Стрельцова Маша. Помело для лысой красавицы

   Я помолчала, слегка соображая.
   — Вить, но паспорт этот везде предъявлялся, где нельзя и где можно, как такое могло быть?
   — Вот что, голуба, рассказывай-ка мне, во что ты вляпалась! — рявкнул на меня Витька.
   — Да ни во что! — чувствуя подступающую истерику, по-детски крикнула в ответ и бросила трубку.
   Рыдала я на этот раз долго. В какой-то момент я поймала себя на том, что хожу по комнатам и сквозь слезы бормочу: « Господи, ну зачем же ты так со мной… не надо, я больше не перенесу, пожалуйста…» Я понимала что мне нельзя впадать в истерику. Что мне нельзя безвольной тряпкой валяться у порога, смакуя свое горе. Однако отчаяние, скрутившее меня, заслонило все другие мысли. Краем сознания я уцепилась за единственную здравую мысль — это не лечится. Это надо просто пережить…
   И я надралась. Подошла к бару, налила полстакана коньяка, мерзость конечно, но крепче ничего не нашлось. Полчаса я после этого сидела обхватив живот, уговаривая взбунтовавшийся желудок все же удержать необходимые мне градусы. После чего хлопнула оставшиеся полстакана. Это меня и вырубило.
   В последующие пару дней я просыпалась, напивалась до бесчувствия и снова падала на кровать. Иногда оглушительно верещал дверной звонок, я кое-как спускалась, надеясь на доброго ангела, который скажет что все в порядке, но это всегда была Оксана со своим лекарством. Верите — нет, но я ее в эти дни практически возлюбила. Я была слаба, абсолютно раздавлена своим горем, и это был единственный человек, который заботился обо мне, как мог. Когда я вяло отталкивала лекарство, говоря что деньги в банке и мне нечем сейчас оплатить, Оксана отмахивалась, мол, ты лечись, потом рассчитаешься. Она мне давала то, что мне было так необходимо мне в тот момент — хоть какую — то заботу и внимание ко мне. Однажды она пришла, выставила передо мной баночку и велела:
   — Пей, девонька, прямо при мне. Потом поговорим.
   Я хлебнула ее отварчика, на секунду у меня закружилась голова, словно я нырнула в ледяную воду, мороз продрал меня до костей, а по позвоночнику пробежала огненная струя.
   — Похорошело? — требовательно спросила она.
   — Брр, — встряхнулась я. — Ты чего туда намешала?
   — То же самое только в двойной дозе, чтоб на ноги тебя поставить.
   — Спасибо, — я и в самом деле была ей признательна. Я наконец очнулась.
   — В зеркало гляделась? — не отставала она.
   Я машинально посмотрела на себя в зеркало напротив и признала — гаже я еще себя не видела. Немытая, помятая, опухшая. А уж запашок я так понимаю от меня…
   — Помоюсь, — буркнула я. — Накрашусь и парик одену. Чего вообще к ребенку пристала?
   Оксану слегка перекосило — я забыла, что в ее возрасте мои двадцать восемь нелегко простить.
   — Дитятко! — зло процедила она. — Как людей в гроб вгонять да по тюрьмам гноить так она взрослая, а как самой хвост прижали, так за погремушку схватилась?
   Я молчала. Сказать потому как нефиг было. Все так.… И Оксану я чуть было случайно в гроб не вогнала и братца ее лихо посадила.
   — Ладно, Оксан, — примиряющее наконец сказала я. — И я тебе сделала много плохого, и умираю я по твоей вине. Я тебя тогда вылечила, ты меня сейчас на ноги ставишь. Баш на баш, так сказать. Чего теперь-то ты от меня хочешь?
   Оксана ссутулилась, поерзала и спросила:
   — Ты про кольцо-то помнишь? Уж дюже оно мне нужно, Марья. Бог с ней, гламарией, но без кольца мне хоть в петлю лезь…
   — Прости, — я устало потерла глаза. — Что-то я совсем из времени выпала. Я хоть сколько пьянствовала-то?
   — Да два дня, почитай третий сегодня. Я ведь как ты первый день за баночкой не явилась, начала тебе названивать, да только какое там, короткие гудки и все тут, видать трубку неправильно положила. Ну я посидела — думаю, мало ли что случилось, а лечение прерывать нельзя. Подхватилась да к тебе. А тут ты — еле языком ворочаешь, в лицо ткни — из ушей бормотуха польется.
   — Коньяк я пила, а не бормотуху, — пристыжено заявила я, и зачем-то добавила : — Хеннеси.
   — Да хоть Хренесси — дело прежде всего! — обозлилась она.
   — Оксана, все я поняла, — твердо сказала я, — берусь за ум. Сколько я тебе должна за лекарство?
   — Две баночки по обычной цене и за сегодняшнюю двойная цена.
   — Хорошо, завтра за лекарством поеду и тебе долг завезу.
   — Планы-то какие на сегодня?
   — А черт его знает, — тяжко вздохнула я. — Наверно к нашим пора наведаться, к Пелагее думаю заехать.
   — Не советую, — быстро сказала Оксана. — Ты еще может, оправишься, а Пелагея такая сплетница, всем растреплет, что у тебя силы больше нет, вовек потом клиентуры не увидишь.
   — Что значит нет силы? — удивилась я. — Да, у меня нет волос, это минус 20 процентов, я больна, это еще 50, да с похмелья, но это некритично, быстро пройдет. Людей принимать не могу, понятно, однако на себя сил хватит!
   Оксана помолчала, глядя на меня с жалостью, после чего непривычно мягко сказала:
   — Пошли в меня фризом.
   — Чего? — удивилась я.
   Фриз — это моя разработка, новые технологии в действии. Заклинание, мгновенно замораживающее органику. И не очень энергоемкое, кстати.
   — Ты пошли, пошли, — настаивала она.
   — Хорошо, — пожала я плечами и метнула в нее фризом — у меня это до автоматизма доведено. И ничего не произошло…
   Недоуменно нахмурившись, я снова кинула в нее фриз. И снова — ничего. Оксана не заморозилась, а я даже не ощутила в себе ни искорки силы. И зерен фриза — мерцающих голубоватых капелек — я создать не смогла. Я махала на Оксану пустыми руками.
   Вскочив, я понеслась в спальню, открыла сейф и достала родовую Книгу — Библию ведьмы. Уж она-то у меня — безотказный источник силы, вот сейчас только открою…
   И со страниц верной книги на меня обрушилась адская боль…
   Тело сначала даже не восприняло ее, пребывая в шоке. Как со стороны я чувствовала, что мои руки и ноги тянутся, словно на дыбе, разрывая мышцы и сухожилия, и одновременно языки жаркого пламени лизали мое тело. Кости ломались как сухие щепочки, а кожа лопалась, не выдержав жадных огненных поцелуев. Стадо крыс, отвратительных жирных, пахнущих канализацией крыс пробежали по мне, отрывая на бегу кусочки плоти. И одна, остановившись у лица, деловито впилась острыми зубками мне в губы. Она быстро — быстро жевала мое лицо, и я сквозь боль поразилась, до чего знакомые, человеческие глаза были у нее. А потом пришла прекрасная златоволосая девушка, прогнала крыс и приложила к губам запотевший кувшин с прохладной водой. И я глотнула воду, стекшую по пищеводу уже струйкой расправленного олова… И вот уже нет ее, смрадная старуха вливает в меня олово, хохоча сгнившими губами.
   Меня выворачивало и корежило, я последним усилием воли сняла руки со страниц и отбросила Книгу подальше, как ядовитую змею. И тут дождь раскаленных игл вгрызлось в мое тело, впиваясь в глазницы, споро проникая в вены, заставляя бурлить и сворачиваться кровь, и я не выдержала…
   Я закричала…
 
   Очнулась я оттого, что на меня лили воду. Холодную. Много.
   — Убью! — рявкнула я, вставая.
   Крик захлебнулся в потоке воды, устремившимся мне навстречу.
   — Очнулась? — обрадовалась Оксана. — Вот ты меня напугала! Заорала, как будто тебя режут, насилу тебя разыскала в твоих хоромах. Смотрю, а ты в обмороке и дышишь через раз. Ну я и давай ведрами воду носить да окатывать тебя.
   Вот черт! Я вспомнила, как Книга меня чуть не убила, осторожно осмотрела себя — странно, но ни ожогов, ни ран на теле не было. Глюки… Сидя на полу в луже воды, я опасливо огляделась — где эта мерзкая Книга? Слава богу, она была закинута мной далеко под кровать. Там ей и место.
   Я встала, пошла в ванную, вытерлась и одела сухой пушистый халат. Потом вышла и прямо спросила:
   — Ты как узнала что у меня силы нет? Это ведь не видно!
   — Видно, Мария, — вздохнула она. — По тебе — видно, поверь. Потому и не хочу чтобы ты пока нашим показывалась. С тобой чего было-то, кстати?
   — Да ничего, боль скрутила, я ж больна, — вяло ответила я ей.
   — Странно, — раздумчиво сказала она. — Тебе не должно быть больно…
   Еще раз сходив в ванну, я взяла тряпку и молча подтерла лужу на полу, а Оксана встала и сказала:
   — Ну что ж, девонька, я смотрю за ум ты взялась, так что побегу я.
   — Спасибо, Оксан, — не поворачиваясь к ней, кое-как выговорила я. Не приучена я благодарить.
   — Ничего, Мария, — помолчав, отозвалась она. — Все нормально. Иди, выпускай меня из своих хором.
   У дверей она остановилась и напомнила:
   — Ты, девонька, про шабаш-то помнишь?
   — Думаешь, стоит? — усомнилась я.
   — А как же? — жарко ответила она. — Все равно все придут туда без силы, про тебя никто не поймет ничего. А там выздоровеешь, снова начнешь прием вести.
   — Верно, — поразмыслив, ответила я. — Я приду, Оксан. И еще раз спасибо, что ты обо мне так заботишься.
   Оксана посмотрела на меня странным долгим взглядом, ничего не ответила и пошла из квартиры. Я мимоходом отметила, что она прошла мимо лифта, направляясь к лестнице. Худеет, видимо.
 
   Попрощавшись с ней, я пошла на кухню, налила себе чая с лимончиком и тяжко задумалась. Вопрос первый на повестке дня — что с моей силой? Вопрос второй — что делать?
   По силе — оставалось только гадать. Последний раз я колдовала несколько дней назад, открывала себе удачу, и уже тогда чувствовалось что с моей силой чего — то не того. Я припомнила неприятный привкус той моей силы. Из—за болезни? Не, тут же отмела я эту мысль. Бред. Ведьма больная всегда сама себя лечит, и Книга не оделяет за это хозяйку страшной болью. Но что же тогда случилось???
   Вот черт! Я думала и так и эдак, и ни к чему не могла прийти. В конце концов я решила — все тайное становится явным. Узнаю со временем, что со мной такое приключилось, да так не вовремя. Я ведь рассчитывала вещий сон сделать, посмотреть где искать лже — Усольцеву, да теперь об этом и мечтать не приходится!
   Я встала, разыскала трубку радиотелефона и позвонила Зыряну.
   — Ну ты где пропала? — рявкнул он, не здороваясь. Видать номер мой углядел.
   — Ты не забыл что я так-то смертельно больна? — поинтересовалась я.
   — Да мне похрен! — отрезал он. — Тут Женька до тебя уже который день не может дозвониться!
   — Отлично, я отошла, скажи пусть позвонит, — спокойно ответила я. С такими людьми характер показывать не стоит, это только в книжках огрызающуюся дивчину крутой парень за это зауважает. В реальности же она в лучшем случае будет щеголять выбитыми зубами.
   — Хорошо, — буркнул он.
   — Зырян! — торопливо сказала я, боясь, что он как всегда не прощаясь отключится.
   — Что?
   — Как там мать?
   Последние слова мне дались с трудом. Я боялась. Боялась того что мне сильно не везет и мне и здесь скажут плохие вести.
   — Нормально, — нетерпеливо ответил он. — Ребята мои уже стреляются от нее, так она их допекла. Ищи, Марья, ту сучку быстрее.
   И отключится.
   А я сидела и глупо улыбалась. Похоже с матерью и правда все в порядке, раз она там не стесняется свои порядки устанавливать. Да и Зырян явно здорово жалеет что Белову братки сгоряча порешили, наверняка повторения не будет. А раз так, то можно особо и не торопиться, пусть мать их до кондрашки доведет, будут знать, как людей похищать!
   Я взглянула на часы — было уже не много ни мало, а шесть вечера. Надо быстренько себя приводить в порядок.
   Звонок братца застал меня в ванной. Я нежилась в абрикосовой пене, и потому была в благодушном настроении.
   — Алло, — неуверенно произнес он в трубку.
   — Слушаю вас, — несколько игриво ответила я.
   — Я Джон, в смысле Женя, — представился он, слегка запутавшись, и оттого смутился.
   — Так, Женя, нам необходимо встретиться, можете к восьми ко мне подъехать?
   — К-конечно, — слегка заикаясь, произнес этот шибзик и я назвала ему адрес. После хорошенечко оттерлась, привела себя в порядок и стала почти красивой. Подумав, обвела взглядом бардак, распихала по шкафам валяющиеся вещи, пару раз взмахнула веником и осталась довольна.
   Потом снова посмотрела на себя в зеркало, поняла что все-таки обманываюсь насчет терпимого вида и я страшней крокодила. Потому вытащила коротенькое коктейльное платье с большим декольте и переоделась. Пусть пятился на ноги да грудь, авось до лица дело и не дойдет.
   Вот в таких трудах и пролетело два часа.
   Джон, который Женя оказался на удивление пунктуален. Ровно в восемь в домофон раздался звонок, я открыла и не успела сосчитать до десяти как из лифта вывалился дохленький мужичонка в легкой куртке, бейсболке и с корзиночкой цветов. Мне он был по пуп, чему я порадовалась — на лицо точно смотреть не станет.
   Мужичошка уставился на самое прекрасное во мне — ноги на высоченных шпильках и обтянутых тоненькими чулочками.
   — Здрассьте, — сказал он им, слегка сглотнув.
   — Проходите, — посторонилась я.
   Мужичонка начал поднимать глаза, чтобы взглянуть на меня, однако на пути взгляд зацепился за грудь четвертого размера. Он опять судорожно сглотнул, и сказал теперь ей:
   — Здрассьти. Это вам, — и он протянул корзинку с розами.
   «Будет клеить», — поняла я.
   — Да проходите же вы, — чуть не заржав, я взяла цветы и поставила их в прихожей на тумбочку. Он там что, в своей Америке, девушек только на картинках видел, что ли?
   Братец, бестолково засуетившись, впорхнул в прихожую, снял куртку и как был в ботинках пошел по квартире. Заглянул на кухню, Каморку, рабочую комнату, даже зачем — то ванную и кучу других комнат.
   Я послушно следовала за ним, донельзя заинтригованная. По пути я выстраивала версии — чем это он занимается. Пришла к тому, что либо это у него ознакомительная экскурсия, или он кого-то ищет. Братец тем временем добрался до третьего этажа, рванул на себя дверь спальни, обозрел, и наконец в недоумении повернулся ко мне.
   — Май гад, а где у вас тут гостиная — то???
   — А, гостиная? — вот что он оказывается искал! — Она на втором этаже!
   И я козочкой запрыгала по ступенькам вниз, спиной чувствуя как идущий следом братец прожигает взглядом дырку на моей филейной части.
   — Прошу, — распахнула наконец я перед ним дверь гостиной.
   Братец зашел, тут же выскочил и жалобно спросил:
   — Это вы тут, да, гостей принимаете?
   « Бедный явно страдает косноязычием», — пожалела я недотепу. И чего испугался, спрашивается? Сам просил гостиную. Она у меня оформлена в черно — серебряных тонах, на столе из щелей черепа бьют лучи — лампа такая, клиентам нравится.
   — Тут я клиентов принимаю, — вздохнула я. — А гостей на кухне!
   — Я гость! — немедленно оповестил он меня.
   «Если гость так и веди себя как гость», — мысленно съязвила я.
   В кухне он тут же уселся на стул и потребовал виски.
   — Виски у меня нет, — сокрушенно призналась я. — Есть коньяк, сгодится?
   — Йе, — кратко ответил он, при этом довольно заулыбавшись. Я внимательно посмотрела на его сизый нос заядлого алкоголика и недрогнувшей рукой налила ему почти полный бокал коньяка. Пусть он напьется, это в моих интересах.
   — Итак, Женя, я как вы уже знаете, разбираюсь в вашем деле, — сказала я, поставив перед ним бокал. Себе я налила кофе и отошла от него подальше, к стойке. Уж слишком братец похотливо в мое декольте пялился.
   — Я рад, что именно такая очаровательная девушка занялась этим, — с энтузиазмом воскликнул братец, скользя взглядом по чулочкам. По-моему, он в мыслях меня уже отымел пару раз.
   — Так вот, Женя, прежде всего ответьте — где вы с Аней Усольцевой встречались, когда приехали в Россию? Может, вы в какой-то гостинице останавливались?
   — Нет, она меня сразу из аэропорта забрала к себе домой. Дом на Свердлова, красная кирпичная башня, — сразу поскучнел братец и отпил полбокала разом. Видимо с горя, полмиллиона баксов — это вам не комар чихал!
   — И никакой гостиницы? — продолжала допытываться я.
   — Нет конечно, нам друг друга получше узнать надо было, мы дома почти все время провели, — еще больше поскучнел братец и хлопнул оставшиеся полбокала.
   — Вы не за рулем? — с некоторой тревогой осведомилась я.
   — Что? — поднял он на меня уже слегка нетрезвые глаза. Потом перевел взгляд на бокал и пододвинул его мне. — Отличный коньяк! Если можно, еще немного. А за меня беспокоиться не надо, у подъезда машина с водителем ждет.
   «Вот и чудненько», — почти весело подумала я, наливая ему до краев Хеннеси.
   После этого я на секунду оставила его наедине с коньячком, сама сбегала за своими бумагами и разложила их перед братцем.
   — Скажите, Женя, вот это — Аня? — ткнула я в фото лже-Усольцевой.
   — Конечно она! — взглянув, подтвердил он.
   — А вот эта девушка вам знакома? — ткнула я в фото настоящей Усольцевой.
   — Эта нет, в первый раз вижу, — отозвался он, и я наконец поняла, куда он так неотрывно смотрит. Наклонившись, я открыла ему отличный обзор собственной груди. Черт возьми, вы не поверите, но я смутилась!
   — Мария, а что вы сегодня вечером делаете? — слегка заплетающимся языком спросил меня братец, умильно пялясь все туда же.
   — Я занята! — отрезала я. — Так что давайте перейдем дальше к вопросам.
   — А может, найдется для меня немного времени? — не отставал братец.
   — Итак, Женя, — не обращая на него, продолжала я. — Мне надо знать, не встречались ли вы с кем-то из знакомых своей жены?
   — Она мне не жена! — с пьяной обидой заявил он. — У меня братан уже шуршит, разводит нас с ней.
   — А каким именно путем? — заинтересовалась я. Зная нашу бюрократическую систему, я была несколько удивлена. В загсе тетки нипочем не разведут вас с человеком, которого нет.
   — Бабок наверно даст, — пожал он плечами.
   — Кстати, — я ткнула в фотографию настоящей Усольцевой, — вот эта девушка вам по документам настоящая жена.
   — Как это? — пораженно вскричал слегка протрезвевший от такого известия братец.
   — Непонятно, — пожала я плечами. — Девушка тут совершенно точно не при чем, однако она и есть Анна Жановна Усольцева. Вот ее паспортные данные, передайте своему брату, да скажите чтобы на нее зря не наезжали — она замужем и родит со дня на день.
   — Жаль, — погрустнел братец, — она хорошенькая…
   — Так вернемся — вы с кем-то из знакомых лже — Усольцевой встречались?
   — Нет конечно! Я же говорю — мы дома все время были!
   — И как я должна ее искать, спрашивается? — устало спросила я.
   Братец молча вливал в себя коньяк.
   Тут раздался звонок и я встрепенулась.
   — Ой, Женя, минуточку, кто-то пришел!
   И я побежала в прихожую.
   На пороге стоял донельзя несчастный Серега.
   — Привет, — сказал он. — Поговорить надо.
   — О, какие люди! — заулыбалась я. Сереге я всегда рада, он меня любит потому что. Причем без приворотов. — У тебя чего — то стряслось?
   Он молча кивнул, пряча взгляд.
   Почему-то в тот момент меня кольнула острая жалость к нему. Серега, недавно ставший очень преуспевающим художником, сейчас был похож на воробья, побитого жестокими мальчишками. Маленький, худенький, весь какой — то взъерошенный.
   — Ну проходи, проходи, — схватила я его за руку.
   Он зашел, проходить далеко не стал, так и мялся у порога.
   — Магдалин, — начал он, — я даж не знаю как сказать…
   — Да проходи ж ты! — досадливо сказала я. — Что ты мне церемонии китайские устраиваешь! Как есть, так и говори!
   Он еще ненамного продвинулся, оперся рукой о столик, открыл рот, собираясь что-то сказать, и тут раздался тихий треск и лицо его внезапно исказилось.
   — Что за черт, — завопил он, дергая рукой.
   — Это не черт, а стеклянная елочная игрушка, которую мне Макс из Баварии привез, — с укором сказала я. — Брысь в ванную, промой рану и возьми аптечку в шкафчике, перевяжись.
   Серега пошел в ванную, а я направилась в кухню. Братца пора выпроваживать, сведений с него никаких, а еще пристает.
   Не успела я пройти и двух шагов, как снова прозвенел звонок.
   Вот черт, не дадут мне спокойно помереть.
   Я процокала каблучками до двери, открыла и слегка удивилась.
   На пороге стоял и застенчиво смотрел на меня Вишневский.
   — Привет? — неуверенно произнес он.
   — Привет! — нахмурилась я. У меня тут братец, не хотелось бы чтобы Вишневский узнал про мои проблемы. — А ты чего не позвонил?
   — Я звонил как-то, ты меня послала. Мне уйти? — тут же насупился он.
   Я посмотрела на него и поняла — если он сейчас уйдет, то это будет все. А он мне нужен.
   — Проходи, — со вздохом посторонилась я.
   Он зашел, взгляд его упал на корзиночку с цветами и он индифферентно поинтересовался:
   — Это от кого?
   — А, это так… — махнула я рукой.
   — Это от меня, — выполз из кухни дошедший до кондиции братец. После чего он обвиняющее посмотрел на меня и хозяйским тоном спросил: — Это что еще за хмырь???
   — Вот как? — поднял бровь Вишневский.
   — Так, Женя, — железным тоном сказала я. — С тобой мы на сегодня закончили, если что звони!
   — Выгоняешь? — пьяно удивился он. — Вот все вы такие, как бабки сосать из мужика, так со всей душой!
   Я мельком подумала, что зря я его поила все же, а сама уже вовсю подталкивала к двери, накидывая ему на плечи куртку.
   Тут дверь, которую я видать забыла запереть после Вишневского, распахнулся и раздался молодецкий голос Корабельникова:
   — Здорово, Марья! А я на обещанный ужин со стриптизом!!! Ууу, я смотрю, у тебя народу полно, выпереть их или группен-секс устроим?
   Я посмотрела на его лицо, довольное собственной шуточкой, потом на вытянувшееся лицо Вишневского, с ужасом взиравшего на это, села на пуфик и заржала.
   — Корабельников, — давясь смехом, наконец сказала я, — тут некоторые люди не понимают твоих шуток, будь добр, объясни природу наших чистых платонических отношений!
   — А! — почесал он в затылке. — Ну в общем мы с одного двора, она мне с математикой помогала, а я ее лупил иногда.
   — За что? — спросил недоуменно Вишневский.
   — Так мелких шмакодявок лупить положено, для их же пользы, а она меня на два года моложе, — объяснил он.
   — Корабельников!!! — возмутилась я. — Тут бойфренд мой находится!
   — Да? — Витька подозрительно оглядел окружающих и спросил: — И кто ж у нас тут бойфренд?
   — Я, — одновременно сказали Вишневский и братец.
   После чего нехорошо уставились друг на друга.
   — Евгений! — ледяным голосом сказала я. — Вас внизу машина ждет!
   — Подождет! — задиристо отмахнулся он и повернулся к Вишневскому. — Это значит ты, да? Ты бойфренд? А я может, женюсь на ней!
   — А я значит никто и звать меня никак, да? — раздался несчастный Серегин голос. Все повернулись к нему, я отметила, что он руку перевязал. — Ладно, понял, чего уж тут не понять.
   — Сережа, подожди, — вцепилась я в него.
   — Да ладно, — взглянул он на меня красными глазами и шмыгнул носом. — Вон у тебя сколько бойфрендов, что тебе какой-то сосед!
   Он отцепил мою руку и ушел, аккуратно притворив дверь.
   — Женюсь и в Америку увезу, — тупо повторил братец. — Тааакие ноги!
   И тут я взбеленилась.
   — Пшел вон, алкоголик чертов! — завопила я, махом выставляя его за дверь. Подумав, решительно схватила корзинку и швырнула ему вдогонку.
   Потом села на пуфик, абсолютно расстроенная и спросила Витьку:
   — Чего делать-то? Зря Серегу ведь обидели!
   — Да поговоришь с ним завтра, навешаешь лапши побольше, он тебе как всегда и поверит, — сочувственно сказал Витька.
   — Так, ладно, я пошел отсюда, — решительно сказал Вишневский.
   — Стоять! — рявкнула я. — Еще с тобой потом объясняться! Давай уж сразу — тебя чего именно не устраивает, а?
   — Да нет, меня все устраивает, кроме того что я тут явно лишний! — задрал он подбородок.
   — И с чего ты это взял? Я тебе что, это сказала?
   — Она такая, она сразу если что, в глаза, мол, пшел вон, — кивнул Витька в направлении траектории изгнания братца.
   — Да мне слова не нужны, я и без слов все отлично понимаю, — подбородок Вишневского задрался еще выше. — Забыла, я тебе в тот же день звонил, а ты меня послала, потому что от этого Жени звонка ждала, а?
   — А, так это был ты, — заулыбалась я. — Надо было говорить кто, я же еще твоего голоса не знаю.
   — Я представился! — со сдержанным негодованием сказал Вишневский.
   — А я что? — вконец сбитая с толку спросила я.
   — А ты сказала что знать такого не знаешь! — гневно ответил он. — Я почти три дня ждал, позвонишь ты или нет, наконец решил съездить, и что же? Приезжаю — а у тебя полный дом ухажеров !!!
   — Братан, ты ведешь себя как ревнивый муж, — заметил Витька.
   Вишневский пристыжено заткнулся.
   А я все время сидела и вспоминала, как же его зовут по имени. Наконец вспомнила.
   — Ладно, Саша, — сказала я. — Давай мириться. Я к тебе правда хорошо отношусь, просто ты все время не вовремя появляешься и потому возникают двусмысленные ситуации.
   — Ужин со стриптизом значит откладывается? — грустно сказал Корабельников.
   — Откладывается, — ответил ему за меня Вишневский. Я удивленно на него воззрилась и заметила едва сдерживаемую ухмылку.
   — Наш человек! — обрадовался Витька. — Ну ладно, я тогда пошел, если будет приставать, звони, тут же буду с ОМОНом!
   — Брысь, — засмеялась я.
   Позже я пойму, что пропустила очередной поворотный момент. Естественно, в сторону неприятностей.
   Хорошо было былинным молодцам…
   Подъезжаешь к такой развилке событий, а там знак, на котором весь расклад — направо волки сожрут, налево на костре сожгут, ну а прямо — семейство очень голодных и милых людоедов, нуждающееся в завтраке. Осталось только выбрать.