Сташеф Кристофер. Чародей в скитаниях

   Гвен уставилась на него во все глаза.
   Затем сделала глубокий вдох и сказала:
   — Однако банк таким образом теряет два процента, о коих ты говоришь! Отчего он платит больше, чем получает?
   — В этом я тоже не улавливаю смысла, — признался Род. — В голову мне приходит только одно объяснение: что банком, должно быть, управляет Шаклер, и что он готов понести убытки, лишь бы сделать вольмаков зависящими от него. В конце концов, если человек держит у себя под замком все твои деньги, то будешь... не... слишком... склонен затевать с ним войну! — он уставился в пространство раскрытыми во всю ширь глазами. — Боже мой! Ну, конечно! Он откупается от них!
   — Однако, тогда, если он посылает узнать о проценте на свои деньги, разве сие не означает... — глаза Гвен тоже округлились. — Да, воистину! Они стремились забрать свои деньги дабы быть вольными затеять войну.
   — Не понеся на ней убытков, — мрачно заключил Род. — Что служит для Шаклера более чем веской причиной послать курьера среди ночи. Какое именно сообщение он нес?
   — Что процентная ставка как раз ныне увеличилась на пять долей сотни.
   — Пяти процентное повышение, мгновенно? — выпучил глаза Род, а Йорик присвистнул.
   — Этот вождь Шартрезных умеет заключать сделки! Ничто так не побудит Шаклера дать им небольшую дополнительную прибыль, как угроза войны.
   — Очень ловко, — согласился Род. — И что же послало в ответ племя Шартрезных... вежливое «да» или уведомление о снятии денег со счета?
   — Сержант Талер принес обратно послание, хвалящее генерала Шаклера за его честность, и ничего более.
   — Это значит, что они оставили деньги на депозите, — Род с шумом втянул в себя воздух. — Знаешь, а Шаклер и сам не слишком плохой барышник. Что такое пять процентов по сравнению с предотвращением войны?
   Возможно, он наткнулся на совершенно верную идею, пытаясь ввести вольмаков в современный мир, но он не был уверен, что это распространялось и на Гвен.
   — Тогда сюда! — позвал со стороны лестничного спуска голос Чолли. — Внимание, мистер и миссис! Тут кое-кто хочет с вами поговорить!
   Род вскинул голову, по жилам у него забурлил адреналин.
   По лестнице спустилась Шорнуа с ярко-розовым лицом.
   — Похоже, вы недавно оскреблись, — улыбнулась Гвен.
   — Конечно, — огрызнулась Шорнуа. — А вы б не стали, да?
   — О! Я думал, вы отлично выглядели в том цвете, — возразил Йорик.
   Род расслабился, чувствуя, как уменьшается у него в крови адреналин.
   — Да, это были настоящая вы.
   — А, засохните! — вспыхнула она.
   Род на мгновение уставился на нее, сбитый с толку.
   — В чем дело? Разве вам не нравилось быть вольмачкой?
   — А как вы думаете? — фыркнула она. — Не так-то это легко, быть оранжевой.
   Йорик подтолкнул к ней ногой ящик.
   — Садитесь. Расскажите нам, что произошло под большим открытым небом.
   — Не обращайте внимания на их дерзости, — посоветовала Гвен. — По правде же, они в душе рады видеть вас вернувшейся живой и здоровой.
   — Скрывают они это, безусловно, неплохо, — проворчала Шорнуа.
   — Спасибо, — кивнул Род. — А теперь, расскажите нам, что там произошло.
   Шорнуа фыркнула и рухнула на ящик.
   — Ничего. Абсолютно ничего.
   Они на миг уставились на нее.
   Затем Род вдохнул и прислонился спиной к стене.
   — Все равно мы, по-настоящему, и не могли ожидать ничего большего. Но ведь должен же был прийти кто-то к Месту Встречи Солнца.
   — О, он пришел, и это был Хван, что и говорить.
   — Но он почуял неладное? — а затем Род стукнул себя по лбу подушечкой ладони. — Конечно, что со мной случилось? Он же знает в лицо всех членов своего племени! Почему я не...
   — Не беспокойтесь, я это учла, — уголки рта Шорнуа загнулись книзу. — Он вождь пурпурных, и поэтому я носила краску оранжевых. И подстроила все отлично: когда он подошел туда на заре, когда небо только-только начало алеть на востоке, он застал меня на коленях, льющей горючие слезы, — глаза ее потеряли фокус, она отпустила медленный, критический кивок. — Да, я разыграла все отлично... Несколько минут он лишь просто стоял там. Я притворялась, что не замечаю его. Затем он протянул руку и схватил меня за плечо, — она скривилась. — А хватает он сильно! Вот и говори тут о стальном захвате...
   — Надеюсь, он не поранил вас! — озабочено нахмурилась Гвен.
   — Не думаю, что он собирался это сделать, — покачала головой Шорнуа, — и, полагаю, по его понятиям он выразил сочувствие. Он сказал: «Женщина. Почему ты плачешь?»
   — Минутку, — поднял палец Йорик. — Разве он не захотел узнать, как вас зовут?
   — Нет надобности, — покачала головой Шорнуа. — Я была из другого племени, вот и все, что ему требовалось знать. И что я не нарушаю границу, потому что я находилась на священной земле, которая открыта для всех.
   Поэтому я ответила ему, что плачу по человеку, убитому вчера утром. А Хван сказал: «Но ведь он не из твоего племени».
   — Ах вот как! — медленно поднял голову Род. — Значит когда Хван нашел труп, на нем должно быть, еще была раскраска.
   — Значит смыл ее Хван, — нахмурился Йорик.
   — Да, чтобы скрыть личность жертвы, — наморщил лоб Род. — С какой стати ему вздумалось это сделать?
   Но Шорнуа мотала опущенной головой и махала перед собой руками, выставив ладони:
   — Нет! Погодите! Стоп! Вы упускаете из виду самое главное!
   — Что именно? — спросил Род.
   — То, что Хван хочет объединить все племена, и мертвый вольмак может стать очень мощным общим фокусом. Но труп послужит для этой цели гораздо лучше, если никто не будет знать, из какого племени он происходит.
   С миг они сидели не двигаясь. Затем Род медленно кивнул.
   — Да... такое возможно...
   — Более чем «возможно», — фыркнула Шорнуа.
   — Значит, он сказал вам, что вы не из племени убитого? — обратилась к ней Гвен.
   Шорнуа кивнула.
   — Так почему же я плачу? Ну, тут, уж скажу я вам, мне пришлось соображать быстро! Но я сообразила и сказала ему, что плачу по всем вольмакам, что я плакала бы по любому, погибшему от рук колонистов! — она нахмурилась. — Я ожидала, что он предложит мне встать, но он и не подумал.
   — И ожидали, что он потеплее отнесется к плачущей женщине? — тихо сказал Род.
   Шорнуа прожгла его взглядом:
   — Я же сказала вам, что не соответствую их стандартам красоты!
   Род в это не поверил.
   — Все равно, вы же женщина, и у вас горе. И вы достаточно молоды. Вы ожидали чего-то, похожего на рыцарский отклик, не так ли?
   Шорнуа еще с миг попрожигала его взглядом. А затем рот у нее скривился и она произнесла:
   — Да, ожидала. Но не дождалась никакого, даже призрачного.
   — Ну, — усмехнулся Йорик, — вы же знали, что у вольмаков процветает мужской шовинизм.
   — Разумеется, — вставил Род. — Любая первобытная культура обязана быть патриархальной.
   — Не «любая», — поднял ладонь Йорик. — Но у этих парней — да. Происходит, несомненно, от подражания коммерческой лит— и кинопродукции, — он снова повернулся к Шорнуа. — Так вы, значит, все равно встали, а?
   Она раздраженно пожала плечами.
   — Я наживала себе растяжение шейных мускулов.
   — Итак, вы встали, — сделал вывод Род. — Медленно, извиваясь, немножко скромно повиляв бедрами.
   В глазах у Шорнуа вспыхнула ярость, но она не ответила.
   — Это не сработало? — мягко спросил Род.
   Ярость немного растаяла. Шорнуа неохотно наклонила голову:
   — Он всего лишь принялся вразумлять меня. Указал, что мне не следует так переживать из-за этого. Так как я настоящая женщина, то больше приобрету от присутствия колонистов, чем потеряю.
   Род нахмурился.
   — Он что, язвил или как?
   — Нет... — покачала головой Шорнуа. — Судя по его тону, он просто констатировал факт. Словно приводил логический довод, понимаете?
   — В этих культурах, где все силы уходят на борьбу за существование, в конечном итоге возникает нездоровое пристрастие к здравому смыслу, — заметил Йорик. — Так как же вы ответили на такой аргумент? В конце концов, у вольмаков и впрямь наблюдается излишек женщин с вытекающей отсюда полигамией, — он нахмурился. — Однако же странно. Как-то трудно ожидать, что вождь уж настолько беззаботно отнесется к тому, что женщина его народа уйдет к мужчине его врагов.
   — Ну, именно на это-то я и напирала. Разыграла сцену бурного негодования, мол, никакая истинная вольмачка не захочет иметь мужчину исключительно для себя, если этот мужчина будет не вольмаком, а всего лишь колонистом. Но Хван лишь продолжал твердить мне все в том же своем безэмоциональном стиле, что для меня было б намного разумней иметь, если возможно, одного мужчину исключительно для себя.
   — Я думал, он старается пресечь общение вольмаков с колонистами, — нахмурился Род.
   — Я тоже. Я подошла чуть ближе и резко ответила, что нам вполне хватило б и вольмаков, если б солдаты-колонисты не перебили столько наших мужчин на войне. Но Хван заявил мне, что детей женского пола, не умерших во младенчестве всегда на два процента больше, чем детей мужского пола... Интересно, кто у него ведет статистику?
   Явно ошеломленный Йорик только головой покачал.
   — Странная у них здесь колония первобытных людей.
   — Должно быть, тут постарались Чолли и его отрад просветителей, — пожал плечами Род. — Удивляюсь, как это он не привел вам всех данных последней переписи МСЭ.
   — До этого не дошло, но он наконец сподобился похвалить меня за патриотизм, чуть ли не запоздало вспомнив о такой необходимости. А потом принялся травить мне какую-то бодягу о том, как письменные культуры всегда уничтожали устные культуры, а потом поглощают или истребляют принадлежащих к ним.
   Какой-то миг Род лишь глядел на нее во все глаза. А затем сказал:
   — Не совсем то, что я обычно принимаю за призыв к оружию.
   — Ну, могло б прозвучать и так, если б он не говорил, словно какой-то чертов профессор!
   Род подивился ее раздраженности. Конечно, Шорнуа всегда была чувствительной...
   — Так что же он сказал вам в утешение?
   — Ничего, — негодующе отвернулась Шорнуа. — Он внезапно повернулся и побежал к каменной лестнице. И уж поверьте мне, спринтер из него хоть куда!
   — Первобытные люди поддерживают хорошую физическую форму, — заверил ее Йорик.
   — Не настолько хорошую! Клянусь, он мог бы участвовать в скачках без коня! — она с досадой покачала головой. — И прибежал он туда, к тому же, как раз вовремя. Едва он успел ступить на тот камень, как взошло солнце.
   — Врожденное чувство времени, — сказал Йорик.
   — Которого у некоторых людей нет, — приковал его к месту горящим взглядом суженных глаз Род.
   Шорнуа раздраженно покачала головой.
   — Вот и говори о зря потраченной ночи!
   — О, не знаю, — поджал губы Род. — По крайней мере теперь мы весьма уверены, что он не хочет, чтобы кто-нибудь знал, к какому племени принадлежит труп. Это кое-что.
   — Немного, — отрезала Шорнуа, но Гвен улыбнулась с легким весельем:
   — Вам не следует так огорчаться лишь оттого, что его не тронули ваши чары.
   Род, вскинув брови, повернулся посмотреть на нее.
   Шорнуа сидела совершенно неподвижно, бледнея лицом. А затем тяжело вздохнула:
   — Ладно, допустим тут была-таки задета моя женская гордость. Как вы узнали, миз?
   Гвен ответила, пожав плечами.
   — По вашему голосу, по наклону головы. Вы отлично умеете пользоваться своей женственностью, не правда ли?
   — Я достигла в этом больших успехов, — призналась Шорнуа, — с тех самых пор как выяснила, что у вольмаков очень жесткий кодекс чести по отношению к женщинам, особенно незамужним. Это было такой желанной переменой после моих собратьев-колонистов.
   — А также и безопасней? — догадался Род.
   Удрученная Шорнуа кивнула:
   — Я всегда была у них в фаворе, и не только потому, что имела зуб против солдат. Возможно, они все думали, что из меня выйдет неплохое пополнение их вигвамов. Не знаю, но приятно, когда после всех этих лет с тобой снова обращаются как с леди. И я достигла больших успехов по части флирта, — она казалась весьма удивленной этим.
   Род нахмурился.
   — Но если кодекс чести у них был таким жестким, что они даже не пытались вас соблазнить...
   — О, этого я не говорила! — воткнула в него сосульки взгляда Шорнуа. — Пытались все и всегда, как один. Именно это-то и было самое приятное. Я могла сколько угодно флиртовать, а потом сказать «нет», и они принимали этот отказ. Даже если им не хотелось, они тут же прекращали ухаживания.
   — Но сей Хван не попытался прельстить вас?
   — Ни в коей мере, ни малейшего флирта. Не бросил даже плотоядного взгляда, не говоря уж о взгляде-приглашении.
   Род чуть склонил голову набок.
   — Но, судя по вашему рассказу, он, похоже, заинтересовался вами.
   — О, да! Тем, кто я такая и почему там нахожусь, но помимо этого... Ну, он, казалось даже не сознавал, что я женщина!
   Йорик покачал головой.
   — Странно. Определенно странно. Такого можно ожидать в цивилизованной культуре, но...
   — Тпру! Погодите! — подняла ладонь Шорнуа. — А откуда у вас такая уверенность, что вольмаки нецивилизованные?
   — Потому что это слово означает «огорожанившиеся», — ответил с раздражением Йорик. — Срезайте по крайней мере на законных промашках, ладно?
   — Однако, отчего ты искал бы оного поведения в городах, но никак ни в селе? — спросила Гвен.
   — Потому что для постройки городов требуется более высокая степень технологии, чем для строительства временных деревень, — разъяснил Йорик. — Полагаю, мне действительно следовало бы сказать вместо «цивилизованной» «высокотехнологической». Я имею в виду, можно ли действительно назвать городом поселение, если в нем лишь сто тысяч жителей и ни одной фабрики?
   — Можно, — убеждено заявил Род.
   — Ладно, — пожал плечами Йорик, — значит сводим дело к определениям. Я лично считаю городом промышленное уродство: ну, знаете, паровые машины, механические ткацкие станки, железные дороги, фабрики...
   — Нет, не знаю, — покачал головой Род. — Я не настолько глубоко изучал археологию. Но могу сыграть партнера комика: «Почему ты ожидал бы, что человек из индустриальной цивилизации даже не заметит, что женщина это женщина?».
   — Ну, может и не «ожидал бы», но, по крайней мере, не удивился бы, — нахмурился Йорик. — В индустриальной культуре, майор, успеха добиваются, раскладывая все по отдельным полочкам так, чтобы контролировать каждый предмет и складывать его со множеством других предметов в то новое устройство, какое вам нужно, а то, что делают со своими инструментами, делают также и со своей душой. Поэтому индустриальный человек начинает рассматривать «эмоции» как один аспект души, а «интеллект» как другой, и раскладывает их в своей голове по отдельным полочкам, там где они не будут мешать друг другу. Поэтому можно не удивиться, обнаружив, что лидер, занятый в настоящее время проблемой, мог временно отложить секс на дальнюю полочку.
   — Но до такой степени, чтобы даже не замечать, что женщина это женщина? — в шоке уставилась на него Шорнуа.
   — О, он это замечает, спору нет, но игнорирует это.
   — Даже до такой степени, что не реагирует как мужчина?
   — Что я вам могу сказать? — пожал плечами Йорик. — Такое возможно. Но у вольмаков-то культура неиндустриальная, она племенная, с самой элементарной технологией, сосредоточенной на цельности и индивидуальности.
   Они рассматривают все как переплетенные друг с другом в одну великую большую конфигурацию, а секс как естественную часть жизни, точно такую же, как и все другие части. В подобной культуре чувства и мысли, естественно переплетаются. Одно приводит к другому, в бесконечном круговороте.
   Род поджал губы.
   — Ты пытаешься мне сказать, что Хван реагировал не так, как положено истинному племенному вождю?
   Йорик стоял, не двигаясь, разинув рот. А затем с досадой закрыл его.
   — Ну да, что-то вроде того. Верно.
   — Ну, я б сказал, что ты попал в точку. Но в поведении этого парня есть что-то действительно беспокоящее меня, — он нахмурил лоб, глядя в пространство, несколько минут переживая про себя эту мысль, а затем, со вздохом, пожал плечами. — Не могу усечь что именно.
   — Не гони лошадей, — посоветовал Йорик. — Это придет само собой.
   — Несомненно, притащив за собой целую повесть.
   На верху лестницы хлопнула дверь, и Род очутился на ногах, положив руку на кинжал.
   — Нет, милорд, — положила ему ладонь на предплечье Гвен. — То скорее друг, чем враг.
   На лестнице появились марширующие вниз сапоги с заправленными в них свободными зелеными брюками. Потом появился белый фартук, натянутый на массивный живот, потом бочкообразная грудь и бычьи плечи, с сидящим на них улыбающимся лицом. Чолли, с огромным подносом в руках, заваленном кучей горячих блюд, над которыми подымался пар.
   — Думал, вы, возможно, захотите перекусить. В конце концов, солнце вот-вот взойдет.
   — А с ним придет и наше время? — Род протянул руку помочь забрать поднос.
   — Но, но! Руки! — Чолли поднял поднос за пределы его досягаемости. — Нельзя доверять подобные вещи жалким дилетантам, знаете ли! Садитесь, садитесь! В деле удовольствия от еды сервис значит ни чуть не меньше, чем кухня.
   Род поднял руки, выставив ладони вперед.
   — Невиновен, шериф, — и сел.
   — Вот! Так чуть лучше, — Чолли пинком выдвинул ящик на середину круга, поставил на него поднос, затем взял тарелки и принялся накладывать на них яйца с сосисками, горячую сдобу, поджаренный хлеб, бифштекс и жаренную картошку.
   — Яйца эти пока от местной птицы, а не от средней земной курицы. Но птица хорошая и гордится своей работой. Да и холестерина в них меньше, — он поставил тарелку на колени Йорику. — А кем был бифштекс в своем предыдущем воплощении, я вам рассказывать не буду. Просто расслабьтесь и наслаждайтесь им.
   — Хороший, однако, — промямлил Йорик с полным ртом.
   Род настороженно поглядел на сосиски, когда те миновали его, доставшись Шорнуа.
   — А что в целлофане?
   — Свинина, — Чолли наложил тарелку и ему. — Ничего кроме старой доброй свинины, майор. Где находишь людей, там находишь и свиней. А почему бы и нет? — он передал тарелку Роду и принялся накладывать еще одну. — Они вкусные, занимают мало места и жиреют, питаясь вашими отбросами. Что с того, что они ленивы и дурного нрава? Дай им только немного грязи и они будут довольны, — он поставил тарелку перед Гвен и повернулся обслужить Йорика и Шорнуа, но обнаружил, что они уже сами себя обслужили, пока он не смотрел на них. — Увы и ах! — вздохнул он и сложил руки на груди, глядя как Гэллоугласы с энтузиазмом приступили к трапезе. — А, мое старческое сердце радуется глядя на молодых, уписывающих за обе щеки!
   — Сам-то в лучшем случае на несколько лет старше нас, — промямлил Род с набитым ртом.
   — Не бейся об заклад по этому поводу, мальчуган, — погрозил ему указательным пальцем Чолли. — Мне все пятьдесят.
   — Да он же на десять лет старше меня! — весело сказала Гвен.
   — Положительно древний старец, — согласился Род. — Но готовит он хорошо, и мы не будем ставить это ему в вину.
   — Как вам будет угодно, а у меня сердце радуется при виде людей, получающих удовольствие от моей стряпни, — но лицо Чолли сморщилось от нахмуренности. — Вы кажетесь безусловно беззаботной парочкой, так ведь?
   — Что? — удивленно поднял взгляд Род. — А!.. Просто потому что мы кажемся не особенно встревоженными? — он пожал плечами и вернулся к тарелке. — Верно, не особенно.
   — С чего бы нам тревожиться? — сделала большие глаза Гвен.
   — Ну... — деликатно кашлянул в кулак Чолли. — Есть ведь такая мелочь, как миллион с чем-то буйных дикарей, жаждущих вашей крови.
   — Он так клинически все описывает, не правда ли?
   — Да, милорд. Сухо и без всяких чувств.
   — Вас это не тревожит, — Чолли чуть наклонил голову в их сторону, подняв брови.
   — С какой стати? — покачал головой Род. — Мы всегда можем сбежать.
   — Мы превосходно умеем быстро исчезать, — подтвердила Гвен. — Нужно лишь дождаться подходящего случая.
   Чолли похоже поразился.
   — Тогда почему же вы не сбежите прямо сейчас?
   — Не хотим создавать инцидент, — покачал головой Род.
   — Когда мы отбываем, то предпочитаем не оставлять после себя войну, — кивнула Гвен.
   — Я имею в виду, — объяснил Род, — если мы не явимся на тот суд, то как это скажется на политике сближения вольмаков с колонистами?
   Чолли на мгновение застыл, гладя в пространство. А затем сказал:
   — Довод хороший, и хорошо что вам не наплевать на это. Но разве вам не следует и о себе немного позаботиться?
   — Мы заботимся, — заверила его Гвен.
   — Мы говорим вполне серьезно. Если станет совсем худо, мы можем исчезнуть, смыться. Но все равно, останется маленькая проблема с тем, как убраться с этой планеты, — объяснил Род.
   Чолли перенес весь вес на одну ногу, почесывая себя там, где у него прежде были бакенбарды.
   — Да. С этим есть некоторые трудности. Вот потому-то и сделали тюрьмой всю планету, коль уже вы упомянули об этом. Само собой здесь, на Вольмаре, хватает мест, где можно спрятаться, в горах есть иные края, куда даже вольмаки не трудятся забредать, но где дичи хватает на пропитание одному лишь мужу с женой, а может даже и семье.
   Гвен сглотнула:
   — Нет. Дело тут как раз в семье, именно так, как вы речете. Понимаете, мне обязательно нужно вернуться к ним.
   Чолли лишь глядел на нее, призадумавшись, оттопырив нижнюю губу.
   — Да, это я могу понять. Но где же они, миссис?
   Гвен открыла было рот ответить, но Род быстро сказал:
   — Далеко-далеко, на другой планете.
   — Разве не со всеми так! — вздохнул Чолли. Положив ладони на бедра, он уставился на потолочные балки. — Да, тогда это и впрямь нужно. Но если вы, так сказать, пуститесь в плавание, я ничем не смогу вам помочь. Мои люди работают только на твердой почве.
   — Ну и ладно, — пожал плечами Род. — Мы в общем-то ничего и не ждали.
   — Однако с вашей стороны было очень любезно предложить помощь, — тихо поблагодарила Гвен.
   Шорнуа оторвалась от тарелки и переместила набранную в рот еду к щеке.
   — Это замечание о людях, прячущихся на территории вольмаков, кое о чем мне напомнило.
   Внимание Чолли переключилось на нее.
   — Говорите, — приказал он.
   — Чужаки, — Шорнуа прожевала и сглотнула. — Большую часть последнего месяца я провела, бродя с вольмаками...
   — Я знаю об этом, — сказал Чолли. — И не стану спорить: они внимательней и ведут себя лучше, чем наши колонисты. И если леди говорит «нет», они соглашаются и не обижаются. В конце концов, женщин у них ведь хватает. Но как это позволило узнать вам о чужаках?
   Шорнуа пожала плечами.
   — Свой свояка видит издалека. Уверена, вольмаков их маскировка одурачила, но я-то видела их насквозь, возможно потому, что смотрела со стороны.
   — В самом деле, — выдохнул Чолли. — И что же делали эти лже-вольмаки?
   — Ничего особенного. Притязали на даровую закуску и место в тени на несколько часов, что вольмаки предоставляли с большим удовольствием — этот старый добрый первобытный обычай гостеприимства...
   — Члены того же племени, несомненно, — выдохнул Чолли.
   — О, разумеется, будь они из другого племени, тут был бы совсем иной коленкор! Но поскольку они были одной масти, если вы улавливаете мой намек, то перед ними расстилали зеленый ковер...
   — Под зеленым ковром подразумевается трава? — спросил Род.
   — Конечно, — бросила на него раздраженный взгляд Шорнуа. — И так вот гости просто усаживались, набивали брюхо и принимались обсуждать судьбы мира.
   — Несколько часов, грите?
   — Два-три. А потом двигались дальше. Но после, я слышала как иной вольмак высказывался против генерала Шаклера и против нас, колонистов.
   — Не совсем-то, что я назвал бы положительным симптомом, — заметил Йорик.
   — Поистине, нет, — выдохнула Гвен.
   — На что же они жаловались? — спросил Чолли. — Вольмаки с самого начала приветствовали Шаклера как глас разума. Жалобы на него поступали только со стороны Земли, а она скандалила лишь потому, что наш добрый губернатор-генерал не нуждался в ней!
   — С женщинами всегда так, — вздохнул Йорик, и Шорнуа наградила его колючим взглядом.
   — Конечно, в последнее время она не жаловалась, — заметил Чолли. — Как она может, когда сама порвала с нами?
   Йорик начал было отвечать, но Шорнуа отрезала:
   — Никак не может.
   Род пожал плечами.
   — Ладно, значит за Стеной бродит несколько ворчунов. Зачем беспокоиться из-за этого. Всегда находиться пара-тройка недовольных.
   Но Йорик теперь тоже засомневался, а Чолли покачал головой:
   — Недовольные сидят себе в родных деревнях, миз Шорнуа видела нескольких шатающихся повсюду.
   Шорнуа кивнула.
   — И все из разных племен, к тому же.
   — Тут пахнет организацией.
   — Плюс массой раскраски, — добавил Род. — Возможно, это одни и те же агенты, только каждый раз меняющие свои цвета.
   — Вполне вероятно, — Чолли покачал головой. — Надо будет уведомить об этом генерала.
   — Если это необходимо, — Шорнуа сделалась вдруг напряженной, как туго натянутая струна. — Только не говорите ему, кто заметил, идет?
   — Не волнуйтесь, — заверил ее Чолли. — Я лишь ссылаюсь на «мои источники», а он никогда не задает вопросов.