Капитан сказал:
- В звоночек-то ведь звонил? Вот в этот звоночек?
И он стал пальцем показывать. Показывал, показывал, да вдруг и
позвонил.
А я сказал:
- Вот теперь вы будете говорить, что надо.
Капитан сказал:
- Вот и скажу, чтоб этого мальчика ко мне наверх унесли, где колесо
крутят.
И пришла эта тетя, в белом переднике. А капитан сказал:
- Принесите этому мальчику чашку шоколада из буфета. Это не он мячик
бросил. У него у самого чуть мячик не пропал.
И сказал:
- До свиданья.
А бабушка сказала:
- Извините.
Потом бабушка рассказала, что капитан очень испугался, потому что
думал, что человек упал. И что все очень кричали. А потом он увидел, что это
мячик, а вовсе не человек. Он в бинокль посмотрел. В бинокль все видно, даже
если очень далеко.
Капитан лодку послал, чтобы круги все собрали и привезли на пароход.
А то их прямо сто штук выкинули. А может быть, и не сто.
Потом тетя мне шоколад принесла и прянички. Бабушка сказала, что они
бисквиты. Они совсем как пустые и очень вкусные.
А мячик высох, и бабушка его сложила в чемодан. И сказала, что до
самого Киева не будет давать. А в Киеве я буду им играть.
Я капитана теперь не стал бояться. Потому что он знает, что мячик не я
закинул в воду, а Витька. А в звоночек так он тоже небось позвонил.
И я пошел с бабушкой наверх, где видно, как матросы колесо крутят. И
видно, как капитан стоит. Или еще какой другой главный, который матросам
говорит, что им делать. Я никого не боялся. Потому что все равно никого
главнее капитана нет.
Бабушка сказала, что мы теперь на самом переде парохода и самый перед
называется нос.
Там вперед торчала палка. Очень тонкая. А на палке висел, бабушка
сказала, якорь. Он очень большой и железный. И он сделан из больших крючков.
Сначала идет палка железная, а книзу из нее выходят крючки. И от якоря к
пароходу идет цепь.
Я спросил бабушку:
- Почему якорь?
Бабушка говорит:
- Не почему якорь, а для чего якорь.
И что он для того, чтобы пароход мог стоять, где хочет. Захочет - у
берега, а как захочет - прямо на середине реки. Возьмет и станет, ему все
равно, что нет пристани. Матросы возьмут да пустят якорь в реку. А он на
самое дно потонет. И за дно своими крючками как вцепится! Так и будет
держаться. Прямо как когтями. А пароход к якорю цепочкой привязан. Сколько
захочет, столько и будет стоять.
Потом приходил матрос Гриша, мой знакомый, и говорил, как они мячик
доставали. Он думал, что я нарочно кинул. А я ему сказал, что это Витька
ногой. Гриша сказал, что Витьке надо уши надрать. Я просил Гришу, чтоб
посмотреть якорь.
Гриша сказал бабушке:
- Можно, мы с гражданином пойдем якорь смотреть?
Бабушка сказала, что можно и что она тоже хочет якорь смотреть.
Мы на самый-самый нос пошли. И видали, какие у якоря крючки. Они
толстые, как у меня рука. Нет, еще даже толще - как нога. А на другом конце
у якоря кольцо. И потом цепь идет. В пароход. Я спросил Гришу, когда якорь
будут бросать: скоро или кет.
Гриша сказал, что сегодня не будут, а завтра, наверное, будут. Только
ночью. Я тогда спать буду.
Бабушка сказала, что это ничего, что я спать буду. Зато мы сейчас
пойдем кухню смотреть. Гриша бабушке сказал, что надо кухню смотреть. И
сказал, что у них три кухни. И там все время жарят.
Мы с бабушкой пошли по лестнице вниз, там тоже была палуба. Только
загородка кругом не из решетки, а как забор. И там было много людей. У них
были узлы и всякие мешки, и они на них сидели и курили папиросы. И все
говорили очень громко. Бабушка сказала, что им недалеко ехать и они скоро
будут выходить, а потом другие будут приходить. И тоже ехать. Там была одна
каюта. У нее двери не было, а просто загорожено досочкой. А там чай дают. И
баранки. И яблоки. И еще рыбу. Я стал бабушку просить, чтобы она мне купила
такую рыбу. А бабушка сказала, что эта рыба очень соленая и я ее есть не
буду. Бабушка только купила мне два яблока.
Потом была еще дверь, и там был дядя, очень толстый. Весь в белом, и на
голове у него - белая шапка, как пузырь. В этой каюте плита, только не как у
нас дома, а вся железная. На ней кастрюли стоят, большие, как ведра. И еще
сковородки. Бабушка сказала, что это кухня и дядя-повар. Он варит обед, и
ему очень жарко. Оттого он такой красный.
Дядя-повар увидал меня, что я гляжу, подошел к самой двери и говорит:
- Ты что на обед хочешь? Пирожное, наверное, на обед хочешь?
А я сказал:
- Не хочу пирожного.
А повар сказал, что я молодец. И чтобы я ел на обед рыбу с картошкой. И
что он очень вкусную сделает, лучше даже пирожного.
Бабушка сказала, что мы непременно попросим рыбу.
Повар вдруг испугался и побежал к плите. Он закричал:
- Ой! Ой! Котлеты горят!
Я стал смотреть, как горят. Бабушка мне сказала, что это значит - очень
зажарились, а никакого огня не будет. Я думал, что как пожар. Потом мы с
бабушкой над этим все смеялись: котлеты горят!
Вдруг пароход загудел. Все люди встали и начали мешки подымать. Колеса
перестали шлепать, и пароход стукнулся так, что я чуть не упал, и бабушка
тоже. А одна тетя совсем упала и корзинку уронила, и сама засмеялась. Это
потому, что пароход в пристань стукнулся.
Мы к пристани пришли. И все стали выходить.
Матрос Гриша кричал:
- Успеете! Успеете!
А они все равно толкались.
Один маленький мальчик заплакал: его затолкали. Гриша как схватит его и
сразу наверх поднял. Потом его маме отдал. Бабушка говорила, зачем мама его
на руки не взяла. А эта мама ей сказала, что у ней две корзинки и она не
может взять мальчика.
Гриша сказал:
- Давайте корзинки. А мальчика берите на руки.
Гриша понес корзинки, а тетя - мальчика. Мальчик не стал больше
плакать. Потом Гриша увидал меня и говорит:
- А ты, Алешка, дальше едешь?
Бабушка сказала, что нам еще далеко-далеко.
И мы потом долго ехали на пароходе, и был через реку мост. Он шел
сверху. А мы проехали внизу, как будто в ворота. Потому что мост был очень
высоко. По этому мосту поезд шел.
Я видел, как паровоз пар пускал и свистел. Только пароход громче
свистит.
Я хотел бросить мишку в воду и чтобы его потом спасли, как мячик, а
бабушка сказала, что его спасать не будут. А что он сначала поплавает, а
потом намокнет и утонет. А я все-таки просил.
Бабушка достала много веревочек и их связала, и сделалась очень длинная
веревка. Потом мы мишку привязали очень-очень крепко. И стали через
загородку спускать его в воду.
Все люди смотрели, что мы делаем. А бабушка говорила, что мы мишку
купаем. Мишка совсем не тонул. А только по воде кувыркался и прыгал. Пароход
его очень скоро тянул. Потом мы его вытащили. Он был мокрый, только не
очень. И все смеялись, что мишка купался. И говорили, что теперь меня надо
привязать на веревку и тоже пустить в воду. А я не боялся, потому что они
шутят.
Ночью бабушка меня разбудила и одела. Сказала, что сейчас пароход
придет к пристани и мы выйдем и поедем по железной дороге, и опять сядем на
другой пароход. На том пароходе мы приедем в Киев. А сейчас надо идти
прощаться с капитаном и с Гришей. Мы пошли к капитану в каюту. Бабушка
постучала и сказала:
- Товарищ капитан!
А он оттуда ответил:
- Кто там? Войдите.
И открыл дверь.
У капитана целая комната. На стене - карточки, и на одной карточке был
пароход. А на другой, кругленькой, были мальчик и девочка. Капитан сказал,
что это его дети. И что мальчик с ним ездил, только прошлый раз. Я мог бы с
ним играть. Потому что ему пять лет. Потом капитан подарил мне карточку с
нашим пароходом и спросил меня, как пароход называется.
Я сказал:
- Знаю, "Партизан".
Капитан говорит:
- Ну, значит, молодчина.
А бабушка сказала:
- Прощайте, мы сейчас выходим.
А я рассказал, что мы купали мишку, и сказал, что я тоже буду
капитаном. И мы с бабушкой пошли искать Гришу. Мы с ним стали прощаться. А
он говорил, что не надо. Что он нам непременно вещи вынесет.
И меня посадит на автомобиль, чтоб ехать на железную дорогу.
Мне очень не хотелось уходить. Я хотел плакать. Бабушка сказала, чтоб я
не плакал и даже чтоб не начинал. Гриша будет смеяться и скажет: рева. А
если рева, то все равно капитаном не буду. А чтоб лучше я спел чего-нибудь.
Я ничего не стал петь.
А тут пароход зашатало.
Значит, мы приехали и толкнулись в пристань. Бабушка ушла.
А потом пришел Гриша, завязал поясом чемоданы да прямо через плечо
повесил. Гриша меня за руку взял. Он очень сильно взял.
А я не сказал, что больно.
Я спросил:
- А бабушка на автомобиле?
Гриша сказал:
- На извозчике.
И как пошел, прямо со всей силы. И прямо на пристань и потом прямо по
мостику, и там бабушка. Она на извозчике сидела. Бабушка меня посадила
рядом. А потом Гриша вещи наши поставил и потом еще сказал:
- Ну, прощайте!
И стал с бабушкой прощаться.
А бабушка закричала:
- Ой, милый, руку поломал!
А Гриша не поломал. Он очень крепко взял, оттого что он очень сильный.
Гриша сказал:
- Ах, извините, бабушка.
А потом Гриша взял меня и поцеловал и опять меня посадил и говорит:
- Ну, прощай, Алешка! Смотри, будь капитаном.
И шапкой нам Гриша махал.
А мы на извозчике поехали на вокзал.
Потом мы ехали по железной дороге и опять на другом пароходе, по реке.
Бабушка сказала, что это очень большая река. Называется Днепр. И что около
самой реки будет большой город. Это и будет Киев. Там очень хорошо. И там
живет бабушка. В Киеве, бабушка сказала, есть такие комнаты, и там можно
всякую игрушку взять и поиграть. А когда не захочется, отдать назад, и тебе
другую игрушку дадут. И так можно много-много раз. Сколько хочешь. И еще в
Киеве есть такой дом, куда все дети приходят, и там очень интересно.
И мы с бабушкой туда пойдем, и, может быть, мне там дадут ружье. И я
буду ходить и петь.
Большие мальчики там делают самолетики, которые сами летают. И что я
потом буду делать тоже самолетики.
Мне очень захотелось, чтобы скорее был Киев.
И я все глядел вперед и кричал:
- Бабушка, вон Киев!
А бабушка все говорила, что это не Киев, а деревня. И что там в садах
растут вишни. И яблоки. И еще груши и сливы. И мы потом будем из слив варить
варенье.
Вдруг один дядя закричал:
- Смотрите, смотрите: невод!
И все стали смотреть на берег. Мы с бабушкой тоже стали смотреть.
Все кричали:
- Невод! Невод!
А там на реке была большая лодка, красная, и я думал, что эта лодка -
невод, и сказал:
- Какой красный невод!
И все стали смеяться.
Бабушка мне сказала, что невод - это не лодка, а сетка. Она большая. Ее
кидают в реку, а потом тянут к берегу и сгребают рыбу. Я хотел посмотреть,
как сгребают, но мы уже проехали. Я только видел, что там, на берегу, много
людей.
Бабушка сказала, что это ничего, что мы проехали. В Киеве есть невод
еще лучше, и мы с бабушкой пойдем смотреть, и я увижу, какие рыбы всякие
бывают в реке. И есть рыба щука. Она может так укусить, что даже может палец
откусить. И она маленьких уток, совсем маленьких, которые еще утята, тоже
хватает. И съедает. И всяких рыб тоже глотает. Только раков не может
глотать. И что мы пойдем смотреть на невод и что мне покажут щуку.
Мы с бабушкой обедали, и я ел куриную ножку.
Один дядя посмотрел в окно и сказал очень громко:
- Ого-го-г-о-го! Уже Киев видно!
А я не хотел есть, а хотел, чтоб посмотреть Киев. Бабушка сказала, что
еще далеко. А я все равно не стал есть.
Бабушка вытерла мне руки, и я побежал на палубу смотреть.
Я хотел смотреть, а смотреть не мог. Все хотели смотреть - стали и
загородили.
А один матрос увидал, что я хочу смотреть, и сказал:
- А ну, давай пойдем.
И мы как пошли, и прямо на лестницу к капитану. Только не к капитану, а
где ведра стояли.
Там ведра деревянные стояли. Матрос сказал - они чтоб помогать пожар
заливать.
Он сказал мне:
- Держись за ведра.
А у них ручки из веревки. Они толстые. Они прямо как железные. Я за эту
веревку стал держаться. А матрос говорит:
- Гляди, вон Киев!
А там все деревья и немного домов. А потом стало много домов видно. И
пароходов всяких много. И лодок очень много. Наш пароход как загудел в
гудок, так ведро стало прыгать.
А потом я услышал, что бабушка кричит:
- Алеша! Алеша! Куда ты делся?
А я не делся, я наверху. Я сначала не кричал, а потом крикнул:
- А я тут!
Бабушка все смотрела, где я. А я наверху.
Я еще закричал:
- А я тут! А я тут!
И все стали смотреть на меня и смеяться. Бабушка тоже посмотрела.
Бабушка закричала:
- Ну, держись крепче!
Это потому, что загородки не было.
А у меня зато ведра были. Они в ряд стояли. Там длинная-длинная
скамеечка. И в ней дырки большие. А в эти дырки ведра поставлены. Они ни за
что не упадут.
Бабушка ко мне пришла и стала рукой ведро толкать. Думала, оно упадет.
А оно не упало.
Бабушка сказала, что она боялась, что я упаду.
А я сказал:
- Ха-ха-ха! Это дядя-матрос меня сюда привел, чтоб я Киев посмотрел.
Я очень хотел увидать бабушкин дом, где мы будем жить.
А бабушка сказала, что его все равно не видно и чтоб идти мишку прятать
и вещи все, и мы пошли в каюту.
А потом пришел этот матрос и сказал, чтоб мы его ждали. Потому что он
придет и наши вещи вынесет. А что сейчас пристань будет и ему надо идти
помогать пароход привязывать.
Потом пароход толкнуло.
Бабушка сказала:
- Ну, приехали.
И все стали топать, все стали выходить, а мы не стали.
Бабушка сказала:
- Не вертись, успеем. Придет матрос и возьмет вещи.
А никто не приходил. И матрос не приходил.
Бабушка пошла посмотреть: может быть, он не может прийти, и велела,
чтоб я сидел в каюте. Вдруг матрос пришел.
Он очень скоро схватил наши вещи и все говорил:
- Пошли, Алешка, пошли. Я извозчика нашел.
Мы опять на извозчике поехали.
Мы тихо поехали, потому что вверх. А потом опять скоро, и там улицы и
трамваи, только не как в Москве. В Москве они побольше.
И вдруг бабушка закричала:
- Стойте!
И потом сказала:
- Ну, дома.
Я стал смотреть, какой дом. А он очень большой. И вдруг пришел дядя и
стал наши чемоданы забирать. А это дядя-дворник. И он говорит:
- Ну як, Марья Васильевна? Ну як там?
А я не знал, что это "як", а потом узнал. Мы с бабушкой пошли в дверь.
А там лестница. Я бабушке говорил, чтоб скорей идти, где она живет.
Бабушка сказала, что мы сначала пойдем за кошкой. Бабушка свою кошку
отдала одной тете. Чтоб она ее кормила. А то бабушка уехала, и кошка одна
осталась. Мы пошли по лестнице. Немножко прошли, и бабушка говорит:
- А хочешь, мы наверх поднимемся без всякой лестницы?
А я закричал:
- Я знаю, это лифт! И там дядя-лифтер с пуговками.
Бабушка сказала:
- А вот и нет лифтера. Сами поедем.
Мы подошли к дверке. И около дверки были кнопочки, как для звонка.
Бабушка надавила одну кнопочку, и за дверью загудело. А потом что-то
щелкнуло. Бабушка открыла дверь. А там уж лифт стоит. Только совсем
маленький. Как будто шкафик. Мы туда вошли. Бабушка закрыла все двери и
нажала кнопочку, как будто она не бабушка, а лифтер. Я думал, ничего не
выйдет. А мы поехали. Я обрадовался и стал хлопать в ладоши и кричать:
- Ай, бабушка! Ай, бабушка!
А бабушка нарочно завезла меня на самый верх, а потом немножко вниз.
Лифт остановился, мы открыли дверь и вышли на лестницу и снова двери
закрыли. Потом бабушка нажала кнопку около двери, и лифт сам пошел вниз. В
лифте никого не было. Мы с бабушкой позвонили в квартиру, и отворила
девочка.
Она закричала:
- Ах, вы приехали! А это, наверное, Алеша.
И сказала, что она сейчас принесет бабушкину кошку Пуму. Пума очень
обрадовалась и стала мордочкой тыкать бабушку в ноги и мурлыкать. Я думал,
что она запачканная. А это она не запачканная, это шерсть у нее разными
кусками, всякими - черными и желтыми. Очень смешная. Потом девочка бабушке
ключ дала, и мы пошли в другую дверь.
Бабушка говорит:
- Вот тут я живу. Вот посмотри.
А ничего не было видно. Потому что все было газетами закрыто. Бабушка
сказала, чтоб я ушел - сейчас будет пыль. А я все равно не ушел. И мы с
бабушкой стали газеты снимать. А я снял газеты и увидел, что это плита. И
бабушка сняла газеты. А там за газетами - полка. Это на стене полка, даже
две полки. Только они газетами были завешены. А на полках - разные
кастрюлечки, и все блестят. И чайнички и кувшинчики. И еще сковородки и
потом мельница, которая для кофе.
Кошка вскочила на плиту и стала все нюхать. А там, на плите, была
черная коробочка, круглая, большая. Только сверху она очень смешная. У ней
сверху не крышка, а каменный кружок. А в кружке канавка. Канавка идет кругом
по всей крышке. А сбоку из этой коробочки торчат две медные палочки. А сама
коробочка железная. Кошка стала коробочку нюхать.
А я закричал:
- Почему?
Бабушка сказала:
- Опять почему?
А я сказал:
- Коробочка. Почему коробочка?
А потом сказал:
- Бабушка, какая это коробочка?
Бабушка говорит:
- Ага! Вот сейчас увидишь, что будет.
Принесла белый шнурок. У него две белые трубочки на одном конце, а на
другом - два гвоздика. Бабушка трубочки надела на коробочку, прямо на
палочки, которые из нее торчат. Потом схватила шнурок за другой конец, где у
него медные гвоздики, и засунула в стенку. А в стенке были две дырочки.
Я не знал, что будет, и ушел от плиты и сел на лавку.
Бабушка говорит:
- Ты не бойся, чего ты убежал!
А я скорей стал ногами на лавку и сказал, что я не боюсь, а это чтобы
лучше было видно. А там коробочка вся сверху засветилась, и в канавках, на
крышке, стало красно, как уголья. Я стоял и смотрел, а подходить не хотел.
Бабушка засмеялась и говорит:
- Это электрическая плитка. На ней можно чай варить, яичницу жарить,
молоко кипятить. Иди, - говорит, - посмотри, какой жар.
Бабушка стала над плиткой рукой водить.
Я пошел смотреть, какой жар. А это в канавках проволочки. И они все
стали красные от жару. Бабушка сказала, что это электричество идет и греет.
И я тоже руку держал над плиткой. И от нее тепло, как от огня. Кошка легла
около плитки и не боялась.
Вдруг в дверь позвонили, и пришла девочка, которая бабушке кошку
давала.
Бабушка сказала:
- Ты что, Клавдя?
А Клавдя говорит:
- Я пришла вам помогать.
Бабушка говорит:
- Поставь воду на газ.
Я хотел сказать "почему" и не сказал. И смотрел. А Клавдя подошла к
плите, повернула краник и потом в плиту спичкой, прямо сверху. И вдруг в
плите как пыхнуло: "Пых!" И даже немножко выстрелило. И там, в плите,
загорелся синий огонь. Очень синий. Клавдя поставила сверху большую
кастрюлю. Прямо как ведро. Это чтоб воду кипятить.
Я пошел к плите - смотреть, почему газ.
Клавдя стала говорить:
- Ага, вот и не знаешь, какой газ! А он по трубочке идет. Захочу вот -
хоп!
А я говорю:
- Какой хоп?
А Клавдя краник закрыла, огонь чуть хлопнул и погас.
А потом Клавдя говорит:
- А сейчас я захочу, и - хоп!
И опять краник повернула и зажгла спичкой. И снова пыхнуло, и загорелся
синий огонь.
Клавдя опять сказала "ага". Она все - "ага".
- Ага, у вас такого нету. Ага, у вас дрова жгут. Ага, у нас
электрическая печка.
Я сказал:
- И не ага, не ага! И у меня мячик есть. Как лепешка.
А Клавдя сказала:
- Ты его раздавил, потому и лепешка. Ага!
А я стал говорить:
- Не ага, не ага...
Бабушка сказала мне:
- Перестань сейчас же!
А потом сказала Клавде:
- Смотри, Клавдя, уже кипит. Сними кастрюлю и потуши газ и плитку
электрическую.
Клавдя сняла кастрюлю и опять краник закрыла, а я хотел, что пусть
знают, что я не боюсь: я подбежал к плитке электрической и стал дуть, чтоб
потушить. Она не тухла и все равно была красная.
Клавдя, противная, стала хлопать в ладоши и на ножке прыгать и кричать:
- Ага! Ага! Ага!
И потом пальцем стала показывать. И еще кричать и петь:
- Вот смотрите! Вот смотрите! Как он дует! Не задует! Ай-ай-ай! Ага!
Ага!
Я еще дунул со всей силы и заплакал. И к бабушке скорей побежал. И стал
плакать еще больше, зачем плитка не тухнет и Клавка дразнит. Бабушка мне
сказала, чтоб я стал на табуретку и чтоб я рукой взял за шнурок, где он
в стенку воткнут. И чтоб дернул. И тогда плитка потухнет.
Я немножко боялся, а все-таки полез. Клавка хотела раньше меня дернуть
шнурок. А я скорей сам дернул. Шнурок так и вылетел из стенки. Там у него на
конце черная коробочка. Из нее два гвоздика торчат. Они так из стенки и
выскочили, как я за шнурок дернул. Я посмотрел на плитку. Она еще немножко
красная была, а потом потухла.
Я Клавке сказал, даже закричал нарочно:
- Ага!
А бабушка говорит:
- Теперь вставь обратно, как было.
Я стал эти медные гвоздики вставлять и не мог попасть в дырочки. Я
потому не мог, что Клава все хотела вырвать. А бабушка ей не дала. Бабушка
сама взяла мою руку и моей рукой вставила эти гвоздики в самые дырочки. И
плитка опять загорелась. А потом я сам вынул обратно, и плитка потухла.
Я тоже говорил Клаве:
- Ага! Ага!
И зажигал и тушил. Бабушка сказала, что это штепсель, где дырочки. А
где гвоздики медненькие, это вилка.
Я сказал:
- Ха-ха-ха! Вилка! И вовсе не вилка! И совсем не вилка! А просто рожки.
И стал говорить:
- Рожки! Рожки! Рожки!
Клава кричала:
- А вот вилка! Вилка! Вилка!
Бабушка сказала:
- Фу, гадость какая! Слезай сейчас же с табуретки.
А потом сказала Клаве:
- А ты не егози. Большая, а такая глупая.
Клавдя достала с полки кастрюльку. Она была очень чистенькая, прямо как
серебряная. У ней внизу торчали две медненькие палочки. Клавдя сказала, что
она нальет в кастрюльку воды и поставит кастрюльку на стол, а не на плиту, и
вода сама закипит.
Я спросил бабушку:
- Правда?
Бабушка сказала, что правда.
А только вода не сама закипит, а потому что под кастрюлькой внизу
плитка электрическая навсегда приделана. И если шнурок электрический
провести, как вот к плитке, так вода закипит. Потому что плитка там
разогреется, а вовсе не сама.
А все равно я хотел, чтобы вода закипела и чтоб не на плите, а на
столе. Потому что я думал, что она, может быть, и не закипит. Я сказал
Клавде: пусть нальет воды и пусть на столе закипит. А Клавдя стала кричать:
- Не верит! Он не верит!
Она скорей схватила кастрюльку и налила воды. И шнурок провела от
кастрюльки к дырочкам, которые на стенке. Я залез на табуретку, чтоб
смотреть, как на столе вода закипит в кастрюльке. Она сначала не кипела. И я
все пальцем пробовал ее тихонько. Вода потом стала теплей. А потом совсем
стала теплая, и я не хотел палец туда макать. Потом пошли пузырьки, и Клавдя
стала кричать "ага" и стала мне нос показывать, только чтоб бабушка не
видала. Бабушка опять сказала:
- Не егози! И выдерни шнурок.
Клавдя не стала егозить. Мы пошли с ней снимать газеты, которые у
бабушки в комнате.
Мы как сняли все газеты со стенок, так там у бабушки на стенках все
картинки, картинки. Только не картинки, а они ниточками вышиты. Гуси идут, а
мальчик их веточкой подгоняет. И гуси все белой ниточкой вышиты, а трава
зеленой ниточкой. У мальчика рубашка тоже из ниточек и глаза тоже.
А потом один дядя на лошади сделан.
Клавдя сказала, что это Ворошилов. Бабушка сказала, что он самый
главный военный.
Потом был коврик. Весь из ленточек. Он на стенке висел. И еще коврик.
Только поменьше. Он на столике лежал, и на нем всякие цветы были нашиты из
разных тряпочек: красные, желтые и маленькие синенькие.
Клавдя говорит:
- Это не коврик, а скатерть. Это я сделала.
А я сказал, что вовсе не она, а это бабушка все сделала, и потому
комната такая красивая. Как будто в саду. Даже еще красивей.
Мы с Клавдей стали кричать, потому что я говорил, что "бабушка", а она
говорила, что "не бабушка", а "девочки", и что она больше всех шила, и что
она самая главная, и она скатерть сделала и все цветы.
А газеты мы все равно убирали, и Клавдя вытирала стол. Вдруг бабушка
пришла и сразу постелила на стол скатерть. Только простую, белую. И
поставила на стол очень большую яичницу. И сказала, чтобы мы с Клавдей шли
мыть руки. А руки мыть очень было смешно, потому что из одного крана бежит
горячая вода, а из другого холодная. Можно дырочку в раковине закрыть медной
пробочкой и напустить в раковину воды. А это не раковина, а умывальник. Он
фарфоровый и очень чистый. В нем можно сделать какую хочешь воду. Мы с
Клавдей сделали теплую. А потом пустили горячей и стали держать - кто скорей
вынет руки. Рукам стало совсем горячо.
А бабушка все равно слышала, что мы делаем.
Пришла и говорит:
- Не выдумывайте глупостей! Ошпариться захотели!
Я руки поскорей вытянул, потому что все равно очень горячо. Они стали
красные-красные. Я говорил "шпариться" и смеялся.
Бабушка говорила:
- Ну, ладно. Садитесь за стол.
Мы стали есть яичницу. И я сказал, зачем Клавдя врет, что она скатерть
сделала и все цветы пришила, и сказал, что все это бабушка сделала.
Бабушка сказала, что она здесь ничего не сделала, а все это делали
девочки, и Клавдя тоже. А бабушка только показывала.
Клавдя закричала: "Ага, ага!" - и высунула язык. А на языке яичница.
Бабушка сказала, чтоб Клавдя язык назад засунула. А мне сказала, что мы
пойдем, где девочки вышивают. Там бабушка их учит, как вышивать нитками
всякими - и красными, и синими, и желтыми, - чтоб выходили картинки. И как
из тряпочек вырезать цветочки и листики и делать скатерти и картинки. Еще
- В звоночек-то ведь звонил? Вот в этот звоночек?
И он стал пальцем показывать. Показывал, показывал, да вдруг и
позвонил.
А я сказал:
- Вот теперь вы будете говорить, что надо.
Капитан сказал:
- Вот и скажу, чтоб этого мальчика ко мне наверх унесли, где колесо
крутят.
И пришла эта тетя, в белом переднике. А капитан сказал:
- Принесите этому мальчику чашку шоколада из буфета. Это не он мячик
бросил. У него у самого чуть мячик не пропал.
И сказал:
- До свиданья.
А бабушка сказала:
- Извините.
Потом бабушка рассказала, что капитан очень испугался, потому что
думал, что человек упал. И что все очень кричали. А потом он увидел, что это
мячик, а вовсе не человек. Он в бинокль посмотрел. В бинокль все видно, даже
если очень далеко.
Капитан лодку послал, чтобы круги все собрали и привезли на пароход.
А то их прямо сто штук выкинули. А может быть, и не сто.
Потом тетя мне шоколад принесла и прянички. Бабушка сказала, что они
бисквиты. Они совсем как пустые и очень вкусные.
А мячик высох, и бабушка его сложила в чемодан. И сказала, что до
самого Киева не будет давать. А в Киеве я буду им играть.
Я капитана теперь не стал бояться. Потому что он знает, что мячик не я
закинул в воду, а Витька. А в звоночек так он тоже небось позвонил.
И я пошел с бабушкой наверх, где видно, как матросы колесо крутят. И
видно, как капитан стоит. Или еще какой другой главный, который матросам
говорит, что им делать. Я никого не боялся. Потому что все равно никого
главнее капитана нет.
Бабушка сказала, что мы теперь на самом переде парохода и самый перед
называется нос.
Там вперед торчала палка. Очень тонкая. А на палке висел, бабушка
сказала, якорь. Он очень большой и железный. И он сделан из больших крючков.
Сначала идет палка железная, а книзу из нее выходят крючки. И от якоря к
пароходу идет цепь.
Я спросил бабушку:
- Почему якорь?
Бабушка говорит:
- Не почему якорь, а для чего якорь.
И что он для того, чтобы пароход мог стоять, где хочет. Захочет - у
берега, а как захочет - прямо на середине реки. Возьмет и станет, ему все
равно, что нет пристани. Матросы возьмут да пустят якорь в реку. А он на
самое дно потонет. И за дно своими крючками как вцепится! Так и будет
держаться. Прямо как когтями. А пароход к якорю цепочкой привязан. Сколько
захочет, столько и будет стоять.
Потом приходил матрос Гриша, мой знакомый, и говорил, как они мячик
доставали. Он думал, что я нарочно кинул. А я ему сказал, что это Витька
ногой. Гриша сказал, что Витьке надо уши надрать. Я просил Гришу, чтоб
посмотреть якорь.
Гриша сказал бабушке:
- Можно, мы с гражданином пойдем якорь смотреть?
Бабушка сказала, что можно и что она тоже хочет якорь смотреть.
Мы на самый-самый нос пошли. И видали, какие у якоря крючки. Они
толстые, как у меня рука. Нет, еще даже толще - как нога. А на другом конце
у якоря кольцо. И потом цепь идет. В пароход. Я спросил Гришу, когда якорь
будут бросать: скоро или кет.
Гриша сказал, что сегодня не будут, а завтра, наверное, будут. Только
ночью. Я тогда спать буду.
Бабушка сказала, что это ничего, что я спать буду. Зато мы сейчас
пойдем кухню смотреть. Гриша бабушке сказал, что надо кухню смотреть. И
сказал, что у них три кухни. И там все время жарят.
Мы с бабушкой пошли по лестнице вниз, там тоже была палуба. Только
загородка кругом не из решетки, а как забор. И там было много людей. У них
были узлы и всякие мешки, и они на них сидели и курили папиросы. И все
говорили очень громко. Бабушка сказала, что им недалеко ехать и они скоро
будут выходить, а потом другие будут приходить. И тоже ехать. Там была одна
каюта. У нее двери не было, а просто загорожено досочкой. А там чай дают. И
баранки. И яблоки. И еще рыбу. Я стал бабушку просить, чтобы она мне купила
такую рыбу. А бабушка сказала, что эта рыба очень соленая и я ее есть не
буду. Бабушка только купила мне два яблока.
Потом была еще дверь, и там был дядя, очень толстый. Весь в белом, и на
голове у него - белая шапка, как пузырь. В этой каюте плита, только не как у
нас дома, а вся железная. На ней кастрюли стоят, большие, как ведра. И еще
сковородки. Бабушка сказала, что это кухня и дядя-повар. Он варит обед, и
ему очень жарко. Оттого он такой красный.
Дядя-повар увидал меня, что я гляжу, подошел к самой двери и говорит:
- Ты что на обед хочешь? Пирожное, наверное, на обед хочешь?
А я сказал:
- Не хочу пирожного.
А повар сказал, что я молодец. И чтобы я ел на обед рыбу с картошкой. И
что он очень вкусную сделает, лучше даже пирожного.
Бабушка сказала, что мы непременно попросим рыбу.
Повар вдруг испугался и побежал к плите. Он закричал:
- Ой! Ой! Котлеты горят!
Я стал смотреть, как горят. Бабушка мне сказала, что это значит - очень
зажарились, а никакого огня не будет. Я думал, что как пожар. Потом мы с
бабушкой над этим все смеялись: котлеты горят!
Вдруг пароход загудел. Все люди встали и начали мешки подымать. Колеса
перестали шлепать, и пароход стукнулся так, что я чуть не упал, и бабушка
тоже. А одна тетя совсем упала и корзинку уронила, и сама засмеялась. Это
потому, что пароход в пристань стукнулся.
Мы к пристани пришли. И все стали выходить.
Матрос Гриша кричал:
- Успеете! Успеете!
А они все равно толкались.
Один маленький мальчик заплакал: его затолкали. Гриша как схватит его и
сразу наверх поднял. Потом его маме отдал. Бабушка говорила, зачем мама его
на руки не взяла. А эта мама ей сказала, что у ней две корзинки и она не
может взять мальчика.
Гриша сказал:
- Давайте корзинки. А мальчика берите на руки.
Гриша понес корзинки, а тетя - мальчика. Мальчик не стал больше
плакать. Потом Гриша увидал меня и говорит:
- А ты, Алешка, дальше едешь?
Бабушка сказала, что нам еще далеко-далеко.
И мы потом долго ехали на пароходе, и был через реку мост. Он шел
сверху. А мы проехали внизу, как будто в ворота. Потому что мост был очень
высоко. По этому мосту поезд шел.
Я видел, как паровоз пар пускал и свистел. Только пароход громче
свистит.
Я хотел бросить мишку в воду и чтобы его потом спасли, как мячик, а
бабушка сказала, что его спасать не будут. А что он сначала поплавает, а
потом намокнет и утонет. А я все-таки просил.
Бабушка достала много веревочек и их связала, и сделалась очень длинная
веревка. Потом мы мишку привязали очень-очень крепко. И стали через
загородку спускать его в воду.
Все люди смотрели, что мы делаем. А бабушка говорила, что мы мишку
купаем. Мишка совсем не тонул. А только по воде кувыркался и прыгал. Пароход
его очень скоро тянул. Потом мы его вытащили. Он был мокрый, только не
очень. И все смеялись, что мишка купался. И говорили, что теперь меня надо
привязать на веревку и тоже пустить в воду. А я не боялся, потому что они
шутят.
Ночью бабушка меня разбудила и одела. Сказала, что сейчас пароход
придет к пристани и мы выйдем и поедем по железной дороге, и опять сядем на
другой пароход. На том пароходе мы приедем в Киев. А сейчас надо идти
прощаться с капитаном и с Гришей. Мы пошли к капитану в каюту. Бабушка
постучала и сказала:
- Товарищ капитан!
А он оттуда ответил:
- Кто там? Войдите.
И открыл дверь.
У капитана целая комната. На стене - карточки, и на одной карточке был
пароход. А на другой, кругленькой, были мальчик и девочка. Капитан сказал,
что это его дети. И что мальчик с ним ездил, только прошлый раз. Я мог бы с
ним играть. Потому что ему пять лет. Потом капитан подарил мне карточку с
нашим пароходом и спросил меня, как пароход называется.
Я сказал:
- Знаю, "Партизан".
Капитан говорит:
- Ну, значит, молодчина.
А бабушка сказала:
- Прощайте, мы сейчас выходим.
А я рассказал, что мы купали мишку, и сказал, что я тоже буду
капитаном. И мы с бабушкой пошли искать Гришу. Мы с ним стали прощаться. А
он говорил, что не надо. Что он нам непременно вещи вынесет.
И меня посадит на автомобиль, чтоб ехать на железную дорогу.
Мне очень не хотелось уходить. Я хотел плакать. Бабушка сказала, чтоб я
не плакал и даже чтоб не начинал. Гриша будет смеяться и скажет: рева. А
если рева, то все равно капитаном не буду. А чтоб лучше я спел чего-нибудь.
Я ничего не стал петь.
А тут пароход зашатало.
Значит, мы приехали и толкнулись в пристань. Бабушка ушла.
А потом пришел Гриша, завязал поясом чемоданы да прямо через плечо
повесил. Гриша меня за руку взял. Он очень сильно взял.
А я не сказал, что больно.
Я спросил:
- А бабушка на автомобиле?
Гриша сказал:
- На извозчике.
И как пошел, прямо со всей силы. И прямо на пристань и потом прямо по
мостику, и там бабушка. Она на извозчике сидела. Бабушка меня посадила
рядом. А потом Гриша вещи наши поставил и потом еще сказал:
- Ну, прощайте!
И стал с бабушкой прощаться.
А бабушка закричала:
- Ой, милый, руку поломал!
А Гриша не поломал. Он очень крепко взял, оттого что он очень сильный.
Гриша сказал:
- Ах, извините, бабушка.
А потом Гриша взял меня и поцеловал и опять меня посадил и говорит:
- Ну, прощай, Алешка! Смотри, будь капитаном.
И шапкой нам Гриша махал.
А мы на извозчике поехали на вокзал.
Потом мы ехали по железной дороге и опять на другом пароходе, по реке.
Бабушка сказала, что это очень большая река. Называется Днепр. И что около
самой реки будет большой город. Это и будет Киев. Там очень хорошо. И там
живет бабушка. В Киеве, бабушка сказала, есть такие комнаты, и там можно
всякую игрушку взять и поиграть. А когда не захочется, отдать назад, и тебе
другую игрушку дадут. И так можно много-много раз. Сколько хочешь. И еще в
Киеве есть такой дом, куда все дети приходят, и там очень интересно.
И мы с бабушкой туда пойдем, и, может быть, мне там дадут ружье. И я
буду ходить и петь.
Большие мальчики там делают самолетики, которые сами летают. И что я
потом буду делать тоже самолетики.
Мне очень захотелось, чтобы скорее был Киев.
И я все глядел вперед и кричал:
- Бабушка, вон Киев!
А бабушка все говорила, что это не Киев, а деревня. И что там в садах
растут вишни. И яблоки. И еще груши и сливы. И мы потом будем из слив варить
варенье.
Вдруг один дядя закричал:
- Смотрите, смотрите: невод!
И все стали смотреть на берег. Мы с бабушкой тоже стали смотреть.
Все кричали:
- Невод! Невод!
А там на реке была большая лодка, красная, и я думал, что эта лодка -
невод, и сказал:
- Какой красный невод!
И все стали смеяться.
Бабушка мне сказала, что невод - это не лодка, а сетка. Она большая. Ее
кидают в реку, а потом тянут к берегу и сгребают рыбу. Я хотел посмотреть,
как сгребают, но мы уже проехали. Я только видел, что там, на берегу, много
людей.
Бабушка сказала, что это ничего, что мы проехали. В Киеве есть невод
еще лучше, и мы с бабушкой пойдем смотреть, и я увижу, какие рыбы всякие
бывают в реке. И есть рыба щука. Она может так укусить, что даже может палец
откусить. И она маленьких уток, совсем маленьких, которые еще утята, тоже
хватает. И съедает. И всяких рыб тоже глотает. Только раков не может
глотать. И что мы пойдем смотреть на невод и что мне покажут щуку.
Мы с бабушкой обедали, и я ел куриную ножку.
Один дядя посмотрел в окно и сказал очень громко:
- Ого-го-г-о-го! Уже Киев видно!
А я не хотел есть, а хотел, чтоб посмотреть Киев. Бабушка сказала, что
еще далеко. А я все равно не стал есть.
Бабушка вытерла мне руки, и я побежал на палубу смотреть.
Я хотел смотреть, а смотреть не мог. Все хотели смотреть - стали и
загородили.
А один матрос увидал, что я хочу смотреть, и сказал:
- А ну, давай пойдем.
И мы как пошли, и прямо на лестницу к капитану. Только не к капитану, а
где ведра стояли.
Там ведра деревянные стояли. Матрос сказал - они чтоб помогать пожар
заливать.
Он сказал мне:
- Держись за ведра.
А у них ручки из веревки. Они толстые. Они прямо как железные. Я за эту
веревку стал держаться. А матрос говорит:
- Гляди, вон Киев!
А там все деревья и немного домов. А потом стало много домов видно. И
пароходов всяких много. И лодок очень много. Наш пароход как загудел в
гудок, так ведро стало прыгать.
А потом я услышал, что бабушка кричит:
- Алеша! Алеша! Куда ты делся?
А я не делся, я наверху. Я сначала не кричал, а потом крикнул:
- А я тут!
Бабушка все смотрела, где я. А я наверху.
Я еще закричал:
- А я тут! А я тут!
И все стали смотреть на меня и смеяться. Бабушка тоже посмотрела.
Бабушка закричала:
- Ну, держись крепче!
Это потому, что загородки не было.
А у меня зато ведра были. Они в ряд стояли. Там длинная-длинная
скамеечка. И в ней дырки большие. А в эти дырки ведра поставлены. Они ни за
что не упадут.
Бабушка ко мне пришла и стала рукой ведро толкать. Думала, оно упадет.
А оно не упало.
Бабушка сказала, что она боялась, что я упаду.
А я сказал:
- Ха-ха-ха! Это дядя-матрос меня сюда привел, чтоб я Киев посмотрел.
Я очень хотел увидать бабушкин дом, где мы будем жить.
А бабушка сказала, что его все равно не видно и чтоб идти мишку прятать
и вещи все, и мы пошли в каюту.
А потом пришел этот матрос и сказал, чтоб мы его ждали. Потому что он
придет и наши вещи вынесет. А что сейчас пристань будет и ему надо идти
помогать пароход привязывать.
Потом пароход толкнуло.
Бабушка сказала:
- Ну, приехали.
И все стали топать, все стали выходить, а мы не стали.
Бабушка сказала:
- Не вертись, успеем. Придет матрос и возьмет вещи.
А никто не приходил. И матрос не приходил.
Бабушка пошла посмотреть: может быть, он не может прийти, и велела,
чтоб я сидел в каюте. Вдруг матрос пришел.
Он очень скоро схватил наши вещи и все говорил:
- Пошли, Алешка, пошли. Я извозчика нашел.
Мы опять на извозчике поехали.
Мы тихо поехали, потому что вверх. А потом опять скоро, и там улицы и
трамваи, только не как в Москве. В Москве они побольше.
И вдруг бабушка закричала:
- Стойте!
И потом сказала:
- Ну, дома.
Я стал смотреть, какой дом. А он очень большой. И вдруг пришел дядя и
стал наши чемоданы забирать. А это дядя-дворник. И он говорит:
- Ну як, Марья Васильевна? Ну як там?
А я не знал, что это "як", а потом узнал. Мы с бабушкой пошли в дверь.
А там лестница. Я бабушке говорил, чтоб скорей идти, где она живет.
Бабушка сказала, что мы сначала пойдем за кошкой. Бабушка свою кошку
отдала одной тете. Чтоб она ее кормила. А то бабушка уехала, и кошка одна
осталась. Мы пошли по лестнице. Немножко прошли, и бабушка говорит:
- А хочешь, мы наверх поднимемся без всякой лестницы?
А я закричал:
- Я знаю, это лифт! И там дядя-лифтер с пуговками.
Бабушка сказала:
- А вот и нет лифтера. Сами поедем.
Мы подошли к дверке. И около дверки были кнопочки, как для звонка.
Бабушка надавила одну кнопочку, и за дверью загудело. А потом что-то
щелкнуло. Бабушка открыла дверь. А там уж лифт стоит. Только совсем
маленький. Как будто шкафик. Мы туда вошли. Бабушка закрыла все двери и
нажала кнопочку, как будто она не бабушка, а лифтер. Я думал, ничего не
выйдет. А мы поехали. Я обрадовался и стал хлопать в ладоши и кричать:
- Ай, бабушка! Ай, бабушка!
А бабушка нарочно завезла меня на самый верх, а потом немножко вниз.
Лифт остановился, мы открыли дверь и вышли на лестницу и снова двери
закрыли. Потом бабушка нажала кнопку около двери, и лифт сам пошел вниз. В
лифте никого не было. Мы с бабушкой позвонили в квартиру, и отворила
девочка.
Она закричала:
- Ах, вы приехали! А это, наверное, Алеша.
И сказала, что она сейчас принесет бабушкину кошку Пуму. Пума очень
обрадовалась и стала мордочкой тыкать бабушку в ноги и мурлыкать. Я думал,
что она запачканная. А это она не запачканная, это шерсть у нее разными
кусками, всякими - черными и желтыми. Очень смешная. Потом девочка бабушке
ключ дала, и мы пошли в другую дверь.
Бабушка говорит:
- Вот тут я живу. Вот посмотри.
А ничего не было видно. Потому что все было газетами закрыто. Бабушка
сказала, чтоб я ушел - сейчас будет пыль. А я все равно не ушел. И мы с
бабушкой стали газеты снимать. А я снял газеты и увидел, что это плита. И
бабушка сняла газеты. А там за газетами - полка. Это на стене полка, даже
две полки. Только они газетами были завешены. А на полках - разные
кастрюлечки, и все блестят. И чайнички и кувшинчики. И еще сковородки и
потом мельница, которая для кофе.
Кошка вскочила на плиту и стала все нюхать. А там, на плите, была
черная коробочка, круглая, большая. Только сверху она очень смешная. У ней
сверху не крышка, а каменный кружок. А в кружке канавка. Канавка идет кругом
по всей крышке. А сбоку из этой коробочки торчат две медные палочки. А сама
коробочка железная. Кошка стала коробочку нюхать.
А я закричал:
- Почему?
Бабушка сказала:
- Опять почему?
А я сказал:
- Коробочка. Почему коробочка?
А потом сказал:
- Бабушка, какая это коробочка?
Бабушка говорит:
- Ага! Вот сейчас увидишь, что будет.
Принесла белый шнурок. У него две белые трубочки на одном конце, а на
другом - два гвоздика. Бабушка трубочки надела на коробочку, прямо на
палочки, которые из нее торчат. Потом схватила шнурок за другой конец, где у
него медные гвоздики, и засунула в стенку. А в стенке были две дырочки.
Я не знал, что будет, и ушел от плиты и сел на лавку.
Бабушка говорит:
- Ты не бойся, чего ты убежал!
А я скорей стал ногами на лавку и сказал, что я не боюсь, а это чтобы
лучше было видно. А там коробочка вся сверху засветилась, и в канавках, на
крышке, стало красно, как уголья. Я стоял и смотрел, а подходить не хотел.
Бабушка засмеялась и говорит:
- Это электрическая плитка. На ней можно чай варить, яичницу жарить,
молоко кипятить. Иди, - говорит, - посмотри, какой жар.
Бабушка стала над плиткой рукой водить.
Я пошел смотреть, какой жар. А это в канавках проволочки. И они все
стали красные от жару. Бабушка сказала, что это электричество идет и греет.
И я тоже руку держал над плиткой. И от нее тепло, как от огня. Кошка легла
около плитки и не боялась.
Вдруг в дверь позвонили, и пришла девочка, которая бабушке кошку
давала.
Бабушка сказала:
- Ты что, Клавдя?
А Клавдя говорит:
- Я пришла вам помогать.
Бабушка говорит:
- Поставь воду на газ.
Я хотел сказать "почему" и не сказал. И смотрел. А Клавдя подошла к
плите, повернула краник и потом в плиту спичкой, прямо сверху. И вдруг в
плите как пыхнуло: "Пых!" И даже немножко выстрелило. И там, в плите,
загорелся синий огонь. Очень синий. Клавдя поставила сверху большую
кастрюлю. Прямо как ведро. Это чтоб воду кипятить.
Я пошел к плите - смотреть, почему газ.
Клавдя стала говорить:
- Ага, вот и не знаешь, какой газ! А он по трубочке идет. Захочу вот -
хоп!
А я говорю:
- Какой хоп?
А Клавдя краник закрыла, огонь чуть хлопнул и погас.
А потом Клавдя говорит:
- А сейчас я захочу, и - хоп!
И опять краник повернула и зажгла спичкой. И снова пыхнуло, и загорелся
синий огонь.
Клавдя опять сказала "ага". Она все - "ага".
- Ага, у вас такого нету. Ага, у вас дрова жгут. Ага, у нас
электрическая печка.
Я сказал:
- И не ага, не ага! И у меня мячик есть. Как лепешка.
А Клавдя сказала:
- Ты его раздавил, потому и лепешка. Ага!
А я стал говорить:
- Не ага, не ага...
Бабушка сказала мне:
- Перестань сейчас же!
А потом сказала Клавде:
- Смотри, Клавдя, уже кипит. Сними кастрюлю и потуши газ и плитку
электрическую.
Клавдя сняла кастрюлю и опять краник закрыла, а я хотел, что пусть
знают, что я не боюсь: я подбежал к плитке электрической и стал дуть, чтоб
потушить. Она не тухла и все равно была красная.
Клавдя, противная, стала хлопать в ладоши и на ножке прыгать и кричать:
- Ага! Ага! Ага!
И потом пальцем стала показывать. И еще кричать и петь:
- Вот смотрите! Вот смотрите! Как он дует! Не задует! Ай-ай-ай! Ага!
Ага!
Я еще дунул со всей силы и заплакал. И к бабушке скорей побежал. И стал
плакать еще больше, зачем плитка не тухнет и Клавка дразнит. Бабушка мне
сказала, чтоб я стал на табуретку и чтоб я рукой взял за шнурок, где он
в стенку воткнут. И чтоб дернул. И тогда плитка потухнет.
Я немножко боялся, а все-таки полез. Клавка хотела раньше меня дернуть
шнурок. А я скорей сам дернул. Шнурок так и вылетел из стенки. Там у него на
конце черная коробочка. Из нее два гвоздика торчат. Они так из стенки и
выскочили, как я за шнурок дернул. Я посмотрел на плитку. Она еще немножко
красная была, а потом потухла.
Я Клавке сказал, даже закричал нарочно:
- Ага!
А бабушка говорит:
- Теперь вставь обратно, как было.
Я стал эти медные гвоздики вставлять и не мог попасть в дырочки. Я
потому не мог, что Клава все хотела вырвать. А бабушка ей не дала. Бабушка
сама взяла мою руку и моей рукой вставила эти гвоздики в самые дырочки. И
плитка опять загорелась. А потом я сам вынул обратно, и плитка потухла.
Я тоже говорил Клаве:
- Ага! Ага!
И зажигал и тушил. Бабушка сказала, что это штепсель, где дырочки. А
где гвоздики медненькие, это вилка.
Я сказал:
- Ха-ха-ха! Вилка! И вовсе не вилка! И совсем не вилка! А просто рожки.
И стал говорить:
- Рожки! Рожки! Рожки!
Клава кричала:
- А вот вилка! Вилка! Вилка!
Бабушка сказала:
- Фу, гадость какая! Слезай сейчас же с табуретки.
А потом сказала Клаве:
- А ты не егози. Большая, а такая глупая.
Клавдя достала с полки кастрюльку. Она была очень чистенькая, прямо как
серебряная. У ней внизу торчали две медненькие палочки. Клавдя сказала, что
она нальет в кастрюльку воды и поставит кастрюльку на стол, а не на плиту, и
вода сама закипит.
Я спросил бабушку:
- Правда?
Бабушка сказала, что правда.
А только вода не сама закипит, а потому что под кастрюлькой внизу
плитка электрическая навсегда приделана. И если шнурок электрический
провести, как вот к плитке, так вода закипит. Потому что плитка там
разогреется, а вовсе не сама.
А все равно я хотел, чтобы вода закипела и чтоб не на плите, а на
столе. Потому что я думал, что она, может быть, и не закипит. Я сказал
Клавде: пусть нальет воды и пусть на столе закипит. А Клавдя стала кричать:
- Не верит! Он не верит!
Она скорей схватила кастрюльку и налила воды. И шнурок провела от
кастрюльки к дырочкам, которые на стенке. Я залез на табуретку, чтоб
смотреть, как на столе вода закипит в кастрюльке. Она сначала не кипела. И я
все пальцем пробовал ее тихонько. Вода потом стала теплей. А потом совсем
стала теплая, и я не хотел палец туда макать. Потом пошли пузырьки, и Клавдя
стала кричать "ага" и стала мне нос показывать, только чтоб бабушка не
видала. Бабушка опять сказала:
- Не егози! И выдерни шнурок.
Клавдя не стала егозить. Мы пошли с ней снимать газеты, которые у
бабушки в комнате.
Мы как сняли все газеты со стенок, так там у бабушки на стенках все
картинки, картинки. Только не картинки, а они ниточками вышиты. Гуси идут, а
мальчик их веточкой подгоняет. И гуси все белой ниточкой вышиты, а трава
зеленой ниточкой. У мальчика рубашка тоже из ниточек и глаза тоже.
А потом один дядя на лошади сделан.
Клавдя сказала, что это Ворошилов. Бабушка сказала, что он самый
главный военный.
Потом был коврик. Весь из ленточек. Он на стенке висел. И еще коврик.
Только поменьше. Он на столике лежал, и на нем всякие цветы были нашиты из
разных тряпочек: красные, желтые и маленькие синенькие.
Клавдя говорит:
- Это не коврик, а скатерть. Это я сделала.
А я сказал, что вовсе не она, а это бабушка все сделала, и потому
комната такая красивая. Как будто в саду. Даже еще красивей.
Мы с Клавдей стали кричать, потому что я говорил, что "бабушка", а она
говорила, что "не бабушка", а "девочки", и что она больше всех шила, и что
она самая главная, и она скатерть сделала и все цветы.
А газеты мы все равно убирали, и Клавдя вытирала стол. Вдруг бабушка
пришла и сразу постелила на стол скатерть. Только простую, белую. И
поставила на стол очень большую яичницу. И сказала, чтобы мы с Клавдей шли
мыть руки. А руки мыть очень было смешно, потому что из одного крана бежит
горячая вода, а из другого холодная. Можно дырочку в раковине закрыть медной
пробочкой и напустить в раковину воды. А это не раковина, а умывальник. Он
фарфоровый и очень чистый. В нем можно сделать какую хочешь воду. Мы с
Клавдей сделали теплую. А потом пустили горячей и стали держать - кто скорей
вынет руки. Рукам стало совсем горячо.
А бабушка все равно слышала, что мы делаем.
Пришла и говорит:
- Не выдумывайте глупостей! Ошпариться захотели!
Я руки поскорей вытянул, потому что все равно очень горячо. Они стали
красные-красные. Я говорил "шпариться" и смеялся.
Бабушка говорила:
- Ну, ладно. Садитесь за стол.
Мы стали есть яичницу. И я сказал, зачем Клавдя врет, что она скатерть
сделала и все цветы пришила, и сказал, что все это бабушка сделала.
Бабушка сказала, что она здесь ничего не сделала, а все это делали
девочки, и Клавдя тоже. А бабушка только показывала.
Клавдя закричала: "Ага, ага!" - и высунула язык. А на языке яичница.
Бабушка сказала, чтоб Клавдя язык назад засунула. А мне сказала, что мы
пойдем, где девочки вышивают. Там бабушка их учит, как вышивать нитками
всякими - и красными, и синими, и желтыми, - чтоб выходили картинки. И как
из тряпочек вырезать цветочки и листики и делать скатерти и картинки. Еще