Стрельцова Маша. Помело для лысой красавицы

   А про Лору так и ходили слухи — один страннее и грязнее другого.
   — Говорили что слаба она на передок, да только сложно было поверить в это, Машенька, — с упоением вещала Марья Павловна. — Не вела она себя как вертихвостка, и все тут! Я таких — то издалека вижу, разодеты, разукрашены, фу — ты, ну — ты! А Лорка она и одета скромно была, и красилась неярко, и с парнями я ее сроду не видела! Обвела она меня вокруг пальца в общем !
   Гром грянул в начале декабря.
   В одну из гостиниц города были вызваны администратором скорая помощь и милиционеры. Горничная, собравшись убрать номер после съехавшего жильца, обнаружила там чудовищно избитую девушку. Персонал гостиницы нехотя, но все же признался, что она — из подопечных «Папы Лёши» — местного сутенера, который ежедневно оплачивал напрямую администраторам пустующий номер для своих девушек и раздавал щедрую дань местным секьюрити — дабы не чинили препятствий ему и не пускали чужих. Папа Леша не отпирался, выразил полное желание сотрудничать с органами, но с личностью девушки помочь никак не мог — паспортов на такой работе с них не требуют. Да и девушки редко назывались своим именем. Анжелика — излюбленное имя девушек по вызову — запросто могла оказаться Устиньей Кефиркиной, а Диана или Виктория — Клавой или Дуней. Эта девушка работала под именем Лорена. Ее увезли в больницу, а папа Леша выдал ментам сумочку с ее вещами, в которой оказалась тетрадка по математическому анализу на имя Вороновой Ларисы, ученицы такой-то группы. Папа Леша, вместе со своими девушками показал, что Лорена не скрывала, что учится в университете, в деревне у нее парализованная мать, так что работала она как вол, чтобы оплатить учебу, лечение и сиделку для матери. Ни от какого клиента не воротила нос, другие девчонки выкобенивались, мол, тому минет надо всю ночь делать, а этот вообще просит, чего мы — не за какие деньги, а Лорена молча вставала и шла к клиентам. «Золотая девка», — вздыхал папа Леша и каждое утро при расчете ставил ее в пример другим сотрудницам.
   Менты из этого сделали один вывод — девушка учится в университете, подхватили тетрадку, в сумочке нашелся и студенческий билет, и на следующий день явились в деканат.
   Скандал замять не удалось. Слишком много левого народа, то есть студентов, было в деканате, когда туда явились менты, выложившие на всеобщее обозрение студенческий билет «вашей проститутки, Вороновой Ларисы Михайловны», да и в больнице, куда отвезли Лорену не все дураки были и дочку ректора в лицо знали. Университет к обеду бурлил, смакуя новость, развеселый ди-джей местного радио вовсю отпускал шуточки по этому поводу, не оглашая правда имен, да только итак все были в курсе. Михал Михалыча в тот же день разбил инфаркт, до больницы его не довезли. А мать Лоры тихо его похоронила, без помпы, стыдно ей было людям в глаза глядеть, и куда — то уехала из города. Ларку же тоже не видели больше в городе.
   — Мдаа, — здорово ошарашенная ее рассказом, только и смогла сказать я. Как-то не склеивалось все это, хоть убей.
   — Так что, девонька, Ларку-то Воронову тут кто хочешь отлично знает, — заключила старушка. — Еще хорошо что ты в деканат не сунулась, Клара Ильинична тебя б взашей прогнала, она на Михал Михалыча надышаться не могла, когда он умер, так черная ходила, за стеночки держалась.
   — Мда, — снова невразумительно брякнула я, собираясь с мыслями. — Послушайте, Марья Павловна, но я вот знаю что документы она все же забрала из университета ?
   Это я, признаться, наобум сказала.
   Однако Людочка утверждала, что Лариса к ним перевелась, а это предполагает как минимум наличие документов из этого университета. Но хоть что со мной делайте, я не могла представить, что Лариса после такого как ни в чем не бывало смогла бы заявиться сюда за документами.
   — Маринка Черкасова забрала ее документы, — помолчав, неохотно призналась старушка.
   — Маринка ? — удивилась я. — Это у которой она мобильник почти стащила?
   — Ну да, — кивнула Марья Павловна.
   — Дела, — присвистнула я. — А часом не знаете, где она теперь живет?
   — А чего не знать? Спроси у кого хошь, где тут Цитадель, там она и живет. Росомахина она теперь по мужу, он у нас бооольшой человек в городе.
   — Цитадель — это что? Гостиница? — непонимающе нахмурилась я.
   — Дом это, для новых русских, называется так, — пояснила старушка. Сердечно простившись с ней, я села в машину, чувствуя как у меня голова гудит под напором мыслей и эмоций. Ну Лариска, ну дает! Непонятно одно — отчего она предпочитала секс исключительно за деньги? В их семье не нуждались. Если взять теорию, что она страдала нимфоманией, так это бы проявлялось и в повседневной жизни, однако Марья Павловна утверждала, что вела она себя с мальчиками очень скромно и ничего им не позволяла.
   Не вяжется.
   Хотя может она просто была хитра как лиса и скрытна как ежик. Или страдала раздвоением личности.
   Я отхлебнула из Оксаниной баночки, посмотрела ее на свет, и увидела что там плещется уже меньше четверти. Вот черт! Загибаться от адской боли я не хотела, надо было бегом домой. Однако и к Марине следовало съездить по — любому — когда еще тут окажусь. Поколебавшись, я все-таки решилась ехать в Цитадель.
   Цитадель и вправду была выстроена в духе средневековых замков, четыре ее стены образовывали двор — колодец, а вход был через холл, в котором сидели злые секьюрити.
   — Вы к кому? — вежливо осведомился у меня рослый детинушка.
   — К Росомахиной, — честно призналась я.
   — У них дома никого нет, — так же вежливо но непреклонно отозвался детинушка.
   — Так, а сообщение я для нее могу оставить?
   — Разумеется, — кивнул он.
   Я вытащила из сумки блокнот, ручку, выдернула лист бумаги и написала
   «Уважаемая Марина! Меня зовут Мария Потёмкина, и мне необходимо с вами как можно срочнее встретиться. Если вас не затруднит, позвоните мне на сотовый». Написав в конце заверения в вечной любви и уважении, я поставила номер сотового и отдала лист секьюрити.
   — Марина Николаевна получит сразу же по прибытии, — церемонно известил он меня.
   И я пошла к машине, по пути размышляя о том, где берут таких хороших охранников — и жильцов-то они своих по именам помнят, и не хамят. А наши — не успела я из Швейцарии явиться, как меня тут же в кутузку сдали!
   Села я в машину вполне удовлетворенная. Да, я не нашла Воронову, однако дело движется, и это меня радовало. Во всяком случае ниточки тянутся дальше, не обрываются, а уж я, не будь я Магдалинкой Потёмкиной, не сплохую!
   Приехала я домой уже в первом часу ночи.
   — Ленка, — позвала я из прихожей.
   Ленка не отозвалась, но свет в квартире был кое — где включен. Я пошла на кухню за отваром — кости уже начинало противно тянуть, и увидела Ленку на кухонном диванчике, сладко посапывающую под пушистым пледом. Я на цыпочках прокралась к холодильнику, открыла дверцу и достала баночку, которой случайно задела об банку с огурцами. Раздался довольно громкий звон.
   Вот черт!
   — Лисонька ты? — сонно спросила Ленка.
   — Ага, я, ты спи, я тихонечко, — отозвалась я.
   — Ты поешь, я супчик сварила, — так же сквозь сон сказала она.
   — Ой, спасибо, Ленок! — расчувствовалась я. — Слушай, пока не спишь — Вишневский был?
   — В гости приходила какая-то баба, назвалась Оксаной, она тебе банку с отваром оставила, а твой Денис еще несколько раз звонил, — буркнула она, переворачиваясь на другой бок.
   Я налила тарелочку отличной солянки, кинула туда несколько оливок, кусочек лимона и ложечку майонеза. Поставила тарелочку на поднос, туда же положила кусок французской булки и кусочек торта. Шутка ли, я весь день голодом себя морила, и потому основательно проголодалась. Со всем этим я пошла к себе на третий этаж, сгрузила все у компа и принялась ужинать, одновременно почитывая газету.ру.
   Потом сварила кофе, выпила чашечку.
   Потом сходила в ванную, приняла душ, старательно втирая в кожу ванильный гель.
   Потом содрала постельное белье, достала комплект немыслимой роскоши, непонятно для чего приберегаемый, и застелила им кровать.
   Полюбовалась нежным шелком и ажурной вышивкой и схватилась за пылесос.
   «Послушай, ну чего ты мечешься?» — резонно спросил внутренний голос.
   Я отпустила трубку пылесоса, села в кресло и заревела.
   «Дура, — припечатал голос, — позвони ему. А лучше — езжай в гости».
   Я посидела с минутку, потом сходила в Каморку, нацедила в ковшик гламарии, содрала халат и тут же щедро облилась ей, втирая драгоценную смесь ладошками в кожу. Потом приклеила парик, оделась, накрасилась и поехала к Вишневскому, сверяясь с адресом на визитке.
   Почему-то у меня было предчувствие, что он меня выгонит.
 
   Самое классное время суток — это утро. Когда лежишь в теплой кроватке, еще не проснувшаяся толком, вспоминая снившиеся сны. Когда ресницы еще только — только готовятся взмахнуть вверх.
   Около меня кто-то прошел, звякнул фарфор, и я почувствовала запах кофе.
   — Хочешь я тебе эту квартиру подарю за чашечку кофе? — улыбаясь, сказала я заботливой Ленке. Мать-то все равно ее церкви отпишет, а подруг любимых нет. Не все ли равно кого облагодетельствовать.
   — Она и так моя, — хмыкнул мужской голос.
   Я в изумлении открыла левый глаз и обнаружила Вишневского, расхаживающего по спальне. Явно не моей.
   Вот черт!
   — Послушай, отчего ты не носишь пижаму? — с досадой спросила я, рассматривая его голый зад. Неплохой кстати зад, ни малейших признаков целлюлита.
   — Ага, начинается. А вчера ты спрашивала, надеваю ли я на ночь ночной колпачок.
   — Мда? Ну так ты похож на плюшевого медвежонка. Тебе колпачок полагается по имиджу!
   Как я к нему попала — абсолютно не помнила. Последнее воспоминание было — как я еду по ночным улицам, изо всех сил борясь со сном. Шутка ли — предыдущую ночь я, гм, не спала из-за Дениса, и мой организм, и так смертельно больной, таких издевательств над собой не потерпел. Просто взял и вырубился.
   — Мда, — повторил Вишневский мое любимое словечко. — Нет чтобы с тигром сравнить.
   — Слушай, тигр, а я как у тебя оказалась? Извини конечно за странный вопрос, но я вымоталась вчера, буквально на автопилоте к тебе приползла.
   — Ах, да! Все хочу спросить — а ты с какой целью-то вчера ко мне приехала?
   Я задумалась, схватила чашечку кофе и неуверенно спросила:
   — А у нас с тобой вчера чего было?
   — Да в том-то и оно что ничего. Пришла, спросила, есть ли у меня ночной колпачок, разделась, бухнулась в джинсах на мою кровать и уснула.
   — Значит я приезжала к тебе поспать, — мудро сказала я, попивая кофе.
   — И даже мне не дала! — с детской обидой сказал он.
   — Извини, — с раскаянием сказала я. — А ты что, пытался?
   Машинально я заглянула под одеяло — джинсов не было, из одежды присутствовали только трусики.
   — Ну конечно, думал, что секс тебя взбодрит, — еще обиженнее сказал он.
   — А я? — донельзя заинтригованная, я подтолкнула его к дальнейшему рассказу.
   — А ты меня треснула, и пообещала что еще раз притронусь — импотентом навсегда буду.
   — Хм, молодец — то я какая! — похвалила я себя за моральную стойкость.
   — Думаешь?
   — Послушай, Сашенька, — я отставила чашку в сторону и повернулась к нему. — Секс в данной ситуации — это банальное неуважение девушки и ничем от изнасилования не отличается.
   — Почему? — озадачился он.
   — Потому как я была никакая и, соответственно, вряд ли могла сексом насладиться. В общем чтобы больше такого не было. Ясно?
   — Ага, — сказал он, пододвигаясь ко мне поближе. — А сейчас сможешь насладиться?
   — Ну, — задумалась я, — как заинтересовывать будешь.
   Хорошо мне с ним было. Он такой милый и хороший, этот Вишневский.
   И тут зазвонил сотовый.
   — Не бери, — тоскливо попросил Саня, видя как я склоняюсь за сумочкой.
   — Надо, — твердо ответила я и откинула крышечку телефона. — Алло!
   — Доброе утро, — раздался девичий голос. — А мне бы Марию Потёмкину.
   — Слушаю.
   — Это Марина Росомахина, я не очень рано?
   — Конечно нет! — горячо воскликнула я, радостно улыбаясь.
   — Вы написали что у вас дело срочное, а я только приехала от родителей, и решила позвонить.
   — Абсолютно правильное решение! — одобрила я. — Марина, нам надо с вами встретиться.
   — Конечно, — с готовностью подтвердила она. — Когда вам удобно?
   «Странная девушка», — подумалось мне. Какая-то чересчур добрая и готовая услужить. А вслух я сказала:
   — Знаете, Марина, я сейчас в соседнем городе, мне потребуется несколько часов чтобы доехать…
   — Ничего страшного, я весь день дома, приезжайте в любое время, у меня шестнадцатая квартира.
   Вишневский встал с кровати и принялся спиной ко мне натягивать джинсы.
   — Ну не обижайся, а? — безнадежно попросила я его. Он даже не обернулся.
   И тогда я сама поразилась тому, что сделала. Я встала, подошла к нему и обняла, прижавшись щекой к щеке. Легонько чмокнула за ушком. И вздохнула:
   — Чего ж у нас с тобой все сикось-накось получается, а?
   — Не знаю, — сказал он и прижался ко мне покрепче.
   «У тебя к нему святое материнское чувство, — гадко хихикнул внутренний голос. — Вернее не совсем святое».
   «Кыш, мерзавец», — прикрикнула я на него, отчего-то светло улыбаясь.
   — Ты надолго уедешь? — спросил Сашка.
   — Не знаю. А что?
   — Как закончишь с делами, приезжай ко мне, ладно?
   — Ладно, — согласилась я. — Тогда я побегу?
   — Только не споткнись, — улыбнулся он и хорошенько меня поцеловал.
   И мне в первый раз это по настоящему понравилось.
 
   Марина Росомахина оказалась прехорошенькой полненькой брюнеточкой с огромными глазами и потрясающими пухлыми, четко очерченными губками.
   — Мам, а это что за тетя? — поинтересовался робко выглядывающий из-за нее парень лет пяти от роду.
   — Это тетя Мария, иди с Моной поиграй, нам поговорить надо, — скомандовала Марина сынишке и сунула ему в руки крошечного пекинесенка.
   Я в это время снимала верхнюю одежду и, слегка улыбаясь следила за матерью с сыном, одновременно осматривая квартиру.
   Видно было что тут живет хорошая и дружная семья. В прихожей стояли веселые цветные санки, на стене — детский рисунок в рамке, где кособоких маму и папу обогревало ярко — малиновое солнышко. Под ногами у них прыгал какой — то синий таракан в полосатой шапке, а надпись гласила «Мамочка, папочка и я!»
   Мне в голову в детстве точно не приходило рисовать такие рисунки. И так их подписывать.
   — Да вы проходите, — оторвала меня от созерцания сего шедевра Марина. — Я как раз печенюшки испекла.
   Я шла за ней по коридору, и мысленно за ней повторяла — «печенюшки». Уютное, домашнее словечко.
   В кухне она налила в две чашки чай, поставила на стол глубокую чашку с выпечкой и села сама.
   — А я тоже хочу! — хитро прищурившись, заявил пацан.
   — Подслушивать ты хочешь, а не печенюшек, а ну брысь отсюда, — с улыбкой заявила ему Марина.
   — Не, мам, тогда я ничего не хочу, мы с Моной тихонечко посидим, ладно? — тут же сменил политику парень.
   — Ну да, ну да, — насмешливо отозвалась она. — А потом приедет бабушка и выяснится, что я вас бедных не кормлю! Давайте-ка дорогие мои, в детскую идите. Я вам сейчас туда вкусненького дам!
   Она встала, налила в стаканчик сока из пакетика, отсыпала на блюдо печенюшек и поставила все это на стеклянный поднос.
   — Ромка, сидите там тихо, нам с тетей поговорить надо, — велела она, вручая поднос сынишке.
   — Понял! — серьезно сказал пацан.
   — Тяф-тяф! — подтвердил пекинесенок.
   А я поняла — еще немного, и я начну проситься чтобы меня сюда удочерили. Мне хотелось навсегда тут остаться.
   Марина наконец снова села и пожаловалась :
   — Вот так с этими детками и крутишься день-деньской!
   — Классный у вас бэби, — улыбалась я непонятно чему. Наверно сама атмосфера в доме Росомахиных была такой — доброй и счастливой.
   — Да это он при вас такой, — зарделась она от похвалы.
   — Вы знаете, Марина, у меня к вам нелегкий разговор, — вдруг вспомнив о цели визита, стерла я улыбку.
   — Мария, — перебила меня Марина, — мы друг друга первый раз в глаза видим, но вы не стесняйтесь, задавайте вопросы. Вы, дорогая моя, нас два года назад спасли, так что можете рассчитывать на мою полную откровенность.
   — Чего??? — поразилась я.
   — Конечно, вы и не припомните тот случай сейчас наверно, — краешками губ улыбнулась она. — Вы ведь Мария, ведьма?
   — У меня что, на лбу это написано? — спросила я.
   — Отчего же на лбу? — обстоятельно ответила она. — Муж у вас тогда полный обряд делал — охранки и открытие удачи, только тем и спасся от разорения. Если б не вы — на вокзале б сейчас жили. А когда приехал, всегда вас добрым словом поминал. Ведьма, говорит, сущая, только в душе добрая и настоящий профессионал! Фамилию он вашу еще тогда мне сказал да описал, согласитесь, очень высокие длинноволосые блондинки — редкость все-таки. А как мне вас описал парень из охраны, так я сразу и поняла что это вы.
   — Мдяя, — озадаченно сказала на это я. Можно конечно порассуждать в этом месте о пользе добрых дел, которые в нужный момент возвращаются бумерангом, однако что-то тут не так. Я больна и у меня аура плохая, ко мне наоборот всякая гадость должна липнуть, а у меня удача — так и прет!
   Фигня какая-то.
   Но тем не менее — как вовремя! Что бы вы сказали, если бы к вам заявилась в дом незнакомая девчонка и начала проводить допрос? Я бы если честно на порог не пустила. Шляются всякие…
   Но уж раз прет — грех не воспользоваться.
   — Знаете, Марина, я в общем-то ищу Ларису Воронову, подружку вашу бывшую.
   — Господи, — охнула она, — Лорку? А что такое?
   — Да поговорить с ней надо, — пожала я плечами. — Вы ее когда в последний раз видели?
   — Десять лет назад, — растерянно проговорила она. — Нам тогда по семнадцать было, на первом курсе учились. Как она хоть живет-то сейчас?
   — То есть вы о ней десять лет никаких вестей не имеете? — уточнила я.
   — Конечно нет, — воскликнула она. — А кстати вы — то как на меня вышли?
   — Я в университет к вам заглянула, там старушка на вахте сидит…
   — Все ясно, баба Маша, — махнула она рукой. — Мы ее Цербером кликали. И она явно слюной брызгала, пока про Лариску рассказывала?
   — Типа того, — улыбнулась я.
   — Цербериха страсть какая злобная, — поморщилась девушка. — Могу представить, чего она вам наплела. Лучше послушайте как на самом деле было.
   Ларка, по словам Марины, всегда была сущим ангелом. В детстве без проблем делилась своими игрушками с детворой и не устраивала родителям скандалов в магазине «Мама, купи!!!!». Всегда неизменно улыбающаяся, всегда готовая помочь — такой она была, сколько ее Марина помнила. «Девочка — солнышко», так ее называли окружающие, и неизменно добавляли поговорку насчет ласкового телка.
   Перелом наступил лет в шестнадцать.
   Ларка как-то замкнулась тогда, стала реже навещать подружку, и Марина недолго думая списала это на предстоящие экзамены на аттестат зрелости. А Лорка сделала химию, стала невообразимо краситься и одеваться. В школе это не приветствовалось, однако из уважения у Ларкиным родителям учителя на это глаза закрыли. Потом Марине как-то рассказали, что видят ее подружку практически каждый день в рок-кафе «Белый таракан». Место считалось полуприличным, нечесаные рокеры горланили там песенки из «Сектора Газа» в вольной обработке, хлестали пиво и не стесняясь обжимались с подружками. В общем школьнице там было совсем не место.
   Через некоторое время все внезапно кончилось. Лорка как-то враз одумалась, умылась, заплела волосы в две косы налегла на учебу. Марина, домоседка по складу характера, очень обрадовалась за подругу — перебесилась, теперь все как прежде станет. Мол, будем как прежде печь кексы по вечерам и чесать языками на кухне. Но не тут — то было. Лорка забегала к ней как и прежде редко, а после ее ухода Марина стала замечать пропажи. То у матери духи исчезнут, то серьги, а то и денег, которые выкладывал отец на холодильник по утрам на хозяйство, не досчитаешься.
   Марина дождалась очередного визита Лоры и буквально поймала ее за руку. И тогда подружка села и расплакалась. Оказалось, девушка больна лейкемией. Причем в той стадии, которая не лечится. Матери с отцом она сказать боится, они уже старенькие и известие о скорой смерти единственной дочери однозначно сведет их в могилу. Но тем не менее Лора не сдается и покупает лекарства — надеется протянуть подольше, чтобы не огорчать мамочку. Вот только с деньгами у нее сложно — отец ее воспитывает в строгости и денег дает немного.
   Маринка тогда села и заревела вместе с ней. А потом сказала, что она Лорку не бросит. И с тех пор Марина исправно снабжала деньгами подругу — ее в отличие от Лоры родители баловали чрезмерно. Так они и жили. Лекарства дорожали, их требовалось уже больше, соответственно и денег тоже. Лорку стало совсем не узнать — она постоянно плакала и говорила о самоубийстве. Иногда она брала себя в руки, шутила и улыбалась, однако Марина — то видела смертную тоску, таившуюся на дне ее глаз. «Не переживай, Лорик», — обнимала она подружку. Лорка смотрела на нее глазами больной собаки и бросала — «Что ты понимаешь!»
   Они поступили в университет, и однажды Лора явилась к ней довольная — поступил препарат, который мог ее вылечить. Единственная проблема — дорогой. И назвала цену. Марина в ужасе охнула, и пролепетала, что столько ей родители не дадут — одна ампула стоила тысячу долларов, и колоть лекарство следовало каждый день. Может быть, предложила она, теперь, когда есть надежда на излечение, стоит признаться родителям? Лора в ответ на это тихо заплакала и сказала, что излечение — вилами на воде, а у отца сердце плохое, да и мать не лучше. Верная Маринка устыдилась своих слов и кинулась извиняться. Родителям она плела байки, не мытьем так катаньем получая с них нужную сумму. С каждым разом становилось все труднее и труднее изворачиваться.
   А потом начались кражи в университете. И Марина знала, кто это делает. И знала, что у Лоры нет выхода — болезнь, она не спрашивает, есть у тебя деньги на лечение или нет.
   Она единственная поняла Лору в декабре. Да, она пошла работать проституткой, чтобы выжить. Чтобы оградить от боли своих родителей. И не ее вина что все так обернулось.
   — Так что не судите Лорку строго, — закончила свой рассказ Марина.
   Мда, чем дальше в лес, тем толще партизаны, подумалось мне.
   Ай да Лорка! Ай, молодца! Это ж надо так славненько раскрутить на бабки глупую и добрую подружку!
   — Ну, должна вам сказать что пару недель назад ваша Лора была жива и здорова, — сухо сказала я.
   — Вылечилась значит, — пожала плечами Марина.
   Я посмотрела на нее, открыла рот… и тут же его захлопнула. Пусть витает в своих розовых мечтах. Пусть у нее все люди останутся хорошими. Глупость — воистину дар богов, позволяющая не замарав ноги переходить помойки, встречающиеся в жизни. Пусть. Ей гораздо легче живется чем мне, с ходу подвергающей анализу любую ситуацию. Я знаю, что каков будет счет в конце каждого раунда. И оплакиваю свои поражения задолго до того как они случаются. Во многом знании — много печали, прав был Соломон.
   Я взглянула на Марину и спросила:
   — Скажите, а в вашем городе она у кого могла бы остановиться?
   — Да конечно у меня! — категорично заявила Марина. — Мы же с ней всю жизнь как сестры были.
   — А еще какие варианты?
   — Ну, — задумалась она, — конечно подруги были, но она в последние годы со всеми рассорилась, да и не забывайте, прошло столько времени, у людей уже семьи.
   — А мать Лоры?
   — Господи, царствие ей небесное, умерла она сразу за дядей Мишей, Лориным отцом, — печально ответила девушка. — Она в Самару к сестре уехала после похорон, не успела там обжиться, как и ее инфаркт разбил. Права была Лора, старенькие родители-то были, нельзя им было волноваться.
   «Да меня саму от такой сестренки инфаркт бы хватил, несмотря на то что мне двадцать восемь», — подумала я.
   — Насчет наследства — не в курсе, кому отошло?
   — В курсе, — кивнула Марина головой. — Сестре Лоркиной матери все и досталось, она сюда потом приезжала, вещи вывозила и квартиру продала. Я не поленилась, приехала к ней и стала возмущаться, мол, что это вы без Лорки квартиру продаете, она может, вернется и тут жить будет. Так мне та баба тут же сунула под нос бумагу с печатями — лишила мать Лорика наследства, оказывается.
   — Мдаа, — в очередной раз задумалась я.
   — Что же случилось, что вы ее ищете?
   Я взглянула на Марину и устало сказала:
   — Муж ее потерял, волнуется.
   — Господи, она еще и замужем! — воскликнула девушка. — И дети наверно есть!
   — Детей нет, — ответила я.
   — Когда вы ее найдете, скажите что тут уже все про нее забыли, пусть они с мужем в гости приезжают, семьями будем дружить! — улыбнулась Марина. — Муж-то у нее откуда?
   — Из Америки, — ухмыльнулась я в ответ.
 
   Выйдя из дома Росомахиной, я села в машину, хлебнула из баночки и подождала, пока отступит едва намечающаяся боль и ум станет острым и кристально-чистым. Файл с психологическими этюдами на тему Лорика, так и рвавшийся открыться и занять место в оперативной памяти, я задвинула подальше. Успеется. Сейчас требовалось разложить разговор на составляющие и вычленить следующую ниточку. Я посидела несколько секунд, обрабатывая информацию, пока не высветилось слово «лейкемия». Ага, конечно, можно посетить местную онкологическую больницу, да только дудки, нет у меня времени на всякие глупости. Ежу понятно, что у Лорочки не было никакой лейкемии, а была только острая нужда в деньгах. Что впрочем не удивительно — покажите мне человека, который скажет что у него нет нужды в деньгах. Нет таких! Я не сомневаюсь что даже Билл Гейтс берет кредиты в банках — у него дорогостоящие проекты, а что уж говорить о других простых смертных?