Страница:
Растительность постепенно сменилась. Почти высохшие красные лопухи дикорастущего ревеня, лепившиеся в каждой более-менее подходящей для укоренения щели, сошли на нет. Их заменили желтенькие метелки эремурусов, в народе называемые лисьими хвостами, а еще выше появились террасы, сплошь заросшие гигантскими представителями флоры. Видимо, я поднялся до границы альпийских лугов, как сказали бы в моем мире. Растительность здесь действительно достигала гигантских размеров. Лопухом можно было вполне укрыться, желтые лисьи хвосты исчезли, уступив свое место фиолетово-синим собратьям, вытягивавшимся почти на трехметровую высоту.
Выйдя наконец из этого буйства растительности, я с трудом отыскал потерянную в травяных джунглях тропу. Перевал был уже совсем близок, хотя в горах расстояния из-за чистейшего воздуха при определении на глаз бывают очень обманчивы. Тем не менее я решил штурмовать вершину. Солнце еще стояло довольно высоко, и, если подъем неожиданно затянется, я успею вернуться назад, к кромке альпийских лугов, чтобы уже с утра повторить подъем. А может, и сегодня удастся перейти перевал и заночевать на другой стороне Полуночных гор.
Как водится, с расстоянием я ошибся. Солнце быстро скатилось за горизонт, и я еле успел отыскать место у одного из многочисленных ручьев, питающих травяные луга, на оставшейся далеко внизу террасе. С деревом на этой высоте был полный облом, и пришлось устраиваться на ночевку без привычного костра. А ночь обещала быть достаточно холодной. К вечеру направление ветра сменилось на диаметрально противоположное, и его ледяные порывы со стороны перевала, укутанного снегами, заставляли плотнее кутаться в старый халат и глубже вжиматься в каменную щель. Я долго разглядывал красно-коричневые и серые пики Полуночных гор, пока сон не смежил глаза.
Ночь прошла достаточно спокойно: ни дикие животные, ни призрачные путешественники не нарушили мое уединение. Единственный, кто не давал покоя и без кого я с удовольствием бы обошелся, был ветер, так и не утихший практически до утра. А под утро, в самый холодный предрассветный час, я дрожал от холода уже безо всякого ветра.
Выглянувшее в конце концов из-за зубчатого отрога солнце ласково погладило меня своими лучами по лицу. Предутренний холод, оставив после себя быстро сохнущую росу на камнях, капитулировал и был изгнан с позором на дно ущелья, в еще стоящие там серые рассветные тени. Я со стоном распрямил скрюченные конечности и принялся разминаться. Скоро кровь веселее побежала по жилам, и даже ледяная вода ручья уже не обжигала, а лишь приятно холодила разгоряченное лицо.
Какое все-таки капризное создание – венец эволюции. То жарко, то холодно, то сухо, то мокро… Мест, где человек чувствовал бы себя комфортно, раз-два и обчелся. Вот и я прекрасно понимал, что ласкающие кожу лучи восходящего светила через пару часов превратятся в палящие и я с ностальгией буду вспоминать утреннюю прохладу.
Покопавшись в котомке, я приступил к завтраку. Подвяленная рыбина была довольно вкусна, но она не шла ни в какое сравнение с той, которую я вчера жарил на костре. Нет, речную форель надо есть только в тот день, когда она поймана. Иначе эта царская рыба ничем не отличается от тех своих товарок, что лежат грудами на рыбных прилавках…
Невольно на ум опять пришел призрачный караван из позапрошлой ночи. Действительно ли это был морок, или мне довелось каким-то образом заглянуть в прошлое здешнего мира?
Прозрачная вода шипит между камней,
И валунов оскал становится грозней.
Зеленая трава тут очень редкий гость —
Скорее подберешь изъеденную кость.
Вот руны на камнях, а вот арабов вязь
Сливаются в одну вневременную связь.
Здесь караваны шли на север и на юг,
Встречаясь иногда в объятьях горных вьюг,
Но вот уже века царит вокруг покой,
Лишь слышен иногда унылый ветра вой.
Долиной темных сил в селенье под горой
Старейшины зовут ее между собой.
Охотники не раз с вершин окрестных гор
Глядели на ночной искрящийся костер.
Верблюдов караван в серебряном огне
Там мерно проходил и таял как во сне.
Лишь колокольцев звон в далекой лунной мгле
Звучал, и тлел костер, как уголек в золе…
К обеду я вступил в область снегов, и все следы цивилизации исчезли под белым покрывалом. Снег в этих местах, по всей видимости, не таял круглый год, и под многочисленными свежими наносами ближайшей зимы скрипел самый настоящий фирн. Еще несколько десятилетий, и он перейдет в следующую свою стадию, и перевал окончательно скроется под горным ледником. К счастью, мне не грозила напасть карабкаться по ледовому потоку. Разве только непредсказуемая судьба занесет меня в эти места столетие спустя.
И каково же было мое удивление, когда в седловине перевала сверкнули алмазным светом тонкие игольчатые пики изящного, будто плетенного из невесомых кружев строения такой необычайной красоты, что от одного взгляда перехватывало дыхание. Я протер глаза, думая, что это очередной мираж, хотя никогда не слышал о снежной фата-моргане, но дворец, а иначе его назвать не поворачивался язык, не исчезал. Потом на ум пришла мысль о духах Полуночных гор. Но если здешние духи в состоянии возвести такую красоту, то почему же их так боятся долинные жители? Немного постояв, я двинулся к сверкающему впереди чуду, тем более что при всем желании обойти стороной его было нельзя. Вокруг седловины высились неприступные грозные пики, на склонах которых даже снег не мог удержаться. Да и обойди я стороной такое, так потом всю оставшуюся жизнь буду жалеть об упущенной возможности заглянуть внутрь. И хотя какая-то часть моего сознания протестовала против этого безрассудного шага, я упорно двигался в сторону вероятной мышеловки. Говорят, что мышей губит не голод, а в основном любопытство… Что же тогда говорить о человеке…
Пери
Шемсум
Выйдя наконец из этого буйства растительности, я с трудом отыскал потерянную в травяных джунглях тропу. Перевал был уже совсем близок, хотя в горах расстояния из-за чистейшего воздуха при определении на глаз бывают очень обманчивы. Тем не менее я решил штурмовать вершину. Солнце еще стояло довольно высоко, и, если подъем неожиданно затянется, я успею вернуться назад, к кромке альпийских лугов, чтобы уже с утра повторить подъем. А может, и сегодня удастся перейти перевал и заночевать на другой стороне Полуночных гор.
Как водится, с расстоянием я ошибся. Солнце быстро скатилось за горизонт, и я еле успел отыскать место у одного из многочисленных ручьев, питающих травяные луга, на оставшейся далеко внизу террасе. С деревом на этой высоте был полный облом, и пришлось устраиваться на ночевку без привычного костра. А ночь обещала быть достаточно холодной. К вечеру направление ветра сменилось на диаметрально противоположное, и его ледяные порывы со стороны перевала, укутанного снегами, заставляли плотнее кутаться в старый халат и глубже вжиматься в каменную щель. Я долго разглядывал красно-коричневые и серые пики Полуночных гор, пока сон не смежил глаза.
Ночь прошла достаточно спокойно: ни дикие животные, ни призрачные путешественники не нарушили мое уединение. Единственный, кто не давал покоя и без кого я с удовольствием бы обошелся, был ветер, так и не утихший практически до утра. А под утро, в самый холодный предрассветный час, я дрожал от холода уже безо всякого ветра.
Выглянувшее в конце концов из-за зубчатого отрога солнце ласково погладило меня своими лучами по лицу. Предутренний холод, оставив после себя быстро сохнущую росу на камнях, капитулировал и был изгнан с позором на дно ущелья, в еще стоящие там серые рассветные тени. Я со стоном распрямил скрюченные конечности и принялся разминаться. Скоро кровь веселее побежала по жилам, и даже ледяная вода ручья уже не обжигала, а лишь приятно холодила разгоряченное лицо.
Какое все-таки капризное создание – венец эволюции. То жарко, то холодно, то сухо, то мокро… Мест, где человек чувствовал бы себя комфортно, раз-два и обчелся. Вот и я прекрасно понимал, что ласкающие кожу лучи восходящего светила через пару часов превратятся в палящие и я с ностальгией буду вспоминать утреннюю прохладу.
Покопавшись в котомке, я приступил к завтраку. Подвяленная рыбина была довольно вкусна, но она не шла ни в какое сравнение с той, которую я вчера жарил на костре. Нет, речную форель надо есть только в тот день, когда она поймана. Иначе эта царская рыба ничем не отличается от тех своих товарок, что лежат грудами на рыбных прилавках…
* * *
Тропа, прихотливо извиваясь, вела меня все выше и выше. До границы сплошных снегов, покрывавших перевал, оставалось совсем недалеко, но первые ряды белоснежного воинства уже начали появляться вокруг, заполняя щели и впадины горы и высовывая пока робкие языки на склоны. Серо-зеленые скалы, окружающие тропу, неустанно напоминали мне, что когда-то в этих местах проходил оживленный караванный путь. На гладких, отшлифованных ветрами камнях то тут то там виднелись непонятные, аккуратно выбитые надписи. Порой они напоминали арабскую вязь моего мира, иногда пиктографическое письмо, а местами мелькали то ли руны, то ли иероглифы. Я не лингвист и всегда был достаточно далек от этой области знаний, поэтому мог и ошибаться, но похожие значки не раз попадались в энциклопедических словарях или популярных исторических книгах.Невольно на ум опять пришел призрачный караван из позапрошлой ночи. Действительно ли это был морок, или мне довелось каким-то образом заглянуть в прошлое здешнего мира?
Прозрачная вода шипит между камней,
И валунов оскал становится грозней.
Зеленая трава тут очень редкий гость —
Скорее подберешь изъеденную кость.
Вот руны на камнях, а вот арабов вязь
Сливаются в одну вневременную связь.
Здесь караваны шли на север и на юг,
Встречаясь иногда в объятьях горных вьюг,
Но вот уже века царит вокруг покой,
Лишь слышен иногда унылый ветра вой.
Долиной темных сил в селенье под горой
Старейшины зовут ее между собой.
Охотники не раз с вершин окрестных гор
Глядели на ночной искрящийся костер.
Верблюдов караван в серебряном огне
Там мерно проходил и таял как во сне.
Лишь колокольцев звон в далекой лунной мгле
Звучал, и тлел костер, как уголек в золе…
К обеду я вступил в область снегов, и все следы цивилизации исчезли под белым покрывалом. Снег в этих местах, по всей видимости, не таял круглый год, и под многочисленными свежими наносами ближайшей зимы скрипел самый настоящий фирн. Еще несколько десятилетий, и он перейдет в следующую свою стадию, и перевал окончательно скроется под горным ледником. К счастью, мне не грозила напасть карабкаться по ледовому потоку. Разве только непредсказуемая судьба занесет меня в эти места столетие спустя.
И каково же было мое удивление, когда в седловине перевала сверкнули алмазным светом тонкие игольчатые пики изящного, будто плетенного из невесомых кружев строения такой необычайной красоты, что от одного взгляда перехватывало дыхание. Я протер глаза, думая, что это очередной мираж, хотя никогда не слышал о снежной фата-моргане, но дворец, а иначе его назвать не поворачивался язык, не исчезал. Потом на ум пришла мысль о духах Полуночных гор. Но если здешние духи в состоянии возвести такую красоту, то почему же их так боятся долинные жители? Немного постояв, я двинулся к сверкающему впереди чуду, тем более что при всем желании обойти стороной его было нельзя. Вокруг седловины высились неприступные грозные пики, на склонах которых даже снег не мог удержаться. Да и обойди я стороной такое, так потом всю оставшуюся жизнь буду жалеть об упущенной возможности заглянуть внутрь. И хотя какая-то часть моего сознания протестовала против этого безрассудного шага, я упорно двигался в сторону вероятной мышеловки. Говорят, что мышей губит не голод, а в основном любопытство… Что же тогда говорить о человеке…
Пери
Где-то глубоко, на самой грани сна и яви, мне почудился тихий, но упорный зов. Я глубоко вздохнул и попытался провалиться снова в бездонные глубины сна. Но зов не отставал, он упорно следовал за мной по извилистому и прихотливому сновидению, вплетаясь в сюжет и настойчиво прося обратить на себя внимание.
И в какой-то момент я неожиданно, рывком очнулся. Очнулся совершенно бодрый, собранный, готовый к самому неожиданному. Такие моменты резкого пробуждения свойственны любому человеку. Последователи Дарвина – ну те, которые произошли от обезьяны, – утверждают, что это пробуждаются атавистические инстинкты родовой памяти, приобретенные еще в те далекие времена, когда они, вернее, не они, а их хвостатые сородичи жили на деревьях. И именно боязнь свалиться с ветки во время сна и способствовала закреплению этого рефлекса. Не знаю, может, они действительно произошли от какой-нибудь доисторической макаки… в нашем безумном мире все возможно. Я знавал людей, утверждавших, что их предками были тигры или, еще экзотичнее, змеи. Да и если следовать этой теории, то дикие племена гораздо ближе к своим корням и должны где-то на уровне инстинктов чувствовать свое родство с человекообразными. Вот только все известные на Земле народы не делали почему-то своим тотемом обезьяну. Любые другие животные, пресмыкающиеся, птицы, рыбы, насекомые – да, но никогда обезьяна. Правда, в индийской мифологии Хануман и его подчиненные наделены разумом и где-то даже обожествлены, но те же индусы придумали очень оригинальное и изуверское блюдо из божества: когда вскрывается черепная коробка живой обезьяны и ее мозг поедается со всевозможными специями. И бедная мартышка, заметьте, во время этого действа еще жива. Согласитесь, трудно представить такое отношение к своим далеким сородичам. А между тем индуистская цивилизация считалась и считается одной из наиболее развитых в недалеком прошлом как в интеллектуальном, так и в моральном плане.
Так вот, я несколько отвлекся. В опочивальне было тихо, лишь еле потрескивал огонек в маленьком светильнике, закрепленном в изголовье, да слабый ветерок слегка шевелил кисейные занавеси балдахина.
– Человек, – послышался тихий шипящий голос, – очнись, человек…
Я пригляделся к занавесям и неожиданно увидел два горящих багровым светом булавочных огонька. Обладателем этих злобных глазок являлось маленькое существо весьма отвратного вида. Тельце размером с кулак взрослого человека венчали крылья, доставшиеся ему явно от летучей мыши, на плечах сидела уродливая голова, оснащенная кривыми рожками, пальцы ног и рук заканчивались изогнутыми коготками, которыми оно и цеплялось за занавесь, помогая себе хвостом, обвившимся вокруг одного из шнуров. В общем, вылитый чертик, у которого отсутствовали лишь копыта.
– Человек, – опять завело свою песнь странное создание.
Я приподнял голову. Увидев, что я проснулся, существо поднесло скрюченный палец к губам, призывая к молчанию. Затем оно поманило меня за собой и, сорвавшись с балдахина, нырнуло в дверной проход.
Я осторожно поднялся, стараясь не разбудить сладко посапывающую рядом Сейлин, и вышел за ночным гостем.
Существо сидело на подоконнике в соседнем зале, ожидая меня. Я внимательно огляделся, одновременно прислушиваясь. Вроде все вокруг было тихо. Никто не покушался на покой моей женщины. Рассудив, что существо, которое можно убить щелчком, не представляет особой опасности, я приблизился к ночному гостю.
– Мы с тобой одной крови, – прошелестело существо, уставившись на меня красными глазками.
– Может быть, – пожал я плечами, – но я не уверен. Что тебе надо?
– Еды, – жалобно посмотрел на меня ночной гость, – Покорми меня, человек.
– И что ты предпочитаешь? – улыбнулся я такому явному попрошайничеству.
– Кровь, – ответило существо.
– Ничего себе заявочка… И чью кровь ты предпочитаешь?
– Твою. Мы с тобой одной крови…
– Так ты вампир? – Я был неприятно поражен. – И с какой стати я тебя должен кормить своей кровью?
– Я не вампир, – отрицательно помотало головой существо. – Мы с тобой одной крови.
– Что ты все заладил: одной крови, одной крови!.. – Я уже порядочно разозлился. – Если это все, что ты можешь сказать, убирайся прочь.
– Маг Магриба Корасайоглы сказал, что ты накормишь меня. – Глазенки существа лихорадочно вспыхивали и угасали. – Если я не поем, то не доживу до утра.
– Так ты от мага? – удивился я. – Так бы сразу и сказал. Что тебе велел передать маг?
– Еды, – почти простонал ночной гость. – Покорми меня, человек…
Я чертыхнулся, оглядывая залу в поисках чего-нибудь острого. Неподалеку на столе стояла ваза с фруктами, около которой лежал почти игрушечный ножик. Я проколол себе палец, и на подоконник капнуло несколько капель крови. Существо, радостно урча, приникло к красной жидкости и моментально вылакало ее.
– Спасибо, человек. – Ночной гость отвалился от угощения, облегченно вздохнув.
– Что велел тебе передать маг?
– Тебе не следует задерживаться в этом дворце, – прошелестело существо. – Это опасно.
– Корасайоглы и Темир не в силах дотянуться до меня во владениях Сейлин? – хмыкнул я. – И поэтому хотят выманить наружу под предлогом опасности?
– Сейлин – пери. – Существо умоляюще посмотрело на меня. – Рядом с ней тебе нельзя находиться. Уходи.
– Подумаешь – пери, – пожал я плечами. – Тебя-то с какой стороны это беспокоит?
– Мы с тобой одной крови… – опять заладило существо.
– Ну и что?
– Если ты погибнешь, мне нечего будет есть и я умру с голода, – пояснило свое участие в моей судьбе существо.
– С какой стати ты взял, что я тебя буду кормить?
– Так мы же с тобой…
– Знаю, знаю, – прервал я ночного гостя. – Но на кой ты мне сдался? Сейчас вот щелкну, и одним вампиренышем станет меньше…
– Не делай этого, – в испуге шарахнулось от меня существо. – Маг сказал, что у него больше не осталось твоей крови и он не сможет еще раз создать меня…
– Так ты из моей крови?! – наконец-то до меня дошло.
– Естественно, – заявило существо. – И послан охранять и предостерегать тебя от необдуманных поступков.
– Корасайоглы соглядатая, значит, приставил?
– Почему соглядатая? – обиделся ночной гость. – Мы с тобой одной крови. Разве я могу причинить тебе вред?
– Ладно, оставайся, – подумав, заявил я. – Как-нибудь я тебя прокормлю, если не будешь сильно прожорливым. Вот только почему маг создал тебя таким… несуразным?
Я специально подобран наиболее нейтральное слово, чтобы существо не оскорбилось.
– Почему «несуразным»? – удивился ночной гость. – Маг сказал, что видел у тебя в мыслях демона твоего мира, которого ты называл чертом. Вот и сделал меня в точности таким. Он сказал: «Черта Максум сразу узнает».
– Да какой же ты черт, – рассмеялся я. – Уж скорее бес. Или бесенок. – Я оценивающе посмотрел на существо: – Решено. Отныне ты зовешься Бесом.
– Тихо, – жалобно заныл Бес. – Не разбуди пери.
– Да что ты привязался к женщине?! – возмутился я. – Чем она тебе не угодила?! Ты же ее в первый раз видишь!
– Опасно, – простонал Бес. – Она выпьет тебя до дна, и ты уснешь навеки.
– Да объясни же мне, чем она так опасна?!
– Посмотри на нее в зеркало, – попросил Бес. – Отражение не лжет.
– И что я там увижу?
– Посмотри. Я буду ждать тебя неподалеку.
С этими словами ночной гость вылетел в окно. Я недоуменно пожал плечами и отправился досматривать сон, решив утром рассказать Сейлин о забавном ночном происшествии.
Уже в постели, заботливо поправив покрывало на спящей женщине, я поймал себя на мысли, что ни разу не видел во дворце ни одного зеркала. В жилище женщины это было, по меньшей мере, странно. В свете этих мыслей предупреждение Беса неожиданно приобрело совершенно иную окраску. Через некоторое время поняв, что так и не засну, я стал размышлять над тем, где же разыскать зеркало. Неожиданно вспомнилось, что как раз в соседнем зале, среди богатой коллекции оружия, развешанной по стенам, наличествовал почти до зеркального блеска отполированный щит. Устав бороться с бессонницей и искушением, я опять тихонько поднялся и пошел за щитом. Возвращаясь с металлическим кругляшом в спальню, я с внутренним содроганием представлял, насколько глупо буду выглядеть, если Сейлин проснется.
То, что отразилось в щите, повергло меня в ступор. Прекрасная смуглокожая девушка с роскошной гривой каштановых волос исчезла. В отражении на кровати раскинулась мерзкая старуха, крючковатый нос которой почти касался тонких потрескавшихся губ, кожа, покрытая зеленоватыми трупными пятнами и струпьями, плотно обтягивала черепную коробку, на макушке которой сохранилось несколько седых сальных прядей.
И в этот момент чудовище, бывшее недавно прекрасной Сейлин, открыло глаза. Старуха мгновенно сообразила что к чему. Из-под покрывала взметнулась уродливая рука, украшенная кривыми черными когтями, и устремилась к моему лицу. Почти инстинктивно я прикрылся щитом. Раздался противный скрежет, а затем сильный удар отшвырнул меня в противоположный угол комнаты. Я вскочил и в панике бросился к выходу. На металлическом щите остались борозды чуть не в полсантиметра глубиной. Коснись эти коготки моей шеи, и голова уж точно осталась бы существовать отдельно от тела. Ведьма, а иначе я уже не мог ее назвать, выметнулась из комнаты следом за мной и, расставив в стороны вдруг удлинившиеся руки, пошла на меня. Я метнулся в одну сторону, потом в другую, но старуха неизменно оказывалась передо мной, надежно перекрывая выходы из зала.
– Иди же сюда, любимый, – вдруг проскрипела она. – Я обниму тебя так нежно, что ты забудешь обо всем.
И в этот безнадежный момент меня спас недавний знакомец. Бес вынырнул из ночной темени окна и, отчаянно вереща, вцепился этому ночному кошмару в лицо. Старуха взвыла, стараясь ухватить невесть откуда взявшееся существо. Но пока она в спешном порядке укорачивала свои руки-грабли, которыми собиралась сграбастать меня, я, вспомнив популярную игру фризби, метнул щит в ведьму, вложив в бросок все свои силы. Металлическая тарелочка со свистом ушла в сторону старухи и своим отточенным краем, как скальпелем, смахнула мерзкую голову на пол. Ведьма закачалась и осела вслед за головой, ее руки, беспорядочно подергиваясь, скребли пол, оставляя на нем глубокие борозды. Я неожиданно почувствовал слабость в коленях после пережитого шока и тоже обессиленно опустился на каменные плиты.
– Бежим, человек, – пропищал Бес, пикируя на меня откуда-то сверху.
– Да куда же сейчас торопиться. – Усталость навалилась на меня, и не хотелось делать ни одного лишнего движения. – Мы ее вроде прикончили.
– Пери нельзя убить, – продолжал виться перед моим лицом Бес. – Бежим отсюда скорее.
Я с трудом поднялся на ноги и выпрыгнул в окно из такого гостеприимного и уютного еще вчера дворца.
И в какой-то момент я неожиданно, рывком очнулся. Очнулся совершенно бодрый, собранный, готовый к самому неожиданному. Такие моменты резкого пробуждения свойственны любому человеку. Последователи Дарвина – ну те, которые произошли от обезьяны, – утверждают, что это пробуждаются атавистические инстинкты родовой памяти, приобретенные еще в те далекие времена, когда они, вернее, не они, а их хвостатые сородичи жили на деревьях. И именно боязнь свалиться с ветки во время сна и способствовала закреплению этого рефлекса. Не знаю, может, они действительно произошли от какой-нибудь доисторической макаки… в нашем безумном мире все возможно. Я знавал людей, утверждавших, что их предками были тигры или, еще экзотичнее, змеи. Да и если следовать этой теории, то дикие племена гораздо ближе к своим корням и должны где-то на уровне инстинктов чувствовать свое родство с человекообразными. Вот только все известные на Земле народы не делали почему-то своим тотемом обезьяну. Любые другие животные, пресмыкающиеся, птицы, рыбы, насекомые – да, но никогда обезьяна. Правда, в индийской мифологии Хануман и его подчиненные наделены разумом и где-то даже обожествлены, но те же индусы придумали очень оригинальное и изуверское блюдо из божества: когда вскрывается черепная коробка живой обезьяны и ее мозг поедается со всевозможными специями. И бедная мартышка, заметьте, во время этого действа еще жива. Согласитесь, трудно представить такое отношение к своим далеким сородичам. А между тем индуистская цивилизация считалась и считается одной из наиболее развитых в недалеком прошлом как в интеллектуальном, так и в моральном плане.
Так вот, я несколько отвлекся. В опочивальне было тихо, лишь еле потрескивал огонек в маленьком светильнике, закрепленном в изголовье, да слабый ветерок слегка шевелил кисейные занавеси балдахина.
– Человек, – послышался тихий шипящий голос, – очнись, человек…
Я пригляделся к занавесям и неожиданно увидел два горящих багровым светом булавочных огонька. Обладателем этих злобных глазок являлось маленькое существо весьма отвратного вида. Тельце размером с кулак взрослого человека венчали крылья, доставшиеся ему явно от летучей мыши, на плечах сидела уродливая голова, оснащенная кривыми рожками, пальцы ног и рук заканчивались изогнутыми коготками, которыми оно и цеплялось за занавесь, помогая себе хвостом, обвившимся вокруг одного из шнуров. В общем, вылитый чертик, у которого отсутствовали лишь копыта.
– Человек, – опять завело свою песнь странное создание.
Я приподнял голову. Увидев, что я проснулся, существо поднесло скрюченный палец к губам, призывая к молчанию. Затем оно поманило меня за собой и, сорвавшись с балдахина, нырнуло в дверной проход.
Я осторожно поднялся, стараясь не разбудить сладко посапывающую рядом Сейлин, и вышел за ночным гостем.
Существо сидело на подоконнике в соседнем зале, ожидая меня. Я внимательно огляделся, одновременно прислушиваясь. Вроде все вокруг было тихо. Никто не покушался на покой моей женщины. Рассудив, что существо, которое можно убить щелчком, не представляет особой опасности, я приблизился к ночному гостю.
– Мы с тобой одной крови, – прошелестело существо, уставившись на меня красными глазками.
– Может быть, – пожал я плечами, – но я не уверен. Что тебе надо?
– Еды, – жалобно посмотрел на меня ночной гость, – Покорми меня, человек.
– И что ты предпочитаешь? – улыбнулся я такому явному попрошайничеству.
– Кровь, – ответило существо.
– Ничего себе заявочка… И чью кровь ты предпочитаешь?
– Твою. Мы с тобой одной крови…
– Так ты вампир? – Я был неприятно поражен. – И с какой стати я тебя должен кормить своей кровью?
– Я не вампир, – отрицательно помотало головой существо. – Мы с тобой одной крови.
– Что ты все заладил: одной крови, одной крови!.. – Я уже порядочно разозлился. – Если это все, что ты можешь сказать, убирайся прочь.
– Маг Магриба Корасайоглы сказал, что ты накормишь меня. – Глазенки существа лихорадочно вспыхивали и угасали. – Если я не поем, то не доживу до утра.
– Так ты от мага? – удивился я. – Так бы сразу и сказал. Что тебе велел передать маг?
– Еды, – почти простонал ночной гость. – Покорми меня, человек…
Я чертыхнулся, оглядывая залу в поисках чего-нибудь острого. Неподалеку на столе стояла ваза с фруктами, около которой лежал почти игрушечный ножик. Я проколол себе палец, и на подоконник капнуло несколько капель крови. Существо, радостно урча, приникло к красной жидкости и моментально вылакало ее.
– Спасибо, человек. – Ночной гость отвалился от угощения, облегченно вздохнув.
– Что велел тебе передать маг?
– Тебе не следует задерживаться в этом дворце, – прошелестело существо. – Это опасно.
– Корасайоглы и Темир не в силах дотянуться до меня во владениях Сейлин? – хмыкнул я. – И поэтому хотят выманить наружу под предлогом опасности?
– Сейлин – пери. – Существо умоляюще посмотрело на меня. – Рядом с ней тебе нельзя находиться. Уходи.
– Подумаешь – пери, – пожал я плечами. – Тебя-то с какой стороны это беспокоит?
– Мы с тобой одной крови… – опять заладило существо.
– Ну и что?
– Если ты погибнешь, мне нечего будет есть и я умру с голода, – пояснило свое участие в моей судьбе существо.
– С какой стати ты взял, что я тебя буду кормить?
– Так мы же с тобой…
– Знаю, знаю, – прервал я ночного гостя. – Но на кой ты мне сдался? Сейчас вот щелкну, и одним вампиренышем станет меньше…
– Не делай этого, – в испуге шарахнулось от меня существо. – Маг сказал, что у него больше не осталось твоей крови и он не сможет еще раз создать меня…
– Так ты из моей крови?! – наконец-то до меня дошло.
– Естественно, – заявило существо. – И послан охранять и предостерегать тебя от необдуманных поступков.
– Корасайоглы соглядатая, значит, приставил?
– Почему соглядатая? – обиделся ночной гость. – Мы с тобой одной крови. Разве я могу причинить тебе вред?
– Ладно, оставайся, – подумав, заявил я. – Как-нибудь я тебя прокормлю, если не будешь сильно прожорливым. Вот только почему маг создал тебя таким… несуразным?
Я специально подобран наиболее нейтральное слово, чтобы существо не оскорбилось.
– Почему «несуразным»? – удивился ночной гость. – Маг сказал, что видел у тебя в мыслях демона твоего мира, которого ты называл чертом. Вот и сделал меня в точности таким. Он сказал: «Черта Максум сразу узнает».
– Да какой же ты черт, – рассмеялся я. – Уж скорее бес. Или бесенок. – Я оценивающе посмотрел на существо: – Решено. Отныне ты зовешься Бесом.
– Тихо, – жалобно заныл Бес. – Не разбуди пери.
– Да что ты привязался к женщине?! – возмутился я. – Чем она тебе не угодила?! Ты же ее в первый раз видишь!
– Опасно, – простонал Бес. – Она выпьет тебя до дна, и ты уснешь навеки.
– Да объясни же мне, чем она так опасна?!
– Посмотри на нее в зеркало, – попросил Бес. – Отражение не лжет.
– И что я там увижу?
– Посмотри. Я буду ждать тебя неподалеку.
С этими словами ночной гость вылетел в окно. Я недоуменно пожал плечами и отправился досматривать сон, решив утром рассказать Сейлин о забавном ночном происшествии.
Уже в постели, заботливо поправив покрывало на спящей женщине, я поймал себя на мысли, что ни разу не видел во дворце ни одного зеркала. В жилище женщины это было, по меньшей мере, странно. В свете этих мыслей предупреждение Беса неожиданно приобрело совершенно иную окраску. Через некоторое время поняв, что так и не засну, я стал размышлять над тем, где же разыскать зеркало. Неожиданно вспомнилось, что как раз в соседнем зале, среди богатой коллекции оружия, развешанной по стенам, наличествовал почти до зеркального блеска отполированный щит. Устав бороться с бессонницей и искушением, я опять тихонько поднялся и пошел за щитом. Возвращаясь с металлическим кругляшом в спальню, я с внутренним содроганием представлял, насколько глупо буду выглядеть, если Сейлин проснется.
То, что отразилось в щите, повергло меня в ступор. Прекрасная смуглокожая девушка с роскошной гривой каштановых волос исчезла. В отражении на кровати раскинулась мерзкая старуха, крючковатый нос которой почти касался тонких потрескавшихся губ, кожа, покрытая зеленоватыми трупными пятнами и струпьями, плотно обтягивала черепную коробку, на макушке которой сохранилось несколько седых сальных прядей.
И в этот момент чудовище, бывшее недавно прекрасной Сейлин, открыло глаза. Старуха мгновенно сообразила что к чему. Из-под покрывала взметнулась уродливая рука, украшенная кривыми черными когтями, и устремилась к моему лицу. Почти инстинктивно я прикрылся щитом. Раздался противный скрежет, а затем сильный удар отшвырнул меня в противоположный угол комнаты. Я вскочил и в панике бросился к выходу. На металлическом щите остались борозды чуть не в полсантиметра глубиной. Коснись эти коготки моей шеи, и голова уж точно осталась бы существовать отдельно от тела. Ведьма, а иначе я уже не мог ее назвать, выметнулась из комнаты следом за мной и, расставив в стороны вдруг удлинившиеся руки, пошла на меня. Я метнулся в одну сторону, потом в другую, но старуха неизменно оказывалась передо мной, надежно перекрывая выходы из зала.
– Иди же сюда, любимый, – вдруг проскрипела она. – Я обниму тебя так нежно, что ты забудешь обо всем.
И в этот безнадежный момент меня спас недавний знакомец. Бес вынырнул из ночной темени окна и, отчаянно вереща, вцепился этому ночному кошмару в лицо. Старуха взвыла, стараясь ухватить невесть откуда взявшееся существо. Но пока она в спешном порядке укорачивала свои руки-грабли, которыми собиралась сграбастать меня, я, вспомнив популярную игру фризби, метнул щит в ведьму, вложив в бросок все свои силы. Металлическая тарелочка со свистом ушла в сторону старухи и своим отточенным краем, как скальпелем, смахнула мерзкую голову на пол. Ведьма закачалась и осела вслед за головой, ее руки, беспорядочно подергиваясь, скребли пол, оставляя на нем глубокие борозды. Я неожиданно почувствовал слабость в коленях после пережитого шока и тоже обессиленно опустился на каменные плиты.
– Бежим, человек, – пропищал Бес, пикируя на меня откуда-то сверху.
– Да куда же сейчас торопиться. – Усталость навалилась на меня, и не хотелось делать ни одного лишнего движения. – Мы ее вроде прикончили.
– Пери нельзя убить, – продолжал виться перед моим лицом Бес. – Бежим отсюда скорее.
Я с трудом поднялся на ноги и выпрыгнул в окно из такого гостеприимного и уютного еще вчера дворца.
Шемсум
– Эй, бродяга! – Раздавшийся за спиной голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности.
Повернувшись, я увидел неподалеку на холме всадника с длинной пикой, украшенной каким-то пестрым флажком.
– Иди сюда! – кивнул мне всадник.
С противоположной стороны послышался топот. Я оглянулся. Дорогу к отступлению мне перекрывали еще два конника.
– А в чем дело? – Я не торопился приближаться ни к окликнувшему меня, ни к его сотоварищам.
– Ты не видишь, бродяга, с кем разговариваешь?! – Всадник тронул лошадь по направлению ко мне.
– Я нездешний, извините, если что нарушил, – как можно миролюбивее высказался я.
– Мы – Пограничная стража Шемсума. – Всадник почти наехал на меня, заставив отступить в сторону. – И в наши обязанности входит отлавливать праздношатающихся бродяг для отправки их на общественные работы.
– Но я не бродяга, – я попытался растолковать свой статус здешним зеленым фуражкам.
– А кто же тогда ты? – усмехнулся всадник.
От меня не ускользнул его внимательный, как бы ощупывающий взгляд, который я встречал в своем мире у карманников и блюстителей порядка. То есть у тех, про кого поется в известной песне: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…» По всему было видно, что окружившие меня местные правоохранительные органы как раз не хотят. Да и смешно было бы думать, что в этом отношении наши миры сильно различаются…
Теперь надо было думать, как выпутаться целым и невредимым из этой проверки на дорогах. И еще, как назло, куда-то затерялся Бес. Вечно его нет на месте, когда нужен. Может быть, одно присутствие этого уродца отбило бы у местных стражников желание познакомиться поближе.
– Я посланник шахзаде Темира. – Я выудил из-за пазухи свернутый в трубку свиток, которым меня снабдил на прощание Корасайоглы.
– Ну-ка, ну-ка. – Всадник наклонился вперед и подцепил наконечником копья мою дорожную грамоту.
– Действительно, печать шаха Магриба. – Конник внимательно вгляделся в свиток. – Как ты попал в эти края? – взглянул он на меня поверх холки коня.
– Через горы, – я махнул рукой в сторону вздымавшихся пиков.
– Ты перешел Полуночные горы? – недоверчиво переспросил всадник.
– Ну да.
– А вот теперь я вижу, что ты врешь! – осклабился наездник.
– Да с чего ты взял?!
– Полуночные горы уже много лет непроходимы!
– Но я – то их прошел! И могу рассказать как… Но мои попытки объясниться пропали втуне. По глазам всадника было видно, что он уже принял решение.
– С тех пор, как эмир Шемсума, да живет он вечно, – наездник молитвенно возвел глаза к небу, – распорядился отловить всю городскую шваль, нам часто попадаются беглецы вроде тебя. Мы отведем тебя в положенное место…
– В Шемсум? – спросил я.
Мне было в принципе все равно, решат ли эти стражи сопроводить меня к городским властям. Там можно будет хоть объясниться. Чиновники должны с большим почтением отнестись к моей охранной грамоте. А с этими типами, мало чем отличающимися от разбойников, которых они должны ловить, договориться, видимо, невозможно.
– Какой Шемсум? – расхохотался наездник. – Изумрудный рудник – вот что тебя ждет!
– Я требую доставить меня к городским властям! – Я еще отодвинулся от всадника. – Если вы не выполните этого или не отпустите меня, вам придется жестоко поплатиться!
– Эй, Керим! – наездник обратился к одному из стоявших на холме. – Этот бродяга осмеливается еще и грозить!
– Хватит его слушать, – поморщился Керим. – До темноты надо успеть к колодцу. Вяжи его, и двигаем на запад…
– Постойте, не делайте этого. – Я попытался воззвать еще раз к их разуму. – Я действительно посланник шахзаде Темира и следую в Шемсум. Если вы согласны потерять день или два и проводить меня до города, я даже согласен оплатить ваши неудобства.
– Он еще и подкупить нас пытается, – осклабился напарник Керима. – Знай, бродяга, воины эмира Шемсума, да будет он благословен во веки веков, неподкупны!
Два всадника, стоящие поодаль, услышав про оплату, зашевелились и двинулись к нам.
– Давай сюда деньги, мошенник, – наклонился в мою сторону всадник, – они тебе больше не понадобятся. А мы их потратим на богоугодные цели.
– Попробуй возьми, шакал! – Я видел, что терять действительно нечего, и решил наказать хоть одного.
– С тобой по-хорошему, а ты не понимаешь! – Всадник отвел назад руку с копьем и ударил тупым концом, целя мне в голову.
Я развернулся боком и, поймав летящее в меня копье, резко наклонил его вниз. Не ожидавший от меня такой прыти всадник выпустил копье, но его подвела ременная петля, которая удерживала оружие в руке. Повинуясь силе инерции, наездник полетел с лошади вверх тормашками, описав в воздухе дугу вокруг воткнувшегося в землю копья. Я еще наподдал ему по пятой точке, заставив пропахать мордой по кочкам, и бросился бежать от подъезжающей пары. Но… от коня не убежишь… Да они и не стали пускаться за мной в погоню, один из всадников просто метнул в меня шары, связанные между собой длинным ремнем. Это дьявольское приспособление обвилось вокруг моих ног, и я со всего маху растянулся на земле, повторив полет первого стражника. От удара из глаз брызнули искры. Я еще успел удивиться, что от них не занялась пожухлая трава, в которую я воткнулся носом, как последовал еще один удар по затылку, и я провалился в беспамятство.
Когда я очнулся, доблестные блюстители закона как раз кончали делить мое золото. Распотрошенная котомка валялась чуть поодаль. Ни ножа, ни стилета, естественно, при мне тоже не было. Единственное, на что не позарились стражники, были штаны. То ли их пятнистая окраска отпугнула, то ли непривычный покрой…
– Поднимай, Сафар, бродягу! – скомандовал Керим. – Пора двигаться!
Сафар поднялся, и я увидел, что он щеголяет в моих ичигах. В следующий миг болезненный пинок под ребра заставил меня согнуться.
– Вставай, сын гиены! – наклонился ко мне исцарапанной при падении мордой стражник. – Или ты предпочитаешь гнить в этой пустыне?
Ничего не оставалось, как подчиниться. Эти мародеры на государственной службе вполне могли меня просто прикончить в случае неповиновения.
Когда всадники неожиданно остановились, я сделал по инерции еще несколько шагов и, упершись головой в круп лошади, рухнул к ее копытам, нисколько не беспокоясь, что животное одним ударом ноги может расколоть мою голову, как орех. Мной овладело полнейшее безразличие ко всему…
Повернувшись, я увидел неподалеку на холме всадника с длинной пикой, украшенной каким-то пестрым флажком.
– Иди сюда! – кивнул мне всадник.
С противоположной стороны послышался топот. Я оглянулся. Дорогу к отступлению мне перекрывали еще два конника.
– А в чем дело? – Я не торопился приближаться ни к окликнувшему меня, ни к его сотоварищам.
– Ты не видишь, бродяга, с кем разговариваешь?! – Всадник тронул лошадь по направлению ко мне.
– Я нездешний, извините, если что нарушил, – как можно миролюбивее высказался я.
– Мы – Пограничная стража Шемсума. – Всадник почти наехал на меня, заставив отступить в сторону. – И в наши обязанности входит отлавливать праздношатающихся бродяг для отправки их на общественные работы.
– Но я не бродяга, – я попытался растолковать свой статус здешним зеленым фуражкам.
– А кто же тогда ты? – усмехнулся всадник.
От меня не ускользнул его внимательный, как бы ощупывающий взгляд, который я встречал в своем мире у карманников и блюстителей порядка. То есть у тех, про кого поется в известной песне: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет…» По всему было видно, что окружившие меня местные правоохранительные органы как раз не хотят. Да и смешно было бы думать, что в этом отношении наши миры сильно различаются…
Теперь надо было думать, как выпутаться целым и невредимым из этой проверки на дорогах. И еще, как назло, куда-то затерялся Бес. Вечно его нет на месте, когда нужен. Может быть, одно присутствие этого уродца отбило бы у местных стражников желание познакомиться поближе.
– Я посланник шахзаде Темира. – Я выудил из-за пазухи свернутый в трубку свиток, которым меня снабдил на прощание Корасайоглы.
– Ну-ка, ну-ка. – Всадник наклонился вперед и подцепил наконечником копья мою дорожную грамоту.
– Действительно, печать шаха Магриба. – Конник внимательно вгляделся в свиток. – Как ты попал в эти края? – взглянул он на меня поверх холки коня.
– Через горы, – я махнул рукой в сторону вздымавшихся пиков.
– Ты перешел Полуночные горы? – недоверчиво переспросил всадник.
– Ну да.
– А вот теперь я вижу, что ты врешь! – осклабился наездник.
– Да с чего ты взял?!
– Полуночные горы уже много лет непроходимы!
– Но я – то их прошел! И могу рассказать как… Но мои попытки объясниться пропали втуне. По глазам всадника было видно, что он уже принял решение.
– С тех пор, как эмир Шемсума, да живет он вечно, – наездник молитвенно возвел глаза к небу, – распорядился отловить всю городскую шваль, нам часто попадаются беглецы вроде тебя. Мы отведем тебя в положенное место…
– В Шемсум? – спросил я.
Мне было в принципе все равно, решат ли эти стражи сопроводить меня к городским властям. Там можно будет хоть объясниться. Чиновники должны с большим почтением отнестись к моей охранной грамоте. А с этими типами, мало чем отличающимися от разбойников, которых они должны ловить, договориться, видимо, невозможно.
– Какой Шемсум? – расхохотался наездник. – Изумрудный рудник – вот что тебя ждет!
– Я требую доставить меня к городским властям! – Я еще отодвинулся от всадника. – Если вы не выполните этого или не отпустите меня, вам придется жестоко поплатиться!
– Эй, Керим! – наездник обратился к одному из стоявших на холме. – Этот бродяга осмеливается еще и грозить!
– Хватит его слушать, – поморщился Керим. – До темноты надо успеть к колодцу. Вяжи его, и двигаем на запад…
– Постойте, не делайте этого. – Я попытался воззвать еще раз к их разуму. – Я действительно посланник шахзаде Темира и следую в Шемсум. Если вы согласны потерять день или два и проводить меня до города, я даже согласен оплатить ваши неудобства.
– Он еще и подкупить нас пытается, – осклабился напарник Керима. – Знай, бродяга, воины эмира Шемсума, да будет он благословен во веки веков, неподкупны!
Два всадника, стоящие поодаль, услышав про оплату, зашевелились и двинулись к нам.
– Давай сюда деньги, мошенник, – наклонился в мою сторону всадник, – они тебе больше не понадобятся. А мы их потратим на богоугодные цели.
– Попробуй возьми, шакал! – Я видел, что терять действительно нечего, и решил наказать хоть одного.
– С тобой по-хорошему, а ты не понимаешь! – Всадник отвел назад руку с копьем и ударил тупым концом, целя мне в голову.
Я развернулся боком и, поймав летящее в меня копье, резко наклонил его вниз. Не ожидавший от меня такой прыти всадник выпустил копье, но его подвела ременная петля, которая удерживала оружие в руке. Повинуясь силе инерции, наездник полетел с лошади вверх тормашками, описав в воздухе дугу вокруг воткнувшегося в землю копья. Я еще наподдал ему по пятой точке, заставив пропахать мордой по кочкам, и бросился бежать от подъезжающей пары. Но… от коня не убежишь… Да они и не стали пускаться за мной в погоню, один из всадников просто метнул в меня шары, связанные между собой длинным ремнем. Это дьявольское приспособление обвилось вокруг моих ног, и я со всего маху растянулся на земле, повторив полет первого стражника. От удара из глаз брызнули искры. Я еще успел удивиться, что от них не занялась пожухлая трава, в которую я воткнулся носом, как последовал еще один удар по затылку, и я провалился в беспамятство.
Когда я очнулся, доблестные блюстители закона как раз кончали делить мое золото. Распотрошенная котомка валялась чуть поодаль. Ни ножа, ни стилета, естественно, при мне тоже не было. Единственное, на что не позарились стражники, были штаны. То ли их пятнистая окраска отпугнула, то ли непривычный покрой…
– Поднимай, Сафар, бродягу! – скомандовал Керим. – Пора двигаться!
Сафар поднялся, и я увидел, что он щеголяет в моих ичигах. В следующий миг болезненный пинок под ребра заставил меня согнуться.
– Вставай, сын гиены! – наклонился ко мне исцарапанной при падении мордой стражник. – Или ты предпочитаешь гнить в этой пустыне?
Ничего не оставалось, как подчиниться. Эти мародеры на государственной службе вполне могли меня просто прикончить в случае неповиновения.
* * *
Следующий день запомнился плохо. Взошедшее солнце буквально за пару часов сожгло до волдырей обнаженные плечи и спину, а босые ноги я разодрал в кровь еще раньше, стараясь успеть за лошадью Сафара, к седлу которой меня привязали веревкой. К вечеру я тащился за всадниками в полуобморочном состоянии, почти не воспринимая окружающее.Когда всадники неожиданно остановились, я сделал по инерции еще несколько шагов и, упершись головой в круп лошади, рухнул к ее копытам, нисколько не беспокоясь, что животное одним ударом ноги может расколоть мою голову, как орех. Мной овладело полнейшее безразличие ко всему…