домовитей человек, тем грехов на нем больше. А потому, хотя и не знаю
за собой вины, готов к мученическому венцу...
- Золото сдать пора, гражданин Бодылин, - негромко сказал Валдис.
Плечи Бодылина дрогнули и опустились. Морщинистые веки почти
смыкались, укрывая от взгляда Валдиса испуг и смятение в глазах
старика.
- Какое золото, гражданин комиссар?! Или как вас... - сдавленно
сказал он. - Шутите неуместно. Все, что имел, ваши национализировали.
Гол как сокол... Яко наг, яко благ, яко нет ничего.
- Ну вот что, Бодылин! Хватит прибедняться и играть паяца. "Яко
наг..." Тоже мне, казанская сирота... По полатям помести, по сусекам
поскрести, не один пуд золотишка наберется и песком, и в слитках. А
столовое серебро, фамильные драгоценности... А знаменитая ваша цепочка
к часам... - Валдис засмеялся: - Словом, раскошеливайтесь, возвращайте
трудящейся массе награбленные у нее богатства... - и внимательно
посмотрел на Овсянникова, будто желая проверить, какое впечатление
произвели на субинспектора его слова.
- Это кем же награбленное?! - воскликнул Бодылин перехваченным
негодованием голосом.
- Вашим подлым классом паразитов и кровососов!
- Да опамятуйтесь! - Бодылин гневно взирал на него. - От моего
дела кормились тысячи. И посытнее, чем кормите их вы, новые хозяева и
владыки. Сам я в дело сил положил не меньше любого тачечника. А вы
говорите - грабил! Это вы грабите, донага, до нитки. Разорили злее
пожара. Пристали с ножом к горлу...
- Это вы опамятуйтесь, Бодылин! В Поволжье люди пухнут и мрут от
голода. А вы золото прячете. Да еще разводите контрреволюционную
агитацию... Вы славьте своего бога, что сохранили вам жизнь. По вашим
прошлым делам - в расход вас, и весь разговор.
- На все воля божья, - понуро сказал Бодылин. - Не разживетесь вы
моим золотом. Обчистили до нитки.
- Даю вам срок три дня и приказываю выдать все спрятанные
ценности. Не советую упираться. С саботажниками у нас разговор
короткий. Республика переживает тяжелый момент. Тут не до церемоний.
Распишитесь в предупреждении. Ступайте и подумайте, что вам дороже -
золото или собственная шкура.
- Все в руках божьих, - сказал Бодылин, расписавшись в бумаге,
поданной Валдисом. - И жизнь, и смерть, и честь, и бесчестье...
На дорожке сада бесшумно шевелились тени узловатых веток. В
просветы листьев сочилось солнце, и в домике даже в полдень стоял
зеленый сумрак, будто на лесной опушке. Бодылин прошел в горницу.
Перед иконами в богатых окладах теплилась лампада. Он рухнул на
колени, в земном поклоне коснулся лбом домотканого половичка. Молился
истово, страстно об одолении врагов, о сбережении тайны.
Вышел во двор, заглянул в летний погреб, в завозню, сарай, хлев.
Не то проверял хозяйство, не то прощался с ним. Долго стоял на
крыльце, думал: что же все-таки предпринять?
Когда в калитку постучали и Бодылин увидел хорошо знакомого ему
человека, то решил, что господь внял его мольбам, сотворил чудо и
ниспослал ему спасение.
Вместе с неожиданным гостем они вошли в дом. В кухне было
прохладнее, и Бодылин заботливо усадил пришельца. Щедро выставил на
стол богатейшее по тому времени угощение: бело-розовый брусок сала,
пряно пахнувшие малосольные огурцы, чугунок молодой картошки, толстыми
ломтями распластал золотистую, домашней выпечки, ковригу пшеничного
хлеба, а в довершение всего водрузил в центре стола - нет, не
самогон-первач, а опечатанный сургучом штоф, царской выделки, водки.
Гость провозгласил тост за приятное свиданьице. Бодылин, думая о
своем, пригубил стопку и сказал:
- Для меня приятное вдвойне. - Замолк, собираясь с мыслями, и
наконец решился: - Мы с тобой съели пуд соли. Знаем один другого вдоль
и поперек. Ты не таил от меня находок, не льстился на мое добро... И
от меня ты никогда не видел ни зла, ни обиды. Богом заклинаю тебя,
окажи мне великую услугу... - И проворно вскочив с места, поклонился
гостю по-старинному в пояс, коснувшись пальцами руки пола...
- Да ты что, Климентий Данилович! - воскликнул гость, ласково
удерживая Бодылина за плечи. - Да я тебе завсегда, чем только могу...
- Не стану таиться перед тобой, - начал Бодылин, - сберег я
кое-что на черный день. Сущую малость от прежних моих достатков. Да,
видно, вконец прогневал я господа-вседержателя гордыней своей и по
грехам моим послал он мне испытание.
- Неужто дознались? - ахнул гость.
Бодылин, проникаясь к себе все большей жалостью, рассказывал
печально и выспренне, точно с амвона:
- Был сегодня я препровожден в их казенный дом, глумились надо
мной слуги антихристовы. И сам их главный воевода Валдис мне приказал
через три дня выдать ему все, что сберег я на скончание дней моих. А
как не выдам, то он велит меня заточить в острог и казнить лютой
казнью... - Бодылин умолк, обессилев, и договорил спокойнее: - Да,
видно, сжалился господь над моей бедой. Послал тебя ко мне в самое
вовремя. Богом прошу, возьми, что укажу тебе. И сохрани до моего
спросу. А я уж как-нибудь потерплю от Валдиса. Я тебе верю, но
дело-то, сам понимаешь... Клянись перед иконами, что не польстишься на
добро моих детей. А коли сбережешь, я раб твой по гроб жизни.
Они вошли в горницу, гость осенял себя размашистыми крестами,
повторял за Бодылиным слова клятвы.
Потом они отправились в летний погреб, покряхтывая, сдвинули
кадку с солеными огурцами.
- Здесь, - хрипло сказал Бодылин.
Взметнулись ломы, с хрустом вонзились в доски пола. Глухо
звякнули заступы. И вот извлечена на свет пузатая глиняная корчага.
Гость расковырял ножом круг воска под крышкой, в полумраке блеснули
слитки. Бодылин зажмурился, отвернулся, чуть слышно сказал:
- Забирай.
Они вышли из погреба. Бодылин, стараясь не глядеть на мешок в
руках гостя, чужим голосом попросил:
- Ты для пущей убедительности крылечко еще поддень ломом. -
Посмотрел на развороченные доски и сказал с угрозой: - Клятву-то не
забывай. Я тебя из могилы достану. И сын мой Афанасий...
Они опять подсели к кухонному столу, молча, думая каждый о своем,
выпили. Бодылин поднялся первым.
- А теперь повяжи меня... - И сдернул с гвоздя на стене ременные
вожжи.
Гость проворно опутал старика сыромятным жгутом, крякнув,
перевернул лицом вниз, воровато оглянулся, осенил себя мелконьким
крестом. Рука скользнула в карман. Гость вытянул руку и, едва не
упираясь в затылок Бодылина стволом нагана, выстрелил...
В окно горницы тянулись ветки яблони, тугие, янтарные плоды
покачивались на ветру. На домотканом половике лицом вниз лежал бывший
хозяин Ярульской тайги. Длинные седые волосы побурели от крови. Сверху
равнодушно взирали на него лики святых...
...Зубцов перечитал утвержденное Валдисом постановление
полувековой давности, задержал взгляд на словах: "Поскольку все
предпринятые в течение месяца оперативно-следственные действия по
розыску похищенного золота в количестве одного пуда и преступников не
дали никаких результатов и, руководствуясь революционным
правосознанием, постановил..."
Соломоново решение! Месяц поискали да и прекратили розыск.
Странная логика у этого Валдиса. Почему он решил, что похищен именно
пуд золота? Судили по размерам корчаги? Зачем понадобился трехдневный
антракт после вызова Бодылина? Что мешало произвести у Бодылина обыск
и конфисковать ценности? Зачем надо было отпускать Бодылина? Чтобы
понаблюдать за ним и вскрыть другие тайники? Но что за наблюдение,
если кто-то мог беспрепятственно проникнуть к Бодылину, выманить
ценности, убить хозяина и скрыться. И какая поразительная
синхронность: предупреждение Валдисом Бодылина и сразу...
Что за всем этим? Ослепленность собственной версией?
Профессиональный брак? Нежелание и неумение вести трудный поиск? Или
для Валдиса так же, как для Овсянникова, все определялось тем, что
убит классово чуждый элемент, эксплуататор? Но ведь речь шла не просто
о розыске убийцы, который свел счеты со своим благодетелем или врагом.
Исчезло Бодылинское золото. По подсчетам самого Валдиса, не менее
пуда.
Пуд золота в Советской России двадцать первого года...
Газеты Европы и Америки ликуют: в России неурожай.
Профессиональные прорицатели с университетских кафедр и парламентских
трибун отсчитывают последние недели Советской власти: большевики не
смогут справиться с положением, голод и сыпнотифозная вошь довершат
то, в чем оказались бессильны английские дредноуты, французские танки,
полки Колчака, казачьи дивизии Мамонтова...
В России на искореженных рельсах ржавеют остывшие паровозы, в
заводских цехах только ветер нарушает тишину запустения. И самое
распространенное слово "Помгол" - Чрезвычайная комиссия помощи
голодающим В этом слове все: мера бедствия и безмерная надежда.
Советское правительство конфискует церковную утварь, чтобы накормить
голодных детей, а вся "свободная пресса" надсажается воплями о
каннибализме большевиков. Фритьоф Нансен среди ледяного безмолвия
обывателей объезжает страну за страной, взывает к долгу и совести
европейцев спасти голодающую Россию.
Пуд золота - это хлеб, топливо, медикаменты, мыло. Это спасение
тысяч людей от неминуемой смерти...
Валдис знал все это и все же через месяц прекратил розыск
похищенных сокровищ. Неужели поимка преступника не входила в намерения
Валдиса и неизвестный, которому Бодылин выдал золото, был вхож не
только к бывшему купцу, но и к Валдису?.. Кто же он, этот прибалтиец с
пустыми холодными глазами? Честный, но бездарный работник или
замаскированный враг?
Но Иван Захарович Лукьянов тоже не исключал такой возможности и
все-таки начал доследование дела двадцатилетней давности. Тогда только
двадцатилетней, а теперь уже полувековой. Эти годы вместили в себя
жесточайшую войну, и нельзя с уверенностью сказать, жив ли, кроме
Каширина, кто-то из свидетелей и участников тех событий...
Вот написанный характерным угловатым почерком Лукьянова план
первоначальных оперативно-розыскных мероприятий... Выяснить, служат ли
в настоящее время в органах НКВД Валдис В. А. и Овсянников А. М., их
местонахождение... Выяснить судьбу и местонахождение детей,
родственников и ближайших сотрудников Бодылина. Установить, кто из
бывших служащих золотопромышленного товарищества "Бодылин и сыновья"
работает в настоящее время в системе "Главзолото"... Истребовать из
архивов все хранящиеся в них документы золотопромышленного
товарищества Бодылиных...
Первые ответы на запросы Лукьянова...
"Валдис Вильгельм Арвидович, 1886 г. рождения, уроженец г.
Виндава в Латвии, служил в должности начальника Краснокаменского
губернского уголовного розыска с февраля 1920 г. В июле 1922 г. погиб
при ликвидации банды Дятлова в Таежинском уезде".
"Овсянников Антон Максимович, 1898 г. рождения, уроженец г.
Краснокаменска, член ВКП(б). Служит в органах милиции с февраля 1921
г. В настоящее время - старший оперуполномоченный уголовного розыска
Краснокаменского областного управления милиции".
Зубцов еще раз обрадованно прочитал справку, но задержал взгляд
на дате: 19 июня 1941 г., и досадливо усмехнулся: "В сорок первом году
Овсянникову было уже за сорок, плюс еще тридцать лет, из них четыре
года войны. Арифметика не в мою пользу... И все же надо запросить
управление кадров об Овсянникове...".
Еще одна справка:
"В настоящее время в Ленинграде... проживает с женой Аксенов
Аристарх Николаевич, 1880 г. рождения, профессор, доктор
геологоминералогических наук. С 1906 по 1920 год был главным инженером
золотпромышленного товарищества Бодылиных. Женат на дочери Бодылина,
Бодылиной Агнии Климентьевне".
И опять та же дата 19 июня 1941 года.
Наверное, майор Лукьянов был очень доволен этим днем, 19 июня.
Расследование едва начато и сразу столько существенных фактов...
В тот же день Лукьянов встретился с доцентом Кашириным. Вот
написанное знакомым каллиграфическим почерком объяснение Вячеслава
Ивановича. Вчера Зубцову он сказал то же, что и тридцать лет назад
майору Лукьянову. Пожалуй, только и есть два отличия. Каширин подробно
говорил Лукьянову о ювелире Иване Северьяновиче Никандрове... Лукьянов
встретился с ним и записал показания о цепочке в виде змейки-медянки и
предполагаемых бодылинских кладах.
И еще... Упоминание о Якове Филине, пьяном буяне, по которому
Славка Каширин выпалил из пушки, чем-то явно насторожило Ивана
Захаровича. Он написал запрос о судьбе Филина и 21 июня получил ответ:
"Филин Яков Иванович, 1875 г. рождения, уроженец прииска
Богоданного Таежинского уезда Краснокаменской губернии. В 1920 - 1927
годах неоднократно судим, четырежды бежал из мест заключения. 12
сентября 1927 г. военным трибуналом СибВО приговорен за
контрреволюционную деятельность и бандитизм к высшей мере наказания.
25 сентября 1927 года приговор приведен в исполнение".
И новые записи Лукьянова.
"Истребовать из архива трибунала СибВО материалы по обвинению
Филина Я.И. Установить родственников Филина. 23 июня выехать в
Ленинград для встречи с Аксеновыми".
Копий запросов в архивном деле не было. 23 июня 1941 года майор
Лукьянов не выехал в Ленинград. В тот день он написал начальнику
архива: "В связи с моим отъездом в действующую армию возвращаю на
хранение уголовное дело Э 405 и добытые мною в ходе доследования
настоящего дела материалы".
Полковник Лукьянов истребовал из архива дело Э 405 в сентябре
1946 года.
Зубцов перелистывал документы... Копия свидетельства о смерти
Аристарха Николаевича Аксенова. Копия свидетельства о смерти Агнии
Климентьевны Аксеновой, бывшей Бодылиной. Сообщение об Овсянникове: "В
мае 1942 года под Харьковом пропал без вести". Сообщение из
Новосибирска: "Уголовного дела по обвинению Филина Я. И. в архивах
трибунала не обнаружено". Справка о родственниках Филина: "По данным
церковных архивов, в июне 1911 г. родился сын, Филин Степан, место
рождения прииск Богоданный Краснокаменской губернии. Местожительство в
настоящее время неизвестно. Других детей, а также братьев и сестер
Филина не установлено". Протоколы допросов бывших соседей Аксеновых по
ленинградской квартире: "Аксеновы отличались общительным, мягким
характером. До войны жили в соответствии с профессорским жалованьем
Аристарха Николаевича. Наотрез отказались эвакуироваться из
Ленинграда. В блокаде крайне бедствовали. Аксенов скончался от
голода".
Протокол осмотра бывшей квартиры и дачи Аксеновых, угловатые
строки Лукьянова: "...тайников и признаков хранения драгоценных
металлов в указанных помещениях не установлено".
Предпоследним в деле подшит протокол допроса репатрианта из
Манчжурии Павла Елизаровича Потапова, сына бывшего компаньона
Бодылина...
Зубцов физически, точно все это происходило с ним самим, ощущал,
как скверно было на душе у Лукьянова. Такое случается на ночной улице.
Ночь темна, где-то впереди видны два-три освещенных окна. Но вот
погасли и они, и взгляд упирается в глухую черную стену...
Наверное, Иван Захарович Лукьянов пережил нечто похожее, когда
писал свое постановление:
"В связи с тем, что после убийства золотопромышленника Бодылина
К. Д. истекло уже 25 лет, основные свидетели умерли либо пропали без
вести, а также в связи с тем, что в течение всего этого срока ни по
одному делу не вскрыто так называемое бодылинское золото, в настоящее
время не представляется практически возможным установить ни
обстоятельства гибели Бодылина, ни места нахождения его возможных
тайников с золотом, на основании вышеизложенного постановил: дело Э
405/25 дальнейшим производством прекратить".
Анатолий вздохнул сочувственно, пододвинул к себе служебный бланк
и стал писать:
"Москва, 3 июня 1971 года. Я, старший инспектор УБХСС майор
Зубцов А. В., рассмотрев рапорт старшего лейтенанта Федорина Э. Б. о
событиях, имевших место в доме ювелира Никандрова И. С., допросив
свидетеля Каширина В.И., а также ознакомившись с материалами дела Э
405/25, постановил: принять настоящее дело к своему производству".
Работу Зубцова прервал телефонный звонок.
- Товарищ майор, к вам с повесткой гражданин Потапов Павел
Елизарович. Прикажете пропустить?
В кабинет вошел грузный мужчина лет пятидесяти. Вежливо наклонив
голову, покачивая объемистым портфелем, приблизился к столу,
основательно уселся на стул, расправил складки на брюках и сказал с
достоинством:
- Меня крайне удивил вызов к вам.
- Чему же удивляться. Такое у нас учреждение, обращаемся к разным
людям за разъяснением и помощью.
- Если за помощью, я всегда готов, чем только могу. Но учреждение
у вас действительно специфическое... Так чем же я могу быть вам
полезен?
- Ваш покойный отец, Елизар Петрович Потапов, был компаньоном
золотопромышленника Бодылина...
- Приказчиком, скорее. Только приказчиком.
- Ну, двенадцать паев в деле для приказчика многовато, - напомнил
Зубцов. - Почти столько же, сколько имел граф Бенкендорф в момент
основания Бодылинской компании. В "Списке владельцев частных
золотопромышленных предприятий" ваш отец значится компаньоном
Бодылина...
- Преувеличение! Опечатка! Отец был в постоянном конфликте с
Бодылиным, не разделял его взглядов.
- Это в каком же смысле?
- Отца возмущала потогонная система заведенная Бодылиным на
прииске. Бодылин-то, любого спросите, был сущим кровопийцей. Отец
постоянно добивался от него прибавки жалованья рабочим, улучшения
жилищных условий, техники безопасности, большего участия рабочих в
делах компании. Если бы не отец, дело дошло бы до повторения Ленских
событий...
- Словом, ваш отец ратовал за этакий мини-социализм? - насмешливо
заметил Зубцов. - При сохранении своих двенадцати паев. Так горячо
ратовал, так любил рабочих, что, когда рабочие взяли власть... сбежал
в Манчжурию, чтобы там вести социалистическую пропаганду... среди
семеновцев. Ведь вы, Павел Елизарович, родились в Манчжурии.
- Так. Но какое это имеет значение?
- Вот именно. Какое это имеет значение? Вас же никто не попрекает
происхождением. Да и нелепо попрекать. Человек не выбирает себе
родителей. А вы размежевываете себя со своим отцом и отца с Бодылиным.
Хотя, простите за откровенность, не знаю, кто хуже: Елизар Петрович
эмигрировал, а Бодылин остался в России.
- Зато эмигрировал сын Бодылина, Афанасий. А старик остался с
камнем за пазухой. Припрятал золотишко для своего отпрыска и каким-то
образом дал знать ему об этом. Отец рассказывал, что Бодылин
договорился с сыном о каком-то пароле, но о каком именно, я не знаю.
"В сорок шестом ты не приводил этих подробностей", - отметил
Зубцов и сказал как только мог спокойно:
- Вот видите, Афанасий Бодылин такие тайны доверял вашему отцу, а
вы утверждаете, что совладельцы конфликтовали. Но о каком золоте идет
речь? Ведь Бодылина ограбили.
Потапов тяжело вздохнул и заговорил устало:
- Мне трудно судить об этом. Бодылина я в глаза не видел. Но отец
был склонен думать, что все это ограбление, как бы вам сказать, не
совсем ограбление, что ли? Понимаете? Действовал налетчик не совсем
посторонний для Бодылина. Среди эмигрантов о бодылинских сокровищах
много было разговоров и слухов. В то, что Бодылина ограбили до нитки,
мало кто верил. Склонялись к тому, что еще должно быть золото. И
много. Отец объяснял мне: когда прииск национализировали, в хранилище
нашли какие-то крохи. Значит, добыча куда-то исчезла. Между тем
прииск, хотя хуже, чем в царские времена, но работал, а колчаковским
властям Бодылин золото продавал скупо. Шнуровые книги с записями
намывов были в распоряжении только самого Бодылина и его главного
доверенного Аксенова. Вот кто бы мог порассказать вам много
любопытного. Но Аксенов умер в сорок втором году, его жена, дочь
Бодылина, тоже умерла в сорок третьем. Об этом я узнал уже после войны
при репатриации в Советский Союз. Тогда меня тоже спрашивали о тех
событиях. Я считал, что эта история уже совсем заглохла. В архиве у
вас, надо думать, исчерпывающие данные о Бодылине...
- Какие там архивы в двадцать первом году! Все на живую нитку. -
Зубцов добродушно засмеялся, а про себя с тревогой прикидывал: не
допустил ли он ошибки, начав с Потаповым разговор. Человек он,
оказывается, осведомленный, и вовсе не исключено, что его папаша тоже
держал на прицеле бодылинский клад...
Зубцов совсем уже собрался домой, но его настиг телефонный
звонок.
- Анатолий? - И само обращение без отчества и голос Орехова
выдавали крайнее волнение. - Я, кажется, вообще уже ничему не удивлюсь
в этом деле. Получил вот спецдонесение из Краснокаменска:
корреспондентка ювелира Никандрова Лебедева А. К. - никто иная, как
Аксенова, она же Бодылина Агния Климентьевна...
- Кто?! Я только что читал свидетельство о ее смерти.
- Ты мне про свидетельство о смерти, а у меня свидетельство о
браке, выданное Центральным райбюро загс города Краснокаменска 15
ноября 1943 года, спустя меньше года после смерти горячо любимого
супруга. Гражданка Аксенова Агния Климентьевна, 1895 года рождения,
вступила в брак с гражданином Лебедевым Валерьяном Васильевичем, 1893
года рождения, приняла фамилию мужа - Лебедева. Так что, друг мой
Толя, в сорок третьем году она успела и умереть и воскреснуть под
другой фамилией.
- Вот это ход конем. Даже Лукьянов поверил...
- А с нами не играют в поддавки. - Орехов вздохнул. - Между
прочим, в Краснокаменске сейчас нет этой дамы.
- А где она? Может быть, у сына?
- Я связался с рудником Октябрьским - не появлялась. Где
находится эта энергичная старушка, не знаю.
И снова Анатолия задержал телефонный звонок.
- Толя, - услыхал он в трубке ликующий голос Федорина. - Кажется,
у меня на столе тот самый символ силы, мудрости, бессмертия и славы, о
котором рассказывал Каширин. Личное бодылинское клеймо!
- Эдик, мне не до розыгрышей, - устало сказал Зубцов.
- Какой там розыгрыш, Толя! Взял я, понимаешь, Игумнова, вышел на
его связи. Два часа назад задержал одного новобранца-желторотика. В
кармане у него слиток. Вернее, обрубок слитка, на нем следы травления
кислотой. Эксперты поколдовали над слитком, сфотографировали
изображение. Явная бодылинская печать.
Нет, новостей, да еще таких, было слишком много даже для Зубцова.
И Анатолий сорвался:
- Товарищ старший лейтенант, сколько раз вам разъяснять, что
такие заключения вправе делать только эксперты. В данном случае
специалисты в области геральдики и граверного дела. А вы обязаны лишь
объективно описать признаки изъятых предметов.
- Виноват, товарищ майор. В протоколе у меня так и записано: у
задержанного изъят обрубок слитка из металла желтого цвета, на слитке
следы травления кислотой. Ставлю вас в известность, что указанный
слиток задержанный, по его словам, случайно приобрел у старушки
интеллигентного вида.
- У кого?
- У старушки интеллигентного вида. Мне кажется, что это
заинтересует вас, товарищ майор.
- Не выламывайся, Эдик! - взмолился Зубцов. - Это для меня такая
услуга... Я сейчас же лечу к тебе.
Игорь Светов вышел из дому в самом радужном настроении. Правда,
мать завела старую песню:
- Опять исчезнешь до утра? Двадцатый год парню, вымахал с
коломенскую версту, а пользы, что от козла молока... Домой заявляешься
только отсыпаться. Федоровна грозилась вчера, заявлю, говорит, как на
этого, на тунеядца. Может, определишься куда? Разносчиком телеграмм
или книжками торговать в метро? Там вон какие лбы торчат, а одеты, как
на картинке...
Спорить с матерью, только время тратить напрасно. И ненадолго у
нее трудовой энтузиазм. Еще когда в школе класс Игоря посылали на
прополку, мать возмущалась: мой сын не трактор, чтобы работать на
пашне.
Он молча оделся, юркнул в кладовушку, где у него фотолаборатория.
Под ванночкой - вещица, завернутая в носовой платок.
В жизни выдаются дни, когда сама судьба идет тебе в руки. Неделю
назад у Игоря был такой день. Судьба подошла к Игорю в образе
чистенькой старушки, улыбнулась жеманно и спросила:
- Юноша, как проехать на проспект Вернадского?
- Спуститесь в метро, минут через пятнадцать будете на проспекте
Вернадского, - сказал Игорь.
Но старушка нагнала его:
- Прошу прощения, а вы случайно не знаете, как покороче добраться
до Вернадского семьдесят пять? Где лучше сойти - на станции
"Университет" или проехать до "Юго-Западной?"
"Какого черта, - возмутился Игорь. - Знает Москву, а
прикидывается. И выламывается не по годам..."
- Случайно не знаю, - буркнул он сердито, но вдруг перехватил
взгляд старушки. Слегка сощурясь, она рассматривала его так испытующе
и тревожно, точно встретила давнего знакомого и теперь силится, но не
может припомнить его.
"Э, дело тут вовсе не в проспекте Вернадского", - сообразил Игорь
и вопросительно взглянул на старушку. Она привстала на цыпочки,
приблизила свое лицо к лицу Игоря и полушепотом задала вопрос, от
которого у парня ноги приросли к асфальту...
Игорь покосился по сторонам, окинул старушку настороженным
взглядом. Благолепная, сухонькая, она была явно не похожа на
переодетого капитана милиции. И заплетающимся языком Игорь осведомился
о количестве и цене товара. Услыхав от нее ответ, он не поверил своим
ушам и подумал, что бабуся разыгрывает его, но уловил ее заискивающий
за собой вины, готов к мученическому венцу...
- Золото сдать пора, гражданин Бодылин, - негромко сказал Валдис.
Плечи Бодылина дрогнули и опустились. Морщинистые веки почти
смыкались, укрывая от взгляда Валдиса испуг и смятение в глазах
старика.
- Какое золото, гражданин комиссар?! Или как вас... - сдавленно
сказал он. - Шутите неуместно. Все, что имел, ваши национализировали.
Гол как сокол... Яко наг, яко благ, яко нет ничего.
- Ну вот что, Бодылин! Хватит прибедняться и играть паяца. "Яко
наг..." Тоже мне, казанская сирота... По полатям помести, по сусекам
поскрести, не один пуд золотишка наберется и песком, и в слитках. А
столовое серебро, фамильные драгоценности... А знаменитая ваша цепочка
к часам... - Валдис засмеялся: - Словом, раскошеливайтесь, возвращайте
трудящейся массе награбленные у нее богатства... - и внимательно
посмотрел на Овсянникова, будто желая проверить, какое впечатление
произвели на субинспектора его слова.
- Это кем же награбленное?! - воскликнул Бодылин перехваченным
негодованием голосом.
- Вашим подлым классом паразитов и кровососов!
- Да опамятуйтесь! - Бодылин гневно взирал на него. - От моего
дела кормились тысячи. И посытнее, чем кормите их вы, новые хозяева и
владыки. Сам я в дело сил положил не меньше любого тачечника. А вы
говорите - грабил! Это вы грабите, донага, до нитки. Разорили злее
пожара. Пристали с ножом к горлу...
- Это вы опамятуйтесь, Бодылин! В Поволжье люди пухнут и мрут от
голода. А вы золото прячете. Да еще разводите контрреволюционную
агитацию... Вы славьте своего бога, что сохранили вам жизнь. По вашим
прошлым делам - в расход вас, и весь разговор.
- На все воля божья, - понуро сказал Бодылин. - Не разживетесь вы
моим золотом. Обчистили до нитки.
- Даю вам срок три дня и приказываю выдать все спрятанные
ценности. Не советую упираться. С саботажниками у нас разговор
короткий. Республика переживает тяжелый момент. Тут не до церемоний.
Распишитесь в предупреждении. Ступайте и подумайте, что вам дороже -
золото или собственная шкура.
- Все в руках божьих, - сказал Бодылин, расписавшись в бумаге,
поданной Валдисом. - И жизнь, и смерть, и честь, и бесчестье...
На дорожке сада бесшумно шевелились тени узловатых веток. В
просветы листьев сочилось солнце, и в домике даже в полдень стоял
зеленый сумрак, будто на лесной опушке. Бодылин прошел в горницу.
Перед иконами в богатых окладах теплилась лампада. Он рухнул на
колени, в земном поклоне коснулся лбом домотканого половичка. Молился
истово, страстно об одолении врагов, о сбережении тайны.
Вышел во двор, заглянул в летний погреб, в завозню, сарай, хлев.
Не то проверял хозяйство, не то прощался с ним. Долго стоял на
крыльце, думал: что же все-таки предпринять?
Когда в калитку постучали и Бодылин увидел хорошо знакомого ему
человека, то решил, что господь внял его мольбам, сотворил чудо и
ниспослал ему спасение.
Вместе с неожиданным гостем они вошли в дом. В кухне было
прохладнее, и Бодылин заботливо усадил пришельца. Щедро выставил на
стол богатейшее по тому времени угощение: бело-розовый брусок сала,
пряно пахнувшие малосольные огурцы, чугунок молодой картошки, толстыми
ломтями распластал золотистую, домашней выпечки, ковригу пшеничного
хлеба, а в довершение всего водрузил в центре стола - нет, не
самогон-первач, а опечатанный сургучом штоф, царской выделки, водки.
Гость провозгласил тост за приятное свиданьице. Бодылин, думая о
своем, пригубил стопку и сказал:
- Для меня приятное вдвойне. - Замолк, собираясь с мыслями, и
наконец решился: - Мы с тобой съели пуд соли. Знаем один другого вдоль
и поперек. Ты не таил от меня находок, не льстился на мое добро... И
от меня ты никогда не видел ни зла, ни обиды. Богом заклинаю тебя,
окажи мне великую услугу... - И проворно вскочив с места, поклонился
гостю по-старинному в пояс, коснувшись пальцами руки пола...
- Да ты что, Климентий Данилович! - воскликнул гость, ласково
удерживая Бодылина за плечи. - Да я тебе завсегда, чем только могу...
- Не стану таиться перед тобой, - начал Бодылин, - сберег я
кое-что на черный день. Сущую малость от прежних моих достатков. Да,
видно, вконец прогневал я господа-вседержателя гордыней своей и по
грехам моим послал он мне испытание.
- Неужто дознались? - ахнул гость.
Бодылин, проникаясь к себе все большей жалостью, рассказывал
печально и выспренне, точно с амвона:
- Был сегодня я препровожден в их казенный дом, глумились надо
мной слуги антихристовы. И сам их главный воевода Валдис мне приказал
через три дня выдать ему все, что сберег я на скончание дней моих. А
как не выдам, то он велит меня заточить в острог и казнить лютой
казнью... - Бодылин умолк, обессилев, и договорил спокойнее: - Да,
видно, сжалился господь над моей бедой. Послал тебя ко мне в самое
вовремя. Богом прошу, возьми, что укажу тебе. И сохрани до моего
спросу. А я уж как-нибудь потерплю от Валдиса. Я тебе верю, но
дело-то, сам понимаешь... Клянись перед иконами, что не польстишься на
добро моих детей. А коли сбережешь, я раб твой по гроб жизни.
Они вошли в горницу, гость осенял себя размашистыми крестами,
повторял за Бодылиным слова клятвы.
Потом они отправились в летний погреб, покряхтывая, сдвинули
кадку с солеными огурцами.
- Здесь, - хрипло сказал Бодылин.
Взметнулись ломы, с хрустом вонзились в доски пола. Глухо
звякнули заступы. И вот извлечена на свет пузатая глиняная корчага.
Гость расковырял ножом круг воска под крышкой, в полумраке блеснули
слитки. Бодылин зажмурился, отвернулся, чуть слышно сказал:
- Забирай.
Они вышли из погреба. Бодылин, стараясь не глядеть на мешок в
руках гостя, чужим голосом попросил:
- Ты для пущей убедительности крылечко еще поддень ломом. -
Посмотрел на развороченные доски и сказал с угрозой: - Клятву-то не
забывай. Я тебя из могилы достану. И сын мой Афанасий...
Они опять подсели к кухонному столу, молча, думая каждый о своем,
выпили. Бодылин поднялся первым.
- А теперь повяжи меня... - И сдернул с гвоздя на стене ременные
вожжи.
Гость проворно опутал старика сыромятным жгутом, крякнув,
перевернул лицом вниз, воровато оглянулся, осенил себя мелконьким
крестом. Рука скользнула в карман. Гость вытянул руку и, едва не
упираясь в затылок Бодылина стволом нагана, выстрелил...
В окно горницы тянулись ветки яблони, тугие, янтарные плоды
покачивались на ветру. На домотканом половике лицом вниз лежал бывший
хозяин Ярульской тайги. Длинные седые волосы побурели от крови. Сверху
равнодушно взирали на него лики святых...
...Зубцов перечитал утвержденное Валдисом постановление
полувековой давности, задержал взгляд на словах: "Поскольку все
предпринятые в течение месяца оперативно-следственные действия по
розыску похищенного золота в количестве одного пуда и преступников не
дали никаких результатов и, руководствуясь революционным
правосознанием, постановил..."
Соломоново решение! Месяц поискали да и прекратили розыск.
Странная логика у этого Валдиса. Почему он решил, что похищен именно
пуд золота? Судили по размерам корчаги? Зачем понадобился трехдневный
антракт после вызова Бодылина? Что мешало произвести у Бодылина обыск
и конфисковать ценности? Зачем надо было отпускать Бодылина? Чтобы
понаблюдать за ним и вскрыть другие тайники? Но что за наблюдение,
если кто-то мог беспрепятственно проникнуть к Бодылину, выманить
ценности, убить хозяина и скрыться. И какая поразительная
синхронность: предупреждение Валдисом Бодылина и сразу...
Что за всем этим? Ослепленность собственной версией?
Профессиональный брак? Нежелание и неумение вести трудный поиск? Или
для Валдиса так же, как для Овсянникова, все определялось тем, что
убит классово чуждый элемент, эксплуататор? Но ведь речь шла не просто
о розыске убийцы, который свел счеты со своим благодетелем или врагом.
Исчезло Бодылинское золото. По подсчетам самого Валдиса, не менее
пуда.
Пуд золота в Советской России двадцать первого года...
Газеты Европы и Америки ликуют: в России неурожай.
Профессиональные прорицатели с университетских кафедр и парламентских
трибун отсчитывают последние недели Советской власти: большевики не
смогут справиться с положением, голод и сыпнотифозная вошь довершат
то, в чем оказались бессильны английские дредноуты, французские танки,
полки Колчака, казачьи дивизии Мамонтова...
В России на искореженных рельсах ржавеют остывшие паровозы, в
заводских цехах только ветер нарушает тишину запустения. И самое
распространенное слово "Помгол" - Чрезвычайная комиссия помощи
голодающим В этом слове все: мера бедствия и безмерная надежда.
Советское правительство конфискует церковную утварь, чтобы накормить
голодных детей, а вся "свободная пресса" надсажается воплями о
каннибализме большевиков. Фритьоф Нансен среди ледяного безмолвия
обывателей объезжает страну за страной, взывает к долгу и совести
европейцев спасти голодающую Россию.
Пуд золота - это хлеб, топливо, медикаменты, мыло. Это спасение
тысяч людей от неминуемой смерти...
Валдис знал все это и все же через месяц прекратил розыск
похищенных сокровищ. Неужели поимка преступника не входила в намерения
Валдиса и неизвестный, которому Бодылин выдал золото, был вхож не
только к бывшему купцу, но и к Валдису?.. Кто же он, этот прибалтиец с
пустыми холодными глазами? Честный, но бездарный работник или
замаскированный враг?
Но Иван Захарович Лукьянов тоже не исключал такой возможности и
все-таки начал доследование дела двадцатилетней давности. Тогда только
двадцатилетней, а теперь уже полувековой. Эти годы вместили в себя
жесточайшую войну, и нельзя с уверенностью сказать, жив ли, кроме
Каширина, кто-то из свидетелей и участников тех событий...
Вот написанный характерным угловатым почерком Лукьянова план
первоначальных оперативно-розыскных мероприятий... Выяснить, служат ли
в настоящее время в органах НКВД Валдис В. А. и Овсянников А. М., их
местонахождение... Выяснить судьбу и местонахождение детей,
родственников и ближайших сотрудников Бодылина. Установить, кто из
бывших служащих золотопромышленного товарищества "Бодылин и сыновья"
работает в настоящее время в системе "Главзолото"... Истребовать из
архивов все хранящиеся в них документы золотопромышленного
товарищества Бодылиных...
Первые ответы на запросы Лукьянова...
"Валдис Вильгельм Арвидович, 1886 г. рождения, уроженец г.
Виндава в Латвии, служил в должности начальника Краснокаменского
губернского уголовного розыска с февраля 1920 г. В июле 1922 г. погиб
при ликвидации банды Дятлова в Таежинском уезде".
"Овсянников Антон Максимович, 1898 г. рождения, уроженец г.
Краснокаменска, член ВКП(б). Служит в органах милиции с февраля 1921
г. В настоящее время - старший оперуполномоченный уголовного розыска
Краснокаменского областного управления милиции".
Зубцов еще раз обрадованно прочитал справку, но задержал взгляд
на дате: 19 июня 1941 г., и досадливо усмехнулся: "В сорок первом году
Овсянникову было уже за сорок, плюс еще тридцать лет, из них четыре
года войны. Арифметика не в мою пользу... И все же надо запросить
управление кадров об Овсянникове...".
Еще одна справка:
"В настоящее время в Ленинграде... проживает с женой Аксенов
Аристарх Николаевич, 1880 г. рождения, профессор, доктор
геологоминералогических наук. С 1906 по 1920 год был главным инженером
золотпромышленного товарищества Бодылиных. Женат на дочери Бодылина,
Бодылиной Агнии Климентьевне".
И опять та же дата 19 июня 1941 года.
Наверное, майор Лукьянов был очень доволен этим днем, 19 июня.
Расследование едва начато и сразу столько существенных фактов...
В тот же день Лукьянов встретился с доцентом Кашириным. Вот
написанное знакомым каллиграфическим почерком объяснение Вячеслава
Ивановича. Вчера Зубцову он сказал то же, что и тридцать лет назад
майору Лукьянову. Пожалуй, только и есть два отличия. Каширин подробно
говорил Лукьянову о ювелире Иване Северьяновиче Никандрове... Лукьянов
встретился с ним и записал показания о цепочке в виде змейки-медянки и
предполагаемых бодылинских кладах.
И еще... Упоминание о Якове Филине, пьяном буяне, по которому
Славка Каширин выпалил из пушки, чем-то явно насторожило Ивана
Захаровича. Он написал запрос о судьбе Филина и 21 июня получил ответ:
"Филин Яков Иванович, 1875 г. рождения, уроженец прииска
Богоданного Таежинского уезда Краснокаменской губернии. В 1920 - 1927
годах неоднократно судим, четырежды бежал из мест заключения. 12
сентября 1927 г. военным трибуналом СибВО приговорен за
контрреволюционную деятельность и бандитизм к высшей мере наказания.
25 сентября 1927 года приговор приведен в исполнение".
И новые записи Лукьянова.
"Истребовать из архива трибунала СибВО материалы по обвинению
Филина Я.И. Установить родственников Филина. 23 июня выехать в
Ленинград для встречи с Аксеновыми".
Копий запросов в архивном деле не было. 23 июня 1941 года майор
Лукьянов не выехал в Ленинград. В тот день он написал начальнику
архива: "В связи с моим отъездом в действующую армию возвращаю на
хранение уголовное дело Э 405 и добытые мною в ходе доследования
настоящего дела материалы".
Полковник Лукьянов истребовал из архива дело Э 405 в сентябре
1946 года.
Зубцов перелистывал документы... Копия свидетельства о смерти
Аристарха Николаевича Аксенова. Копия свидетельства о смерти Агнии
Климентьевны Аксеновой, бывшей Бодылиной. Сообщение об Овсянникове: "В
мае 1942 года под Харьковом пропал без вести". Сообщение из
Новосибирска: "Уголовного дела по обвинению Филина Я. И. в архивах
трибунала не обнаружено". Справка о родственниках Филина: "По данным
церковных архивов, в июне 1911 г. родился сын, Филин Степан, место
рождения прииск Богоданный Краснокаменской губернии. Местожительство в
настоящее время неизвестно. Других детей, а также братьев и сестер
Филина не установлено". Протоколы допросов бывших соседей Аксеновых по
ленинградской квартире: "Аксеновы отличались общительным, мягким
характером. До войны жили в соответствии с профессорским жалованьем
Аристарха Николаевича. Наотрез отказались эвакуироваться из
Ленинграда. В блокаде крайне бедствовали. Аксенов скончался от
голода".
Протокол осмотра бывшей квартиры и дачи Аксеновых, угловатые
строки Лукьянова: "...тайников и признаков хранения драгоценных
металлов в указанных помещениях не установлено".
Предпоследним в деле подшит протокол допроса репатрианта из
Манчжурии Павла Елизаровича Потапова, сына бывшего компаньона
Бодылина...
Зубцов физически, точно все это происходило с ним самим, ощущал,
как скверно было на душе у Лукьянова. Такое случается на ночной улице.
Ночь темна, где-то впереди видны два-три освещенных окна. Но вот
погасли и они, и взгляд упирается в глухую черную стену...
Наверное, Иван Захарович Лукьянов пережил нечто похожее, когда
писал свое постановление:
"В связи с тем, что после убийства золотопромышленника Бодылина
К. Д. истекло уже 25 лет, основные свидетели умерли либо пропали без
вести, а также в связи с тем, что в течение всего этого срока ни по
одному делу не вскрыто так называемое бодылинское золото, в настоящее
время не представляется практически возможным установить ни
обстоятельства гибели Бодылина, ни места нахождения его возможных
тайников с золотом, на основании вышеизложенного постановил: дело Э
405/25 дальнейшим производством прекратить".
Анатолий вздохнул сочувственно, пододвинул к себе служебный бланк
и стал писать:
"Москва, 3 июня 1971 года. Я, старший инспектор УБХСС майор
Зубцов А. В., рассмотрев рапорт старшего лейтенанта Федорина Э. Б. о
событиях, имевших место в доме ювелира Никандрова И. С., допросив
свидетеля Каширина В.И., а также ознакомившись с материалами дела Э
405/25, постановил: принять настоящее дело к своему производству".
Работу Зубцова прервал телефонный звонок.
- Товарищ майор, к вам с повесткой гражданин Потапов Павел
Елизарович. Прикажете пропустить?
В кабинет вошел грузный мужчина лет пятидесяти. Вежливо наклонив
голову, покачивая объемистым портфелем, приблизился к столу,
основательно уселся на стул, расправил складки на брюках и сказал с
достоинством:
- Меня крайне удивил вызов к вам.
- Чему же удивляться. Такое у нас учреждение, обращаемся к разным
людям за разъяснением и помощью.
- Если за помощью, я всегда готов, чем только могу. Но учреждение
у вас действительно специфическое... Так чем же я могу быть вам
полезен?
- Ваш покойный отец, Елизар Петрович Потапов, был компаньоном
золотопромышленника Бодылина...
- Приказчиком, скорее. Только приказчиком.
- Ну, двенадцать паев в деле для приказчика многовато, - напомнил
Зубцов. - Почти столько же, сколько имел граф Бенкендорф в момент
основания Бодылинской компании. В "Списке владельцев частных
золотопромышленных предприятий" ваш отец значится компаньоном
Бодылина...
- Преувеличение! Опечатка! Отец был в постоянном конфликте с
Бодылиным, не разделял его взглядов.
- Это в каком же смысле?
- Отца возмущала потогонная система заведенная Бодылиным на
прииске. Бодылин-то, любого спросите, был сущим кровопийцей. Отец
постоянно добивался от него прибавки жалованья рабочим, улучшения
жилищных условий, техники безопасности, большего участия рабочих в
делах компании. Если бы не отец, дело дошло бы до повторения Ленских
событий...
- Словом, ваш отец ратовал за этакий мини-социализм? - насмешливо
заметил Зубцов. - При сохранении своих двенадцати паев. Так горячо
ратовал, так любил рабочих, что, когда рабочие взяли власть... сбежал
в Манчжурию, чтобы там вести социалистическую пропаганду... среди
семеновцев. Ведь вы, Павел Елизарович, родились в Манчжурии.
- Так. Но какое это имеет значение?
- Вот именно. Какое это имеет значение? Вас же никто не попрекает
происхождением. Да и нелепо попрекать. Человек не выбирает себе
родителей. А вы размежевываете себя со своим отцом и отца с Бодылиным.
Хотя, простите за откровенность, не знаю, кто хуже: Елизар Петрович
эмигрировал, а Бодылин остался в России.
- Зато эмигрировал сын Бодылина, Афанасий. А старик остался с
камнем за пазухой. Припрятал золотишко для своего отпрыска и каким-то
образом дал знать ему об этом. Отец рассказывал, что Бодылин
договорился с сыном о каком-то пароле, но о каком именно, я не знаю.
"В сорок шестом ты не приводил этих подробностей", - отметил
Зубцов и сказал как только мог спокойно:
- Вот видите, Афанасий Бодылин такие тайны доверял вашему отцу, а
вы утверждаете, что совладельцы конфликтовали. Но о каком золоте идет
речь? Ведь Бодылина ограбили.
Потапов тяжело вздохнул и заговорил устало:
- Мне трудно судить об этом. Бодылина я в глаза не видел. Но отец
был склонен думать, что все это ограбление, как бы вам сказать, не
совсем ограбление, что ли? Понимаете? Действовал налетчик не совсем
посторонний для Бодылина. Среди эмигрантов о бодылинских сокровищах
много было разговоров и слухов. В то, что Бодылина ограбили до нитки,
мало кто верил. Склонялись к тому, что еще должно быть золото. И
много. Отец объяснял мне: когда прииск национализировали, в хранилище
нашли какие-то крохи. Значит, добыча куда-то исчезла. Между тем
прииск, хотя хуже, чем в царские времена, но работал, а колчаковским
властям Бодылин золото продавал скупо. Шнуровые книги с записями
намывов были в распоряжении только самого Бодылина и его главного
доверенного Аксенова. Вот кто бы мог порассказать вам много
любопытного. Но Аксенов умер в сорок втором году, его жена, дочь
Бодылина, тоже умерла в сорок третьем. Об этом я узнал уже после войны
при репатриации в Советский Союз. Тогда меня тоже спрашивали о тех
событиях. Я считал, что эта история уже совсем заглохла. В архиве у
вас, надо думать, исчерпывающие данные о Бодылине...
- Какие там архивы в двадцать первом году! Все на живую нитку. -
Зубцов добродушно засмеялся, а про себя с тревогой прикидывал: не
допустил ли он ошибки, начав с Потаповым разговор. Человек он,
оказывается, осведомленный, и вовсе не исключено, что его папаша тоже
держал на прицеле бодылинский клад...
Зубцов совсем уже собрался домой, но его настиг телефонный
звонок.
- Анатолий? - И само обращение без отчества и голос Орехова
выдавали крайнее волнение. - Я, кажется, вообще уже ничему не удивлюсь
в этом деле. Получил вот спецдонесение из Краснокаменска:
корреспондентка ювелира Никандрова Лебедева А. К. - никто иная, как
Аксенова, она же Бодылина Агния Климентьевна...
- Кто?! Я только что читал свидетельство о ее смерти.
- Ты мне про свидетельство о смерти, а у меня свидетельство о
браке, выданное Центральным райбюро загс города Краснокаменска 15
ноября 1943 года, спустя меньше года после смерти горячо любимого
супруга. Гражданка Аксенова Агния Климентьевна, 1895 года рождения,
вступила в брак с гражданином Лебедевым Валерьяном Васильевичем, 1893
года рождения, приняла фамилию мужа - Лебедева. Так что, друг мой
Толя, в сорок третьем году она успела и умереть и воскреснуть под
другой фамилией.
- Вот это ход конем. Даже Лукьянов поверил...
- А с нами не играют в поддавки. - Орехов вздохнул. - Между
прочим, в Краснокаменске сейчас нет этой дамы.
- А где она? Может быть, у сына?
- Я связался с рудником Октябрьским - не появлялась. Где
находится эта энергичная старушка, не знаю.
И снова Анатолия задержал телефонный звонок.
- Толя, - услыхал он в трубке ликующий голос Федорина. - Кажется,
у меня на столе тот самый символ силы, мудрости, бессмертия и славы, о
котором рассказывал Каширин. Личное бодылинское клеймо!
- Эдик, мне не до розыгрышей, - устало сказал Зубцов.
- Какой там розыгрыш, Толя! Взял я, понимаешь, Игумнова, вышел на
его связи. Два часа назад задержал одного новобранца-желторотика. В
кармане у него слиток. Вернее, обрубок слитка, на нем следы травления
кислотой. Эксперты поколдовали над слитком, сфотографировали
изображение. Явная бодылинская печать.
Нет, новостей, да еще таких, было слишком много даже для Зубцова.
И Анатолий сорвался:
- Товарищ старший лейтенант, сколько раз вам разъяснять, что
такие заключения вправе делать только эксперты. В данном случае
специалисты в области геральдики и граверного дела. А вы обязаны лишь
объективно описать признаки изъятых предметов.
- Виноват, товарищ майор. В протоколе у меня так и записано: у
задержанного изъят обрубок слитка из металла желтого цвета, на слитке
следы травления кислотой. Ставлю вас в известность, что указанный
слиток задержанный, по его словам, случайно приобрел у старушки
интеллигентного вида.
- У кого?
- У старушки интеллигентного вида. Мне кажется, что это
заинтересует вас, товарищ майор.
- Не выламывайся, Эдик! - взмолился Зубцов. - Это для меня такая
услуга... Я сейчас же лечу к тебе.
Игорь Светов вышел из дому в самом радужном настроении. Правда,
мать завела старую песню:
- Опять исчезнешь до утра? Двадцатый год парню, вымахал с
коломенскую версту, а пользы, что от козла молока... Домой заявляешься
только отсыпаться. Федоровна грозилась вчера, заявлю, говорит, как на
этого, на тунеядца. Может, определишься куда? Разносчиком телеграмм
или книжками торговать в метро? Там вон какие лбы торчат, а одеты, как
на картинке...
Спорить с матерью, только время тратить напрасно. И ненадолго у
нее трудовой энтузиазм. Еще когда в школе класс Игоря посылали на
прополку, мать возмущалась: мой сын не трактор, чтобы работать на
пашне.
Он молча оделся, юркнул в кладовушку, где у него фотолаборатория.
Под ванночкой - вещица, завернутая в носовой платок.
В жизни выдаются дни, когда сама судьба идет тебе в руки. Неделю
назад у Игоря был такой день. Судьба подошла к Игорю в образе
чистенькой старушки, улыбнулась жеманно и спросила:
- Юноша, как проехать на проспект Вернадского?
- Спуститесь в метро, минут через пятнадцать будете на проспекте
Вернадского, - сказал Игорь.
Но старушка нагнала его:
- Прошу прощения, а вы случайно не знаете, как покороче добраться
до Вернадского семьдесят пять? Где лучше сойти - на станции
"Университет" или проехать до "Юго-Западной?"
"Какого черта, - возмутился Игорь. - Знает Москву, а
прикидывается. И выламывается не по годам..."
- Случайно не знаю, - буркнул он сердито, но вдруг перехватил
взгляд старушки. Слегка сощурясь, она рассматривала его так испытующе
и тревожно, точно встретила давнего знакомого и теперь силится, но не
может припомнить его.
"Э, дело тут вовсе не в проспекте Вернадского", - сообразил Игорь
и вопросительно взглянул на старушку. Она привстала на цыпочки,
приблизила свое лицо к лицу Игоря и полушепотом задала вопрос, от
которого у парня ноги приросли к асфальту...
Игорь покосился по сторонам, окинул старушку настороженным
взглядом. Благолепная, сухонькая, она была явно не похожа на
переодетого капитана милиции. И заплетающимся языком Игорь осведомился
о количестве и цене товара. Услыхав от нее ответ, он не поверил своим
ушам и подумал, что бабуся разыгрывает его, но уловил ее заискивающий