Страница:
– И ты сохранил свою память? – недоверчиво переспросил ифрит.
– Полностью, – подтвердил я.
– Тебе неимоверно повезло, человек, – задумчиво произнес страж.
– Если повезло один раз, почему бы не повезти еще?
– Хорошо, – решил ифрит. – Что конкретно ты хочешь услышать напоследок?
– Историю твоей жизни.
Я родился.
Вокруг плескались соединившиеся в безумном вихре вожделения, плавящиеся субстанции моих родителей. Я плыл в этом восхитительном, ласкающем кожу, сверкающем океане света и тепла. Снизу меня ласково поддерживали могучие длани моего отца, а сверху бережно прикрывала мать. А в зените – там, где материнская плоть не выдержала напора, – проглядывало багровое небо, исчерченное дымными полосами прошлых любовных безумств моих родителей.
Очень скоро отец, оставив частичку своей огненной плоти в моей колыбели, покинул меня. Да мне уже и не нужна была такая плотная опека. Я быстро рос, попутно исследуя все потаенные уголки моей восхитительной плавящейся купели. У меня появились любимые места. Например, базальтовая плита, на которой я частенько любил отдыхать. Мне казалось, что там меня нежно гладят руки моей матери, а в ушах звучит ласковая колыбельная песня, в которую иногда вплетаются басовитые нотки отцовского голоса. А иногда я нырял вниз и, скользя и кувыркаясь в извивающихся в глубине расплавленных струях, глотал особенно пьянящую здесь кипящую плоть моих родителей…
Очень скоро я познакомился с окружавшими меня соседями. Первый раз выбравшись из моего дома на поверхность Матушки-Земли, я довольно долго, ежась от пронизывающего холодного ветра, который не могли нагреть простиравшиеся в обе стороны от меня многочисленные жилища моих родичей, усердно выбрасывающие в багровые небеса столбы дыма и пара, изучал окружающую обстановку. Вверху мне не понравилось. Уж слишком неуютна и холодна была поверхность плоти моей матери. И, бросившись вниз, в терпеливо ожидающие меня ласковые огненные струи, я поклялся, что никогда не покину такой уютный родной дом.
А потом меня навестил старый и мудрый Коргасы, проживший уже не одну тысячу сезонов в ближнем ко мне высоченном и неприступном доме. Он объяснил, что моя колыбель не вечна и я, если не хочу пойти в приживалы к какому-нибудь родичу, должен ежедневно и ежечасно заботиться о своем доме, неустанно надстраивая его и укрепляя истончающиеся со временем стены. Коргасы показал мне, как использовать тот расплав, в котором мы все жили, как увеличивать или уменьшать давление пьянящих струй глубины, где я частенько пребывал в нирване наслаждения.
А вслед за этим вечно недовольным, безумно древним родичем меня навестила прелестная Мейлисынь. В ее присутствии время летело настолько незаметно, что лишь появлявшийся время от времени Коргасы мог вернуть нас к реальности. Этот старец решительно разгонял нас по своим гнездам и заставлял трудиться не покладая рук, пока кто-нибудь из нас не усыплял его бдительность и мы не сбегали тайком в его мрачный и неприступный замок-дом, где могли опять и опять предаваться безумствам, так свойственным молодости. Коргасы очень скоро вычислил наше тайное место свиданий и с шумом изгнал нас из своего жилища. Тогда мы приспособились встречаться на самой земле, убегая от неусыпного ока древнего старца. Очень скоро Коргасы надоело надзирать за нами, и он махнул рукой на наши безумства, напророчив напоследок, что, ведя подобный образ жизни, мы очень скоро превратимся в бездомных бродяг, шатающихся от жилища к жилищу и униженно просящих тамошних хозяев о ночлеге. А мы, как будто чувствуя, сколь мало времени отпущено нам, продолжали предаваться безумствам, проводя дни и ночи вместе.
Такая идиллия не могла длиться слишком долго.
Однажды утром я лениво плескался в огненной купели, готовя ту консистенцию расплава, что так нравилась моей возлюбленной, и ожидая, когда она с шумом бросится в мои объятия, продрогшая за время, потраченное на дорогу до моего дома. Я особенно любил эти моменты, ласково обнимая и согревая любимую. Но Мейлисынь почему-то необъяснимо долго задерживалась. Я начал с беспокойством поглядывать наверх и, когда уже совсем было решился двинуться на поиски шалуньи, на кромке моего жилища вдруг появилась черная фигура.
В первый момент я даже не понял, кто почтил меня своим присутствием. Но потом вспомнил, как Коргасы рассказывал, что за холодной пустыней, окружающей наши жилища, в местах, совершенно не пригодных для жизни, где плещутся невообразимые массы, проживает странная раса, называющая себя людьми. Именно представитель этой расы и находился у порога моего жилища. Я с любопытством уставился на новое для меня явление.
Незнакомец поманил меня пальцем, насмешливо улыбаясь.
Я решил проучить этого самоуверенного типа и плеснул в него расплавленной струей. Но, к моему изумлению, летящий расплав мгновенно остыл, на меня пахнуло обжигающим холодом, а затем на голову посыпались твердые обломки. Сверху же послышался издевательский хохот. Я нырнул в глубину от бомбардировавших меня обломков и, глотнув порядочное количество расплава, неожиданно вынырнул на поверхность, подняв одновременно огромную волну, которая должна была смыть и сжечь это жалкое существо, посмевшее издеваться надо мной. Однако наверху меня встретил совершенно иной мир. Моя магия вдруг оставила меня, вместо волны получился лишь жалкий шлепок, а с небес обрушился снежный буран. Этот ледяной вихрь в мгновение ока заморозил волнующуюся поверхность моей купели, а я оказался впаянным в застывшую поверхность какой-то окаменелости.
Пришелец спрыгнул на образовавшуюся корку и, с интересом разглядывая меня, неторопливо обошел кругом.
– Довольно молод, – пробурчал он, не обращая ровно никакого внимания на мои отчаянные попытки освободиться. – С тысчонку сезонов точно протянет.
Затем он каким-то образом извлек меня из камня и одним движением руки погрузил в глубокое забытье.
Очнулся я уже посреди пустыни в ненавистной одежде и в промораживающем до самых костей ледяном воздухе. Мое чутье безошибочно подсказало, где находится дом, и я ринулся в ту сторону, сдирая с себя навязанное одеяние. Но лишь только я коснулся халата с намерением содрать его, как меня сковал глубокий паралич, продлившийся до восхода солнца. Повторные попытки избавиться от одежды ни к чему не привели. Тогда я решил добираться до дома в ненавистной одежде. Но и с холма не удалось сойти. Что-то мешало сделать последний шаг. Какая-то стена вырастала в сознании и сковывала дотоле послушное мне тело. Но ничего не мешало мне применять вдруг опять появившуюся магию огня. Я в ярости сжег все в округе, что могло гореть. После этого наступил долгий упадок сил. Хотелось покончить с собой, но и этого мне было не дано. А где-то в глубине тлел ставший таким маленьким огонек моего родного дома, не давая окончательно замерзнуть в этой ледяной пустыне.
Каким-то образом я знал, что моя любимая и еще несколько моих родичей находятся на видневшейся по обе стороны от меня цепочке холмов и что я не должен ни в коем случае пропускать кого бы то ни было через наши холмы.
Я попытался наперекор поработившему меня существу не трогать первую же группу его соплеменников, пытавшихся пройти в глубь пустыни, но этот тип предусмотрел все. Мое тело охватила невыносимая боль, внутренности сковал обжигающий холод, и откуда-то я знал, что мучения будут нарастать и нарастать, но не принесут облегчения в виде смерти. Какое-то время я крепился, провожая затуманившимся взглядом странных существ, но боль в конце концов погасила мой разум… Когда я очнулся, на месте людей осталась лишь оплавленная полоса песка, по краям которой еще дымились какие-то остатки.
С тех пор я уже нес службу исправно, не желая повторения тех адских терзаний. А то, что со временем превратил это в своеобразное развлечение с исполнением последнего желания, так чего не сотворишь со скуки и тоски…
Я встряхнул головой, избавляясь от наваждения. Ощущение, что я – ифрит и только что прожил долгую, долгую жизнь, отступило, прячась в глубине сознания. Но я твердо знал, что никогда не забуду этого странного и упоительного ощущения купания в раскаленной лаве в жерле действующего вулкана. И навсегда в моей душе останется грызущий душу холод, терзающий огненноглазое существо, для которого раскаленная по людским меркам пустыня была ледяным адом.
– Ты так думаешь? – Я с новым интересом взглянул на сидящего передо мной стража.
– Уверен, – заявил ифрит. – Мог бы напоследок хоть пожрать от души или с женщиной встретиться; на худой конец – напиться, чтоб не так страшно было, а ты – поговорить… Нет, право слово, недоумок…
На протяжении монолога разговорившегося ифрита я кинул быстрый взгляд в сторону сидящей неподалеку Мириам. Она чуть заметно отрицательно качнула головой. Это надо было понимать так: джинна все еще не готова.
– Ну, – полыхнул в мою сторону глазами-прожекторами ифрит, – готовься… Другого я бы отправил в следующее странствие по мирам сразу, но ты меня, честное слово, растрогал своим желанием… Давненько не приходилось вспоминать былое…
– Постой, постой, – притормозил я собеседника. – Мое желание еще не кончилось…
– Это как? – взвился чуть не на полметра над землей ифрит. – Историю я тебе рассказал? Значит, все.
– Ты немного подзабыл, как оно выглядело, мое желание…
– Как?
– «Поговорим», – напомнил я. – Или я не прав?
– Прав, – пожал плечами огненный страж, – но мы вроде поговорили.
– Э-э, нет, – возразил ему я. – Если уж ты установил правила, придерживайся их. Иначе тебе перестанут верить на слово не только случайные путники вроде меня, но и твои родичи. Эти холмы тянутся и в ту, и в другую сторону до гор Каф, и не один же ты на них состоишь в стражах?
– Да, – с неохотой признал ифрит. – Здесь немало моих земляков. Но почему же я не прав?
– А потому, что еще не успел поговорить, – ответил я.
– Так ты можешь всю жизнь разговаривать, – не согласился со мной ифрит, – а договоренность была только в отношении моей персоны.
– Я не собираюсь нарушать соглашение, – в свою очередь возразил я. – Хотя и не прочь поговорить о чем-нибудь другом. Мы с тобой продолжим беседу как раз о тебе.
– Не вижу, о чем еще тут можно говорить, – недоуменно вздернул вверх реденькие бровки ифрит.
– Как я понял, ты уже не одну сотню лет охраняешь подходы к сокровищнице?
– Ну да.
– Как часто обычно появлялся в этих местах ее хозяин?
– Ну, один-два раза в десять лет – это точно, – ифрит сморщил лоб в раздумьях. – Да, точно, пару раз в десятилетие появлялся…
– А последний раз ты когда его видел?
– Мне кажется, разговор перешел на моего хозяина, – засомневался ифрит.
– Ты ошибаешься, – я постарался произнести эти слова авторитетным, не допускающим возражений тоном. – Разговор как раз о твоей персоне.
– Ну ладно, – нерешительно произнес ифрит.
– Так когда ты видел хозяина сокровищницы последний раз? – я повторил свой вопрос.
– Да лет сто назад, если не больше, – после некоторого раздумья произнес ифрит.
– Так, может, он того? Дуба дал? – предположил я.
– Ты что?! – замахал на меня руками ифрит. – Такого мага невозможно уничтожить.
– Тогда куда же он делся?
– Мало ли куда? – пожал плечами ифрит. – Миров-то море. Кто его знает, куда может занести такого волшебника?
– Вот и я про то же. – Я проникновенно посмотрел в глаза ифриту. – Разве нельзя допустить, что среди этой прорвы миров нашелся маг или колдун, сила которого поболе, чем у твоего хозяина?
– Ну, не знаю, – протянул ифрит, – может, ты и прав…
– А сейчас мы подходим к главному вопросу нашей беседы, – подытожил я. – Если все так и обстоит, что же заставляет тебя торчать в этом месте?
– А вот что! – Ифрит повернулся ко мне спиной, продемонстрировав пылающую шестилучевую звезду на его красном халате. – Я не могу преодолеть печать и поэтому вынужден служить до конца дней своих.
– Неужели так трудно скинуть этот халат? – удивился я.
– Ты тупой, да? – поинтересовался ифрит. – Сказано же – сам не могу!
– Так попроси кого-нибудь из твоих земляков, – посоветовал я.
– Нет, ты явно тупица, – с горечью констатировал ифрит. – Неужели ты думаешь, что до такой простой вещи мы бы сами за это время не додумались?
– Все равно непонятно: что же вам мешает?
– Пе-ча-ть, – по слогам произнес ифрит. – Ни одно существо, владеющее магией, пока не в состоянии снять печать Сулеймана.
– Почему?
– Да потому, что это был великий волшебник!
– Говоришь, существо, владеющее магией? – переспросил я.
Ифрит подтвердил.
– Дай-ка я попробую, – предложил ему я. – Для меня ваша магия – темный лес. Глядишь, что и получится.
– Ну попробуй, – снисходительно усмехнулся иф-рит. – Не все ли равно, как тебе заканчивать свои дни в этом мире: от моих рук или от печати Сулеймана.
Мириам все еще была не готова. И до братца своего дотянуться тоже не могла. Так что приходилось рисковать. Но в сокровищницу-то я попал легко…
Я подошел к ифриту и с замиранием сердца коснулся его алого одеяния. Ничего не произошло. Тогда я решительно ухватился за верх халата и одним движением сдернул его с огненноглазого стража сокровищницы.
Ифрит некоторое время оторопело переводил взгляд с меня на халат и обратно. Потом это огненное создание рухнуло мне в ноги.
– Ну-ну, – я похлопал по плечу впавшего в полное смятение ифрита. – Не так уж это было и трудно.
– Ты великий волшебник! – Ифрит все еще не смел поднять голову. – Прошу, не уничтожай меня!
Выполнять желания ифрит действительно умел. Воздвигнувшийся из ничего шатер, спасительная и желанная прохлада внутри и, главное, ломившийся от обилия яств и выпивки дастархан…
Ифрит в конце концов преодолел вполне понятную робость перед «великим и ужасным» – сиречь мной – и присоединился к нашему с Мириам пиршеству. Оказалось, в холмах, перекрывавших дорогу к сокровищнице, находились еще двадцать соплеменников нашего огненноглазого хозяина, которых, не спрашивая согласия, бесцеремонно извлекли из вулканов гор Каф и, подчинив, отправили охранять сокровища. Я сделал зарубку в памяти: при случае отплатить братцу Мириам той же монетой. Он не мог не знать, что на обратном пути мне предстояло столкнуться с такой безжалостной стражей, ведь только благодаря нелепой и счастливой случайности мне удалось остаться в живых. Перефразируя поговорку: гора с горой не сходятся, а человек с джинном где-нибудь обязательно перехлестнутся… Надеюсь, мне удастся заставить этого джинна-мальчонку испытать то же, что довелось мне.
– Почтеннейший, – робкий голос ифрита оторвал меня от мыслей о мщении.
Я с интересом посмотрел на нового знакомца. До чего же меняет (чуть не сказал – человека) любое существо страх перед силой. Вот и этот, недавно такой надменный и грозный, ифрит готов мне ноги лизать. Никогда не любил подобострастия – может, из-за этого и не сделал карьеры в своем мире, – как многие однокашники. Комсомольцы-добровольцы, твою мать… Лизоблюды хреновы… Зато сейчас состоят на руководящих постах в банках и при новой «демократической» власти. Учат народ, какой привольной будет жизнь при капитализме с человеческим лицом…
– Да? – Я заметил, что ифрит напряженно смотрит мне в глаза. – Извини, задумался…
– Я хотел спросить… – начал ифрит и замер.
– Да не пугайся ты, мил-человек, – подбодрил я собеседника. – Кстати, как тебя звать-то?
– Жормангасы, – произнес ифрит.
– Жорман… как? – Я не смог с первого раза выговорить непривычное словосочетание.
– Жормангасы, – терпеливо повторил собеседник.
– Так сразу и не выговоришь, – я покачал головой. – Ты не против, если я немного сокращу твое имя?
Ифрит отрицательно помотал головой. Я усмехнулся про себя. Еще бы он был против! Ну пусть хоть так расплатится за тот страх, что нагнал на меня давеча.
– Жора, – произнес я. – Отныне я тебя буду звать этим именем. Идет? Ифрит молча кивнул.
– А меня – Максим. И никаких титулов по отношению ко мне не прибавляй. Не привык я к этому. Ифрит опять с готовностью кивнул.
– Так что ты собирался у меня спросить?
– Я насчет своих соплеменников, – взглянул на меня ифрит Жора. – Им как быть?
– Понятия не имею, – я пожал плечами. – А в чем, собственно, дело?
– Караулить дорогу или нет? – выдал, видимо, сокровенный вопрос Жора.
– А что ты у меня спрашиваешь? Пусть они сами решают.
– Они давно уже решили, – уныло произнес Жора. – А как быть с печатью?
– Это ты по поводу своего шикарного халата с клеймом? кивнул я в сторону красной кучки неподалеку от входа.
– Ну да.
– О чем вопрос, кореш? Пусть подходят – я освобожу их от этой одежки. Если это единственное, что стоит на их пути к счастью…
Не успел я договорить, как ифрит Жора вспыхнул от радости и немедля вымелся из шатра.
– Куда это он? – лениво спросила Мириам, лежащая в глубине шатра на шелковых подушках в компании с украшенным серебряной насечкой кальяном.
– Наверное, бросился к своим родственникам.
– Зачем?
– Ты не слышала, о чем мы только что говорили? – удивился я.
– Нет, – все так же лениво ответствовала джинна. – У меня было более приятное занятие, чем вникать в твою болтовню с неграмотным ифритом из захолустья.
Она в очередной раз затянулась, и по шатру поплыл сладковатый запах гашиша.
– Смотри не переусердствуй, – предупредил ее я, вспомнив свое знакомство с этим наркотиком.
– Не переживай, – расслабленно махнула рукой Мириам. – Слишком долгое время я была лишена этих маленьких жизненных радостей…
– Лучше бы напряглась по поводу магии, – предложил я ей.
– А зачем? – усмехнулась джинна. – Тебе достаточно толково прислуживает этот ифрит… да и блокировка, оказывается, еще работает.
– Тогда как понимать все это? – Я обвел рукой шатер.
– Так то ж ифритово владение, – пояснила Мириам. – Хозяин сокровищницы оставил своим стражам магические способности. Иначе как бы они смогли сберечь его добро?
– И ты, значит, еще ничего не можешь?
– Как это «ничего»? – оживилась Мириам. – Иди-ка сюда. Ты еще и десятой доли не видел того, что я могу, – она мечтательно вздохнула, – а уж в такой обстановке мы с тобой развернемся на славу…
– Но-но, – я на всякий случай отодвинулся подальше от этой ненасытной женщины. – Я имел в виду магию.
– Не-а, – с легкостью призналась джинна, – вот выйдем к побережью, может, тогда…
Она повернулась на бок и уставилась на меня с бесстыжей улыбкой:
– Так как насчет того, чтобы немного подучить тебя?
– Никак, – прервал я ее поползновения. – Сейчас здесь соберутся все окрестные ифриты.
– Клясться тебе в вечной верности? – поинтересовалась джинна.
– Наоборот. Это я их буду лишать верности.
– А я было подумала – невинности, – съехидничала Мириам. – Ифритки очень привлекательны. Только смотри – не обожгись. После тебе одна дорога – в гарем на должность евнуха.
Раздеть собравшихся земляков ифрита Жоры не составило большого труда. Их на самом деле оказалось двадцать боевых единиц, причем женского полу было где-то чуть больше, чем мужского. Вот с ними пришлось несколько труднее. Ифритки действительно были чертовски привлекательны, с изумительными фигурками, и только предостережение Мириам остановило меня от более близкого общения с представительницами этой расы. Но, когда я содрал одежду с последней ифритки, а великий Сулейман не сильно разнообразил подчиненных экипировкой и обрядил всех в одинаковые ярко-красные халаты, я был порядком на взводе. Согласитесь, не каждый день выпадает раздеть подряд столько женщин.
А потом мы наблюдали в наступающих сумерках массовый исход ифритов с боевого поста. Красные фигурки хлынули с нашего холма и двинулись каждый к своему огненному жилищу на границе этого мира. Очень скоро от них остались только все уменьшающиеся ярко-красные искорки, которые быстро растворились в ночи.
Я повернулся к замершему рядом со мной ифриту Жоре:
– А ты чего медлишь? Или тебе нужно особое приглашение?
– Нет, – замялся ифрит. – Но разве я не остаюсь у тебя в услужении?
– Мне не нужны слуги. Можешь отправляться за своими земляками. Тем более я заметил среди них одну прелестную куколку, которая глаз с тебя не сводила.
– Спасибо. – Жора сделал попытку рухнуть на колени, но я его притормозил.
– Ты забыл, о чем мы договорились?! – Я грозно нахмурил брови.
– Нет, нет, – затряс головой ифрит.
– Так иди. Тебя там ждут.
Он сделал шаг с холма и в нерешительности остановился. Потом повернулся к нам и произнес:
– Если тебе когда-либо понадобится моя помощь, разожги огонь и позови меня. Я приду.
С этими словами наш огненный знакомый стремительно двинулся по направлению к невидимым горам Каф.
– Зря ты их отпустил, – скептически оценила результат моих трудов Мириам. – С такой силой ты без труда завоевал бы любое царство.
– Я сюда не с захватническими целями явился, – усмехнулся я. – Ну, раз все дела на сегодня переделаны… что ты там говорила давеча об учебе?
– Не мешало бы и кое-кому из присутствующих показать свое владение магией, – предложил я альтернативный вариант, чем вызвал бурю неуправляемых эмоций со стороны моей спутницы.
Я спокойно позавтракал остатками вчерашнего изобилия, пока Мириам изощрялась в отношении меня лично и моего генеалогического древа, а когда, как выражается один известный поэт, «и женщина, как буря, улеглась», предложил обсудить планы на грядущий день.
– Какие могут быть планы? – опять взъярилась джинна. – Топай и топай, пока не хватит солнечный удар! А могли бы с комфортом добраться, не будь ты таким олухом!
Анализируя эпитеты, которые довелось мне услышать в это утро, я пришел к выводу, что Мириам за свою достаточно длинную жизнь вращалась исключительно в той прослойке населения, у которой постоянные нелады с законом. Что ж, у кого какие вкусы! Хотя мне казалось, обладай я теми возможностями, что продемонстрировал мне братец джинны и пока еще только декларировала сама Мириам, я бы выбрал более светское общество. Грубые удовольствия, конечно, иногда необходимы, но быстро приедаются.
Ну а что касается ифритов… Мне, честно говоря, было сильно не по себе находиться рядом с существами, внутри которых явственно клокотал первозданный огонь. То, что мне случайно удалось избавить их от многовековой кабалы, еще ничего не значило. Кто знает этих огненноглазых, что у них на уме! Покрутись они рядом с нами немного, и кому-нибудь вполне могло прийти в голову, что джинна абсолютно ни на что не способна, а освободивший их пришелец – обыкновенный человечишка, а не могучий волшебник… Уж лучше не рисковать. Разошлись без эксцессов – и на том спасибо.
Естественно, Мириам я не стал поверять свои умозаключения, чтобы не вызвать на свою голову новый водопад нелестных сравнений.
А море, как сообщил мне на прощание ифрит Жора, находилось относительно недалеко. Надо было лишь взойти на плоскогорье, начинавшееся сразу за сторожевой цепью холмов, и перевалить горную цепь. На все про все я отводил пару суток. Не сахарные, как-нибудь дойдем без весьма сомнительной помощи ифритов. И вообще, за время, проведенное в этом мире, я твердо усвоил одну вещь: раз уж мне так везет на встречи с неординарными личностями местной Ойкумены, не надо пытаться продлевать знакомство сверх положенного. Пообщался, остался в живых, и ладно.
Наконец, собрав остатки пищи и вина, синтезированных прошлым вечером ифритом, мы тронулись в путь под непрекращающийся ропот недовольства со стороны женской половины. Но очень скоро солнце и выматывающий затяжной подъем заставили Мириам прекратить словоблудие и полностью сосредоточиться на дороге. Где-то ближе к закату мы пересекли пустынную и бесплодную местность и подошли к горной цепи, отделяющей нас от Внутреннего моря. Предгорье по сравнению с пустыней Бесплодных земель и пройденным плоскогорьем прямо-таки изобиловало жизнью. В многочисленных впадинах сверкала вода, собирающаяся в этих местах от редких родников, пробивавших себе дорогу среди ущелий, заросших низенькой серебристой джудой, беловато-желтые цветы которой наполняли окрестности нежным ароматом. По камням сновали зеленые и серые ящерицы, не обращавшие на нас никакого внимания, в воздухе стоял гул от многочисленных насекомых. Я сразу разделся и погрузился в первое же озерко, встретившееся на нашем пути. Мириам некоторое время с независимым видом восседала на берегу, но потом тоже не выдержала и полезла в воду.
– Полностью, – подтвердил я.
– Тебе неимоверно повезло, человек, – задумчиво произнес страж.
– Если повезло один раз, почему бы не повезти еще?
– Хорошо, – решил ифрит. – Что конкретно ты хочешь услышать напоследок?
– Историю твоей жизни.
* * *
Отец-Огонь воссоединился с Матерью-Землей. Она застонала, прогнувшись от наслаждения. Ее плоть бурлила и плавилась, соединяясь с алчущей огненной стихией. Напор был так велик, что Земля была не в силах удержать его в своих недрах. В какой-то момент содрогающийся холм лопнул, и по его склонам потекла ликующая плоть Отца-Огня.Я родился.
Вокруг плескались соединившиеся в безумном вихре вожделения, плавящиеся субстанции моих родителей. Я плыл в этом восхитительном, ласкающем кожу, сверкающем океане света и тепла. Снизу меня ласково поддерживали могучие длани моего отца, а сверху бережно прикрывала мать. А в зените – там, где материнская плоть не выдержала напора, – проглядывало багровое небо, исчерченное дымными полосами прошлых любовных безумств моих родителей.
Очень скоро отец, оставив частичку своей огненной плоти в моей колыбели, покинул меня. Да мне уже и не нужна была такая плотная опека. Я быстро рос, попутно исследуя все потаенные уголки моей восхитительной плавящейся купели. У меня появились любимые места. Например, базальтовая плита, на которой я частенько любил отдыхать. Мне казалось, что там меня нежно гладят руки моей матери, а в ушах звучит ласковая колыбельная песня, в которую иногда вплетаются басовитые нотки отцовского голоса. А иногда я нырял вниз и, скользя и кувыркаясь в извивающихся в глубине расплавленных струях, глотал особенно пьянящую здесь кипящую плоть моих родителей…
Очень скоро я познакомился с окружавшими меня соседями. Первый раз выбравшись из моего дома на поверхность Матушки-Земли, я довольно долго, ежась от пронизывающего холодного ветра, который не могли нагреть простиравшиеся в обе стороны от меня многочисленные жилища моих родичей, усердно выбрасывающие в багровые небеса столбы дыма и пара, изучал окружающую обстановку. Вверху мне не понравилось. Уж слишком неуютна и холодна была поверхность плоти моей матери. И, бросившись вниз, в терпеливо ожидающие меня ласковые огненные струи, я поклялся, что никогда не покину такой уютный родной дом.
А потом меня навестил старый и мудрый Коргасы, проживший уже не одну тысячу сезонов в ближнем ко мне высоченном и неприступном доме. Он объяснил, что моя колыбель не вечна и я, если не хочу пойти в приживалы к какому-нибудь родичу, должен ежедневно и ежечасно заботиться о своем доме, неустанно надстраивая его и укрепляя истончающиеся со временем стены. Коргасы показал мне, как использовать тот расплав, в котором мы все жили, как увеличивать или уменьшать давление пьянящих струй глубины, где я частенько пребывал в нирване наслаждения.
А вслед за этим вечно недовольным, безумно древним родичем меня навестила прелестная Мейлисынь. В ее присутствии время летело настолько незаметно, что лишь появлявшийся время от времени Коргасы мог вернуть нас к реальности. Этот старец решительно разгонял нас по своим гнездам и заставлял трудиться не покладая рук, пока кто-нибудь из нас не усыплял его бдительность и мы не сбегали тайком в его мрачный и неприступный замок-дом, где могли опять и опять предаваться безумствам, так свойственным молодости. Коргасы очень скоро вычислил наше тайное место свиданий и с шумом изгнал нас из своего жилища. Тогда мы приспособились встречаться на самой земле, убегая от неусыпного ока древнего старца. Очень скоро Коргасы надоело надзирать за нами, и он махнул рукой на наши безумства, напророчив напоследок, что, ведя подобный образ жизни, мы очень скоро превратимся в бездомных бродяг, шатающихся от жилища к жилищу и униженно просящих тамошних хозяев о ночлеге. А мы, как будто чувствуя, сколь мало времени отпущено нам, продолжали предаваться безумствам, проводя дни и ночи вместе.
Такая идиллия не могла длиться слишком долго.
Однажды утром я лениво плескался в огненной купели, готовя ту консистенцию расплава, что так нравилась моей возлюбленной, и ожидая, когда она с шумом бросится в мои объятия, продрогшая за время, потраченное на дорогу до моего дома. Я особенно любил эти моменты, ласково обнимая и согревая любимую. Но Мейлисынь почему-то необъяснимо долго задерживалась. Я начал с беспокойством поглядывать наверх и, когда уже совсем было решился двинуться на поиски шалуньи, на кромке моего жилища вдруг появилась черная фигура.
В первый момент я даже не понял, кто почтил меня своим присутствием. Но потом вспомнил, как Коргасы рассказывал, что за холодной пустыней, окружающей наши жилища, в местах, совершенно не пригодных для жизни, где плещутся невообразимые массы, проживает странная раса, называющая себя людьми. Именно представитель этой расы и находился у порога моего жилища. Я с любопытством уставился на новое для меня явление.
Незнакомец поманил меня пальцем, насмешливо улыбаясь.
Я решил проучить этого самоуверенного типа и плеснул в него расплавленной струей. Но, к моему изумлению, летящий расплав мгновенно остыл, на меня пахнуло обжигающим холодом, а затем на голову посыпались твердые обломки. Сверху же послышался издевательский хохот. Я нырнул в глубину от бомбардировавших меня обломков и, глотнув порядочное количество расплава, неожиданно вынырнул на поверхность, подняв одновременно огромную волну, которая должна была смыть и сжечь это жалкое существо, посмевшее издеваться надо мной. Однако наверху меня встретил совершенно иной мир. Моя магия вдруг оставила меня, вместо волны получился лишь жалкий шлепок, а с небес обрушился снежный буран. Этот ледяной вихрь в мгновение ока заморозил волнующуюся поверхность моей купели, а я оказался впаянным в застывшую поверхность какой-то окаменелости.
Пришелец спрыгнул на образовавшуюся корку и, с интересом разглядывая меня, неторопливо обошел кругом.
– Довольно молод, – пробурчал он, не обращая ровно никакого внимания на мои отчаянные попытки освободиться. – С тысчонку сезонов точно протянет.
Затем он каким-то образом извлек меня из камня и одним движением руки погрузил в глубокое забытье.
Очнулся я уже посреди пустыни в ненавистной одежде и в промораживающем до самых костей ледяном воздухе. Мое чутье безошибочно подсказало, где находится дом, и я ринулся в ту сторону, сдирая с себя навязанное одеяние. Но лишь только я коснулся халата с намерением содрать его, как меня сковал глубокий паралич, продлившийся до восхода солнца. Повторные попытки избавиться от одежды ни к чему не привели. Тогда я решил добираться до дома в ненавистной одежде. Но и с холма не удалось сойти. Что-то мешало сделать последний шаг. Какая-то стена вырастала в сознании и сковывала дотоле послушное мне тело. Но ничего не мешало мне применять вдруг опять появившуюся магию огня. Я в ярости сжег все в округе, что могло гореть. После этого наступил долгий упадок сил. Хотелось покончить с собой, но и этого мне было не дано. А где-то в глубине тлел ставший таким маленьким огонек моего родного дома, не давая окончательно замерзнуть в этой ледяной пустыне.
Каким-то образом я знал, что моя любимая и еще несколько моих родичей находятся на видневшейся по обе стороны от меня цепочке холмов и что я не должен ни в коем случае пропускать кого бы то ни было через наши холмы.
Я попытался наперекор поработившему меня существу не трогать первую же группу его соплеменников, пытавшихся пройти в глубь пустыни, но этот тип предусмотрел все. Мое тело охватила невыносимая боль, внутренности сковал обжигающий холод, и откуда-то я знал, что мучения будут нарастать и нарастать, но не принесут облегчения в виде смерти. Какое-то время я крепился, провожая затуманившимся взглядом странных существ, но боль в конце концов погасила мой разум… Когда я очнулся, на месте людей осталась лишь оплавленная полоса песка, по краям которой еще дымились какие-то остатки.
С тех пор я уже нес службу исправно, не желая повторения тех адских терзаний. А то, что со временем превратил это в своеобразное развлечение с исполнением последнего желания, так чего не сотворишь со скуки и тоски…
* * *
– Вот и все, пришелец, – усмехнулся ифрит. – И, сдается мне, ты впустую потратил свое последнее желание.Я встряхнул головой, избавляясь от наваждения. Ощущение, что я – ифрит и только что прожил долгую, долгую жизнь, отступило, прячась в глубине сознания. Но я твердо знал, что никогда не забуду этого странного и упоительного ощущения купания в раскаленной лаве в жерле действующего вулкана. И навсегда в моей душе останется грызущий душу холод, терзающий огненноглазое существо, для которого раскаленная по людским меркам пустыня была ледяным адом.
– Ты так думаешь? – Я с новым интересом взглянул на сидящего передо мной стража.
– Уверен, – заявил ифрит. – Мог бы напоследок хоть пожрать от души или с женщиной встретиться; на худой конец – напиться, чтоб не так страшно было, а ты – поговорить… Нет, право слово, недоумок…
На протяжении монолога разговорившегося ифрита я кинул быстрый взгляд в сторону сидящей неподалеку Мириам. Она чуть заметно отрицательно качнула головой. Это надо было понимать так: джинна все еще не готова.
– Ну, – полыхнул в мою сторону глазами-прожекторами ифрит, – готовься… Другого я бы отправил в следующее странствие по мирам сразу, но ты меня, честное слово, растрогал своим желанием… Давненько не приходилось вспоминать былое…
– Постой, постой, – притормозил я собеседника. – Мое желание еще не кончилось…
– Это как? – взвился чуть не на полметра над землей ифрит. – Историю я тебе рассказал? Значит, все.
– Ты немного подзабыл, как оно выглядело, мое желание…
– Как?
– «Поговорим», – напомнил я. – Или я не прав?
– Прав, – пожал плечами огненный страж, – но мы вроде поговорили.
– Э-э, нет, – возразил ему я. – Если уж ты установил правила, придерживайся их. Иначе тебе перестанут верить на слово не только случайные путники вроде меня, но и твои родичи. Эти холмы тянутся и в ту, и в другую сторону до гор Каф, и не один же ты на них состоишь в стражах?
– Да, – с неохотой признал ифрит. – Здесь немало моих земляков. Но почему же я не прав?
– А потому, что еще не успел поговорить, – ответил я.
– Так ты можешь всю жизнь разговаривать, – не согласился со мной ифрит, – а договоренность была только в отношении моей персоны.
– Я не собираюсь нарушать соглашение, – в свою очередь возразил я. – Хотя и не прочь поговорить о чем-нибудь другом. Мы с тобой продолжим беседу как раз о тебе.
– Не вижу, о чем еще тут можно говорить, – недоуменно вздернул вверх реденькие бровки ифрит.
– Как я понял, ты уже не одну сотню лет охраняешь подходы к сокровищнице?
– Ну да.
– Как часто обычно появлялся в этих местах ее хозяин?
– Ну, один-два раза в десять лет – это точно, – ифрит сморщил лоб в раздумьях. – Да, точно, пару раз в десятилетие появлялся…
– А последний раз ты когда его видел?
– Мне кажется, разговор перешел на моего хозяина, – засомневался ифрит.
– Ты ошибаешься, – я постарался произнести эти слова авторитетным, не допускающим возражений тоном. – Разговор как раз о твоей персоне.
– Ну ладно, – нерешительно произнес ифрит.
– Так когда ты видел хозяина сокровищницы последний раз? – я повторил свой вопрос.
– Да лет сто назад, если не больше, – после некоторого раздумья произнес ифрит.
– Так, может, он того? Дуба дал? – предположил я.
– Ты что?! – замахал на меня руками ифрит. – Такого мага невозможно уничтожить.
– Тогда куда же он делся?
– Мало ли куда? – пожал плечами ифрит. – Миров-то море. Кто его знает, куда может занести такого волшебника?
– Вот и я про то же. – Я проникновенно посмотрел в глаза ифриту. – Разве нельзя допустить, что среди этой прорвы миров нашелся маг или колдун, сила которого поболе, чем у твоего хозяина?
– Ну, не знаю, – протянул ифрит, – может, ты и прав…
– А сейчас мы подходим к главному вопросу нашей беседы, – подытожил я. – Если все так и обстоит, что же заставляет тебя торчать в этом месте?
– А вот что! – Ифрит повернулся ко мне спиной, продемонстрировав пылающую шестилучевую звезду на его красном халате. – Я не могу преодолеть печать и поэтому вынужден служить до конца дней своих.
– Неужели так трудно скинуть этот халат? – удивился я.
– Ты тупой, да? – поинтересовался ифрит. – Сказано же – сам не могу!
– Так попроси кого-нибудь из твоих земляков, – посоветовал я.
– Нет, ты явно тупица, – с горечью констатировал ифрит. – Неужели ты думаешь, что до такой простой вещи мы бы сами за это время не додумались?
– Все равно непонятно: что же вам мешает?
– Пе-ча-ть, – по слогам произнес ифрит. – Ни одно существо, владеющее магией, пока не в состоянии снять печать Сулеймана.
– Почему?
– Да потому, что это был великий волшебник!
– Говоришь, существо, владеющее магией? – переспросил я.
Ифрит подтвердил.
– Дай-ка я попробую, – предложил ему я. – Для меня ваша магия – темный лес. Глядишь, что и получится.
– Ну попробуй, – снисходительно усмехнулся иф-рит. – Не все ли равно, как тебе заканчивать свои дни в этом мире: от моих рук или от печати Сулеймана.
Мириам все еще была не готова. И до братца своего дотянуться тоже не могла. Так что приходилось рисковать. Но в сокровищницу-то я попал легко…
Я подошел к ифриту и с замиранием сердца коснулся его алого одеяния. Ничего не произошло. Тогда я решительно ухватился за верх халата и одним движением сдернул его с огненноглазого стража сокровищницы.
Ифрит некоторое время оторопело переводил взгляд с меня на халат и обратно. Потом это огненное создание рухнуло мне в ноги.
– Ну-ну, – я похлопал по плечу впавшего в полное смятение ифрита. – Не так уж это было и трудно.
– Ты великий волшебник! – Ифрит все еще не смел поднять голову. – Прошу, не уничтожай меня!
Выполнять желания ифрит действительно умел. Воздвигнувшийся из ничего шатер, спасительная и желанная прохлада внутри и, главное, ломившийся от обилия яств и выпивки дастархан…
Ифрит в конце концов преодолел вполне понятную робость перед «великим и ужасным» – сиречь мной – и присоединился к нашему с Мириам пиршеству. Оказалось, в холмах, перекрывавших дорогу к сокровищнице, находились еще двадцать соплеменников нашего огненноглазого хозяина, которых, не спрашивая согласия, бесцеремонно извлекли из вулканов гор Каф и, подчинив, отправили охранять сокровища. Я сделал зарубку в памяти: при случае отплатить братцу Мириам той же монетой. Он не мог не знать, что на обратном пути мне предстояло столкнуться с такой безжалостной стражей, ведь только благодаря нелепой и счастливой случайности мне удалось остаться в живых. Перефразируя поговорку: гора с горой не сходятся, а человек с джинном где-нибудь обязательно перехлестнутся… Надеюсь, мне удастся заставить этого джинна-мальчонку испытать то же, что довелось мне.
– Почтеннейший, – робкий голос ифрита оторвал меня от мыслей о мщении.
Я с интересом посмотрел на нового знакомца. До чего же меняет (чуть не сказал – человека) любое существо страх перед силой. Вот и этот, недавно такой надменный и грозный, ифрит готов мне ноги лизать. Никогда не любил подобострастия – может, из-за этого и не сделал карьеры в своем мире, – как многие однокашники. Комсомольцы-добровольцы, твою мать… Лизоблюды хреновы… Зато сейчас состоят на руководящих постах в банках и при новой «демократической» власти. Учат народ, какой привольной будет жизнь при капитализме с человеческим лицом…
– Да? – Я заметил, что ифрит напряженно смотрит мне в глаза. – Извини, задумался…
– Я хотел спросить… – начал ифрит и замер.
– Да не пугайся ты, мил-человек, – подбодрил я собеседника. – Кстати, как тебя звать-то?
– Жормангасы, – произнес ифрит.
– Жорман… как? – Я не смог с первого раза выговорить непривычное словосочетание.
– Жормангасы, – терпеливо повторил собеседник.
– Так сразу и не выговоришь, – я покачал головой. – Ты не против, если я немного сокращу твое имя?
Ифрит отрицательно помотал головой. Я усмехнулся про себя. Еще бы он был против! Ну пусть хоть так расплатится за тот страх, что нагнал на меня давеча.
– Жора, – произнес я. – Отныне я тебя буду звать этим именем. Идет? Ифрит молча кивнул.
– А меня – Максим. И никаких титулов по отношению ко мне не прибавляй. Не привык я к этому. Ифрит опять с готовностью кивнул.
– Так что ты собирался у меня спросить?
– Я насчет своих соплеменников, – взглянул на меня ифрит Жора. – Им как быть?
– Понятия не имею, – я пожал плечами. – А в чем, собственно, дело?
– Караулить дорогу или нет? – выдал, видимо, сокровенный вопрос Жора.
– А что ты у меня спрашиваешь? Пусть они сами решают.
– Они давно уже решили, – уныло произнес Жора. – А как быть с печатью?
– Это ты по поводу своего шикарного халата с клеймом? кивнул я в сторону красной кучки неподалеку от входа.
– Ну да.
– О чем вопрос, кореш? Пусть подходят – я освобожу их от этой одежки. Если это единственное, что стоит на их пути к счастью…
Не успел я договорить, как ифрит Жора вспыхнул от радости и немедля вымелся из шатра.
– Куда это он? – лениво спросила Мириам, лежащая в глубине шатра на шелковых подушках в компании с украшенным серебряной насечкой кальяном.
– Наверное, бросился к своим родственникам.
– Зачем?
– Ты не слышала, о чем мы только что говорили? – удивился я.
– Нет, – все так же лениво ответствовала джинна. – У меня было более приятное занятие, чем вникать в твою болтовню с неграмотным ифритом из захолустья.
Она в очередной раз затянулась, и по шатру поплыл сладковатый запах гашиша.
– Смотри не переусердствуй, – предупредил ее я, вспомнив свое знакомство с этим наркотиком.
– Не переживай, – расслабленно махнула рукой Мириам. – Слишком долгое время я была лишена этих маленьких жизненных радостей…
– Лучше бы напряглась по поводу магии, – предложил я ей.
– А зачем? – усмехнулась джинна. – Тебе достаточно толково прислуживает этот ифрит… да и блокировка, оказывается, еще работает.
– Тогда как понимать все это? – Я обвел рукой шатер.
– Так то ж ифритово владение, – пояснила Мириам. – Хозяин сокровищницы оставил своим стражам магические способности. Иначе как бы они смогли сберечь его добро?
– И ты, значит, еще ничего не можешь?
– Как это «ничего»? – оживилась Мириам. – Иди-ка сюда. Ты еще и десятой доли не видел того, что я могу, – она мечтательно вздохнула, – а уж в такой обстановке мы с тобой развернемся на славу…
– Но-но, – я на всякий случай отодвинулся подальше от этой ненасытной женщины. – Я имел в виду магию.
– Не-а, – с легкостью призналась джинна, – вот выйдем к побережью, может, тогда…
Она повернулась на бок и уставилась на меня с бесстыжей улыбкой:
– Так как насчет того, чтобы немного подучить тебя?
– Никак, – прервал я ее поползновения. – Сейчас здесь соберутся все окрестные ифриты.
– Клясться тебе в вечной верности? – поинтересовалась джинна.
– Наоборот. Это я их буду лишать верности.
– А я было подумала – невинности, – съехидничала Мириам. – Ифритки очень привлекательны. Только смотри – не обожгись. После тебе одна дорога – в гарем на должность евнуха.
Раздеть собравшихся земляков ифрита Жоры не составило большого труда. Их на самом деле оказалось двадцать боевых единиц, причем женского полу было где-то чуть больше, чем мужского. Вот с ними пришлось несколько труднее. Ифритки действительно были чертовски привлекательны, с изумительными фигурками, и только предостережение Мириам остановило меня от более близкого общения с представительницами этой расы. Но, когда я содрал одежду с последней ифритки, а великий Сулейман не сильно разнообразил подчиненных экипировкой и обрядил всех в одинаковые ярко-красные халаты, я был порядком на взводе. Согласитесь, не каждый день выпадает раздеть подряд столько женщин.
А потом мы наблюдали в наступающих сумерках массовый исход ифритов с боевого поста. Красные фигурки хлынули с нашего холма и двинулись каждый к своему огненному жилищу на границе этого мира. Очень скоро от них остались только все уменьшающиеся ярко-красные искорки, которые быстро растворились в ночи.
Я повернулся к замершему рядом со мной ифриту Жоре:
– А ты чего медлишь? Или тебе нужно особое приглашение?
– Нет, – замялся ифрит. – Но разве я не остаюсь у тебя в услужении?
– Мне не нужны слуги. Можешь отправляться за своими земляками. Тем более я заметил среди них одну прелестную куколку, которая глаз с тебя не сводила.
– Спасибо. – Жора сделал попытку рухнуть на колени, но я его притормозил.
– Ты забыл, о чем мы договорились?! – Я грозно нахмурил брови.
– Нет, нет, – затряс головой ифрит.
– Так иди. Тебя там ждут.
Он сделал шаг с холма и в нерешительности остановился. Потом повернулся к нам и произнес:
– Если тебе когда-либо понадобится моя помощь, разожги огонь и позови меня. Я приду.
С этими словами наш огненный знакомый стремительно двинулся по направлению к невидимым горам Каф.
– Зря ты их отпустил, – скептически оценила результат моих трудов Мириам. – С такой силой ты без труда завоевал бы любое царство.
– Я сюда не с захватническими целями явился, – усмехнулся я. – Ну, раз все дела на сегодня переделаны… что ты там говорила давеча об учебе?
* * *
– Ты бы хоть заставил этих огненных дармоедов доставить нас на морское побережье, – такими словами приветствовала меня Мириам на следующее утро.– Не мешало бы и кое-кому из присутствующих показать свое владение магией, – предложил я альтернативный вариант, чем вызвал бурю неуправляемых эмоций со стороны моей спутницы.
Я спокойно позавтракал остатками вчерашнего изобилия, пока Мириам изощрялась в отношении меня лично и моего генеалогического древа, а когда, как выражается один известный поэт, «и женщина, как буря, улеглась», предложил обсудить планы на грядущий день.
– Какие могут быть планы? – опять взъярилась джинна. – Топай и топай, пока не хватит солнечный удар! А могли бы с комфортом добраться, не будь ты таким олухом!
Анализируя эпитеты, которые довелось мне услышать в это утро, я пришел к выводу, что Мириам за свою достаточно длинную жизнь вращалась исключительно в той прослойке населения, у которой постоянные нелады с законом. Что ж, у кого какие вкусы! Хотя мне казалось, обладай я теми возможностями, что продемонстрировал мне братец джинны и пока еще только декларировала сама Мириам, я бы выбрал более светское общество. Грубые удовольствия, конечно, иногда необходимы, но быстро приедаются.
Ну а что касается ифритов… Мне, честно говоря, было сильно не по себе находиться рядом с существами, внутри которых явственно клокотал первозданный огонь. То, что мне случайно удалось избавить их от многовековой кабалы, еще ничего не значило. Кто знает этих огненноглазых, что у них на уме! Покрутись они рядом с нами немного, и кому-нибудь вполне могло прийти в голову, что джинна абсолютно ни на что не способна, а освободивший их пришелец – обыкновенный человечишка, а не могучий волшебник… Уж лучше не рисковать. Разошлись без эксцессов – и на том спасибо.
Естественно, Мириам я не стал поверять свои умозаключения, чтобы не вызвать на свою голову новый водопад нелестных сравнений.
А море, как сообщил мне на прощание ифрит Жора, находилось относительно недалеко. Надо было лишь взойти на плоскогорье, начинавшееся сразу за сторожевой цепью холмов, и перевалить горную цепь. На все про все я отводил пару суток. Не сахарные, как-нибудь дойдем без весьма сомнительной помощи ифритов. И вообще, за время, проведенное в этом мире, я твердо усвоил одну вещь: раз уж мне так везет на встречи с неординарными личностями местной Ойкумены, не надо пытаться продлевать знакомство сверх положенного. Пообщался, остался в живых, и ладно.
Наконец, собрав остатки пищи и вина, синтезированных прошлым вечером ифритом, мы тронулись в путь под непрекращающийся ропот недовольства со стороны женской половины. Но очень скоро солнце и выматывающий затяжной подъем заставили Мириам прекратить словоблудие и полностью сосредоточиться на дороге. Где-то ближе к закату мы пересекли пустынную и бесплодную местность и подошли к горной цепи, отделяющей нас от Внутреннего моря. Предгорье по сравнению с пустыней Бесплодных земель и пройденным плоскогорьем прямо-таки изобиловало жизнью. В многочисленных впадинах сверкала вода, собирающаяся в этих местах от редких родников, пробивавших себе дорогу среди ущелий, заросших низенькой серебристой джудой, беловато-желтые цветы которой наполняли окрестности нежным ароматом. По камням сновали зеленые и серые ящерицы, не обращавшие на нас никакого внимания, в воздухе стоял гул от многочисленных насекомых. Я сразу разделся и погрузился в первое же озерко, встретившееся на нашем пути. Мириам некоторое время с независимым видом восседала на берегу, но потом тоже не выдержала и полезла в воду.