Страница:
— Документы, — скучно потребовал мент. Видно было, что парню вся эта возня не представляется чем — то волнующим.
— Помолчи, какая из тебя Маня, — пьяно вякнул папенька и, повалившись вбок, устроился на моих коленях поспать.
— Документы в квартире остались, — холодно призналась я, — готова сдать отпечатки пальцев, они у вас в картотеке есть.
— Ну сдать конечно придется, — чуть ли не зевнул мент, вытащил какой-то бланк и принялся его споро заполнять, изредка интересуясь моими анкетными данными. Через пять минут он мне его протянул и так же равнодушно велел :
— Подпишите.
Я подписывать нечитанное не привыкла, взяла цидульку, звякнув наручниками и принялась тщательно проводить ознакомление. «Я, называющая себя Потёмкиной Магдалиной Константиновной, 1976 года рождения… быр-быр…»
— Это какое слово тут написано? — поманила я пальцем мента и ткнула в область не поддающегося расшифровке «быр-быр».
— Подписывайте, гражданка, — мент одарил меня мимолетным ничего не выражающим взором с признаками нетерпения. «Быр-быр» расшифровывать он не посчитал нужным.
Тут папенька приподнял голову с моих колен и, бросив пьяный рассеянный взгляд на цидульку, произнес:
— В нетрезвом состоянии, чего тут не понять.
— Чего-чего? — не поняла я.
— Тут написано « … находясь в нетрезвом состоянии», — пояснил папик и снова отключился.
Я снова впилась взглядом в бумажку. Ну точно! После папенькиных слов буквы, еще недавно намертво сплетенные, как узлы макраме, выстроились в вышеозначенную надпись.
— Это значит я — задержана в нетрезвом состоянии? — нехорошо посмотрела я на мента.
— Вы мне тут что порядки устанавливать будете??? — рассвирепел вдруг он — А ну, подписывай, или в обезьянник ща отправлю.
— Как, простите, ваше имя и звание? — осведомилась я, внутренне кипя от ярости.
Мент быстрым движением вынул корочки, раскрыл и поднес к моим глазам. Ровно на одну секунду.
— Посмотрела? — нагло усмехнулся он.
— Позвонить можно? — спросила я как можно спокойнее. — Мать-о волнуется, время позднее.
— Можно, чего нельзя, — неожиданно согласился мент.
Я прямо обомлела от такой доброты. Быстренько схватив телефон, я натыкала номер Корабельникова и продержала трубку, выслушав ровно одиннадцать длинных гудков.
— Ну все, дамочка, хватит линию мне занимать, — выразил нетерпение мент.
— Еще немного, — хмуро буркнула я и, схватив другой, внутренний телефон, натыкала на нем три цифры.
— Корабельников, — недовольно отозвалась трубка.
— Это Лисёночек, я у вас в отделении сижу в сто пятнадцатом кабинете, недоразумение вышло. Немедленно меня спасай, — выпалила я.
— Ну-ка трубочку положите! — пришел в себя мент и выхватил у меня телефон. — Подписывай! — и сунул мне в руки ручку.
Я посмотрела на него долгим взглядом и открыла рот на 56 сантиметров, собираясь сказать все, что я о нем думаю.
«Ты что, сдурела? — возопил внутренний голос, — оскорбление при исполнении обязанностей — это же статья!!! Хочешь из одной истории в другую попасть???»
«В кои-о веки ты двинул здравую мысль», — холодно признала я, закрыла рот и уставилась в цидульку.
«… Находясь в нетрезвом состоянии проникла в квартиру по адресу такому-то с целью ограбления, где и была задержана охраной дома».
«Молчи!» — истерично заверещал голос.
«Да мне пофиг, что статья!», — ответила я в ярости и открыла рот. Этот бред он меня заставлял подписать!!!!!
Дверь отворилась и вошел Корабельников.
— Здоров, Андрюха! — сказал он моему менту. — Ты что ж мою любимую девушку прессуешь тут?
— Витенька! — чуть не заплакала я от счастья и, скинув голову папеньки с колен, кинулась ему на шею. — Это я, Лисёночек, только я без волос, и меня поэтому никто не узнает!
— Да вижу я, что ты без волос, — Корабельников нисколько не удивился и сразу меня признал, что странно. — Зачем обстригла такую красоту-о?
— Так я же раком болею, скоро помру! — радостно оповестила я, — вот от химиотерапии и выпали.
Корабельников крякнул и посмотрел на мента нехорошим взглядом.
— Что натворила — то она?
— Вот, смотри, — я подхватила со стола бумажку и сунула ее Витьке. Тот ее внимательно почитал и недоуменно уставился на меня.
— Так это ж твоя квартира.
— Именно! — возмущенно подтвердила я. — И меня за ее якобы ограбление и задержали!
— Вот что, Андрюха, — решительно велел Корабельников, — пиши освобождение.
— А личность устанавливать? — вякнул он.
Корабельников на него посмотрел нехорошим взглядом и тот сразу заткнулся, достал бланк и принялся строчить.
— И папеньку тоже эээ… в смысле его я тоже забрать хотела бы, — кивнула я на сладко дремлющего отца.
— И на отца освобождение, — велел он менту.
— Ну все, Машка, я пошел, еще дел полно, — хлопнул он меня по плечу и сделал попытку уйти.
— Вить, погоди! — вцепилась я в него. — Во-первых, меня прямо в свитере и повезли и у меня с собой денег нет, так что я пока до дому дойду пешком, замерзну до смерти! А во вторых — меня охрана моего же дома сдала, и наверно меня домой не пустят!
— Ну, Лис, ты даешь! — восхитился Витька. — Проводить тебя, что ли?
— Проводить, проводить, — усиленно закивала я головой.
— Ну, если б не твои прошлые передо мной заслуги…, — покачал он головой. — Занятого человека отвлекать.
Я промолчала. Главное, что Витька четко помнит про мои заслуги, в результате которых ему на погоны упала с неба звездочка и он стал занятым человеком.
— Пойдем, чадо, — покровительственно похлопал он меня по плечу. И я пошла, подхватив предварительно папеньку, пребывающего в блаженной отключке. Витька привел нас в свой кабинет и начал громогласно вызывать машину по телефону. Я же лихорадочно думала, где брать ключ. Вариантов было два — или у матери (упаси Господь попадаться ей на глаза в таком виде, нотация до конца жизни мне обеспечена стопроцентно), или у бабы Грапы, но охранники говорили, что Куценки все ушли. Подумав, я все же набрала номер Сереги, чем черт не шутит, уж больно к матери ехать не хотелось. Трубку держала долго, на восьмом гудке счастье мне улыбнулось.
— Алё! — недовольно буркнула баба Грапа.
— Бабуленька, — возопила я, — это Марья, я дверь захлопнула и войти не могу, можно я к вам за ключом зайду?
— Не спится тебе, — осуждающе буркнула она, — добрых людёв будишь!
— Ну бабуленька! — взмолилась я. К матери мне не хотелось. — Ты-то спи, пусть Серый мне откроет да ключ даст!
— Да нету его, шляется как всегда где-то, — сонно буркнула она, — а ты заходи, что я, зверь какой.
— Минут через десять буду!
Я положила трубку и уставилась на Витьку.
— Ну что смотришь? Пошли вниз, машина с минуту на минуту будет.
Машина оказалась тем самым уазиком, что меня и привез сюда. И менты в ней были те же самые. Мы с Витькой и папаней уселись на заднем сидении, сделав попытку размазать по стенке тонким слоем того самого вредного мента, что огрел меня дубинкой. Мент крякнул, но промолчал.
Охранники в холле моего дома как по команде на меня уставились, когда мы зашли.
— Идите, идите, — подтолкнул он нас с отцом. — А я тут с ними потолкую.
Я обожгла охранников ненавидящим взглядом, подхватила папеньку и направилась к лифту.
— Постойте, — приподнялись оба охранника.
— Спокойно, ребята, — краем глаза я увидела, как Корабельников пошел к ним, доставая корочки.
Мы загрузились в лифт, тормознулась на четвертом этаже и я забрала ключ-карту от своей квартирки у бабы Грапы. После чего снова подхватила папеньку и поднялась на свой этаж.
Не передать, какое счастье охватило меня, когда я наконец-то попала к себе в квартиру. Черт возьми, приехала, называется из Швейцарии! Здравствуй, родной город, блин! Хорошо ж меня тут встретили! Не успела явиться — в ментовку замели!
Папеньку я со зла разместила на неудобной раскладушке в Каморке — будет знать, как собственную дочь так подставлять. После чего почистила зубы и умылась, собираясь в кроватку, поспать.
И тут в дверь позвонили.
Зверея, я пошла открывать. Посещение ментовки в качестве потенциального кандидата на нары никого еще в пасторально — просветленное состояние не привело.
На пороге стояли охранники. Оба.
— Магдалина Константиновна, мы пришли принести свои извинения, — хмуро сказал Саня.
— А нафиг мне ваши извинения? То, что я по вашей милости пережила, не изменится, — резонно заметила я.
— Простите нас. Пожалуйста, — глядя в пол, буркнул второй.
— А зачем? — страшно удивилась я. — Вы причинили больной девушке большие неприятности, и я вас же и должна простить, чтобы у вас не было неприятностей с начальством и неприятного осадка на душе?
— Да что неприятности с начальством… — тихо сказал Дима, не поднимая глаз.
— А чего же вы боитесь? Только не говорите что совесть замучила.
— Да про вас тут всякое говорят, — честно признался Саня.
— А, что я ведьма? — буднично сказала я. — Так я и правда собираюсь на вас импотенцию наслать. Я думаю, это справедливо — за мою прогулку по такой погоде в одном свитерке. Меня там, кстати, еще и били.
У парней в глазах одновременно мелькнул неприкрытый ужас, они переглянулись и Саня, схватив мою руку, страстно заговорил:
— Не губите, Магдалина Константиновна, все для вас сделаем, клянемся!
Я подумала и царственно кивнула.
— Хорошо. Если вы понадобитесь, я вам скажу. И папеньку ко мне пропускать без проблем — в любом виде.
У парней снова синхронно мелькнуло на лицах — теперь уже облегчение, они начали меня горячо благодарить, но я невежливо закрыла дверь. После чего сходила на кухню, залила кипяточком Колдрекс и выпила его для профилактики — не дай бог простужусь. Подумала об этом — и смешно стало. Все равно скоро помирать.
Последнее что я перед сном сделала — это взяла остатки отвара и поставила его на прикроватную тумбочку. Помирать мне решительно не хотелось.
Снилась мне какая-то хрень, честное слово. Словно я — я! — танцую самбу на широкой, высокой тумбе, разодетая в невероятный костюм — крохотные трусики и корону на голове из гигантских разноцветных перьев — и все! — а у подножия бурлит поток людей. Причем таких тумб полно, и на них на всех девицы интересного вида, прям как и я. Немножко посоображав, я успокоилась. Карнавал в Рио, подумаешь! Около подножия моей тумбы стояла группка итальянцев, изо всех сил выражающая свои восторги. Мною, между прочим. Горячая южная кровь, что поделаешь. Я им благосклонно улыбалась, сама же мучительно припоминала — не входит ли, упаси Боже, в обязанности танцовщиц и оказание секс-услуг желающим? Это было бы досадно. Итальянцы были не в моем вкусе.
А они тянули руки ко мне, швыряли монетки, а один исхитрился дотянуться до моей ноги. Тогда — то я его и заметила. На фоне темной мужской руки, обхватившей мою лодыжку, странно сиял матовым светом белый камень.
«Господи», — поразилась я, стряхивая руку и хорошенечко припечатав ее острым каблучком. Конечно же, я сбилась с ритма. Тут же на сцену вскочила другая девушка, и помахала мне ручкой, мол, освобождай место. На руке ее белой искоркой мелькнул проклятый камень. Я спустилась вниз, в толпу, почему-то уже в нормальной одежде, — и тут же бесцеремонно схватила за руку первую попавшуюся тетку. И на ее руке красовался перстень Клеопатры.
Какие-то мужчины хватали меня за руки, приглашали куда-то, и у каждого на руке тускло мерцало серебряное колечко с лунным камнем. А я ходила в толпе и рассматривала руки людей. Подобные кольца были практически на всех.
Что за глюк? — ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.
А еще через минуту меня осенило.
Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора — черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.
— Алло, — услышала я заспанный голос.
— Дядя Моня! — обрадовалась я. — Простите ради бога, что среди ночи разбудила, только это и правда очень важно.
— Що случилось, детка? — спросил дядя Моня.
— Дядя Моня, миленький, можно я к вам приеду и все объясню? — взмолилась я.
— Таки до утра я думаю, дотерпит, — рассудительно сказал дядя Моня.
— Не дотерпит! — взвыла я. У меня и так времени — кот наплакал.
— Приезжай, — вздохнул он.
— Дядечка Моня, я тебя обожаю! — обрадовалась я и положила трубку. Потом быстренько натянула джинсы, свитер, схватила со стола Оксанины бумажки и ринулась из квартиры вниз, в гараж.
Дядя Моня, по документам Соломон Яковлевич Базилевич, был давним материным поклонником. Видимо потому что мать его больше пяти минут вынести не могла, и дядя Моня вследствие этого не сумел ознакомиться со всеми прелестями материного вредного характера. Наивный еврей даже на старости лет не очухался от юношеского увлечения, и не понял, как ему в этой жизни повезло. Даже то что его счастливый соперник из преуспевающего инженера стал горьким пьяницей ни о чем ему не сказало. Может я и ведьма по профессии, но вот моя маменька — ведьма по жизни. Со временем дядя Моня, понятно женился, у него уж внуки, однако к матери он до сих пор относится нежно. Так что у меня были основания полагать, что мне, дочери его вечной любви, дядя Моня не откажет.
Жил дядя Моня в коттеджике почти в центре города, за филармонией. Я влетела к нему, словно за мной черти гнались, и дядя Моня тут же запричитал.
— Магдалина, ну как ты одета! Кто ж по такой погоде без куртки ходит!
— Я на машине, — отмахнулась я.
— Пошли, чайком тебя напою, — вздохнул дядя Моня.
Я покорно поплелась за ним на кухню, и пока он разливал чай по чашечкам, положила на стол бумажку.
— Ну, що таки тебя привело к старому больному еврею? — осведомился дядя Моня.
— Вот, — кивнула я на бумажку.
Дядя Моня достал очки, сел на стул и внимательно изучил рисунок.
— И это и есть вопрос жизни и смерти? — покачал он головой.
— Да, — твердо ответила я. — Мне с ним не на танцульки бегать. Надо срочно, дядь Монь.
— Материал? — осведомился он.
— Серебро и лунный камень.
— Серебро у меня сейчас сильно плохое, грязное, проба ниже некуда, Магдалина, — вздохнул он. — Подожди немного, сделаю я тебе колечко в лучшем виде.
— Мне нужно как раз плохое, — горячо заверила я. Мне почему-то казалось что арабы или там древние египтяне, состряпавшие перстень Клеопатры, были не в курсе последних технологий по очистке серебра.
— Ну что ж, раз плохое, так приходи через недельку, — сказал старый ювелир.
Я ужаснулась.
— Дядя Моня!!! — чуть не заревела я. — Вы меня без ножа режете! Любые деньги заплачу, только побыстрее!
— А когда тебе его надо? — спросил он.
— Дядя Моня! Я бы не стала вас поднимать с постели среди ночи, если бы это не было так срочно! Вчера мне это колечко надо!
— Хорошо, детка, — кивнул мне дядя Моня. — Прямо сейчас и приступлю. Приезжай завтра часиков в двенадцать, получишь свое колечко.
— А оплата? — обрадовалась я.
— Да что оплата! Заплатишь мне тысячу за материалы и в расчете! — махнул он рукой.
— Я вас люблю! — искренне сказала я.
— Мать-то как ? — немного смутившись, спросил дядя Моня.
— Да не знаю, меня ж два месяца не было тут. Но мне сказали что не болеет.
Тут в комнату вплыла тетка Циля, кутаясь в халат.
— Моня! Що за гости у нас в такое время? — требовательно спросила она, прищурив глаза от яркого света.
— Здравствуйте, тетя Циля, — поздоровалась я. — У меня тут срочный заказ возник. Я уже ухожу.
— Що, даже чаю не попьешь? — удивилась она.
— Чай я пила, сейчас бы еще поспать до утра немного, — пробормотала я, и попрощавшись поехала домой. Там я добралась до спальни, забралась в кроватку и крепко уснула.
Утром меня разбудил настойчивый притворный кашель.
— Кхе-кхе! — папенька сидел на моей кровати и умильно смотрел на меня. — С добрым утром тебя.
— Ну что тебе? — недовольно сказала я, все еще злая на него после вчерашнего. Тело нещадно ломило, сухость во рту была неимоверная, хотя что тут удивительного? Утро добрым не бывает. И я протянув руку, взяла баночку с отваром с тумбочки и хлебнула прямо из нее.
— Доченька, — смиренно ответил тот. — Денежек бы на хлеб.
— Сколько? — спросонья неправильно отреагировала я.
— Эээ… полтинничек, а лучше соточку, — скромно потупил глазки отец.
— Чего? — тут же проснулась я и гневно завопила. — Да булка хлеба десятку стоит! Опохмелиться надо?
— Нет-нет, что ты! — лицо папика было лицом кота, несправедливо обвиненного в краже сметаны. Горечь от людской несправедливости, смирение матери Терезы и терпеливость Христа, несущего крест на Голгофу — все было на нем.
— Я хотел тебе завтрак приготовить, — с достоинством сказал он. — А дома нет хлеба.
Если бы я не знала папика, я бы устыдилась, ей богу. Однако он был неоригинален и стеснялся прямо просить на водку. Он всегда вместо этого просил на хлеб. При этом забывая, что денег я все равно не дам. А обеспечу его продуктами.
— Спасибо, папа, за заботу. Извини, что на тебя несправедливо накричала, — сказала я, зевнула и заказала по телефону завтрак. Разгладившееся было лицо папы тут же скуксилось, словно у ребенка, лишенного обещанной прогулки в зоопарк.
После чего велела папеньке принять ванну, а сама принялась за зарядку. И только по истечении получаса я поняла, что я уже сутки не пью энергетики и обезболивающее. И что я уже давно должна валяться бессильным полутрупом, корчась от неимоверной боли. Однако я вместо этого с удовольствием прокачиваю пресс и с оптимизмом планирую день.
Осознав это, я схватилась за трубку.
— Здравствуй, врагиня, — поприветствовала я Оксану.
— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Что скажешь?
— Когда за баночкой подъехать? — поинтересовалась я.
— Я целый день дома, — спокойно отозвалась она.
— Хорошо, я заеду, — пообещала я.
— Не забудь, расчет за каждую банку сразу, — напутствовала она меня.
Разговор двух приятельниц, да и только!
Выхода у меня не было. Деньги — не проблема. Оплачу я ей настой, лишь бы помогло. А вот с кольцом сложнее.
День мне предстоял важный и трудный, потому я не поленилась сходить на лоджию и отчитать себе удачу. Силы у меня в последнее время было совсем немного, потому я села на кресло у бортика и открыла свою драгоценную Библию Ведьмы. Бог мой… Морозный ледяной вихрь пронесся по моему телу, на мгновение сковал льдом вены и сердце пропустило удар. Я судорожно глотнула воздух и закашлялась. Вот черт! Раньше сила, дарованная книгой, была теплой и ласковой, потому как это была сила всего моего ведьмовского рода. Восемь поколений назад, в четырнадцатом веке ведьма Прасковья создала эту книгу и первая записала в нее свои рабочие заклинания и наблюдения, вот они, старославянские буквы на первых сорока страницах. С тех пор все ведьмы по нашей линии продолжали это — а умирая, вливали свою колдовскую силу в книгу, чтобы следующая ведьма получила ее. Когда я открывала свой талмуд, как я иногда ласково — небрежно звала свою книгу, сила начинала ласково струиться по венам, усиливая меня. Сегодня же я получила самый натуральный пинок. Я встряхнула руками — сила мурашками забегала под кожей. Все-таки книга мне ее дала, хоть и непонятно за что так со мной обошлась. Прикрыв глаза, я начала мерно читать заклинание.
Вот черт! На секунду я подумала, что это из — за рака, но тут же отмела эту нелепую мысль. Болезни тела влияют на количество, но не на качество силы.
Тут в дверь позвонили.
Какой-то незнакомый парень, видимо новенький привез мне заказ из ресторанчика.
— Папенька, завтрак прибыл, — крикнула я в сторону ванной.
— Слышу, скоро буду, — донесся оттуда ответный крик.
Я же недолго думая подсела к компьютеру и набрала в строке браузера адрес своего банка. Пара минут — и перевод из Швейцарии в местное отделение банка на мое имя был осуществлен! О-ля-ля! Осталось только растрепать всем, что у меня там остался бойфренд — миллионер, который в знак своей горячей любви шлет мне ежедневно по тридцать тысяч зеленью на лечение. Почему-то в такие сказки охотно верят все без исключения. Лично я таких добрых миллионеров еще не встречала, если честно. Но тем не менее сия байка отлично прикрывала появление у меня подобных сумм, как не крути, а от Зыряна следовало подстраховаться.
Зазвонил телефон, я взяла трубку и услышала девичий голосок.
— Алло, Марию можно?
— Слушаю, — сказала я не отрывая взгляда от монитора.
— А можно с вами встретиться?
— С какой целью? — меланхолично поинтересовалась я.
— Ну… — протянула она, — погадать там, парня приворожить да что там еще вы делаете?
— Простите, но я не веду прием, — оторопела я. Для меня за то время, что я лечилась это все стало таким далеким — клиенты, заклинания, ритуалы.
— Как так не ведете? — озадачилась девица. — И что мне теперь делать?
— Девушка, если хотите дам вам телефоны своих коллег, — начала я злиться. — Лично я вам ничем не помогу. Всего доброго.
Только сейчас я сообразила что мне придется отбиваться от настырных клиентов, как старых так и новых. Похоже, придется менять номер телефона.
«Ты сначала определись с продолжительностью жизни», — ехидно подкорректировал мои планы внутренний голос. Мда. Что-то я и правда слишком быстро духом воспряла. Пора действовать.
И снова в душе поднялось горькое разочарование — вот черт, да ведь я меньше чем полгода назад любой рак щелкала как орешки! Иногда трудновато было, понятно, но ведь я всегда это вылечивала! Помню, когда мне огласили диагноз, я скептически улыбнулась, глядя на скорбные лица врачей. Ерунда, право! Вот сейчас приду, сделаю наговор от всех болезней, переклад на какую-нибудь скотину, и отличный обряд от рака на старую одежду. Пара месяцев — и от моей болячки не останется и следа, эка невидаль. Только ничего мне не помогло. И видно грамотно мне Оксана оморочку сделала, что я не поняла, что рак — напущенный. Если бы я только тогда заглянула под верхний косяк… Умирала бы сейчас Оксана.
За завтраком папенька осторожно спросил:
— Магдалина, а что это у тебя с волосами-то? На улице б встретил — не признал, ей — богу.
— Вчера ты именно так и сделал, — хмуро сказала я, бросив на него испепеляющий взгляд.
— Да? — удивился папенька. — Не припоминаю ничего такого.
— Пить-то не надоело? — осведомилась я. — А то б я тебя полечила, а?
Меня слегка шокировало подобное положение — я была отличной ведьмой, а родной отец пил запоем. Но что я могла сделать? Для того чтобы вылечиться, нужно было прежде всего желание самого алкоголика не пить. А папенька пить просто обожал.
— Я разве пью? — обиделся папик. — Вчера с мужиками немного выпили за встречу, а так я — ни-ни!
— Ясно, — кивнула я. Папенька был неисправим. Мне еще повезло, что его гены мне не передались — что-что, а водку я терпеть не могла, даже от запаха мутило.
— И еще вот что, доча, — робко кашлянул папенька. — Мать чего-то бузит, можно я у тебя пока перекантуюсь?
— Ну понятно что можно, о чем ты говоришь! — удивилась я. — Только имей в виду, пить я тебе не дам.
— Да я разве пью? — снова завел отец. — Вчера только с мужиками выпили, это… повышение у Юрка отметили.
Выслушав третью версию повода вчерашней пьянки, я не выдержала и расхохоталась. Ну отец! Ну насмешил!
В этом был весь папенька. Пить он любил до самозабвения, любил вкус водки, наслаждался каждым мигом опьянения. Однако понимал, что общество это осуждает и всегда стеснялся своего пристрастия.
Мы позавтракали чем бог послал и я быстренько оделась, собираясь к Оксане.
— Доча, у нас молочка дома нет, — скромно потупив взор, появился папаня на пороге прихожей. — А мне врачи вот прописали его от вредности.
— От чего? — поразилась я. Папенька у меня конечно алконавт еще тот, крайне несерьезная личность, но он тише воды ниже травы и вредности в его характере ни на грош. Святая простота, из той, что хуже воровства.
— Так жизня у меня больно вредная, — тяжко вздохнул папенька и почесал в затылке. — Мать твоя мне в незнамо какое наказание послана, все соки из меня выжала.
— Помолчи, какая из тебя Маня, — пьяно вякнул папенька и, повалившись вбок, устроился на моих коленях поспать.
— Документы в квартире остались, — холодно призналась я, — готова сдать отпечатки пальцев, они у вас в картотеке есть.
— Ну сдать конечно придется, — чуть ли не зевнул мент, вытащил какой-то бланк и принялся его споро заполнять, изредка интересуясь моими анкетными данными. Через пять минут он мне его протянул и так же равнодушно велел :
— Подпишите.
Я подписывать нечитанное не привыкла, взяла цидульку, звякнув наручниками и принялась тщательно проводить ознакомление. «Я, называющая себя Потёмкиной Магдалиной Константиновной, 1976 года рождения… быр-быр…»
— Это какое слово тут написано? — поманила я пальцем мента и ткнула в область не поддающегося расшифровке «быр-быр».
— Подписывайте, гражданка, — мент одарил меня мимолетным ничего не выражающим взором с признаками нетерпения. «Быр-быр» расшифровывать он не посчитал нужным.
Тут папенька приподнял голову с моих колен и, бросив пьяный рассеянный взгляд на цидульку, произнес:
— В нетрезвом состоянии, чего тут не понять.
— Чего-чего? — не поняла я.
— Тут написано « … находясь в нетрезвом состоянии», — пояснил папик и снова отключился.
Я снова впилась взглядом в бумажку. Ну точно! После папенькиных слов буквы, еще недавно намертво сплетенные, как узлы макраме, выстроились в вышеозначенную надпись.
— Это значит я — задержана в нетрезвом состоянии? — нехорошо посмотрела я на мента.
— Вы мне тут что порядки устанавливать будете??? — рассвирепел вдруг он — А ну, подписывай, или в обезьянник ща отправлю.
— Как, простите, ваше имя и звание? — осведомилась я, внутренне кипя от ярости.
Мент быстрым движением вынул корочки, раскрыл и поднес к моим глазам. Ровно на одну секунду.
— Посмотрела? — нагло усмехнулся он.
— Позвонить можно? — спросила я как можно спокойнее. — Мать-о волнуется, время позднее.
— Можно, чего нельзя, — неожиданно согласился мент.
Я прямо обомлела от такой доброты. Быстренько схватив телефон, я натыкала номер Корабельникова и продержала трубку, выслушав ровно одиннадцать длинных гудков.
— Ну все, дамочка, хватит линию мне занимать, — выразил нетерпение мент.
— Еще немного, — хмуро буркнула я и, схватив другой, внутренний телефон, натыкала на нем три цифры.
— Корабельников, — недовольно отозвалась трубка.
— Это Лисёночек, я у вас в отделении сижу в сто пятнадцатом кабинете, недоразумение вышло. Немедленно меня спасай, — выпалила я.
— Ну-ка трубочку положите! — пришел в себя мент и выхватил у меня телефон. — Подписывай! — и сунул мне в руки ручку.
Я посмотрела на него долгим взглядом и открыла рот на 56 сантиметров, собираясь сказать все, что я о нем думаю.
«Ты что, сдурела? — возопил внутренний голос, — оскорбление при исполнении обязанностей — это же статья!!! Хочешь из одной истории в другую попасть???»
«В кои-о веки ты двинул здравую мысль», — холодно признала я, закрыла рот и уставилась в цидульку.
«… Находясь в нетрезвом состоянии проникла в квартиру по адресу такому-то с целью ограбления, где и была задержана охраной дома».
«Молчи!» — истерично заверещал голос.
«Да мне пофиг, что статья!», — ответила я в ярости и открыла рот. Этот бред он меня заставлял подписать!!!!!
Дверь отворилась и вошел Корабельников.
— Здоров, Андрюха! — сказал он моему менту. — Ты что ж мою любимую девушку прессуешь тут?
— Витенька! — чуть не заплакала я от счастья и, скинув голову папеньки с колен, кинулась ему на шею. — Это я, Лисёночек, только я без волос, и меня поэтому никто не узнает!
— Да вижу я, что ты без волос, — Корабельников нисколько не удивился и сразу меня признал, что странно. — Зачем обстригла такую красоту-о?
— Так я же раком болею, скоро помру! — радостно оповестила я, — вот от химиотерапии и выпали.
Корабельников крякнул и посмотрел на мента нехорошим взглядом.
— Что натворила — то она?
— Вот, смотри, — я подхватила со стола бумажку и сунула ее Витьке. Тот ее внимательно почитал и недоуменно уставился на меня.
— Так это ж твоя квартира.
— Именно! — возмущенно подтвердила я. — И меня за ее якобы ограбление и задержали!
— Вот что, Андрюха, — решительно велел Корабельников, — пиши освобождение.
— А личность устанавливать? — вякнул он.
Корабельников на него посмотрел нехорошим взглядом и тот сразу заткнулся, достал бланк и принялся строчить.
— И папеньку тоже эээ… в смысле его я тоже забрать хотела бы, — кивнула я на сладко дремлющего отца.
— И на отца освобождение, — велел он менту.
— Ну все, Машка, я пошел, еще дел полно, — хлопнул он меня по плечу и сделал попытку уйти.
— Вить, погоди! — вцепилась я в него. — Во-первых, меня прямо в свитере и повезли и у меня с собой денег нет, так что я пока до дому дойду пешком, замерзну до смерти! А во вторых — меня охрана моего же дома сдала, и наверно меня домой не пустят!
— Ну, Лис, ты даешь! — восхитился Витька. — Проводить тебя, что ли?
— Проводить, проводить, — усиленно закивала я головой.
— Ну, если б не твои прошлые передо мной заслуги…, — покачал он головой. — Занятого человека отвлекать.
Я промолчала. Главное, что Витька четко помнит про мои заслуги, в результате которых ему на погоны упала с неба звездочка и он стал занятым человеком.
— Пойдем, чадо, — покровительственно похлопал он меня по плечу. И я пошла, подхватив предварительно папеньку, пребывающего в блаженной отключке. Витька привел нас в свой кабинет и начал громогласно вызывать машину по телефону. Я же лихорадочно думала, где брать ключ. Вариантов было два — или у матери (упаси Господь попадаться ей на глаза в таком виде, нотация до конца жизни мне обеспечена стопроцентно), или у бабы Грапы, но охранники говорили, что Куценки все ушли. Подумав, я все же набрала номер Сереги, чем черт не шутит, уж больно к матери ехать не хотелось. Трубку держала долго, на восьмом гудке счастье мне улыбнулось.
— Алё! — недовольно буркнула баба Грапа.
— Бабуленька, — возопила я, — это Марья, я дверь захлопнула и войти не могу, можно я к вам за ключом зайду?
— Не спится тебе, — осуждающе буркнула она, — добрых людёв будишь!
— Ну бабуленька! — взмолилась я. К матери мне не хотелось. — Ты-то спи, пусть Серый мне откроет да ключ даст!
— Да нету его, шляется как всегда где-то, — сонно буркнула она, — а ты заходи, что я, зверь какой.
— Минут через десять буду!
Я положила трубку и уставилась на Витьку.
— Ну что смотришь? Пошли вниз, машина с минуту на минуту будет.
Машина оказалась тем самым уазиком, что меня и привез сюда. И менты в ней были те же самые. Мы с Витькой и папаней уселись на заднем сидении, сделав попытку размазать по стенке тонким слоем того самого вредного мента, что огрел меня дубинкой. Мент крякнул, но промолчал.
Охранники в холле моего дома как по команде на меня уставились, когда мы зашли.
— Идите, идите, — подтолкнул он нас с отцом. — А я тут с ними потолкую.
Я обожгла охранников ненавидящим взглядом, подхватила папеньку и направилась к лифту.
— Постойте, — приподнялись оба охранника.
— Спокойно, ребята, — краем глаза я увидела, как Корабельников пошел к ним, доставая корочки.
Мы загрузились в лифт, тормознулась на четвертом этаже и я забрала ключ-карту от своей квартирки у бабы Грапы. После чего снова подхватила папеньку и поднялась на свой этаж.
Не передать, какое счастье охватило меня, когда я наконец-то попала к себе в квартиру. Черт возьми, приехала, называется из Швейцарии! Здравствуй, родной город, блин! Хорошо ж меня тут встретили! Не успела явиться — в ментовку замели!
Папеньку я со зла разместила на неудобной раскладушке в Каморке — будет знать, как собственную дочь так подставлять. После чего почистила зубы и умылась, собираясь в кроватку, поспать.
И тут в дверь позвонили.
Зверея, я пошла открывать. Посещение ментовки в качестве потенциального кандидата на нары никого еще в пасторально — просветленное состояние не привело.
На пороге стояли охранники. Оба.
— Магдалина Константиновна, мы пришли принести свои извинения, — хмуро сказал Саня.
— А нафиг мне ваши извинения? То, что я по вашей милости пережила, не изменится, — резонно заметила я.
— Простите нас. Пожалуйста, — глядя в пол, буркнул второй.
— А зачем? — страшно удивилась я. — Вы причинили больной девушке большие неприятности, и я вас же и должна простить, чтобы у вас не было неприятностей с начальством и неприятного осадка на душе?
— Да что неприятности с начальством… — тихо сказал Дима, не поднимая глаз.
— А чего же вы боитесь? Только не говорите что совесть замучила.
— Да про вас тут всякое говорят, — честно признался Саня.
— А, что я ведьма? — буднично сказала я. — Так я и правда собираюсь на вас импотенцию наслать. Я думаю, это справедливо — за мою прогулку по такой погоде в одном свитерке. Меня там, кстати, еще и били.
У парней в глазах одновременно мелькнул неприкрытый ужас, они переглянулись и Саня, схватив мою руку, страстно заговорил:
— Не губите, Магдалина Константиновна, все для вас сделаем, клянемся!
Я подумала и царственно кивнула.
— Хорошо. Если вы понадобитесь, я вам скажу. И папеньку ко мне пропускать без проблем — в любом виде.
У парней снова синхронно мелькнуло на лицах — теперь уже облегчение, они начали меня горячо благодарить, но я невежливо закрыла дверь. После чего сходила на кухню, залила кипяточком Колдрекс и выпила его для профилактики — не дай бог простужусь. Подумала об этом — и смешно стало. Все равно скоро помирать.
Последнее что я перед сном сделала — это взяла остатки отвара и поставила его на прикроватную тумбочку. Помирать мне решительно не хотелось.
Снилась мне какая-то хрень, честное слово. Словно я — я! — танцую самбу на широкой, высокой тумбе, разодетая в невероятный костюм — крохотные трусики и корону на голове из гигантских разноцветных перьев — и все! — а у подножия бурлит поток людей. Причем таких тумб полно, и на них на всех девицы интересного вида, прям как и я. Немножко посоображав, я успокоилась. Карнавал в Рио, подумаешь! Около подножия моей тумбы стояла группка итальянцев, изо всех сил выражающая свои восторги. Мною, между прочим. Горячая южная кровь, что поделаешь. Я им благосклонно улыбалась, сама же мучительно припоминала — не входит ли, упаси Боже, в обязанности танцовщиц и оказание секс-услуг желающим? Это было бы досадно. Итальянцы были не в моем вкусе.
А они тянули руки ко мне, швыряли монетки, а один исхитрился дотянуться до моей ноги. Тогда — то я его и заметила. На фоне темной мужской руки, обхватившей мою лодыжку, странно сиял матовым светом белый камень.
«Господи», — поразилась я, стряхивая руку и хорошенечко припечатав ее острым каблучком. Конечно же, я сбилась с ритма. Тут же на сцену вскочила другая девушка, и помахала мне ручкой, мол, освобождай место. На руке ее белой искоркой мелькнул проклятый камень. Я спустилась вниз, в толпу, почему-то уже в нормальной одежде, — и тут же бесцеремонно схватила за руку первую попавшуюся тетку. И на ее руке красовался перстень Клеопатры.
Какие-то мужчины хватали меня за руки, приглашали куда-то, и у каждого на руке тускло мерцало серебряное колечко с лунным камнем. А я ходила в толпе и рассматривала руки людей. Подобные кольца были практически на всех.
Что за глюк? — ошеломленно подумала я и проснулась. В темноте мерно тикали часики. Я с минуту непонимающе пялилась в направлении потолка, после чего перевернулась на другой бок и закуталась в одеяло. Приснится ж такая фигня.
А еще через минуту меня осенило.
Я подскочила на кровати включила свет и подбежала к компу. Пока он загружался, я чуть не померла от нетерпения. Наконец, я нажала на ярлычок адресной книги и быстренько найдя нужный телефон, набрала его. Краем глаза я посмотрела в правый нижний угол монитора — черт возьми, было три часа ночи! Ну что ж, не так уж и поздно, это уже скорее слишком рано. Я отсчитала одиннадцать гудков, когда наконец трубку взяли.
— Алло, — услышала я заспанный голос.
— Дядя Моня! — обрадовалась я. — Простите ради бога, что среди ночи разбудила, только это и правда очень важно.
— Що случилось, детка? — спросил дядя Моня.
— Дядя Моня, миленький, можно я к вам приеду и все объясню? — взмолилась я.
— Таки до утра я думаю, дотерпит, — рассудительно сказал дядя Моня.
— Не дотерпит! — взвыла я. У меня и так времени — кот наплакал.
— Приезжай, — вздохнул он.
— Дядечка Моня, я тебя обожаю! — обрадовалась я и положила трубку. Потом быстренько натянула джинсы, свитер, схватила со стола Оксанины бумажки и ринулась из квартиры вниз, в гараж.
Дядя Моня, по документам Соломон Яковлевич Базилевич, был давним материным поклонником. Видимо потому что мать его больше пяти минут вынести не могла, и дядя Моня вследствие этого не сумел ознакомиться со всеми прелестями материного вредного характера. Наивный еврей даже на старости лет не очухался от юношеского увлечения, и не понял, как ему в этой жизни повезло. Даже то что его счастливый соперник из преуспевающего инженера стал горьким пьяницей ни о чем ему не сказало. Может я и ведьма по профессии, но вот моя маменька — ведьма по жизни. Со временем дядя Моня, понятно женился, у него уж внуки, однако к матери он до сих пор относится нежно. Так что у меня были основания полагать, что мне, дочери его вечной любви, дядя Моня не откажет.
Жил дядя Моня в коттеджике почти в центре города, за филармонией. Я влетела к нему, словно за мной черти гнались, и дядя Моня тут же запричитал.
— Магдалина, ну как ты одета! Кто ж по такой погоде без куртки ходит!
— Я на машине, — отмахнулась я.
— Пошли, чайком тебя напою, — вздохнул дядя Моня.
Я покорно поплелась за ним на кухню, и пока он разливал чай по чашечкам, положила на стол бумажку.
— Ну, що таки тебя привело к старому больному еврею? — осведомился дядя Моня.
— Вот, — кивнула я на бумажку.
Дядя Моня достал очки, сел на стул и внимательно изучил рисунок.
— И это и есть вопрос жизни и смерти? — покачал он головой.
— Да, — твердо ответила я. — Мне с ним не на танцульки бегать. Надо срочно, дядь Монь.
— Материал? — осведомился он.
— Серебро и лунный камень.
— Серебро у меня сейчас сильно плохое, грязное, проба ниже некуда, Магдалина, — вздохнул он. — Подожди немного, сделаю я тебе колечко в лучшем виде.
— Мне нужно как раз плохое, — горячо заверила я. Мне почему-то казалось что арабы или там древние египтяне, состряпавшие перстень Клеопатры, были не в курсе последних технологий по очистке серебра.
— Ну что ж, раз плохое, так приходи через недельку, — сказал старый ювелир.
Я ужаснулась.
— Дядя Моня!!! — чуть не заревела я. — Вы меня без ножа режете! Любые деньги заплачу, только побыстрее!
— А когда тебе его надо? — спросил он.
— Дядя Моня! Я бы не стала вас поднимать с постели среди ночи, если бы это не было так срочно! Вчера мне это колечко надо!
— Хорошо, детка, — кивнул мне дядя Моня. — Прямо сейчас и приступлю. Приезжай завтра часиков в двенадцать, получишь свое колечко.
— А оплата? — обрадовалась я.
— Да что оплата! Заплатишь мне тысячу за материалы и в расчете! — махнул он рукой.
— Я вас люблю! — искренне сказала я.
— Мать-то как ? — немного смутившись, спросил дядя Моня.
— Да не знаю, меня ж два месяца не было тут. Но мне сказали что не болеет.
Тут в комнату вплыла тетка Циля, кутаясь в халат.
— Моня! Що за гости у нас в такое время? — требовательно спросила она, прищурив глаза от яркого света.
— Здравствуйте, тетя Циля, — поздоровалась я. — У меня тут срочный заказ возник. Я уже ухожу.
— Що, даже чаю не попьешь? — удивилась она.
— Чай я пила, сейчас бы еще поспать до утра немного, — пробормотала я, и попрощавшись поехала домой. Там я добралась до спальни, забралась в кроватку и крепко уснула.
Утром меня разбудил настойчивый притворный кашель.
— Кхе-кхе! — папенька сидел на моей кровати и умильно смотрел на меня. — С добрым утром тебя.
— Ну что тебе? — недовольно сказала я, все еще злая на него после вчерашнего. Тело нещадно ломило, сухость во рту была неимоверная, хотя что тут удивительного? Утро добрым не бывает. И я протянув руку, взяла баночку с отваром с тумбочки и хлебнула прямо из нее.
— Доченька, — смиренно ответил тот. — Денежек бы на хлеб.
— Сколько? — спросонья неправильно отреагировала я.
— Эээ… полтинничек, а лучше соточку, — скромно потупил глазки отец.
— Чего? — тут же проснулась я и гневно завопила. — Да булка хлеба десятку стоит! Опохмелиться надо?
— Нет-нет, что ты! — лицо папика было лицом кота, несправедливо обвиненного в краже сметаны. Горечь от людской несправедливости, смирение матери Терезы и терпеливость Христа, несущего крест на Голгофу — все было на нем.
— Я хотел тебе завтрак приготовить, — с достоинством сказал он. — А дома нет хлеба.
Если бы я не знала папика, я бы устыдилась, ей богу. Однако он был неоригинален и стеснялся прямо просить на водку. Он всегда вместо этого просил на хлеб. При этом забывая, что денег я все равно не дам. А обеспечу его продуктами.
— Спасибо, папа, за заботу. Извини, что на тебя несправедливо накричала, — сказала я, зевнула и заказала по телефону завтрак. Разгладившееся было лицо папы тут же скуксилось, словно у ребенка, лишенного обещанной прогулки в зоопарк.
После чего велела папеньке принять ванну, а сама принялась за зарядку. И только по истечении получаса я поняла, что я уже сутки не пью энергетики и обезболивающее. И что я уже давно должна валяться бессильным полутрупом, корчась от неимоверной боли. Однако я вместо этого с удовольствием прокачиваю пресс и с оптимизмом планирую день.
Осознав это, я схватилась за трубку.
— Здравствуй, врагиня, — поприветствовала я Оксану.
— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Что скажешь?
— Когда за баночкой подъехать? — поинтересовалась я.
— Я целый день дома, — спокойно отозвалась она.
— Хорошо, я заеду, — пообещала я.
— Не забудь, расчет за каждую банку сразу, — напутствовала она меня.
Разговор двух приятельниц, да и только!
Выхода у меня не было. Деньги — не проблема. Оплачу я ей настой, лишь бы помогло. А вот с кольцом сложнее.
День мне предстоял важный и трудный, потому я не поленилась сходить на лоджию и отчитать себе удачу. Силы у меня в последнее время было совсем немного, потому я села на кресло у бортика и открыла свою драгоценную Библию Ведьмы. Бог мой… Морозный ледяной вихрь пронесся по моему телу, на мгновение сковал льдом вены и сердце пропустило удар. Я судорожно глотнула воздух и закашлялась. Вот черт! Раньше сила, дарованная книгой, была теплой и ласковой, потому как это была сила всего моего ведьмовского рода. Восемь поколений назад, в четырнадцатом веке ведьма Прасковья создала эту книгу и первая записала в нее свои рабочие заклинания и наблюдения, вот они, старославянские буквы на первых сорока страницах. С тех пор все ведьмы по нашей линии продолжали это — а умирая, вливали свою колдовскую силу в книгу, чтобы следующая ведьма получила ее. Когда я открывала свой талмуд, как я иногда ласково — небрежно звала свою книгу, сила начинала ласково струиться по венам, усиливая меня. Сегодня же я получила самый натуральный пинок. Я встряхнула руками — сила мурашками забегала под кожей. Все-таки книга мне ее дала, хоть и непонятно за что так со мной обошлась. Прикрыв глаза, я начала мерно читать заклинание.
Я окунала каждое слово в свою силу и бросала на ветер, который тут же подхватывал их и уносил куда — то ввысь, в морозное небо. Закончив колдовать, я села в кресло там же, на лоджии, полностью офигевшая. Колдовство получилось — я это всегда чувствую, моих слабых силенок хватило. Однако меня смутил один факт. Сила, кристально — чистый голубоватый поток, весьма слабенький в последнее время — изменился. Легким дымком в ее сердцевине вилась радужная нить, слегка искрящаяся мириадами звездочек. Красиво, слов нет, вот только пахла она, чем — то очень неприятным. Этакая смесь едких химических ароматов и тления.
Поверни, Господи, удачу,
С запада на восток, с севера на юг,
дай ей не дай ей не тридцать три дороги,
а одну дорогу,
к моему порогу…
Вот черт! На секунду я подумала, что это из — за рака, но тут же отмела эту нелепую мысль. Болезни тела влияют на количество, но не на качество силы.
Тут в дверь позвонили.
Какой-то незнакомый парень, видимо новенький привез мне заказ из ресторанчика.
— Папенька, завтрак прибыл, — крикнула я в сторону ванной.
— Слышу, скоро буду, — донесся оттуда ответный крик.
Я же недолго думая подсела к компьютеру и набрала в строке браузера адрес своего банка. Пара минут — и перевод из Швейцарии в местное отделение банка на мое имя был осуществлен! О-ля-ля! Осталось только растрепать всем, что у меня там остался бойфренд — миллионер, который в знак своей горячей любви шлет мне ежедневно по тридцать тысяч зеленью на лечение. Почему-то в такие сказки охотно верят все без исключения. Лично я таких добрых миллионеров еще не встречала, если честно. Но тем не менее сия байка отлично прикрывала появление у меня подобных сумм, как не крути, а от Зыряна следовало подстраховаться.
Зазвонил телефон, я взяла трубку и услышала девичий голосок.
— Алло, Марию можно?
— Слушаю, — сказала я не отрывая взгляда от монитора.
— А можно с вами встретиться?
— С какой целью? — меланхолично поинтересовалась я.
— Ну… — протянула она, — погадать там, парня приворожить да что там еще вы делаете?
— Простите, но я не веду прием, — оторопела я. Для меня за то время, что я лечилась это все стало таким далеким — клиенты, заклинания, ритуалы.
— Как так не ведете? — озадачилась девица. — И что мне теперь делать?
— Девушка, если хотите дам вам телефоны своих коллег, — начала я злиться. — Лично я вам ничем не помогу. Всего доброго.
Только сейчас я сообразила что мне придется отбиваться от настырных клиентов, как старых так и новых. Похоже, придется менять номер телефона.
«Ты сначала определись с продолжительностью жизни», — ехидно подкорректировал мои планы внутренний голос. Мда. Что-то я и правда слишком быстро духом воспряла. Пора действовать.
И снова в душе поднялось горькое разочарование — вот черт, да ведь я меньше чем полгода назад любой рак щелкала как орешки! Иногда трудновато было, понятно, но ведь я всегда это вылечивала! Помню, когда мне огласили диагноз, я скептически улыбнулась, глядя на скорбные лица врачей. Ерунда, право! Вот сейчас приду, сделаю наговор от всех болезней, переклад на какую-нибудь скотину, и отличный обряд от рака на старую одежду. Пара месяцев — и от моей болячки не останется и следа, эка невидаль. Только ничего мне не помогло. И видно грамотно мне Оксана оморочку сделала, что я не поняла, что рак — напущенный. Если бы я только тогда заглянула под верхний косяк… Умирала бы сейчас Оксана.
За завтраком папенька осторожно спросил:
— Магдалина, а что это у тебя с волосами-то? На улице б встретил — не признал, ей — богу.
— Вчера ты именно так и сделал, — хмуро сказала я, бросив на него испепеляющий взгляд.
— Да? — удивился папенька. — Не припоминаю ничего такого.
— Пить-то не надоело? — осведомилась я. — А то б я тебя полечила, а?
Меня слегка шокировало подобное положение — я была отличной ведьмой, а родной отец пил запоем. Но что я могла сделать? Для того чтобы вылечиться, нужно было прежде всего желание самого алкоголика не пить. А папенька пить просто обожал.
— Я разве пью? — обиделся папик. — Вчера с мужиками немного выпили за встречу, а так я — ни-ни!
— Ясно, — кивнула я. Папенька был неисправим. Мне еще повезло, что его гены мне не передались — что-что, а водку я терпеть не могла, даже от запаха мутило.
— И еще вот что, доча, — робко кашлянул папенька. — Мать чего-то бузит, можно я у тебя пока перекантуюсь?
— Ну понятно что можно, о чем ты говоришь! — удивилась я. — Только имей в виду, пить я тебе не дам.
— Да я разве пью? — снова завел отец. — Вчера только с мужиками выпили, это… повышение у Юрка отметили.
Выслушав третью версию повода вчерашней пьянки, я не выдержала и расхохоталась. Ну отец! Ну насмешил!
В этом был весь папенька. Пить он любил до самозабвения, любил вкус водки, наслаждался каждым мигом опьянения. Однако понимал, что общество это осуждает и всегда стеснялся своего пристрастия.
Мы позавтракали чем бог послал и я быстренько оделась, собираясь к Оксане.
— Доча, у нас молочка дома нет, — скромно потупив взор, появился папаня на пороге прихожей. — А мне врачи вот прописали его от вредности.
— От чего? — поразилась я. Папенька у меня конечно алконавт еще тот, крайне несерьезная личность, но он тише воды ниже травы и вредности в его характере ни на грош. Святая простота, из той, что хуже воровства.
— Так жизня у меня больно вредная, — тяжко вздохнул папенька и почесал в затылке. — Мать твоя мне в незнамо какое наказание послана, все соки из меня выжала.