-  Большое спасибо за беседу, аше ысокопреосвященство.
    Подготовили Владимир Осипов и Михаил Щербак

ОЛЕГ КОРНИЕНКО НЕУГОМОННОЕ СЕРДЦЕ

   "25 июля 1906 года в Ольгиной общине сестер милосердия "Красный крест" скончалась от менингита местная писательница А. Л. Тургенева, подписывавшая свои произведения псевдонимом А. Востром. Умершая обладала недюжинным беллетристическим талантом и написала очень много рассказов…" Так говорилось в некрологе газеты "Голос Самары" от 27 июля 1906 года. И это была сущая правда. У Александры Леонтьевны Востром, которую мы больше знаем как мать писателя А. Н. Толстого, вышло к тому времени в издательствах Санкт-Петербурга и Москвы около десяти книг для взрослых и детей, ее печатали почти все газеты Саратова и Самары, журналы. Но, как ни странно, в книге краеведа К. Селиванова "Русские писатели в Самаре и в Самарской области" о ней нет ни слова даже в подробнейшем разделе "Малоизвестные писатели", хотя она прожила в здешних местах всю свою жизнь.
   Что же это была за женщина, которая сама, канув в небытие как писатель, сумела задеть в душе сына ту струну, которая вот уже многие десятилетия звучит для благодарных россиян удивительной музыкой прозы?..
   "Я вырос на степном хуторе верстах в девяноста от Самары, - пишет в "Краткой автобиографии" Алексей Николаевич Толстой. - Мой отец Николай Александрович Толстой - самарский помещик. Мать моя, Александра Леонтьевна, урожденная Тургенева, двоюродная внучка декабриста Николая Тургенева, ушла от моего отца беременная мной. Ее второй муж, мой вотчим, Алексей Аполлонович Востром, был в то время членом земской управы в г. Николаевске (ныне г. Пугачев). Моя мать, уходя, оставила троих маленьких детей - Александра, Мстислава и дочь Елизавету".
   Уход от мужа был преступлением, падением: она из порядочной женщины становилась в глазах общества женщиной неприличного поведения.
   Александре Леонтьевне было 19 лет, когда в Самару приехал граф Николай Александрович Толстой. Графа окружал ореол героя. Кроме того, богат, красив, блестящая партия. Он посватался к барышне Тургеневой.
   олевая, вдумчивая, скрытная, она много читала и еще до замужества пробовала свои силы в литературе. Ее увлекала высокая идея гуманизма. Она
    КОРНИЕНКО Олег родился в 1954 году на Украине. По окончании Харьковского военного авиационно-технического училища был борттехником, начальником ТЭЧ звена, начальником клуба училища. За выполнение интернационального долга в Афганистане награжден медалью “За боевые заслуги”. С золотой медалью окончил военно-политическое училище. Майор запаса. Участник V - VII Всероссийских семинаров писателей Армии и Флота, VIII Всесоюзного совещания молодых писателей. Печатался в журналах “Смена”, “Аврора”, “Советский воин”, газете “Красная звезда”, в коллективных прозаических и поэтических сборниках Москвы, Киева и Самары, в местной периодике. Член Союза писателей. Живёт в Сызрани
 
   считала, что выйдя замуж за графа, сможет обуздать и укротить буйный его нрав. 1873 году в Спасо-ознесенском соборе их обвенчали.
   Мечты Александры Леонтьевны оказались несбыточными. Менее чем через год после женитьбы, за оскорбление самарского губернатора Климова, Толстой был выслан по высочайшему повелению из Самары в Кинешму под надзор полиции, и только благодаря хлопотам родственников вернулся в Самарскую губернию.
   Частые вспышки гнева, отрицательное отношение к литературным занятиям жены делали жизнь невыносимой. припадке беспричинной ревности граф однажды стрелял в Александру Леонтьевну, ожидавшую ребенка.
   И неудивительно, что встреча на одном из светских вечеров с земским чиновником из Николаевска Алексеем Аполлоновичем Бостромом перевернула жизнь Александры Леонтьевны. У него внешность разночинца-"шестиде-сятника": высокий открытый лоб, густая русая борода. Он вдохновенно ведет споры о будущем России. На вечерах со своими друзьми в Самаре, когда все устают от дискуссий, Алексей Аполлонович садится к роялю, музицирует, поет дуэтом с какой-нибудь из барышень.
   Между двумя молодыми красивыми людьми завязалась переписка.
    "Алеша, жизнь моя, радость моя, счастье мое. Спасибо тебе за твое письмо, оно оживило меня, дало мне жизнь, надежду. Я не испугалась бедности, я проживу и в душном флигельке. Но я поняла, что это только в крайности. Если наша связь обнаружится, могу связать твою жизнь с моей. Ты не обеспечен, твое положение вовсе не выявлено, по крайней мере до осени. И потому будем ждать. Если бы ты знал, как я соскучилась по твоей любви".
   Сердце нельзя обмануть: это судьба, - понимает Александра Леонтьевна, и в ноябре 1871 года уезжает в Николаевск к Вострому.
   Мольбы и угрозы мужа, моральное давление родителей, боязнь за любимого человека, которому угрожал граф, заставили Александру Леонтьевну вскоре вернуться в Самару к мужу.
   Николай Александрович увозит ее в Петербург и, чтобы удержать, издает написанный ею роман "Неугомонное сердце", в котором передана душевная драма, мучившая в то время саму Александру Леонтьевну.
   Первая крупная проба сил - после юношеской повести "оля" (1871 год) и других неопубликованных произведений - не удалась писательнице. Роман получился риторическим, в значительной мере напоминающем худшие образцы третьестепенной беллетристики. На сочинение графини А. Л. Толстой не замедлил откликнуться демократический журнал "Отечественные записки", который беспощадно отозвался и о художественных качествах романа. Но статья в журнале разве что в одном опоздала: в жизни Александра Леонтьевна уже сделала решительный шаг для преодоления того порочного круга, из которого ей не удавалось выйти в романе.
    "Алешечка, Алешечка, получила твое письмо. тот день у нас повторился разговор ( с мужем. - О . К . ). Долго-долго говорили мы о разводе. Он не может согласиться на него. Это выше его сил. .. "
   конце апреля 1882 года Александра Леонтьевна написала Вострому полное отчаяния письмо о том, что она беременна и отец ребенка - Толстой. мае 1882 года она, скрыв от мужа, что ждет ребенка, окончательно уходит к Вострому.
   20 августа 1882 года в поезде, только что отошедшем от станции Безен-чук в сторону Сызрани, в одном из купе вагонов первого класса внезапно раздался выстрел. Стрелял граф Николай Толстой в своего соперника Алексея Бострома, к которому ушла его жена. стреча эта произошла случайно. Востром был легко ранен.
   Страшный переполох вызвал этот инцидент в Самаре, много людей пришло в здание окружного суда, когда началось слушание по делу графа Н. А. Толстого и его жены Александры, которая ушла к любовнику, словно Анна Каренина.
   ыстрел графа поставил власти в затруднительное положение. Буква закона усадила графа на скамью подсудимых, но сочувствие властей было целиком на его стороне. Его, защищавшего семейные устои и свою честь против грехов и постыдных поступков жены. Поэтому ясно, что решение мирского и духовного судов было предрешено: граф Николай Толстой оправдан,
 
   брак расторгнут, а Епархиальное начальство постановило: Александру Леонтьевну, графиню Толстую, оставить "во всегдашнем безбрачии". Против дерзких любовников возводится глухая стена отчуждения от общества.
   торым ударом был провал А. А. Бострома на выборах в земскую управу, что лишило его оплачиваемой должности. Не последнюю роль сыграл в этом граф Н. Толстой. Единственным средством к существованию становится хутор Сосновка, куда Александра Леонтьевна с А. Бостромом и десятимесячным сыном Лешей переезжают в октябре 1883 года.
   Александра Леонтьевна на долгие годы, вплоть до поступления сына в Сызранское реальное училище, становится активным помощником своего гражданского мужа во всех его делах. ся ее "светская" жизнь теперь сводится к литературным занятиям, чтению по вечерам Тургенева, лечению крестьян. О своей недавней мечте - маленькой школе для хуторских детей - уже не вспоминает. Хватило бы сил и средств поставить на ноги Лешу.
   августе 1898 года, после окончания Сызранского реального, Леша с матерью переезжает в Самару, где учится в 5-м классе местного реального училища.
   Живут они сначала в меблированных комнатах на Предтеченской, 43 - в доме Белавина (ныне Некрасовская). Через месяц переезжают на квартиру на Николаевской (Чапаевской) улице, дом 55. Еще через год, в августе 1899, поселяются в доме Аяровой на Почтовой улице (между Садовой и Сокольни-чьей). Только через год, продав наконец имение в Сосновке, они "переехали в собственный дом на Саратовской улице, купленный отчимом на остатки от уплаты по закладным и векселям".
   Стесненные жилищные условия нисколько не мешают Александре Леонтьевне жить полнокровной культурной жизнью. Так, у себя дома она организует любительский драматический кружок, роль режиссера в котором выполняла сама Александра Леонтьевна. Она ставила произведения классиков, писала для ребят сама и заставляла их тоже пробовать свои силы в драматургии. После репетиции Александра Леонтьевна устраивала для ребят чаепитие с пирогами, которые пекла сама.
   Переезд в Самару давал еще одно преимущество - близость к губернской прессе. ноябре 1889 года "Самарская газета" печатает ее рассказы "Прогулка" и "У камина".
   По своему призванию А. Л. Востром была прежде всего очеркисткой и писательницей для детей, а по размерам дарования - одним из тех тружеников литературы, так называемых "писателей средней руки", которые часто пишут гладко, порой очень скверно, но способны иногда и к настоящим творческим взлетам.
   Наибольший успех выпал на долю детских произведений А. Востром, хотя писались они обычно между делом, и сама Александра Леонтьевна не придавала своему участию в детской литературе особого значения. "Произвели меня в детские писательницы, а у меня ни желания, ни способностей к тому нет", - в сердцах вырывалось у нее в одном из писем к сестре М. Л. Тургеневой. Но именно детские книги, которые она писала "между делом", и пользовались успехом у книгоиздателей. Особенно "урожайным" был 1904 год, когда в Санкт-Петербурге и в московском издательстве товарищества И. Д. Сытина у нее вышло четыре книги для детей. Хуже всего давалась А. Востром драматургия, которой она активно занималась в конце жизни.
   9 февраля 1900 года в Ницце (Франция) умирает граф Николай Александрович Толстой. Отпевали его в Самаре в Иверском монастыре. На похоронах присутствовала и Александра Леонтьевна с сыном, но к ним никто из Толстых не подошел.
   Доставшиеся Леше по завещанию деньги (около 30 тысяч) дают возможность продолжить дальнейшее образование.
   1901 году Толстой оканчивает реальное училище и сдает экзамены в Технологический институт в Санкт-Петербурге.
   1905 году, когда были закрыты все учебные заведения в Санкт-Петербурге, он уезжает в Дрезден, где поступает в Королевскую Саксонскую высшую техническую школу на механическое отделение. Уезжая за границу, он не знал, что видит мать в последний раз.
   "Это было летом 1906 года, - вспоминает А. Н. Толстой в очерке "Непостижимое", - я жил тогда в Германии, в Дрездене, учился в Политехническом
 
   институте. …вдруг без всяких причин почувствовал безотчетное беспокойство, какую-то странную и сильную тревогу. два дня я собрался и уехал в Россию, к матери.
   Поездка по олге была жуткой. то лето начались аграрные беспорядки, и по ночам горизонт пылал заревом пожаров.
   стречаю своего тестя - врача, и вот что он говорит мне: " Не пугайся. Случилась скверная вещь. Александра Леонтьевна без сознания - у нее менингит. Утром моя матушка скончалась".
   Похоронили Александру Леонтьевну 27 июля 1906 года на сесвятском кладбище, территория которого прилегает сейчас к местному кабельному заводу.
   "Страстным желанием моей матери было, чтобы я сделался писателем. Но почти никогда при жизни ее я не думал об этом. Но со дня кончины матери я живу, подчиняясь неведомой мне воле, которая привела меня к моей теперешней жизни".
   последние годы жизни Толстой часто возвращался к мысли о переиздании некоторых произведений матери. Может быть, книжки для детей, может быть, сборника лучших ее очерков.
   Это желание писателя претворило в жизнь Куйбышевское книжное издательство, выпустив в 1983 году, к 100-летию со дня рождения А. Н. Толстого, сборник А. Л. Востром "Рассказы и очерки".
   Портрет матери А. Н. Толстой возил с собой всегда, где бы ни бывал: и в Париже, и в Берлине, и в Москве. сюду он был перед ним.
   своей автобиографии А. Толстой написал: "Я не знаю до сих пор женщины более возвышенной, чистой и прекрасной…"

АЛЕКСЕЙ СОЛОМИН АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ КОНТРРЕОЛЮЦИИ

    К 125-летию со дня рождения
   До сих пор мне было известно, что Россией называлась территория в одну шестую часть земного шара, населённая народом, прожившим на ней великую историю. Может быть, по-большевистскому это не так… Прошу прощения (Он горько усмехнулся сквозь трудно подавляемое раздражение).
    Алексей Толстой “Хождение по мукам”
   Недавно асилий Аксёнов в документальном телефильме "Красный граф", размышляя о том, почему в жуткую сталинскую эпоху власти так лояльно отнеслись к Алексею Толстому, приходит к выводу, что большевики все годы своего правления мучались комплексом нелегитимности. Поэтому, дескать, возвращение из эмиграции такого писателя, как Алексей Толстой, было им полезно в свете неких дипломатических заигрываний с Западом. Ну, во-первых, большевикам было глубоко наплевать на какую-то там легитимность. "Диктатура пролетариата" есть прямая и принципиальная противоположность любой "слюнявой демократии", и это надо понимать и помнить. А во-вторых, будь Алексей Николаевич такой уж важной для Запада фигурой, вряд ли он уехал бы из Парижа в "совдепию". Конечно, большевикам желательно было заполучить известного писателя-аристократа, барина-сибарита с такою импозантно-сановной внешностью и, в то же время, с таким пониманием своего места в общем ряду. Но надо это было не для пускания пыли в глаза ненавистной буржуазии, чему доказательством являются два известных контакта . И. Ленина с её представителями - известным писателем Гербертом Уэллсом, с кем он не спешил встретиться и кому не старался понравиться, и с мало кому известным Армандом Хаммером, коему дал карт-бланш на внешнеэкономические связи Советской России. Скорее, преуспевающий Алексей Толстой нужен был большевикам для того, чтобы следом за ним в СССР приехали и Горький, и Цветаева, и Куприн, и Конёнков, и Прокофьев. Нечего им там по заграницам таскаться, когда на родине найдутся дела поважнее. Хотя бы такие, как реставрация великой державы - их творческая помощь в государственном строительстве.
 
   Так почему же до сих пор многие интеллигентствующие историки и литературоведы с каким-то смущением говорят о "беспринципности" Алексея Николаевича, вступившего в некие соглашательские отношения с тираном, монстром, извергом рода человеческого - Иосифом Сталиным? По их версии, писатель продался большевикам лишь ради вкусной еды и прочих сладостей жизни и без зазрения совести перекраивал-перелицовывал свои прежние произведения. Похоже, им до сих пор не ясно, что большевики-революционеры и большевики-правители не одно и тоже. Мне думается, Алексей Николаевич это понял гораздо быстрее других своих собратьев-эмигрантов, которые, кстати, так и не смогли в Париже, столь похожем на Петербург "серебряного века", создать себе нечто подобное довоенной жизни в России. И между собой переругались почти так же, как ныне их последователи в России постперестроечной. А таксисты и официанты из вчерашних белогвардейцев читателями оказались неважными. Меценатов тоже, как я понимаю, было не густо. Нобелевских премий на всех явно не хватало. от Алексей Толстой и решил воспользоваться приглашением "советов".
   Известно, что бонапартизмом чревата любая революция. И по тому, что творилось на просторах России во времена гражданской войны, если вспомнить всех главкомов, атаманов, гетманов, Октябрьская революция не исключение. Детей своих революции съедают, или отцов-оплодотворителей - не суть важно. результате к неограниченной власти пришёл тот, кто пришёл - наиболее терпеливый, выдержанный, дальновидный, целеустремлённый, трудолюбивый, ответственный, а в итоге наиболее достойный, т. е. подходящий на эту роль государственный деятель. Хотя моралисты от политики могли бы охарактеризовать его и по-другому, назвав хитрым, коварным, твердолобым, лицемерным, скрытным, властолюбивым и т. д. (что они, впрочем, и делают). Как бы там ни было, но История не ошибается. И в данном случае на место императора, вынужденного крепить государство после десятилетий великих ломок и переломов, она выбрала именно его. Приди к власти Колчак, Деникин, Сорокин, Миронов, Троцкий, Бухарин, Фрунзе, Тухачевский, Блюхер, Киров или кто-нибудь ещё из многочисленной плеяды революционеров, к этому времени они вынужденно стали бы контрреволюционерами и решали бы те же самые задачи, что и Сталин. Причём, я не думаю, что у них это получилось бы лучше.
   А то, что иначе и быть не могло, видели многие - от Георгия Федотова до Лейбы Бронштейна. Да и Ленин как последовательный диалектик прекрасно знал, что в результате качественного скачка категории, по закону отрицания отрицания меняясь местами, превращаются в свою противоположность. И задача истинного политика не в том, чтобы гнуть свою линию, подобно тому же Троцкому, который в теории-то признавал, что за всплеском всегда следует спад, за акцией - реакция, а за революцией - контрреволюция и реставрация, а на деле продолжал стучаться лбом всё в те же ворота мировой революции. Товарищ Сталин в этом отношении уроки вождя мирового пролетариата выучил с большим успехом. И в тридцатые годы, действительно, являлся "Лениным сегодня", что может показаться нелогичным только тем, кто "сегодня" не отличает от "вчера". Так что Алексей Толстой приехал в Россию не только для гастрономических и прочих утех, не только для осуществления своего призвания - писать на родном русском языке, но и для того, чтобы помочь восстановлению той России, которую потеряли.
   Хотя он, действительно, был сибарит, любивший жить широко. Но скажите - почему бы и нет? А то мы все только и мечтаем о чёрством хлебе и воде, посте и молитве вместо вкусной и здоровой пищи. Её, между прочим, и товарищ Сталин, при всём его солдатском аскетизме, настоятельно рекомендовал не только своим "сатрапам", но и всему советскому народу - строителю социализма. Давайте уж тут сами-то не лицемерить.
   Что же касается "шутовства", ёрничества и актёрства Алексея Толстого, которые ему до сих пор ставят чуть ли не в вину, то, с одной стороны, это говорит опять лишь о его жизнелюбии и оптимизме, а с другой, о смелости говорить власть имущим правду "с улыбкой на устах". Или так шутить-чудить позволительно только действительно артистам - Сергею Эйзенштейну, Борису Ливанову, Петру Алейникову?
   Цинизм? Да! Но что есть цинизм? "Наглость, бесстыдство, грубая откровенность; вызывающе-презрительное отношение к общепринятым правилам
 
   нравственности и благопристойности" или всё-таки позиция школы философа Антисфена, отвергавшая нравственные нормы, основанные на несовершенныхобщественных установлениях и условностях, призывавших к естественному поведению, простоте, возврату к природе? Как утверждали учёные современники Алексея Николаевича, "киники отражали идеологию неимущих классов рабовладельческого общества". А род Толстых претерпел от русских реформ и революций достаточно для того, чтобы, в какой-то степени, попасть в число таковых. спомним "Манифест коммунистической партии". Кто был наиболее ехиден и остёр в критике капитализма? Феодалы. Аристократы. Лев Толстой, между прочим, тоже моментально окрестил строй пореформенной России "рабством нашего времени" и с пренебрежением относился к парламентской республике во Франции. Да если вспомнить, то и Пушкин ничуть не стремился "зависеть от народа" (равно, впрочем, как и "от царя"). Но что говорить о наших "сумасбродах", если даже янки Марк Твен, посмеиваясь над европейскими правителями в "Простаках за границей", с явным удивлением и с большим уважением вспоминает о встрече в Ливадии с российским императором Александром торым и его семьёй?
   прочем, род Толстых вообще, во всяком случае, в лице наиболее известных представителей, на протяжении всей своей истории, всегда отличался фрондёрством или умеренной, скорее идеологической, чем практической оппозиционностью. Что Пётр Андреевич, которого царь Пётр похлопал по лысине со словами: "Голова ты, голова, не была бы так умна, отрубил бы я тебя"; что Фёдор Иванович - "бретёр, картёжник, дуэлянт"; что "первый" Толстой - Алексей Константинович, со своим ироническим отношением и к западникам, и к славянофилам, да и к самому государю императору. Ну, а о "зеркале русской революции" и говорить уже не приходится. Заголовок "Не могу молчать" можно поставить вообще надо всем его творчеством, о чём ладимир Ильич, по сути дела, и говорит в своей знаменитой статье (название которой я так беззастенчиво переиначил для собственной).
   Если же вспомнить о байке, которая повествует о том, как Олеко Дундич лично вручил пакет Будённого генералу Мамонтову в воронежской гостинице "Бристоль" и которая из романа "Хождение по мукам" перекочевала в школьные учебники, то здесь, я думаю, вина не писателя романа, а автора того самого учебного пособия для начальной школы. И напрасно, думаю, обижались родственники Мамонта Дальского на Алексея Николаевича за яркий образ лихого анархиста, которому писатель дал имя популярного трагика. Что позволено художнику-беллетристу, не позволено учёному-историку.
   А насчёт "продался"?.. Алексей Николаевич, как всякий разумно мыслящий человек, прекрасно понимал и, конечно, знал тезис: "кто платит, тот и заказывает музыку". И дело тут не в холуйстве, а в честном, добросовестном и профессиональномисполнении заказа. Этот мифотворец, сказочник и фантаст в жизни был таким несокрушимым реалистом и прагматиком, что куда там и Максиму Горькому, и Александру Фадееву вместе взятым. прочем, я не думаю, что Алексей Толстой, как пресловутый флюгер, "улавливал" настроения власть предержащих. Скорее, по мере возможности, исходя из текущего момента и сложившегося положения, он сам своим творчеством пытался повлиять на принятие решений вышестоящими товарищами.
   от, скажем, адим Кожинов в книге "Правда сталинских репрессий", напоминая, что Сталина и крайне правые, и крайне левые считали реставратором империи и контрреволюционером, писал, однако, следующее: "Приписывать Сталину роль инициатора того (разумеется, весьма относительного) "воскрешения" России, которое совершалось в 1930-х годах, несостоятельно уже хотя бы потому, что в течение всего послеоктябрьского времени в стране было немало пользовавшихся более или менее значительным влиянием людей, которые никогда и не отказывались от тысячелетней России - несмотря на риск потерять за эту свою приверженность свободу или даже жизнь". И далее, назвав имена С. Ф. Платонова, Сергея Есенина, Клюева, Клычкова, Павла асильева как наиболее приверженных этому, пишет: "…с теми или иными оговорками это можно сказать и о таких достаточно влиятельных в 1920-х - начале 1930-х годов писателях (пусть и очень разных), как Михаил Булгаков, Иван Катаев, Леонид Леонов, Михаил Пришвин, Алексей Толстой, ячеслав Шишков, Михаил Шолохов, да и многих других". Кого имел в виду адим алерьянович под многими другими, я думаю, сейчас не важно. ажно то, что рядом с именем "гонимого" Михаила Булгакова стоит имя Алексея Толстого.
   11 “Наш современник” N 8

ЕЛЕНА МОЧАЛОВА ИСКУССТО СЫЗРАНСКОЙ

   иконописи
   СЫЗРАНЬ СТАРООБРЯДЧЕСКАЯ
   Старообрядцы в здешних краях стали селиться давно, еще в XVII веке. Собственно, и Сызрань-то была образована спустя лишь четверть века после никоновских реформ. Сюда, на окраину государства, и стремились те, кто был недоволен церковными нововведениями.
   Но особое распространение раскола в Симбирской губернии связано с выходом в 1762 году Манифеста Екатерины II. Этим документом давались определенные послабления староверам. С целью колонизации края заграничные ветковские раскольники были приглашены для заселения берегов олги. И некоторые из них осели не только в известных впоследствии иргизских скитах, но и в Симбирской губернии. А в ней - в Симбирском, Сенгилеевском и Сызранском уездах.
   Распространению раскола в Сызрани служили и торговые связи. Город отличался выгодным географическим положением. Здесь пересекались олжский судоходный путь и Московско-Уральский сухопутный тракт. Торговля, и прежде посредническая, давала основной доход местным жителям. Достаточно быстро сформировался и купеческий класс, который был представлен по большей части старообрядцами.
   К концу XIX века (на 1897 г.) раскольников в Симбирской губернии проживало более 30 тысяч человек. Третья часть из них - в Сызрани и Сызранском уезде. о многих исторических документах город указывается как главный пункт распространения раскола в губернии. Из 48 церквей, встречавшихся по пути от него в Симбирск, 29 были старообрядческие.
   летописях местных церквей мы часто читаем записи о том, что многие прихожане не ходят на исповедь и не принимают святое причастие по причине склонности к расколу. Обряды и таинства они отправляют в тайных молельнях. Но, как правило, те разоблачались, их устроители подвергались судебным разбирательствам.