— Применили, — отрезал другой голос. — Они заморозили бластеры.
   — Ладно, допустим, один они провернули. Но только один! Судя по тому, что я слышал об этой шайке, в их арсенале имелась сотня подобных штучек!
   — Значит, они испугались, — прорычал второй голос. — Или, может быть, их фокусы и в самом деле состояли лишь из кучи приборчиков, какой бы там суеверной брехни ты ни наслушался!
   — Тогда где же они?
   — В утилизаторе отходов, дубина! У них иссякла энергия, и эта деревенщина выбросила их! А теперь, не хочешь ли заткнуться и заняться выяснением, а что им известно об этих приборчиках?
   Другой что-то буркнул и повернулся. Увидев, что трое из четверки смотрят на него, он резко остановился.
   — Бруно!
   Бруно обернулся.
   — Чего? А, они очнулись! Ну разве не замечательно! Ладно, ребята, позвольте мне объяснить: вам предстоит рассказать нам все, что вы знаете о тех примененных вами приборчиках, особенно о том генераторе силового поля и поля невидимости. И, конечно же, все об этом революционном подполье, на которое вы работаете. Если вы не захотите говорить, то вам предстоит перенести страшно много мук, и, в конечном итоге, вы нам все расскажете, можете не сомневаться.
   — Пппочему... почему не применить наркотики? — Шорнуа все еще щурилась от головной боли.
   — Потому что это куда менее забавно, — усмехнулся Бруно. Он поднял голову и увидел направление взгляда Рода. — Нет, не ждите от нее какой-либо помощи! У нас имелись насчет нее свои сомнения, и поэтому мы оглушили ее с помощью наркотиков. Она не очнется еще дюжину часов, — он умолк, сузив глаза и пристально глядя на Рода. А затем кивнул и двинулся вперед. — Начнем с тебя, и старомодными методами.
   Род почувствовал, как чьи-то руки расковали его кандалы. Он неистово поспешил отступить в глубину собственного мозга, вспоминая внешность-аналог, которую его рассудок придал ему для царства между вселенными через которое они путешествовали из Тир Хлиса. Он знал, что у него есть всего несколько секунд, прежде чем начнется избиение, а при такой сенсорной стимуляции ему никогда не достичь транса.
   Но он сумел войти в него: осознание своего тела растаяло, словно поднятое к потолку. Сквозь окружающий его лимб он мысленно потянулся, нащупывая разум Гвен. Вот он, утлое суденышко на волнах Непенте, спящий, удаленный. Род осторожно переместился поближе, слился, сплавился в одно целое и переместился внутрь ее разума.
   «Проснись, — подумал он. Если ты не очнешься, нам всем конец. Возможно я и сумею отправится с ними один, но может и нет», — ему было больно говорить это, но приходилось.
   Он смутно ощутил какое-то шевеление, но связь пропала.
   «Они могут нас убить, — подумал он. — Мы можем так никогда и не проснуться».
   На этот раз пришел ответ — единственная мысль: «Вместе».
   Род с силой натянул узду раздражения, напоминая себе, что женский романтизм не бывает совершенно неисцелимым. Если этот основной инстинкт мог быть предан забвению, то существовал и такой, с которым такого случиться не могло. Он мрачно мысленно нарисовал картину Магнуса, прижимающего к груди плачущую Корделию, в то время как угрюмо насупившийся Джефри обнимал не плачущего, но испуганного Грегори.
   «Одни, без нас, — подумал он. — Ты можешь стерпеть мысль оставить их чужим людям?»
   У него возникло такое впечатление, как будто какой-то титан подымается из вод оглядеться кругом. А затем накатила она, ярость, нараставшая словно обвал.
   Род выскочил и выскочил очень быстро. Лимб вдруг показался самым безопасным местом.
   Но Гвен пробудится, и будет в одиночку драться с этими садистами. Он стянул себя вниз, заставив себя осознать свое тело...
   И оно ударило. Болью. Болел каждый квадратный дюйм тела, а некоторые его участки казалось горели. Он мгновенно очнулся, видя, как Бруно с отвращением бросил его обратно на стальную плиту.
   — Этим мы ничего не добьемся! Мог бы поклясться, что это парень даже не соображает! Сходи-ка за зондами, Гарри!
   Ярость нарастала, бешеный гнев на двух скотов, так измывавшихся над беспомощным телом Рода! И они собирались сделать тоже самое и с его друзьями, и с его женой! Ярость поднялась и Род приветствовал ее, черпая в ней нужные ему силы.
   Но рядом с ним разорвались, словно гранаты, кандалы, их тела, казалось, действительно на мгновение сплющились, прежде чем они соскользнули на пол.
   Гвен повернулась, излучая гнев:
   — Они изранили тебя! — вскрикнула она и начала ощупывать и зондировать тело Рода. Всюду, где касалась ее рука, боль спадала, когда нейроны прекращали гореть. Но еще пока она это делала, помещение наполнил полный муки вой, а затем наступила тишина.
   Шорнуа в ужасе уставилась на стены.
   — А что это там такое, черт побери?
   — Люди, кои наблюдали за нами, оставаясь невидимыми, — ответила Гвен. — А услышанное вами дошло через устройство, кое у них имелось, буде им понадобится поговорить с находящимися в сей камере. Теперь они, конечно, спят.
   — Конечно, — онемело повторила Шорнуа.
   — Я б выхаживала тебя целую неделю, если б могла, — мягко сказала Гвен. — Однако не могу, и ты должен подняться и помочь мне.
   — О, никаких... у-у!.. проблем. Нет, теперь я могу встать на ноги, ощущая боль во всех сочленениях, но в рабочем состоянии, — он, однако, продолжал держать ее за руку.
   Гвен навела взгляд на запястья Шорнуа, и ее кандалы взорвались. Та уставилась на них, а потом помассировала запястье убедиться, что они остались нетронутыми всей этой силой. Пока она это делала, еще два взрыва сорвали железо у нее на голенях.
   — Остерегайтесь шрапнели, — тихо предупредил ее Йорик.
   — Я остереглась, — подняла на него взгляд Гвен. — В тебя ведь не угодило ни одной, не так ли?
   — Ни капельки, — заверил ее Йорик.
   Гвен кивнула и прожгла взглядом его наручники. Они разлетелись, а затем и оковы у него на ногах.
   Он встал, разминая кулаки.
   — Уходим?
   Гвен кивнула и повернулась к двери камеры.
   — В какой стороне, муж?
   Род нахмурился, глядя остекленелыми глазами в пространство, когда открыл свой мозг мириадам мыслей, которые вертелись и крутились по всему окружающему их огромному комплексу. «Вниз, ее поместят глубоко внизу, для защиты... Вот!» — он уловил мысли кого-то думающего на этих мыслях... да, «вперед» означало в будущее — 3511 г., время позже того, когда жил сам Род. Он удовлетворенно кивнул и мысленно потянулся соприкоснуться и слиться с разумом Гвен, ведя ее, показывая ей.
   — Да, я вижу, — кивнула она. — Тогда идем же, муж.
   Дверь вылетела в коридор, оборвав петли и засовы, словно перетертую веревку. Йорик и Шорнуа в шоке уставились на нее.
   — Она рассержена, — объяснил Род. — Догоняйте, ребята.
   Те прыгнули, чтобы не отстать от Гвен, и вокруг них возник знакомый муар. И как раз вовремя, стоявшие снаружи четверо караульных в тревоге подняли головы, а затем заорали и отпрыгнули назад, выхватывая бластеры.
   Бластеры вспыхнули пламенем у них в руках.
   Они взвыли, отшвыривая от себя эти факелы, дуя на ожоги. Гвен игнорировала их и продолжала двигаться дальше. Трем остальным пришлось поспешить, чтобы не отстать от нее.
   Шорнуа все еще таращилась, оглядываясь на оставшихся позади часовых, а затем повернула голову и посмотрела на Рода:
   — Но она же самая нежная душа, какую я когда-либо встречала!
   — Я же вам сказал, — нетерпеливо бросил Род, — она рассержена.
   Им преградила путь железная решетка. Гвен прожгла ее взглядом, и та разлетелась на осколки. Она промаршировала сквозь стальной дождь ее кусков на пересечении двух коридоров. С обоих сторон полыхнуло огнем бластеров.
   Пузырь вокруг них на какое-то время засветился, прежде чем бластеры взорвались в руках охранников. Те завопили и бросились прочь. Гвен промаршировала дальше.
   — Э, мне очень неприятно быть неделикатным, — обратился Йорик, — но...
   — Потому что она меня любит, — ответил Род. — Кроме того, я и сам, знаешь ли, обладаю кое-какими силами. Я смог бы выжить достаточно долго, чтобы выбраться за пределы досягаемости.
   Они свернули на лестницу. Когда они спустились по ней, то увидели внизу дюжину молодчиков, преградивших им путь железными сетями. Гвен сузила глаза, и железо запылало, раскалившись добела. По сетям пробежали языки пламени, и охранники с проклятиями выронили их. Гвен устремилась вперед, и силовое поле врезалось в эту дюжину молодчиков, сметая их с пути словно бульдозер. Некоторые из них вопили, когда их шмякало о стену, но Гвен не обращала ни малейшего внимания.
   Они свернули за угол в широкий коридор. Двадцать человек выстроились в два ряда перед высокой двухстворчатой дверью: один ряд, припав на колено, а другой стоя с бластерами наизготовку.
   Бластеры расплавились у них в руках.
   Они отбросили их, воя от боли, как раз перед тем, как дверь позади них разлетелась на железные опилки. Охранники отпрыгнули в сторону, в ужасе глядя на случившееся. Железные опилки плавно осыпались на пол.
   Гвен прошла через дверь.
   Там стоял один единственный техник у стены, полной клавиш, кнопок и ползунов, с устроенной в ней открытой нишей шириной в шесть футов. При виде их рот у него растянулся в гримасе ужаса, но он резко повернулся и забарабанил по кнопкам и клавишам.
   Гвен прожгла его взглядом.
   Невидимая рука рванула техника кверху, вознеся на три фута над полом.
   Внезапно он обмяк, потеряв сознание, и невидимая рука уронила его на пол неаккуратным узлом грязного белья.
   — Он спит, — объяснила Гвен. Окружавший их муар исчез.
   Йорик метнулся к стене и принялся чего-то вертеть и выстукивать.
   Род стоял, бессильно уронив руки в запоздалой реакции. Лишь однажды ему доводилось прежде видеть Гвен в настоящей вздымающейся ярости, и тогда против нее было направлено куда как меньше мощи.
   — Ты истинно ведаешь, как действует сие устройство? — требовательно спросила Гвен у Йорика.
   — Не дрейфь, — отрезал Йорик. — Стандартные положения я знаю наизусть.
   — Но это же не ваша модель, — возразил Род.
   — Да, — согласился Йорик. — Это копия. Кто, собственно, по-вашему, изобрел эту проклятую штуку? — он повернул последнюю ручку. — Вот! Это дата! — толкнул ползун. — Это местоположение! — отстучал по клавишам в секвенцию. — Это код безопасности! И инструкция забыть! — ударил по массивной кнопке. — А это контроль времени задержки! Все внутрь! Через минуту она сработает!
   Разбитый дверной проем заполнил массивный силуэт.
   — Лазерная пушка! — заорала Шорнуа.
   — Быстро, быстро! — Род разве что не швырнул ее в шестифутовую нишу.
   Йорик прыгнул следом за ней, а за ним Гвен. Род вошел сразу за ней. И обернулся обратно, как раз когда пушка развернулась, наставив на него свое огромное жерло. Род уставился на грядущую погибель.
   Грядущая погибель внезапно покорежилась, вывернулась и по ней пробежали крутящиеся цвета муара. Гвен сжала ему руку обоими своими.
   — Сие поле — самое толстое, какое я только могу создать. А теперь, муж, одолжи мне твои силы!
   На это потребовался какой-то миг. Во время того марша из камеры пыток кругом плавало столько энергии, и она так страшно много узнала об электронике! Но после этого мига Род сумел вспомнить девушку в стоге сена, мать с младенцем на руках, нежную подругу, и его мысли потекли и слились с ее мыслями.
   — Тридцать секунд, — простонал Йорик.
   Силовое поле озарила струя рубинового света.
   Весь дверной проем затянуло завесой пламени. Оно бушевало и извивалось, скручиваясь в спирали: не в единой вспышке, а в бесконечной беснующейся ярости.
   На лбу у Гвен выступил пот. Она еще крепче сжала руку Рода. Род отдал ей всю имеющуюся у него энергию, всего себя.
   Она побледнела, вся дрожа.
   Его затопила забота и перелилась в нее — забота, нежность, любовь.
   Его опалил жар, полдень в Сахаре, духовка, пышущая огнем топка.
   Шорнуа охнула, а Йорик простонал:
   — Десять секунд.
   Это были десять секунд вечности, десять секунд мук, десять секунд тошнотворного понимания, что на этот раз они, вполне возможно, и не сумеют выкрутиться, но это были десять секунд, продлившиеся как раз достаточно долго, чтобы их разумы полностью слились, и чтобы Род понял посреди этой геенны огненной, что она по-прежнему остается той же самой любящей подругой, и что она по-прежнему его личный интерес, когда их окутало пламя...
   Пол накренился, бросив их друг на друга и в нишу хлынул воздух, блаженно прохладный. Ошеломленный Род выпрямился, цепляясь за Гвен, постепенно осознавая, что пламя пропало, что он глядит на огромное помещение, заполненное рядами лабораторных столов, заставленных электронным оборудованием, огромными платяными шкафами и высокими лабораторными шкафами...
   И прямо перед ним стоял невысокий худощавый человек в белом лабораторном халате, с гривой седых волос и орлиным лицом на слишком большой голове. Он посмотрел на них таким пронзительным взглядом, что Род чуть не содрогнулся, хотя ему уже доводилось прежде выносить этот взгляд.
   Но он собрался, расправил плечи и сделал глубокий вдох, а затем осторожно вышел из машины времени и произнес:
   — Доктор Мак-Аран, если я не ошибаюсь.
* * *
   Они сидели за круглым столом, потягивая укрепляющий напиток (крепость в сто градусов). Вокруг них в большом зале стояло множество других столов, за которыми собирались дискуссионные группы, состоящие из самых разных людей. Египетские писцы якшались с паладинами девятого века, шумерские крестьяне болтали с бюрократами династии Мин. Весь зал являл собой славную смесь эпох и стилей, место встречи веков в буйстве красок, с безостановочным гудением разговора на пиджин-инглише, в котором Род лишь еле-еле узнавал предка английского языка своего собственного века.
   Он внимательно нахмурил брови при последнем замечании Мак-Арана.
   — Ну, разумеется. Конечно, я понимаю, что Грамарий является решающим фактором. Если на нем сложится конституционная монархия, то он сможет обеспечить ДДТ теми средствами связи, которые понадобятся для поддержания жизни демократии.
   — Не только поэтому, — сказал Мак-Аран. — Ваши соседи не станут задирать нос, майор. Они будут покидать родную планету, очень многие из них, и будут влюбляться и жениться там, куда они отправятся. Через тысячу лет примерно половина народа в Земной Сфере будет состоять из телепатов благодаря вашим людям.
   Род лишь уставился на него во все глаза. Он почувствовал, как рука Гвен стиснула ему ладонь, и ответил ей тем же.
   Мак-Аран небрежно отмахнулся от этого последнего землетрясения.
   — Но, в действительности, это дело второстепенное. Настоящий вклад Грамария будет заключаться в стирании этой возникшей у нас искусственной дихотомии между интуицией и интеллектом, гуманитарностью и технологией. Ваш местный капитул ордена св. Видикона — передовой отряд той революции, но он просто оформляет место, культивируемое всем вашим народом с тех пор, как он высадился на Грамарий. Конечно, они рассматривают это лишь как магию и механику — и не видят абсолютно никаких причин, почему бы одному лицу не быть одаренным и в той и в другой области.
   Род перевел взгляд на Гвен.
   Сбитая с толку, она огляделась кругом, а затем снова посмотрела на него.
   — Милорд?
   — Э... ничего. Поговорим об этом позже, — он положил ее ладонь к себе на сгиб локтя и крепко держал ее другой рукой, когда снова повернулся к Мак-Арану. — Ладно, допустим, что Грамарий крайне важен для будущего демократии, а может, даже и для будущего человечества в целом. Так какое же это имеет отношение к вашей отправке на одиннадцать столетий в ваше будущее всего лишь для встречи со мной?
   Мак-Аран, похоже, почувствовал себя немного неуютно.
   — Ну, на самом то деле я отправился лишь к машине времени, которая доставляла вас сюда. В данный момент, майор, вы пребываете в двадцатом веке — технически.
   Род задвинул челюсть обратно на место.
   Йорик стер это затруднение:
   — В действительности, майор, это не имеет значения. Эта база путешествий по времени могла быть размещена в любом веке. Фактически, с ней так и обстоит, просто она постоянно продвигается через все Четвертое тысячелетие. И мне было столь же легко установить координаты для этого века, как и для того, в котором мы пребывали. Фактически, даже легче, уж эти-то я запомню. Их быстрее отстучать, когда торопишься.
   Род покачал головой.
   — Ладно, раз ты так говоришь. Но...
   — Почему я захотел встретиться с вами? — Мак-Аран носил на лице свою мрачную улыбку. — Ну, я ведь столько слышал о вас, майор.
   — Великолепно. Можно мне изложить, как все это выглядело с моей точки зрения?
   — Нет. Потому что если Грамарий — решающий фактор в развитии демократии, то вы — решающий фактор в развитии Грамария.
   Род замер. Гвен глядела на него широко раскрыв глаза.
   — Я?
   Мак-Аран кивнул.
   — А почему не она? — Род ткнул пальцем в сторону Гвен. — Она по меньшей мере такая же мощная, как и я! И сделала для наставления Грамария на путь к свободе ничуть не меньше моего!
   — Да, однако я повенчалась с твоим делом только потому, что повенчалась с тобой, — тихо проговорила Гвен. — И продолжала бы служить ему, даже если бы, не дай бог, лишилась тебя. Однако, если бы я так и не узнала тебя, то даже не подумала о сем.
   Мак-Аран вновь кивнул.
   — Она выросла в средневековой монархии и не имела даже самого смутного представления о демократии. Его там никто не имел, за исключением тоталитаристов и анархистов из будущего, которые вернулись в прошлое для подрыва сил Грамария.
   — И если бы эти ребята из будущего не умыкнули вас обоих в прошлое, она бы так ничего и не узнала о развитии технологии, — добавил Йорик.
   Гвен покачала головой.
   — Тебе никак не уклониться от сего, милорд. Может ты и не тот, кто пожнет плоды, но ты тот, кто посеял семя, — она покраснела, улыбаясь, и повернулась к Мак-Арану. — А сие напоминает, что вы не сказали, какую роль сыграют в сем наши дети.
   — Огромную, — заверил ее Мак-Аран. — Но она лишь продолжение того, что делаете вы с мужем. Мне следовало бы сказать: продолжение и расширение, ведь их четверо, и каждый из них, повзрослев, будет посильнее любого из вас. И все же, они лишь продолжат начатое вами, — на лице у него снова вытравилась ледяная улыбка. — Пусть даже не совсем понимая этого.
   Этот обмен репликами дал Роду время оправиться. Он сделал глубокий вдох:
   — Но это все равно не говорит мне, что же я делаю здесь, болтая с вами.
   — Вам обязательно надо разжевать, — проворчал Мак-Аран. — Я хочу убедиться, на какой вы стороне.
   — Как на какой... конечно, на стороне демократии. — Мак-Аран лишь рассматривал его сверкающими глазами. — ...Нет, — медленно проговорил Род, признавая наконец произошедшую в нем перемену, — на стороне Грамария.
   Мак-Аран кивнул.
   — Но демократия и есть в лучших интересах Грамария!
   — Если вы так уверены в этом, — проскрипел Мак-Аран, — то будете не против вступить в ЗЛОСТ.
   С минуту Род сидел не двигаясь, давая потрясению пройти, а затем возразил:
   — Я и так уже агент ПОИСКа. Разве это не делает меня присоединившимся членом?
   Мак-Аран покачал головой.
   — Между этими двумя группами нет никакого официального союза. Только общие интересы. У нас даже нет формальных связей с Децентрализованным Демократическим Трибуналом. Фактически, обе организации не знают о нашем существовании, и, честно говоря, нам нравится именно такое положение дел. Поэтому, конечно, одно из обязательств членства — сохранение этой секретности.
   — Конечно, — добавил Йорик, — у нас есть лица с двойным членством. Я имею в виду, кроме вас.
   Мак-Аран согласился:
   — Некоторые из наилучших наших агентов — оперативники ПОИСКа. У нас есть даже несколько больших чиновников ДДТ и один с другой трибуны.
   — Спору нет, должно быть совсем другой, — пробормотал Род.
   — Так как же насчет вас? — орлиный глаз по-прежнему глядел на него. — Вы за нас или нет, майор?
   Род встретился с пристальным взглядом Мак-Арана и сделал глубокий вдох:
   — За вас, но не один из вас. Можете называть меня ассоциированным членом.
   С миг Мак-Аран сидел, не двигаясь, а затем кинул:
   — Главное что вы за нас, а не против нас, — он встал, протягивая руку. Род встал и пожал ее. Его изумило то, какой хрупкой и тонкой показалась рука ученого.
   Но Мак-Аран кивал и снова улыбался.
   — Рад заполучить вас, майор. А теперь, вы хотели бы вернуться туда, откуда прибыли?
   — В самом деле, — мгновенно согласилась Гвен, — ах, мои малыши!
   Род усмехнулся.
   — Думаю, с меня хватит высокотехнологического общества еще на дюжину с чем-то лет. Отправьте меня домой.
   Мак-Аран повернулся к Шорнуа.
   — А чем хотели бы заняться вы, заноза в пятке босой?
   — Заноза? — она вскочила на ноги. — За кого вы, черт возьми, себя принимаете, извергая оскорбления, словно лаву?
   — За вулкан, на склонах которого живут тираны, — отрезал, прожигая ее взглядом, дон Энгус.
   Шорнуа сузила глаза.
   — Я сделала ошибку. Она оказалась тяжелой, и при моем содействии пострадало много людей. Но, мне думается, в этом путешествии я расплатилась за некоторые ошибки, даже если Гвен и ее муж помогли мне ничуть не меньше, чем я им.
   Улыбка Мак-Арана сделалась язвительной.
   — О!.. Так значит вам больше не нравятся диктаторы?
   — Да, — отрезала Шорнуа, — особенно на личном уровне.
   — Докажите это, — насмешливо бросил Мак-Аран, — вступите в ЗЛОСТ.
   Шорнуа уставилась на него, совершенно сбитая с толку.
   — Он серьезно, миз, — негромко заверил Йорик.
   — Но... но... как же вы можете? — взорвалась Шорнуа. — При всем, что вы знаете, я могу быть одним из самых худших агентов ПЕСТа, какие только есть на свете, пытающимся просочиться в вашу организацию!
   Мак-Аран кивнул.
   — Возможно, вполне возможно, но будь это так, вы б не помогали на каждом шагу бороться с тоталитаризмом.
   — Когда же я это делала? — нахмурилась Шорнуа.
   — Когда помогали предотвратить войну на Вольмаре, — напомнил ей Йорик. — И когда помогали нам отбиться от Ивза и его дружков на Отранто. Послушайте, миз, если б вы действительно были агентом ПЕСТа, то при первом же удобном случае вогнали бы Белу Винному нож в бок. Он, по меньшей мере, так же важен для демократии, как и мы.
   Род согласился:
   — И Чолли Бармен тоже, а вы никогда не подымали на него руку.
   — Но... но... я же не знала! Я не знала, что кто-либо из них важен для демократии.
   — Да, но знали бы, будь вы, по-прежнему, агентом ПЕСТа. Кроме того, вы помогли Гэллоугласам все преодолеть.
   — Только потому, что они понравились — мне лично!
   Улыбка Гвен сделалась лучистой.
   — И он тоже, — ткнула Шорнуа пальцем в Йорика. — Дело, знаете ли, не только в них!
   — Да, знаю, — мрачно сказал Мак-Аран, — и готов поручиться, вы тогда впервые в жизни нашли людей, которые вам понравились.
   Шорнуа стояла совершенно неподвижно.
   — Я соглашусь на личную преданность, — сказал Мак-Аран, — я всегда соглашусь на нее, предпочтя ее преданности идее, даже если это преданность группе, а не мне.
   — Другие ваши люди могут мне понравиться куда меньше, чем он, — медленно проговорила Шорнуа.
   — Но, впрочем, опять же, могут и понравиться, — ледяная улыбка вернулась на место. — Почему б вам немного не повращаться среди них, узнать их получше?
   — Да, потолкайтесь тут какое-то время, миз! — ухмыльнулся Йорик. — У меня здесь есть кой-какие приятели, которые, думается, вам понравятся.
   — Приятели? — ее тон похолодел. — Никаких женщин?
   — Конечно, — пожал плечами Йорик. — Как по-вашему мне следовало выразиться, «приятная компания»?
   Шорнуа сузила глаза:
   — Определенно нет.
   — Ладно, в таком случае — друзья. Личность есть личность. Поэтому у меня есть друзья, идет? И я думаю, вы им понравитесь. Лады? Так почему б вам не пойти познакомиться с ними?
   — Да, — медленно проговорила Шорнуа. — Да, — кивнула она, — думается, я так и сделаю.
   Йорик усмехнулся и предложил ей руку.
   Шорнуа взяла его под руку и повернулась к Роду и Гвен.
   — Майор, Миледи, очень рада знакомству с вами, — и действительно склонила голову, улыбаясь.
   Род усмехнулся, подымая руку:
   — До свидания во временных зонах.
   Шорнуа усмехнулась, гордо тряхнула головой и быстро удалилась под ручку с Йориком. Они остановились в двух столах от них, где Йорик представил ее небольшой орде монгольских варваров. Она обменялась с ними соприкосновениями ладоней.
   Мак-Аран наблюдал за ее уходом с победной улыбкой. А затем снова повернулся к Роду и Гвен, ведя их за собой.
   — Именно в этом основа нашей здешней организации, не вписавшихся в общество. Никто из моих людей никогда ни с кем не дружил, никогда не чувствовал себя на своем месте, пока не нашел нас, — он чуть склонил голову набок. — К вам двоим это, конечно, не относится.
   — О, я б так не сказал, — задумчиво произнес Род.
   — Вам никогда не доводилось быть ведьмой или чародеем на Грамарии, — согласилась Гвен.
   — Может быть, — ледяная улыбка превратилась в веселую. — Очень даже может быть.
   Они прошли в помещение площадью тридцать на тридцать футов, сплошь облицованное машинами времени. У одной из них над порталом висела большая табличка сообщившая готическим шрифтом:
   ГРАМАРИЙ

   Род поднял брови.
   — Мы тянем на машину, предназначенную исключительно для нас?