Алексей Сеич тоже сильно горевал по молодой хозяйке: ее присутствие наполняло дом солнечным светом, а с ее уходом свет померк. Родион старался не бывать дома вечерами и стал посещать приемы и рауты, которых раньше чурался. А так как светские парти не принято посещать в одиночку, все чаще и чаще его сопровождала скромная и немногословная секретарша Изольда, которая утвердилась в доме Сидоркиных быстро и незаметно.
   И, конечно, она не снискала расположения старого дворецкого. Алексей Сеич сразу понял, какого поля ягодка эта самая Изольда Николаевна. Она велела называть себя только по имени-отчеству, а Танечка всегда была просто Танечкой и не чувствовала себя от этого менее значимой…
   Чего не мог взять в толк дворецкий: как же случилось, чтобы Родион, находясь в здравом уме, завещал все имущество молодой жене и обделил собственного любимого сына. Алексей Сеич, зная Сидоркина-старшего очень хорошо, не верил, что тот мог так поступить, даже из-за одного безобразного скандала.
   Для себя дворецкий решил, что доработает срок, оговоренный в контракте, и сразу же уволится. Осталось потерпеть всего два месяца, а там он купит где-нибудь на юге маленький домик с виноградником и будет спокойно доживать свои дни, почитывая любимую Агату Кристи, благо щедротами покойного Родиона Сидоркина старость его будет вполне обеспеченной. Но не обращать внимания на выходки Изольды уже не представлялось возможным.
   Дворецкий вошел в холл, где в последнее время Изольда просто поселилась, и в испуге остановился – та опять разговаривала с пустым креслом. Причем очень эмоционально, жестикулируя и сверкая глазами. Даже если принять во внимание изрядное количество шампанского, которое мадам сегодня изволила выкушать, это как раз тот случай, когда не надо быть экспертом, чтобы поставить диагноз – сумасшествие.
   Алексей Сеич тихонько пробрался на кухню, где на стене висел городской телефон, и набрал известный номер.
   – Это «скорая»? – приглушенным голосом сказал он в трубку. – Срочно нужна психиатрическая перевозка. Острое умопомешательство… Уверен, абсолютно уверен. Больная разговаривает с умершими людьми. Записывайте адрес…
 
   Тяжелый «ха-пятый» ушел в воду почти вертикально, как сбитый бомбардировщик. Дима почему-то не испугался и за те несколько секунд, которые были у него в распоряжении, успел сгруппироваться. Удар о воду был страшный, гораздо более сильный, чем он мог себе представить. Впечатление было такое, словно тяжелый джип врезался в какое-то препятствие на очень большой скорости.
   Диму бросило на лобовое стекло, и он почувствовал резкую боль в груди и шее. И сразу же через открытое окно хлынула холодная грязная вода, пахнувшая бензином и тиной. Машина начала опускаться на дно медленно, потому что в задней части салона образовалась воздушная подушка. Она уменьшалась с каждой секундой. Вскоре Дима начал задыхаться, как вдруг увидел за лобовым стеклом лицо отца. Родион сместился в сторону открытого окна, жестами показывая, что надо выбираться, но сил на это уже не хватало.
   Дима хлебнул воды, закашлялся, и в этот момент отец схватил его за волосы и буквально выдернул из окна джипа. Несколькими сильными гребками Диме удалось изменить направление движения, а затем и всплыть на поверхность реки. Отца рядом не было. Высоко над собой он увидел фермы и опоры моста, похожие чем-то на огромный скелет железобетонной рептилии. Течение медленно уносило его все дальше от места падения. До обоих берегов было одинаково далеко, но со стороны Воробьевых гор имелась возможность выбраться на причал. Дима скинул кроссовки и поплыл к берегу.
   Минут через пять он выбрался на сушу под одобрительные крики зевак, следивших за его заплывом. Мобильный утонул вместе с джипом, и Дима даже не мог позвонить домой, чтобы рассказать о своем приключении. Он ничуть не сомневался, что это опасное купание – дело рук его приятеля Нугзара, но совершенно не испытывал страха, только сильную злость. И еще ему было жалко джипа, у него было такое ощущение, что порвалась последняя нить, связывающая с родным домом.
   Его била нервная дрожь, все тело, и особенно шея, болело, а через некоторое время стало очень холодно. С него ручьями стекала грязная вода. Он сел на причал и начал стягивать с себя одежду, чтобы выжать досуха, как вдруг почувствовал, что кто-то на него смотрит. Когда он поднял глаза, то увидел перед собой взволнованную Катю с дорожной сумкой в руке.
   – Увидела тебя в шаре, – пояснила она в ответ на его удивление. – Переодевайся скорее, нас ждет такси.
   В сумке оказалась сухая одежда: джинсовая куртка, брюки и ботинки.
   – Круто, – рассмеялся Дима с довольным видом. – До чего же надежно и практично иметь жену-ведьму…
 
   Часом позже на пороге гольяновской квартиры их встречала Наталья, которая сразу набросилась на Диму с вопросами.
   – Да погоди ты, – остановил сестру Майор. – Посмотри на парня – на нем лица нет, такая фига на лбу образовалась – чистый единорог. Дай ему в себя прийти.
   Однако Дима с ходу принялся рассказывать о недавней встрече с Нугзаром и спасении Стаса из петли. Когда закончил, Наталья и Майор с многозначительным видом переглянулись.
   – Займемся этим пакостником позже, – сказал Майор, – а сейчас рассказывай, что приключилось дальше. Давай двигай на кухню.
   Все, кроме Натальи, которая принялась хлопотать по хозяйству, расположились за кухонным столом. Подробно описав происшествие с Гариком и впечатления Шухрата от встречи с Лилит, Дима получил из рук будущей тещи большую чашку горячего чая с медом и коньяком. После первого же глотка ему показалось, что у него в районе диафрагмы заработал маленький атомный реактор, и он тут же согрелся. Боль куда-то ушла, в голове возник приятный шум, похожий на шелест листвы. После этого думать ему совсем расхотелось – в отличие от Майора, который впал в состояние сильного возбуждения.
   – Все более или менее понятно, – сказал он с видом эксперта. – Лена утратила бессмертную душу и превратилась в темную сущность, беспокойного духа, которому нет места ни в раю, ни в аду. Она стала суккубом, духом, который выкачивает всю жизненную энергию из своей жертвы и пользуется этой энергией в физическом плане. Жалко девушку, но делать нечего. – Майор смущенно развел руками. – Шансов спастись у одержимого суккубом человека практически нет никаких. Слышали старинные русские предания о летающем огненном змее?
   – Я читал об этом, – сказал Дима. – Есть такая древнерусская повесть о Петре и деве Февронии. К избам одиноких женщин, чаще всего вдов, прилетает огненный змей и по печной трубе проникает в жилище, где оборачивается прекрасным молодцем. Всю ночь проводит с вдовицей, а под утро исчезает. Так?
   – Так, – ответил Майор, – да не совсем так…
   Этот огненный змей – инкуб, если является женщине, и суккуб, если прицепляется к мужчине. Выбирает эта пакость людей одиноких, попадаются даже замужние или женатые, те, которые живут со своими супругами без любви, а значит, и без душевной связи. Демон сам по себе пола не имеет, это одна и та же сущность, только названия разные. От контакта с ним человек самостоятельно отказаться просто не в силах, от него веет такая сексуальная притягательность, противостоять которой не могут и высоконравственные священнослужители.
   Обличье суккуба складывается из привлекательных для жертвы черт, поэтому человеку кажется, что он давно знаком с этим существом. На самом же деле инкубы никакого определенного облика не имеют, это просто сгустки черной энергии, хотя иногда они становятся похожими на рептилий.
   Так же, как и любые другие вампиры, суккуб не может войти в дом, если его не пригласил хозяин, поэтому они очень хитры и изобретательны. А управляет ими мать демонов Лилит, она главный суккуб. Энергию суккубы получают только во время сексуального контакта, который они имитируют с величайшим мастерством. Человек становится своего рода наркоманом и ни за что не расстанется добровольно со своим убийцей. Жертва чахнет, худеет, лишается жизненных сил и погибает. Иногда достаточно всего одного контакта…
   – И что же нам делать? – взволнованно спросила Катя. – Мы же не можем оставить Гарика на произвол судьбы!
   – Сейчас придумаем. – Майор прошелся по комнате, потирая руки. – Давайте попробуем вот что… Куда, говоришь, его отвезли, в Склиф?

Часть третья
ПОМИНКИ ПО ЖИВЫМ

   Нугзар спустился в метро на станции «Площадь Революции», вошел в подъехавший поезд и устроился на сиденье поближе к дверям, чтобы хорошо видеть всех входящих. С каждым новым пассажиром он старался встретиться глазами и от каждого получал порцию энергии. Ему было хорошо, как иному гурману в приличном ресторане. Хотя тут редко попадались изысканные блюда, все больше так себе, ничего особенного, Нугзар всегда хорошо чувствовал себя в подземелье.
   Надо было придумать что-нибудь незаурядное, необычное. Он редко опускался до примитивной порчи по ветру, когда она сама ищет себе жертву, – это было любимым развлечением Норы. Нугзар заприметил паренька лет семнадцати, уж больно нервозно тот себя вел, просто минуты не мог простоять на одном месте. Нугзар заглянул к нему в мысли. «Нет, не наркоман, не игрок на автоматах, не воришка. Что же ты такое, парень?» Нугзар вышел вместе с ним на «Алексеевской» и пошел следом, чуть поодаль: интерес его возрастал. Парнишка торопился. Он не обращал внимания на окружающих и почти рысцой подбежал к подъезду девятиэтажки. Дверь за ним захлопнулась.
   Нугзар не спеша подошел и положил ладонь на кодовый замок. Он послушно щелкнул и открылся. Войдя в сумрак подъезда, Нугзар задрал вверх голову и понял, в какую квартиру вошел паренек. Поднялся на третий этаж, встал рядом с дверью.
   «Все ясно, – хмыкнул Нугзар. – Притащил лекарство для больной матери. А у мамаши-то дела совсем плохи! Есть от чего дергаться».
   Он уверенно позвонил в дверь, через минуту она распахнулась безо всяких вопросов.
   – Здравствуй, Сережа, – тепло сказал Нугзар, – ну как мама, не лучше?
   – Вы кто? – недоуменно спросил парнишка. – Я разве вас знаю?
   – Я друг и врач, который поможет вам, – ответил Нугзар, – давай-ка, проводи меня к маме.
   Мальчик встретился взглядом с Нугзаром и совершенно потерял способность мыслить и поступать самостоятельно. Действуя словно во сне, он привел чужого, постороннего человека домой, в маленькую квартирку в старом, дореволюционной постройки доме на Самотеке. Нугзар вошел в комнату вместе с пареньком и огляделся: обстановка поражала убогостью и нищетой. Мебель, видимо, приобреталась в разное время по случаю. Старомодные обои, невообразимые половички, протертые чуть ли не до дыр, невозможная люстра, наверное, годов пятидесятых прошлого века. Но все дышало чистотой и уютом. На ветхом диване полулежала женщина, вернее, ее бледная тень. Правда, постельное белье было безукоризненно чистым, на столике рядом с кроватью – очищенный апельсин и какое-то питье в кувшинчике. Здесь не было бесчисленных коробочек с лекарствами. Видно, дела больной были совсем плохи.
   – Марья Антоновна, вы узнаете меня? – Нугзар наклонился над женщиной.
   – Не припоминаю, – послышался слабый, угасающий шепот, похожий на шелест осенних листьев.
   – Я пришел вам помочь, – тепло сказал Нугзар. – Теперь вы на поправку пойдете, обещаю.
   – Что вы, – женщина с трудом взмахнула иссохшей рукой, – мне бы вот Сереженьку пристроить, пока жива. Так болит за него сердце, так болит…
   – Не волнуйтесь, все поправим. Верьте мне! – Он отошел от дивана и кивком дал знак Сереже следовать за ним.
   Парень послушно направился вслед за Нугзаром. Они присели за столом на кухне. Такой же нищенской и такой же чистенькой. Нугзар умел читать прошлое и будущее мгновенно, поэтому разговор у них получился правдоподобный и доверительный. Он представился сыном близкого друга покойного Сережиного отца, якобы завещавшего перед смертью позаботиться о семье.
   – У мамы рак, так ведь? – И столько сочувствия было в голосе Нугзара, что Сережа заплакал.
   Он так привык, что никому нет дела до них с матерью, что простое слово участия вызвало беспредельную благодарность.
   – Да. – Парнишка смущенно утирал слезы.
   – Я вылечу ее, – просто сказал Нугзар.
   – Это же невозможно, – прошептал Сережа, а у самого глаза уже засветились безумной надеждой.
   Нугзар вернулся в квартиру Сережи примерно через полчаса. Притащил вороха густо пахнущих травами мешочков и занял кухню. Следующие полдня делал отвары, что-то перетирал в древней ступке, смешивал какие-то порошки и настои. Наконец присел рядом с больной и протянул ей кружку с резко пахнувшей зеленой жидкостью.
   – Придется вам постараться и выпить все. Это не очень вкусно, – улыбнулся он, – но вы поправитесь, во всяком случае, пять лет жизни я вам твердо обещаю.
   Буквально через пару часов Марья Антоновна почувствовала прилив сил. У нее поправилось настроение.
   – Дай вам Бог здоровья, – проникновенно сказала женщина.
   Она так была поглощена своими ощущениями, что не заметила, как целителя перекосило от ее слов и по его красивому лицу пробежала судорога, словно рябь по озеру в ветреный день.
   Нугзар оставил Сереже приличную сумму денег и велел купить хорошей еды.
   – Не макароны, слышишь, а мясо, рыбу, овощи и фрукты, – строго сказал Нугзар, – не думай о деньгах, я пристрою тебя на хорошую работу, будет хватать на необходимое.
   – Если бы вы знали, как я вам благодарен, – дрожащим голосом сказал Сережа, – я за вас жизнь отдам с радостью, я буду делать все, что вы только скажете…
   – Да ладно тебе, – широко улыбнулся Нугзар, – люди ведь должны помогать друг другу, разве не так? Лекарства хватит ей на шесть дней, а потом я загляну. Знаешь, какое это лекарство? Оно и мертвого не раз поднимало из могилы. Поверь, я знаю, что говорю…
 
   Фургон «скорой помощи» появился на Рублевке удивительно быстро – часа через полтора. Два санитара, сопровождавшие усталого врача, похожего чем-то на доктора Чехова, выглядели как два атланта, на которых кто-то по ошибке напялил белые халаты. Изольда проявила чудеса ловкости, убегая от них по столам, диванам и другой мебели особняка, пока преследователи не загнали ее под балдахин супружеского ложа. Здесь на нее накинули смирительную рубашку, связали руки за спиной и в таком виде препроводили к фургону. При этом госпожа Сидоркина вопила так громко, что уши закладывало. Но что она могла сделать против троих крепких мужчин?
   Изольду втащили в машину, блокировали с двух сторон, в итоге она оказалась зажатой на сиденье между двумя мощными санитарами. Тот, что слева, был носат и длинноволос, ну просто вылитый Николай Васильевич Гоголь, а тот, что справа, лысоват и ироничен, как Брюс Уиллис.
   Врач сел рядом с шофером и при каждом очередном вопле с опаской оглядывался на пациентку, тем более что та почему-то называла его Родионом и умоляла не забирать ее живой в могилу. Санитары мерзко посмеивались, а тот, что справа, услышав имя «Родион», проявил не вязавшийся с его борцовской комплекцией интеллект и спросил у врача, сколько старушек ему удалось замочить топором по методу Раскольникова. Рассмеялся даже шофер, но тут Изольда издала такой крик, что тот чуть было не выпустил из рук баранку.
   – Я требую объяснений! Куда мы вообще едем?
   Ей никто не ответил.
   – Кто вы такие? Родион, вели им немедленно отпустить меня! – И, не дождавшись от своих спутников никакой реакции, кроме смеха, снова заорала: – Вы, болваны! Немедленно убрать руки!
   Санитар слева пригрозил Изольде, что вставит ей кляп, если она не перестанет вопить. Поняв, что криком ничего не добиться, она сменила тактику и сказала тоном воспитательницы детского сада:
   – Остановите машину, я вам заплачу! Я очень богата! Пустите меня!
   Но гоблины в белых халатах еще сильнее навалились с боков, лишая остатков свободы движений. Однако Изольде удалось вывернуться, и она изо всех сил вцепилась зубами в ухо правого санитара. Тот взревел от боли, а его носатый коллега, получив из рук врача шприц с коктейлем для особо резвых клиентов, с улыбкой садиста воткнул его прямо через одежду в ляжку пациентки.
   Изольда почувствовала укол, хотела что-то крикнуть, но тут глаза у нее закатились, и она, расслабившись, опустила голову на плечо лысого мучителя.
 
   Нугзар пришел к Сереже в гости уже под вечер, когда тот почти перестал ждать и надеяться. Зашел, по-свойски надел тапочки и сразу прошел на кухню, откуда несся восхитительный запах: Марья Антоновна пекла блины. Не те чахлые и тонкие блинчики, которые готовят московские хозяйки из блинной муки, а настоящие, на дрожжах, толщиной в сантиметр. Она щедро поливала их растопленным сливочным маслом, а на столе выстроились в ряд салатницы с разнообразными начинками, селедочница, покрытая слоем тонко нарезанного кружевного лука, сметана, домашний паштет из печенки. Рядышком стояли запотевшие бутылки с водкой и шампанским. Нугзар усмехнулся. Вот так, по понятию этих людей, выглядит настоящий банкет.
   – Ой, вот и вы, – счастливо и облегченно улыбнулась женщина, – а я все жду, жду, бояться стала, что не придете. Чудо-то какое вы сотворили! Я ведь почти здоровый человек! – По лицу Марьи Антоновны потекли непрошеные слезы. – Вы просто волшебник!
   – Да будет вам! – Нугзар протестующе взмахнул рукой. – Какой там волшебник… я рад, что лекарство помогло. Принес еще, пейте, не пропуская ни одного приема, а то все лечение пойдет насмарку.
   Сережа стоял сзади Нугзара, глядя на него такими преданными глазами, что растопил бы и камень. Сели за стол. Нугзар откровенно забавлялся, наблюдая, с каким удовольствием они поглотают еду. Выпили по рюмочке. Марья Антоновна пила водку, смешно прищурившись, мелкими глоточками, а потом, часто дыша, закусывала кусочком селедки.
   – Ну что, Сережа, – сказал деловито Нугзар, – маме получше, она тут поскучает без тебя, а тебе пора приниматься за работу. Работа не пыльная, будешь выполнять различные поручения и очень прилично зарабатывать. Главное условие – точность и аккуратность.
   И мать и сын смотрели на него так, словно он был заместителем Господа Бога здесь, на Земле. Нугзару хотелось расхохотаться, но он сохранял полную серьезность.
   – Завтра в одиннадцать утра у метро «Сокол», договорились? А сейчас мне пора, я и так очень задержался. Благодарю за восхитительный ужин! – Нугзар галантно поцеловал ручку зардевшейся от удовольствия Марье Антоновне, дружески потрепал Сережу по плечу и удалился. С большим почтением не провожали бы даже короля.
   Это был такой светлый, такой замечательный вечер! Даже говорить не хотелось, слова бы только помешали их счастью. Кто скажет, сколько стоит здоровье для приговоренного к смерти человека? Что стоит надежда на достойное человека будущее? А какова цена надежды?
   Марья Антоновна последние месяцы питалась склизкой вермишелью с дешевым растительным маслом, отчаянно изворачиваясь, чтобы этого не узнал Сережа. Ведь, экономя на себе, она могла подать ему на ужин пару сосисок. Когда со здоровьем стало совсем плохо, врачи равнодушно направили ее на срочную операцию. Марья Антоновна подсчитала, во сколько обойдется пребывание в больнице, и ужаснулась. Из дома было продано все мало-мальски ценное, а самой большой бедой была тревога за сына, которого ей пришлось бы вскоре покинуть навсегда. Сережа, с его мягким характером, абсолютно не пробивной, вечно затираемый в последние ряды… Купить ему хорошее образование было не на что, и что бы с ним приключилось впоследствии с его патологической доверчивостью и добродушием?
   Так они и сидели, думая друг о друге, мечтая и надеясь на хорошее настоящее. Грядущее, хоть и было неопределенным, больше не страшило.
   Со свойственной молодости мечтательностью Сережа уже нарисовал себе пару воздушных замков. И твердо решил ни в чем не подвести своего благодетеля, служа ему верой и правдой.
 
   Сережа уже двадцать минут стоял на условленном месте, но Нугзара все не было. За это короткое время он несколько раз переходил от надежды к безумному отчаянию. Какая глупость! Ведь ему даже в голову не пришло взять у своего благодетеля адрес или номер телефона. И если он сейчас не придет, то может быть потерян навсегда!
   Нугзар подошел сзади, неожиданно и неслышно. Сережа прямо подпрыгнул.
   – Привет, молодой человек, – озорно улыбнулся Нугзар, – извини, что опоздал. Хорошо, что не убежал, дождался.
   Они немного прошли пешком и оказались в старом дворе. Темный подъезд с допотопным лифтом встретил их традиционным запахом борща и кошек. Дверь им открыла ослепительная, как показалось Сереже, красавица.
   – Нора, – представилась она.
   – Сережа. Сергей. – Он не сводил с нее глаз.
   Норе было смешно. Если бы она захотела собрать коллекцию вот таких восхищенных юнцов, то шеренга была бы длиннее, чем колонна на параде. Ее одновременно бесили и забавляли такие мальчишки. Нугзар усадил Сережу в кресло и сам сел рядом. Нора поднесла ему чашечку превосходно сваренного кофе. Но Сережа никак не мог расслабиться, он так нервничал, что вспотели ладони и потекли подмышки. Это было очень неприятно и выбивало из колеи еще сильнее, тем более что Нугзар не торопился начать разговор.
   – Как, на твой взгляд, Нора, подходит нам паренек? – совершенно серьезно спросил он.
   – По-моему, подходит идеально, – сказала она без тени насмешки, и сердце Сережи ухнуло вниз от счастья.
   Его обязанности были пустяковыми, а зарплату назначили, по Сережиным меркам, громадную и даже выдали аванс в размере двухсот долларов. Ему следовало являться каждый день в зал игровых автоматов неподалеку от дома Норы, на улице Алабяна, к открытию и занимать определенный автомат. Приглядывать за постоянными игроками, наблюдать, не пустуют ли автоматы, а если пустуют, то какие.
   – Нам необходим анализ ситуации изнутри, понимаешь? – объяснил ему Нугзар. – Самый компетентный аналитик не слышит, о чем говорят игроки, не умеет учитывать их желания. У нас с Норой стоит вопрос о расширении этого заведения, и мы должны все хорошенько взвесить. Закончишь тут, перейдешь на следующий объект. Вот так.
   – Я все понял, я все сделаю, как надо! – Сережа был полон желания приступить к работе немедленно, но Нугзар велел явиться завтра с утра сразу на рабочее место.
   Они распрощались, и Сережа полетел домой просто на крыльях, чтобы немедленно все рассказать маме. Он нес домой деньги! И немаленькие. Надо ли говорить, что мама была просто счастлива и наглядеться не могла на своего сына, такого рассудительного и взрослого.
   Конечно, Сережа пришел на работу вовремя, исполнял все указания с великой тщательностью, да так, что заронил какие-то подозрения на свой счет у местных завсегдатаев, которым показались подозрительными его настойчивые расспросы.
   На следующий день Нугзар принес спортивную сумку. Она была довольно тяжелой, и Сережа с готовностью оставил ее у себя, чтобы потом занести Норе. Это был отличный предлог, чтобы увидеть ее еще раз! Ведь с недавнего времени он просто бредил Норой, являвшейся ему в горячих ночных видениях.
   – В котором часу здесь собирается много народа? – деловито спросил Нугзар.
   – Часов в шесть, в половине седьмого, – с готовностью отрапортовал Сережа, – все автоматы заняты, и даже есть очередь!
   – Очень хорошо. – Нугзар казался довольным и добродушным. – Значит, сумочку занесешь?
   – Занесу, занесу, конечно. Не беспокойтесь! – заверил Сережа.
   Нугзар улыбнулся и направился к выходу; перед тем как закрыть за собой дверь, он сделал рукой какой-то замысловатый, странный жест.
   Ровно в половине седьмого Сережа поднял с пола сумку, сам себе удивляясь, зачем он это делает. В сумке, завернутый в промасленную тряпку, лежал автомат. Он развернул его и, внутренне крича от ужаса, за несколько секунд расстрелял всех, кто находился в помещении. Сережа пытался слабо сопротивляться, но его руки жили отдельной жизнью. Он развернул автомат к себе и выпустил оставшиеся пули прямо в искаженное страхом лицо.
   Позже, вечером, молодой капитан рассказывал пожилому лейтенанту подробности этой невероятной бойни.
   – И знаешь, что самое жуткое? – сказал капитан.
   – Что? – Лейтенант был само внимание.
   – На квартире этого ублюдка обнаружили труп его матери примерно трехнедельной давности. Вонь несусветная. А соседка утверждает, что видела эту самую мамашу вчера на балконе, живую и здоровую. – Капитан почесал затылок с задумчивым видом. – И соседка, понимаешь, не пьянь какая-нибудь, а кандидат наук, вменяемая тетка…
   – Что ж это получается, труп, что ли, ходил? – вытаращил глаза лейтенант.
   – Получается, что так…
   На этот раз Нугзар с Норой выиграли. Они так замаскировали свои намерения, что Катя ничего не увидела в шаре. Правда, энергии на камуфляж ушло ровно столько, сколько было получено от этих жестоких смертей. Но тут уж дело принципа, кто кого…
 
   Возвращаясь от Сережи, Нугзар отправился домой на такси. Водитель попался угрюмый и неразговорчивый. И даже резковато ответил ему в ответ на замечание насчет погоды.