Стерхов Андрей. Атака неудачника

   – Осуждаешь, дракон?
   – Зачем? – пожал я плечами. – Каждый в своём праве. Да и кто я такой, чтоб великого осуждать? Нет, я не осуждаю твой поступок. Но я его и не одобряю. Уж извини.
   То ли Лёха не так меня понял, то ли я выразился не совсем ловко, но великий зачем-то стал оправдываться.
   – Я же, дракон, не просто так сбежал, – сказал он, отведя в сторону глаза. – Я мечту осуществил заветную, новый мир построил с нуля. Мир, в котором нет зла, хулы и горя. Понимаешь?
   – Чего ж тут не понять. Понимаю, конечно. Только скажи, почему ты сюда постоянно возвращаешься, если у тебя там всё так замечательно?
   – Почему? А потому что… Разливай.
   В этот раз я налил по сто пятьдесят. Великий последовал моему передовому опыту, и свой спирт бадяжить не стал. Тосты мы друг другу простили, просо молча чокнулись и дёрнули. Поморщились, как положено, покрякали, а затем Лёха, мастеря себе ещё одну самокрутку, продолжил прерванный разговор:
   – Такое дело дракон. Мир, что я там учудил, преотличный, доложу я тебе, мир. Ни печалей житейских его обитатели не знают, ни страданий душеных, ни болезней телесных. Ничего такого. И солнце там… – Он ткнул уже изготовленной "козьей ножкой" в тяжёлое небо. – Такого вот непотребства сроду у меня там не бывает. Не допускаю. Слежу.
   – И трава там у тебя зеленее, – хмыкнул я. – И вода мокрее.
   Лёха сунул сигарету в зубы, умело сдвинул её в угол рта и пьяно кивнул:
   – Да, представь себе, мокрее. Всё у меня там вот так вот. – Он оттопырил и показал мне большой палец. После чего, внезапно помрачнев лицом, оторвал этот большой палец с характерным хрустом и отбросил в сторону. – А только счастья нет. И любви никакой нет. Пустота одна.
   – Забавный ты, Алексей Батькович, всё-таки человек, даром что великий, – сказал я, с живым интересом наблюдая за тем, как быстро отрастает из его рваной раны новый палец. И с лёгкостью слегка опьяневшего существа стал выдавать на-гора прописные истины: – Откуда счастью взяться там, где горя нет? А любви как вырасти без ненависти? Ты сам-то рассуди. Идеал, он только в уме штука живая и тёплая, а на практике – мёртвецкий хлад. Отчего, скажи, предки ваши из райских кущ улизнули? Дураки, думаешь, были? Отнюдь. Счастья захотели, вместо сытости тупой. Да они и людьми-то только тогда по-настоящему стали, когда взяли на душу первородный грех. Да? Нет?
   По лицу великого ничего не было видно (ни нам смертным читать лица великих), но я прекрасно понимал: произношу вслух то, что он и без меня прекрасно знает. Уже тысячу раз он всё это обдумал бессонными ночами. И понимает в тысячу раз всё лучше меня. Во всех нюансах и подробностях понимает. Только вот беда – понимать-то понимает, однако поделать уже ничего не может. Застрял в тупике. Увяз. И видя, какая жестянка корявая из мечты вышла, убегает от неё на время, дабы, как справедливо отметил высший маг Сергей Архипович Белов, грешного здешнего воздуха чутка хлебнуть.
   Так я полагал ничтоже сумняшеся. А спустя несколько секунд Лёха и сам это подтвердил, сказав с печалью вселенской в голосе:
   – Так и есть, дракон. Так и есть. Прав ты. И по существу прав, и по-всякому. А только что тут теперь поделать? Ничего не поделать. Что сделано, то уже сделано. Ни мерзости же туда здешней подпустить.
   – Почему бы и нет? – воткнул я откровенно.
   Лёха поморщился:
   – А какая тогда разницы между этим миром и моим будет?
   – Никакой. И пусть.
   – Хм, пусть… Скажешь тоже. Выйдет тогда, что я напрасно столько лет…
   – А так, что ли, не выходит?
   Лёха вздрогнул и удручённо закачал головой:
   – Под дых ты меня, дракон. Со всей дури под дых.
   – Не убивайся, Лёха, не раскисай, – попытался я как-то сгладить свою хмельную дерзость. – Всякий опыт, он же не напрасен.
   – Тебе, дракон, легко говорить. Ты-то вон…
   – А что я? Думаешь, Алексей Батькович, у меня жизнь шоколад?
   – Что шоколад, не думаю. Но ты хотя бы уверен в том, что пыхтишь не напрасно.
   – Зря ты так думаешь, – сказал я. – Зря. Есть, конечно, ситуации, когда предельно понятно, что делать и чем это в итоге обернётся. Сам погибай, например, а товарища выручай. Раненых с поля боя обязательно выноси. Подонку руки не подавай, а если взбесится, к миру принуждай непропорциональной силой. Не стучи, не подставляй, не подстрекай. Стариков, детей, женщин в спасательные шлюпки сажай первыми. Ну и прочая, прочая. Здесь всё ясно. Предельно. Делай так, и молодец. – Я вытащил новую сигарету, прикурил от протянутой дрожащей самокрутки и продолжил: – Но бывают, Алексей Батькович…
   – Петрович, – впервые за всё время беседы удосужился поправить меня Лёха.
   Приняв его поправку к сведению, я кивнул и продолжил мысль:
   – Но бывают, Алексей Петрович такие моменты, когда не понять ничего. Делаешь так – хорошо, делаешь противоположное – и тоже вроде неплохо. Или, бывает, не вмешаешься – подлец подлецом, а в другой раз в такой же ситуации вмешаешься – всё одно подлец. Вот тут и начинаешь чуять под ногами зыбь, а сердцем – бездну. А иной раз…
   Тут я сообразил, что меня несёт куда-то не туда, потому что уже говорю не я, а спирт во мне, помотал головой и волевым решением подвёл черту:
   – Ладно, проехали. Не буду ныть. И ты не ной. Перестань себе голову морочить несбыточным, закрывай лавчонку, и возвращайся. Нам в Городе порядочный великий позарез нужен.
   – Давно бы вернулся, – уверил Лёха. – Но как подопечных бросить? Что с ними будет?
   – Что будет, то и будет, – рубанул я с плеча. Потом похлопал ладонью по столешнице и сказал: – Этот вот мир давно бог покинул, ничего, крутится всё как-то само собой. И твои подопечные без няньки уж как-нибудь справятся. Вот посмотришь, они ещё там без тебя коллайдер андронный соорудят, чтоб доказать научно, что тебя не было никогда. Так что давай изживи тоску пастуха по овцам, доверься низовому действительному уму и возвращайся. Будешь здесь моральным примером смягчать нравы людские.
   – С кондачка такое не решишь, – растягивая слова, сказал Леха, – тут подумать надо.
   – А чего тут думать? Нечего тебе в Запредельном делать. Факт.
   – Я дракон, вообще-то, не в Запредельном обитаю, – вдруг ошарашил меня великий
   – Да? – озадачился я. – А где? Подожди, дай сам догадаюсь. На другом лоскуте Пределов?
   – Вот именно, что на другом. На совершенно другом.
   – А мне говорили…
   – Думают, что Запредельное на самом деле существует, вот и говорят.
   Тут я окончательно впал в ступор и вышел из него не сразу. А когда вышел, спросил:
   – А что, разве Его нет?
   – Нет, – как отрезал Лёха. И помолчав значительно, стал разъяснять: – Тут ведь как. Профаны думают, что есть только Пределы. Посвящённые верят, что кроме Пределов есть ещё и Запредельное. Высшие маги уверены, что на самом деле есть только Запредельное, а никаких Пределов нет. А великие…
   Я тормознул Лёху энергичным жестом гаишника, и сам закончил логический ряд:
   – А великие знают, что никакого Запредельного нет, есть только Пределы. Так, что ли?
   – Вот именно, – утвердил мою версию великий. – Умный ты дракон. Уважаю.
   – Я, Алексей Петрович, не умный, я догадливый.
   – Всё равно уважаю.
   – Это сколько хочешь. Только скажи, а чем же в таком случае великие маги отличаются от профанов?
   – Только одним, – сказал Лёха и показал мне указательный палец.– У них ещё есть выбор, а у нас его уже нет. Они-то Силы не знают.
   – Та-а-ак, – протянул и хлопнул я себя по коленкам: – Без бутылки тут не разобраться. Разливаю?
   – Погоди, – остановил меня Лёха. – Дай сначала скажу, что там у тебя на руке накарябано. А то вырублюсь, будешь потом скакать как лось подбитый.
   Понятно дело, что от великого при встрече можно ожидать чего угодно, в том числе и разгадки твоих истинных намерений, и я к подобным фокусам был внутренне готов. Но всё равно его проницательность меня потрясла. Всегда потрясает. К такому ни привыкнуть, ни подготовиться нельзя.
   – Выходит, ты в курсе, зачем я пришёл? – смущённо выговорил я.
   – Обязательно, – кивнул Леха. – Как никак великий, а не кукла самоварная.
   – Честно говоря, я боялся, что упрашивать тебя придётся.
   – Это я уловил. И, как понимаю, подпоить решил, чтоб сподручнее было дело обстряпать?
   Это было неправдой. Вернее – не совсем правдой. Поэтому я поводил пальцем перед его носом:
   – Нет, друг разлюбезный, всё не так. Не подпоить я тебя решил, а расположить.
   – Эх, плохо ты меня дракон знаешь, – легонько, по-дружески ткнул Леха меня кулаком в лоб.
   – Я тебя вообще не знаю.
   – Ну-у-у! Пошёл из лога в степь.
   – Правда, не знаю.
   – Ладно, узнаешь ещё, чай не последний день на свете живём.
   Подёргав себя за лацкан куртки, я спросил:
   – Ну и что, мне шкурку скидывать? Или как?
   – Не нужно, – мотнул Лёха головой. – Ты ж не у лекаря на приёме, я и так всё вижу. То, что там написано, на здешний язык можно так перевести: "Жду тебя, дракон, в том самом месте". Всё.
   – Это как понять?
   – А чего тут не понять? Ясно же всё. Как божий день ясно. Ждут тебя где-то, дракон. Ожидают.
   – Понимаю, что ждут. Не понимаю, где ждут. Что это за место такое – "то самое"?
   – Ну, брат, это ты давай у себя спрашивай. Тебе написано, значит, адресок знаешь. Тут я тебе не помощник.
   – А кто меня ждёт, там не написано? Подпись не стоит?
   – Вот чего нет, дракон, там, того нет.
   Затратив некоторое время на то, чтобы переварить полученную информацию, я задумался вслух:
   – Где ждут – не понять. Кто ждёт – не известно. Когда ждут – тоже не сказано.
   – Насчёт "когда" это ты, дракон, глупость порешь, – сказал Лёха. – В Запредельном нет понятия "когда". Там вообще времени нет. Но если так тебе легче будет, считай, что ждут тебя там всегда.
   – Подожди, это место, оно что, в Запредельном находится?
   – Очевидно.
   В свете раннее изложенной Лёхой доктрины его убеждённость показалась мне подозрительной.
   – Я чего-то тебя, Алексей Петрович, не пойму, – поймал я его на нестыковке в показаниях. – Ты же вот только что сказал, что Запредельного нет.
   Он в ответ прищурился хитро:
   – А ты что великий?
   – Нет… пока.
   – А раз нет, значит, для тебя Запредельное есть.
   – А что ж ты тогда…
   – Это я тебе для общего развития. Ты дракон, тебе можно.
   – А был бы человеком?
   – Тогда бы ничего не сказал.
   – Почему?
   – Почему? Хороший вопрос. А ты вот скажи, чем отличается ум дракона, от ума человека?
   – Человек может понять то, чего не может вообразить. А дракон может вообразить то, чего не может понять.
   – Во-о-от, – не совсем уже трезвым голосом протянул Лёха. – Вот ты сам и ответил на свой вопрос.
   Взял банку, глянул сквозь неё на свет и разлил остатки спирта по кружкам. А когда чокнулись и выпили, он закусывать не стал и сказал на выдохе:
   – Уважаю я тебя, дракон. Вот ты меня критиковал давеча, а я тебя всё равно уважаю. Ну а ты меня?
   – И я тебя уважаю, – ответил я.
   Леха ткнул сначала меня в грудь, потом себя и сказал:
   – Мы с тобой уважаемые люди.
   И я не человек, подумалось мне, и ты уже не совсем.
   Вслух ничего не сказал. Похлопал Леху по плечу на прощание и пошёл, стараясь идти прямо, по направлению к шесту, который, как я понял, торчал сразу в двух лоскутах Пределов. Не успел я и трёх шагов сделать, как Лёха меня окликнул. Потом зачерпнул из коробки горсть сахара, подошёл, слегка шатаясь, и сунул мне словами:
   – На дорожку.
   – Зачем? – стал я отнекиваться.
   Но он, упреждая все доводы, сунул сахар мне в карман куртки и полез обниматься. Обхватил меня крепко и прижал к груди, как брата родного. А когда я сумел от него оторваться, увидел, что стоит передо мной не великий маг и живой бог Лёха Боханский, а кондотьер Серёга Белов. Стоит весь такой удивлённый и косится на машину, из окна которой смотрит на нас не менее удивлённый Боря Харитонов.

Глава 22

   После того, как я пересказал Архипычу содержание анонимки, кондотьер обмозговал это дело быстренько и заявил, что "то самое место" мне, дракону кручённому, конечно же, известно, просто моё засоренное всякой чепухой сознание не может сходу соотнести его с тем, о котором сказано в послании. Говорил он убеждённо, решительно, не выказывая ни малейших сомнений, а я слушал и думал: до чего ж обидно, когда розы истины расцветают на медоточивых устах мудрейшего из мудрейших, а тебе почему-то от этого ничуть не легче. Даже напротив – во стократ труднее.
   Одно место, которое мы, нагоны, между собой называем "тем самым", вернее с заглавных букв – "Тем Самым", я действительно знал, но оно по моему разумению в эту тему никоим образом не вписывалось. Настолько "никоим", что просто караул. На птичьем нашем языке эвфемизм "То Самое Место" означает удивительную точку на пересечении улицы Марата и переулка Гашека, где находится вход в драконье Подземелье. Место это хотя и публичное, но по сути своей тайное, ибо никто чужой о его предназначении никогда не догадывался, не догадывается и не будет догадываться. Вот почему у меня имелись веские причины сомневаться, что пославший записку (кем бы он там ни был – боссом Варвары или господином хомма) ждёт меня именно там. А то обстоятельство, что словосочетание "то самое место" было мной, действующим Хранителем, услышано здесь и сейчас вне служебного контекста, отнёс я к чистой случайности.
   – Нет, – сказал я твёрдо в ответ на все уверения Архипыча. – Ерунда это полная. Сам, Серёга, подумай: если понимать послание в прямом смысле, то выходит, что мы – я и тот, кто руку мою приказал изуродовать – пересекались где-нибудь когда-нибудь и поэтому у нас с ним есть некие общие воспоминания. Но это не так. Уверяю тебя.
   – Ты, Егор, как-то уж больно по-житейски рассуждаешь, – возразил кондотьер. – А тут не житейские пласты вспаханы, тут о-го-го какие пласты вспаханы. Может, он всё, то есть абсолютно всё о тебе знает. И не нужно ему никаких общих воспоминаний. Ему достаточно твоих.
   Это замечание прокомментировать я не успел, потому что в наш разговор вмешался Боря Харитонов. Продолжая рулить, и не отрывая взгляда от мокрой щербатой дороги, он посоветовал простодушно:
   – Ты, братишка, мозги-то включи на полную катушку. Из Города уже лет двести никуда не уезжал, сидишь как на привязи, стало быть, и место это должно быть где-то здесь. Рядом. Быть может, это просто место Силы какое-нибудь? Почему нет? Коса Адмирала, к примеру. Или перекрёсток Маркса и Ленина. Или – чем чёрт не шутит – подземный переход Чёрной Невесты на Лермонтова. Или ещё что-то типа того. Ты копни хорошенько. Копни-копни. Глядишь, что-нибудь дельное на ум и придёт. Только не очень глубоко копай. Глубоко копать – заранее облажаться.
   – Спасибо тебе, добрый человек, – поблагодарил я его искренне за посильную помощь и сочувствие, но тут же и заявил категорично: – Только это всё сразу отпадет. Моментально.
   Боря собрался было привести какие-то дополнительные аргументы, но я его остановил:
   – Погоди, солдатик, не горячись. Я тебе объясню, почему отпадает. Лёха Боханский, опираясь на какие-то одному ему ведомые намёки, которых, к слову, в самом тексте нет, убеждён, что имеется в виду локация в Запредельном. Так что давайте будем исходить из этого.
   Молотобойцы переглянулись, и на несколько секунд в салоне воцарилось молчание. Нарушая его, Архипыч спросил:
   – А как у тебя, Егор, обстоят на данном историческом этапе дела с Запредельным?
   – Да никак, – с максимальной, каковая в таких обстоятельствах только, пожалуй, и требуется, честностью ответил я. – За последнюю сотню лет всего только один… Нет, два… Нет, теперь уже три Образа поднимал. Образ Храма Книги, посещение которого нам, драконам, вменено в обязанность, и ещё два Образа, о которых в силу разных причин сейчас умолчу. Все три эти Образа никакого отношения к данной истории не имеют. И это точно. Они очень личные, чужие там не ходят.
   – Это как сказать, – произнёс Боря тоном бывалого человека. – Иной раз, думаешь – не имеет никакого отношения. А потом так оборачивается, что бац – и имеет. Причём, по полной программе, во все дырки и без предварительных ласк.
   – Может быть, может быть, – проговорил я, уступая его напору. Однако после небольшого раздумья всё-таки высказал сомнение: – Нет, братцы мои, такая вот игра в угадайку мне решительно не нравится. Это путь в никуда.
   И только я произнёс эти слова, Архипыч тотчас выкрикнул какое-то малопонятное, но энергичное словцо и заявил решительно:
   – Ладно, хорошо, раз путь логического перебора – путь в никуда, тогда попробуем решить вопрос иначе. – С этими словами откинул дверку бардачка, покопался там недолго и вытащил узкую коробочку, обитую синим бархатом. Открыл её, подцепил из углубления тёмно-коричневую, почти чёрную горошину и, бережно зажав большим и указательным пальцами, протянул мне между кресел: – На, дракон, глотай.
   – Что это? – напрягся я.
   – Глотай, говорю, не бойся.
   Он был настойчив, но я упёрся:
   – Пока не скажешь, что за гадость, даже не подумаю.
   – Сыворотка правды, – оскалился Архипыч.
   – А если честно? – нахмурился я.
   – Честно? Да я и так тебе честно. А если хочешь ещё честнее, то – пожалуйста. Это пилюля Гамсунуса. Знаешь, кто такой Гамсунус?
   Так сложилось, что я знал, кто такой господин Гамсунус, и даже видел как-то раз этого удивительного человека. Случайно видел и что говорится мельком, однако видел. Сидим, помнится, с Кикой в кабаке у Жонглёра, выпиваем-закусываем, рассуждаем о том, о сём, в том числе и о гадостной природе современного человека. И вот в тот самый момент, когда Кика обозвал современного человека варваром и стал обосновывать это тем, что восприятия современного человека настолько грубы, что ему кажется, будто посредством тупого технического прогресса он способен достичь того, что можно достичь лишь долгой духовной эволюцией, в зал спустился неизвестный мне долговязый растрёпанный дядька потерянного вида. Приметив вошедшего, эгрегор осёкся на полуслове, показал на него, смешно кося глазами, и прошептал: вот смотри, Егор, это тот самый Виктор-Викторин Де Фон Ван Гамсунус, который у местных Преображённых за идейного вождя.
   Ну а кто такие Преображённые я и до этого знал. Говоря без излишне умных заворотов, это такие посвящённые светлой масти, которые сознательно отказались использовать магическую силу, но зато развили в себе естественную способность воспринимать связь между вещами, которые обычному человеческому рассудку кажутся абсолютно никаким образом не связанными. В дела земные и суетные эти гордые ребята, против которых наши признанные ведуны и провидцы – дети малые, особо не вмешиваются, но если вдруг придёшь к ним в недобрый час за добрым советом, в помощи не откажут. И это точно. Ну а не дай Сила придёшь за советом недобрым да ещё и в добрый час, опустят по полной программе и за милую душу. В моральном, конечно, плане. Вот такие вот правильные ребята, эти Преображённые. А про то, что они помимо советов ещё и какие-то особые таблетки распространяют, услышал я от Архипыча впервые.
   Не особо вдаваясь в фармакопею, кондотьер вкратце, но с бойкостью опытного дилера описал чародейственные свойства препарата и убедил таки меня закинуть в рот это снадобье, похожее консистенцией и цветом на мумиё, однако пахнущее чабрецом, вереском, мятой и ещё чем-то до боли родным, но чего я вспомнить так и не сумел. Проглотив пилюлю, я не умер, но и не прозрел, лишь почувствовал во рту горьковатый привкус лаврового листа. Это поначалу. Но минут через сорок (именно настолько в среднем тормозит драконья кровь против человечьей), когда мы уже почти подъехали к городу и Боря завернул на заправку возле поста ГАИ, средство наконец начало действовать. Меня вдруг резко бросило в холод, потом сразу в жар, а когда отпустило, я самым безобразным образом раскис. Захлопал осоловелыми глазами и стал засыпать. Однако не уснул, а погрузился в то состояние между сном и явью, которое называется грёзой. Точнее даже не в грёзу я погрузился, а в такой странный вид воспоминания, когда кажется, что всё происходит здесь и сейчас. Оно, это воспоминание, было очень коротким, но при этом достаточно информативным. Дико звучит, но из салона летящей в пробуждающийся город машины, я в один миг и чудесным образом перенёсся на кухню Альбины Ставиской, где увидел, как хозяйка, загадочно улыбаясь, вытягивает карту из потрёпанной колоды Таро. Вытащив карту, ведьма перевернула её рубашкой вниз и показала мне. При этом сказала игриво:
   – Вот оно, милый мой Егор, то самое место.
   На карте был изображён аркан "Мистерия", во многих мистических системах известный так же под названием "Луна" и в немногих – под названием "Сумерки". Впрочем, как его не называй, по счёту это восемнадцатый аркан. Старший, разумеется, аркан. Аркан, олицетворяющий не самый удачный расклад судьбы и не лучшее состояние духа.
   Впившись взглядом в картинку, где волк и собака воют на луну, сидя на пустынной дороге, я пролепетал непослушными губами:
   – Ты это, Альбина, серьёзно?
   – До известной степени, – ответила ведьма, подмигнула заговорщицки и приложила палец к губам: – Т-с-с-с.
   После чего растворилась в густом, как сгущённое молоко, тумане.
   Вот и всё.
   Из состояния прострации меня вывел резкий сигнал клаксона. Это Боря, встраиваясь в общий поток, дал понять заметавшейся маршрутке, кто тут у нас вообще-то главный. Очнувшись, я – лучшего способа быстро привести себя в норму не знаю, разве только – кусок льда за шиворот – энергично растёр ладонями уши. А когда окончательно пришёл в чувство, обнаружил, что Архипыч участливо наблюдает за мной и внимательно-внимательно отслеживает мой долгий приход после краткосрочного отхода.
   – Чего уставился? – спросил я у него с полушутливой грозностью.
   – Сдаётся, ты всё вспомнил, – удовлетворённо произнёс кондотьер.
   – Да. Кажется.
   – Кажется или точно?
   – Кажется, точно.
   – Ну, это лучше, чем "точно кажется".
   – Лучше, – согласился я. – Только теперь новая проблема на очереди.
   – Что ещё? – нахмурился Архипыч.
   – Нужный образ я ухватил, это хорошо и даже здорово. Но как мне теперь в Запредельное попасть? Вот вопрос. Самовольно не могу, ворота мне Туда открываются ненадолго и лишь в указанный срок. Что делать?
   – Снять штаны и бегать, – проворчал Архипыч. Потом потрепал в глубоком раздумье бороду и предложил: – Послушай, Егор, а может, я вместо тебя схожу? С тебя, похоже, выкуп какой-то потребует, так я посредником выступлю. Не бойся, я справлюсь. Наш Тарас не хуже вас.
   Меня этот вариант категорически не устраивал.
   – Верю, Серёга, что справишься, – сказал я. – Но в таком случае мне придётся одну тайну раскрыть, которую тебе, извини, знать не положено. Я этого сделать не могу. Так что – увы.
   – Хреново тогда.
   На какое-то время после этого воцарилось молчание. Мы все дружно и наряжёно думали. Потом я решился и, глядя за окно (в это время мы уже проезжали мимо сгоревшего и покуда ещё не отремонтированного здания военной типографии), спросил:
   – Серёга, не сочти за наглость, но ты не можешь мне предоставить свои каналы?
   – Могу, – не оборачиваясь, сказал Архипыч. – Но только это тебе ничего не даст. Ты в них не протиснешься.
   – Ой, Серёга, не ври.
   – О чём это ты?
   – О том самом. Ты высший, ты в курсе: Пределов нет, есть лишь различные аспекты Запредельного. А раз так, значит, и каналы твои безразмерны.
   – Откуда знаешь?
   – Знаю.
   Архипыч повернулся, посмотрел на меня осуждающе и, поведя головой в сторону своего заместителя, спросил:
   – Ну и зачем об этом при детях?
   – Тоже мне секрет полишинеля, – фыркнул Боря. Но стоило только Архипычу на него цыкнуть строго, отпустил руль и зажал руками уши: – Всё-всё, мой коннетабль, ничего не знаю, ничего не слышал.
   – Кончай придуряться, Улома, рули давай, – приказал Архипыч и потом вновь обратился ко мне: – Да, Егор, я знаю, причём, знаю точно, что Пределы лишь фантом реальности. Знаю и не сомневаюсь в этом. Ну и что с того? Знание это только знание, оно ни к чему не обязывает, оно даёт право на выбор. Есть два пути. Первый: порвать с иллюзией, пройти по ступеням просветления и слиться с истиной. Второй: не дёргаться, оставит всё как есть и дальше жить иллюзией. Я, как, впрочем, и все другие высшие из ныне живущих, выбрал второй. Выбрал и живу по законам Пределов.
   – Почему так? – не преминул спросить я.
   – А потому что мне так интересней, – с вызовом и задиристо ответил кондотьер. – Это, во-первых. А во-вторых, всерьёз подозреваю, что, истина – это тоже иллюзия. Только высшего порядка. А есть ещё в-третьих, в-чётвёртых… Тебе доложить? Или этого хватит?
   – Пожалуй, хватит.
   – Вот и хорошо. Разговор на эту тему может быть длиннее сказки про белого бычка, а нам недосуг. Нам решение нужно найти. А о высоком поговорим как-нибудь после войны.
   И вновь в салоне надолго повисло молчание. На этот раз прервал его Боря. Вырулив возле Знаменского монастыря на кольцо, он вдруг предложил:
   – Мой коннетабль, а что если задействовать канал номер двести?
   – Ну ты, брат, и хватил! – не то изумился, не то возмутился Архипыч. – Сам-то понял, что сказал?
   Боря стушевался и вновь проглотил язык, а вот я за его идею зацепился:
   – Колитесь, господа, что за канал такой?
   – Это, Егор, технический канал, – выдержав паузу, пояснил Архипыч. – Мы через него отправляем тех, кого уже развоплотили, Грубо говоря, двухсотый служит грузовым порталом для компоста.