Словин Леонид Семёнович. Полночный детектив

   Казенный этот текст народ знал уже наизусть.
   «… Высокую зарплату гарантируем…»
   Конкретные суммы никогда не назывались. Какую зарплату они определяли как высокую, оставалось всегда неизвестным. Такую, как у своего начальства, или на порядок ниже?! И что означает кичливое «гарантируем»? «Обижены не будете?!»
   Я плавно отвернул к элитному дому — дорога тут была пуста.
   Тревожная круговерть над кабиной сигнализировала мне о прибытии криминальной милиции округа. Ментовской «газик» притормозил у самого торца. Сам подполковник Вагин не вышел из машины — ждал.
   Когда я подошел, спросил угрюмо:
   —Ну что вы там с Рембо нафантазировали? — У него не осталось сил возмутиться. — Люди зашли перекусить, москвичи…
   —Они — москвичи? Ты записал их, Паша? — спросил я.
   —Записал. Солидные люди… На виду у всех их заставили предъявить документы. Хорошо, что обошлось. Нормальные мужики. Думаю, не будут жаловаться…
   —Паспорта тоже видел?
   — Видел. У одного… — Вагин достал блокнот. — «Калин Николай Михайлович», советник Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции. Второй тоже птица высокого цолета — помощник депутата Госдумы… — Вагин убрал записи. — Теперь откровенно скажи, зачем они вам? А то — «сильно себе облегчишь в дальнейшем жизнь, если подъедешь…» Кто они?!
   — Киллеры, Паша! Заодно отмывка грязных денег, обналичивание… Международная мафия… А сейчас у них заказ в твоем округе. Еще немного — и вы побегали бы…
   Вагин взглянул на часы.
   — Может, вернуться — копнуть глубже?!
   Вернись. Только я уверен: их уже нет в кафе…

ЧИТАЮ СВОЙ ДЕТЕКТИВ

   — Ужинать будешь? — Жена оторвалась от экрана. Очередной телесериал прервала реклама. Некий матрос на палубе рассматривал брошенные ему с берега маленькие девичьи трусики. А их владелица удалялась с пирса, улыбаясь, довольная собой. Это была реклама прокладок…
   — Нет, пожалуй. Подожду тебя.
   — Но у меня сразу начнется другой сериал. По первому каналу.
   — Ничего. Я не голоден. Ничего не делал, а устал, как собака…
   — Это бывает, — успокоила жена.
   Я пошел к себе. Еще по дороге я решил, что мне следует сделать. На рукописи, которую я привез из издательства «Тамплиеры», карандашом бы записан телефон с пометкой «автоответчик». Я набрал номер. Один за другим потекли долгие гудки. Я настроился на магнитную запись автоответчика, но вдруг услышал живой женский голос:
   — Слушаю… — Я узнал голос девушки.
   И вслед дыхание.
   От неожиданности я затянул паузу.
   — Алло… — ободрила она.
   Но я был уже готов к разговору:
   —Здравствуйте. Я хотел сказать: вы забыли в квартире свою книгу… Мариан Бебсон «Очередь на убийство»…
   —Да… — Она растерялась больше моего.
   —Книга находится у меня… Я перешлю ее вам. Вместе с газетой. Вы знаете…
   Снова затянувшееся молчание. И ответ:
   — Спасибо. Книгу оставьте. На память…
   На том конце провода положили трубку.
   Еще я позвонил свояку:
   — Привет. Чего делаешь?
   — Да ничего такого. Телевизор… С утра на лыжонках собрались.
   — Просьба к тебе. Мне нужна видеокассета. Подвези завтра по дороге. Сможешь?..
   Я не стал доставать очередной детектив. Подсел к письменному столу.
   Нижний ящик стола был приоткрыт. Набитый бумагами, папками, он давно уже открывался с трудом. Я вытащил папку, лежавшую в самом низу, освободил от тесемок…
   Первой мне попала на глаза собственная трудовая книжка. Я полистал ее. Моя работа в уголовном розыске исчерпывалась двумя короткими записями, между которыми уместились все перемещения по службе, взлеты и падения, задержания, засады, стрельба, аресты, выговоры и поощрения…
   «Принят на работу в качестве сотрудника в органы МВД СССР» тогда-то…
   «Уволен из органов МВД России» тогда-то…
   Семнадцать благодарностей, двадцать семь денежных и других поощрений за раскрытие особоопасных преступлений…
   Я отложил трудовую книжку и начал дальше смотреть бумаги.
   Удостоверения к милицейским медалям, авторское свидетельство покойной матери — «Способ получения графитно-глиняных масс для карандашей»… Тут же был мой литературный архив. Несколько рассказов и повесть.
   Я открыл первую страницу, прочитал:

   «Андрюха умер перед рассветом, не приходя в сознание. Ни операция, ни переливание крови результатов не дали. Права оказалась пожилая санитарка „скорой помощи“, которая еще ночью, взглянув на заострившееся бледное лицо Андрея, когда его заносили в машину, сказала громко и безапелляционно: „Этот до утра не дотянет!“
   И Андрей не дотянул. Но еще пока он тянул, пока его большие сильные руки судорожно мяли шершавое серое одеяло, пока вокруг него суетились врачи и еще до того, как его койку выкатили в коридор — у белого приземистого здания приемного покоя собрались оперативники…»

   Осенней ночью в Костроме на улице Галичской, на перекрестке убили старшего опера — Андрюху…
   Неизвестный преступник бритвой взрезал ему сонную артерию.
   Были ноябрьские праздники, нас вытащили из-за праздничных столов.
   Холодный промозглый холод и дожди продолжались всю неделю, пока шел розыск.
   Мы, друзья и коллеги погибшего, опера, работали без роздыха, с короткими перерывами на сон. Мы тогда были юнцами и нам казалось важным найти убийцу до похорон, словно в этом случае Андрей может еще каким-то образом узнать, что он отомщен…
   Сделать это не удалось. Убитого сотрудника уголовного розыска хоронили много людей. Тогда еще нечасто убивали ментов. В день похорон после дождей неожиданно ударил мороз. Мы шли без шапок через весь город. Было стыдно встречаться глазами с людьми. «Преступника так и не нашли…» Казалось, все вокруг смотрят на нас с укором, а кто-то даже злорадствует.
   После похорон мы пришли в дом погибшего, и его маленький сын, услышав шаги на крыльце, кинулся в переднюю: «Папа вернулся!»
   Даже спустя много лет я не мог вспоминать об этом спокойно…
   Я был тогда среди них. И среди тех, кто все-таки нашел преступника.
   И был в пустом здании Костромского горотдела в поздний час, когда привезли убийцу, провели к себе гулким ночным коридором второго этажа…
   Поздно ночью в моем кабинете он рассказал, как все произошло. Пьяный, с ножом в руке он погнался за своим собутыльником и полоснул совсем другого человека — возвращавшегося вместе с женой из гостей, несшего на руках ребенка…
   Во время этого признания мы сидели молча, никто ничего не сказал…
   Потом я позвонил домой прокурору города. Он уже спал, я поднял его с постели, попросил приехать. Мы хотели прочнее закрепить показания убийцы. Допрос в присутствии прокурора был таким средством.
   Прокурор действительно приехал, раздраженный, заносчивый. Он не любил ни нас, ни наше начальство. Извечная война спецслужб…
   Войдя в кабинет, он оглядел нас, расположившихся вдоль стен, и с порога спросил задержанного, сидевшего на стуле в середине:
   — Вы действительно совершили это убийство?
   Стояла полная тишина.
   «Неужели подтвердит?» — Убийце ничего не стоило отказаться от своих слов.
   Но он кивнул:
   — Да.
   Прокурор вышел, чтобы взять в машине бланк протокола допроса…
   Дальше произошло непредсказуемое. Андрюха был своим парнем, мы вместе стояли в оцеплениях, не спали ночами, ездили на задания. Мы отмечали свои дни рождения, благодарности и выговора в этом вот кабинете, запершись изнутри на ключ…
   Непреодолимая сила взметнула нас с мест, швырнула на средину комнаты…
   Когда прокурор возвратился с бланком допроса, лицо задержанного заплывало синевой свежих побоев.
   Мы уже сидели на своих местах, ярость, владевшая нами еще минуту назад, исчезла. Приступ прошел внезапно, так же, как и начался. Прокурор оглядел нас. Настал его час. Он вышел на середину:
   — Это они? — Он недобро кивнул в нашу сторону.
   В глазах его вспыхнул злой огонек. — Одним махом он мог рассчитаться со своими конкурентами — руководством областного Управления внутренних дел…
   С минуту наша судьба была в руках убийцы нашего товарища. Он посмотрел каждому из нас в глаза. Мы отводили взгляды, чтобы не встречаться глазами.
   Это был момент истины.
   — Нет! — Он покачал головой.
   Он спас нас.
   Все переплелось в этой жизни. «Кислое с пресным…»
   Прокурор с радостью арестовал бы каждого из нас. Своей свободой мы были обязаны убийце Андрея…
   Прокурор замолчал и больше к этому не возвращался.
   Может, он тоже что-то понял. Он был один в совершенно пустом по-ночному милицейском доме, а нас было пятеро, молодых, дерзких ментов, допускавших одну ошибку за другой и все-таки чистых в своих помыслах…
   Моя повесть об убийстве Андрея не была напечатана, хотя у меня и был лестный отзыв известного педагога, драматурга и философа, ныне уже покойного.
   Этот человек писал:

   «Как все истории, взятые из жизни, история, рассказанная автором, сначала может показаться беднее придуманных, но зато в ней сохраняется то, что всего дороже автору рассказа, — правда… Автор, в частности, старался как можно ближе подойти к правде о будничной милицейской жизни, сохранитиь те мелкие точности в действиях и терминологии, без которой даже правдивая мысль кажется оскорбительно ложной…»

   К рукописи была подколота и рецензия, сыгравшая решающую роль в том, что повесть была отвергнута. Рецензия была закрытой — с ней не принято было знакомить автора, она принадлежала писателю со странной фамилией Селейко и попала ко мне случайно.
   Тогда я впервые познакомился с внутренним документом редакции, в нем, возможно, не было ничего необычного для литературных сотрудников, но мне, менту, привыкшему в служебных бумагах не допускать ничего, относящегося к себе лично, и всегда оставаться как бы за строкой, он показался, мягко говоря, странным.
   В рецензии Селейко чистосердечно признавался, как нелегко дались ему последние недели. По заданию редакции ему пришлось отрецензировать подряд несколько детективных повестей Агаты Кристи и Жоржа Сименона. Теперь вот еще и мою… Случившейся незадаче было посвящено четыре страницы из пятистраничной рецензии.
   Если чтение прославленных мастеров жанра не доставило ему радости и у Селейко не нашлось для них ни одного доброго слова, можно представить, как он разделался со мной…
   Закончил же он и вовсе на душераздирающей ноте:

   «Я мечтаю о минуте, когда после всего, что мне пришлось испытать, знакомясь с этой, с позволения сказать, литературой, смогу, наконец, подойти к книжной полке, взять в руки томик Тургенева или Гончарова и прильнуть к вечному животворному роднику классики…»

   Когда я пришел в издательство, чтобы взять рукопись, мы случайно познакомились. Селейко — румяный, улыбчивый товарищ, узнав мою фамилию, первый подошел ко мне, крепко пожал руку:
   «Поздравляю. Я с радостью рекомендовал вас к печати…»
   Если бы, вернувшись на службу, я не прочитал приложенную по ошибке к рукописи рецензию, я бы оставался в счастливом неведении и сегодня…
   «Ах ты, лицемер!..»
   Я бросил папку с рассказом снова в ящик стола и взял с полки любимого Рафа Балле — «Прощай, полицейский!»:
   «У тебя свой животворный родник, у меня — свой!»
   На почте в высотном доме на площади Восстания, откуда я отсылал мои видеозаписи, девушка, что принимала меня за человека из мира кино, счастливо улыбнулась мне из-за стекла — похоже, она боялась, что я исчез навсегда и наше знакомство прекратится вместе с ее мечтой сниматься в моем фильме.
   — Вас давно не было…
   — Служба, — посетовал я грустно.
   — Какая у вас интересная работа…
   Вместе с кассетой я отослал Арзамасцеву и вырезку из «Нового русского слова» с напечатанным в ней рассказом и еще отдельно короткое письмо, которое обдумывал все утро.
   Я напрочь отказался в нем от упоминаний таких терминов, как инсценировка несчастного случая и видеозапись. Даже попав в чужие руки, моя корреспонденция не должна была скомпрометировать ни меня, ни генерала Арзамасцева. В то же время я хотел предупредить заказчика о грозящей ему опасности. Это была непростая задача.
   По моим представлениям, текст предупреждения должен был быть дипломатичным, понятным лишь нам обоим. В качестве примера для подражания я выбрал послание, в котором умница Арамис, герой «Трех мушкетеров», предупреждает родственника коварной миледи о ее преступных намерениях по прибытию в Англию…
   Я писал:

   «Уважаемый имярек!
   С благодарностью возвращаю использованный мною дляработы над новымроманом экземпляр газеты «Новое русское слово» с рассказом г-на Джалиля Шари-футдинова, иллюстрирующего увлекательные возможности нашего любимого жанра.
   Отдавая должное изобретательности автора, я провел самостоятельную экспертизу обстоятельств, вынудивших главного героя прибегнуть к подобной необычной форме разрешения конфликта, и убедился в их действительной серьезности.
   Исследуя тему грозящей герою опасности я неожиданно обнаружил появление на страницах романа некоего завезенного с Ближнего Востока киллера, персонаж, абсолютно не принятый в жанре классического детектива. На данный момент мне удалось удалить эту мрачную фигуру из повествования.
   Возвращаясь к рассказу г-на Джалиля Шарифутди-нова, хочу заметить, что мне интересно Ваше мнение по поводу действий Энди Киршоу, который познакомил с результатами своей деятельности бывших коллег. Не одобряя данную линию поведения, я тем не менее готов последовать такому развитию сюжета.
   А что Вы об этом думаете?
   Я надеюсь, Вы сможете в короткий срок сообщить мне свое мнение способом, который найдете для себя удобным, с тем, чтобы не вступать в переписку, требующую много сил и времени.
   С добрыми пожеланиями.

Ваш…»

   Здесь я не без лукавства поставил вместо своего имени псевдоним модного ныне автора широко раскрученного литературного проекта, предусматривающего создание многих детективных романов на исторические темы, фильмов и телесериалов…
   В конце я сделал приписку:

   «P.S. Экспертиза упомянутого литературного произведения вынудила меня прибегнуть к дополнительным расходам в сумме… »

   Я включил в счет командировку в Израиль, гонорары иерусалимского адвоката и тамошнего частного сыщика, а также оплату услуг Ассоциации. Не зря же Рембо и детективы «Лайнса» столько времени отдали моему заказу…
   Перечитав письмо, я заметил, что слегка переусердствовал по части витиеватости и моя корреспонденция не находится ни в каком сравнении со взятым мною в качестве образца тонким аристократическим посланием маркиза д'Эрве, скрывавшегося под личиной простого мушкетера по прозвищу Арамис…
   Но переписывать мне не захотелось.
   Я понадеялся, что Арзамасцев поймет мои намеки и намерения…
   И что меры, принятые против него фондом, не явятся для него неожиданностью.
   После отправления этого письма у меня больше не было никаких обязательств перед моим заказчиком. Я мог считать себя совершенно свободным…
   В последующие дни ничего особенного не произошло.
   В редакции «Интерпол-экспресс» мне сообщили фамилию известного писателя, опубликовавшего рассказ «Подстава» под псевдонимом Джалиль Шарафутдинов. Я позвонил ему, чтобы выразить искреннее восхищение прочитанным…
   Через банк «Вестерн Юнион» поступила полностью запрошенная мною сумма и почти сразу по почте пришло вещественное доказательство того, что мы с Рембо правильно вычислили заказчика.
   В бандероли на мое имя лежала уже знакомая зеленая лягушка из слоистого оникса, в которой я сразу опознал орудие несостоявшегося убийства. Одновременно тяжелый пресс в виде каменной жабы служил подтверждением желания заказчика переправить уличающую видеозапись в Криминальную милицию округа, на Северо-Запад, что я и не замедлил сделать.
   Я переслал Пашке Вагину видеокассету вместе с ксерокопией «Нового русского слова». Дальнейшая судьба видеозаписи и газеты неизвестна.
   Калиншевский и его гость, засвеченные Вагиным в армянском кафе, конечно, сразу исчезли и, скорее всего, снова надолго покинули родные пределы.
   Что же касается Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции, то скандал с исчезновением Исполнительного директора не принял космических масштабов, как можно было ожидать вначале. Слишком могущественные силы были заинтересованы в том, чтобы все прошло тихо и незаметно.
   Срочная проверка, проведенная аудиторами Счетной Палаты, выявила большое число нарушений в финансовой сфере и многомиллионные нецелевые расходования средств, виновным в которых оказался непосредственно заместитель Исполнительного директора, действовавший за спиной своего босса.
   Генерал Арзамасцев не был объявлен в розыск, и вся история не стала достоянием средств массовой информации. Исполнительному директору не было предъявлено никаких обвинений, и я не слышал о каких-либо злоупотреблениях служебным положением с его стороны.
   В самом фонде тоже сделали правильные выводы. Кардинальное изменение кадрового состава руководства фонда последовало незамедлительно, к сожалению, способом, ставшим в последние годы в некотором смысле обычным.
   На «Мерседес», в котором ехали генерал Хробыстов и несколько его ближайших подчиненных, и вторую машину с секьюрити в районе Бутово было совершено покушение, закончившееся для них трагически.
   К слову сказать, прием, примененный против бывших сотрудников спецслужб, был относительно редким — из арсенала ныне почти забытых террористов «Фракции „Красная Армия“, захвативших таким способом известного западногерманского промышленника Ганса Шлейера. Последний знал о готовящемся нападении и никуда не выезжал без своих шести охранников, из которых четверо находились в машине сопровождения и еще двое непосредственно с ним…
   Организаторы покушения на Хробыстова поставили одного из киллеров, переодетого женщиной, катившей перед собой детскую коляску, на Симферопольском шоссе, в районе поворота к железнодорожной станции Бутово.
   В нескольких метрах перед летящим на огромной скорости «мерседесом» мамаша неожиданно направила каляску на проезжую часть.
   Все дальнейшее заранее прогнозировалось.
   От неожиданности водитель «мерседеса» резко затормозил. Вторая машина, в которой ехали охранники, ударила в багажник идущей впереди. А в это время из стоявшего у обочины автобуса выскочило еще двое киллеров, выпустивших в течение полутора минут по цели примерно четыреста пуль. Никто из охранников — кроме водителя — даже не успел вынуть оружие…