— Потому что они люди. И они боятся, — так же прямо ответил прадед. — Хочешь, покажу?
Он ударил в бубен еще раз, и теперь грохот был такой, что Сашку чуть не сбросило с дивана, и он мгновенно выпал из реальности и провалился в сюрреалистический мир Силы.
Только здесь всё стало просто и понятно.
Он всей кожей ощутил дикий ужас пятнадцатилетнего арабского террориста перед сатанинской мощью наступающей западной цивилизации с ее ракетами, обороняющими покой продавшихся шайтану мужчин, и видеокультурой, воспевающей падших, даже не прикрывающих лица женщин.
Он до слез прочувствовал жуткий стариковский страх отставного генерала из Пентагона. Ибо перемены теперь всегда ведут к худшему и всегда наступают слишком быстро.
И он увидел, как трясется маленький русый мальчик от одной только мысли о том, что завтра снова будет алгебра.
— Это же Бугров! — узнал пацана Сашка и мгновенно перенесся в Дом горняка.
Федор Иванович так и сидел на стуле, принесенном кем-то на сцену. Сашка пригляделся к нему — и содрогнулся. Этот человек боялся всего: мизерной пенсии в недалеком будущем, нарастающего неуважения Маргариты, слухов о разводе с женой. Но более всего подполковник боялся людей; где-то глубоко внутри он точно знал: эти твари спят и видят, как сделать его, такого большого и могущественного, маленьким и никчемным. Точь-в-точь как та учительница по алгебре!
— Ну-ка, ну-ка, — пригляделся к нему повнимательнее Сашка — и ясно увидел, что, лишь когда Федор Иванович сажает кого-нибудь в «обезьянник», он может с облегчением вздохнуть и на секунду — не более! — расслабиться.
Сашка представил себе Вселенский Стадион, в который вот-вот превратится эта планета с подачи таких, как Бугров, и покачал головой:
— Им нельзя давать Силу.
— А разве есть другой способ сделать их иными?
— Я боюсь, — только теперь честно признал Сашка. — Я бы очень хотел не бояться, всё понимать и делать то, что надо, но мне это просто не под силу...
— Но ты бы хотел? — склонился над ним шаман.
— Да. Очень.
— Хорошо, — кивнул шаман, — будь по-твоему, — и на глазах начал меняться.
На долю секунды его лицо стало похожим на дядь-Женино, затем сквозь марево нереальности мелькнули черты церковного нищего Коли, затем — Иисуса, но и тот стал двоиться, пока не разделился на две высокие, полыхающее призрачным золотым огнем фигуры.
«Огненные Учителя!» — охнул Сашка.
— Это тебе, чтобы ты ничего не боялся, как ты просил, — громовым голосом произнес один и коснулся его груди.
Сашку сбросило с дивана, и он покатился по ковру, шипя от боли.
— А это тебе, чтобы ты всё понимал, как ты просил, — произнес второй и коснулся его лба.
— Господи Иисусе! — заорал Сашка и ощутил распространяющийся по квартире запах паленого мяса.
И, словно услышав его призыв, Огненные Учителя на долю секунды слились в крестообразное облако.
— А это тебе, чтобы ты мог делать то, что надо, как ты просил! — произнесло облако и коснулось его рук.
Сашка задохнулся от боли и отключился.
Когда он пришел в себя, реальность еще не до конца установилась, и лишь с огромным трудом, да и то не сразу, ему удалось вспомнить, что это дядькина квартира.
Сашка попытался встать, но руки отдались острой болью, и он, как был, на коленках, прополз в кухню, поднялся по стенке и, превозмогая боль, щелкнул выключателем. Воняло паленой шерстью и чем-то еще... не менее мерзким. Сашка принюхался и понял, что вонь идет из-под свитера, взялся за ворот, чтобы снять его, и взвыл от боли — руки жгло нестерпимо.
Он поднес руки к глазам и обнаружил, что рукава свитера мокрые и окрашены чем-то бурым. Сашка осторожно задрал рукав и увидел, что рука залита кровью, а чуть повыше запястья зияет большая четырехгранная рана.
— А?!
Сашка поискал глазами табуретку и осторожно, стараясь не упасть, присел. Потянул вверх второй рукав и увидел точно такую же квадратную, сочащуюся кровью дыру.
«Господи, что это?!»
Кровь беспрерывно текла с пальцев, закапывая желтый линолеум рваными бурыми кляксами.
— Это глюки, — хрипло произнес он. — Я еще не проснулся.
Сашка поднес руки к глазам, и по ним промчалась острая, пробивающая до самого копчика боль.
— Черт!
Это не были галлюцинации.
Сашка криво улыбнулся. Жуткая реальность происходящего обрушилась на него, даже не спрашивая согласия.
— Что это? — спросил себя вслух.
И его рационалистический ум тут же выдал готовый ответ: обычные стигматы.
— Не надо было мне это читать...
Он уже понял, почему все так случилось. Подстегнутая адреналиновой атакой больная психика отреагировала на мысли о Силе и чтение Нового Завета полной реализацией подсознательного. Вирус, или что там с ним происходит, сделал ненужным многосуточные бессонные бдения и истязания себя хлыстом, и, чтобы отождествиться со сколь угодно мощным персонажем, оказалось достаточным просто войти в образ.
— Цирк... — повторил он.
Капающая кровь уже образовала на линолеуме целую лужу, и Сашка решил, что надо что-то делать. Он осторожно, преодолевая нахлынувшее головокружение, встал и подошел к висящей на стене аптечке. Медленно поднял руку и, кривясь от боли, открыл белую дверцу. Достал распакованный бинт и, едва не поскользнувшись в собственной крови, побрел в ванную. Увидел себя в зеркале и обомлел: прямо посредине лба вспух кровавый волдырь, а свитер на груди был прожжен.
— Черт!..
«Ладно — лоб, но свитер?!»
Сашка глотнул: прожженный свитер никаким психологическим трактовкам не поддавался — хоть по Фрейду, хоть по Леонтьеву.
— Это самоиндукция, — пробормотал он, вспомнив где-то вычитанный термин из нейролингвистического программирования. — Это всего лишь наведенное состояние психики...
Но легче от этого не становилось.
Бинтоваться оказалось настолько мучительно, что он останавливался раз двадцать. Кончиками пальцев Сашка накладывал слой за слоем, а потом подключил зубы и, рыча от боли, кое-как затянул сначала одну повязку, а затем и вторую. Осторожно спустил рукава, попытался заглянуть под воротник и признал, что идти к врачам все равно придется. Кое-как обулся, накинул поверх свитера куртку и вывалился за дверь.
Город уже проснулся и встречал новый рассвет. Покачиваясь от постоянно наплывающих приступов нереальности, Сашка вышел на невероятно чистую главную улицу, прошел метров двести и тяжело осел на скамейку. Сил дойти до больницы за один раз не хватало. Но там, внутри, почему-то ощущался невероятно глубокий, почти вселенский покой, а в затылок — сзади справа и сзади слева — веяло мощным, как из топки, жаром.
«Огненные Учителя», — неожиданно уверенно подумал он.
— Документы.
Сашка медленно поднял голову. Над ним нависали два дружинника с повязками на рукавах. Вставать со скамьи, объясняться, больными руками лезть за Секиным паспортом страшно не хотелось: ему было слишком хорошо так — наедине с собой и Учителями, или кто там у него стоит за спиной...
— Ты че, не слышал, козел? Паспорт давай!
В голосе прозвучала отчетливая угроза — парень определенно был невменяем, но Сашка, как и обещали ему Огненные Учителя, не боялся. Он даже испытывал какую-то нежность к этому простому, без изысков, орудию Силы. Своему орудию...
— Что, — с угрозой надвинулся парень, — под глухого молотишь?!
...и даже более того, в этот момент, как и обещали Огненные Учителя, Сашка начал отчетливо понимать свое глубокое единство с этим простым, хорошим парнем, столь же глубокое, какое было, да и поныне остается между ушедшим Наверх Евгением Севастьяновичем Никитиным и всё еще выполняющим его волю здесь, внизу, Федором Ивановичем Бугровым.
Единство Духа и Плоти. Единство Вождя и Солдата.
Единство тех, кто обозначает цели, и тех, кто к ним идет.
— Так... — побагровел дружинник. — Я вижу, тебе на пальцах придется объяснять.
Сашка пригляделся: зрачки у дружинника были те самые, на всю радужку, а значит, и внушаемость уже повышенная...
«Вот интересно, подчинится или нет?» — мысленно усмехнулся он, откинулся на спинку лавочки и томно, по-хозяйски распорядился:
— Иди домой, малыш. Ты мне пока не нужен.
Дружинник вздрогнул, как-то неуверенно переступил с ноги на ногу, а потом резко, по-солдатски развернулся на месте и стремительно зашагал прочь. Его напарник непонимающе смотрел то на уходящего вдаль товарища, то на этого странного парня в накинутой поверх свитера куртке.
— Тебя тоже касается, — спокойно сказал Сашка, и дружинник, бросив на исчезающего вдали напарника дикий взгляд, смущенно развернулся.
— Шагом марш, — подбодрил его Сашка.
Он действительно имел кое-какую власть над событиями и людьми, и это было интересно.
«Вот только цена...»
Эта мысль о цене, которую придется заплатить за скорость трансформации человечества, возникла только что, словно ниоткуда, — и уже не отпускала.
Нет, Сашку совершенно не смущал определенный процент человеческих потерь при переходе к новому высокодуховному состоянию; цифра в триста-четыреста миллионов его бы вполне устроила. Но он откуда-то знал, что может выйти и по-другому, ибо он, единственный Наследник Силы, единственный Ее Источник и единственный Хранитель, мог просто не поспеть за Ее мощным и стремительным, как верховой пожар, движением по планете. И если кто-то не будет достаточно терпелив, чтобы дождаться его законного восшествия на трон Царя Вселенной, и нажмет хотя бы одну из нескольких тысяч «кнопок»...
Прахом пойдет всё — и его трон, да и сама Вселенная.
Сашке это не нравилось.
По тротуару прошел человек в синем летном пальто, и Сашка проводил его внимательным взглядом. Человек остановился.
«А ну-ка, подойди сюда», — мысленно приказал Сашка, и человек послушно развернулся и подошел к сидящему на лавке парню с дикими глазами и странным ожогом на лбу.
— Спичек нет? — Сашка покачал головой.
Мужик нерешительно прокашлялся. Он явно не осознавал причин, по которым остановился у скамьи.
— А время не подскажешь? — поинтересовался он у Сашки.
И тогда Сашка вспомнил, где он его видел.
— Ты ведь летчик? — прищурился он.
— Ага, — шмыгнул носом мужик.
— Ты делегацию в область отвозил...
— Верно! — обрадовался мужик и пригляделся: — Постой! Это же ты был там... с ломом!
Его лицо судорожно исказилось.
— Успокойся, — приказал Сашка. — И присядь. — Летчик сел рядом с ним, и черты его лица начали разглаживаться.
Сашка всё еще не понимал, как так вышло, что анализы в области ничего не показали, и чувствовал: это для Силы может оказаться достаточно важным.
— Ты же через врачей проходил?
— Два дня продержали, — шмыгнул носом летчик.
— И делегатов тоже ведь проверяли?
— Всех.
— И ничего не нашли?
— Ничего, — скорбно мотнул головой несчастный мужик и снова шмыгнул носом. — Только грипп.
— Грипп? — нахмурился Сашка.
— Ага, — в бесчисленный раз шмыгнул носом тот. — Только грипп.
«Только грипп...»
— Я и сейчас еще болею, — пожаловался летчик. — От полетов отстранили, голова — как чугунный котелок! Тяжко...
Сашка заинтересовался. Они все там обнимались с Бугровым! Они не могли не заразиться вирусом Силы! Хотя бы один, но должен!
Но и Рейнхард сказал то же самое. Ни у делегатов ничего не нашли, ни в отосланных в область органах. Чисто и пусто! Последствия налицо, а источника нет. Впрочем, Рейнхард сказал, что с органами так могло получиться из-за нарушения температурного режима.
«Температурного режима?»
— Ты температурил?
— Да.
— У всех была температура?
— Я не знаю, — шмыгнул носом летчик. — Но лично у меня была под сорок.
Сашка резко поднялся, охнул от мгновенно прострелившей всё тело боли и снова сел. В этом что-то было.
Он совершенно точно знал, что некоторые микроорганизмы не переносят высокой температуры. Собственно, температура и есть главный защитный механизм тела, и большинство вирусов ее просто не выдерживают.
— Особенно вирусы, не до конца приспособившиеся к человеку, — вслух произнес он.
— Вы что-то сказали?
В груди у Сашки полыхнуло, а горло перехватил спазм.
— Нет, ничего, — улыбаясь, покачал он головой. — Можешь идти.
— Спасибо, — смущенно поблагодарил мужик и бегом-бегом двинулся прочь.
Всю дорогу до горбольницы Сашка разрывался пополам. Он отчаянно хотел дать Силе возможность поднять эту отсталую планету на новый уровень. Но он отчетливо понимал: с массовым повышением способностей, да еще по всей планете, он просто не управится. И когда Сила перемахнет через океаны, она рано или поздно обернется против себя самой.
Теперь у него был ключ, способный остановить эпидемию, а значит, и угрозу самоуничтожения. Но вместе с ней должен был остановиться и генетический прогресс человека. И это было невыносимо.
— Здравствуйте, Александр Иванович...
Сашка обернулся. Возле него стояла Оля — зрелое яблочко с маленьким семечком новой жизни внутри.
— Здравствуй, Оленька, — наклонил он голову.
— Вы моего Сашу не видели? — с болью в голосе спросила Оля. — А то, как ушел тогда вслед за вами, так до сих пор и нет.
— Нет, Оля, не видел, — цокнул он языком и вдруг понял, что знает, как сохранить бесценный дар Силы.
Он дошел до больницы в считанные минуты. Прорвался сквозь санитарку и по-хозяйски, не обращая внимания на обступивших стол главврача мужиков, пробрался к столу:
— Михаил Львович! Минутку внимания! Я знаю, как это остановить.
— А почему он еще на свободе? — послышалось сзади, и Сашка обернулся.
Это был мэр.
Сашка усмехнулся и снова развернулся к врачу:
— Помните делегацию? У них же ничего не нашли... так?
Главврач хлопнул глазами.
— Температура, — весело подмигнул ему Сашка и перешел на заговорщицкий шепот. — Этот вирус не переносит высокой температуры. У них у всех грипп был... поэтому и результат исследования — ноль.
— Я не понял, Бугров! — раздраженно послышалось сзади. — Почему этот молокосос еще здесь?!
— Подождите, Николай Павлович! — неожиданно возвысил голос врач и придвинулся к Сашке. — И что дальше?
— Вам виднее, что делать дальше, — пожал плечами Сашка. — У вас же есть какие-то там горячие уколы, хлористый кальций, что ли... главное, чтобы температуру повысить...
Врач на секунду ушел в себя.
К Сашке подошли и властно схватили за локоть:
— А ну, пошли!
Сашка зашипел от мгновенно выстрелившей в пробитые запястья боли.
— Так, Бугров! — раздраженно отреагировал главврач, и его зрачки скакнули и растянулись на всю радужку. — Руки убери!
— Че ты сказал?! — возмутился подполковник.
— Что слышал!
К столу подошел мэр. Он тоже был не в духе.
— Не вмешивайтесь не в свое дело, Михаил Львович, — сквозь зубы процедил он. — Этому чудику давно уже место на нарах.
— Постойте, Николай Павлович, — не согласился врач. — Он реальный выход предложил!
— Ну и молодец, что предложил, — злорадно усмехнулся мэр. — А теперь пусть за свое ответит.
Сашку оторвали от стола, потащили к выходу, а он только улыбался. Внутренним зрением он видел, что из всех четырнадцати столпившихся в кабинете главврача мужиков выживет лишь один — мэр города Николай Павлович. Первым уйдет Бугров, затем главврач, потом Рейнхард... и только по-настоящему могучий мэр будет сопротивляться до последнего, отказываясь играть по навязанным ему природой правилам и заверяя областное начальство, что в городе полный порядок.
И тут его осенило
— Николай Палыч! — через весь кабинет крикнул он. — Хотите без карантина обойтись? И вообще без шума? Так, чтобы в области никто и понять ничего не успел!
Багровая от напряжения аура Хомякова дрогнула и мгновенно вспухла, заняв чуть ли не полкомнаты, затем снова медленно опала, и лишь тогда мэр повернулся и озадаченно посмотрел на Сашку.
— Снова свистишь? — недоверчиво прищурился он.
Сашка улыбнулся. Он уже видел, что победил.
— А кто, по-вашему, может сектантов на добровольные уколы уговорить?
— Он дело говорит! — тут же оценил ситуацию главврач.
Мэр сделал знак, и все это время тащивший Сашку к двери Бугров остановился.
— А че их уговаривать?! — тяжело, болезненно дыша, буркнул он. — Дубинкой по роже, и вперед!
Народ зашумел, зашевелился, и стиснувшего зубы от боли Сашку оторвали от начальника горотдела и снова потащили к столу.
— Хватит с нас ваших эсэсовских методов, Бугров, успокойтесь!
— И так проблем — выше крыши! До Москвы дошло!
— Пацан дело говорит! Надо, чтобы добровольно! — Хомяков тоскливо глянул в окно и вдруг размашисто перекрестился и развернулся к Сашке:
— Ну, молись, молокосос, чтоб у тебя всё гладко прошло!
Когда они вошли в Дом горняка, сектанты так и сидели, склонив головы, кто на спинки кресел, а кто друг другу на плечи. Увидев целую толпу врачей, стоящие по углам огромного зала милиционеры встревожились и похватались за дубинки. Но потом заметили плетущегося в хвосте процессии Бугрова, и напряжение спало.
Сашка решительно прошел вдоль первых рядов и забрался на сцену.
— Я пришел воспользоваться правом Избранника Силы, — громко, на весь зал объявил он.
Зал недоуменно загудел. Общинники прекрасно помнили обстоятельства, при которых Избранник с ними расстался.
— Ты слишком далеко зашел, Саша... — отчетливо прорвался сквозь гул звонкий Нелин голосок. — Однажды предавший, кто тебе поверит?
Сашка стряхнул с себя куртку, собрал всю свою волю в кулак, самыми кончиками пальцев ухватил свитер и стянул его через голову.
— Сейчас... я сейчас.
Зал смолк, и, когда он стал разматывать окровавленные бинты, остался лишь один звук — тяжелое, прерывистое дыхание подполковника Бугрова.
Сашка поочередно, шипя от боли, сорвал присохшие к запястьям коричневые бесформенные лоскуты и, не обращая внимания на капающую кровь, рванул прожженную рубаху за ворот и разодрал и ее.
Зал охнул.
На груди Избранника отчетливо виднелся ожог в форме крупной, определенно мужской ладони.
— Еще вчера я не был готов ни к чему, — мгновенно севшим от боли голосом объяснил он. — А сегодня ночью ко мне пришли Огненные Учителя.
Общинники то там, то здесь начали вставать, чтобы лучше видеть и слышать.
— Это, — указал он на грудь, — сделано по моей просьбе, чтобы не бояться.
С кресел с грохотом поднялась почти половина зала.
— А это, — показал Сашка на свой лоб, — сделано, чтобы я всё понимал.
Грохот стих — все уже стояли.
— Ну и это, — усмехнулся он и протянул истекающие кровью руки вперед, — чтобы я делал, что должно.
Послышался топот босых ног, и к сцене подбежала Неля.
— Хочешь вложить персты, чтобы убедиться самой? — улыбнулся Сашка, присел и протянул руки вниз со сцены, к ней.
Неля осторожно взяла Сашку за правую руку, затем — за левую, внимательно осмотрела отпечаток ладони на груди и вдруг просияла:
— Ты с нами!
— Нет, — мотнул головой Сашка. — Это вы — со мной!
Его тронули за плечо, и Сашка обернулся. Сзади стоял главврач.
— Александр Иванович, мэр волнуется, пора начинать...
— Да пошел он в жопу, — отмахнулся Сашка, — я с людьми разговариваю...
Он медленно встал и царственно оглядел стоящих навытяжку людей.
— А теперь я хочу задать вам один простой вопрос... — Он сделал паузу.
Зал напряженно и внимательно слушал.
— Есть ли что-нибудь, что может разуверить вас в Силе?
Зал молчал.
— Ну же! — подбодрил их Сашка. — Ну!
— Не-е-ет... — неуверенно выдохнул зал.
— Слава Те, Господи! — рассмеялся Сашка. — А то я уже и бояться за вас начал!
Некоторые рассмеялись.
— А есть ли хоть что-нибудь, что может отнять у вас вашу Силу?!
— Не-ет!! — намного увереннее прогудел зал.
— Прекрасно! — констатировал Сашка. — И последний вопрос: надо ли тогда метать бисер перед свиньями?
— Нет!!! — с готовностью взревел зал.
В ухо Сашке зашептали что-то жаркое и гневное, но он лишь отмахнулся и перешел к самому сложному.
— Сейчас вам предложат так называемый горячий укол в обмен на свободу.
Люди начали переглядываться, и даже Неля напряглась.
— Этот укол вызывает кратковременное повышение температуры, и есть мнение, что эта процедура поможет развеять ваши духовные ценности.
Народ зашумел, и Сашка поднял руку, призывая к тишине.
— Я тоже считаю, что наше с вами знание Силы уколами не вылечить, — улыбнулся он. — Но вы же помните игру «веришь — не веришь»? По-моему, есть смысл с ними сыграть. Раз уж они настаивают...
Кто-то сдержанно хохотнул, затем рассмеялись первые ряды, а потом смех начал рассеиваться по всему залу, и вскоре все шесть сотен человек безудержно хохотали. Получить свободу после всего, что им приготовили, да еще в обмен на такой пустяк...
Сашка бросил взгляд на Бугрова и отметил, что лицо Федора Ивановича стало почти лиловым и он уже дышит на ладан. Еще пару часов, и всё. И тогда он поднял руку, и зал постепенно утих.
— А поскольку с медицинской точки зрения больными считаются все горожане, а не только сидящие в этом зале, мы с Федором Ивановичем первыми покажем в этом пример.
— Вы чего несете?! — прошипел ему на ухо стоящий сзади главврач.
— А что же, — повернулся к нему Сашка, — оставлять его помирать? Впрочем, пусть поступает, как хочет; нравится загибаться — пожалуйста!
Он высмотрел у входа медбрата с упаковкой шприцев и махнул ему рукой:
— Начинай!
"Здравствуйте, Саша.
Мне было необыкновенно приятно получить Ваше письмо и узнать, что у Вас с Маргаритой все в порядке.
Сразу сообщаю, что квартиру Вашу никто покупать не хочет, и людей можно понять. Город еще не пришел в себя, и всякое упоминание фамилии Никитиных вызывает вполне понятные чувства. Не обижайтесь.
Как там у Вас с работой? Вы писали, что вроде появилась возможность занять вакантное место. Не упускайте его, в наше время работа — это всё.
А что насчет наших событий, так события у нас самые простые. Николай Павлович навел порядок быстро; он у нас теперь ярый государственник. Хватит, говорит, с нас демократии! Хлебнули!
Нелли Тимуровна всё еще ходит в трауре по мужу. Часто появляется в церкви. Я и сам туда теперь частенько наведываюсь: помогает.
Федора Ивановича, конечно, жаль. Подставил его Хомяков страшно. Хотя и Николая Павловича понять можно. Тут или надо признавать, что это был психоз, и тогда все эти проколы на совести мэра. Или валить все свои грехи на вышедшего из-под контроля мента. Второе проще.
А что такой ужасный конец... Вы и сами прекрасно знаете, что подполковник Бугров всегда был человеком чести и отмазать себя от ответственности через психиатров он бы всё равно не позволил. Будь там хоть Сербского, хоть кто. А так, поступил как нормальный русский офицер: рапорт — на стол, ствол — в рот, а всех этих штатских — на три буквы. И я его за это не осуждаю.
А вот насчет ребенка, даже не знаю, что и сказать. Конечно, чисто по-человечески я Вас понимаю, но, может быть, мудрее было бы сделать аборт. Вы еще молодые, подождали бы годик-два, потом бы и завели ребеночка. У нас, например, всех беременных, а это ни много ни мало, а двадцать семь человек, сразу же взяли на контроль — мало ли что.
Вот, в общем-то, и всё.
Да, чуть не забыл! Вы спрашиваете, к какому мнению пришла медицинская общественность. Ну, что вам сказать? Обсуждать эту тему в отсутствие строгих научных доказательств — все равно что обсуждать государственное устройство Атлантиды — интересно, но бессмысленно.
Да, чисто теоретически столь капризный к условиям выживания и столь специфический по своему воздействию вирус, наверное, мог бы иметь место. Но вы же неглупый человек и сами прекрасно понимаете: до тех пор пока исходный биологический материал остается чисто гипотетическим, споры на эту тему будут чистейшей демагогией.
Пишите. Не забывайте старика.
Ваш Рейнхард.
Р.S. Если решитесь переезжать, обязательно сообщите новый адрес".
Поезд тронулся, и маленькая, забытая Богом станция, вместе с ее горластыми торговцами, пахучей копченой рыбой и охлажденным пивом, осталась позади. Сашка сунул письмо в карман и снова принялся перебирать события минувшей зимы.
Смешно сказать, но они исцелились в три дня. Понятно, что и все чрезмерные способности в те же три дня пришли в норму, что у многих вызвало глубокое, на грани с депрессией, разочарование. Но, как ни странно это прозвучит, никто внакладе не остался.
Потому что каждый из нескольких тысяч горожан получил от Силы тайный, но поистине бесценный подарок — маленький инородный участок в спиралевидной цепи ДНК. И если верить тому, что Сашка увидел в своем последнем контакте с Силой, их генетически измененное потомство, свежая кровь человечества, будет здоровым, жизнерадостным и невероятно способным.
Да, пока их немного, всего-то двадцать семь даже еще не родившихся человек. Да, если бы Сашка пошел на риск и оставил всё идти, как идет, можно было рассеять семена будущего по всей планете. Но тут уж ничего не поделаешь: как вышло, так и вышло.
Наверное, так даже лучше: человеческий дух не пестуется на конвейере, а массы редко бывают пригодны на что-нибудь иное, кроме как идти на бойню. А если перефразировать последние слова шамана Николаева, то можно смело сказать: «Отдельный человек всегда имеет выбор, но, когда он сделал его и примкнул к той или иной массе, пусть будет готов разделить общую участь, ибо массами Сила управляет беспощадно». И в начале минувшей зимы Сашка свой путь выбрал.
Маргарита беспокойно заворочалась, и он положил руку на ее округлившийся животик с двадцать восьмым бесценным семечком будущего внутри.
— Спи, хорошая моя, спи...
За вагонным окном зеленели бескрайние казахские степи.
Когда-то они приютили предков Рейнхарда, а теперь, даст Бог, приютят и его с Маргаритой. Если верить Владимиру Карловичу, народ здесь беззлобный и открытый.
Сашка не знал, как сложится его судьба на новом месте, но одно было точно: пророчество состоялось и он свою миссию выполнил, а дальше... что ж, Сила покажет.
Он ударил в бубен еще раз, и теперь грохот был такой, что Сашку чуть не сбросило с дивана, и он мгновенно выпал из реальности и провалился в сюрреалистический мир Силы.
Только здесь всё стало просто и понятно.
Он всей кожей ощутил дикий ужас пятнадцатилетнего арабского террориста перед сатанинской мощью наступающей западной цивилизации с ее ракетами, обороняющими покой продавшихся шайтану мужчин, и видеокультурой, воспевающей падших, даже не прикрывающих лица женщин.
Он до слез прочувствовал жуткий стариковский страх отставного генерала из Пентагона. Ибо перемены теперь всегда ведут к худшему и всегда наступают слишком быстро.
И он увидел, как трясется маленький русый мальчик от одной только мысли о том, что завтра снова будет алгебра.
— Это же Бугров! — узнал пацана Сашка и мгновенно перенесся в Дом горняка.
Федор Иванович так и сидел на стуле, принесенном кем-то на сцену. Сашка пригляделся к нему — и содрогнулся. Этот человек боялся всего: мизерной пенсии в недалеком будущем, нарастающего неуважения Маргариты, слухов о разводе с женой. Но более всего подполковник боялся людей; где-то глубоко внутри он точно знал: эти твари спят и видят, как сделать его, такого большого и могущественного, маленьким и никчемным. Точь-в-точь как та учительница по алгебре!
— Ну-ка, ну-ка, — пригляделся к нему повнимательнее Сашка — и ясно увидел, что, лишь когда Федор Иванович сажает кого-нибудь в «обезьянник», он может с облегчением вздохнуть и на секунду — не более! — расслабиться.
Сашка представил себе Вселенский Стадион, в который вот-вот превратится эта планета с подачи таких, как Бугров, и покачал головой:
— Им нельзя давать Силу.
— А разве есть другой способ сделать их иными?
— Я боюсь, — только теперь честно признал Сашка. — Я бы очень хотел не бояться, всё понимать и делать то, что надо, но мне это просто не под силу...
— Но ты бы хотел? — склонился над ним шаман.
— Да. Очень.
— Хорошо, — кивнул шаман, — будь по-твоему, — и на глазах начал меняться.
На долю секунды его лицо стало похожим на дядь-Женино, затем сквозь марево нереальности мелькнули черты церковного нищего Коли, затем — Иисуса, но и тот стал двоиться, пока не разделился на две высокие, полыхающее призрачным золотым огнем фигуры.
«Огненные Учителя!» — охнул Сашка.
— Это тебе, чтобы ты ничего не боялся, как ты просил, — громовым голосом произнес один и коснулся его груди.
Сашку сбросило с дивана, и он покатился по ковру, шипя от боли.
— А это тебе, чтобы ты всё понимал, как ты просил, — произнес второй и коснулся его лба.
— Господи Иисусе! — заорал Сашка и ощутил распространяющийся по квартире запах паленого мяса.
И, словно услышав его призыв, Огненные Учителя на долю секунды слились в крестообразное облако.
— А это тебе, чтобы ты мог делать то, что надо, как ты просил! — произнесло облако и коснулось его рук.
Сашка задохнулся от боли и отключился.
Когда он пришел в себя, реальность еще не до конца установилась, и лишь с огромным трудом, да и то не сразу, ему удалось вспомнить, что это дядькина квартира.
Сашка попытался встать, но руки отдались острой болью, и он, как был, на коленках, прополз в кухню, поднялся по стенке и, превозмогая боль, щелкнул выключателем. Воняло паленой шерстью и чем-то еще... не менее мерзким. Сашка принюхался и понял, что вонь идет из-под свитера, взялся за ворот, чтобы снять его, и взвыл от боли — руки жгло нестерпимо.
Он поднес руки к глазам и обнаружил, что рукава свитера мокрые и окрашены чем-то бурым. Сашка осторожно задрал рукав и увидел, что рука залита кровью, а чуть повыше запястья зияет большая четырехгранная рана.
— А?!
Сашка поискал глазами табуретку и осторожно, стараясь не упасть, присел. Потянул вверх второй рукав и увидел точно такую же квадратную, сочащуюся кровью дыру.
«Господи, что это?!»
Кровь беспрерывно текла с пальцев, закапывая желтый линолеум рваными бурыми кляксами.
— Это глюки, — хрипло произнес он. — Я еще не проснулся.
Сашка поднес руки к глазам, и по ним промчалась острая, пробивающая до самого копчика боль.
— Черт!
Это не были галлюцинации.
Сашка криво улыбнулся. Жуткая реальность происходящего обрушилась на него, даже не спрашивая согласия.
— Что это? — спросил себя вслух.
И его рационалистический ум тут же выдал готовый ответ: обычные стигматы.
— Не надо было мне это читать...
Он уже понял, почему все так случилось. Подстегнутая адреналиновой атакой больная психика отреагировала на мысли о Силе и чтение Нового Завета полной реализацией подсознательного. Вирус, или что там с ним происходит, сделал ненужным многосуточные бессонные бдения и истязания себя хлыстом, и, чтобы отождествиться со сколь угодно мощным персонажем, оказалось достаточным просто войти в образ.
— Цирк... — повторил он.
Капающая кровь уже образовала на линолеуме целую лужу, и Сашка решил, что надо что-то делать. Он осторожно, преодолевая нахлынувшее головокружение, встал и подошел к висящей на стене аптечке. Медленно поднял руку и, кривясь от боли, открыл белую дверцу. Достал распакованный бинт и, едва не поскользнувшись в собственной крови, побрел в ванную. Увидел себя в зеркале и обомлел: прямо посредине лба вспух кровавый волдырь, а свитер на груди был прожжен.
— Черт!..
«Ладно — лоб, но свитер?!»
Сашка глотнул: прожженный свитер никаким психологическим трактовкам не поддавался — хоть по Фрейду, хоть по Леонтьеву.
— Это самоиндукция, — пробормотал он, вспомнив где-то вычитанный термин из нейролингвистического программирования. — Это всего лишь наведенное состояние психики...
Но легче от этого не становилось.
Бинтоваться оказалось настолько мучительно, что он останавливался раз двадцать. Кончиками пальцев Сашка накладывал слой за слоем, а потом подключил зубы и, рыча от боли, кое-как затянул сначала одну повязку, а затем и вторую. Осторожно спустил рукава, попытался заглянуть под воротник и признал, что идти к врачам все равно придется. Кое-как обулся, накинул поверх свитера куртку и вывалился за дверь.
Город уже проснулся и встречал новый рассвет. Покачиваясь от постоянно наплывающих приступов нереальности, Сашка вышел на невероятно чистую главную улицу, прошел метров двести и тяжело осел на скамейку. Сил дойти до больницы за один раз не хватало. Но там, внутри, почему-то ощущался невероятно глубокий, почти вселенский покой, а в затылок — сзади справа и сзади слева — веяло мощным, как из топки, жаром.
«Огненные Учителя», — неожиданно уверенно подумал он.
— Документы.
Сашка медленно поднял голову. Над ним нависали два дружинника с повязками на рукавах. Вставать со скамьи, объясняться, больными руками лезть за Секиным паспортом страшно не хотелось: ему было слишком хорошо так — наедине с собой и Учителями, или кто там у него стоит за спиной...
— Ты че, не слышал, козел? Паспорт давай!
В голосе прозвучала отчетливая угроза — парень определенно был невменяем, но Сашка, как и обещали ему Огненные Учителя, не боялся. Он даже испытывал какую-то нежность к этому простому, без изысков, орудию Силы. Своему орудию...
— Что, — с угрозой надвинулся парень, — под глухого молотишь?!
...и даже более того, в этот момент, как и обещали Огненные Учителя, Сашка начал отчетливо понимать свое глубокое единство с этим простым, хорошим парнем, столь же глубокое, какое было, да и поныне остается между ушедшим Наверх Евгением Севастьяновичем Никитиным и всё еще выполняющим его волю здесь, внизу, Федором Ивановичем Бугровым.
Единство Духа и Плоти. Единство Вождя и Солдата.
Единство тех, кто обозначает цели, и тех, кто к ним идет.
— Так... — побагровел дружинник. — Я вижу, тебе на пальцах придется объяснять.
Сашка пригляделся: зрачки у дружинника были те самые, на всю радужку, а значит, и внушаемость уже повышенная...
«Вот интересно, подчинится или нет?» — мысленно усмехнулся он, откинулся на спинку лавочки и томно, по-хозяйски распорядился:
— Иди домой, малыш. Ты мне пока не нужен.
Дружинник вздрогнул, как-то неуверенно переступил с ноги на ногу, а потом резко, по-солдатски развернулся на месте и стремительно зашагал прочь. Его напарник непонимающе смотрел то на уходящего вдаль товарища, то на этого странного парня в накинутой поверх свитера куртке.
— Тебя тоже касается, — спокойно сказал Сашка, и дружинник, бросив на исчезающего вдали напарника дикий взгляд, смущенно развернулся.
— Шагом марш, — подбодрил его Сашка.
Он действительно имел кое-какую власть над событиями и людьми, и это было интересно.
«Вот только цена...»
Эта мысль о цене, которую придется заплатить за скорость трансформации человечества, возникла только что, словно ниоткуда, — и уже не отпускала.
Нет, Сашку совершенно не смущал определенный процент человеческих потерь при переходе к новому высокодуховному состоянию; цифра в триста-четыреста миллионов его бы вполне устроила. Но он откуда-то знал, что может выйти и по-другому, ибо он, единственный Наследник Силы, единственный Ее Источник и единственный Хранитель, мог просто не поспеть за Ее мощным и стремительным, как верховой пожар, движением по планете. И если кто-то не будет достаточно терпелив, чтобы дождаться его законного восшествия на трон Царя Вселенной, и нажмет хотя бы одну из нескольких тысяч «кнопок»...
Прахом пойдет всё — и его трон, да и сама Вселенная.
Сашке это не нравилось.
По тротуару прошел человек в синем летном пальто, и Сашка проводил его внимательным взглядом. Человек остановился.
«А ну-ка, подойди сюда», — мысленно приказал Сашка, и человек послушно развернулся и подошел к сидящему на лавке парню с дикими глазами и странным ожогом на лбу.
— Спичек нет? — Сашка покачал головой.
Мужик нерешительно прокашлялся. Он явно не осознавал причин, по которым остановился у скамьи.
— А время не подскажешь? — поинтересовался он у Сашки.
И тогда Сашка вспомнил, где он его видел.
— Ты ведь летчик? — прищурился он.
— Ага, — шмыгнул носом мужик.
— Ты делегацию в область отвозил...
— Верно! — обрадовался мужик и пригляделся: — Постой! Это же ты был там... с ломом!
Его лицо судорожно исказилось.
— Успокойся, — приказал Сашка. — И присядь. — Летчик сел рядом с ним, и черты его лица начали разглаживаться.
Сашка всё еще не понимал, как так вышло, что анализы в области ничего не показали, и чувствовал: это для Силы может оказаться достаточно важным.
— Ты же через врачей проходил?
— Два дня продержали, — шмыгнул носом летчик.
— И делегатов тоже ведь проверяли?
— Всех.
— И ничего не нашли?
— Ничего, — скорбно мотнул головой несчастный мужик и снова шмыгнул носом. — Только грипп.
— Грипп? — нахмурился Сашка.
— Ага, — в бесчисленный раз шмыгнул носом тот. — Только грипп.
«Только грипп...»
— Я и сейчас еще болею, — пожаловался летчик. — От полетов отстранили, голова — как чугунный котелок! Тяжко...
Сашка заинтересовался. Они все там обнимались с Бугровым! Они не могли не заразиться вирусом Силы! Хотя бы один, но должен!
Но и Рейнхард сказал то же самое. Ни у делегатов ничего не нашли, ни в отосланных в область органах. Чисто и пусто! Последствия налицо, а источника нет. Впрочем, Рейнхард сказал, что с органами так могло получиться из-за нарушения температурного режима.
«Температурного режима?»
— Ты температурил?
— Да.
— У всех была температура?
— Я не знаю, — шмыгнул носом летчик. — Но лично у меня была под сорок.
Сашка резко поднялся, охнул от мгновенно прострелившей всё тело боли и снова сел. В этом что-то было.
Он совершенно точно знал, что некоторые микроорганизмы не переносят высокой температуры. Собственно, температура и есть главный защитный механизм тела, и большинство вирусов ее просто не выдерживают.
— Особенно вирусы, не до конца приспособившиеся к человеку, — вслух произнес он.
— Вы что-то сказали?
В груди у Сашки полыхнуло, а горло перехватил спазм.
— Нет, ничего, — улыбаясь, покачал он головой. — Можешь идти.
— Спасибо, — смущенно поблагодарил мужик и бегом-бегом двинулся прочь.
Всю дорогу до горбольницы Сашка разрывался пополам. Он отчаянно хотел дать Силе возможность поднять эту отсталую планету на новый уровень. Но он отчетливо понимал: с массовым повышением способностей, да еще по всей планете, он просто не управится. И когда Сила перемахнет через океаны, она рано или поздно обернется против себя самой.
Теперь у него был ключ, способный остановить эпидемию, а значит, и угрозу самоуничтожения. Но вместе с ней должен был остановиться и генетический прогресс человека. И это было невыносимо.
— Здравствуйте, Александр Иванович...
Сашка обернулся. Возле него стояла Оля — зрелое яблочко с маленьким семечком новой жизни внутри.
— Здравствуй, Оленька, — наклонил он голову.
— Вы моего Сашу не видели? — с болью в голосе спросила Оля. — А то, как ушел тогда вслед за вами, так до сих пор и нет.
— Нет, Оля, не видел, — цокнул он языком и вдруг понял, что знает, как сохранить бесценный дар Силы.
Он дошел до больницы в считанные минуты. Прорвался сквозь санитарку и по-хозяйски, не обращая внимания на обступивших стол главврача мужиков, пробрался к столу:
— Михаил Львович! Минутку внимания! Я знаю, как это остановить.
— А почему он еще на свободе? — послышалось сзади, и Сашка обернулся.
Это был мэр.
Сашка усмехнулся и снова развернулся к врачу:
— Помните делегацию? У них же ничего не нашли... так?
Главврач хлопнул глазами.
— Температура, — весело подмигнул ему Сашка и перешел на заговорщицкий шепот. — Этот вирус не переносит высокой температуры. У них у всех грипп был... поэтому и результат исследования — ноль.
— Я не понял, Бугров! — раздраженно послышалось сзади. — Почему этот молокосос еще здесь?!
— Подождите, Николай Павлович! — неожиданно возвысил голос врач и придвинулся к Сашке. — И что дальше?
— Вам виднее, что делать дальше, — пожал плечами Сашка. — У вас же есть какие-то там горячие уколы, хлористый кальций, что ли... главное, чтобы температуру повысить...
Врач на секунду ушел в себя.
К Сашке подошли и властно схватили за локоть:
— А ну, пошли!
Сашка зашипел от мгновенно выстрелившей в пробитые запястья боли.
— Так, Бугров! — раздраженно отреагировал главврач, и его зрачки скакнули и растянулись на всю радужку. — Руки убери!
— Че ты сказал?! — возмутился подполковник.
— Что слышал!
К столу подошел мэр. Он тоже был не в духе.
— Не вмешивайтесь не в свое дело, Михаил Львович, — сквозь зубы процедил он. — Этому чудику давно уже место на нарах.
— Постойте, Николай Павлович, — не согласился врач. — Он реальный выход предложил!
— Ну и молодец, что предложил, — злорадно усмехнулся мэр. — А теперь пусть за свое ответит.
Сашку оторвали от стола, потащили к выходу, а он только улыбался. Внутренним зрением он видел, что из всех четырнадцати столпившихся в кабинете главврача мужиков выживет лишь один — мэр города Николай Павлович. Первым уйдет Бугров, затем главврач, потом Рейнхард... и только по-настоящему могучий мэр будет сопротивляться до последнего, отказываясь играть по навязанным ему природой правилам и заверяя областное начальство, что в городе полный порядок.
И тут его осенило
— Николай Палыч! — через весь кабинет крикнул он. — Хотите без карантина обойтись? И вообще без шума? Так, чтобы в области никто и понять ничего не успел!
Багровая от напряжения аура Хомякова дрогнула и мгновенно вспухла, заняв чуть ли не полкомнаты, затем снова медленно опала, и лишь тогда мэр повернулся и озадаченно посмотрел на Сашку.
— Снова свистишь? — недоверчиво прищурился он.
Сашка улыбнулся. Он уже видел, что победил.
— А кто, по-вашему, может сектантов на добровольные уколы уговорить?
— Он дело говорит! — тут же оценил ситуацию главврач.
Мэр сделал знак, и все это время тащивший Сашку к двери Бугров остановился.
— А че их уговаривать?! — тяжело, болезненно дыша, буркнул он. — Дубинкой по роже, и вперед!
Народ зашумел, зашевелился, и стиснувшего зубы от боли Сашку оторвали от начальника горотдела и снова потащили к столу.
— Хватит с нас ваших эсэсовских методов, Бугров, успокойтесь!
— И так проблем — выше крыши! До Москвы дошло!
— Пацан дело говорит! Надо, чтобы добровольно! — Хомяков тоскливо глянул в окно и вдруг размашисто перекрестился и развернулся к Сашке:
— Ну, молись, молокосос, чтоб у тебя всё гладко прошло!
Когда они вошли в Дом горняка, сектанты так и сидели, склонив головы, кто на спинки кресел, а кто друг другу на плечи. Увидев целую толпу врачей, стоящие по углам огромного зала милиционеры встревожились и похватались за дубинки. Но потом заметили плетущегося в хвосте процессии Бугрова, и напряжение спало.
Сашка решительно прошел вдоль первых рядов и забрался на сцену.
— Я пришел воспользоваться правом Избранника Силы, — громко, на весь зал объявил он.
Зал недоуменно загудел. Общинники прекрасно помнили обстоятельства, при которых Избранник с ними расстался.
— Ты слишком далеко зашел, Саша... — отчетливо прорвался сквозь гул звонкий Нелин голосок. — Однажды предавший, кто тебе поверит?
Сашка стряхнул с себя куртку, собрал всю свою волю в кулак, самыми кончиками пальцев ухватил свитер и стянул его через голову.
— Сейчас... я сейчас.
Зал смолк, и, когда он стал разматывать окровавленные бинты, остался лишь один звук — тяжелое, прерывистое дыхание подполковника Бугрова.
Сашка поочередно, шипя от боли, сорвал присохшие к запястьям коричневые бесформенные лоскуты и, не обращая внимания на капающую кровь, рванул прожженную рубаху за ворот и разодрал и ее.
Зал охнул.
На груди Избранника отчетливо виднелся ожог в форме крупной, определенно мужской ладони.
— Еще вчера я не был готов ни к чему, — мгновенно севшим от боли голосом объяснил он. — А сегодня ночью ко мне пришли Огненные Учителя.
Общинники то там, то здесь начали вставать, чтобы лучше видеть и слышать.
— Это, — указал он на грудь, — сделано по моей просьбе, чтобы не бояться.
С кресел с грохотом поднялась почти половина зала.
— А это, — показал Сашка на свой лоб, — сделано, чтобы я всё понимал.
Грохот стих — все уже стояли.
— Ну и это, — усмехнулся он и протянул истекающие кровью руки вперед, — чтобы я делал, что должно.
Послышался топот босых ног, и к сцене подбежала Неля.
— Хочешь вложить персты, чтобы убедиться самой? — улыбнулся Сашка, присел и протянул руки вниз со сцены, к ней.
Неля осторожно взяла Сашку за правую руку, затем — за левую, внимательно осмотрела отпечаток ладони на груди и вдруг просияла:
— Ты с нами!
— Нет, — мотнул головой Сашка. — Это вы — со мной!
Его тронули за плечо, и Сашка обернулся. Сзади стоял главврач.
— Александр Иванович, мэр волнуется, пора начинать...
— Да пошел он в жопу, — отмахнулся Сашка, — я с людьми разговариваю...
Он медленно встал и царственно оглядел стоящих навытяжку людей.
— А теперь я хочу задать вам один простой вопрос... — Он сделал паузу.
Зал напряженно и внимательно слушал.
— Есть ли что-нибудь, что может разуверить вас в Силе?
Зал молчал.
— Ну же! — подбодрил их Сашка. — Ну!
— Не-е-ет... — неуверенно выдохнул зал.
— Слава Те, Господи! — рассмеялся Сашка. — А то я уже и бояться за вас начал!
Некоторые рассмеялись.
— А есть ли хоть что-нибудь, что может отнять у вас вашу Силу?!
— Не-ет!! — намного увереннее прогудел зал.
— Прекрасно! — констатировал Сашка. — И последний вопрос: надо ли тогда метать бисер перед свиньями?
— Нет!!! — с готовностью взревел зал.
В ухо Сашке зашептали что-то жаркое и гневное, но он лишь отмахнулся и перешел к самому сложному.
— Сейчас вам предложат так называемый горячий укол в обмен на свободу.
Люди начали переглядываться, и даже Неля напряглась.
— Этот укол вызывает кратковременное повышение температуры, и есть мнение, что эта процедура поможет развеять ваши духовные ценности.
Народ зашумел, и Сашка поднял руку, призывая к тишине.
— Я тоже считаю, что наше с вами знание Силы уколами не вылечить, — улыбнулся он. — Но вы же помните игру «веришь — не веришь»? По-моему, есть смысл с ними сыграть. Раз уж они настаивают...
Кто-то сдержанно хохотнул, затем рассмеялись первые ряды, а потом смех начал рассеиваться по всему залу, и вскоре все шесть сотен человек безудержно хохотали. Получить свободу после всего, что им приготовили, да еще в обмен на такой пустяк...
Сашка бросил взгляд на Бугрова и отметил, что лицо Федора Ивановича стало почти лиловым и он уже дышит на ладан. Еще пару часов, и всё. И тогда он поднял руку, и зал постепенно утих.
— А поскольку с медицинской точки зрения больными считаются все горожане, а не только сидящие в этом зале, мы с Федором Ивановичем первыми покажем в этом пример.
— Вы чего несете?! — прошипел ему на ухо стоящий сзади главврач.
— А что же, — повернулся к нему Сашка, — оставлять его помирать? Впрочем, пусть поступает, как хочет; нравится загибаться — пожалуйста!
Он высмотрел у входа медбрата с упаковкой шприцев и махнул ему рукой:
— Начинай!
"Здравствуйте, Саша.
Мне было необыкновенно приятно получить Ваше письмо и узнать, что у Вас с Маргаритой все в порядке.
Сразу сообщаю, что квартиру Вашу никто покупать не хочет, и людей можно понять. Город еще не пришел в себя, и всякое упоминание фамилии Никитиных вызывает вполне понятные чувства. Не обижайтесь.
Как там у Вас с работой? Вы писали, что вроде появилась возможность занять вакантное место. Не упускайте его, в наше время работа — это всё.
А что насчет наших событий, так события у нас самые простые. Николай Павлович навел порядок быстро; он у нас теперь ярый государственник. Хватит, говорит, с нас демократии! Хлебнули!
Нелли Тимуровна всё еще ходит в трауре по мужу. Часто появляется в церкви. Я и сам туда теперь частенько наведываюсь: помогает.
Федора Ивановича, конечно, жаль. Подставил его Хомяков страшно. Хотя и Николая Павловича понять можно. Тут или надо признавать, что это был психоз, и тогда все эти проколы на совести мэра. Или валить все свои грехи на вышедшего из-под контроля мента. Второе проще.
А что такой ужасный конец... Вы и сами прекрасно знаете, что подполковник Бугров всегда был человеком чести и отмазать себя от ответственности через психиатров он бы всё равно не позволил. Будь там хоть Сербского, хоть кто. А так, поступил как нормальный русский офицер: рапорт — на стол, ствол — в рот, а всех этих штатских — на три буквы. И я его за это не осуждаю.
А вот насчет ребенка, даже не знаю, что и сказать. Конечно, чисто по-человечески я Вас понимаю, но, может быть, мудрее было бы сделать аборт. Вы еще молодые, подождали бы годик-два, потом бы и завели ребеночка. У нас, например, всех беременных, а это ни много ни мало, а двадцать семь человек, сразу же взяли на контроль — мало ли что.
Вот, в общем-то, и всё.
Да, чуть не забыл! Вы спрашиваете, к какому мнению пришла медицинская общественность. Ну, что вам сказать? Обсуждать эту тему в отсутствие строгих научных доказательств — все равно что обсуждать государственное устройство Атлантиды — интересно, но бессмысленно.
Да, чисто теоретически столь капризный к условиям выживания и столь специфический по своему воздействию вирус, наверное, мог бы иметь место. Но вы же неглупый человек и сами прекрасно понимаете: до тех пор пока исходный биологический материал остается чисто гипотетическим, споры на эту тему будут чистейшей демагогией.
Пишите. Не забывайте старика.
Ваш Рейнхард.
Р.S. Если решитесь переезжать, обязательно сообщите новый адрес".
Поезд тронулся, и маленькая, забытая Богом станция, вместе с ее горластыми торговцами, пахучей копченой рыбой и охлажденным пивом, осталась позади. Сашка сунул письмо в карман и снова принялся перебирать события минувшей зимы.
Смешно сказать, но они исцелились в три дня. Понятно, что и все чрезмерные способности в те же три дня пришли в норму, что у многих вызвало глубокое, на грани с депрессией, разочарование. Но, как ни странно это прозвучит, никто внакладе не остался.
Потому что каждый из нескольких тысяч горожан получил от Силы тайный, но поистине бесценный подарок — маленький инородный участок в спиралевидной цепи ДНК. И если верить тому, что Сашка увидел в своем последнем контакте с Силой, их генетически измененное потомство, свежая кровь человечества, будет здоровым, жизнерадостным и невероятно способным.
Да, пока их немного, всего-то двадцать семь даже еще не родившихся человек. Да, если бы Сашка пошел на риск и оставил всё идти, как идет, можно было рассеять семена будущего по всей планете. Но тут уж ничего не поделаешь: как вышло, так и вышло.
Наверное, так даже лучше: человеческий дух не пестуется на конвейере, а массы редко бывают пригодны на что-нибудь иное, кроме как идти на бойню. А если перефразировать последние слова шамана Николаева, то можно смело сказать: «Отдельный человек всегда имеет выбор, но, когда он сделал его и примкнул к той или иной массе, пусть будет готов разделить общую участь, ибо массами Сила управляет беспощадно». И в начале минувшей зимы Сашка свой путь выбрал.
Маргарита беспокойно заворочалась, и он положил руку на ее округлившийся животик с двадцать восьмым бесценным семечком будущего внутри.
— Спи, хорошая моя, спи...
За вагонным окном зеленели бескрайние казахские степи.
Когда-то они приютили предков Рейнхарда, а теперь, даст Бог, приютят и его с Маргаритой. Если верить Владимиру Карловичу, народ здесь беззлобный и открытый.
Сашка не знал, как сложится его судьба на новом месте, но одно было точно: пророчество состоялось и он свою миссию выполнил, а дальше... что ж, Сила покажет.