я в смерти княгини, – почти простонал испуганный Бутуй. – Клянусь Перуном.
   – Я бы на твоем месте не стал бы клясться Перуном в стане печальников Велеса, – остерег аса биармец.
   – Это князь Волох и княжич Ратмир устроили в моем саду ловушку для посланца Яртура. А я ведь договориться хотел. Князь Родегаст уже согласился удалить жар-цвет из Асгарда и признать Яртура князем Себерии и Орлании. Кабы не эти двое подлецов, коим война была выгодна, мы бы непременно договорились.
   – Я тебе верю, боярин, – кивнул Весень. – Но вот поверит ли Яртур? Он ведь свою мать едва ли не целый месяц оплакивал. И, надо признать, княгиня Лада достойна была подобной тризны.
   – Кто ж спорит, – печально вздохнул Бутуй. – Я эту женщину любил и сделал все, от меня зависящее, чтобы вырвать ее из Асгарда и перевезти в Расену. Княгиня Лада хотела предотвратить войну, а я ей помогал в этом, как мог.
   – Жаль, боярин, что твои старания не просто пошли прахом, но бросили на тебя тень, – покачал головой Весень. – Яртур порой бывает страшен в гневе. Так ты говоришь, что Родегаст согласен был отдать жар-цвет?
   – Не отдать, а спрятать его где-нибудь в горах, подальше от Асгарда.
   – И спрятал? – насторожился Весень.
   – Пока нет, – вздохнул Бутуй. – Не до того ему было – сначала свадьба, потом война.
   – А княгиня Леля действительно забеременела?
   – Да как тебе сказать, боярин, – развел руками Бутуй.
   – То есть? – Удивленный Весень даже остановился и огляделся по сторонам. – А все ваши в один голос твердят, что Леля понесла после свадьбы, на коей ты, боярин, был едва ли не первым лицом.
   – Первым был не я, боярин Весень, а князь Родегаст, – усмехнулся Бутуй. – Но был еще один – первее первого.
   – Темно говоришь, ас, – укоризненно покачал головой Весень.
   – Торгуюсь, – охотно пояснил Бутуй. – А что еще на моем месте остается делать.
   – Это правильно, – одобрил его поведение биармец. – Коли есть что продать – продавай.
   – А какую цену ты мне предложишь, боярин Весень?
   – Жизнь, – спокойно отозвался подручный рахмана Коломана.
   – Считай, что договорились, – кивнул Бутуй.
   Весень слушал рассказ асского боярина с огромным интересом, лишь время от времени задавая уточняющие вопросы:
   – А имя альва ты не знаешь?
   – Откуда, – развел руками ас. – Где та страна Лебедия, а где мы? Но кагану Яртуру ты скажи, боярин Весень, что Бутуй готов клятву принести хоть именем Перуна, хоть именем Велеса, что ребенок княгини Лели зачат от альва и что замуж за Родегаста она выходила, уже будучи беременной. Есть еще один человек, знающий мою тайну, но он простолюдин и веры ему не будет.
   Боярин Бутуй был человеком искушенным, а потому очень хорошо понимал заботы новоиспеченного кагана Яртура. Не взяв Асгард, он никогда не достигнет своей цели. Но даже и взятие замка, построенного самим Перуном, не разрешит всех его проблем. Ибо волхвы Ударяющего бога, конечно, могут объявить мужа княжны Олены владыкой Асгарда, но это произойдет только в том случае, если не останется прямых потомков князя Родегаста и княжича Ратмира. А без признания волхвов все победы, одержанные Яртуром, пойдут прахом.
   – Ценный ты человек, боярин Бутуй, – усмехнулся Весень. – А вдруг обманешь?
   – Обмануть я, конечно, могу, но ведь не в храме Перуна, – пожал плечами ас. – Если Яртур потребует, чтобы я предстал пред грозным ликом Ударяющего, то мне деваться некуда. Я же не безумец и не собираюсь навлекать на себя гнев богов.
   – Пожалуй, – не стал спорить с асом биармец. – Но ведь кроме Лели у нас есть еще беременная Злата. Или у тебя, боярин, есть в запасе еще один альв?
   Бутуй даже зарозовел от смущения под пристальным взглядом Весеня, чем чрезвычайно того позабавил:
   – Уж не хочешь ли ты сказать, Бутуй, что сам был тем альвом?
   – Угадал, боярин Весень. Думаю, и княгиня Злата это подтвердит, особенно если вы намекнете, что освобождение из плена князя Велемудра целиком зависит от ее честности.
   – Меня ты убедил, боярин, – задумчиво проговорил биармец. – Теперь нам с тобой осталось убедить Яртура. Ты пока постой в сторонке, а я поговорю с ближниками кагана.
   Боярин Бутуй без споров и даже с большой охотой присоединился к товарищам по несчастью. Среди которых выделялся царственной осанкой верховный правитель Сарматии Аркасай. Надо отдать должное сармату, несмотря на печальные обстоятельства, он не потерял присутствия духа, в отличие от сколотского боярина Кобяка, обычно дородного и самоуверенного, а ныне исхудавшего и облинявшего до полного безобразия. А ведь в плену он пробыл меньше суток. Князь Велемудр держался бодрее, хотя рассчитывать на благосклонность Яртура ему не приходилось. Именно Велемудр в свое время требовал изловить блудливого княжича и предать его смерти, и именно он громче всех кричал о виновности княгини Лады на суде волхвов и князей.