Стерхов Андрей. Атака неудачника

   И пришло мне на ум в ту тяжёлую, почти неподъёмную минуту мысль, что вот как-то все сейчас чрезвычайно озабочены загрязнением воздуха, только и разговоров об этом (глобальное потепление, Киотские соглашения, протокол "двадцать-двадцать-двадцать", все дела), но почему-то в гораздо меньшей степени говорят о загрязнении первозданной тишины. Почему? Потому что воздух нужен всем, а тишина – только вменяемым? Поэтому?
   И ещё подумал: наверное, вменяемые ещё потерпят-потерпят немного, а потом не вытерпят, возьмут и изобретут такой аппарат, который будет не проигрывать, не воспроизводить звуки, а поглощать их. Эдакий патефон наоборот. Вот тогда и будет им счастье.
   И мне тоже.
   Но пока моё счастье состояло в том исключительно, что где-то там, далеко впереди, растащили наконец столкнувшиеся тачки, затор рассосался и синяя "тойота", сорвавшись в опасный слалом, обогнала меня навсегда.

Глава 12

   Открыв дверь, Альбина подставила щёку для поцелуя и махнула рукой в сторону кухни:
   – Подожди, Егор, десять минут. Я сейчас.
   – Клиент? – сообразил я.
   – Клиент, – кивнула она, задержалась у зеркала на долю секунды, поправила ворот бежевой кофточки, взбила чёлку и, щёлкая складками юбки, упорхнула в комнаты.
   Пышка Мопассана, подумал я, провожая её взглядом.
   Не смотря на запредельные свои года, выглядела Альбина по-прежнему весьма и весьма аппетитно. Просто чертовски аппетитно. И не было у меня никаких сомнений, что, как и в былые годы, натолкнувшись на неё случайным взглядом, замирают правильные мужики на месте. Замирают, пялятся заворожёно на головокружительную роскошь её тела и вожделенно цокают языками. А главное ведь никакого силикона, никакой этой новомодной пластической хирургии, всё натуральное. Натуральное колдовство. Тайное искусство.
   На кухне тихо работал телевизор, начинался дневной выпуск местных новостей. Я невольно прислушался, но ничего такого, что действительно могло бы называться новостью, в анонсе не услышал. Ящик собрался транслировать обычную атмосферу вселенского благодушия. Царёва партия, заручившись перед выборами поддержкой царя, заранее празднует победу. Посетивший город федеральный чиновник, дав ценные указания, убыл к постоянному месту воровства. Генерал-губернатор, приметив направленные на него телекамеры, показательно наорал на завравшихся чинуш. Это вроде как главное. Ну и по мелочам немного: транспортные пробки, аварии, пожары, цены на продукты первой необходимости, сезонные вернисажи и ангажемент столичных трупп. Всё то же, что и сто, и двести лет назад. Ничего принципиально нового. Или – что будет вернее для наших, в охотку поглощающих эпохи и племена, благословенных мест – принципиально ничего нового. И славе Силе.
   Выложив на разделочный стол из пакета коробку с артефактами, Книгу Книг и трофейную кепку, я оседлал стул у окна. Осмотрелся, приметил на микроволновой печи книжку в пёстрой обложке, потянулся и тут же заграбастал её.
   Книжка оказалась – ой, мамочки – опусом в жанре ироничного женского детектива. Прочитав название – "Увидеть блондинку и умереть", я высокомерно, чуть ли не презрительно, скривился, дескать, ну Альбина и докатилась. Это поначалу. А потом одернул себя, взглянул на это дело не с высоты, а со стороны и так подумал: а почему бы, собственно, и нет? Не "Гнев отринутых богов" конечно, и не "Жизнь и смерть Николая Курбова", и уж тем паче не "Тихий дон", ну и что? Пусть не высокая литература, но она Альбине нужна, высокая-то?
   Высокая литература – это то, что тебя меняет. То есть прочёл книгу, и амба, стал теперь другим. Совсем-совсем другим. Кардинально другим. Так тебя вывернуло всего и перетряхнуло. А если не вывернуло, если не перетряхнуло, значит, не высокая литература, значит, потеха потешная ради потехи, чтоб вечер убить, чтоб водку не пить. Так говорят те, кому положено об этом говорить. И трудно с ними не согласится. Даже глупо, пожалуй, было бы с ними не согласиться. Не согласишься, чем возразишь? Нечем возразить. Всё правильно. Всё верно. Всё так оно и есть. Но с другой стороны не факт, что непременно всем-всем-всем в этом ненормальном мире прописана именно высокая литература. Далеко не факт. Высокая литература при всём уважении – не кислород, не вода и не хлеб, тот самый, который "насущный даждь нам днесь". Можно обойтись. Вполне.
   Да-да-да, существуют те, кто настырно выискивает исчерпывающие ответы на проклятые вопросы, но ведь есть и те, кто уже не ищет, кто уже давным-давно все ответы для себя нашёл. Или – что тоже возможно и приемлемо для толерантного ума – сознательно отказался от их поиска. Нашёл ли, не желает ли искать, но в любом случае – успокоился. И теперь, пребывая в гармонии с самим собой, ничего не хочет менять. Зачем ему что-то менять, если его и так всё теперь вполне устраивает. Всем он теперь доволен, и в первую очередь собой доволен. И зарёкся начинать всё заново. Начнёт, что получит взамен? Повергающую в ужас неопределённость? Пятитонный грузовик сомнений? Несварение сознания? Ну и на фиг ему всё это? Живёт как живёт, и полагает свою жизнь нормальной. И, полагая так, защищает свою жизнь от всяческих посягательств. От интеллектуальных – в том числе и в первую очередь. Моя подруга, ведьма Альбина Ставиская, из таких вот цельных натур, из таких вот достигших душевного спокойствия даосов. Нравится мне это или не нравится, но она такая, и я должен принимать её именно такой. А посему – пусть читает что хочет.
   Пока я, листая книжку в мягкой обложке, рассуждал о священном праве свободной личности на литературные предпочтения, сеанс магии без разоблачения благополучно подошёл к концу, Альбина повела своего посетителя на выход. Услышав их негромкое бу-бу-бу и щёлканье замков, я осторожно, стараясь, чтоб меня не заметили, выглянул в коридор.
   Рядом с хозяйкой стоял высокий, смазливый, дорого, но с артистической небрежностью одетый парень, волосы у которого, между прочим, были такими же длинными, как у меня. И такими же чёрными. Только без проседи. Не обзавёлся он ещё в свои двадцать с небольшим благородной сединой.
   – Подглядывать, дракон, нехорошо, – упрекнула меня Альбина, когда, проводив красна молодца, прошла на кухню. – Любопытство, между прочим, порок.
   Хотя и считаю, что для частного сыщика любопытство вовсе не порок, а наипервейшая добродетель, оправдываться я не стал. Поступил хитрее. Сказал, ехидно ухмыляясь:
   – Чего-то, Альбина, парнишка твой на клиента не больно похож. Сдаётся, по жизни у него всё в полном ажуре. Признайся, что утешитель.
   – Утешитель? – Ведьма всплеснула руками. – Ха! Скажешь тоже. Молодой он ещё. Ребёнок. Можно сказать младенец против меня.
   – А сколько ему?
   Альбина присела на соседний стул и задумалась:
   – Мишки, племянника моего, одноклассник. Школу Леонова вместе заканчивали. Вот и считай.
   – Двадцать один, – прикинул я. – Не такой уж и младенец. Живи он в Америке, уже мог бы заказывать текилу.
   – Текилу, говоришь? Ха-ха. Текилу он уже в тринадцать стал закидывать и червячком закусывать. Ничуть не показатель. Сопляк сопляком.
   – А хотя бы и сопляк. Что с того? Когда это юный возраст в деле утешения благородных матрон помехой был?
   Ведьма хотела возразить, но вдруг осеклась, нарисовала в голове заманчивую картинку и мечтательно улыбнулась:
   – В принципе да. – Но тут же опомнилась и решительно мотнула пышным париком: – Это в принципе. А конкретно: не по мне жеребчик.
   – Ой ли? – не поверил я. – Красавчик ведь.
   – Красавчик, говоришь? – Альбина глянула на меня с изучающим прищуром. – Уж не ревнуешь ли? А, дракон? Ревнуешь? Да?
   – Чуть-чуть, – ответил я, чтоб сделать ей приятно. – Децул.
   – А ты не ревнуй зазря, не тот это случай. Хоть и вышел статью и мордашкой, да не в моём вкусе.
   – Это отчего же?
   – Танцор он, – сказала ведьма таким тоном, будто обвиняла паренька в чём-то постыдном.
   Решив, что неправильно её понял, я переспросил:
   – Ты сказала, что он танцор?
   – Да, я сказал, что он танцор. Исполнитель бальных танцев. Фокстрот исполняет, румбу, самбу, ча-ча-ча, джайв. Что там ещё?
   – Вальс, танго, – подсказал я машинально.
   – Ну да, вальс и танго. Короче говоря – танцор.
   – А разве это плохо?
   – Как по мне, так ничего хорошего, – заявила Альбина. И в ответ на моё вопросительное молчание пояснила: – Есть, дракон, в танцорах что-то такое, знаешь, бабское. Держаться так, будто штырь в одном месте. Не идут, а плывут. Ну чисто лебёдушки. И постоянно глазками по сторонам шастают, проверяют, какое впечатление производят на окружающих. Понимаешь, о чём я?
   – Вообще-то, тип знаком, – кивнул я. – Хлопец из таких?
   – В том-то всё и дело. Танцор, мать моя Тьма. И мало того, что танцор, так тут ещё певцом собрался заделаться. Представляешь? На эстраду, чёрт её рази, детке захотелось. Так захотелось, что аж ножками сучит от нетерпения.
   – Что, голос прорезался?
   – Чушь-то не пори, Егор. Сам же знаешь, что в нашем… – Альбина, ковырнув пальчиками воздух, изобразила кавычки, -…шоу-бизнесе можно и без голоса вполне обойтись. Главное – внешность. Связи ещё. Деньги. Напор. Драйв, как сейчас говорят. А голос… Есть – хорошо, нет – ещё лучше. Да что я, блин, тут рисуюсь, сам всё прекрасно знаешь. Да?
   Есть вещи, при оценке которых, я старюсь избегать крайних суждений, поэтому на вопрошающий взгляд Альбины ответил уклончиво:
   – Знать-то знаю, только полагаю, что не всё так однозначно.
   – Спорить не буду, – неожиданно согласилась ведьма. – Случаются исключения. Думала я тут недавно под коньячок насчёт всего этого. Крепко думала.
   – И чего надумала?
   – А то и надумала… – Альбина замолкла, но через секунду хлопнула меня по коленке. – Вот ответь мне, Егор, если по большому счёту брать, если не пи… Если не городить ху… Блин, как сказать-то без матушки?
   – Если не плести злостные небылицы, – подсказал я.
   – Да. Спасибо. Так вот, если не плести эти самые небылицы, разве голосом настоящие певцы поют? Говорю "певцы", имея в виду не наших… – Альбина вновь изобразила кавычки, -…звёзд попсячих, а настоящих певцов, певцов с большой буквы. Разве голосом? А ну ответить, как на духу.
   – Отвечу. И отвечу так: настоящие поют душой.
   – Правильно, дракон, – похвалила меня Альбина. – Правильно. В самую точку попал. Душой они поют, настоящие-то певцы. Душой. Поют душой о том, что есть за душой. А если нет души или за душой нет ни черта, тогда… Тогда – караул. Тогда, если даже у тебя голос шикарный, никакого толку всё одно не будет. Возьми, к примеру, Толю Пазкова, пупса златокудрого. Голосище будь здоров, да? А толку? Теперь вспомни Бернеса для сравнения. Марка. Вот мужчина был. Да? Голоса никакого, а затянет, бывало, сразу комок в горле встаёт. Скажешь, не права?
   – Насчёт Бернеса? Почему, не права? Права. Шаман ещё тот.
   Тут ведьма сделала "страшное" лицо, показала мне трехдюймовые когти и сказала не то в шутку, не то всерьёз:
   – У-у, ляпнул бы, что нет, задала бы трёпку.
   Подавшись чуть назад, я бездарно изобразил то, как бездарный актёр бездарно изображает испуг, и ведьма прыснула. Я тоже улыбнулся. После этого повисла долгая пауза, которую ведьма прервала расхожим замечанием:
   – Демон родился.
   – Как родился, так и уйдёт, – заверил я. И, всё ещё не решаясь перейти к главному, поинтересовался досуже: – Если не секрет, что танцору нужно от старой ведьмы?
   – Другому кому не сказала бы, – после небольшого раздумья призналась Альбина, – но тебе скажу. Я ему, Егор, Маску Гибрисы накладываю. Шесть слоёв уже наложила, семь ещё осталось.
   – Вот как. Это интересно. Что-то я не слышал, чтобы между колдунами города война началась. Да и парень твой на помощника колдуна никак не тянет. Зачем ему маска?
   Ведьма чуть не подпрыгнула:
   – Как это зачем? Как это? Ты, Егор, видел в нашем шоу-бизнесе хоть кого-нибудь, кто без маски обходится? Нет, скажи, видел?
   – Телевизор смотрю редко, на концерты подобного рода сроду не ходил, так что не совсем в теме. Ни фига не эксперт.
   – Ну так я тебе скажу тогда: никто из них без масок не ходит. Ни кто. Ни один.
   – Что ж, – рассудил я, – всё это вполне укладывается в философию итальянского карнавала "синьора машера". Помнишь? Надел маску и тебе позволено всё. Полная свобода и никого стыда. Грешишь не ты, а маска. С неё и спрос.
   – Слишком глубоко копаешь, дракон, – ухмыльнулась Альбина. – Никакой философии тут нет, а есть грубая физиология. Сунешься на сцену со своим истинным лицом, через полчаса околеешь. Высосет из тебя всю жизненную силу публика-дура. До донышка высосет.
   – А так ты высосешь. Нет?
   Альбина погрозила мне пальцем.
   – Не идиотка, чай. Злоупотреблять не собираюсь.
   – Ну-ну, – понимающе улыбнулся я. – А мальчик в курсе, каким боком ему такая магия выйдет? Знает, что стареть душой начнёт ударными темпами. Предупредила его об этом?
   – А как же. Обязательно. Правила знаю. Под Молотобойцев ложиться с пустяшного прибытка не собираюсь.
   – И что танцор?
   – А что танцор? Плевать ему. Глаза горят, рвётся в бой. Столицу Родины нашей бескрайней покорить мечтает. – В голосе ведьмы зазвучали ноты одновременно и неподдельного возмущения, и искреннего недоумения. – И чего им та Москва далась-то, никак не пойму. Была я там по весне. Лучше сдохнуть.
   – Ну а им по кайфу, – возразил я. – Кровь кипит, жить хочется, ищут, где круче замуты. Ничего удивительного. Молодых во все времена в столицы тянуло. Прежде – за простором и смыслом, позднее – за культурой и образованием, нынче – за ритмом и баблом.
   – Во-во – за баблом. А потому что глупые они, эти нынешние. И сами глупые, и по жизни у них всё без тепла, всё с вые… – Альбина запнулась и вновь попросила помощи: – Как сказать-то?
   – С немотивированными претензиями, – подсказал я.
   – Да, точно, с немотивированными. – С этими словами Альбина пересела ко мне на колени, обхватила шею, склонила голову к плечу и томно промурлыкала: – Ох, до чего же я люблю умных мужиков. – После чего провела ладонью по моей щеке: – А ты ведь сегодня не брился, зверь.
   Роскошная её грудь при этом волнующе колыхнулась, а глаза затуманились.
   – Эй, эй, женщина, – стараясь смягчить тоном грубость жеста, решительно взял я её за плечи. – А ну-ка не теряй самообладания. – И легонько потряс её. – А ну-ка возьми себя в руки. Я здесь не за тем… не для того…
   – А то я сама не понимаю, зачем ты тут, – толкнув меня в грудь, отстранилась Альбина. Пересела на свой стул и стала выдавать страдания на манер солистки фольклорного ансамбля: – Растоптал любовь ты нашу, дракон. Растоптал безжалостно. Растоптал как чудище косолапое цветочек аленький.
   – Ты же знаешь, Альбина, – напомнил я, – дракон и любовь – две сущности не совместимые.
   – Но ведь что-то было между нами, дракон? Ведь было?
   Секс у меня с тобой был, обратился я к ней мысленно. Преодоление чужой телесности. Вот что было. Что было, то было. И было, надо признать, по высшему разряду. А вот того единственного, главного, того, ради чего только и стоит жить, не случилось. Не случилось любви. Впрочем, как и всегда у меня. Всегда и со всеми. От младых когтей и поныне.
   Бухнуть такое вслух я, конечно, не мог (не тот был случай, чтоб правду матку резать), поэтому навёл туману:
   – Было, Альбина, у нас, было. И я у тебя был. И ты у меня была. Иллюзией ты моей была. Сказкой наяву. Фантазией во плоти.
   – Я была твоей фантазией? – вскинула она удивлённо бровь.
   – Была, – подтвердил я. – Прекрасной, упоительной фантазией. И была, и есть, и будешь.
   – Ой, ой, ой, – передразнила Альбина мою – между прочим, вполне искреннюю – патетику, после чего категорически заявила: – Не хочу я быть твоей фантазией.
   – Да. А кем хочешь быть?
   – Хочу быть твоей добычей.
   Мне оставалось только покачать головой и пропеть упрекающе:
   – Ох, Альбина, Альбина.
   – Ладно, дракон, успокойся. Это я так. Забудь. Говори, зачем пришёл?
   Переход был резким и неожиданным, я на секунду задумался, и, как водится, начал издалече:
   – Послушай, Альбина. Я прекрасно понимаю, что ты чертовски устала, что ещё толком не восстановилась после недавнего сеанса, однако…
   – Не разводи кисель, дракон, – оборвала меня ведьма.
   – Помощь мне твоя нужна, Альбина, – сменив тон на более деловой, заявил я и указал на кепку. – Хозяина вот этой вещички отыскать нужно. Срочно. Сейчас.
   Ведьма глянула на непрезентабельного вида головной убор, затем перевела взгляд на коробку.
   – А там что? Чую Силу.
   – Так и есть, – подтверждая её догадку, сообщил я. – Это тебе Сила для работы. – Затем ткнул в Книгу Книг: – А вот это тебе за работу.
   – А это ещё что такое?
   – Книга. Книга Книг. Артефакт свойств такой. Именитая, между прочим, вещь. Вещь, как пишут в музейных каталогах, помнящая прикосновения многих поколений. Слышала про неё, наверное? Не могла не слышать. – Заметив, что ведьма мучительно старается припомнить, я добавил убеждённо: – Быть такого не может, чтобы не слышала. Ты вспомни. Книга Книг. Книга Без Автора. Книга Захария Китойского. Ну? Вспоминаешь?
   – Ну да, что такое припоминаю, – неуверенно произнесла ведьма. – Вроде как, ликвидная вещица. – И тут же упрекнула: – Ты бы лучше мне Ожерелье поднёс от щедрот. Вот бы порадовал. Расшиблась бы тогда для тебя в лепёшку.
   – Чего не могу, того не могу, – твёрдо сказал я. – Даже не проси. А потом – зачем ты мне нужна в виде лепёшки? Ты мне адекватная нужна.
   Ведьма возмущённо фыркнула, взяла Книгу Книг со стола, провела ладонью по старой коже и задумалась вслух:
   – Спрашивается, ну и на кой она мне?
   Я, честно говоря, ожидал с её стороны иной реакции. Но тушеваться не стал, и на минутку превратился в лавочного приказчика, расхваливающего залежалый товар:
   – Удивляешь ты меня, женщина. Как так – "на кой"? А на кой книжки-то нужны? Читать будешь. Книга одна, а текстов в ней тьма тьмущая. Сплошная экономия, как ни крути. А, может, со временем придумаешь, как к гаданию приспособить. Ты баба умная, сообразишь. В конце концов, книга – лучший подарок. А Книга Книг, получается, – подарок подарков.
   – Слушай, дракон, а там есть история про то, как графиню находят в библиотеке с ножом в груди?
   – Обязательно. По теории вероятности – обязательно.
   – Ладно, уболтал ты меня, чертяка говорливый. – Альбина поднялась со стула и, заложив руки за голову, потянулась так, что аж косточки затрещали. – Человечек твой, он хоть в Городе-то сейчас?
   – Думаю, да.
   – Ну, это уже полегче будет. А звать его как?
   – Чего не ведаю, того не ведаю.
   – А жив? Или уже часом того, преставился?
   – Думаю, живой. Во всяком случае, надеюсь на это.
   – Надеется он, – проворчала Альбина и приказала: – Сиди тут и не подглядывай. Как закончу, сама выйду.
   С брезгливой миной она ухватила двумя пальчиками кепку, сунула под мышку громыхающую коробку и удалилась в комнаты. А я посидел немного без движения, тихо радуясь тому, что дело выгорело, затем подошёл к окну и свернул жалюзи.
   Оказалось, что метеорологи, сулившие улучшение погод, в своих прогнозах не ошиблись. Дождь, заряжавший три дня кряду, стих, тучи над противоположной девятиэтажной ослабили строй, в лазурные щели с отменным напором врывался солнечный свет. Открыв фрамугу, я достал сигарету, помял её в пальцах, однако прикуривать не стал. Понял, что курить не хочется. Вернув сигарету в пачку, посмотрел вниз невидящим взглядом, захлопнул фрамугу и вернулся на место. Навалился грудью на стол, сложил руки как примерный школьник, положил на них голову и закрыл глаза. И тут же открыл. Испугался, что усну. Чертыхнулся, дескать, вот что значит в зрелом возрасте шастать где ни попади ночь напролёт, и вновь закрыл. И уже не стал бороться. Уснул. И был мне сон.
   И снилось мне, будто я самолёт. Огромный такой пассажирский лайнер. И будто лечу я. Лечу высоко, лечу издалёка и лечу далеко. И до поры до времени полёт этот отличался он от обычного полёта дракона, только тем, что крыльями не нужно было воздух месить, а так всё, как всегда: наверху – свет и синева, вокруг – облака, внизу – горные хребты, которые кажутся с такой высоты складками небрежно брошенного покрывала. И было мне поначалу хорошо и безмятежно. В общем, как обычно. Но потом – секунда прошла или вечность, не знаю, во сне разницы нет – я понял, что всё не так. Что всё отнюдь не как обычно. Что всё совсем-совсем иначе. Что полёт мой ни фига не свободен, что мной кто-то управляет, и этот кто-то сидит у меня внутри. Как только я это понял, тот, который во мне сидел, резко сбросил высоту и развернул меня в направлении двух невесть откуда возникших по курсу небоскрёбов. Эти рядом стоящие сооружения и подозрительно напоминали высотки Всемирного Торгового Центра, и в то же время абсолютно не походили на них. Одно было точно – в одно из них я должен врезаться. Никаких сомнений не было, что меня ведут на таран.
   Пока я соображал, чтобы такого умного предпринять, тот, который во мне сидел, уже выбрал в какую именно башню меня воткнуть. В правую. Отлично представляя, что сейчас случится, я начал изо всех сил противиться неизбежному. Пытался развернуться. Старался изменить угол атаки и использовать для набора высоты встречные воздушные потоки. Пробовал тупо свалиться в пике. Короче говоря, сопротивлялся чужой воле каждым своим болтом и каждой своей заклёпкой. А под конец начал даже взывать к радарам и ракетам ПВО. Однако, как это зачастую и бывает во сне, все мои усилия оказались бесполезны и вылились лишь в сдавленный, похожий на вой оголодавшего волка, крик ужаса.
   Столкновения не произошло. Я проснулся за миг до него, и увидел, что озадаченная Альбина трясёт меня за плечо. Убедившись, что я благополучно вынырнул в явь, она спросила:
   – Чего орёшь, дракон?
   – Кошмар приснился, – ответил я сиплым голосом.
   Ведьма устало плюхнулась на стул и понимающе кивнула:
   – Бывает.
   – Ну как там у тебя? – зевнув в кулак, осведомился я. – Получилось?
   Она вытащила сигарету из моей пачки, прикурил, вкусно затянулась и только после этого ответила:
   – Фирма веников не вяжет.
   – И где мне паренька искать?
   – Показать на карте?
   – Покажи.
   Ведьма выхватила откуда-то (страшно даже подумать, откуда) колоду Таро, вытащила одну карту и кинула на стол:
   – Вот оно, то самое место.
   Это был аркан "Мистерия".
   – Шутишь? – спросил я.
   – Отчасти, – ответила ведьма туманно.
   – А без шуток?
   – Без шуток ищи его в конце Пятой Советской. Номер дома не разобрала, но он крайний.
   – А по какой стороне? – уточнил я.
   – По чётной, – быстро ответила ведьма. Затем закрыла глаза, проверила себя и подтвердила: – Да, по чётной. – После чего встала, вытащила из шкафа две рюмки и графин с чем-то мутно-зелённым. Наполнила одну рюмку и, прежде чем налить вторую, спросила: – Будешь?
   – За рулём, – ответил я.
   Она понимающе кивнула, открыла холодильник, вынула початую бутыль "Столичной", наполнила мою рюмку и показала жестом – бери. Я взял.
   – Давай, дракон, за всё хорошее.
   Выпила она очень быстро. Залпом, уверенно, по-мужски. Я тоже выпил, взял горящую сигарету из её пальцев и одной затяжкой добил до фильтра. Вдавил окурок в пепельницу и хлопнул по коленям:
   – Всё, пора. Пойду. Высокая в небе звезда зовёт меня в путь.
   – Всё бегаешь, всё геройствуешь. – Альбина покачала головой. – И на кой тебе, скажи, все эти жалкие людишки?
   – Сам не знаю, – признался я. – Но лучше уж помогать людям, чем садовым гномам.
   Ведьма потянулась и ласково стукнула меня кулаком по лбу:
   – И что ты за обалдуй такой-то? А, дракон? Скажи?
   – Нормальный я обалдуй.
   – Угомониться не собираешься?
   Я аж крякнул:
   – Да что вы все сговорились, что ли, все сегодня?
   – А кто ещё? – прищурилась ведьма.
   – Да есть тут один крендель.
   – Поэт?
   – Он самый.
   Ответив, я стал выбираться из-за стола и неудачно при этом зацепил край стола. Бутылка покачнулась, но устояла, а вот рюмки нет. Упали на пол, и обе – вдрызг. Альбина сперва ахнула, а потом усмехнулась:
   – На счастье.
   А я сразу же кинулся подбирать хрустальные осколки.
   Ведьма шикнула:
   – Оставь, Егор, порежешься.
   И накаркала.
   Как я ни берёгся, один осколок шаркнул-таки мне по большому пальцу. Я выругался и пошёл к мойке. Ведьма меня остановила на полпути, схватила за руку и присосалась к ране.
   – Перестань, – поморщился я. – Сейчас сама свернётся. Чёрная ведь. Драконья.
   – Вовсе не чёрная, а кофейная, – оставив мой палец в покое, возразила Альбина. – И на вкус горчит, как двойное кофе.
   – Двойной, – машинально поправил я.
   – Ну да, двойной, – согласилась ведьма и вдруг замерла. Постояла тихо, будто прислушиваясь к чему-то. Потом посмотрела на меня как-то чудно и спросила: – Слушай, дракон, а у тебя всё в порядке?
   В её голосе я услышал тревогу и сам забеспокоился:
   – В каком это смысле?
   – Ну, вообще, по жизни. Как оно всё у тебя сейчас?
   – А что такое?
   – Беды не чуешь?
   – Да нет вроде. Есть, конечно, проблемы всякие, но у кого их нет. На то они и проблемы, чтобы решать их.