Стрельцова Маша. Помело для лысой красавицы

   — «Бурый медведь», слушаем вас! — мелодично пропел девичий голосок.
   — Будьте добры, мне Вишневского.
   — Хорошо, как о вас доложить?
   — Скажите что Магдалина беспокоит, — усмехнулась я.
   На самом деле я была уверена что Вишневский скажет секретарше что его для меня нет.
   В трубке на несколько секунд заиграла какая — то мелодия, после чего я услышала :
   — Привет, Магдалина.
   — Привет, — вздохнула я. Его голос был подчеркнуто равнодушен. — Можешь сегодня ко мне в гости приехать?
   Он помолчал, после чего с неохотой сказал:
   — У меня дел много.
   — Мне с тобой надо поговорить. Пожалуйста!
   Я неожиданно почувствовала, что опять реву. Нервы совсем ни к черту стали. На самом деле меня почему — то очень задел его тон. Еще вчера он на меня надышаться не мог.
   — Говори, — явственно пожал он плечами.
   — Сашенька, ну пожалуйста, приедь, а?
   — Ты чего ревешь-то? — удивился он.
   — Я не реву, — утирая слезы, сказала я.
   — Хорошо, я приеду. В семь удобно?
   — Удобно!
   — Тогда до вечера!
   Я положила трубку, села в ванной посреди пены и горько зарыдала. Черт его знает почему. Надо валерьянку начать пить.
   В кармане халата тренькнул телефон. Я снова дотянулась до халата и достала сотовый.
   — Алё, — раздался в трубке незнакомый женский голос. — Это вы объявление в Интернете вешали?
   — Да, я!
   — Ну так вот, у меня есть сведения, — заявила девушка, — давайте встретимся.
   — Отлично, куда подъехать?
   — Я в Заславске живу, если сильная нужда — прошу ко мне!
   Заславск от моего города был на расстоянии ста пятидесяти километров, не дай боже я просто так скатаюсь — это ж сколько времени зря потратится.
   — Скажите, а вы уверены что видели именно эту девушку? — вздохнув, спросила я.
   — Уверена ли я? Да я с ней в одной комнате в общаге жила!
   — В Заславске? — обмирая от неожиданной удачи, спросила я.
   — Ага, тут!
   — А сейчас она там?
   — Вот за сейчас не скажу. Могу только про нее вообще рассказать, если вам это интересно, конечно.
   — Погодите, как вашу знакомую зовут? — опомнилась я от шока. Неужто я сейчас узнаю имя мерзавки!!
   — Лариска Воронова.
   — Хорошо. Говорите адрес, я подъеду.
   Повеселевшая девушка продиктовала адрес, сказала что ее зовут Людой и я тут же, быстренько ополоснувшись, вылезла из ванной и закуталась в большую махровую простынку. Кое-как вытерлась, радуясь что не надо полдня сушить волосы, и позвонила Ленке.
   На этот раз она трубку взяла.
   — Ну слава богу, — облегченно вздохнула я.
   — Звонила уже, что ли? — догадалась она.
   — Ага, никто трубку не взял.
   — Да вот только от матери приехала еще ботинки снять не успела.
   — Вот и не снимай. Заказывай тачку, бегом ко мне, я оплачу.
   — Что за спешка? — осведомилась она.
   — Уезжаю я сейчас по делам, так что, Ленчик, мухой, родная! — напутствовала я.
   Ленка приехала через двадцать минут — засекала. Я за это время успела одеться, приклеить парик и побросать в сумку все необходимое.
   — Привет, — остолбенело уставилась она на меня. — Ты чего такая страшная стала?
   — А в чем это выражается? — поинтересовалась я. Я и раньше красавицей не была — натуральная блондинка, и поэтому у меня бесцветная кожа, ресницы и светлые глаза неопределенного оттенка, единственное что спасало — роскошные ноги да волосы. Тут Господь жмотничать не стал, отвалил с лихвой. Ну с волосами понятно проблемы, так на мне парик!
   — Ну ты вовсе стала как жердь да и лицо как-то ввалилось — ну там глаза, щеки. Ты чего это, Лисонька, как на тот свет собралась?
   — Да прихворнула чуток, — неопределенно ответила я. — Раздевайся да я тебе растолкую, чего от тебя требуется.
   Ленка быстренько скинула куртешку да ботиночки, мы пошли на кухню и я вручила ей тетрадку и трубку телефона.
   — В общем, Лен, я тут одну бабу ищу, объявление дала на сотовый и домашний. Но сотовый я не всегда смогу брать-то я в мертвой зоне, то допустим занята. Так что твоя задача — просто спрашивать у людей номер телефона, записывать, а я тебе буду перезванивать, или сама звони если что срочное.
   Я вывела на первой странице тетрадки номер своего сотового.
   — А если допустим человек с автомата звонить будет? Тогда что ему говорить? — проявила Ленка сообразительность.
   — Тогда скажи, пусть все же дозванивается до сотового. В общем я поскакала, чувствуй себя как дома, шарься в холодильнике и в моей ванной сколько хочешь, только ради бога компьюдер не трогай, ладно?
   Я спустилась на лифте в гараж, вывела свою шушлайку и покатила в Заславск.
   Подгорная, дом двадцать четыре оказалась мерзкой двухэтажкой, сто лет назад оштукатуренной и покрашенной в белый цвет. Сейчас же в фасаде зияли огромные пятна отвалившейся штукатурки, во дворе за вкопанным столом трое бомжей пили из трехлитровой банки явно не квас, а в подъезде невыносимо воняло. Осторожно ступая, я дошла до второго этажа и постучала в квартиру номер шесть.
   Дверь мне открыла маленькая девушка, мне по пояс.
   — Я с вами сегодня разговаривала, я Мария, — пояснила я ей.
   — Какая вы высокая! — не сдержалась она.
   — Каблуки пятнадцать сантиметров! — улыбнулась я.
   — Все равно, мне б такой рост! — завистливо проговорила она, пропуская меня в квартиру.
   Я только усмехнулась. Это сейчас молоденькие девочки сплошь под два метра ростом, а в моем детстве девочки обычно были 160-165 сантиметров, и поэтому меня звали дылдой, а лучшая подружка, Анька Саблина, полутора метров роста, не упускала случая заметить, что маленькие женщины для любви, а большие — для работы! Однажды я, выслушав это, грустно заметила, что мне и правда не повезло — придется пахать, карьеру делать, а у Аньки, считай, сверхприбыльная профессия жрицы любви в кармане.
   Анька обиделась, но подкалывать перестала. Потом она да и остальные девчонки став постарше признавались, что всегда завидовали моему росту.
   — Вы проходите в гостиную, — подтолкнула меня Люда. — У меня в остальных комнатах еще черт ногу сломит, переехала сюда буквально неделю назад.
   Я несколько удивилась, зайдя в гостиную. Отличная кожаная мебель, на огромном дубовом столе — изящный жидкокристаллический монитор, и все это на фоне отвратительных беленых желтой побелкой стен. Причем видимо побеленных лет двадцать назад — стены были в черных засаленных пятнах, какие бывают от частого соприкосновения.
   — Я с мужем развелась да обратно в материну квартиру вернулась, а мебель вот, поделили, — смутилась Люда от моего пристального осмотра. — Пока руки не доходят ремонт сделать.
   Я кивнула, села на кресло и предложила:
   — Ну, Люда, может быть вы расскажете мне что у вас за сведения?
   — Да сведений-то у меня на самом деле немного, но возможно они окажутся ценными, — пожала Люда плечами и начала рассказ.
   С Лариской Вороновой она познакомилась одиннадцать лет назад. Заславск — город маленький, практически большая деревня, и после школы большинство выпускников отправлялось в местное ПТУ. Девочек учили на швей и поваров, мальчики традиционно обучались на шоферов и механизаторов. Людочке же отчаянно хотелось другой жизни. В последнем, выпускном классе, мать спросила ее «Ну чо, Людка, куда поступать — то думаешь?». На что дочь неосторожно ответила, что собирается в областной город, в университет. Реакция матери была ошеломляющей. Она топала ногами, кричала что дочь сдурела, что нет у ней таких денег, чтобы ее, дуру, в городе учить. Что по осени без помощницы ей картошку не выкопать, и поэтому зиму не перезимовать. Много чего она высказала онемевшей Людочке, после чего твердо заявила, мол, мое тебе материнское слово — иди в повара! Профессия хорошая, всегда в тепле да сытости, и нечего придумывать! До окончания школы оставалось еще полгода, и Люда, со всех сторон рассмотрев профессию поварихи, в ужасе решила : да ни за что! Стать толстой бабищей в заляпанном белом переднике, день-деньской крутящейся в заводской столовке, ради того чтобы вечером тайком сунуть в сумку объедки? Матери она ничего не сказала, однако про себя решила : поварихой она не будет никогда. На ее счастье тут при лесотехникуме открылся филиал областного университета и всех желающих пригласили обучаться юриспруденции.
   Люда, ни слова не говоря, отнесла документы, сдала экзамены и была туда принята. Мать устроила ей за это форменный Армагеддон, и Люда не долго думая собрала вещички и переехала в общежитие.
   Первые полгода пролетели весело. Людочка, быстро сообразив, что рассчитывать ей не на кого, принялась учиться на совесть, чтобы получать повышенную стипендию. Девчонки подобрались неплохие, жили они мирно, выручали друг друга деньгами и продуктами. Мать не показывалась, Люда тоже не особо скучала — семнадцать лет бок о бок, шутка ли, требовалось немного отдохнуть друг от друга. В один прекрасный день к Людочке, жившей одной в двухместной комнатке подселили товарку — прежняя соседка случайно залетела и тихо исчезла к матери в деревню, аборт делать было уже поздно. Новая студентка перевелась к ним из Екатеринградского университета, была отлично, с городским шиком одета, держалась сердечно и просто. Звали ее Ларисой Вороновой. Учиться она не смогла недели две — адская зубная боль буквально скрутила девушку, и Люда за ней все это время ухаживала. Когда Лара поправилась, девчонки стали закадычными подругами. Лариса подарила подруге косметику, кое — какие вещи, научила краситься. Люда, которую мать тянула одна и особо не баловала, чувствовала себя богачкой, став обладательницей таких сокровищ. Девчонки отчаянно завидовали ей, что говорить, такую подружку — яркую да щедрую — хотели все. С Лариской было к тому же очень интересно, в любой компании она становилась центром внимания, кавалеры так и льнули к ней, однако Лора держалась строго и разочарованные парни в конце концов обращали взоры на Людочку.
   Долго ли, коротко, но однажды Лариска появилась на пороге их комнаты не одна.
   «Смотри, кого я привела тебе», — небрежно бросила она онемевшей Люде. На пороге, смущенно улыбаясь, стояла мать, с трудом держа увесистые сумки с продуктами. «Здравствуй, доча », — сказала она, и Людочка, взвизгнув, повисла у матери на шее. Откуда Лариска узнала адрес матери, и что она ей наплела, так и осталось непонятным. Мать с дочерью помирились, правда жить Люда так и осталась в общежитии. Мать разрешила, при условии, что жить она будет с Ларочкой, в которой мать просто души не чаяла. «Вместо одной дочери Господь двух послал», — говорила она. А Лариса и вправду постоянно подтыкала подружку — пошли, к матери сходим, помочь наверно надо ей по хозяйству. И они дружно делали в доме Людочки уборку после занятий, варили борщи, и уходили, оставив записку, мол, были мы, дочки. Уставшая мать, придя с работы, была каждый раз тронута до глубины души. Понятно, что Лариску она любила как родную. Люда даже ревновала, бывало.
   Так и пролетело почти пять лет. На последнем курсе Людочка влюбилась, да не в кого — либо, а в сына тогдашнего мэра городка. Чинить препятствий детям никто из родителей не стал, попросили лишь закончить учебу — и за свадебку. В те дни Лариска стала еще ближе Люде — она была ее верной наперсницей, выслушивала восторженные панегрики жениху, помогала шить свадебное платье. Мать Людочки пыжилась от гордости и решила не ударить в грязь лицом перед новоявленными родственниками. За месяц до свадьбы она с утра пораньше пошла в сбербанк и сняла все деньги, которые с крестьянской бережливостью откладывала долгие годы с каждой получки. Домой она не дошла. Ближе к вечеру к Люде пришли милиционеры снять показания и сообщить, что ее мать нашли в подворотне, с проломленной головой. Рядом же валялся и метровый отрезок трубы, которым ее ударили. Денег конечно же при ней не оказалось.
   Людочка слегла от горя, Вовка, ее жених и его родители забрали девушку к себе, выходили и через месяц несмотря на траур Люда вышла замуж. А куда было деваться? Она осталась сиротой, одной — одинешенькой на свете.
   В этом месте Люда остановилась и посмотрела на меня, словно прося ее оправдать.
   — Ну это понятно, — отмахнулась я. — А что с Ларисой было дальше?
   — Я не знаю, — пожала она плечами. — Я когда встала после смерти матери, Вовка сказал что она уехала, мол, переживала сильно из—за матери.
   Странный способ выразить скорбь.
   — Люда, вы жили с ней вместе, может, вспомните, где ее родители проживали, откуда она сама?
   — Так родители — то у нее, бедной, разбились на дороге, сирота она, — вздохнула Люда. — Вы если ее найдете, так скажите, что я на старом адресе теперь живу, пусть приезжает, как родную приму.
   — А если сирота, так куда ж она подалась — то от вас?
   — Не знаю, — безмятежно пожала плечами Люда.
   — Может, у вас фотографии сохранились?
   — Конечно сохранились!
   Вскочив, Люда подошла к шкафу, сняла с полки цветной фотоальбомчик, пролистнула его и подала мне. На фотографии была несомненно лже — Усольцева. Юная, с длинной светлой косой, отчаянно хохочущая на какой — то вечеринке и с котенком на руках.
   — До сих пор понять не могу, почему она уехала от меня, — тихо сказала Людочка. — Она же мне как сестра была.
 
   Выйдя от Люды, я села в машину и задумалась. Девушка производила впечатление полной клуши — доброй, наивной и недалекой. Во всяком случае я лично из ее рассказа вынесла совершенно не то, что она хотела мне сказать. Ларочка, сестра Люде и дочь ее матери, рождественский ангел, представилась мне крайне продуманной девицей. Если она сирота, как утверждала, и окружающие в этом не сомневались, значит Лариса никогда не получала переводов из дома, никогда не отлучалась из Заславска надолго, иначе у местных кумушек махом родилась бы сотня — другая версий. Соответственно — Ларе было выгодно тут обрести «семью». Что она с блеском и проделала. К тому же Людочка — отличница, наверняка она помогала подружке и с учебой. И весьма странна мне история с ограблением и убийством матери. Вернее, реакцией на это Лары. Сто к одному, что мерзавка и тут приложила свою ручонку!
   Тут мне в голову пришла новая мысля! Сиротка — то явилась из Екатеринграда в эту глушь отнюдь не босая и голодная! Королевой явилась, судя по восхищению Люды! И к тому же — покажите мне дурака, который из екатеринградского универа станет переводиться заштатную глушь!
   Я сунула руку в сумку, достала банку с отваром, приложилась к ней и набрала на сотовом номер Корабельникова.
   — Витька, нужна помощь! — кратко сказала я.
   — Горе ты мое, — ухмыльнулся он. — Рассказывай!
   — Слушай, особо в детали не вдаваясь, суть басни такова. Некая Лариса Воронова выманила у гражданина Америки очень крупную сумму, и так получилось, что мне ее надо найти. Можешь ее в розыск подать?
   — Мать, ты сдурела, — тут же отреагировал Витька. — Во — первых — где заявление пострадавшего? Без него тут никто со стула не встанет. Во — вторых — колись — ка, голуба моя, во что ты все-таки вляпалась? Опять приключений на свою задницу наскребла, а?
   — Да ни во что я не вляпалась, так, звоню тебе по старой памяти, авось инфой секретной разживусь, — как можно беззаботнее отозвалась я.
   — Смотри у меня! — уже на полтона ниже пробасил Корабельников.
   Я отключилась и перезвонила к себе домой.
   — Ну что, Ленк, никто не звонил? — нетерпеливо спросила я подружку.
   — По делу — никто, а так — звонил какой-то Денис, просил записать его номер телефона, и сказал что будет еще сам звонить, ему тебя лично надо.
   — Какой такой Денис? — не поняла я.
   — А я откуда твоих ухажеров знаю? — засмеялась она.
   Я положила трубку с неприятным чувством. Я вспомнила, что за Денис. Дэн, вернее. Мой случайный любовник. И откуда он только телефон взял! Меня передернуло от отвращения к себе. Как-то неправильно с ним получилось, ей-богу.
   Потом посмотрела на часы — черт возьми! Стрелка давно перевалила за полдень, а Екатеринград хоть и не слишком от нас далеко, но и не близко, на моей машине — часа три с половиной. Если ехать — то прямо сейчас!
   И я поехала.
   Благо Екатеринград был в стороне Заславска. Сосредоточенно размышляя, я поехала по следам Ларисы. И я отъехала уже километров на пятьдесят, как меня словно током дернуло: Вишневский!!! Вернусь из Екатеринграда я только ночью!!!
   Недолго думая я схватила мобильник, натыкала номер и сказала:
   — Привет, Саш.
   — Привет, — хмуро отозвался он.
   — Послушай, к семи я не успеваю. Можем на завтра перенести?
   — А на сегодня если не секрет что намечено? — как-то странно усмехнулся он.
   — Дела, Сашенька. Так во сколько завтра?
   — Мне завтра совсем некогда, — ровно ответил Вишневский.
   — Сейчас зареву, — предупредила я.
   — Это дел не отменит, — голос его стал еще скучнее.
   Я помолчала с секунду, после чего спросила:
   — Сашка, что делать будем?
   — Не отменять сегодняшнюю встречу.
   Я подумала с секунду — и улыбнулась.
   — Хорошо, Саша. Я не отменю!
   — Рад, — сухо ответил он.
   И повесил трубку.
   В Екатеринград я примчалась, когда уже сгустились сумерки. Спешным порядком вцепилась в первого же попавшегося дяденьку гаишника и стребовала с него подробное описание маршрута к университету.
   — Э, — махнул он палкой, — так у нас, девушка, тут четырнадцать вузов, вы определитесь, какой вам именно нужен.
   — Самый главный! — расплывчато, но твердо ответила я.
   — Тогда езжай так, — тут же сориентировался он и объяснил дорогу.
   Еще через полчаса я была в университете, стояла в холле и пыталась сообразить, куда дальше двигать. Не к первому же встречному подходить и спрашивать — поможите, люди добрые, сами мы не местные, кто Ларку Воронову знает, а?
   Время было вечернее, студентов почти не было, и старушка в стеклянной будочке выразительно — недовольно на меня поглядывала. Ну что ж, вот с нее мы, пожалуй, и начнем.
   — Здравствуйте, — подошла я к ней. — Подскажите, мне тут про вашу бывшую студентку узнать надо, мне куда обратиться?
   — Организация какая? — подозрительно глянула старушонка из-под очков.
   Тон, которым она разговаривала со мной, мне крайне не понравился.
   — Никакая, я сама по себе.
   — И чего ж вы узнать хотите? — сжала она губки в ниточку.
   — Про студентку вашу бывшую, — терпеливо повторила я.
   — Документики покажите, — ниточка губ стала вовсе еле заметной. А старушка-то тут явно вместо цепной собачки, того и глядишь, покусает!
   Я спокойно вытащила права и положила перед ней.
   — Что вы мне даете, вы мне паспорт покажите, — зло заявила старушонка.
   — Паспорт дома, — вздохнула я.
   — Вот съездите домой и привезите значит, — мерзким голосом велела она, вздернула она нос и уткнулась в журнальчик, давая понять что аудиенция закончена.
   — А вам зачем паспорт-то мой? — поинтересовалась я.
   — Пропуск выписать, — не отрываясь от журнала процедила она.
   Пожав плечами, я отошла от окошечка и направилась вглубь универа.
   — Вы куда? — закричала старушка мне вслед.
   Я не слова не говоря знай себе шагала.
   Странное создание — у входа никого нет, кроме нее, а она права качает. Был бы какой-нибудь секьюрити для солидности, я б может и подумала, стоит нарываться или нет. А старушка, да еще и хамка — это несерьезно. Так и тянет поперек ей сделать.
   Кстати, непонятно, отчего старость надо уважать во всех проявлениях. Нет, я конечно понимаю основные причины, однако я гораздо более склонна простить хамство ребенку, нежели старушке. Ребенок — он малый, ума еще не набрался, а когда человеку за шестьдесят, а он не в курсе что есть вежливость — это уже не оправдать никакими доводами.
   — Наглая какая! — заверещала бабка, наконец добежав до меня и вцепившись в рукав. — А ну стой!
   Я вежливо остановилась, посмотрела на нее и осведомилась:
   — Вы со мной драться будете или как?
   — Ни стыда ни совести! — задохнулась она злобой. — Ты мне во внучки годишься! Сейчас я милицию-то на тебя вызову!
   — Бабушка, — жестко сказала я. — Истерику прекратите. Если вы заметили, я вам слова худого не сказала, вы же на меня уже ведро помоев вылили. Судебный процесс не обещаю, но пятнадцать суток с бомжами вы, ей — богу, по закону заслужили! Зовите-ка вашу милицию!
   — Ишь ты! — все еще с гонором, но на полтона ниже, сказала бабушка. — Я при исполнении! В милицию меня решила сдать?
   — С вашим поведением никакое исполнение не поможет, — пожала я плечами.
   Как ее тут только терпят — ничего не понимаю.
   — Ко мне как к человеку — так и я по-людски, — совсем мирно сказала бабулька. — Тебе надо-то было что?
   — Про студентку вашу бывшую узнать, — терпеливо сказала я в третий раз.
   — Ну так бы и сказала, — выдавила бабка из себя улыбку. — Иди вон по лесенке на второй этаж, и налево по коридору, увидишь табличку «Деканат», там и спросишь.
   — Спасибо, бабушка, — сердечно улыбнулась я.
   — А про кого узнать-то хочешь? — спросила она. — Я тут давно работаю, многих знаю.
   — Лариса Воронова — помните такую? — спросила я.
   — Это проститутка-то которая? — отозвалась она. — Конечно помню!
   — Погодите, — усомнилась я. — Это лет десять-одиннадцать назад было, вы уж наверно и не припомните.
   — Да как не припомню, — хмыкнула старушка. — Очень даже я эту оторву помню. Зовут-то тебя как?
   — Мария, — представилась я.
   — И я Мария, Марья Павловна! Ну-ка, пошли, красавица, чайку попьем!
   «Во поперло!» — восхитилась я. А я-то голову ломала — как про лже-Усольцеву сведения выманить, смутно подозревая, что абы кому их просто не дадут. Да еще и непонятно в каком универе про нее спрашивать. А тут такая удача!
   Я, улыбаясь во всю ширь следовала за бабушкой, стараясь не забегать вперед нее. Какая замечательная бабулька, как я могла про нее всякую фигню думать!
   Бабулька завела меня в свою будочку, включила чайник и примиряющее сказала :
   — Ты на меня зла-то не держи, детки сама знаешь какие сейчас пошли, все нервы мне за день вытреплют, к вечеру уж на людей кидаюсь.
   — Да уж, — глубокомысленно подтвердила я, устраиваясь на табуретке.
   — Тебе Ларка — то зачем нужна? — поинтересовалась старушка.
   — Даа, — неопределенно помахала я рукой, собираясь с мыслями.
   — Сперла поди чего? — проявила Марья Павловна редкую проницательность. — Она на это мастер. Вот, послушай-ка, как она тут училась.
   Лара Воронова родилась, что называется, с золотой ложкой во рту. Мать ее, оперная певица, в свое время подавала большие надежды, ее звали в Большой, однако она последовала за мужем, у которого были перспективы в Екатеринграде. С тех пор она радовала своим чистым, высоким голосом только местных поклонников оперы, при этом еще и являясь образцовой женой и матерью. Отец Лары как и предполагалось довольно скоро стал ректором местного университета, фигурой влиятельной и значимой.
   Как там ее детство протекало Марья Павловна понятно была не в курсе. Однако когда Лара поступила учиться после школы сюда — конечно же на престижный юридический факультет, доблестная бабуська к ней присматривалась. По местным канонам Воронов был тут царь и бог, а дочь его классифицировалась как принцесса крови.
   — Вначале-то она тут мышкой шмыгала, — раскрасневшись то ли от горячего чая, то ли от воспоминаний, вещала бабулька. — Скромная да вежливая, чудо а не девчонка! Да только чуяло мое сердце — не все так просто! Так оно и получилось.
   Не проучились детки и половины семестра, как по универу поползли недобрые слушки. Мол, Лорка Воронова нечиста на руку, тащит все что не приколочено. Началось это с того, что в раздевалке Ларисы случайно раскрылась сумка, и все ее тетрадки веером разлетелись по полу. А так же гулко брякнул об пол здоровущий сотовый телефон с Микки Маусом на корпусе — редкая и крайне дорогая вещь по тем временам. Все отлично знали, что единственный сотовый на весь университет был у Марины Черкасовой — дочери мэра и Лориной задушевной подружки с детства. Ну а наклейка с мышонком отметала все сомнения, другого такого телефона просто быть не могло. Лора разрыдалась, сквозь слезы утверждая, что ее кто-то подставил, что она не виновата, что папочка ей десять таких телефонов купит. И Маринка, добрая душа, первая же кинулась ее утешать.
   — Однако я с нее с тех пор глаз не спускала! — воскликнула Мария Павловна. — Не верила я ей! Я ж тогда на гардеробе служила, и отлично видела, как Лора минут эдак за десять до того рылась в сумке, конспект искала. И что она, сотовый не увидела??
   — Послушайте, — пожала я плечами, — я в своей сумочке каждый день теряю мобильник, ничего удивительного.
   — Так ты не путай, — сурово одернула меня бабуська. — Это сейчас телефоны малюсенькие пошли, а раньше они что твой лапоть были! Не могла она не заметить! Михал Михалыч, ректор-то наш, к тому же дочку больно не поважал, зря она про десять сотовых брякнула!
   В общем, скандал замялся, так и не начавшись, Лора вела себя тише воды ниже травы, однако слушки — то все же поползли. И то — с начала учебного года именно в Лориной группе через день да каждый день случались кражи. Не знать об этом было невозможно — студенты, все еще не вышедшие из детского возраста, были подотчетны своим родителям. Сами-то может они и не подняли бы скандал, да только что сказать родителям, когда они нависают над тобой и требуют объяснить, где деньги, выданные на новый магнитофон? Или сам магнитофон? Вот и тянулся нескончаемый поток обозленных родителей в университет. В деканате за голову хватались, однако что сделаешь, кого обвинишь?