Шведов Сергей. Яртур

   – Вот гад! – сказал вдруг боярин Кобяк и дернул отвисшей щекой. – Как сыр в масле катается.
   Бутуй, решивший было, что эти слова относятся к нему, нахмурился и даже стал шарить рукой по поясу в поисках отсутствующего меча. Но вскоре сообразил, что гадом расстроенный сколот назвал боярина Бренко, гоголем ходившего по Яртурову стану в окружении веселых себерских старейшин.
   – Так ведь он еще до начала войны к Яртуру переметнулся, – пояснил князьям и боярам Бутуй. – И каган не забыл его заслуг.
   Боярина Бренко Бутуй считал круглым дураком, свихнувшимся на магии, но теперь вдруг выяснилось, что этот изгой, коего князь Родегаст не пускал на порог своего замка, оказался едва ли не самым дальновидным среди асов и уже успел завоевать расположение нового владыки. Боярину Бренко не так давно стукнуло тридцать пять лет, роста он был небольшого, но чрезвычайно подвижен. Его круглые совиные глаза смотрели на мир с изумлением, словно постоянно ждали от окружающих чудес. И, надо признать, чудо наконец-то случилось и даже накрыло своим крылом абсолютно никчемного и глупого боярина.
   – Сочувствую тебе, Бутуй, – вздохнул Кобяк. – По слухам, княгиню Ладу убили именно в твоем саду.
   Все полоненные князья и бояре ждали, что ближник князя Родегаста станет сейчас запираться и наводить тень на плетень, дабы спасти шкуру, но ошиблись в своих предположениях. Боярин Бутуй хранил на лице полную невозмутимость, словно это не над ним сейчас был занесен топор палача. А ведь многие рассчитывали, что, снеся голову убийце своей матери, Яртур удовлетворит жажду мести, и у остальных старейшин появится возможность откупиться. Конечно, Бутую сочувствовали, но разделить с ним печальную судьбу никто не захотел.
   – Успел я тут словом перемолвиться с боярином Весенем, – сказал спокойно Бутуй насторожившимся старейшинам. – Есть возможность договориться с Яртуром.
   – Это как же? – не понял Аркасай.
   – Выкуп с нас, конечно, потребуют, но не это главное. Выживет лишь тот, кто признает Яртура каганом.
   – Да с какой же стати! – вскричал царь Сарматии, но тут же осекся и глянул на Бутуя с большим подозрением.
   – Можно, конечно, отказаться, – пожал плечами Бутуй, – но тогда гнить нам с вами в подземелье Железного замка до скончания дней.
   – Но ведь клясться придется именем Вия, – поежился Кобяк. – Да еще на крови присягать.
   – А ты, боярин, поклянись Ярилой, – посоветовал Бутуй. – Оно и убыток небольшой, и Даджбогу не в обиду. А уж там пусть боги сами разбираются, кому тот Ярила доводится сыном.
   – Хитро! – сощурил и без того узкие глаза Аркасай. – Ярилой-то и я поклянусь. Но признавать Яртура каганом – по-моему, слишком.
   – Так ведь это как посмотреть, – усмехнулся Бутуй. – Если Яртур сложит голову под Асгардом, то все наши клятвы, князья и бояре, развеются дымом. А вот если он Асгард возьмет, то и без нашего согласия всем на шею сядет. Его поддержат и волхвы Перуна, и волхвы Хорса, и волхвы Семаргла, и волхвы Даджбога, которым бог Ярила вроде бы не чужой. И тогда в самый раз будет объявить Яртура земным воплощением бога обновления, жизненной силы и природного буйства.
   Князь Велемудр глянул на Бутуя с большим уважением. Это же надо так извернуться, чтобы посланца Вия переиначить в посланца Ярилы. И ведь ни в чем не погрешил против божественных установлений боярин Бутуй. Ярилу среди беров, туров и других близких к ним племен почитают именно как часть триады Чернобога-Велеса, и, объявив Яртура земным воплощением Ярилы, князья и бояре сведут влияние Вия на своих землях практически на нет. И вместо смерти получат процветание.
   – Но согласятся ли с этим боги? – засомневался Аркасай. – И в первую очередь Велес, глава триады. Ведь наверняка и сам Вий, и рахман Коломан действуют по его наущению.
   – И боги не всевластны, – возразил Велемудр. – Если люди увидели в Яртуре не посланца Вия, а посланца Ярилы, то, значит, такова воля Рода, коей обязаны подчиниться все – и боги, и люди.
   Старейшины, взятые в полон, еще продолжали спорить между собой, а Бутуй уже поспешил на зов боярина Весеня, стоящего у роскошного шатра новоявленного кагана. Таких шатров асскому боярину видеть еще не доводилось. Это сооружение из плотной материи едва ли не вчетверо превосходило размерами своих собратий. А о золотом шитье по алому полю и говорить не приходилось, оно буквально слепило глаза. Тем не менее Бутуй сумел распознать трехглавого дракона, вышитого над самым входом в шатер. Образ, что называется, говорил сам за себя. У Бутуя не было ни малейших сомнений в том, что это полотняное чудо, расшитое драконами, быками и медведями, Яртур получил в дар от своего деда рахмана Коломана.
   Весень был сильно чем-то озабочен и не стал раньше времени обнадеживать своего спутника. Судя по всему, Яртур еще не принял решение, и Бутую предстояло проявить всю свою изворотливость, чтобы добиться расположения кагана. В шатре, разделенном полотняными перегородками на несколько частей, было довольно многолюдно. Преобладали мужчины-слуги, но и женщин-наложниц тоже было немало. Видимо, княжич, привыкший к излишествам, и в походе решил себя не стеснять. Насколько Бутуй знал, княгиня Лада унаследовала огромные богатства своего отца князя Ария, до которых беры и асы, разорившие Орлик, так и не добрались. А теперь эти богатства принадлежали Яртуру, в котором орланы, осиротевшие после гибели князей, видели своего вождя. Вот и сейчас среди четверых ближников, окруживших похожее на трон кресло кагана Яртура, двое были орланами. Одного из них Бутуй узнал сразу и даже припомнил его имя – Бекас. Этого широкоплечего статного молодца княгиня Злата назвала ашугом и тем ввела в заблуждение боярина. Если верить слухам, то это именно Бекас убил витязя Удо и тем самым надломил несокрушимую силу асов.
   – Слышал я, боярин Бутуй, что ты отрицаешь свою вину в смерти моей матери? – холодно спросил Яртур, глядя прямо в лицо пленнику.
   Под этим взглядом пронзительно-синих глаз Бутую стало жутковато, но он все же нашел в себе силы, чтобы с достоинством выйти из трудного положения:
   – Ты же видел, каган, как я пытался остановить нападающих. В тот миг я полагал, что имею дело со своими мечниками. И только когда меня сшибли с ног, я сообразил, в чем дело.
   – Было, – неожиданно поддержал аса друд Шемякич.
   – Они стояли под грушей, – продолжил свой печальный рассказ Бутуй. – Я имею в виду Волоха и Ратмира. Но был еще и третий, державший в руках лук. Именно этот третий и убил княгиню Ладу.
   – Имя? – коротко бросил Яртур.
   – Боярин Ермень.
   – Я же говорил, – тряхнул кудрями второй орлан, имени которого Бутуй не знал, – рахману Баяну война нужна была больше, чем нам, вот он и послал Ерменя, чтобы убить княгиню Ладу.
   – Ермень и сам по себе гад не из последних, – возразил орлану кряжистый биармец лет сорока. Судя по всему, это был боярин Невзор, поднявший восстание в Биармии по наущению Коломана, а потом примкнувший к его внуку. – Он сын рахмана Приама, самого хитрого и подлого человека из всех, кого мне довелось повидать на своем веку.
   – Ермень и Ратмир – это твоя забота, боярин Весень, а князем Волохом я займусь сам, – спокойно сказал Яртур. – Тебя же, боярин Бутуй, я более в кровных врагах не числю. Но ты ас, а потому вряд ли станешь моим другом. Более я тебя не задерживаю. Проводи его, Весень.
   Каган Яртур произвел на Бутуя сильное впечатление. Разумом этого молодца боги явно не обидели. Сила в нем тоже чувствовалась. Да и могло ли быть иначе, когда речь идет о сыне Волоха и внуке Коломана. Яртур много начудил и в детстве и особенно в отрочестве. Но, похоже, время проказ для него прошло. Теперь коршун выбрал цель и уже не остановится до тех пор, пока не добьется своего. Да и жизнь не оставила ему выбора – либо Асгард, либо смерть. Побежденного Яртура князья и волхвы непременно убьют, ибо он слишком опасен для этого мира. Видимо, княгиня Лада догадывалась, какая участь ждет ее единственного сына, и даже попыталась оспорить волю богов. К сожалению, ей это не удалось. И помешали княгине не боги, а люди.
   – Надеюсь, боярин, ты правильно понял волю кагана? – спросил у аса биармец, когда они вышли из шатра.
   – Не совсем, – честно признался Бутуй, – и буду тебе очень благодарен, боярин Весень, если ты просветишь меня на этот счет.
   – Как кровного врага Яртур тебя казнить не будет, но это вовсе не означает, что он сохранит тебе жизнь или дарует свободу. Уж больно ты умный, Бутуй. А твоя преданность Родегасту и вовсе переходит разумные пределы. Много ты знаешь бояр, способных, не раздумывая, отдать жизнь ради спасения князя?
   – Есть такие, – вздохнул Бутуй.
   – Знаю, что есть, – усмехнулся Весень. – И один из них сейчас стоит предо мною.
   Боярину Бутую умирать не хотелось. Одно дело геройствовать в горячке битвы, когда голова идет кругом, и совсем другое – быть удушенным где-нибудь в подвале. Да и ради кого или чего он сейчас должен жертвовать жизнью? Ведь перед Родегастом он свой долг исполнил до конца.
   – Убивать не буду, – глухо сказал Бутуй, – тем более из-за угла. Все мои предки в гробах перевернутся. Я ведь боярин и ас, Весень, и в случае чего смогу принять смерть с достоинством.
   – А я тебе не смертью грожу, Бутуй, – отозвался биармец.
   – Навьям, что ли, отдашь?
   – Зачем же сразу навьям, – пожал плечами Весень. – Для начала хватит и вампирш. Ты нам нужен живой, Бутуй. Сам знаешь почему. Опоим тебя веселящим напитком, напустим в шатер девочек, способных мертвого растормошить. И ты у нас, боярин, станешь мягким и податливым, как воск.
   Бутуя передернуло от отвращения. Вампиров он боялся с детства и уж тем более боялся вампирш. А перспектива самому стать после смерти упырем повергла его в ужас. Однако головы Бутуй не потерял. В конце концов, из любой ситуации есть выход, и наверняка этот выход имеется в запасе у боярина Весеня.
   – Кого ты хочешь взамен? – прямо спросил он у биармца.
   – Ты уже слышал их имена, – спокойно отозвался Весень и обнажил зубы в одной из самых своих обворожительных улыбок. Биармец был полноват, но лицо имел приятное. Не знай Бутуй совершенно точно, кто стоит перед ним, принял бы его за доброго семьянина, озабоченного лишь тем, как с выгодой пристроить своих многочисленных сыновей и дочерей.
   – Ермень – сын рахмана, – покачал головой Бутуй. – Он твою вампиршу к себе не подпустит.
   – Для начала мне будет достаточно и Ратмира, – неожиданно легко согласился Весень. – Выбирай, боярин, – либо он, либо ты.
   Надо отдать должное ближникам Яртура, они с большой выдумкой расчищали путь к власти своему кагану. Ратмир, если, конечно, не считать самого Родегаста, был самой существенной помехой для внука Коломана. Но его насильственная смерть могла окончательно рассорить асов с Яртуром. Как ни крути, а Ратмир был потомком Перуна, и его кровь легла бы тяжким грузом на совесть кагана. Иное дело – сластолюбец, погрязший в разврате. Потенциальный вампир. Волхвы Перуна никогда не позволят порченому блудодею стать владыкой Асгарда. Это стало бы тягчайшим оскорблением Ударяющего бога.
   – А как же Родегаст? – спросил Бутуй.
   – Не твоя забота, боярин, и не моя, – усмехнулся Весень. – Но это скорее к счастью для нас с тобой, чем к сожалению.
   – Хорошо, – вздохнул Бутуй. – Я согласен.

Глава 4 Измена

   Поражение не сломило князя Родегаста, хотя и нанесло по его самолюбию ощутимый удар. До сих пор владыка Асгарда считал себя непобедимым, и это мнение разделяли многие его недавние союзники. Теперь эти союзники частью пали на поле брани, частью разбежались по своим землям, частью оказались в плену у Яртура. Освобождение последних было делом чести для князя Родегаста. Как ни крути, а царь сарматов Аркасай и князь ашугов Велемудр пошли в битву по зову владыки Асгарда. Судьба и боги оказались к ним менее милосердными, чем к Родегасту, которому удалось избежать плена, а возможно, и смерти только благодаря самоотверженности боярина Бутуя, уступившего князю своего коня. Многие асские бояре и витязи, хорошо знавшие Бутуя с малых лет, только руками разводили по поводу его героического поступка. А ведь прежде боярин особой доблестью не отличался, да и в его преданности князю Родегасту некоторые готовы были усомниться. Сам Родегаст поступку Бутуя не удивился: по его мнению, долг каждого боярина и витязя в том и заключается, чтобы в случае необходимости отдать свою жизнь ради спасения князя. Никто из ближников Родегасту вслух не возразил, но многие про себя отметили, что поражение не пошло на пользу владыке Асгарда, и он по-прежнему мнит себя полубогом. А между тем над Расеной сгущались тучи. Яртур захватил уже почти треть Асии, прибирая к рукам город за городом, крепость за крепостью. Асы сопротивлялись отчаянно, но силы сына княгини Лады, объявившего себя каганом, росли с каждым днем. Чего не скажешь о князе Родегасте, от которого отвернулись даже сколоты. Князь Авсень, узнав о гибели на поле битвы своего старшего сына Смаги, отозвал княжича Хорса и всех уцелевших сколотов в Преслав. Ходили слухи, что Авсень ищет пути примирения с Яртуром, коего простолюдины по-прежнему считали его сыном. Асские бояре князя Сколотии не осуждали, более того, считали его действия вполне разумными. Своя рубаха ближе к телу. Асам не в чем было упрекать сколотов. Князь Авсень первым откликнулся на зов владыки Асгарда, сколоты героически сражались на поле битвы, и это благодаря их самоотверженности князю Родегасту удалось спасти значительную часть своего войска от окончательного истребления. Княжичу Смаге эта самоотверженность стоила жизни, и среди асов не нашлось человека, который не отдал бы должное старшему сыну князя Авсеня. Никто не сомневался, что Смага попадет в страну Ирий самым коротким и прямым путем. А вот к князю Родегасту у асских бояр были большие претензии. Конечно, не всякую битву можно выиграть, но уж если ты проиграл, то изволь испить горечь поражения до дна. В конце концов, кому он нужен, этот жар-цвет? Почему асы должны отдавать свои жизни за пустую княжью блажь? Раньше ходили слухи, что жар-цвет сделает асов непобедимыми, но сегодня всем, кроме самого Родегаста, стало очевидным, что это далеко не так. И если Родегаст не хочет отдавать жар-цвет Яртуру и Слепому Беру, то почему бы не вручить его на хранение кудеснику Баяну, который специально приехал в тяжкий час в Расену, дабы помочь асам избежать окончательного поражения.
   Эту разумную мысль высказал на совете боярин Влад и нашел понимание среди ближников князя Родегаста. Волхвы Перуна во главе с кудесником Пересветом промолчали. Княжич Ратмир, не выказавший, к слову, доблести на поле битвы, в этот раз набрался смелости и пошел поперек брата, поддержав боярина. Слова Влада князь Родегаст пропустил мимо ушей, зато бросил на Ратмира такой взгляд, что у княжича язык отнялся.
   – Судьбу жар-цвета буду решать я, бояре, – холодно произнес Родегаст. – Впредь я не жду от вас подобных советов.
   Боярин Влад переглянулся с боярином Синегубом и едва заметно пожал плечами. После гибели витязя Удо среди асских старейшин не нашлось человека, который мог бы вслух осудить князя за неразумное поведение. На кудесника Пересвета тоже надежда была плохая. Этот человек возвысился над прочими волхвами милостью Родегаста, а потому готов был поддерживать князя во всех начинаниях, в том числе и откровенно безумных. Был, правда, еще и парсский маг Сардар, имевший большое влияние на владыку Асгарда, но никто из асских бояр, включая Влада с Синегубом, не рискнул бы обратиться к нему за советом, а уж тем более за помощью. Магу не доверяли. Во-первых, он был ближником царя Кира, а во-вторых, служил таинственному богу Ариману, коего многие считали одним из воплощений Чернобога. Сардар имел какие-то свои виды на жар-цвет и всячески поддерживал Родегаста в его стремлении постичь тайну божественного дара.
   – У нас хватит сил, чтобы отразить напуск Яртура на Расену, – твердо сказал Родегаст. – А что касается Асгарда, то еще ни разу нога завоевателя не коснулась его священных камней.
   Последнее было чистой правдой. Асгард, конечно, и впредь останется неприступным, но как быть с Асией и ее населением. Князь Родегаст будет сидеть в неприступной твердыне, а враги тем временем безнаказанно разорят его землю и уведут в рабство подвластных ему людей. Расена уже переполнена беженцами, которые вряд ли станут безропотно ждать решения своей судьбы. Не исключено, что среди них найдутся отчаянные головы, которые станут подбивать людей к мятежу. И это на виду у неприятеля.
   – Если бунт невозможно предотвратить, то его следует возглавить, – покосился на боярина Влада боярин Синегуб, когда они оба, в сопровождении десятка мечников, возвращались из Асгарда в Расену. Чужих ушей на практически безлюдной дороге можно было не опасаться, а потому Синегуб не стал скрывать свои потаенные мысли от собеседника.
   – Так ты считаешь, что Расену следует сдать Яртуру? – понизил голос Влад и оглянулся на мечников, державшихся в отдалении.
   – По-твоему, будет лучше, если он возьмет ее силой? – вопросом на вопрос ответил Синегуб.
   Влад знал Синегуба уже не первый год. Этот рослый сероглазый боярин, недавно отметивший свое сорокалетие, никогда в первые ближники к Родегасту не рвался, но и затирать себя не позволял. Красотой лица Синегуб не блистал, но был далеко не глуп, родовит и, по слухам, удачлив в торговле. Во всяком случае, в случае штурма Расены он мог потерять если не все, то многое, включая виноградники в предместьях города и драгоценный товар, хранившийся на складах. Удачное расположение позволяло столице Асии выступать посредником в торговле между Парсией и окрестными землями, с немалым прибытком для своих жителей. Так что Синегуб в данном случае выражал мнение очень многих людей, с которыми следовало считаться.
   – А ты не боишься мести Ударяющего бога, боярин? – скосил глаза на собеседника Влад.
   – Перун уже сказал свое слово, – спокойно отозвался тот.
   – Ты имеешь в виду наше поражение?
   – Нет, – покачал головой Синегуб. – Я имею в виду ребенка, которого княгиня Леля носит под сердцем уже четвертый месяц.
   – Второй, – поправил его Влад. – Ты ошибся в счете.
   – Увы, боярин, если кто-то и ошибается насчет Лели, то это явно не я, – криво усмехнулся Синегуб. – Моя старшая жена, родившая мне уже семерых детей, слишком опытна в таких вопросах. Я ей верю.
   Весть, что ни говори, была из ряда вон выходящей. До сих пор Влад был уверен, что Леля беременна именно от Родегаста, а следовательно, князь не утратил расположения Перуна, зорко следившего за тем, что происходит в Асгарде. Во всяком случае, так утверждали волхвы. Но ведь ни Синегубу, ни его жене не было никакого резону лгать. Подобная ложь могла очень дорого обойтись им обоим, особенно если этот слух дойдет до ушей Родегаста или Волоха. И если первый, возможно, попытается узнать правду, то второй приложит все усилия, чтобы рот Синегуба закрылся навсегда.
   – Теперь ты понимаешь, почему был так спокоен боярин Бутуй? – спросил у собеседника Синегуб.
   – Неужели он догадался! – воскликнул Влад.
   – Иной поворот событий грозил ему смертью, – пояснил Синегуб. – Ведь многие тогда шептались по поводу бесплодия князя. И почти все были уверены, что и с Лелей Родегаста ждет неудача.
   – Но не мог же Бутуй сам… – начал было Влад.
   – Конечно не мог, – прервал его Синегуб. – Леля зачала ребенка либо от бера, либо от альва.
   – И Волох об этом знал?! – вскричал потрясенный боярин.
   – Наверное, знал, – пожал плечами Синегуб. – Я уже не говорю о княгине Турице. Она слишком опытная женщина, чтобы не заметить беременности внучки.
   – Но ведь это заговор!
   – Волох горазд на такие штучки, – напомнил Владу проницательный собеседник. – Авсень ведь поначалу тоже был уверен, что княгиня Лада родила сына Яртура от него. К слову, и мы все были в этом уверены, а правда открылась нам слишком поздно.
   – Но зачем это понадобилось Волоху?
   – Спроси у него сам, – ухмыльнулся Синегуб. – Князь Себерии славится откровенностью. Как видишь, Влад, нам не за что проливать кровь. Князь Родегаст обезумел, и Перун наказал его бесплодием. Мне кажется, что Ударяющий бог хочет, чтобы жар-цвет увезли из Асгарда.
   – Но почему?
   – Откуда же мне знать, – пожал плечами Синегуб. – Я не ведун, не волхв и не маг. Но ведь и Родегаст поначалу поддержал Бутуя, когда тот предложил спрятать жар-цвет. Даже хотел договориться с Яртуром. И если бы не вмешательство Волоха и Ратмира, у нас с тобой, боярин, сейчас не болела бы голова.
   – Но ведь он передумал! – напомнил Влад.
   – И виной тому Леля, а точнее ее дядя князь Волох и ее бабка княгиня Турица, – кивнул Синегуб. – Князя Родегаста провели как мальчишку. Впрочем, он сам очень хотел обмануться. Именно поэтому я и говорю тебе, Влад, – князь безумен, жар-цвет повредил его мозг.
   – И что ты предлагаешь? – растерянно произнес Влад.
   – Нам следует провозгласить князем Асии Ратмира и от его имени договориться с Яртуром о сдаче Расены.
   – Но ведь это измена?!
   – Кому? – холодно глянул на собеседника Синегуб. – Семени Перуна мы не изменяем. Ибо Ратмир потомок Ударяющего бога.
   – Но Ратмир глуп, – поморщился Влад.
   – В данном случае это нам скорее на пользу, чем во вред. Яртур не стал бы договариваться с умным и сильным человеком, а дурак Ратмир его наверняка устроит в качестве родственника и подручного.
   – Ты хочешь отдать Асию внуку Коломана? – ужаснулся Влад.
   – Я хочу спасти Расену, – возразил Синегуб. – Пусть Яртур штурмует Асгард, коли есть охота. Пусть расшибает лоб о его неприступные стены. Пусть теряет своих людей. Рано или поздно от него отвернутся все. И вот тогда пробьет наш час…
   Задумано было умно, это Влад готов был признать. В падение Асгарда он не верил. Но даже если замок, построенный Перуном, падет в первый раз со дня своего основания, то он достанется Яртуру столь дорогой ценой, что вряд ли ослабевший победитель сумеет навязать свою волю окружающим.
   – Нам надо сделать все, чтобы Асгард продержался как можно дольше, – сказал Влад.
   – Ты этим и займешься, боярин, – легко согласился с ним Синегуб. – Предложи Родегасту собрать за стенами замка всех уцелевших витязей и мечников. Ибо нет смысла распылять силы перед решающим сражением. Падение Расены ничего не изменит в этой войне, а вот падение Асгарда обернется катастрофой не только для асов, но и для всех окрестных племен. Надеюсь, Родегасту хватит остатков разума, чтобы это понять. Кстати, у тебя будет выбор, боярин Влад, – либо остаться с нами в мятежной Расене, либо присоединиться к Родегасту в замке. Меня устроит и то, и другое.
   – Хорошо, – кивнул Влад. – Возможно, спасая Расену, мы спасем и всю Асию от тяжелой пяты внука рахмана Коломана.
   Надо отдать должное князю Родегасту, он внял осторожному совету боярина Влада и стянул за стены замка всех уцелевших витязей, числом в шесть тысяч человек. Вместе с постоянным гарнизоном замка они составляли внушительную силу в пятнадцать тысяч отборных воинов. С простыми мечниками князь пока не торопился и уж тем более не собирался пускать в Асгард ополченцев-копейщиков и беров князя Волоха. Именно ополченцы, мечники и беры составляли гарнизон Расены, способный, по мнению Родегаста, без труда отстоять столицу от посягательств Яртура. И в общем, если исходить из количества, то сил для обороны Расены было достаточно. К сожалению, князь Асии не хотел брать в расчет того обстоятельства, что моральный дух боярских мечников и городских ополченцев сильно подорван недавним поражением. А берам Волоха вообще нечего и некого защищать в Расене, но разве что за исключением собственного князя, которому встреча с сыном не сулила ничего хорошего. Видимо, именно в силу этой причины князь Родегаст назначил воеводой Расены не своего младшего брата, как ожидали многие, а именно князя Себерии, чем вызвал в столице Асии волну пересудов. Конечно, с чисто военной точки зрения это был абсолютно правильный выбор. И умом, и доблестью, и воинским опытом Волох на две головы превосходил недотепу Ратмира, но князь Себерии был в Асии человеком пришлым, а потому его возвышение в обход природного аса, да еще княжеской крови, не понравилось ни боярам, ни их мечникам, ни городским обывателям. Бояре бросились наперебой выражать Ратмиру соболезнование, а любое появление княжича на улицах Расены сопровождалось теперь приветственными криками обиженных асов. Боярин Влад попробовал намекнуть Родегасту, что его решение может внести раскол в ряды защитников Расены, и так не блещущих единством, но князь, чем-то сильно озабоченный, пропустил слова ближника мимо ушей. Меж тем Яртур поступью хоть и медленной, но верной приближался к столице Асии. По мнению многих бояр, внук Коломана поступал разумно, не оставляя у себя за спиной укрепленных городов, крепостей и замков. Судя по всему, он не хотел сюрпризов во время осады Расены и Асгарда. За два месяца войны Яртур, которого даже в столице Расены все чаще называли каганом, захватил шесть крепостей и три десятка замков. Пять крупных городов он взял штурмом, еще шесть открыли ему ворота добровольно, к величайшему неудовольствию Родегаста, который публично пообещал учинить жесточайший спрос с трусов. Но если он своими угрозами хотел вселить доблесть в сердца приунывших асов, то добился результатов противоположных. Да и трудно внимать князю, который заперся в неприступной твердыне с самыми доблестными воинами, на вооружение и содержание которых простые асы вносили немалые налоги, в то самое время, когда враг практически безнаказанно топчет родную землю. Уж коли ты действительно потомок Перуна, то яви свою доблесть на поле брани, а если уж грозишь карами от имени Ударяющего бога, так грози врагам, а не собственному народу, который и без того подвергается надругательствам со стороны пришельцев. К сожалению, ропот простолюдинов не достигал ушей владыки Асгарда, и он по-прежнему считал, что все асы, за исключением горстки подлецов и трусов, готовы отдать жизнь за своего князя. Впрочем, это заблуждение шло только на пользу заговорщикам, без устали ткавших свою паутину под самым носом князя Родегаста. Боярину Синегубу без особого труда удалось привлечь на свою сторону не только богатых купцов, но и бояр, чьи земли сейчас подвергались разорению и чье имущество наверняка пострадало бы в случае штурма столицы разношерстным воинством Яртура. Не оставлял Синегуб своим вниманием и княжича Ратмира. Последний хоть и трусил отчаянно, но с охотою слушал крамольные речи красноречивого боярина. И тут, в самый разгар приготовлений, по Расене пронесся слух о прибытии в город посольства Яртура. Слух оказался верным. Более того, во главе этого посольства стоял человек, хорошо известный асским боярам. Настолько хорошо, что многие вслух выразили удивление по поводу дурака Бренко, которому Яртур поручил столь важное дело.