Степаненко Андрей. Избранник

   — Что это вы делаете? — настороженно поинтересовался он.
   — Не мешай! — засмеялась Неля, резко прижала палец к брови, и Сашка почувствовал отчетливое пощипывание, как слабый разряд электричества.
   — Вот и всё! — улыбнулась Неля. — И совсем не страшно. Правда ведь?
   Сашка посмотрел ей в глаза и почувствовал, как внутри екнуло, сердце ухнуло куда-то вниз, а мелкие волоски на загривке встали дыбом!
   Нелины зрачки занимали почти все глазное яблоко. Один в один как у Бобика.
 
   Когда Неля переключилась на Марго, бровь еще пощипывало, и Сашка сходил в ванную и глянул в зеркало. Еще вчера утром он сказал бы, что это лицо молодого талантливого специалиста и даже будущего ученого. Но сегодня он видел перед собой напряженные, наполненные тщательно скрываемым страхом глаза человека, которого мало того, что едва не посадили, так еще и чуть не порезали.
   — Метаморфоза, блин, — пробормотал он, аккуратно смыл остатки присохшей крови и оторопело заморгал. — Не понял...
   Пореза не было!
   Он прильнул к зеркалу почти вплотную и с трудом обнаружил на месте пореза тоненькую полоску молодой розовой кожи.
   — Черт! — вслух ругнулся он. — Интересно, у кого из нас глюки: у меня или у нее? Или у нас обоих?
   Он присел на край ванны.
   Сашка знал, что йоги это умеют. Но йогом такого класса не становятся без отрыва от производства, мордатого мужа-мента и семнадцатилетней дочки без тормозов. Тут нужно лет двадцать голой ж... на гвоздях сидеть! И желательно в экстатическом уединении.
   Да и вышибло его другое. Он не помнил, был ли на щеках у Нели румянец, но вот зрачок... ее зрачок был точно такой же, как у Бобика. А в том, что этот проворный щенок йогой не занимается, он был почти уверен.
   Сашка вспомнил безумные глаза стоявшего напротив него, готового на все Бобика, и его аж передернуло.
   — Вот придурок! — пробормотал он.
   Сашке не хотелось в этом себе признаваться, но этот сдвинутый сопляк изрядно его напугал. Так его давно уже не пугали. Да и не был он никогда таким беспомощным. А тут — как с ребенком!
   "А если это все-таки допинг? И Неля тоже... этим балуется? "
   Сашка нахмурился. Вот это могло быть правдой.
   Как-то ему рассказали об одном из закрытых экспериментов одного из наших закрытых НИИ. Одна инъекция — и время подчиняется воле, пространство перестает быть преградой, а материя послушно делает стойку по команде «Ап!». Сашка не шибко во всё это верил, но даже если такое допустить, он и представить не мог, сколько должны стоить подобные «медикаменты». Бобику точно не по карману.
   — Саня! — замолотили в дверь. — Тебя там не смыло?
   Сашка привстал и отодвинул щеколду:
   — Заходи, Марго.
   — Оставил, блин, одну с этими придурками! — посетовала Марго и достала из рукава сигаретку. — Покурим?
   — Я не курю, — мотнул головой Сашка. — Ты лучше посмотри, что твоя матушка сбацала.
   Он подставил бровь.
   — Ну и че?
   — Как — че? — возмутился он.
   — Наши пацаны тоже так умеют, — пожала плечами Марго и щелкнула зажигалкой. Ванную комнату наполнил острый табачный дух. — Секу видел? Он и покруче может отчудить.
   — И ты считаешь это нормальным? — изумился Сашка.
   — Да мне как-то по фиг, — присела рядышком на край ванны Марго. — Если бы они контрольные по геометрии так же легко решали, как щеки протыкают, это было бы круто! А так — балбесы они балбесы и есть...
   Сашка рассмеялся: ход мыслей был своеобразным, но по-своему логичным. Марго докурила, спустила бычок в унитаз и сунула в рот карамельку.
   — Пошли, мыслитель, разделишь со мной невзгоды юного возраста.
 
   Когда они вышли, народ уже оккупировал просторный зал. Дядя Женя стоял у стены, а его ученики сидели, поджав ноги, по периметру ковра и внимательно слушали. Марго и Сашка тихонечко присели с краю.
   Дядя Женя говорил об оздоровительном эффекте позитивного взгляда на жизнь, о необходимости кардинальной смены взглядов, об отказе от ненависти и мести. А потом перешел от слов к делу, и стало по-настоящему интересно.
   Он подходил к очередному ученику, что-то тихо спрашивал, затем, наклонив голову и словно к чему-то прислушиваясь, проводил рукой вдоль корпуса «пациента», и тот вдруг замирал и переставал реагировать на внешний мир.
   «Транс!» — уверенно констатировал Сашка.
   Солнце за окном стремительно садилось, но благодаря огромным окнам света в зале было еще достаточно, и Сашка принялся наблюдать. Из девяти человек, сидящих к нему лицом, у семерых зрачки были почти такие же, как у Бобика и Нели, — просто огромные. У двух — нормальные. Остальные были вне поля зрения. Дядька аккуратно поработал с каждым, но, когда он столкнулся с одним из двоих с нормальными реакциями, «фокус» не сработал, и человек не отключился.
   «Оп-паньки! — мысленно отметил Сашка. — А номер-то не прошел!»
   — Вам еще походить к нам следует, — ласково тронул то ли ученика, то ли пациента за плечо дядя Женя.
   Он переместился ко второму с нормальными зрачками, и Сашка напрягся. И едва дядька начал свои пассы, как стало совершенно ясно: не выйдет! И точно: сколько дядька ни бился, мужчина в транс не впадал. Это уже становилось интересным.
   Дядька перешел к следующему, затем к следующему, и тихо перемещающийся вдоль края ковра Сашка уже точно мог предсказать, что из этого выйдет. И ошибся лишь однажды: плотная женщина с нормальными зрачками все-таки в транс погрузилась, но времени дядька на нее потратил втрое больше обычного. И когда всё завершилось, а дядька, отправив «недостаточно духовно продвинутых» заниматься самостоятельно, вышел в кухню, Сашка стремительно переместился вслед.
   — Что они принимают? — без паузы спросил он.
   — В смысле? — недоуменно посмотрел ему в глаза дядька.
   — У них зрачки как полтинники!
   — Естественно, — пожал плечами дядька.
   — Чего ж тут естественного? — криво улыбнулся Сашка. — Меня один такой сегодня чуть на котлеты не пустил. Это же допинг — сто пудов! Наркота!
   — Ты ошибаешься, — мягко улыбнулся дядька. — Хотя, знаешь, и меня поначалу удивляла такая реакция тела на духовный рост, но я тебя заверяю: никакой наркотой здесь и не пахнет. Я же тебе объяснял...
   — Ты хочешь сказать, что всё это происходит только от контакта с тобой? — заинтересованно прищурил глаза Сашка.
   — Ну... в общем, да, — с чувством законной гордости признал дядька. — Насколько я могу судить... Не сразу, конечно... приходится ждать, когда человек созреет, чтобы стать «просветленным».
   — И сколько уже... созрело?
   — Ну, я и не упомню, — тихо засмеялся дядька. — Много...
   — И что потом?
   — Болезни отступают, проблемы решаются сами собой, и вообще человек становится умнее и добрее. Ну и некоторые экстрасенсорные способности появляются...
   Сашка задумался. В принципе, Бобик мог пройти через дядькины руки — способности у парнишки определенно были запредельные, но назвать его чрезмерно добрым Сашка бы не рискнул.
   — Исключения бывают? — поинтересовался он. Дядька задумался и внезапно кивнул:
   — К сожалению, да... но нечасто.
   — Какого рода? Зрачки как полтинники, а доброты не прибавилось?
   Дядя Женя вздохнул. Было видно, как трудно дается ему такой поворот разговора.
   — В общем, да, — наконец выдавил он.
   Это уже походило на правду. По крайней мере, выглядело честнее.
   Дядя Женя поставил чайник на плиту и присел на табурет. То, что эта тема зацепила его за живое, было очевидно.
   — Знаешь, Сашок, так обидно бывает! Бьешься-бьешься, а толку — никакого. А главное, видно, что человек хороший, не без способностей, а результаты...
   — Ты, Женя, себя не кори, — раздалось от дверей, и мужики обернулись.
   В комнату входила Неля.
   — Ты уже скольким людям помог? Не считал? А я считала. — Неля выразительно посмотрела на Сашку. — Триста сорок семь человек.
   Сашка уважительно хмыкнул.
   — И это только те, кому он явно сумел помочь, — с упором на «явно» и специально для Сашки произнесла Неля. — А так мы уже человек шестьсот приняли.
   Сашке немного полегчало: всё становилось на свои места. То, что процент получивших пользу — порядка шестидесяти, говорило о многом, а главное, четко указывало на аутогенный, самогипнотический характер исцелений. А этого можно достигнуть и без наркотиков, и даже без йоги. Вот только Бобик...
   — Ты вообще у нас молодец. — Неля с неожиданной нежностью прижалась к дяде Жене.
   — Зато ты у нас не шедевр! — громыхнуло от дверей.
   Все мгновенно развернулись.
   В дверях кухни, яростно прищурив глаза, стоял тот самый подполковник.
   — Сколько это будет продолжаться? — полыхая гневом, поинтересовался он.
   Неля съежилась.
   — До вас, понимаешь, не дозвониться! Марго по «пятакам» шляется! Дома пусто — хоть шаром покати! Ни пожрать, ни... Быстро домой!
   — Но, Федя...
   — Быстро, я сказал! Бегом!
   Разъяренный начальник горотдела подскочил к жене и потащил ее к дверям.
   — Федя, не смей, — ощетинилась Неля. — Здесь люди.
   — Чего не смей, чего не смей! — закипел и без того уже подогретый супруг. — Я тебе покажу «не смей», лахудра!
   Неля вцепилась в косяк, но Федор Иванович легко оторвал ее, и Сашка увидел, что в зале уже включили свет, а в коридор начали выглядывать потревоженные во время медитации ученики. Ни о каком трансе уже не могло быть и речи: Нелю, правую руку Учителя, ухватили за загривок и чуть ли не пинками волокли в прихожую.
   Сашка глянул на дядю Женю. Он, как хозяин дома, по крайней мере мог что-нибудь сказать. Но дядька так и сидел на табурете, чуть прикрыв глаза и расслабленно улыбаясь одними уголками губ. И лишь когда в коридоре раздались короткие всхлипы, а затем и напряженный голос вмешавшейся в ссору Маргариты, дядька словно очнулся.
   — Подожди, Федя, — тихо произнес он. — Не надо ее дергать.
   Он произнес это очень тихо, но, как ни странно, Федор Иванович услышал.
   — А что мне с ней делать?! — яростно поинтересовался главный городской мент. — В ж... целовать?! Я всё воскресенье, как последний придурок, на работе мантулю, голодный как черт, а она будет на всякие шабаши ходить! Развел здесь курятник и топчешь всех помаленьку!
   Ученики растерянно переглянулись.
   — Так ты из-за этого пацана подставил? — внезапно и весьма заинтересованно наклонил голову дядька.
   — Я подставил? — растерялся Федор Иванович и густо покраснел. — Я, между прочим, личные дела со служебными не путаю! В отличие от тебя! Иначе бы вы у меня здесь все мордами вниз лежали!
   — Я вижу, что ты сегодня без ОМОНа пришел, — закивал головой дядя Женя. — Но Сашку ты всё-таки подставил. Зачем?
   Лицо начальника горотдела стало почти свекольным от гнева.
   — Ничего умнее не скажешь?! — задыхаясь от с трудом удерживаемой ярости, просвистел он.
   Дядя Женя ушел в себя еще глубже и вдруг посерьезнел.
   — Скажу, — кивнул он. — Хватит под Хомякова подстилаться, Федя. Будь мужиком.
   — Чего? — захлопал глазами начальник горотдела. — Что ты сказал?!
   — Что слышал, Федя, — выпрямился на табурете дядя Женя. — Ты потому всех вокруг и тиранишь, что сломал тебя Хомяк.
   Сашка посмотрел на багрового, чуть ли не икающего от переполняющих его чувств подполковника, затем на дядьку и снова на Федора Ивановича и понял, что теперь всё: никто и никогда его от ментов не отмажет.
   — Вы... вы, Никитины... Я вас всех... — Ему было очень трудно взять себя в руки.
   — Первым — пацан, а затем и ты! По всей строгости...
   — Не выйдет, Федя, — покачал головой дядька. — Только я. Если ты мужик.
   — Каждый за свое ответит, — процедил сквозь зубы подполковник.
   — Я дам показания, что анаша принадлежит мне, — встал с табуретки дядька, — и тебе придется иметь дело только со мной.
   Начальник горотдела растерялся.
   — Это я ее в рюкзак сунул. Ты понял, Федя? По ошибке. Мне и отвечать.
   Сашка обмер. Стало так тихо, что все услышали, как тикает будильник на кухонном подоконнике. Подполковник злобно дернул губой.
   — Тогда пошли, — кивнул он в сторону дверей. — Посмотрим, какой ты крутой!
   Дядька охотно кивнул.
   — На сегодня занятия отменяются, — спокойно объявил он, подошел к плите и снял уже почти выкипевший чайник.
   Сашка бросил на дядьку взгляд и растерянно заморгал: зрачки у него были те самые... на всю радужку!
   Дядя Женя ободряюще подмигнул обнявшей Маргариту, да так и замершей Неле, прошел в прихожую, накинул куртку, сунул в карман комплект ключей, покопался в подзеркальнике, нашел второй комплект и кинул его Сашке:
   — Давай, Сашок, не скучай! Если что, холодильник полный, на ночь, думаю, хватит. А завтра я выйду.
   Сашка прикрыл за дядькой дверь, повернулся и увидел, что Неля уже кому-то звонит.
   — Миша? Слушай, Миш, Федя Евгения Севастьяновича забрал, приезжай. Нет, не по телефону. Жду.
   — Лосеву позвонила? — вышел из комнаты синеглазый бородач.
   — А кому еще?
   — Нет, я ничего, — пожал плечами бородач. — Правильно.
   Маргарита начала надевать туфли, и до предела ошарашенный произошедшим недоразумением Сашка тоже оделся, чтобы ее проводить. Они вышли во двор и торопливо направились в сторону площади, и вот тогда Маргариту прорвало.
   Она рассказала всё. И то, что еще недавно все они — и папа, и дядя Женя, и даже сегодняшний мэр дядя Коля Хомяков — были не разлей вода. Но потом дядя Коля стал мэром, папа — начальником горотдела, а дядя Женя вдруг оказался экстрасенсом, и всё полетело коту под хвост — ни совместных рыбалок, ни даже застолий.
   Маргарита говорила и говорила, и по ее словам выходило так, что дядя Женя совершенно искренне считает, что бывшие друзья обязаны своим карьерным возвышением исключительно ему, а отец, напротив, обвиняет во всех своих нынешних бедах главного инженера на пенсии Женьку Никитина.
   Сашка слушал, поддакивал, но уже понимал: это теперь не важно. Слишком серьезно всё повернулось, настолько серьезно, что прошлая дружба только усугубляет нынешнюю ненависть.
 
   Когда он вернулся домой, на кухне вместе с Нелей, бородатым Олегом и шофером, кажется, Лешкой уже сидел незнакомый молодой мужчина: высокий, стройный, плечистый, с белым, благородным лицом и внимательными серыми глазами.
   Сашка поздоровался и поставил чайник на плиту.
   — Я вообще не понимаю, чего это Севастьяныч на Бугрова наехал, — продолжая прерванный разговор, дивился мужчина. — Особенно в такой ситуации!
   — Ты же его знаешь, Мишенька, — оппонировала Неля.
   — А тут и знать ничего не надо, — язвительно улыбнулся гость. — Понятно, что Хомяков нервничает. Вот он и дергает всех подряд — не только Бугрова: чует, сволочь, что недолго править осталось...
   — Короче, Лось, ты поможешь или как? — прервал гостя Лешка.
   — Базара нет, — кивнул гость. — До адвокатов лучше не доводить, хотя если понадобится, это само собой. Тут надо губернию подключать, имеются там У меня надежные кореша... но есть проблема.
   — Какая? — насторожилась Неля.
   — Завтра в девять утра Хомяков из области прилетает. Надо всё за ночь распедалить, иначе...
   Сашка громко откашлялся и переключил внимание на себя.
   — Может, не надо ему было на себя мое дело брать? — хрипло произнес он. — Всё-таки от дяди Жени на воле пользы больше. Может, мне признаться?
   — И думать забудь! — замахнулась на него Неля. — И так проблем — выше крыши!
   — Так это тебя Шитов подставил? — заинтересованно глянул на него гость.
   Сашка молча кивнул.
   — Но... ты же к этим делам... никак? — сделал сложный пируэт пальцами Лосев. — Верблюдом не работал? Ну... дурь никогда на себе не возил?
   — Нет, — замотал головой Сашка.
   — Тогда лучше не влезай, — покачал головой гость. — Я и так что смогу сделаю, а чужаку здесь ловить нечего: сожрут, и охнуть не успеешь. Я тебе реально говорю.
   — Но как же? — начал Сашка. — Он же, получается, из-за меня...
   — Не, если хочешь, базара нет: можешь начинать сухари сушить, — оборвал его на полуслове гость. — И там люди живут... но я бы тебе не советовал.
   Они еще несколько минут поговорили, и гость ушел, а Сашка так и стоял, опершись на подоконник, не в силах сообразить, что ему теперь делать.
   — Ты лучше иди поспи, Александр, — подошел к нему бородач. — Утро вечера мудренее.
 
   Он отыскал небольшую подушечку, послушно прилег на диванчик, но уснуть так и не сумел. Там, в коридоре, все время тренькали телефонные звонки, и сначала, судя по яростной перепалке, в которую вступила Неля, позвонил ее муж Федор Иванович. Затем начали звонить те из учеников, которые только что узнали об аресте их любимого Учителя, а около пяти утра позвонил кто-то главный, и все изменилось.
   — Сашка, вставай! — толкнула его в плечо Неля.
   — А в чем дело?
   — Вставай-вставай!
   Сашка поднялся и узнал, что звонил Мишка Лосев и сказал, что до нужных людей в губернии дозвониться не удается, а значит, до утра Бугрова на коленки не поставить. И это очень плохо, потому что в девять утра прилетает мэр, а вдвоем они против дяди Жени... в общем, сливай воду.
   — Ох, Миш-шаня! — досадливо качал головой бородатый Олег. — Когда ему было надо...
   — Ему тоже непросто, — одернула мужика Неля, — А ты вместо того, чтобы злиться, давай-ка бери Лешку, и езжайте подымайте всех наших. Раз не получается по правилам, сделаем по-своему.
   Она тут же начала звонить, а бородач поднял прикорнувшего в соседней комнате шофера. Они стремительно оделись и выскочили за дверь, чтобы объехать на машине тех, у кого нет телефона.
   — И что вы собираетесь делать? — заинтересовался Сашка.
   — Придется Хомякова назад в область разворачивать, — сосредоточенно пробормотала Неля. — А после девяти и Мишка своих друзей подключит.
   — Как это? — не понял Сашка.
   — Аэропорт перекроем, — не отрываясь от телефона, отмахнулась Неля.
   Сашка ошалело моргнул, покачал головой и отправился принимать душ. Он ни фига не понимал.
 
   Менее чем через полчаса в квартире собрались все те двенадцать человек, что в день приезда накачивали Сашку «Силой». И как только последний человек зашел в дом, дядькины друзья начали выходить из квартиры. Сашка закрыл дверь на ключ и побрел следом. Он всё еще не въезжал, что, собственно, происходит, и, лишь когда «форд» встал на другой стороне моста и все вышли, сообразил, что они идут все на ту же самую сопку под названием Шаманка.
   «Наверное, у них там зенитная установка!» — вспомнив Нелину угрозу о блокаде аэропорта, подумал он и горестно рассмеялся.
 
   На полпути к вершине взошло желтое утреннее солнце, и вскоре он содрал с себя куртку, а затем и начал расстегиваться. И всё равно было жарко.
   Дядькины соратники бодро поднимались в гору по хорошо протоптанной в зарослях кедрового стланика тропе. Но затем тропа круто шла вверх, и кое-кого из отвыкших от подобных переходов горожан начало даже поташнивать от нагрузок. Сашка и тот порядком выдохся и начал приостанавливаться. Но каждый раз Неля участливо окликала отстающих, убеждая, что осталось немного, и они через силу прибавляли скорости. И лишь когда в лицо ударил пронзительный студеный ветер, группа остановилась. Это была вершина.
   Здесь, наверху, ветер был настолько резок, что Сашка даже подумал, что, не прикрывай Шаманка эту небольшую долину собой, никакого городка могло и не возникнуть. Просто из-за холода.
   «Соратники» мгновенно расселись полукругом, Сашка — чуть поодаль, и Неля начала:
   — Олег, сколько у нас времени до прилета? — Синеглазый бородач глянул на часы:
   — Еще одиннадцать минут.
   — Хорошо, — кивнула Неля. — Успеваем. Значит, так... что делать, помните?
   — По-омним... — нестройным хором откликнулась аудитория.
   — Тогда помолимся.
   Сашка застонал: переться на такую высоту, чтобы выслушать молитву во спасение дяди Жени? Большего маразма он и представить себе не мог!
   «Лучше бы ты с мужем хорошо переспала... дура» — обессилено пробормотал он и махнул на всё рукой.
   Публика нараспев произнесла какую-то самопальную, определенно в этом же самом городке придуманную молитву, естественно направленную к Силе — куда же еще? — а затем Неля подала знак, и Сашка неожиданно для себя насторожился. Ибо в воздухе отчетливо повеяло угрозой. Он не мог себе этого никак объяснить, но ему стало страшно. Очень страшно. Вокруг словно раздавалось невнятное гудение, от которого и его тело, и, кажется, даже камни под ним словно мелко задребезжали.
   — Черт! — выдохнул он и сразу же поймал на себе строгий взгляд Нели и прикрыл рот ладонью:
   — Извините... — Он видел, что группа сидит в совершенном молчании, но также он знал, чувствовал: что-то происходит.
   Тело покрылось омерзительным липким потом, а под черепной коробкой билась только одна мысль: бежать! Как можно дальше! И тогда на той стороне долины сверкнула молния, и только он подумал, что ему померещилось, как на всю округу басисто пророкотал гром. Сашка вздрогнул и вгляделся: над грядой сопок на той стороне долины стремительно собирались в клубок черно-фиолетовые тучи. В лицо ударил шквальный, почти ледяной ветер, сверкнула еще одна молния, и еще, а потом началось! Он помнил это деревенское поверье о том, что свистом легко можно вызвать ветер, особенно когда надо веять зерно; он понимал, что за крестным ходом, призванным остановить засуху, должно скрываться и рациональное основание, но то, что происходило теперь, не лезло ни в какие ворота.
   Сашка видел всё как на ладони. Разостлавшийся внизу маленький беспечный городок словно подвергся нападению кочевой банды. Дождь сплошной стеной обрушился на городские кварталы, ветер пригибал тощие лиственницы и кривые сосны чуть ли не к асфальту, и порой даже казалось, что слышится звон битых стекол и отчаянные вопли автомобильных сигнализаций. Видимость падала настолько стремительно, что вскоре Сашка уже не мог разглядеть, что творится в городе, хотя еще различал уходящий за сопку край побелевшей от града главной трассы. А потом и сама трасса полностью скрылась за серой пеленой стихии. Снова громыхнуло, и Сашка вдруг увидел, что слева от города, там, где должен быть аэродром, мечется маленький, совершенно беззащитный перед этим шабашем потревоженной природы «кукурузник», точно такой, как тот, на котором он прилетел сюда. И точно такой же, как тот, на котором должен был прилететь из области мэр города Хомяков. Сашка зачарованно смотрел, как отважно борется летчик с налетевшей стихией, как делает он круг за кругом, пытаясь то ли переждать шквал, то ли всё-таки найти брешь в сплошной пелене дождя и града. Но видимость стремительно ухудшалась, и самолет в считанные секунды просто исчез из виду, а вскоре, судя по звуку, снова начал набирать высоту. «Сдался!» — понял Сашка.
   Сюрреалистический, паранойяльный план «перекрыть аэропорт» был приведен в исполнение — быстро и беспощадно.
   «Мама родная! Они и вправду это смогли!» — подумал он и закрыл глаза.
 
   Трудно сказать, сколько он пробыл в этом странном, подвешенном состоянии, но потом его тронули за плечо:
   — Всё, Сашенька, вставай.
   — А? Что? — дернулся он.
   — Всё, Сашенька, — заглядывала ему в глаза Неля. — Мы уходим. Ты с нами?
   Ее зрачки снова почти выпрыгивали из глазниц.
   — Нет, спасибо, — отшатнулся он.
   — Как знаешь... но Евгений Севастьянович приказал закругляться.
   «Евгений Севастьянович приказал закругляться... — эхом отдалось у него в голове. — Евгений Севастьянович приказал...»
   Группа снялась и так же дружно, как пришла, заторопилась вниз. А он всё сидел и не мог даже пошевелиться.
   Дело было не только в рукотворной буре. И не в том, что дядя Женя на расстоянии в несколько километров приказал им сворачиваться. И даже не в зрачках — черт с ними, со зрачками! Жутче всего было то потрясшее его до самого основания чувство, которое он испытал в самом начале.
   Ибо такого страха, такого животного ужаса он не испытывал черт-те сколько лет. Что угодно могло быть фальшивкой, совпадением, причудой раззадоренного воображения, но не этот страх. Абсолютно натуральный. Абсолютно подлинный. И он точно знал: этот страх не беспричинен.
 
   Группа ушла, и тучи рассосались так же стремительно, как и собрались вместе. И только тогда Сашка заставил себя подняться и на подгибающихся ногах побрел вниз по тропе. Последний раз он испытал подобный ужас, когда однажды пришел из школы и увидел, что дверь открыта настежь, а в прихожей толкутся незнакомые тетки в черном. Сашка еще ничего не знал ни про аварию, ни про отца, но каждое движение, каждый взгляд нежданных гостей излучали столько нетерпеливого предвкушения, лишь слегка прикрытого трауром, что волосы у него поднялись дыбом. Спустя много лет он увидит в передаче про животных пляски грифов перед большой трапезой и мгновенно вспомнит этих жутких теток в черном, слетевшихся на запах чужой беды.
   Сашка не знал, с чем связан его сегодняшний испуг: с тем ли, что бесовское действо учеников арестованного дядьки своей беспощадностью напомнило ему саму смерть, или причина в том чувстве торжествующей правоты, которое излучала Неля, когда заглянула ему в глаза, — но ужас был тем самым, узнаваемым.
   "Да нет же, — уговаривал он сам себя. — Я же помню! Вот когда меня шмонали в аэропорту... по радио из уазика предупреждали... то ли о фронте, то ли о циклоне... " Но и это вполне логичное объяснение происшедшего не утешало.
   Он стремительно спустился с горы, перевалил через мост и, скользя ботинками по толстому слою слипшегося града и перепрыгивая через поваленные деревья и обломки веток, почти бегом добрался до дядькиного дома. Немного постоял у подъезда, чудовищным волевым усилием стряхнул с себя остатки пережитого наваждения, вошел в подъезд, махом проскочил на второй этаж и остановился.