Андрей СТЕПАНЕНКО
ИЗБРАННИК
Часть первая
ПРИЗРАК СИЛЫ
Поначалу, когда мотор «кукурузника» чихнул и заглох, никто ничего не понял. Но когда в наступившей тишине послышалась целая серия судорожных щелчков, а затем яростный мат пилота, народ встревожился и зашевелился.
— Чего это? — настороженно повернулась к Сашке соседка — приятная дама за тридцать.
— Технический перерыв, я думаю, — бодро отшутился он и сунул так и не раскрытый томик великого Кастанеды в рюкзак.
И в следующий миг самолет вздрогнул, повалился набок, сердце выскочило в горло, а его самого сорвало с сиденья и швырнуло в объятия белой как полотно соседки.
И тогда народ закричал.
Позже, пытаясь детально вспомнить, что и как происходило, Сашка будет постоянно застревать на этом моменте. Пронзительный и яростный крик еще живых людей и холодное, мертвое — уже мертвое — безмолвие машины. В этом и был ужас.
Его часто будут спрашивать, что он тогда почувствовал, и Сашка не будет знать, что ответить.
Нет, он прекрасно все видел и слышал потом, спустя много дней и даже недель, мог вспомнить, кто где находился, кому какой голос принадлежал и даже запах... он запомнил мельчайшие оттенки запахов: обивки сидений и обшивки салона, шерсти свитеров и пота, кофе с молоком из лопнувшего термоса и запах младенца, орущего через два кресла от него. Он воспринял и запомнил цвета и звуки, форму, фактуру и запах каждого предмета и человека.
И никаких мыслей. Никаких эмоций. Вообще ничего своего!
И только потом, когда его вдавило в кресло, он испугался. Наверное, потому, что осознал: самолет выровнялся, а значит, есть надежда. Этот мгновенный, запоздалый и очень глубокий испуг и был, пожалуй, первым посылом изнутри, первым, что он ощутил за все эти бесконечно долгие шесть или восемь секунд.
Натужно взревел очнувшийся от обморока двигатель, и Сашка увидел, как за иллюминатором, близко, нестерпимо близко проносятся светло-желтые кроны осенних лиственниц. Самолет встряхнуло, Сашку снова кинуло на соседку, и народ, вторя нежданно ожившему двигателю, протяжно, отчаянно взвыл. И слышалась в этом вое такая безнадежная тоска по чуду, такое желание жить, что Сашке стало еще жутче. А потом был удар, и всех их единой кричащей волной швырнуло вперед, в сторону открытой пилотской кабины, затем жуткий треск, и лишь тогда самолет, крутнувшись вокруг себя, накренился и встал.
Первым ломанулся к двери высокий черноусый мужик с разбитым лицом и глазами навыкат. Поискал бог знает кем и когда выломанную ручку, не нашел и начал судорожно биться в дверь плечом...
Сашка заставил себя собраться, энергично выдохнул, приподнялся и окинул салон взглядом. Кривился от боли, поддерживая руку на весу, коренастый рыжий мужик; рядом с ним худенькая, хорошо одетая женщина трясущейся рукой сыпала из пузырька таблетки, белым ручьем падающие мимо ладони на пол. Кое-кто еще тихо подвывал.
Салон так и оставался под креном градусов эдак в пятнадцать, и Сашка протиснулся мимо сползшей в проход необъятной бабули в сером пуховом платке, бросился по наклонному полу в сторону пилотской кабины, перепрыгнул через чьи-то ноги и уже в дверном проеме замер. Летчик сидел, запрокинув голову назад и бессильно свесив руки по сторонам кресла, а на белом, почти асбестовом лице отчетливо алел кровавый рубец.
— Эй, друг! — нерешительно позвал его Сашка и шагнул вперед.
Всмотрелся в широко открытые глаза и сразу понял: готов. Преодолевая себя, пощупал под скулой пульс, убедился, что его нет, и начал искать ключ от дверей — там, позади, народ уже рвался к выходу, а дверь, пусть и обшарпанная, но все-таки еще надежная, не поддавалась.
Сашка глянул в окно. За лобовым стеклом пронеслись по зеленому полю несколько фигур: плотный, мордатый мент без фуражки, двое бородатых парней в летных бушлатах, женщина в яркой оранжевой накидке — люди спешили на помощь.
Он еще раз окинул кабину взглядом, заметил что-то вроде «бардачка», заглянул внутрь, но ключа не обнаружил. Вздохнул, повернулся к мертвому летчику и быстро ощупал теплые брючные карманы — пусто. Пассажиры сзади уже вовсю колотились в дверь:
— Откройте!
— А-а!
— Откройте нас!
Сашка еще раз осмотрелся и внезапно увидел то, что искал. Ключ валялся в сторонке, на полу. Сашка схватил его и развернулся. Пассажиры бесформенным серым пятном уже сгрудились у выхода, умоляя, чтобы их выпустили, а те, что прибежали на помощь, с таким же усердием стучали снаружи, требуя, чтобы кто-нибудь открыл дверь изнутри.
Он быстро, хватаясь руками за наклонные кресла и скользя по наклонному полу, пробрался к хвосту толпы и протянул руку вперед:
— Эй! Мужики! Ключ передайте! — Его не слышали.
— Эй, ты! В камуфляже! — гаркнул он, превозмогая крики и натужные стоны. — Ключ, говорю, передай!
Парень в пятнистой куртке обернулся, недоуменно глянул на сунутый ему прямо под нос, поблескивающий металлом предмет и, было видно, врубился. Схватил и передал дальше:
— Эй! Мужик! Держи!
Сашка потянул ноздрями: в воздухе отчетливо пахло бензином.
«Этого еще не хватало!»
В глаза ударил яркий свет, Сашка дернулся, а стоящие перед самыми дверями с воплями повалились в провал дверного проема. И дышать сразу стало легче. Хотя и запах бензина стал невыносимо отчетливым.
«Успеть бы!» — мелькнула мысль. Судя по тому, как паскудно сел «кукурузник», у него вполне мог лопнуть какой-нибудь там топливопровод.
— Никому не курить! — превозмогая неловкость от своей «противопожарной» активности, крикнул Сашка и отметил, что пассажиров уже принимают снаружи чьи-то заботливые руки.
Точно. Справа покрикивал, торопя пассажиров, тот самый мент без фуражки, а слева стоял кто-то из техперсонала.
— Давай, бабуля, — ухватил Сашка под локоть оставшуюся позади всех бабку в сером пуховом платке, подвел ее к выходу, сдал на руки разношерстной «спасбригаде» и спрыгнул сам.
— Ты последний?! — возбужденно крикнул ему в самое ухо мент, и Сашка невольно отстранился и машинально отметил, что на том — подполковничьи погоны.
— Там только летчик, — мотнул он головой в сторону самолета. — Но, по-моему, он уже всё... того.
Подполковник матюгнулся и, уцепившись руками за края проема, с усилием подтянулся и забросил грузное тело внутрь.
— Помочь? — подался вслед Сашка.
— Не ты, — мотнул головой мент и властно щелкнул пальцами кому-то за Сашкиной спиной: — Колян! Давай сюда!
Бородатый Колян протиснулся мимо Сашки и последовал за милиционером, а вокруг самолета уже суетился техперсонал, отгоняя еще не оклемавшихся до конца, но уже вспомнивших, что часть вещей осталась внутри, пассажиров.
И в этот момент его жестко взяли под локоть.
— Пройдемте, гражданин...
— А что слу... — начал он и смолк.
Это были менты, и лишь теперь Сашка испугался по-настоящему. Связь между происшествием в небе и его задержанием казалась очевидной.
Его отвели на несколько метров к уже подъехавшему милицейскому уазику и торопливо охлопали по карманам. Вытащили паспорт, передали старшему, затем — записную книжку — в том же порядке, портмоне...
— Что в рюкзаке? — Сашка растерялся:
— Белье, продукты...
— Откройте.
Сашка кивнул, присел, расстегнул рюкзак и огляделся по сторонам. Там, на самом краю поля, кому-то истово махали руками.
Остро воняло бензином. Из открытой двери милицейского уазика доносился голос радиокомментатора, пугающего привычных ко всему северян какими-то особо жуткими погодными метеоусловиями, и Сашка отметил, что зеленая трава на поле уже подморожена...
— Достаточно.
Его отстранили, вытащили из рюкзака и деловито пролистали томик великого Кастанеды, вывернули на мерзлую траву стопку чистых рубашек и пакет с провизией, тщательно прощупали дно и начали совать всё обратно.
— С какой целью прибыли?
— Работать, — повернулся к офицеру Сашка.
— На прииск?
— На ихтиологическую станцию. — Проводивший досмотр багажа раскрасневшийся сержант разогнулся и глянул в сторону начальства.
— Можете идти, — разрешил офицер, вернул паспорт, портмоне и записную книжку и — надо же! — взял под козырек и улыбнулся: — С приездом.
Сашка молча застегнул рюкзак, закинул его на плечо и обогнул источающий запах бензиновых паров самолет. Мимо бегом протащили носилки с мертвым пилотом. Люди, стоящие на краю летного поля, кому-то все еще махали руками, но дяди Жени он среди них не видел. Было немного досадно. Сашка искренне рассчитывал на радостную встречу со своим единственным в этих краях родственником, тем более что телеграмму давали. А город, в котором родился и вырос его отец, встретил его аварийной посадкой и милицейским шмоном.
«Ну и что ты ноешь?! — одернул он себя. — Радуйся, что жив остался!»
— Саша?! Никитин?! — подлетели к нему пять или шесть ликующих теток и скромно улыбающийся мужик с окладистой черной бородой и пронзительно синими глазами — те самые, что махали кому-то, стоя на краю поля.
— Ну...
— При-е-хал! — наперебой, восторженно завопили тетки, вручили ему букет роскошных гвоздик, сорвали с плеча рюкзак и потащили за собой.
Сашка ошалело заморгал.
— Евгений Севастьянович сам приехать не смог, — радостно защебетали тетки. — У него прием...
— Светский? — заставил себя пошутить Сашка.
— У него пациенты... — абсолютно серьезно пояснили тетки, продолжая тащить его к автомобильной стоянке.
Сашка смутился: по свежайшим, самым последним данным, дядя Женя работал главным инженером прииска, и при чем здесь пациенты, было неясно. Хотя имя и отчество совпадали.
Бородач открыл перед ним дверь новенького микроавтобуса, кажется «форда», и тетки стремительно, словно муравьи дохлого жука, затащили Сашку внутрь.
— Как похож! — молитвенно сложила руки на груди одна из них. — Вылитый Евгений Севастьянович! Просто красавец!
«Атас! — весело покачал головой Сашка. — Вот это я попал!»
— И глаза такие же умные! — без тени иронии подхватила вторая.
Сашка понял, что краснеет, и отвернулся к окну. «Форд» уже выезжал со стоянки.
— А чего это вы так задержались? — спасая парня, подал голос шофер.
— Сначала посадка, блин, — Сашка напряженно улыбнулся, — если можно так сказать, а потом еще и менты обшмонали...
— Менты?! — разом насторожились мужики.
— Ну да, менты, — пожал Сашка плечами.
— Опять — двадцать пять! — крякнул шофер и ударил по тормозам. — А ну-ка, Олег, — мухой! — там никто из наших не таксует? Если что, тормози!
Синеглазый бородач кивнул и быстро выскочил из машины. Тетки разом притихли.
— А что такое? — поинтересовался Сашка.
— Да-а... — отмахнулся шофер и нервно хохотнул. — У наших ментов опять критические дни наступили! Капусты до месячного плана недорубили!
Сашка понимающе улыбнулся.
Рядом остановилась черная старая «Волга», и бородатый перекинулся парой слов с водителем и метнулся к «форду».
— Саша! Рюкзак! И сам — живо-живо!
Сашка торопливо выбрался из микроавтобуса, и его тут же сунули на заднее сиденье «Волги».
— Не торопись! — энергичным жестом приостановил бородач водителя и упал на кресло рядом с Сашкой. — Дай им вперед уйти.
Сашка криво улыбнулся: манипуляции впечатляли.
Микроавтобус тронулся, начал набирать скорость, но лишь когда он отошел метров на пятьсот, бородач кивнул:
— Давай. Так, следом, и иди.
— Почетный эскорт? — рассмеялся водитель.
— Ага. Эскорт...
Дорога резко пошла вниз, и через каких-нибудь две-три минуты Сашка увидел, что идущий впереди «форд» уже тормозят четверо милиционеров. Остановили. Заглянули внутрь. И — широкий жест: всем выйти. Бородач напряженно отслеживал ситуацию. И только когда они проскочили мимо, с облегчением откинулся на спинку сиденья.
— Возле рощи останови.
— А че так? — удивился водитель.
— Нам дальше не надо.
— Как скажешь...
Они проехали еще пару километров, и бородач сунул шоферу полтинник и сделал приглашающий жест:
— Выходи, Сашок, перекурим.
— Я не курю, — выбрался из машины Сашка и закинул рюкзак на плечо.
— Я тоже, — улыбнулся бородач. — Значит, просто так посидим, воздухом подышим.
Они отошли на обочину и присели на грубо сляпанную из распущенного пополам бревна скамью.
Сашка хмыкнул и покачал головой. Ему было совершенно очевидно, что трюк с пересадкой был исполнен исключительно для него. Но почему?
— Ты ж не местный, — перехватил его взгляд бородач. — Регистрации нет...
— Ну и что?
— Как что? — хмыкнул бородач. — Город на золоте стоит. И ты для них — чужак, а значит, потенциальный перекупщик. Пока отпустят, все нервы на кулак намотают...
Сашка поежился. Его не устраивали ни сама ситуация, ни ее объяснение.
— А вот и наши, — вскочил бородач и зашагал к дороге. — Погнали!
Сашка оторопело последовал за ним.
«Форд» затормозил, и они погрузились в теплое чрево и попадали на не так давно покинутые кресла.
— Шмонали? — поинтересовался бородач.
— А-а! — отмахнулся водитель. — Только настроение испортили...
К обсуждению немедленно подключились возмущенные таким произволом дамы, и лишь когда микроавтобус перевалил через бугор, а внизу открылся вид на город, все невольно смолкли, а Сашка даже подался вперед, чтобы рассмотреть панораму получше.
Зажатый сопками со всех сторон миниатюрный городок лежал на невысоком пологом плато за рекой. Внезапно выглянуло солнце, и на фоне серого низкого неба и серо-голубых невысоких сопок подсвеченный сбоку золотом лучей городок начал смотреться вызывающе богато.
— Потрясающе, — искренне покачал головой Сашка.
— Видишь, как тебе вся наша северная природа радуется... — обласкала его взглядом одна из теток.
— Да... это знак, — сдержанно и весомо поддержала ее вторая, и все остальные буквально растеклись медовыми улыбками.
Сашка смущенно поморщился и уставился в окно. Они уже миновали мост через узкую бурную речушку с ржавым дорожным знаком «р. Шаманка», и теперь колеса дребезжали по разбитым улочкам с черными, покосившимися от времени и климата двухэтажными, барачного типа домами. Сашка отметил взглядом невысокий беленый памятник Ленину, такую же миниатюрную площадь, трехэтажный дом с колоннами, наверное бывший горком, как вдруг микроавтобус резко свернул, и Сашка обнаружил, что они уже находятся в уютном, закрытом со всех сторон зеленом дворике.
— Это здесь, — повернулся к нему бородач.
Сашка огляделся. Дворик был довольно просторный, но не пустой; окруженный со всех сторон трех-четырехэтажными сталинской застройки домами, но не «колодец». Старый, но на удивление чисто выметенный асфальт, ухоженные клумбы с аккуратно подстриженными кустами по углам и толстенная кривая сосна в самом центре двора. Красиво и со вкусом. Ни граффити на стенах, ни мятых пивных банок по углам.
— Нехило! — присвистнул Сашка и выбрался из машины.
— Еще бы! — улыбнулся шофер и принял у бородача Сашкин рюкзак. — Ты еще квартиру не видел.
— А что, такая особенная квартира? — поинтересовался Сашка, безуспешно пытаясь отвоевать свой рюкзак обратно.
— В этой квартире сам Васильев жил, — охотно пояснил шофер и закинул рюкзак на плечо. — Его в пятьдесят четвертом шлепнули. За хищение в особо крупном...
Сашка криво улыбнулся. Но едва они подошли к дверям подъезда, стало мгновенно ясно, как точно выразил суть дела шофер. Ибо дверь была двойной, резной и высотой не менее двух с половиной метров. Жить за такой дверью и не пострадать за хищение «в особо крупном» было бы даже как-то неприлично.
Они прошли сквозь высоченные подъездные двери, поднялись по гулкой деревянной лестнице на второй этаж, без звонка и без стука открыли дверь, и Сашка в очередной раз оторопел. Потому что видел такие квартиры только в кино: до потолка, пожалуй, метра три с половиной, а площадь... он даже затруднялся сказать.
— Неплохо здесь... живут, — пробормотал он.
В огромной прихожей включили свет, и изо всех комнат посыпались десятки таких же восторженных мужиков и теток, каких-то смущенных девиц, и Сашку принялись зачарованно разглядывать, вполголоса обсуждать и только что не пробовать на зуб.
— Похож... — с восхищенным шепотом кивали они. — Смотри, как похож...
— Жаль, что Учитель занят...
— Скоро он?
— Два человека осталось...
Сашку посадили на пуфик, и в следующий миг он обнаружил, что кто-то расшнуровывает ему ботинки.
— Вы что?! Я сам!
— Тс-с... не кричите, Саша, можно помешать...
— Я и сам умею, — невольно перешел на шепот Сашка.
— Как скажете.
Его тут же оставили в покое, и Сашка, возмущенно булькая, скинул обувь, стащил куртку и прошел в услужливо кем-то открытую дверь ванной — умыться. Нет, он, конечно, знал, что гостеприимство бывает почти бескрайним, особенно где-нибудь в эмиратах, но чтобы россиянин снимал с гостя ботинки?!
Всё еще не в силах успокоиться, Сашка тщательно умылся и, набравшись духу, вернулся в прихожую.
Свет по-прежнему горел, а вдоль стен так и стояли пожирающие его взглядами взрослые и как бы солидные люди. Из комнаты в самом конце этого живого коридора вышла миниатюрная темноволосая женщина в просторном то ли халате, то ли кимоно, мелкими быстрыми шажками прошла к нему и улыбнулась:
— Меня зовут Неля.
— Саша, — криво улыбнулся он.
— Евгений Севастьянович с минуты на минуту освободится. Прошу за мной.
Женщина взяла его за руку, повела вдоль дружно поворачивающих головы людей, и Сашку наконец осенило, что все это розыгрыш и что дядя Жени, которого он не видел уже пятнадцать лет, наверняка придумал что-то вроде капустника. Как бы там ни было, а в столь идиотское положение его не ставили давно.
Он позволил провести себя в огромный, застланный гигантским ковром и совершенно пустой зал и усадить у стены. Следом за ними в зал перетекли и остальные, но можно сказать, что теперь Сашку почти оставили в покое, и дольше чем на пару секунд ничей взгляд на нем не останавливался.
— Евгений Севастьянович вас очень ждал, — с придыханием и упором на «очень» тихо произнесла присевшая рядом на колени Неля.
— Не то слово! — прозвенело от входа, и все дружно повернули головы.
В дверном проеме стоял невысокий длинноволосый мужчина, высохший и коричневый от солнца, совсем седой, но все еще узнаваемый.
— Дядя Женя... — восторженно протянул Сашка. Нахлынуло сразу и все: и ночная охота на раков, и походы в Сарычев бор... Он и не думал, что детские впечатления пробудятся в нем так сильно.
— Накрывайте! — властно взмахнул рукой дядька и быстро пересек огромную комнату наискосок. Обнял вставшего навстречу племянника и крепко прижал его к груди. — Сашо-ок!.. Прие-ехал...
Из невидимых отсюда комнат сразу вынесли огромную полотняную скатерть, расстелили ее прямо на ковре, понесли посуду, салфетки, затем еду...
Дядя Женя тут же усадил Сашку опять-таки на ковер, и через три-четыре минуты оказалось, что они уже сидят во главе импровизированного «стола», причем дядька сидел посредине, племянник — справа от него, а Неля — слева.
Сашка смотрел во все глаза. Всё, что происходило, начиная от скатерти прямо на ковре и кончая красной икрой и буквально истекающей жиром рыбы на больших светло-коричневых тарелках, отдавало сюрреализмом. Наверное, именно так должен был пировать сотни лет назад какой-нибудь здешний сибирский царек.
Сашка бросил на дядьку косой взгляд. Он и выглядел царьком — маленьким, но сильным и всемогущим.
— Ну что, дети мои, — улыбнулся дядя Женя и поднял бокал.
Сашка поднял и понюхал свой — пахло брусникой.
— За приезд моего Сашки! — Дядя Женя ласково потрепал племянника по загривку. — За моего наследника...
Сашка поперхнулся.
— Ничего, Саша, привыкай! — одобрительно крикнул кто-то неподалеку, и Сашка торопливо влил в себя напиток. Это был компот: странный, кисловатый и немного терпкий, но, по сути, самый обыкновенный компот.
Народ осушил свои бокалы, принялся за еду, и Сашка остро осознал, что это никакой не розыгрыш и уж тем более не тщательно срежиссированный капустник. Публика вела себя достаточно свободно, так, словно все это — и скатерть на ковре, и красная икра в глубоких мисках, и даже компот в бокалах — самое обыкновенное дело. Но что-то здесь не срасталось.
— Я, дядь Жень, что-то не понял, — осторожно начал он. — Ты частный бизнес, что ли, открыл?
— Никакого бизнеса, — покачал головой дядька. — Я обычный пенсионер. Как полтинник стукнул, так с прииска и ушел.
Сашка хмыкнул: этого они с матерью не знали.
— А на что живешь? — тихо поинтересовался Сашка и сразу же понял, что вопросик задал весьма бестактный. Да еще при гостях... бли-ин!
Дядька иронично поднял бровь.
— Посмотри на птиц небесных, — неожиданно широко улыбнулся он. — Не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
Сашка моргнул и, кажется, начал кое-что понимать. Пациенты, которых нельзя оставить даже ради племянника, библейские цитаты, странное безалкогольное застолье и даже длинные седые волосы — от всего этого так и веяло бытом новомодного экстрасенса, исцеляющего одним словом Божьим. Впрочем, вокруг никто даже бровью не повел, словно так и положено.
Вилок на скатерти не было, и Сашка принялся отламывать кусочки нежнейшей рыбы руками и отправлять их в рот: в такой ситуации умнее было слушать да помалкивать. По крайней мере, пока он не устроился на работу и не определился с жильем.
— Кушай-кушай, — подбодрил его дядька и понимающе закивал. — Я ведь тоже страху натерпелся, пока ему сердце завел...
— Кому? — удивился Сашка.
— Летчику, — пожал плечами дядька. — Кому же еще? А то нашел время, когда помирать, — за пять минут до посадки... будто и потерпеть нельзя...
Сашка поперхнулся, его захлопали по спине, заговорили что-то утешительное, типа того, что летчику там будет хорошо... как вдруг по ногам потянуло холодом, и в коридоре загрохотали тяжелые, торопливые шаги. Он поднял взгляд и замер. В двери зала уже влетали крепкие парни в камуфляже и с короткими автоматами наперевес.
— Всем оставаться на местах!
Кто-то привстал и тут же получил прикладом в лоб.
— На место, я сказал!
Звучно захрустели по тарелкам тяжелые армейские ботинки, и в следующую секунду в лицо Сашке смотрел черный, слегка потертый ствол.
— Сидеть!
В груди у Сашки екнуло.
— А в чем, собственно, дело? — окинул незваных гостей строгим взглядом дядя Женя. — Чего надо, хлопцы?
— Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, — прогремело от входа. — Капитан Шитов. Вот постановление на обыск.
Дядька неодобрительно покачал головой.
— Так, — повернулся капитан. — Проведите понятых.
За его спиной появились вытянувшиеся, испуганные лица.
— Если у кого есть оружие, наркотики и другое недозволенное к обороту, сразу предупреждаю: лучше добровольно сдать... до начала обыска.
Публика молчала.
— Понятно, — угрожающе протянул капитан. — Приступайте.
Двое бойцов закинули автоматы за плечи и подняли самых крайних гостей. Развернули лицами к стенам и принялись охлопывать по карманам, бокам, вдоль бедер... Сашка растерянно глянул на дядьку, но тот ободряюще подмигнул, мол, ничего, это ненадолго.
Тех, кого обыскали, сразу же сажали на пол, чуть поодаль от остальных, и переходили к следующим.
— А это чье? — внесли в зал Сашкин рюкзак. Внутри у него противно отдалось холодком.
— Мое, — неуверенно отозвался он.
Автоматчик расстегнул ремни, ослабил и развязал узел и вытряхнул рюкзак прямо на заляпанную давленой рыбой и усыпанную осколками фарфора скатерть.
— Капитан! Кажется, есть...
— Понятых прошу подойти, — стремительно отреагировал офицер и присел над выпотрошенным содержимым рюкзака. — Та-ак, что тут у нас?
Сашка вытянул шею: «Что там?»
— Это ваше? — продемонстрировали ему небольшой, в два кулака, плотно набитый чем-то темно-зеленым пакет.
— Нет, — растерянно мотнул он головой. — В первый раз вижу.
— А как же иначе? — усмехнулся офицер и развернулся к дверям. — В отказную пошел. Куда его?
— Давай на кухню. Там стол есть.
— Пройдемте, — кивнули Сашке.
Дядька расстроенно хлопнул себя по коленям:
— Вот старый дурак! И как я сразу не догадался?..
Сашка судорожно схватил воздух ртом, приподнялся и на подгибающихся ногах побрел к выходу из зала. В ушах звенело.
«Господи! Что происходит?!»
— Неля, — услышал он за спиной тревожный дядькин голос. — Надо Федору Ивановичу звонить.
— Я позвоню...
Сашку приняли под локоток и провели в большую, отделанную светло-желтым кафелем кухню. Проверили паспорт, заглянули в листок убытия, усадили на табурет и начали при понятых запечатывать изъятое в большой коричневый конверт, наклеивать поверх швов бумажные квадратики с голубым оттиском печати и составлять протокол. А там, в зале, уже вовсю спорили оставшиеся милиционеры и категорически несогласный с происходящим хозяин дома.
— Я этого так не оставлю! Я до Хомякова дойду!
Ему сунули протокол на подпись, и Сашка, убедившись, что его заявление о том, что никакое «вещество растительного происхождения» он в город не ввозил, отобразили в документе, поставил размашистую подпись, встал, послушно завел руки назад и ощутил, как жестко и холодно защелкнулись на них узкие металлические браслеты.
— Чего это? — настороженно повернулась к Сашке соседка — приятная дама за тридцать.
— Технический перерыв, я думаю, — бодро отшутился он и сунул так и не раскрытый томик великого Кастанеды в рюкзак.
И в следующий миг самолет вздрогнул, повалился набок, сердце выскочило в горло, а его самого сорвало с сиденья и швырнуло в объятия белой как полотно соседки.
И тогда народ закричал.
Позже, пытаясь детально вспомнить, что и как происходило, Сашка будет постоянно застревать на этом моменте. Пронзительный и яростный крик еще живых людей и холодное, мертвое — уже мертвое — безмолвие машины. В этом и был ужас.
Его часто будут спрашивать, что он тогда почувствовал, и Сашка не будет знать, что ответить.
Нет, он прекрасно все видел и слышал потом, спустя много дней и даже недель, мог вспомнить, кто где находился, кому какой голос принадлежал и даже запах... он запомнил мельчайшие оттенки запахов: обивки сидений и обшивки салона, шерсти свитеров и пота, кофе с молоком из лопнувшего термоса и запах младенца, орущего через два кресла от него. Он воспринял и запомнил цвета и звуки, форму, фактуру и запах каждого предмета и человека.
И никаких мыслей. Никаких эмоций. Вообще ничего своего!
И только потом, когда его вдавило в кресло, он испугался. Наверное, потому, что осознал: самолет выровнялся, а значит, есть надежда. Этот мгновенный, запоздалый и очень глубокий испуг и был, пожалуй, первым посылом изнутри, первым, что он ощутил за все эти бесконечно долгие шесть или восемь секунд.
Натужно взревел очнувшийся от обморока двигатель, и Сашка увидел, как за иллюминатором, близко, нестерпимо близко проносятся светло-желтые кроны осенних лиственниц. Самолет встряхнуло, Сашку снова кинуло на соседку, и народ, вторя нежданно ожившему двигателю, протяжно, отчаянно взвыл. И слышалась в этом вое такая безнадежная тоска по чуду, такое желание жить, что Сашке стало еще жутче. А потом был удар, и всех их единой кричащей волной швырнуло вперед, в сторону открытой пилотской кабины, затем жуткий треск, и лишь тогда самолет, крутнувшись вокруг себя, накренился и встал.
Первым ломанулся к двери высокий черноусый мужик с разбитым лицом и глазами навыкат. Поискал бог знает кем и когда выломанную ручку, не нашел и начал судорожно биться в дверь плечом...
Сашка заставил себя собраться, энергично выдохнул, приподнялся и окинул салон взглядом. Кривился от боли, поддерживая руку на весу, коренастый рыжий мужик; рядом с ним худенькая, хорошо одетая женщина трясущейся рукой сыпала из пузырька таблетки, белым ручьем падающие мимо ладони на пол. Кое-кто еще тихо подвывал.
Салон так и оставался под креном градусов эдак в пятнадцать, и Сашка протиснулся мимо сползшей в проход необъятной бабули в сером пуховом платке, бросился по наклонному полу в сторону пилотской кабины, перепрыгнул через чьи-то ноги и уже в дверном проеме замер. Летчик сидел, запрокинув голову назад и бессильно свесив руки по сторонам кресла, а на белом, почти асбестовом лице отчетливо алел кровавый рубец.
— Эй, друг! — нерешительно позвал его Сашка и шагнул вперед.
Всмотрелся в широко открытые глаза и сразу понял: готов. Преодолевая себя, пощупал под скулой пульс, убедился, что его нет, и начал искать ключ от дверей — там, позади, народ уже рвался к выходу, а дверь, пусть и обшарпанная, но все-таки еще надежная, не поддавалась.
Сашка глянул в окно. За лобовым стеклом пронеслись по зеленому полю несколько фигур: плотный, мордатый мент без фуражки, двое бородатых парней в летных бушлатах, женщина в яркой оранжевой накидке — люди спешили на помощь.
Он еще раз окинул кабину взглядом, заметил что-то вроде «бардачка», заглянул внутрь, но ключа не обнаружил. Вздохнул, повернулся к мертвому летчику и быстро ощупал теплые брючные карманы — пусто. Пассажиры сзади уже вовсю колотились в дверь:
— Откройте!
— А-а!
— Откройте нас!
Сашка еще раз осмотрелся и внезапно увидел то, что искал. Ключ валялся в сторонке, на полу. Сашка схватил его и развернулся. Пассажиры бесформенным серым пятном уже сгрудились у выхода, умоляя, чтобы их выпустили, а те, что прибежали на помощь, с таким же усердием стучали снаружи, требуя, чтобы кто-нибудь открыл дверь изнутри.
Он быстро, хватаясь руками за наклонные кресла и скользя по наклонному полу, пробрался к хвосту толпы и протянул руку вперед:
— Эй! Мужики! Ключ передайте! — Его не слышали.
— Эй, ты! В камуфляже! — гаркнул он, превозмогая крики и натужные стоны. — Ключ, говорю, передай!
Парень в пятнистой куртке обернулся, недоуменно глянул на сунутый ему прямо под нос, поблескивающий металлом предмет и, было видно, врубился. Схватил и передал дальше:
— Эй! Мужик! Держи!
Сашка потянул ноздрями: в воздухе отчетливо пахло бензином.
«Этого еще не хватало!»
В глаза ударил яркий свет, Сашка дернулся, а стоящие перед самыми дверями с воплями повалились в провал дверного проема. И дышать сразу стало легче. Хотя и запах бензина стал невыносимо отчетливым.
«Успеть бы!» — мелькнула мысль. Судя по тому, как паскудно сел «кукурузник», у него вполне мог лопнуть какой-нибудь там топливопровод.
— Никому не курить! — превозмогая неловкость от своей «противопожарной» активности, крикнул Сашка и отметил, что пассажиров уже принимают снаружи чьи-то заботливые руки.
Точно. Справа покрикивал, торопя пассажиров, тот самый мент без фуражки, а слева стоял кто-то из техперсонала.
— Давай, бабуля, — ухватил Сашка под локоть оставшуюся позади всех бабку в сером пуховом платке, подвел ее к выходу, сдал на руки разношерстной «спасбригаде» и спрыгнул сам.
— Ты последний?! — возбужденно крикнул ему в самое ухо мент, и Сашка невольно отстранился и машинально отметил, что на том — подполковничьи погоны.
— Там только летчик, — мотнул он головой в сторону самолета. — Но, по-моему, он уже всё... того.
Подполковник матюгнулся и, уцепившись руками за края проема, с усилием подтянулся и забросил грузное тело внутрь.
— Помочь? — подался вслед Сашка.
— Не ты, — мотнул головой мент и властно щелкнул пальцами кому-то за Сашкиной спиной: — Колян! Давай сюда!
Бородатый Колян протиснулся мимо Сашки и последовал за милиционером, а вокруг самолета уже суетился техперсонал, отгоняя еще не оклемавшихся до конца, но уже вспомнивших, что часть вещей осталась внутри, пассажиров.
И в этот момент его жестко взяли под локоть.
— Пройдемте, гражданин...
— А что слу... — начал он и смолк.
Это были менты, и лишь теперь Сашка испугался по-настоящему. Связь между происшествием в небе и его задержанием казалась очевидной.
Его отвели на несколько метров к уже подъехавшему милицейскому уазику и торопливо охлопали по карманам. Вытащили паспорт, передали старшему, затем — записную книжку — в том же порядке, портмоне...
— Что в рюкзаке? — Сашка растерялся:
— Белье, продукты...
— Откройте.
Сашка кивнул, присел, расстегнул рюкзак и огляделся по сторонам. Там, на самом краю поля, кому-то истово махали руками.
Остро воняло бензином. Из открытой двери милицейского уазика доносился голос радиокомментатора, пугающего привычных ко всему северян какими-то особо жуткими погодными метеоусловиями, и Сашка отметил, что зеленая трава на поле уже подморожена...
— Достаточно.
Его отстранили, вытащили из рюкзака и деловито пролистали томик великого Кастанеды, вывернули на мерзлую траву стопку чистых рубашек и пакет с провизией, тщательно прощупали дно и начали совать всё обратно.
— С какой целью прибыли?
— Работать, — повернулся к офицеру Сашка.
— На прииск?
— На ихтиологическую станцию. — Проводивший досмотр багажа раскрасневшийся сержант разогнулся и глянул в сторону начальства.
— Можете идти, — разрешил офицер, вернул паспорт, портмоне и записную книжку и — надо же! — взял под козырек и улыбнулся: — С приездом.
Сашка молча застегнул рюкзак, закинул его на плечо и обогнул источающий запах бензиновых паров самолет. Мимо бегом протащили носилки с мертвым пилотом. Люди, стоящие на краю летного поля, кому-то все еще махали руками, но дяди Жени он среди них не видел. Было немного досадно. Сашка искренне рассчитывал на радостную встречу со своим единственным в этих краях родственником, тем более что телеграмму давали. А город, в котором родился и вырос его отец, встретил его аварийной посадкой и милицейским шмоном.
«Ну и что ты ноешь?! — одернул он себя. — Радуйся, что жив остался!»
— Саша?! Никитин?! — подлетели к нему пять или шесть ликующих теток и скромно улыбающийся мужик с окладистой черной бородой и пронзительно синими глазами — те самые, что махали кому-то, стоя на краю поля.
— Ну...
— При-е-хал! — наперебой, восторженно завопили тетки, вручили ему букет роскошных гвоздик, сорвали с плеча рюкзак и потащили за собой.
Сашка ошалело заморгал.
— Евгений Севастьянович сам приехать не смог, — радостно защебетали тетки. — У него прием...
— Светский? — заставил себя пошутить Сашка.
— У него пациенты... — абсолютно серьезно пояснили тетки, продолжая тащить его к автомобильной стоянке.
Сашка смутился: по свежайшим, самым последним данным, дядя Женя работал главным инженером прииска, и при чем здесь пациенты, было неясно. Хотя имя и отчество совпадали.
Бородач открыл перед ним дверь новенького микроавтобуса, кажется «форда», и тетки стремительно, словно муравьи дохлого жука, затащили Сашку внутрь.
— Как похож! — молитвенно сложила руки на груди одна из них. — Вылитый Евгений Севастьянович! Просто красавец!
«Атас! — весело покачал головой Сашка. — Вот это я попал!»
— И глаза такие же умные! — без тени иронии подхватила вторая.
Сашка понял, что краснеет, и отвернулся к окну. «Форд» уже выезжал со стоянки.
— А чего это вы так задержались? — спасая парня, подал голос шофер.
— Сначала посадка, блин, — Сашка напряженно улыбнулся, — если можно так сказать, а потом еще и менты обшмонали...
— Менты?! — разом насторожились мужики.
— Ну да, менты, — пожал Сашка плечами.
— Опять — двадцать пять! — крякнул шофер и ударил по тормозам. — А ну-ка, Олег, — мухой! — там никто из наших не таксует? Если что, тормози!
Синеглазый бородач кивнул и быстро выскочил из машины. Тетки разом притихли.
— А что такое? — поинтересовался Сашка.
— Да-а... — отмахнулся шофер и нервно хохотнул. — У наших ментов опять критические дни наступили! Капусты до месячного плана недорубили!
Сашка понимающе улыбнулся.
Рядом остановилась черная старая «Волга», и бородатый перекинулся парой слов с водителем и метнулся к «форду».
— Саша! Рюкзак! И сам — живо-живо!
Сашка торопливо выбрался из микроавтобуса, и его тут же сунули на заднее сиденье «Волги».
— Не торопись! — энергичным жестом приостановил бородач водителя и упал на кресло рядом с Сашкой. — Дай им вперед уйти.
Сашка криво улыбнулся: манипуляции впечатляли.
Микроавтобус тронулся, начал набирать скорость, но лишь когда он отошел метров на пятьсот, бородач кивнул:
— Давай. Так, следом, и иди.
— Почетный эскорт? — рассмеялся водитель.
— Ага. Эскорт...
Дорога резко пошла вниз, и через каких-нибудь две-три минуты Сашка увидел, что идущий впереди «форд» уже тормозят четверо милиционеров. Остановили. Заглянули внутрь. И — широкий жест: всем выйти. Бородач напряженно отслеживал ситуацию. И только когда они проскочили мимо, с облегчением откинулся на спинку сиденья.
— Возле рощи останови.
— А че так? — удивился водитель.
— Нам дальше не надо.
— Как скажешь...
Они проехали еще пару километров, и бородач сунул шоферу полтинник и сделал приглашающий жест:
— Выходи, Сашок, перекурим.
— Я не курю, — выбрался из машины Сашка и закинул рюкзак на плечо.
— Я тоже, — улыбнулся бородач. — Значит, просто так посидим, воздухом подышим.
Они отошли на обочину и присели на грубо сляпанную из распущенного пополам бревна скамью.
Сашка хмыкнул и покачал головой. Ему было совершенно очевидно, что трюк с пересадкой был исполнен исключительно для него. Но почему?
— Ты ж не местный, — перехватил его взгляд бородач. — Регистрации нет...
— Ну и что?
— Как что? — хмыкнул бородач. — Город на золоте стоит. И ты для них — чужак, а значит, потенциальный перекупщик. Пока отпустят, все нервы на кулак намотают...
Сашка поежился. Его не устраивали ни сама ситуация, ни ее объяснение.
— А вот и наши, — вскочил бородач и зашагал к дороге. — Погнали!
Сашка оторопело последовал за ним.
«Форд» затормозил, и они погрузились в теплое чрево и попадали на не так давно покинутые кресла.
— Шмонали? — поинтересовался бородач.
— А-а! — отмахнулся водитель. — Только настроение испортили...
К обсуждению немедленно подключились возмущенные таким произволом дамы, и лишь когда микроавтобус перевалил через бугор, а внизу открылся вид на город, все невольно смолкли, а Сашка даже подался вперед, чтобы рассмотреть панораму получше.
Зажатый сопками со всех сторон миниатюрный городок лежал на невысоком пологом плато за рекой. Внезапно выглянуло солнце, и на фоне серого низкого неба и серо-голубых невысоких сопок подсвеченный сбоку золотом лучей городок начал смотреться вызывающе богато.
— Потрясающе, — искренне покачал головой Сашка.
— Видишь, как тебе вся наша северная природа радуется... — обласкала его взглядом одна из теток.
— Да... это знак, — сдержанно и весомо поддержала ее вторая, и все остальные буквально растеклись медовыми улыбками.
Сашка смущенно поморщился и уставился в окно. Они уже миновали мост через узкую бурную речушку с ржавым дорожным знаком «р. Шаманка», и теперь колеса дребезжали по разбитым улочкам с черными, покосившимися от времени и климата двухэтажными, барачного типа домами. Сашка отметил взглядом невысокий беленый памятник Ленину, такую же миниатюрную площадь, трехэтажный дом с колоннами, наверное бывший горком, как вдруг микроавтобус резко свернул, и Сашка обнаружил, что они уже находятся в уютном, закрытом со всех сторон зеленом дворике.
— Это здесь, — повернулся к нему бородач.
Сашка огляделся. Дворик был довольно просторный, но не пустой; окруженный со всех сторон трех-четырехэтажными сталинской застройки домами, но не «колодец». Старый, но на удивление чисто выметенный асфальт, ухоженные клумбы с аккуратно подстриженными кустами по углам и толстенная кривая сосна в самом центре двора. Красиво и со вкусом. Ни граффити на стенах, ни мятых пивных банок по углам.
— Нехило! — присвистнул Сашка и выбрался из машины.
— Еще бы! — улыбнулся шофер и принял у бородача Сашкин рюкзак. — Ты еще квартиру не видел.
— А что, такая особенная квартира? — поинтересовался Сашка, безуспешно пытаясь отвоевать свой рюкзак обратно.
— В этой квартире сам Васильев жил, — охотно пояснил шофер и закинул рюкзак на плечо. — Его в пятьдесят четвертом шлепнули. За хищение в особо крупном...
Сашка криво улыбнулся. Но едва они подошли к дверям подъезда, стало мгновенно ясно, как точно выразил суть дела шофер. Ибо дверь была двойной, резной и высотой не менее двух с половиной метров. Жить за такой дверью и не пострадать за хищение «в особо крупном» было бы даже как-то неприлично.
Они прошли сквозь высоченные подъездные двери, поднялись по гулкой деревянной лестнице на второй этаж, без звонка и без стука открыли дверь, и Сашка в очередной раз оторопел. Потому что видел такие квартиры только в кино: до потолка, пожалуй, метра три с половиной, а площадь... он даже затруднялся сказать.
— Неплохо здесь... живут, — пробормотал он.
В огромной прихожей включили свет, и изо всех комнат посыпались десятки таких же восторженных мужиков и теток, каких-то смущенных девиц, и Сашку принялись зачарованно разглядывать, вполголоса обсуждать и только что не пробовать на зуб.
— Похож... — с восхищенным шепотом кивали они. — Смотри, как похож...
— Жаль, что Учитель занят...
— Скоро он?
— Два человека осталось...
Сашку посадили на пуфик, и в следующий миг он обнаружил, что кто-то расшнуровывает ему ботинки.
— Вы что?! Я сам!
— Тс-с... не кричите, Саша, можно помешать...
— Я и сам умею, — невольно перешел на шепот Сашка.
— Как скажете.
Его тут же оставили в покое, и Сашка, возмущенно булькая, скинул обувь, стащил куртку и прошел в услужливо кем-то открытую дверь ванной — умыться. Нет, он, конечно, знал, что гостеприимство бывает почти бескрайним, особенно где-нибудь в эмиратах, но чтобы россиянин снимал с гостя ботинки?!
Всё еще не в силах успокоиться, Сашка тщательно умылся и, набравшись духу, вернулся в прихожую.
Свет по-прежнему горел, а вдоль стен так и стояли пожирающие его взглядами взрослые и как бы солидные люди. Из комнаты в самом конце этого живого коридора вышла миниатюрная темноволосая женщина в просторном то ли халате, то ли кимоно, мелкими быстрыми шажками прошла к нему и улыбнулась:
— Меня зовут Неля.
— Саша, — криво улыбнулся он.
— Евгений Севастьянович с минуты на минуту освободится. Прошу за мной.
Женщина взяла его за руку, повела вдоль дружно поворачивающих головы людей, и Сашку наконец осенило, что все это розыгрыш и что дядя Жени, которого он не видел уже пятнадцать лет, наверняка придумал что-то вроде капустника. Как бы там ни было, а в столь идиотское положение его не ставили давно.
Он позволил провести себя в огромный, застланный гигантским ковром и совершенно пустой зал и усадить у стены. Следом за ними в зал перетекли и остальные, но можно сказать, что теперь Сашку почти оставили в покое, и дольше чем на пару секунд ничей взгляд на нем не останавливался.
— Евгений Севастьянович вас очень ждал, — с придыханием и упором на «очень» тихо произнесла присевшая рядом на колени Неля.
— Не то слово! — прозвенело от входа, и все дружно повернули головы.
В дверном проеме стоял невысокий длинноволосый мужчина, высохший и коричневый от солнца, совсем седой, но все еще узнаваемый.
— Дядя Женя... — восторженно протянул Сашка. Нахлынуло сразу и все: и ночная охота на раков, и походы в Сарычев бор... Он и не думал, что детские впечатления пробудятся в нем так сильно.
— Накрывайте! — властно взмахнул рукой дядька и быстро пересек огромную комнату наискосок. Обнял вставшего навстречу племянника и крепко прижал его к груди. — Сашо-ок!.. Прие-ехал...
Из невидимых отсюда комнат сразу вынесли огромную полотняную скатерть, расстелили ее прямо на ковре, понесли посуду, салфетки, затем еду...
Дядя Женя тут же усадил Сашку опять-таки на ковер, и через три-четыре минуты оказалось, что они уже сидят во главе импровизированного «стола», причем дядька сидел посредине, племянник — справа от него, а Неля — слева.
Сашка смотрел во все глаза. Всё, что происходило, начиная от скатерти прямо на ковре и кончая красной икрой и буквально истекающей жиром рыбы на больших светло-коричневых тарелках, отдавало сюрреализмом. Наверное, именно так должен был пировать сотни лет назад какой-нибудь здешний сибирский царек.
Сашка бросил на дядьку косой взгляд. Он и выглядел царьком — маленьким, но сильным и всемогущим.
— Ну что, дети мои, — улыбнулся дядя Женя и поднял бокал.
Сашка поднял и понюхал свой — пахло брусникой.
— За приезд моего Сашки! — Дядя Женя ласково потрепал племянника по загривку. — За моего наследника...
Сашка поперхнулся.
— Ничего, Саша, привыкай! — одобрительно крикнул кто-то неподалеку, и Сашка торопливо влил в себя напиток. Это был компот: странный, кисловатый и немного терпкий, но, по сути, самый обыкновенный компот.
Народ осушил свои бокалы, принялся за еду, и Сашка остро осознал, что это никакой не розыгрыш и уж тем более не тщательно срежиссированный капустник. Публика вела себя достаточно свободно, так, словно все это — и скатерть на ковре, и красная икра в глубоких мисках, и даже компот в бокалах — самое обыкновенное дело. Но что-то здесь не срасталось.
— Я, дядь Жень, что-то не понял, — осторожно начал он. — Ты частный бизнес, что ли, открыл?
— Никакого бизнеса, — покачал головой дядька. — Я обычный пенсионер. Как полтинник стукнул, так с прииска и ушел.
Сашка хмыкнул: этого они с матерью не знали.
— А на что живешь? — тихо поинтересовался Сашка и сразу же понял, что вопросик задал весьма бестактный. Да еще при гостях... бли-ин!
Дядька иронично поднял бровь.
— Посмотри на птиц небесных, — неожиданно широко улыбнулся он. — Не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше их?
Сашка моргнул и, кажется, начал кое-что понимать. Пациенты, которых нельзя оставить даже ради племянника, библейские цитаты, странное безалкогольное застолье и даже длинные седые волосы — от всего этого так и веяло бытом новомодного экстрасенса, исцеляющего одним словом Божьим. Впрочем, вокруг никто даже бровью не повел, словно так и положено.
Вилок на скатерти не было, и Сашка принялся отламывать кусочки нежнейшей рыбы руками и отправлять их в рот: в такой ситуации умнее было слушать да помалкивать. По крайней мере, пока он не устроился на работу и не определился с жильем.
— Кушай-кушай, — подбодрил его дядька и понимающе закивал. — Я ведь тоже страху натерпелся, пока ему сердце завел...
— Кому? — удивился Сашка.
— Летчику, — пожал плечами дядька. — Кому же еще? А то нашел время, когда помирать, — за пять минут до посадки... будто и потерпеть нельзя...
Сашка поперхнулся, его захлопали по спине, заговорили что-то утешительное, типа того, что летчику там будет хорошо... как вдруг по ногам потянуло холодом, и в коридоре загрохотали тяжелые, торопливые шаги. Он поднял взгляд и замер. В двери зала уже влетали крепкие парни в камуфляже и с короткими автоматами наперевес.
— Всем оставаться на местах!
Кто-то привстал и тут же получил прикладом в лоб.
— На место, я сказал!
Звучно захрустели по тарелкам тяжелые армейские ботинки, и в следующую секунду в лицо Сашке смотрел черный, слегка потертый ствол.
— Сидеть!
В груди у Сашки екнуло.
— А в чем, собственно, дело? — окинул незваных гостей строгим взглядом дядя Женя. — Чего надо, хлопцы?
— Отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, — прогремело от входа. — Капитан Шитов. Вот постановление на обыск.
Дядька неодобрительно покачал головой.
— Так, — повернулся капитан. — Проведите понятых.
За его спиной появились вытянувшиеся, испуганные лица.
— Если у кого есть оружие, наркотики и другое недозволенное к обороту, сразу предупреждаю: лучше добровольно сдать... до начала обыска.
Публика молчала.
— Понятно, — угрожающе протянул капитан. — Приступайте.
Двое бойцов закинули автоматы за плечи и подняли самых крайних гостей. Развернули лицами к стенам и принялись охлопывать по карманам, бокам, вдоль бедер... Сашка растерянно глянул на дядьку, но тот ободряюще подмигнул, мол, ничего, это ненадолго.
Тех, кого обыскали, сразу же сажали на пол, чуть поодаль от остальных, и переходили к следующим.
— А это чье? — внесли в зал Сашкин рюкзак. Внутри у него противно отдалось холодком.
— Мое, — неуверенно отозвался он.
Автоматчик расстегнул ремни, ослабил и развязал узел и вытряхнул рюкзак прямо на заляпанную давленой рыбой и усыпанную осколками фарфора скатерть.
— Капитан! Кажется, есть...
— Понятых прошу подойти, — стремительно отреагировал офицер и присел над выпотрошенным содержимым рюкзака. — Та-ак, что тут у нас?
Сашка вытянул шею: «Что там?»
— Это ваше? — продемонстрировали ему небольшой, в два кулака, плотно набитый чем-то темно-зеленым пакет.
— Нет, — растерянно мотнул он головой. — В первый раз вижу.
— А как же иначе? — усмехнулся офицер и развернулся к дверям. — В отказную пошел. Куда его?
— Давай на кухню. Там стол есть.
— Пройдемте, — кивнули Сашке.
Дядька расстроенно хлопнул себя по коленям:
— Вот старый дурак! И как я сразу не догадался?..
Сашка судорожно схватил воздух ртом, приподнялся и на подгибающихся ногах побрел к выходу из зала. В ушах звенело.
«Господи! Что происходит?!»
— Неля, — услышал он за спиной тревожный дядькин голос. — Надо Федору Ивановичу звонить.
— Я позвоню...
Сашку приняли под локоток и провели в большую, отделанную светло-желтым кафелем кухню. Проверили паспорт, заглянули в листок убытия, усадили на табурет и начали при понятых запечатывать изъятое в большой коричневый конверт, наклеивать поверх швов бумажные квадратики с голубым оттиском печати и составлять протокол. А там, в зале, уже вовсю спорили оставшиеся милиционеры и категорически несогласный с происходящим хозяин дома.
— Я этого так не оставлю! Я до Хомякова дойду!
Ему сунули протокол на подпись, и Сашка, убедившись, что его заявление о том, что никакое «вещество растительного происхождения» он в город не ввозил, отобразили в документе, поставил размашистую подпись, встал, послушно завел руки назад и ощутил, как жестко и холодно защелкнулись на них узкие металлические браслеты.