— Все как у Крили Монка, — сказала Нора. — Визит был отменен?
   — Вот последнее, что написал мой отец: «Отмена. Никаких объяснений. Я едва нахожу в себе силы подняться. Могу ли я продолжать работу? Есть ли у меня выбор? Нет у меня выбора, и как я могу продолжать, чувствуя себя подобным образом?»
   — В точности то же самое случилось через несколько дней с Крили Монком. Вы думаете, это совпадение?
   — Мне кажется, нет, — сказала Нора. — Но тогда это означает...
   — Что Монку позвонили так же, как моему отцу. Не кажется ли вам, что такие же предложения должны были получить Меррик Фейвор и Острин Фенн? И не думаете ли вы, что они сделаны человеком, который организовал встречи, а потом отменил их, — Линкольном Ченселом?
   — Боже правый! — воскликнул Джеффри. — Так вы думаете, что все это было подстроено?
   — Чтобы заставить моего отца добровольно расстаться с жизнью, было бы явно недостаточно получить отказ от Линкольна Ченсела.
   Нора потрясенно смотрела на Тайди. Затем она взглянула через стол на Джеффри, который наверняка давно уже понял, к чему идет разговор.
   — Вы думаете, что Линкольн Ченсел убил вашего отца и Крили Монка. А также Меррика Фейвора и Острина Фейна.
   — Я думаю, что Ченсел выкинул моего отца из окна и разорвал в клочья его рукопись, так же как сделал это с Фейвором.
   — Возможно, это кажется очевидным, но зачем ему понадобилось это делать?
   — Думаю, он хотел что-то скрыть.
   — Подлинное авторство «Ночного путешествия»?
   — Конечно, — сказал Джеффри. — Монк знал, что Драйвер был вором. Он сказал об этом Меррику Фейвору, и это слышали твой отец и Фейн. Но тогда никто не поверил Монку. Позже Фейвор сказал Тайди и Фейну, что Крили был прав. Он был уверен, что видел, как Драйвер крадет что-то из сумочки Кэтрин Маннхейм. Все знали, что у Драйвера проблемы с тем, над чем он работал, а через полгода он вдруг пишет превосходное произведение и передает авторское право «Ченсел-Хаусу».
   — В самую точку, — сказал Тайди. — Ченсел был так же беспощаден с Драйвером, как и со всеми остальными. Ему надо было принять меры предосторожности на случай, если Кэтрин Маннхейм успела поговорить о своей работе с кем-нибудь из гостей.
   — Это он назначал конфиденциальные встречи и следом отменял их, — сказала Нора. — А потом внезапно объявлялся у каждого на пороге и ждал момента, когда к нему повернутся спиной.
   Секунду трое в комнате наверху пустой библиотеки молчали.
   — И что же теперь? — нарушила тишину Нора.
   — А теперь решать вам, — произнес Тайди.

72

   — Что же мне делать? — спросила Нора. — Я не могу доказать, что дед Дэйви убил четверых человек пятьдесят пять лет назад. Все это имеет смысл для Эверетта Тайди, вас, Джеффри, и для меня, но кто еще поверит нам?
   — Я думаю, Эв имел в виду, что вам следует продолжать то, что вы делаете.
   Небо было по-прежнему ясным, и по обе стороны прямой дороги в Нортхэмптон трепетали в знойном мареве зеленые поля. Теплый ветерок дышал в лицо Норе, ерошил ей короткие волосы, но до Джеффри, казалось, не долетал.
   — А что я делаю? — спросила Нора.
   — Продвигаетесь шаг за шагом.
   — Блестяще. После всего, что мы узнали, вы думаете, что «Ночное путешествие» написала Кэтрин Маннхейм?
   — Сейчас это кажется мне более вероятным, чем казалось сегодня утром.
   — А почему так важно, чтобы я встретилась с вашей матерью?
   — Я всегда забываю, как красиво в этой части Массачусетса.
   Сбить с толку Джеффри было невозможно.
   — Ну, ладно, — сказала Нора. — Попробуем сменить тему. Чем занимался ваш отец?
   — Он был поваром. Точнее, шеф-поваром. Все мои предки по отцовской линии были великими кулинарами. Прапрадед служил шефом в «Гранд Палаццо делла Фонте» в Риме, а его брат — в «Эксельсиоре». Моя мать, несмотря на то что она не итальянка, готовит не хуже. Перед смертью отца они собирались открыть ресторан. Мама до сих пор любит готовить.
   — И теперь она готовит для государственных банкетов и президентских приемов.
   Джеффри искоса взглянул на Нору.
   — Ваша тетя Сабина что-то говорила об этом.
   — У вас хорошая память.
   — Сабина — сестра вашей матери?
   Джеффри чуть надвинул на лоб козырек итонской кепки. Впервые Норе показалось, что ветерок наконец-то коснулся его.
   — А, понимаю. Тема исчерпана. Но вы можете мне рассказать хотя бы о Пэдди?
   — Я могу рассказать вам часть этой истории, а с остальным придется подождать. Вы почувствовали, как Сабина относится к Ченселам? Она обвиняет их во многом, но главное — в том, что случилось с ее дочерью. Пэдди была хорошей девочкой, пока не сбилась с пути. Возможно, она была немного похожа на меня, и поэтому я так любил ее. Пэтти — тогда ее звали так — была намного моложе меня, но мне всегда нравилось быть с ней. Конечно, я часто уезжал, поэтому не был рядом, когда она открыла для себя «Ночное путешествие». Эта книга перевернула ее жизнь. Она даже изменила свое имя. Иногда Пэдди изображала из себя других персонажей книги. Думаю, Пэдди погружалась в это наваждение все глубже и глубже, пока не стала исчезать из дома и встречаться с другими помешанными на Драйвере. Она стала употреблять наркотики, дома начались постоянные скандалы. Пэдди изменилась целиком и полностью. Теперь она не стала бы проводить время с человеком, который не способен был сутками разговаривать только о Драйвере и его книге, а когда ей исполнилось шестнадцать, она сбежала из дома.
   Один поклонник Драйвера рассказывал ей о других, и Пэдди путешествовала по этой преисподней с людьми, преданными Маленькому Пиппину, живя в домах то одного помешанного на Драйвере, то другого. Эти люди занимались лишь тем, что целыми днями разыгрывали сцены из «Ночного путешествия». Никто не знал, где Пэдди. Через пару лет она умудрилась каким-то непостижимым образом пробиться в Род-айлендскую школу дизайна — не могу даже представить себе, как ей это удалось. Сабина посылала ей деньги, но видеться с ней Пэтти отказывалась. Она проучилась в школе около года, а затем снова исчезла. Сабина получила всего одну открытку из Лондона. Пэтти училась в другой школе искусств и жила в доме другого фаната Драйвера. И снова наркотики. Потом она переехала в Калифорнию — та же ситуация — и наконец объявилась в Нью-Йорке, где моталась между Ист-Виллиджем и Чайнатауном, совершенно растворившись в сумасшедшем мире Драйвера. Именно тогда она и докатилась до Дэйви. Как бы там ни было, Пэтти снова исчезла, и никто не знал, где она, пока несчастная не умерла от передозировки героина в Амстердаме и полиция не связалась с Сабиной.
   Выходит, в истории Дэйви было гораздо меньше преувеличений, чем казалось Норе.
   — Спасибо, что рассказали, — поблагодарила она Джеффри. — Но я по-прежнему не могу понять, почему Пэдди была так зациклена на рукописи и на Кэтрин Маннхейм.
   — Перестаньте задавать вопросы и расскажите мне лучше о своем детстве и о том, как познакомились с Дэйви. Или что вы думаете о Вестерхолме.
   Нора поняла, что снова уперлась в стену.
   — Вестерхолм я терпеть не могу, Дэйви я встретила в Виллидже, в баре под названием «Чамлиз», а в детстве отец брал меня с собой на рыбалку. Джеффри, где я буду спать сегодня ночью?
   — В Нортхэмптоне есть отличный старый отель. Вы можете жить там, сколько захотите.
   Через несколько минут, проскочив под автострадой, они въехали в восточную часть Нортхэмптона. Вдоль улицы тянулись бакалейные лавки и магазинчики. У подножия холма дома стали выше и солиднее, а движение сделалось более оживленным. Они проехали под железнодорожным мостом. По широким улицам гуляла молодежь, собиралась стайками на тротуарах у широких перекрестков. Джеффри показал рукой вперед, где на плавном изгибе улицы возвышался отель «Нортхэмптон» — внушительное коричневое здание с уставленной цветами террасой, к которому было пристроено современное крыло из стекла и металла.
   — Когда закончим общаться с моей матерью, я привезу вас обратно и устрою в номер. У нас будет пара дней, чтобы обсудить, что вам делать дальше. Думаю, мы сможем обедать и завтракать вместе, если вы не против.
   — А что, великий кулинар не кормит вас?
   — Мама не слишком увлекается домашним хозяйством.
   Нора смотрела в окно на симпатичную главную улицу городка с ее фонарями и ресторанами, рекламирующими жаренную на углях в кирпичных печах пиццу, цыплят-тандури и холодный вишневый суп; на галереи, полные поделок индейских ремесленников и импортных ожерелий и бус; на группки симпатичных подростков — в основном девушек, перетянутых ремнями рюкзачков, в обрезанных джинсах и топиках на бретельках — и думала про себя: «Что я здесь делаю?»
   — Почти приехали, — сказал Джеффри, направляя машину за стайкой девушек на велосипедах на более тихую улочку, где среди величавых дубов стояли старинные кирпичные здания, соединенные сетью тропинок. Девушки на велосипедах устремились дальше по дорожке, перед которой стоял указатель «Колледж Смита». Джеффри аккуратно развернул машину перед большим двухэтажным, обшитым вагонкой домом с крытым крыльцом, таким широким, что на нем можно было с успехом устраивать дискотеку. Здание напоминало небольшой курортный отель в Адирондакских горах. На щите, стоявшем чуть в стороне от дороги, было написано: «Превосходная пища и организация банкетов».
   Джеффри с виноватой улыбкой повернулся к Норе.
   — Разрешите мне зайти и подготовить ее, хорошо? Явернусь через несколько минут.
   Она не знает о моем приезде?
   — Не знает — так лучше, — открыв дверь, Джеффри опустил одну ногу на асфальт. — Пять минут.
   — Хорошо.
   Джеффри вышел, закрыл дверь и на мгновение прислонился к ней, глядя сверху вниз на Нору. Если он и хотел что-то сказать, то передумал.
   — Я не убегу, — заверила его Нора — Идите, Джеффри.
   Он кивнул.
   — Я быстро.
   Джеффри быстро прошел по длинной, выложенной кирпичом дорожке, одним прыжком преодолел ступени и оглянулся на Нору. Затем прошагал по крыльцу и открыл дверь. Прежде чем войти, он снял кепку.
   Нора откинулась на спинку сиденья, вытянула ноги и стала ждать. В траве под рекламным щитом стрекотал кузнечик. На другой стороне улицы три раза, словно предупреждая о чем-то, отрывисто и громко гавкнула и так же внезапно умолкла собака. Едва заметно темнело.
   Пять минут истекли, и Нора взглянула на дверь, ожидая, что на крыльце вот-вот появится Джеффри. Несколько минут спустя она опять подняла глаза на дверь, но та оставалась закрытой. Неожиданно она подумала о Дэйви, который в этот момент, возможно, раскладывает на полках Джеффри свои компакт-диски. Бедный Дэйви, заперт в «Тополях», как в тюрьме. Нора выбралась из «МГ» и стала ходить туда-сюда по тротуару. Может, позвонить Дэйви? Нет, конечно же, она не может ему звонить, это ужасная идея. Нора снова посмотрела на крыльцо и испытала настоящий шок. Невероятно красивая молодая темнокожая женщина с белой косынкой на волосах смотрела на нее из большого окна. Потом отвернулась и исчезла. Через мгновение дверь открылась, и на крыльцо вышел Джеффри.
   — Проблемы? — спросила Нора.
   — Все в порядке, просто очень трудно завладеть ее вниманием.
   — Я видела девушку в окне.
   Джеффри взглянул через плечо.
   — Удивительно, что не целую дюжину девушек.
   Нора поднялась вслед за ним по чуть пружинящим деревянным ступеням и подошла к двери.
   — Входите, пожалуйста. — Джеффри открыл перед ней дверь.
   Нора оказалась в большой комнате. Справа от нее под большим календарем стоял компьютер, слева — телевизор с проекционным экраном, напротив него — два потертых вельветовых дивана. Из дальнего конца зала арка вела в еще более просторное помещение, где несколько молодых женщин в джинсах склонились над рабочими столиками и куда другие несли горшочки и наполненные доверху дуршлаги. В одной из них Нора узнала девушку, которую видела в окне. Стройная блондинка лет двадцати с небольшим, смотревшая по телевизору мультфильм, подняла глаза на Нору и сказала:
   — Привет!
   — Здравствуйте, — ответила Нора.
   — Вы — первая женщина, которую привез сюда Джеффри, и мы все заинтригованы.
   По другую сторону арки с десяток девушек строгали овощи и заворачивали в тесто яблоки у огромного стола, напоминающего мясницкий. С потолочных балок свисали медные кастрюли и котелки. Перед двумя огромными плитами женщины в белых куртках и с повязками на волосах наблюдали за шкворчащими сковородами и бурлящими баками; одна из поварих быстро перемешивала содержимое вока[27]. У стола, на котором упаковывали контейнеры в коробки-термосы, стоял холодильник из нержавеющей стали размером с «мерседес». Рядом виднелось окно, выходившее в большой сад, где девушка в синем переднике собирала горох. Все женщины на кухне напоминали Норе аспиранток — если бы аспиранткам было по двадцать пять лет и все они были так стройны и привлекательны. Кое-кто из них провожал Нору взглядами, когда Джеффри вел ее к группке, столпившейся около первой плиты.
   Медленно, словно раскрывающийся бутон огромного цветка, группка девушек расступилась, и перед Норой оказалась низенькая женщина в просторном черном платье, на шее которой висело множество медальонов и цепочек. Женщина мешала деревянной ложкой густой красный соус Седые волосы ее были собраны на затылке в плотный пучок. На лице женщины почти не было морщин. Она посмотрела на Джеффри, затем оценивающим взглядом черных глаз окинула Нору и повернулась к женщине, которая выглядывала недавно в окно.
   — Майя, ты ведь знаешь, что делать дальше, не так ли?
   — Грибы Ханны, потом другие грибы, а потом все это в горшочек с телятиной Робин-Бобин, пять минут — и можно отправлять.
   — Хорошо, — хлопнув в ладоши, женщина отошла на пару шагов от плиты. — Дайте Софи какую-нибудь работу. Как идет упаковка?
   — С этой партией мы почти закончили, — сказала одна из девушек у стола.
   — Мэрибел, пусть Софи поможет тебе отнести все в фургон. — Высокая рыжеволосая девушка в круглых очках направилась к арке. Женщина взглянула на часы.
   — Джеффри выбрал очень загруженный день для визита. Мы должны обслужить Азиатское общество в девять, а перед этим еще обед в Честерфилде, но вроде бы все идет по расписанию. — Еще раз окинув быстрым взглядом свою команду, женщина повернулась к Норе. — Итак, это вы женщина, о которой все мы читаем в газетах. Джеффри сказал, что вы хотите поговорить со мной о Кэтрин Маннхейм.
   — Да, — ответила Нора — Если вы сможете уделить мне немного времени.
   — Конечно. Только давайте выберемся отсюда и присядем в первом зале. — Женщина протянула руку, и Нора пожала ее. — Добро пожаловать. Насколько я понимаю, вам надо на какое-то время спрятаться. Если хотите, можете пока побыть у нас. Не могу предложить вам комнату, но вы можете спать на диване, пока мы не подберем что-нибудь более подходящее. Лишняя пара рук всегда пригодится, а компания здесь достаточно приятная.
   — Думаю, мне лучше снять ей номер в отеле, — сказал Джеффри.
   Мать его все это время не сводила глаз с Норы.
   — Делайте так, как вам больше нравится, но если захотите, всегда можете отсидеться здесь.
   — Спасибо. Я буду иметь это в виду.
   — Я буду счастлива помочь женщине, которая вышла замуж за Дэйви Ченсела.
   Нора удивленно посмотрела на Джеффри, а женщина продолжала:
   — Похоже, мой сын оставил все объяснения на мою долю.
   — Разве посмел бы я поступить по-другому?
   Софи и Мэрибел остановились по дороге к столу, чтобы стащить с дымящегося большого плоского блюда по фрикадельке по-шведски.
   — Загружайте фургон, проказницы, — скомандовала женщина, и девушки, дожевывая на ходу, поспешили к выходу из кухни. — Пойдемте присядем. Я на ногах с самого утра.
   Она жестом указала на диван, с которого еще минуту назад смотрела телевизор Софи. Нора села, а Джеффри, сунув руки в карманы, молча наблюдал, как его мать выключает телевизор. Затем пожилая женщина опустилась на противоположный от Норы край дивана и сложила руки на коленях.
   — Джеффри не представил нас друг другу, и вы, кажется, не имеете ни малейшего понятия, кто я, если не считать того, что я мать этого человека, — она кивнула в сторону Джеффри.
   — Извините, но так оно и есть, — сказала Нора — Вы знали Кэтрин Маннхейм? И Ченселов тоже?
   — Разумеется, — сказала женщина. — Кэтрин была моей старшей сестрой. С Линкольном Ченселом я познакомилась в «Береге», и, прежде чем я успела сообразить, что к чему, он предложил мне на него работать. И я работала в его доме еще в те времена, когда ваш муж был маленьким мальчиком.
   Нора изумленно переводила взгляд с женщины на Джеффри. Последний нервно прочистил горло.
   — Мистеру Ченселу не нравились итальянские имена и фамилии.
   — Когда он нанял меня, я была Хелен Деодато, но вы могли слышать обо мне как о Хелен Дэй. Когда дом перешел к Элдену Ченселу и его жене, они стали называть меня Чашечницей.

Книга VIII
Чашечница

   Долго-долго Пиппин сидел в тепле и мерцании горящего очага, не произнося ни слова. Он пристально вглядывался в лицо старухи. После всего, что поведала ему эта женщина, седые усики над ее верхней губой и торчащий вперед острый подбородок уже не пугали Пиппина. И даже череп, из которого она пила свое вонючее темное зелье, и даже груда черепов за ее спиной больше не пугали мальчика. Он слишком увлекся ее историей, чтобы бояться.
   — Не понимаю, — сказал Пиппин. — Вы — его мать, но он — не ваш сын?

73

   На несколько секунд, показавшихся ей вечностью, Нора лишилась дара речи. Она не могла пошевелиться. Решительная пожилая женщина рядом с ней, на груди которой покоились тяжелые золотые цепи, ожерелья из старинных монет, из глиняных бусинок, из серебряных птичек с серебряными перьями, из сверкающих красных и зеленых камней, сидела, опустив широкие ладони на колени и чуть подавшись вперед, и наблюдала за эффектом, произведенным на Нору ее словами, в то время как Нора вбирала в себя ровные черные брови, умные темные глаза, рельефный нос, полные, красиво очерченные губы и округлый подбородок Хелен Дэй. Чашечница О'Дотто — Дей и О'Дотто — две половинки ее настоящей фамилии, не известной Дэйви, потому что его дед считал итальянские фамилии слишком пролетарскими, чтобы произносить их в своем доме.
   — Джеффри, ты должен был рассказать ей хотя бы что-то, — упрекнула Хелен сына — Негуманно выплескивать на нее все вот так, сразу.
   — Я думал о том, что так будет гуманнее по отношению к тебе, — сказал Джеффри.
   — Ничего, переживу, — сказала Нора.
   — Конечно, переживете.
   — Вы правы, все так сразу принять нелегко... Я много слышала о вас от Дэйви. Вы — легендарная личность. В доме до сих пор вспоминают о ваших десертах.
   — В этой семье все сладкоежки. Старый мистер Ченсел мог в одиночку съесть целый торт из семи коржей. Иногда мне приходилось печь два торта — один для него, а второй — для всех остальных. И маленький Дэйви был таким же. Помню, я все переживала, что он растолстеет, когда вырастет. Не растолстел? Думаю, нет. Вы не вышли бы за него замуж, если бы он был таким же мешком с жиром, как его дед.
   — Нет, не вышла бы, но он не растолстел.
   — С кем мне еще было посудачить, как не с ним? — В голосе Хелен мелькнула грустинка. — Дэйви наверняка скучал по мне, когда его родители от меня избавились. Бедный мальчик, конечно, скучал, да еще с такими родителями...
   — Как-то он сказал мне, — вставила Нора, — что порой думал, будто вы его настоящая мать.
   — Его настоящая мать проводила с ним немного времени. Частенько она и не знала, в доме он или нет.
   — И даже она не была его настоящей матерью, — сказала Нора. — Вы ведь наверняка были в «Тополях», когда умер первый ребенок.
   Хелен Дэй приложила палец к губам и внимательно посмотрела на Нору.
   — Да, — кивнула она. — Этот «переполох» случился при мне.
   — На самом деле Дэйзи и Элден не хотели ребенка, не так ли? Это Линкольн Ченсел заставил их усыновить Дэйви.
   И вновь оценивающая пауза.
   — Я бы сказала так: старик дал им понять, что хочет иметь наследника. В те дни на Маунт-авеню было немного спокойных ночей. — Хелен отвела взгляд, и ее миловидное лицо стало вдруг каменным. — Джеффри сказал, вы хотите поговорить со мной о моей сестре.
   — Очень хочу, но нельзя ли сначала задать несколько вопросов о других членах вашей семьи?
   Хелен подняла брови.
   — О других членах моей семьи?
   — Сабина Мэнн — ваша сестра?
   Пожилая женщина стегнула взглядом сына.
   — Нам надо было повидать Эва Тайди, — пояснил он. — Его номера нет в справочнике, и я позвонил Сабине и попросил пригласить его к себе в дом.
   — Что она с радостью и сделала, не сомневаюсь... Небось сновала туда-сюда с дешевым печеньем и чашкой «Эрл Грея»[28].
   — На этот раз был «Порох». И Сабина приносила его только один раз. Но вынужден признать, что она опять на меня ворчала.
   — "Порох", — покачала головой Хелен. — Бог ты мой. Ну, ничего, переживет. Полагаю, Эверетт Тайди понадобился вам для того, чтобы поговорить о его отце?
   — Да, — кивнула Нора.
   — Он помог вам чем-нибудь?
   — Высказал кое-какие предположения, — сказал Джеффри, бросая Норе предупреждающий взгляд, который не укрылся от его матери.
   — Не стану допытываться, — сказала она. — Не мое это дело, за исключением того, что касается моей сестры. Однако насколько я помню отца Эверетта, о Кэтрин он мог рассказать немного. Мне казалось, они почти не разговаривали друг с другом. Вряд ли он сказал что-то такое, что впечатлило бы бедняжек Эффи и Грейс. — Заметив, что Нора перестала ее понимать, Хелен пояснила: — Это мои сестры. Те дурочки, которые посмотрели кино и наняли адвоката.
   — Ничего удивительного. Это была просто дурацкая идея. А теперь, насколько я знаю, эта дурацкая идея захватила и мерзавца, похитившего вас из полицейского участка — Хелен с отвращением покачала головой. — Но позвольте мне ответить на ваш вопрос. Сабина Мэнн, слава богу, не сестра мне. Она была Сабиной Крафт, прежде чем вышла за моего брата Чарльза. Это завершило ухудшение отношений между мной и братом, которое началось, когда он поменял имя.
   — А почему он поменял имя?
   — Чарльз ненавидел нашего отца. Сменив имя, можно было причинить отцу боль. Чарльз сделал это, как только ему исполнился двадцать один год. Тот позор чуть не стоил Эффи и Грейс тех крохотных крупиц рассудка, которыми они обладали. А Кэтрин, разумеется, ничто не волновало. Как всегда. Для нее это ничего не значило. Кэтрин всю жизнь была как бы независимой державой.
   Нора думала о том, что сама Хелен Дэй, которая, по-видимому, безропотно позволила Линкольну Ченселу изменить ее собственное имя, была не менее своеобразной особой, чем ее сестра.
   — Вы были не очень близки с Чарльзом и сестрами? — спросила Нора.
   — Я всегда ладила с Деодато куда лучше, чем со своей семьей, если вы это имеете в виду. Добропорядочные, благоразумные, сердечные люди, они рады были принять к себе Джеффри, когда выяснилось, что я не справляюсь с обязанностями одинокой матери. Разумеется, мне никогда бы не пришло в голову отдать моего маленького мальчика Чарльзу, не говоря уже о Сабине, а Эффи и Грейс были едва способны позаботиться о самих себе. А Деодато — это был славный клан: повара, полицейские и учителя средних школ. Я очень любила их всех, и они никогда не осуждали мой образ жизни, так что я могла видеться с Джеффри всегда, когда это позволяли обстоятельства. Покинув Ченселов, я знала, что должна вернуться сюда — в эту часть Массачусетса Здесь был мой дом, здесь умер мой муж. Это единственное место в мире, которое я любила по-настоящему. Джеффри понимал меня.
   — Понимал, — подтвердил Джеффри. — Понимаю и теперь.
   — Я знаю это. Просто не хочу, чтобы Нора судила меня строго. Ведь, между нами говоря, мы с Джеффри замечательно работали, не так ли? Ему удалось добиться в жизни столько необычайного, хотя в жилах его течет кровь Маннхеймов, а это означает, что людям бывает очень нелегко его понимать. В Джеффри есть очень многое от меня и многое от Кэтрин. Но Джеффри добродетельнее Кэтрин. Да и меня самой, если уж на то пошло.
   — Разве Кэтрин не была добродетельной?
   — А я? Ну-ка, скажите мне.
   — Вы более возвышенны, чтобы назвать вас только добродетельной, — сказала Нора.
   Глубоко в глазах пожилой женщины запрыгали задорные огоньки.
   — Вы только что описали мою сестру Кэтрин. Я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили мое предложение: если когда-нибудь вам понадобится безопасное укрытие, вас всегда рады будут видеть у нас. Здесь вы научитесь готовить блюда из любой кухни и сможете поднакопить деньжат, у нас тут своеобразная общественная собственность — доходы делятся поровну.
   — Спасибо вам, — сказала Нора — С трудом сдерживаю себя, чтобы не подписаться под контрактом сию же минуту.
   — Ну вот, так и знал, — сказал Джеффри. — Знаменитый «Дом Хелен Дэй: Райская пища Кулинарная школа. Интеллектуальный салон и прибежище всех женщин» снова вербует работников.
   — Чепуха, — сказала Хелен. — Нора понимает, что я имею в виду. А теперь поговорим о моей сестре Кэтрин, чтобы вы перестали наконец мучиться.