Страница:
Роб не стал терять времени даром и помчался в ближайший городок Таквина за помощью. Тем временем толпа зевак росла и, невероятно, но в ней оказались два англоговорящих врача, которые как раз наслаждались однодневным путешествием с семьями. Они оказали первую помощь. Тут вернулся Роб и сообщил, что нашел военно-морскую базу, и подмога уже в пути.
Боливия — самая бедная страна в Южной Америке, но нехватку оснащения они возмещают человеческой добротой и состраданием. Амалии забинтовали раны и сделали укол до прибытия „скорой помощи“. Водитель с несчастным видом попросил у меня денег на бензин до Ла Паз, на три часа езды.
Несчастный случай меня потряс и послужил напоминанием о хрупкости человеческого тела, но я вовсе не собиралась отказываться от путешествия на юг, до Огненной Земли, Я передала эстафету парню Амалии и, убедившись, что подруга на пути к выздоровлению, покинула Ла Паз с ее благословениями.
Мы с Робом решили ехать на юг вместе, несмотря на то, что наши мотоциклы по диапазону мощностей занимали противоположные стороны.
Ла Паз — самая высокая столица в мире и Serow ехал как никогда плохо, хоть я и экспериментировала с форсунками карбюратора. Что бы я ни пробовала, в гору байк поднимался не быстрее ламы.
Высота — не та тема, которая часто меня занимала дома, но здесь я на ней просто свихнулась. Каждый раз на передышке я разглядывала GPS или засыпала Роба вопросами: „На сколько мы сегодня поднялись? На какой высоте мы сейчас? На какой высоте этот город? А этот?“
После двух месяцев переезда через Анды слова „уровень моря“ приобрели почти мистический смысл — кислородный Эльдорадо, где можно дышать, где флакон с шампунем не взрывается мне в лицо, где я могу развивать скорость, о боже, целых пятьдесят пять миль в час!
Подъем в центре Ла Паз стал последней каплей. На смену красному свету загорелся зеленый, но мой мотоцикл едва пыхтел. Какофония раздраженных гудков не помогла вернуть Serow к жизни, и мне пришлось тащить его на себе. „Возвращаемся на уровень моря! Быстро!“ — выдохнула я в лицо Робу. Мы наскоро сверились с картой, ближайший путь к Тихому океану — 480 км плато в Чили со зловещим названием.
От пейзажа дух захватывало; унылые, открытые всем ветрам равнины сменились высокогорными пустынями, где жили только заносчивые на вид ламы с семьями. Граница Чили встретила нас снежными шапками вулканов и глубокими синими озерами с розовыми фламинго. Экономические различия двух стран налицо: здесь были даже компьютеры! Я заполнила нужные бланки и заверила чилийские власти, что в моем багаже нет, кроме всего прочего, спермы животных. Во всяком случае, в последний раз я ее не заметила, но кто знает, чем занимаются эти боливийские псы, когда я смотрю в другую сторону.
Естественно, следующий день принес быстрый и волнующий спуск с гор на побережье.
К тому времени как показались полосы роскошных зеленых долин, мой байк несся вперед, как в добрые старые времена.
Чили знаменовался для меня культурным шоком. В жизнь внезапно вернулся порядок. Во многих отношениях это неплохо, но мне тоже приходилось вести себя цивилизованно, а я, если честно, успела подрастерять все навыки.
Мы отправились в Сантьяго, где встречались с Рейчел, моей попутчицей на мексиканскую часть путешествия. Панамериканское шоссе в северном Чили захватывает побережье Тихого океана, но по большей части идет через пустыню Атакама — бесконечный, невыразительный, пыльный коричневый ландшафт, который пользуется вызывающей жажду славой самого сухого места на земле. Мы ехали несколько долгих горячих дней, оставляли за собой сотни миль сурового пейзажа и редкие заправочные станции, спасались от яростного взора вездесущего солнца. Желанные прохладные вечера проходили на заброшенных пляжах под местное вино тинто.
„Ох, как же тяжко путешествовать на мотоциклах!“ — жаловались мы с Робом друг другу, радостно улыбались и пинали песок, откупоривали бутылку, охлаждали ноги в горном озерце и следили, как оранжево розовое солнце медленно исчезало за горизонтом.
Однако если вы — чилийский дорожный коп, назначение в пустыню Атакама вас не обрадует. Когда мы встретились, он сопровождал длинную череду грузовиков с громадными трубами. Процессия заняла обе линии шоссе и ползла на скорости 40 км/ч. Роб подъехал к копу, чтобы спросить, можно ли их обогнать. В ответ из окна машины понеслись вопли, руки в белых перчатках замелькали, как у одержимого баптиста. Роб, конечно, не понял ни слова и продолжал ехать рядом, пока коп яростно молотил кулаками по рулю, изрыгая поток испанских слов. Присутствие Роба только больше раззадорило копа, он переключился на ограниченный запас английского.
„Нет! Пошел ты! Нет! Нет! Пошел ты! Нет“, — визжал он. Я прикинула, что в Чили показывают слишком много американских боевиков, но тут из окна показалась рука в белой перчатке и спокойно махнула нам проезжать. На солнце с головой творятся странные вещи.
Через пару дней мы с Робом и Рейчел отпраздновали Рождество в Озерной области Чили, сняли деревянный домик с ванной на улице на фоне вулканов. Новый год наступал всего через 3200 км дебрей Патагонии на Огненной Земле, в конце путешествия.
Робу нужно было по техническим вопросам в Сантьяго, а мы с Рейчел отправились дальше в блаженном незнании, что приближаемся к самому противному участку пути — Карретера Аустраль. Земляное шоссе с дикими цветами по обочинам извивается мимо висячих ледников, водопадов и зазубренных снежных пиков на каждом повороте. Несмотря на дорогу, в Карретера сохраняется чувство опасности, как на шоссе Аляски. То есть, это не то место, где можно разбить мотоцикл, верно?
Когда едешь по земляной дороге, лучше смотреть вперед. Я узнала это на собственном опыте, когда оглянулась проверить, все ли в порядке у Рейчел. Через секунду переднее колесо ударилось о большой камень, и байк перевернулся. Когда пыль улеглась, а до моего сознания дошла суть произошедшего, я поняла, что мне повезло. Я прошлась туда сюда на нетвердых ногах, отходя от синдрома Туретта, обнаружила, что весь мой искалеченный багаж рассыпан по дороге. Ничто уже не поможет нескольким проводам и старичку магнитофону. Конечно, могучий Serow завелся, как ни в чем не бывало.
Мы ехали немного осторожнее по Аргентине, сознавая, что самое худшее еще впереди, по печально известной Ruta 40, забытом богом гравийном шоссе, которое ведет через дебри Патагонии к Огненной Земле и концу мира.
О Рута 40 рассказывают много, в основном о завывающих ветрах, которые со скоростью 100 км/ч обрушиваются с Анд на нижнюю часть континента в это время года. Мотоциклистов просто сдувает с дороги, камни летят в лицо, на протяжении сотен миль нет заправок, впереди неизбежные аварии. Список можно продолжить. Я считала, что это одно сплошное преувеличение, как и многие байки „перед дорогой“. Но на сей раз ошиблась. Менее уместной поездки для парочки нагруженных, потрепанных 250-кубовых мотоциклов не придумаешь.
Когда под нашими лысеющими шинами захрустела первая полоска гравия, из ниоткуда появился одинокий броненосец и перебежал нам дорогу. Я посчитала это добрым предзнаменованием . Мне и в голову не пришло: „Берегись! Броненосец — знак гибели!“Мы завернули за последний холм, которым уже давно любовались, и тут же яростный порыв понес меня по дороге. Рейчел повезло немного больше, потому что у ее мотоцикла более низкий центр тяжести, но мы обе выбивались из последних сил, только бы двигаться вперед. Аппараты накренялись под невозможным углом, двигатели глохли в момент, мы едва справлялись с яростным напором ветра.
Без всякого предупреждения мощный порыв то и дело разворачивал мой байк на девяносто градусов, направлял к обочине, иногда опрокидывал, иногда нет. Я вскоре приспособилась к ситуации — покорно рулила по ветру, сколько нужно до следующей остановки. Техника хорошо работала, пока новый порыв ветра не толкнул меня на Рейчел; мое переднее колесо ударилось об ее заднее. Я свалилась. Она обернулась — и тоже свалилась. Мы ползали по гравию и кричали: „Ты в порядке?“ Ветер уносил наши слова.
Подняв мотоциклы, мы попытались залить мое топливо в баки, но безуспешно. Ветер забрызгал бензином нас и мотоциклы. А потом новый завывающий порыв ветра столкнул аппарат Рейчел на землю. Мы не успели закрыть бак, и драгоценное топливо разлилось по пыли. Измученные и больные, мы подняли ее машину, тут над равниной взвыл новый порыв, и на сей раз на земле оказалась сама Рейчел. „И таких еще шестьсот чертовых миль!“ — орали мы друг другу, перекрикивая ветер, истерически смеясь от переизбытка адреналина.
Нам ничего не оставалось, как ехать дальше по заброшенной Патагонии. Названия на карте будоражили воображение, но наши надежды ни разу не оправдались: города либо вовсе не существовали, либо состояли из одного дома. Несколько ветхих поселений, которые мы все же разыскали, оплакивали недавнее закрытие единственного отеля и ресторана, а полки их продуктовых магазинчиков пустовали. На дороге страусы обгоняли машины, по численности из расчета пятьдесят к одному. Я четко осознала, что нахожусь посреди одинокой и неприветливой земли на краю мира, и зареклась когда-либо называть окраину Лондона „пустыней“.
Через четыре долгих дня мы добрались до Эль Калафате, перемазанные, побитые и замученные. Потерялась куча болтов и винтиков, я каждые два дня тратила по литру масла, а мой задний тормоз, похоже, оторвало начисто.
Но все закончилось. Сегодня под сиянием солнца я въехала в Ушуая, самый южный город в мире. Восемь с половиной месяцев спустя и за шестнадцать тысяч семьсот девяносто восемь миль от Аляски. Мы с мотоциклом потихоньку разваливались на части, но иначе я чувствовала бы себя обманутой! Теперь всего две тысячи миль до Буэнос-Айреса, а потом обратно на родину, к славной чашке чая.
Так закончилось мое приключение. В память о Южной Америке остались только зуд и царапины от нескольких комариных укусов. И вот я снова в реальном мире погашения долгов, налоговых деклараций, страховок, поиска работы… Гм… хорошая идея для нового сайта — „Луис на свободе“.
Полностью о приключениях Луис читайте на www.bl3media.com/lois.
Одно за другим, боже, одно за другим! Энди Белл
В поисках Вил Венг. Ричард Вирр
Боливия — самая бедная страна в Южной Америке, но нехватку оснащения они возмещают человеческой добротой и состраданием. Амалии забинтовали раны и сделали укол до прибытия „скорой помощи“. Водитель с несчастным видом попросил у меня денег на бензин до Ла Паз, на три часа езды.
Несчастный случай меня потряс и послужил напоминанием о хрупкости человеческого тела, но я вовсе не собиралась отказываться от путешествия на юг, до Огненной Земли, Я передала эстафету парню Амалии и, убедившись, что подруга на пути к выздоровлению, покинула Ла Паз с ее благословениями.
Мы с Робом решили ехать на юг вместе, несмотря на то, что наши мотоциклы по диапазону мощностей занимали противоположные стороны.
Ла Паз — самая высокая столица в мире и Serow ехал как никогда плохо, хоть я и экспериментировала с форсунками карбюратора. Что бы я ни пробовала, в гору байк поднимался не быстрее ламы.
Высота — не та тема, которая часто меня занимала дома, но здесь я на ней просто свихнулась. Каждый раз на передышке я разглядывала GPS или засыпала Роба вопросами: „На сколько мы сегодня поднялись? На какой высоте мы сейчас? На какой высоте этот город? А этот?“
После двух месяцев переезда через Анды слова „уровень моря“ приобрели почти мистический смысл — кислородный Эльдорадо, где можно дышать, где флакон с шампунем не взрывается мне в лицо, где я могу развивать скорость, о боже, целых пятьдесят пять миль в час!
Подъем в центре Ла Паз стал последней каплей. На смену красному свету загорелся зеленый, но мой мотоцикл едва пыхтел. Какофония раздраженных гудков не помогла вернуть Serow к жизни, и мне пришлось тащить его на себе. „Возвращаемся на уровень моря! Быстро!“ — выдохнула я в лицо Робу. Мы наскоро сверились с картой, ближайший путь к Тихому океану — 480 км плато в Чили со зловещим названием.
От пейзажа дух захватывало; унылые, открытые всем ветрам равнины сменились высокогорными пустынями, где жили только заносчивые на вид ламы с семьями. Граница Чили встретила нас снежными шапками вулканов и глубокими синими озерами с розовыми фламинго. Экономические различия двух стран налицо: здесь были даже компьютеры! Я заполнила нужные бланки и заверила чилийские власти, что в моем багаже нет, кроме всего прочего, спермы животных. Во всяком случае, в последний раз я ее не заметила, но кто знает, чем занимаются эти боливийские псы, когда я смотрю в другую сторону.
Естественно, следующий день принес быстрый и волнующий спуск с гор на побережье.
К тому времени как показались полосы роскошных зеленых долин, мой байк несся вперед, как в добрые старые времена.
Чили знаменовался для меня культурным шоком. В жизнь внезапно вернулся порядок. Во многих отношениях это неплохо, но мне тоже приходилось вести себя цивилизованно, а я, если честно, успела подрастерять все навыки.
Мы отправились в Сантьяго, где встречались с Рейчел, моей попутчицей на мексиканскую часть путешествия. Панамериканское шоссе в северном Чили захватывает побережье Тихого океана, но по большей части идет через пустыню Атакама — бесконечный, невыразительный, пыльный коричневый ландшафт, который пользуется вызывающей жажду славой самого сухого места на земле. Мы ехали несколько долгих горячих дней, оставляли за собой сотни миль сурового пейзажа и редкие заправочные станции, спасались от яростного взора вездесущего солнца. Желанные прохладные вечера проходили на заброшенных пляжах под местное вино тинто.
„Ох, как же тяжко путешествовать на мотоциклах!“ — жаловались мы с Робом друг другу, радостно улыбались и пинали песок, откупоривали бутылку, охлаждали ноги в горном озерце и следили, как оранжево розовое солнце медленно исчезало за горизонтом.
Однако если вы — чилийский дорожный коп, назначение в пустыню Атакама вас не обрадует. Когда мы встретились, он сопровождал длинную череду грузовиков с громадными трубами. Процессия заняла обе линии шоссе и ползла на скорости 40 км/ч. Роб подъехал к копу, чтобы спросить, можно ли их обогнать. В ответ из окна машины понеслись вопли, руки в белых перчатках замелькали, как у одержимого баптиста. Роб, конечно, не понял ни слова и продолжал ехать рядом, пока коп яростно молотил кулаками по рулю, изрыгая поток испанских слов. Присутствие Роба только больше раззадорило копа, он переключился на ограниченный запас английского.
„Нет! Пошел ты! Нет! Нет! Пошел ты! Нет“, — визжал он. Я прикинула, что в Чили показывают слишком много американских боевиков, но тут из окна показалась рука в белой перчатке и спокойно махнула нам проезжать. На солнце с головой творятся странные вещи.
Через пару дней мы с Робом и Рейчел отпраздновали Рождество в Озерной области Чили, сняли деревянный домик с ванной на улице на фоне вулканов. Новый год наступал всего через 3200 км дебрей Патагонии на Огненной Земле, в конце путешествия.
Робу нужно было по техническим вопросам в Сантьяго, а мы с Рейчел отправились дальше в блаженном незнании, что приближаемся к самому противному участку пути — Карретера Аустраль. Земляное шоссе с дикими цветами по обочинам извивается мимо висячих ледников, водопадов и зазубренных снежных пиков на каждом повороте. Несмотря на дорогу, в Карретера сохраняется чувство опасности, как на шоссе Аляски. То есть, это не то место, где можно разбить мотоцикл, верно?
Когда едешь по земляной дороге, лучше смотреть вперед. Я узнала это на собственном опыте, когда оглянулась проверить, все ли в порядке у Рейчел. Через секунду переднее колесо ударилось о большой камень, и байк перевернулся. Когда пыль улеглась, а до моего сознания дошла суть произошедшего, я поняла, что мне повезло. Я прошлась туда сюда на нетвердых ногах, отходя от синдрома Туретта, обнаружила, что весь мой искалеченный багаж рассыпан по дороге. Ничто уже не поможет нескольким проводам и старичку магнитофону. Конечно, могучий Serow завелся, как ни в чем не бывало.
Мы ехали немного осторожнее по Аргентине, сознавая, что самое худшее еще впереди, по печально известной Ruta 40, забытом богом гравийном шоссе, которое ведет через дебри Патагонии к Огненной Земле и концу мира.
О Рута 40 рассказывают много, в основном о завывающих ветрах, которые со скоростью 100 км/ч обрушиваются с Анд на нижнюю часть континента в это время года. Мотоциклистов просто сдувает с дороги, камни летят в лицо, на протяжении сотен миль нет заправок, впереди неизбежные аварии. Список можно продолжить. Я считала, что это одно сплошное преувеличение, как и многие байки „перед дорогой“. Но на сей раз ошиблась. Менее уместной поездки для парочки нагруженных, потрепанных 250-кубовых мотоциклов не придумаешь.
Когда под нашими лысеющими шинами захрустела первая полоска гравия, из ниоткуда появился одинокий броненосец и перебежал нам дорогу. Я посчитала это добрым предзнаменованием . Мне и в голову не пришло: „Берегись! Броненосец — знак гибели!“Мы завернули за последний холм, которым уже давно любовались, и тут же яростный порыв понес меня по дороге. Рейчел повезло немного больше, потому что у ее мотоцикла более низкий центр тяжести, но мы обе выбивались из последних сил, только бы двигаться вперед. Аппараты накренялись под невозможным углом, двигатели глохли в момент, мы едва справлялись с яростным напором ветра.
Без всякого предупреждения мощный порыв то и дело разворачивал мой байк на девяносто градусов, направлял к обочине, иногда опрокидывал, иногда нет. Я вскоре приспособилась к ситуации — покорно рулила по ветру, сколько нужно до следующей остановки. Техника хорошо работала, пока новый порыв ветра не толкнул меня на Рейчел; мое переднее колесо ударилось об ее заднее. Я свалилась. Она обернулась — и тоже свалилась. Мы ползали по гравию и кричали: „Ты в порядке?“ Ветер уносил наши слова.
Подняв мотоциклы, мы попытались залить мое топливо в баки, но безуспешно. Ветер забрызгал бензином нас и мотоциклы. А потом новый завывающий порыв ветра столкнул аппарат Рейчел на землю. Мы не успели закрыть бак, и драгоценное топливо разлилось по пыли. Измученные и больные, мы подняли ее машину, тут над равниной взвыл новый порыв, и на сей раз на земле оказалась сама Рейчел. „И таких еще шестьсот чертовых миль!“ — орали мы друг другу, перекрикивая ветер, истерически смеясь от переизбытка адреналина.
Через четыре долгих дня мы добрались до Эль Калафате, перемазанные, побитые и замученные. Потерялась куча болтов и винтиков, я каждые два дня тратила по литру масла, а мой задний тормоз, похоже, оторвало начисто.
Но все закончилось. Сегодня под сиянием солнца я въехала в Ушуая, самый южный город в мире. Восемь с половиной месяцев спустя и за шестнадцать тысяч семьсот девяносто восемь миль от Аляски. Мы с мотоциклом потихоньку разваливались на части, но иначе я чувствовала бы себя обманутой! Теперь всего две тысячи миль до Буэнос-Айреса, а потом обратно на родину, к славной чашке чая.
Так закончилось мое приключение. В память о Южной Америке остались только зуд и царапины от нескольких комариных укусов. И вот я снова в реальном мире погашения долгов, налоговых деклараций, страховок, поиска работы… Гм… хорошая идея для нового сайта — „Луис на свободе“.
Полностью о приключениях Луис читайте на www.bl3media.com/lois.
Одно за другим, боже, одно за другим! Энди Белл
Энди Беллнадеялся быстро добраться до дома из алжирской Сахары, но проколотая шина вынудила его оставить проект DesertRiders.
Мне всегда говорили, что в жизни любого человека наступает момент, когда приходится выбирать из двух зол. Я с этим столкнулся где-то в 40 км к югу от Бордж Эль Хаоуас, когда после четвертого прокола за 24 часа попрощался с товарищами из Desert Rider, и дальше двинулся в одиночку. От удара камнем раскололся борт моего заднего колеса. Трещина увеличивалась, старый ремень терся о камеру и получалась дыра. Шина спускала, трещина увеличивалась… и так далее. В результате я за 250 км раздолбал главную и запасную задние камеры, и теперь принялся за камеру Криса. Взбираться в таком состоянии на гору Хоггар значило накликать несчастье и лишить проект последнего „глотка воздуха“.
Я оставил ребят с чувством легкого стыда, как будто в чем-то их подвел, и осторожно поехал к Бордж Эль Хаоуас. Лишившись Криса и его чувства маршрута, я заехал в город через муниципальную свалку и выбрался на дорогу под улюлюканье мальчишек. Когда заправлялся, расслышал неподражаемый „пердеж“: приближались две Honda XRL. Парочка из Desert Riders тоже решили отправиться на север и передохнуть в Джанет, прежде чем двинуться на запад. Я с радостью использовал второй шанс по человечески с ними попрощаться и вскоре с легким сердцем был на пути к Иллизи.
Удача баловала меня недолго. Через пару часов веселой езды по непередаваемому ландшафту, южному краю плато Тассилин Аджер, тени стали удлиняться, и я осознал, что впервые за месяц остался без товарищей, которые обеспечивали мне компанию, поднимали боевой дух и время от времени устраивали споры. Дорога пошла в гору, как в Альпах, с головокружительными поворотами и спусками, от которых чуть не текла кровь из носа. Здесь я нарушил Первое Правило Хорошей Кармы, я подумал: „Худшего положения и представить себе невозмо… Уф!“
Заднее колесо спустило очень быстро, и байк опасно дернулся в сторону. Пока он кренился навстречу барьеру автострады, я успел спрыгнуть, оторвав кожаный „защитный ремень“ от своих байкерских штанов в полете через Армко. Мотоцикл, теперь уже лежащий на боку, начал медленно скользить вниз по склону, я прижал его к какому-то придорожному валуну и принялся чинить колесо.
Когда заново накачивал шину дешевым насосом, который одолжил мне Крис, поскольку свой я забыл дома, рядом остановился новый серебристый Land Cruiser. Автомобиль вел шофер, в салоне сидели два солдата и коротышка в безупречном коричневом костюме. Этот последний опустил стекло и спросил меня на превосходном английском, могут ли его люди чем-то мне помочь. Я объяснил, что все в порядке, и я скоро снова буду на колесах. Он подался вперед и серьезно сказал: „Могу я поинтересоваться, вам понравился Алжир?“ Когда я ответил утвердительно, он улыбнулся и кивнул, будто обустроил всю страну исключительно для моего удовольствия. Коротышка приказал водителю дать мне воды и пищи, пожелал приятного вечера. Такое вот сюрреалистическое происшествие в бесплотных дебрях.
Когда я снова сел на мотоцикл, в голове стучала одна мысль: „Только бы продержаться до равнины“. Наверное, я просил не тех богов. Через 5 км, снова на крутом спуске, я услышал безошибочный звук „да-да, да-да“ — шипованая шина билась об обод.
Уже стемнело, поэтому мне оставался только один практичный выход — хорошенько отоспаться и взяться за решение проблемы с новыми силами утром. К несчастью, алжирские горы вовсе не располагают к удобному ночлегу, для меня весь мир состоял из утеса, узкой дороги, барьера автострады, полметра гравия и 60 м склона. Размещение на утесе или посреди дороги меня никак не устраивало, так что в отсутствие другого выбора я расстелил подстилку и спальный мешок на гравийном „выступе“. Я чертовски надеялся, что во сне не перекачусь влево. Однако перспектива хоть немного поспать мне не светила, и неудивительно, так что зря я беспокоился.
Вечер превратился в ночь, а я лежал, оцепенев от скуки, слушал, не раздастся ли рев дизельного двигателя, моего спасения. Время от времени мимо и правда проносились грузовики, но все они направлялись на юг. Водители, однако, попадались замечательные: каждый делился водой и пищей, обещал забрать меня на обратном пути из Джанет, когда грузовик опустеет. К утру у меня появилось не только достаточно свежих фруктов для открытия лавки, но и оптимистичный взгляд на будущее. Во всяком случае, потеплело. Я взялся за ремонт: вначале тщательно заклеил резиной дыру на шине, затем приладил последнюю камеру. На этот раз должно продержаться, потому что больше чинить нечем. Ясным утром я двинулся дальше, взобрался на плато и лихо мчался по крутым поворотам, окаймленным дикими красными цветами и голыми черными скалами. Я ехал домой. О, нет, не ехал…
Теперь мне ничего не оставалось, как ждать помощи, я сел на обочине и попытался устроить себе передозировку витамином С, уничтожив весь новоприобретенный запас цитрусовых. Где-то через полчаса возник потрепанный Land Cruiser. Водитель туарег и пассажиры везли в Иллизи партию козлов, так что для меня места не осталось. Однако они пообещали, что скоро подъедет грузовик и подберет меня. К тому времени я воспринимал подобные обещания как таинственные пророчества, совершенно забыв, что их относительно быстрая машина обогнала бы возможный грузовик пару километров назад. Попинав мое заднее колесо и оставив еще три апельсина, туареги укатили, а я сел дожидаться грузовика.
И конечно, появился высокий грузовик незнакомой французской модели. Я чуть не вывихнул водителю руку, здороваясь, и спросил, не подбросит ли он меня с мотоциклом на 80 км до Иллизи. Водитель кивнул и приказал сыну лет шестидесяти помочь мне погрузить байк. Я упал духом, только представив, как двое людей будут поднимать 222 кг груза и закидывать его в маленькую дверь фургона. Невозможно. Однако либо сыновья у алжирских дальнобойщиков невероятно сильные, либо я невероятно отчаялся, но через десять секунд мотоцикл лежал в фургоне и тихонько поливал топливом урожай апельсинов.
В Иллизи меня высадили у местной автомастерской, владельца которой чуть не придавил падающий XR650L. Я поблагодарил команду отца и сына и отправился в местное кафе выпить „сливок“ с булочкой. Я сидел на вечернем солнце всего через 24 часа после расставания с Джоном и Крисом, размышлял о добрых людях, которых успел повстречать за такой короткий срок, и невольно гадал, помогли бы мне так же на А74 в Гретне.
Я вернулся в мастерскую, забрал свой залатанный мотоцикл и рванул из Иллизи, полный надежд, с фирменной ухмылкой „байкера, искателя приключений“. Однако на пропускном пункте в северной части города меня тормознула полиция, охранники не отпустили меня, пока один из копов не принес фотоаппарат и они не щелкнулись вместе со мной и мотоциклом. Я планировал добраться до Ин Аменас к сумеркам, а потому ехал стабильно 80 км/ч и любовался просторами Эрг Бухарет. Конечно, удар застал меня врасплох, я отправился на внеплановую экскурсию в близлежащую растительность, которая на вкус оказалась хуже, чем выглядела. Я заменил шину в рекордные сроки, но едва не расплакался, когда китайский насос отдал концы лишь при 0,8 бар. Без запасного насоса, с проблемной шиной и нагруженным мотоциклом я только попаду в еще большие неприятности, да еще и камеры закончились. И все же, вариантов выбора было немного, и я поехал вперед на скорости 30 км/ч, истово молясь о появлении автомобиля с дружелюбным водителем и насосом.
Автомобиль оказался зеленым Iveco с молодой немецкой парочкой и восемнадцатимесячным младенцем в салоне. Они объяснили мне преимущества „семейного путешествия“ по пустыне, и я не мог не согласиться, что звучало это здорово, хотя почти слышал неодобрительное бурчание их бабушек дедушек в Европе. До Аменас я добрался через полчаса после заката, безрассудно нарушив правило „не ездить ночью“ и жадно завладел ключом от грязного бетонного „шале“ в отеле „Эль Эрг“.
Следующим утром, сидя возле единственной автомастерской, какую смог найти, я вспоминал песню „Velvet Underground“ („Я жду своего мужчину“). Хотя предмет моих желаний был черный и имел форму маленьких резиновых кусочков.Где-то через час с ревом подкатил новенький Mitsubishi. Это, естественно, был не ремонтник, и я начал гадать, не вслух ли пел песню „Velvet…“. Водитель был явно из местных „чудаков“, когда я рассказал ему, кого жду, он схватил за шиворот ближайшего мальчишку и приказал ему привести пропавшего механика. Через десять минут сопляк вернулся со слегка ошалевшим мужчиной в домашних тапочках, поставил его передо мной и убежал, помахав на прощанье рукой.
К тому времени мои приключения начали походить на День Сурка, и мне хотелось только добраться до шин, которые мы спрятали к северу от Хасси Бел Гебур по дороге на юг. Оставалось всего полдня пути. К половине десятого запасную камеру снова отремонтировали, и я отправился дальше с намерением сделать 700 км до Хасси Мессауд через свалку шин за один мучительный день.
Дорога из Ин Аменас увела меня на север к плато Тинрерт по самому крутому склону в моей жизни. Теперь я направлялся прямо на запад, GPS утверждал, что я всего лишь в 300 км от спрятанных шин и свободы от пневматического рабства. Несколько часов спустя я остановился у военного пропускного пункта Хасси Бел Гебур очень довольный собой. Шина выдержала, а до запаски рукой подать. Солдаты помнили меня еще с дороги на юг и слегка помучили вопросами, что стало с моими двумя товарищами. Я уже хотел пошутить, что зарыл их трупы около Джанет, когда краем глаза заметил, как опять спускает шина.
Удивительно, в Хасси Бел Гебур есть, похоже, все, кроме заправки, где нашелся бы насос. Поблагодарив владельца за помощь, я снова отправился в путь, на сей раз испытывая муки ада. Пока ехал к зарытым шинам, раздумывал, что теперь никак не смогу заменить их.
Более того, если я вернусь в Хасси Бел Гебур за насосом и поврежу свою единственную камеру, положение станет еще хуже, чем сейчас! Но, по-моему, это новый и более лучший способ заработать нервный срыв, чем боязнь опоздать на работу.
В назначенной точке я свернул с дороги и поехал по песчаной равнине, которая составляла южный край великого Большого Восточного Эрга. Я без всяких проблем нашел закопанные Bridgestone, тщательно перепрятал шины Криса и Джона на случай, если их постигнет моя судьба. Поскольку менять шины было нечем, я просто закрепил их на багажнике и двинулся на север, к цивилизации.
Последний прокол случился где-то через час. Тогда я уже ничего не мог поделать, а потому просто сел ждать грузовик. Вскоре мне удалось убедить трех инженеров „Сонатрак“ из пикапа Land Cruiser, что они хотят подбросить меня вместе с мотоциклом на 200 км до Хасси Мессауд. Байк оказался слишком длинным для кузова, и нам пришлось ехать с опущенным задним бортом. Одному из инженеров, начальнику техники безопасности, это не понравилось, и он настоял, чтобы я лежал в шлеме и перчатках на дне кузова!
Пока мы ехали, я жался между XRL и ящиками с кабелем, любовался, как мимо пролетает мир. В доказательство, что среди алжирцев тоже есть любители быстрой езды, за пикапом начала вилять Toyota Carina, пытаясь обогнать нас. Наконец четыре ее усатых обитателя пролетели мимо, подпрыгивая на рытвинах дороги. Через десять минут мы обнаружили „Карину“ колесами вверх. Мы перевернули ее обратно, хозяева машины долго пожимали нам руки и раскланивались. Потом начальник безопасности прочитал лекцию на тему соответствия транспорта условиям. Я не все понял, но когда похлопал по крыше пикапа и объявил его „plus solide“, парень выглядел довольным. До города оставалось еще 100 км, и уже темнело. Инженеры высадили меня в центре Хасси Мессауд у общежития для рабочих, заполненного молодыми мусульманами, которые часами молились в фойе. Там были мои ровесники, и я обрадовался, когда они предложили показать мне город. Мы начали кутить вечером, происходило это так: мы пили чай на углах, и меня пытались убедить, что залив мне обязательно понравится, раз понравился Алжир. В ту ночь я лежал на толстых шерстяных одеялах в отеле, и моя вера в человечество была сильна как никогда.
Следующим утром я отправился в заключительное путешествие к vulcanasiteur. С „Bridgestone“ мои несчастья должны были закончиться. Я тепло попрощался с новыми друзьями и проехал 300 км до тунисской границы, а потом еще 500 км до Туниса. Паром на Геную уходил на следующий день.
Пока я ехал к порту, начался мелкий дождик, и топливо, разлитое на дороге, соблазнительно заблестело в свете утренней зари. На повороте переднее колесо байка занесло, я пролетел по дуге и с хрустом приземлился на плечо. Ко мне тут же подскочили жандармы, чтобы отправить в больницу, но нет уж, сэр, я ехал домой. Подняв мотоцикл, я угрюмо двинулся дальше, тупая боль пронзала тело каждый раз, когда я выжимал сцепление. Порт пустовал. Расписание изменилось, и следующий паром отправлялся не раньше чем через четыре дня. Я сел на обочине, стеная от боли и жалости к себе, кровь из носа капала на куртку.
Еще четыре дня в Тунисе: нет, я не выдержу. Я, преодолевая болезненную тошноту, поехал в аэропорт и, слава богу, сумел сдать мотоцикл в качестве багажа всего за $ 360, пусть даже мне пришлось выбросить аккумулятор и тридцать литров топлива без тетраэтилсвинца на парковке аэропорта. На пассажирской станции остались билеты только в бизнес класс, но моя карточка Visa хитро подмигнула, и все уладилось.
Самолет приземлился в Париже поздно, и мне пришлось бегом бежать на пересадку, едва не теряя сознание от каждого прыжка, сотрясающего ключицу. У выхода я обнаружил, что ворота уже закрыты и самолет на Эдинбург разворачивается. Это был последний рейс. Я швырнул свой билет диспетчеру и попытался объяснить, что мне очень-очень надо на самолет. Я молол жуткую чушь, но он, должно быть, слышал такое раньше, потому что самолет остановился и открыл двери.
Я сидел в самолете, ел ростбиф с салатом, все еще в своей окровавленной куртке Aerostich, ботинках MX, рванных байкерских штанах, и пытался избегать изумленного взгляда попутчика в костюме. Я думал о немецкой семье и их грузовике, инженерах нефтяниках и парнях из Хасси Мессауд, о Крисе и Джоне, и о Сахаре.
Мне всегда говорили, что в жизни любого человека наступает момент, когда приходится выбирать из двух зол. Я с этим столкнулся где-то в 40 км к югу от Бордж Эль Хаоуас, когда после четвертого прокола за 24 часа попрощался с товарищами из Desert Rider, и дальше двинулся в одиночку. От удара камнем раскололся борт моего заднего колеса. Трещина увеличивалась, старый ремень терся о камеру и получалась дыра. Шина спускала, трещина увеличивалась… и так далее. В результате я за 250 км раздолбал главную и запасную задние камеры, и теперь принялся за камеру Криса. Взбираться в таком состоянии на гору Хоггар значило накликать несчастье и лишить проект последнего „глотка воздуха“.
Я оставил ребят с чувством легкого стыда, как будто в чем-то их подвел, и осторожно поехал к Бордж Эль Хаоуас. Лишившись Криса и его чувства маршрута, я заехал в город через муниципальную свалку и выбрался на дорогу под улюлюканье мальчишек. Когда заправлялся, расслышал неподражаемый „пердеж“: приближались две Honda XRL. Парочка из Desert Riders тоже решили отправиться на север и передохнуть в Джанет, прежде чем двинуться на запад. Я с радостью использовал второй шанс по человечески с ними попрощаться и вскоре с легким сердцем был на пути к Иллизи.
Удача баловала меня недолго. Через пару часов веселой езды по непередаваемому ландшафту, южному краю плато Тассилин Аджер, тени стали удлиняться, и я осознал, что впервые за месяц остался без товарищей, которые обеспечивали мне компанию, поднимали боевой дух и время от времени устраивали споры. Дорога пошла в гору, как в Альпах, с головокружительными поворотами и спусками, от которых чуть не текла кровь из носа. Здесь я нарушил Первое Правило Хорошей Кармы, я подумал: „Худшего положения и представить себе невозмо… Уф!“
Заднее колесо спустило очень быстро, и байк опасно дернулся в сторону. Пока он кренился навстречу барьеру автострады, я успел спрыгнуть, оторвав кожаный „защитный ремень“ от своих байкерских штанов в полете через Армко. Мотоцикл, теперь уже лежащий на боку, начал медленно скользить вниз по склону, я прижал его к какому-то придорожному валуну и принялся чинить колесо.
Когда заново накачивал шину дешевым насосом, который одолжил мне Крис, поскольку свой я забыл дома, рядом остановился новый серебристый Land Cruiser. Автомобиль вел шофер, в салоне сидели два солдата и коротышка в безупречном коричневом костюме. Этот последний опустил стекло и спросил меня на превосходном английском, могут ли его люди чем-то мне помочь. Я объяснил, что все в порядке, и я скоро снова буду на колесах. Он подался вперед и серьезно сказал: „Могу я поинтересоваться, вам понравился Алжир?“ Когда я ответил утвердительно, он улыбнулся и кивнул, будто обустроил всю страну исключительно для моего удовольствия. Коротышка приказал водителю дать мне воды и пищи, пожелал приятного вечера. Такое вот сюрреалистическое происшествие в бесплотных дебрях.
Уже стемнело, поэтому мне оставался только один практичный выход — хорошенько отоспаться и взяться за решение проблемы с новыми силами утром. К несчастью, алжирские горы вовсе не располагают к удобному ночлегу, для меня весь мир состоял из утеса, узкой дороги, барьера автострады, полметра гравия и 60 м склона. Размещение на утесе или посреди дороги меня никак не устраивало, так что в отсутствие другого выбора я расстелил подстилку и спальный мешок на гравийном „выступе“. Я чертовски надеялся, что во сне не перекачусь влево. Однако перспектива хоть немного поспать мне не светила, и неудивительно, так что зря я беспокоился.
Вечер превратился в ночь, а я лежал, оцепенев от скуки, слушал, не раздастся ли рев дизельного двигателя, моего спасения. Время от времени мимо и правда проносились грузовики, но все они направлялись на юг. Водители, однако, попадались замечательные: каждый делился водой и пищей, обещал забрать меня на обратном пути из Джанет, когда грузовик опустеет. К утру у меня появилось не только достаточно свежих фруктов для открытия лавки, но и оптимистичный взгляд на будущее. Во всяком случае, потеплело. Я взялся за ремонт: вначале тщательно заклеил резиной дыру на шине, затем приладил последнюю камеру. На этот раз должно продержаться, потому что больше чинить нечем. Ясным утром я двинулся дальше, взобрался на плато и лихо мчался по крутым поворотам, окаймленным дикими красными цветами и голыми черными скалами. Я ехал домой. О, нет, не ехал…
Теперь мне ничего не оставалось, как ждать помощи, я сел на обочине и попытался устроить себе передозировку витамином С, уничтожив весь новоприобретенный запас цитрусовых. Где-то через полчаса возник потрепанный Land Cruiser. Водитель туарег и пассажиры везли в Иллизи партию козлов, так что для меня места не осталось. Однако они пообещали, что скоро подъедет грузовик и подберет меня. К тому времени я воспринимал подобные обещания как таинственные пророчества, совершенно забыв, что их относительно быстрая машина обогнала бы возможный грузовик пару километров назад. Попинав мое заднее колесо и оставив еще три апельсина, туареги укатили, а я сел дожидаться грузовика.
И конечно, появился высокий грузовик незнакомой французской модели. Я чуть не вывихнул водителю руку, здороваясь, и спросил, не подбросит ли он меня с мотоциклом на 80 км до Иллизи. Водитель кивнул и приказал сыну лет шестидесяти помочь мне погрузить байк. Я упал духом, только представив, как двое людей будут поднимать 222 кг груза и закидывать его в маленькую дверь фургона. Невозможно. Однако либо сыновья у алжирских дальнобойщиков невероятно сильные, либо я невероятно отчаялся, но через десять секунд мотоцикл лежал в фургоне и тихонько поливал топливом урожай апельсинов.
В Иллизи меня высадили у местной автомастерской, владельца которой чуть не придавил падающий XR650L. Я поблагодарил команду отца и сына и отправился в местное кафе выпить „сливок“ с булочкой. Я сидел на вечернем солнце всего через 24 часа после расставания с Джоном и Крисом, размышлял о добрых людях, которых успел повстречать за такой короткий срок, и невольно гадал, помогли бы мне так же на А74 в Гретне.
Я вернулся в мастерскую, забрал свой залатанный мотоцикл и рванул из Иллизи, полный надежд, с фирменной ухмылкой „байкера, искателя приключений“. Однако на пропускном пункте в северной части города меня тормознула полиция, охранники не отпустили меня, пока один из копов не принес фотоаппарат и они не щелкнулись вместе со мной и мотоциклом. Я планировал добраться до Ин Аменас к сумеркам, а потому ехал стабильно 80 км/ч и любовался просторами Эрг Бухарет. Конечно, удар застал меня врасплох, я отправился на внеплановую экскурсию в близлежащую растительность, которая на вкус оказалась хуже, чем выглядела. Я заменил шину в рекордные сроки, но едва не расплакался, когда китайский насос отдал концы лишь при 0,8 бар. Без запасного насоса, с проблемной шиной и нагруженным мотоциклом я только попаду в еще большие неприятности, да еще и камеры закончились. И все же, вариантов выбора было немного, и я поехал вперед на скорости 30 км/ч, истово молясь о появлении автомобиля с дружелюбным водителем и насосом.
Автомобиль оказался зеленым Iveco с молодой немецкой парочкой и восемнадцатимесячным младенцем в салоне. Они объяснили мне преимущества „семейного путешествия“ по пустыне, и я не мог не согласиться, что звучало это здорово, хотя почти слышал неодобрительное бурчание их бабушек дедушек в Европе. До Аменас я добрался через полчаса после заката, безрассудно нарушив правило „не ездить ночью“ и жадно завладел ключом от грязного бетонного „шале“ в отеле „Эль Эрг“.
Следующим утром, сидя возле единственной автомастерской, какую смог найти, я вспоминал песню „Velvet Underground“ („Я жду своего мужчину“). Хотя предмет моих желаний был черный и имел форму маленьких резиновых кусочков.Где-то через час с ревом подкатил новенький Mitsubishi. Это, естественно, был не ремонтник, и я начал гадать, не вслух ли пел песню „Velvet…“. Водитель был явно из местных „чудаков“, когда я рассказал ему, кого жду, он схватил за шиворот ближайшего мальчишку и приказал ему привести пропавшего механика. Через десять минут сопляк вернулся со слегка ошалевшим мужчиной в домашних тапочках, поставил его передо мной и убежал, помахав на прощанье рукой.
К тому времени мои приключения начали походить на День Сурка, и мне хотелось только добраться до шин, которые мы спрятали к северу от Хасси Бел Гебур по дороге на юг. Оставалось всего полдня пути. К половине десятого запасную камеру снова отремонтировали, и я отправился дальше с намерением сделать 700 км до Хасси Мессауд через свалку шин за один мучительный день.
Дорога из Ин Аменас увела меня на север к плато Тинрерт по самому крутому склону в моей жизни. Теперь я направлялся прямо на запад, GPS утверждал, что я всего лишь в 300 км от спрятанных шин и свободы от пневматического рабства. Несколько часов спустя я остановился у военного пропускного пункта Хасси Бел Гебур очень довольный собой. Шина выдержала, а до запаски рукой подать. Солдаты помнили меня еще с дороги на юг и слегка помучили вопросами, что стало с моими двумя товарищами. Я уже хотел пошутить, что зарыл их трупы около Джанет, когда краем глаза заметил, как опять спускает шина.
Удивительно, в Хасси Бел Гебур есть, похоже, все, кроме заправки, где нашелся бы насос. Поблагодарив владельца за помощь, я снова отправился в путь, на сей раз испытывая муки ада. Пока ехал к зарытым шинам, раздумывал, что теперь никак не смогу заменить их.
Более того, если я вернусь в Хасси Бел Гебур за насосом и поврежу свою единственную камеру, положение станет еще хуже, чем сейчас! Но, по-моему, это новый и более лучший способ заработать нервный срыв, чем боязнь опоздать на работу.
В назначенной точке я свернул с дороги и поехал по песчаной равнине, которая составляла южный край великого Большого Восточного Эрга. Я без всяких проблем нашел закопанные Bridgestone, тщательно перепрятал шины Криса и Джона на случай, если их постигнет моя судьба. Поскольку менять шины было нечем, я просто закрепил их на багажнике и двинулся на север, к цивилизации.
Последний прокол случился где-то через час. Тогда я уже ничего не мог поделать, а потому просто сел ждать грузовик. Вскоре мне удалось убедить трех инженеров „Сонатрак“ из пикапа Land Cruiser, что они хотят подбросить меня вместе с мотоциклом на 200 км до Хасси Мессауд. Байк оказался слишком длинным для кузова, и нам пришлось ехать с опущенным задним бортом. Одному из инженеров, начальнику техники безопасности, это не понравилось, и он настоял, чтобы я лежал в шлеме и перчатках на дне кузова!
Пока мы ехали, я жался между XRL и ящиками с кабелем, любовался, как мимо пролетает мир. В доказательство, что среди алжирцев тоже есть любители быстрой езды, за пикапом начала вилять Toyota Carina, пытаясь обогнать нас. Наконец четыре ее усатых обитателя пролетели мимо, подпрыгивая на рытвинах дороги. Через десять минут мы обнаружили „Карину“ колесами вверх. Мы перевернули ее обратно, хозяева машины долго пожимали нам руки и раскланивались. Потом начальник безопасности прочитал лекцию на тему соответствия транспорта условиям. Я не все понял, но когда похлопал по крыше пикапа и объявил его „plus solide“, парень выглядел довольным. До города оставалось еще 100 км, и уже темнело. Инженеры высадили меня в центре Хасси Мессауд у общежития для рабочих, заполненного молодыми мусульманами, которые часами молились в фойе. Там были мои ровесники, и я обрадовался, когда они предложили показать мне город. Мы начали кутить вечером, происходило это так: мы пили чай на углах, и меня пытались убедить, что залив мне обязательно понравится, раз понравился Алжир. В ту ночь я лежал на толстых шерстяных одеялах в отеле, и моя вера в человечество была сильна как никогда.
Следующим утром я отправился в заключительное путешествие к vulcanasiteur. С „Bridgestone“ мои несчастья должны были закончиться. Я тепло попрощался с новыми друзьями и проехал 300 км до тунисской границы, а потом еще 500 км до Туниса. Паром на Геную уходил на следующий день.
Пока я ехал к порту, начался мелкий дождик, и топливо, разлитое на дороге, соблазнительно заблестело в свете утренней зари. На повороте переднее колесо байка занесло, я пролетел по дуге и с хрустом приземлился на плечо. Ко мне тут же подскочили жандармы, чтобы отправить в больницу, но нет уж, сэр, я ехал домой. Подняв мотоцикл, я угрюмо двинулся дальше, тупая боль пронзала тело каждый раз, когда я выжимал сцепление. Порт пустовал. Расписание изменилось, и следующий паром отправлялся не раньше чем через четыре дня. Я сел на обочине, стеная от боли и жалости к себе, кровь из носа капала на куртку.
Еще четыре дня в Тунисе: нет, я не выдержу. Я, преодолевая болезненную тошноту, поехал в аэропорт и, слава богу, сумел сдать мотоцикл в качестве багажа всего за $ 360, пусть даже мне пришлось выбросить аккумулятор и тридцать литров топлива без тетраэтилсвинца на парковке аэропорта. На пассажирской станции остались билеты только в бизнес класс, но моя карточка Visa хитро подмигнула, и все уладилось.
Самолет приземлился в Париже поздно, и мне пришлось бегом бежать на пересадку, едва не теряя сознание от каждого прыжка, сотрясающего ключицу. У выхода я обнаружил, что ворота уже закрыты и самолет на Эдинбург разворачивается. Это был последний рейс. Я швырнул свой билет диспетчеру и попытался объяснить, что мне очень-очень надо на самолет. Я молол жуткую чушь, но он, должно быть, слышал такое раньше, потому что самолет остановился и открыл двери.
Я сидел в самолете, ел ростбиф с салатом, все еще в своей окровавленной куртке Aerostich, ботинках MX, рванных байкерских штанах, и пытался избегать изумленного взгляда попутчика в костюме. Я думал о немецкой семье и их грузовике, инженерах нефтяниках и парнях из Хасси Мессауд, о Крисе и Джоне, и о Сахаре.
В поисках Вил Венг. Ричард Вирр
Камбоджа не исключение, обнаружил
Ричард Вирр.Чуть в сторону от основных туристических маршрутов и вот они — настоящие люди.
Наконец-то после 19 000 км от Великобритании до Камбоджи на Honda XR400R передо мной дороги маленькой буддистской страны. Шипованые шины Dunlop на переднем и заднем колесах, багаж из трех составляющих: инструменты, камеры и зубная щетка.
Проблемы Камбоджи шестидесятых годов известны всем: вьетнамская война, бомбардировка США, проникновение ЦРУ, гражданская война, 10 лет вьетнамской оккупации и, конечно, Солат Сар (или Пол Пот, политическое прозвище) со своей бандой безумных маоистов-эктремистов, красные кхмеры. О чем не всегда упоминают, так это о состоянии дорог. За исключением шоссе, по которому я ехал из столицы Пномпень в порт Сиануквиль, дегтебетона нигде нет. Более того, политические потрясения привели к тому, что за земляными дорогами не ухаживали десятилетиями. Некоторые главные магистрали посрамили бы трассы мотогонок. На 80 км от Мемот до Сноул есть не только рытвины величиной с каньон, но и настоящие кратеры от бомбежек — авиапочта „дяди Сэма“ для Хошимина. В общем, настоящий мотоциклетный рай.
Наконец-то после 19 000 км от Великобритании до Камбоджи на Honda XR400R передо мной дороги маленькой буддистской страны. Шипованые шины Dunlop на переднем и заднем колесах, багаж из трех составляющих: инструменты, камеры и зубная щетка.
Проблемы Камбоджи шестидесятых годов известны всем: вьетнамская война, бомбардировка США, проникновение ЦРУ, гражданская война, 10 лет вьетнамской оккупации и, конечно, Солат Сар (или Пол Пот, политическое прозвище) со своей бандой безумных маоистов-эктремистов, красные кхмеры. О чем не всегда упоминают, так это о состоянии дорог. За исключением шоссе, по которому я ехал из столицы Пномпень в порт Сиануквиль, дегтебетона нигде нет. Более того, политические потрясения привели к тому, что за земляными дорогами не ухаживали десятилетиями. Некоторые главные магистрали посрамили бы трассы мотогонок. На 80 км от Мемот до Сноул есть не только рытвины величиной с каньон, но и настоящие кратеры от бомбежек — авиапочта „дяди Сэма“ для Хошимина. В общем, настоящий мотоциклетный рай.