Стрельцова Маша. Смесь бульдога с носорогом

   — Потому что я знаю, кто моя половиночка, — мрачно ответил он.
   Я отвернулась, рассматривая в окно залитый утренними лучами двор. Чья — то кошка пробежала…
   — Не плачь, — тихо сказал Ворон, и прижал меня к себе. Я так же молча пыталась склеить разбитое сердце, а слезы сами струились по щекам.
   — Она красивая? — глухо спросила я.
   — Она родная, — поправил он.
   — Кто она?
   — Тебе не надо это знать, Мария.
   — Ты меня поэтому убить хотел?
   — Нет, — нехотя признал он. — Я тебя тогда плохо знал, и решил тобой пожертвовать, чтобы твои охранки на мне вечными были.
   — Гад, — глухо простонала я. Хотя что это я? Это и так понятно было! Одно из соображений в пользу приворотов всех клиентов — это как раз то, чтобы они не додумались именно до такого. Другие заклятья со смертью ведьмы исчезают без следа, но охранки — охранки становятся вечными.
   — Не плачь, я дураком был, — тихо сказал он, неумело стирая с моего лица слезинки.
   — Давай я сниму заклятье, — тоскливо попросила я. — Я без тебя жить не могу.
   — Это пройдет, — терпеливо ответил он, вытирая мне слезы. — А снимать заклятье не надо. Я ХОЧУ, понимаешь, хочу любить только ту девочку. Не обижайся, пожалуйста. К тому же не забывай, что у меня эээ… неприятности, ты знаешь. Что со мной случится — не хочу, чтобы это и на тебе отразилось.
   Я молча кивнула, и вышла из машины. Ворон ничего не сказал. А что говорить? Все было сказано. А последняя фраза про якобы заботу обо мне вообще была бредом. Я пришла домой и в одиночестве на кухне выхлестала бутылку водки для спиртовых настоев. Мне было погано как никогда в жизни.
 
   Разбудил меня телефонный звонок. Я было попыталась нахлобучить на ухо подушку и дальше спать, как вдруг опомнилась — определитель проговаривал номер Оксаны — моей коллеги, тоже ведьмы. По пустякам мы не звоним друг другу. Я протянула руку и схватила трубку.
   — Алло!
   — Мария? Это Оксана.
   — Я поняла, Оксана. Слушаю тебя.
   — Мария, Галина просит собрания.
   — Хорошо, — медленно произнесла я. По идее каждая из нас имела право попросить ведьм собраться и решить ее проблему, с которой она сама не справляется. Но мы практически к этому не прибегали — слишком в большом долге тогда ведьма оказывалась перед кучей народа. То есть — ведьмы, которые ей помогли, примерно год могли ей вертеть по своему усмотрению.
   — Тогда собирайся и приезжай к ней домой, я тоже сейчас туда еду. Адрес знаешь?
   — Разумеется, буду через сорок минут, — ответила я и отключилась. Что такое случилось у Галины, что она пошла на такое рабство?
   Я нехотя встала с постельки, прошлепала в ванную, быстренько приняла душ и умылась. Башка после вчерашней водки трещала немилосердно.
   На кухне Маруська читала Космополитен и энергично чистила мандаринчики.
   — О, старушка, ну ты и спать! — поприветствовала она меня.
   Я в недоумении вскинула руку с ролексом, посмотрела на часы и ужаснулась:
   — Уже три часа????
   — Точно! — подтвердила Маруська. — Сережка мой звонил, едет нас с тобой попроведовать.
   — Я сейчас уезжаю, дела, — быстро сказала я. Встречаться с влюбленным в меня Маруськиным мужем я совсем не хотела. Мужиков — их, знаете ли, как грязи. А подруга у меня всего одна — это я твердо уяснила.
   — Сначала поешь, в микроволновке пицца только что разогретая и кофе свежесваренный.
   Я кивнула, быстро позавтракала и бегом спустилась вниз.
   Бабульки на лавочке, увидев меня, здорово оживились.
   — А ведь мы сделали все, — гордо заявила бабулька в строгом сером платье. — Вон, наняли дворничиху, работает уже.
   Я посмотрела за ее вытянутой рукой и хихикнула — та самая темненькая девчонка, что позавчера рассуждала о преимуществах работы дворничихой перед благородным трудом жрицы любви стояла и говорила с каким — то плюгавеньким мужичонкой у забора. Впрочем, девушка сейчас была пепельной блондинкой, что ее нисколько не изменило.
   — Теперь — никаких поквартирных дежурств, не так ли? — подала голос Августа Никифоровна, озабоченно глядя на меня.
   — Ну разумеется, — поспешила я ее успокоить.
   Путь ко брошенной с утра бээмвушке проходил как раз около новой дворничихи и я, не утерпев, остановилась.
   — Ну что, все же устроилась, я смотрю.
   Парочка обернулась ко мне как по команде и я присвистнула — мужичонкой оказался Николяша. Вот козел, уже и дома меня нашел!
   Николяша на меня посмотрел долгим взглядом и церемонно произнес:
   — Здравствуйте, Маняша, как ваша мама поживает?
   — Спасибо, отлично, — брякнула я.
   — Мы тут с мамой хотели к вам в гости бы прийти, как вы на это посмотрите?
   — А, это к ней, — махнула я рукой. — А вы тут чего делаете?
   Глупый вопрос — понятно, что меня выпасает.
   — Да вот, свою ученицу повстречал, — он кивнул на дворничиху. — Можно вас на кофе пригласить, Маня?
   Я машинально полезла в сумочку, поискала кошелек, не нашла и огорчилась:
   — Увы, Николай. У меня дела.
   — Ну тогда разрешите откланяться, — он и правда слегка поклонился и засеменил со двора.
   — Урод, — припечатала я ему вслед.
   Девчонка удивленно поглядела на меня и сказала:
   — Вы что! Это же Николай Марьянович!
   Произнесено это было с придыханием и имя Николяши прозвучало с благоговейной интонацией.
   Я внимательно на нее поглядела. Вроде не придуривается. Она тоже внимательно на меня посмотрела и сказала:
   — А я тебя помню! Ты тут раньше работала, да?
   — Ну, типа того, — уклонилась я. — А ты вроде темненькой была?
   — Была, — кивнула она и с обидой сказала, — а этому козлу блондинки нравятся, вот я и перекрасилась!
   — О! Кстати насчет блондинок — подружка твоя беленькая что, тоже в дворники?
   — Не, — махнула она рукой, — Насте, дуре, повезло, она себе кекса богатого отхватила на днях! А я вот до первого сентября поработаю, хоть папашу пьяного не видеть.
   — Настя? — переспросила я.
   Вот тебе раз! Держите меня крепче, да ведь эта блондинка около моего Ворона — и есть ее подруга! Как я сразу не сообразила!
   — Ага, Наська Солодовникова, мы учимся вместе в школе, а меня Натахой зовут. Сигареты не будет?
   Я порылась в сумочке и вытащила стибренную вчера у Маруськи пачку «Явы».
   — Фу, дрянь какая, — скривила Натаха носик, — «Парламента» — то что, нет?
   — Да говори спасибо что хоть такие есть, — возмутилась я.
   У меня вообще как у некурящей сигарет в сумочке отродясь не водилось.
   — Да, подруга, у всех у нас бывают хреновые времена, — философично сказала она и выбила из пачки несколько сигарет. Одну она сунула в рот и тут же прикурила, остальные заныкала в нагрудный кармашек.
   — Как работа? — спросила я.
   — Да ниче, но вот как ты тут на такую тачку заработала — непонятно, — с сожалением окинула взглядом она мою бэмку.
   — А что тут непонятного? Ты на дом посмотри, тут знаешь какие кексы живут? — подмигнула я ей.
   — И что? Подарили? — затаила она дыхание.
   — Дарят только подарки на Новый год и День Рождения, и то в пределах стольника, а я — заработала! — отрезала я.
   — Поняла — поняла, — с умным видом кивнула она.
   — Ну я пошла.
   — Ага, еще встретимся.
   Кажется, я только что создала филиал местного борделя в нашем милом домике. Ну да что делать — я всегда одобряла асоциальные поступки.
 
   В доме Галины стоял запах горя. Сразу же было понятно — здесь кто — то умер. Зеркала были занавешены черной тканью, слышался какой — то безнадежный плач, кроме меня собралось достаточно много ведьм и просто незнакомых мне людей. И все ходили на цыпочках и разговаривали вполголоса.
   Я зашла в комнату — пожилая женщина у окна в черном навзрыд рыдала, спрятав лицо в ладонях.
   — Мама, ну мама, — безнадежно тянула ее за подол кроха лет пяти. На столике стоял портрет юной девушки в траурной рамке, и перед ним горела одна свеча. Со смешанным чувством я всмотрелась в прехорошенькое ненакрашенное личико, светло улыбающееся с портрета. Бог мой… Немного краски — и я ее знаю… Жгучая ревность, свившая гнездо в самом сердце, медленно растаяла, оставив вместо себя жалость. Совсем дитя, не пожила еще толком, Наська, Наська…
   Я осторожно закрыл дверь и пошла разыскивать Галину. Нашла я ее в прихожей. Вежливо и спокойно ведьма прощалась с мирскими. Увидев меня, она мне кивнула:
   — Здравствуй, Мария. Спасибо что пришла.
   — Здравствуй, — тихо сказала я. — Что произошло?
   — Мария, пять минут, хорошо? — показала она глазами на мирских. — Подожди пока с остальными в гостиной.
   Я кивнула и пошла обратно в гостиную. Собравшиеся ведьмы, человек десять, тихо переговаривались, ожидая хозяйку. Наконец она явилась, строгая и печальная.
   — Сестры, — начала она. — Спасибо вам, что откликнулись вы на мою беду, не оставили меня и пришли.
   — Погоди благодарить, Галина, — прошамкала Пелагея из уголочка, — я как — то сделала сбор, так все на свете прокляла потом.
   — Пелагея, спасибо за совет, но я все же намерена просить вас помочь мне, — склонила голову хозяйка. — В моей семье горе. Настя, дочь моей сестры, шестнадцать лет всего ребенку, убита. Сегодня нашли тело в карьере.
   Ведьмы сдержанно ахнули. Я поймала себя на том, что я ехидно думаю, как я скажу Ворону о его пассии — что ж мол не уберег — то, герой — любовник?
   — У меня тоже тогда сына убили, — прошамкала снова Пелагея. — И изнасиловали, отмщения я хотела, а руки коротки были.
   — Настю тоже изнасиловали, и жестоко избили до смерти. Помогите, сестры, сыскать и наказать убийцу и насильника.
   Изнасиловали? Смутные подозрения, от которых — мороз по коже, зашевелились в моем куцем умишке… Ворон не похож на человека, любовницу которого можно изнасиловать. Чем она тебе не угодила, Ворон, Ворон?
   Нет, это бред. Этого не может быть К черту послав все свои умозаключения, я отвлеклась от них и попыталась прояснить ситуацию.
   — Галина, — спросила я. — Я лично сочувствую твоему горю, так что давай разбираться. Что менты говорят, когда ее по времени убили?
   Галина коротко вздохнула и ответила:
   — Сегодня ночью.
   Сегодня ночью Ворон был у меня дома, правда после полуночи. Убил Настю и приехал ко мне. Зачем?
   — В таком случае, кровь ее еще не остыла на руках убийцы. Ты кровную нить делала? — подала голос Лора — Святоша. Мое сердце трепыхнулось, застыло и упало куда — то вниз с глухим стуком. Я не перенесу если Галина сейчас назовет имя.
   — Делала, — вздохнула снова Галина. — И гадала, и в зеркало глядела, и душу моей Настеньки призывала.
   — И что?
   — А ничего. Ноль. Настенька только сказала что от руки злодея погибло двадцать две девчушки, она двадцать третья. Но имени злодея сказать не могут — защищен он сильно.
   Что у меня в душе творилось — не передать. Я полюбила убийцу.
   Вспомнилась и его попытка убить меня. Черт! Черт! Я ясно поняла почему меня оставили в живых — два миллиона. Пока они не найдены — я жива.
   — Кто ж его так от твоих заклинаний — то прикрыл? — недовольно буркнула ведьма Вера.
   — Ой, ну ты спросила, — отмахнулась Оксана, — да мы сами с вами всех бандитов в городе за их деньги в охранки закутали.
   Я его закрыла, я…
   И вы не пробьете мои охранки, ни одна…
   И я умру…
   — Точно, — прошамкала Пелагея. — Но найти его надо. Не дело невинных девиц губить.
   — Вот поэтому я вас и позвала, — сказала Галина. — Надо снять охранки с клиентов и посмотреть на них. Кровь Настеньки, да и остальных девушек должна быть отомщена.
   И тут я встрепенулась. Потому как на автомате проанализировала ситуацию, пути ее решения и все вероятные последствия — и мне ничего из этого не понравилось.
   — Бог мой, Галина! Ты понимаешь, о чем ты просишь? — подала я голос. — Мы ведь не сможем найти насильника никак — он под охраной. Придется составить список наших клиентов и снимать с них чары со ВСЕХ, иначе их вины не проверить никак.
   — Я это и предлагаю, — с достоинством сказала она. — Другого пути нет.
   — Мало того что мы грохнем на это всю силу — мы еще и гарантированно лишимся дохода, — продолжила я. Я не стала упоминать, что у меня — то и Книги нет, чтобы пополнить запасы силы.
   — Это почему? — испуганно вскрикнула Пелагея. Оксана диким взглядом посмотрела на меня.
   — А кто к тебе пойдет, если все поймут что все твои охранки не работают? — усмехнулась я. — Никому не надо объяснять, что в этом случае на наших клиентов обрушится поток невезения, выполняя закон равновесия? Сестры, нас с колготками сожрут, клиенты — то у нас сплошь нервные.
   Наступила гробовая тишина. Без денег жить не хотел никто, тем более что занятия магией приучили всех жить на широкую ногу. А со своими клиентами — по большей части отморозками связываться и вовсе ни у кого не было желания.
   — Ты — то чего переживаешь? — злобно посмотрела на меня хозяйка дома, оглядев насторожившихся ведьм. — Твои охранки все равно никто снимать не будет — и удар обратный, и бесполезно. Ты — то без денег на помады не останешься!
   Ведьмы дружно посмотрели на меня, не менее злобно. А я ощутила прилив гордости за себя — так вам, книжницам, носы задираете, а лучше моих охранок в городе нет! По нашим законам они не могли отказать Галине, но перспективы, нарисованные мной, были жуткими. И то что я стою особняком — им не понравилось. Как будто я на глазах всего «Титаника» спустила шлюпку, села и поплыла прочь, напевая «Я на солнышке лежу и ушами шевелю».
   — Да я все равно приму участие посильное, буду снимать чужие охранки, — успокоила я их.
   Шлюпка вернулась на тонущий корабль, и все перевели дух. Мою помощь никто не отверг — работы предстояло много. А мне надо было быть в курсе этой истории по понятным причинам.
   — А по-другому никак? Чтобы не снимать охранки? — с перекосившимся лицом спросила Оксана. До денег она была легендарно жадна.
   — Я не знаю как по-другому, — пожала я плечами. — А ты, Вера?
   — Тоже что — то ничего на ум не приходит, — развела руками она.
   Остальные ведьмы тоже ничего не сказали путного.
   — А ты, Пелагея, чего молчишь? Самая старшая ты из нас, неужто жизнь ничему не научила? — отчаянно выкрикнула Галина.
   — Думаю я, — проскрипела Пелагея. — Бабка моя говорила, был такой же случай, но они его решили по-другому.
   — Как? — загорелась Галина надеждой.
   — Книга одна им тогда подсказала, как аспида из — под охранок узнать, не пришлось им с невинных чары снимать.
   Ведьмы зашумели.
   — Что — то я про такую книгу в первый раз слышу, не может быть такого, — поджала губы Оксана.
   — Зря не веришь, доченька, — отозвалась Пелагея. — Сильная книга, из сильного колдовского рода, а кличут ее Библией ведьмы. Чудеса по ней хозяева творят.
   — Да ты что? — всплеснула Оксана руками. — А заклинания на комариного царя там часом нет?
   Заклинание то было легендарным, из разряда много слышали — никто не видел, и давало оно десять лет роскошной жизни. Деньги сыпались чуть ли не из воздуха, удача чуть — ли не нимбом светилась над головой заговоренного. Заманчиво, понятно, да только где б то заклинание взять? К тому же я из курса физики крепко помнила то, про что ведьмы частенько забывали. Великий закон сохранения энергии — она может превращаться во что — то другое, но ее величина при этом всегда постоянна. То есть — из ничего тебе яблочко в руки не упадет. А если упало — значит оно где — то сорвано и хозяин сада его недосчитается. А кто его знает, откуда та удача придет? Ладно если от мерзкой Грицацуихи отнимется, а если не дай бог — от Маруськи или моих родителей?
   — Есть, — кивнула Пелагея, — только там и сохранилось.
   Оксанины глаза загорелись жарким огнем.
   — В общем! — решительно поднялась я, пресекая разговоры о моей, между прочим, книге. — Библии ведьмы у нас все равно нет и не будет, так чего воду в ступе толочь? Галина, я тебе последствия твоей просьбы сказала.
   — И все же я прошу вас об этом, — твердо сказала она.
   — Хорошо, — кивнула я, отказать мы ей не могли. — Чем ты расплатишься с нами за это?
   — Год рабства, стандартная плата, — пожала она плечами.
   — Нестандартная ситуация, — отрезала я. — Мы, помогая тебе, здорово пострадаем. Три года рабства — раз. И твои магические книги — каждой из нас по ксерокопии.
   — Ты никак ополоумела, Мария, у меня такое горе, а ты торгуешься, как на базаре, — поморщилась ведьма. — К тому же не тебе договариваться — ты — то не рискуешь, чего глотку дерешь?
   — Не, ты говори, доча, — кашлянула Пелагея.
   Надо полагать, что Галине это не понравилось. Три года еще куда ни шло, они пройдут. А вот книги свои другим в руки дать собственноручно — после этого на ней можно будет как на ведьме ставить крест. Отдавая свою книгу — отдаешь и свою силу тоже. Всю. Вот только не знаю, перейдет сила и к ксерокопиям? Скорее всего нет, однако и описания заклятий — огромное богатство.
   — А ты в уме? — отпарировала я. — Ты людей оставляешь без силы, без куска хлеба, и с большими проблемами. Подумай. Мы тебе эту услугу оказать совсем не рвемся, не забывай об этом и с большим удовольствием разойдемся по домам, прямо сейчас.
   — А что скажут уважаемые сестры? — посмотрела Галина на собравшихся.
   Наступила тишина, после чего Пелагея твердо прошамкала:
   — Права Мария. Мне внуков поднимать надо.
   — И я с ней согласна. Это более чем справедливо, мы все очень рискуем, — согласилась Оксана.
   Одна за другой собравшиеся ведьмы согласились с моими чудовищными условиями.
   — Ладно, сестры. Галина, мы свое слово тебе сказали, подумай хорошенько, — обратилась я к ней.
   — Я согласна, нечего думать, — помертвелыми губами прошептала она.
   Ах черт… Хоть мои охранки и были железобетонными, но черт его знает что они тут накопают. А с Вороном, моей половинкой и убийцей, я буду разбираться сама.
   Больше я ничего не могла сделать. Осталось только сделать хорошую мину при плохой игре.
   — Тогда завтра в девять утра, всех устраивает? — посмотрела я на ведьм. Все согласно кивнули.
   — Хорошо, тогда я поехала, дела, — поспешила я откланяться. А то знаю я — сейчас начнутся нескончаемые посиделки за чаем, перемыванием косточек и слезными сожалениями об убитой Настеньке. Нет, косточки — то помыть и я люблю, но если учесть что самая молодая ведьма из собравшихся, Оксана, старше меня на девять лет — понятно было, что общих тем мы не найдем. А что касается погибшей Насти, которой досталось тело Ворона, в котором мне было отказано — простите, но с чего мне по ней убиваться? А скорбеть напоказ словно она тебе любимая родная сестра только потому что так положено — извините, но это маразм.
   Я уже успокоилась.
   С чего я так огульно обвинила Ворона на основании того что он с Настей переспал — в том что он ее и убил? Это еще неизвестно!
   Усевшись в машину, я набрала номер Корабельникова.
   — Это Потёмкина, привет, — сказала я.
   — Привет — привет! Что на этот раз?
   — Ох, ты меня насквозь видишь, я по делу.
   — Так понятно что не на свидание пригласить, — хохотнул он.
   — Вить, сегодня девушку убили, Настю Солодовникову, можешь сказать чего говорят?
   — Настя, Настя… Ну знаю я, и что именно тебя интересует?
   — Наверно то, какие версии.
   — Пока еще рано про версии говорить, — уклончиво отозвался он и пошелестел бумагами. — А ! Вот нашел протокол. Обнаружили в карьере, на ней платье синего цвета, сумочка из кожзама, в ней косметика и бумажник с общей суммой 648 рублей, черные туфельки на ногах и браслет желтого металла с тремя зелеными камнями на левой руке.
   — Что за зеленые камни? — не поняла я.
   — Да это мы так пишем, но понятно что это дорогущий браслет с изумрудами, — отозвался он.
   Он ей купил браслет! Если бы мерзавка была жива, я бы ее укокошила сама сейчас по второму разу. Кое — как справилась и спросила:
   — А что по маньяку, который 22 девушки убил?
   — А ты откуда знаешь? — удивился он.
   — Знаю, — уклончиво ответила я.
   — А спрашиваешь почему? — не отставал Корабельников.
   — Потому что Солодовникова — двадцать третья! — рявкнула я.
   — Батюшки — светы, — опешил он. — С чего ты взяла?
   — Так сама она сказала.
   — Кто сказала? — не понял он.
   — Солодовникова! — разозлилась я.
   — Маня, ты чего? Рехнулась? Ее ж убили, — осторожно сказал он.
   — А ты чего? — рявкнула я. — Забыл, кем я работаю? Говорю, она двадцать третья, ее тетка сегодня ее дух вызывала!
   — Дух — это конечно серьезно! — хмыкнул он.
   — Ты по маньяку дашь мне инфу или нет?
   — Маньяк этот убивает девушек до семнадцати лет уже шесть лет. Довольна?
   — А двадцативосьмилетних что, не убивает? — с затаенной надеждой спросила я.
   — Никогда! — Отрезал он. — Строго от пятнадцати до семнадцати! Все они подвергались насилию, все блондинки, все не девственницы.
   — Корабельников, я тебя люблю! — обрадовалась я. — Ты чего хочешь?
   — Ящик пива я хочу! — Мгновенно сориентировался он. — «Сибирской короны», классической!
   — Сейчас привезу!
   — Сейчас не могу, уезжаю, — поскучнел он.
   — Так я на проходной оставлю, а то потом забуду.
   Корабельников помолчал, а потом сказал:
   — Тогда скажи что это вещдоки по отравлению на Мурманской, ладно? А то выжрут, гады, как пить дать выжрут! Не забудешь?
   — Конечно! — поклялась я.
   Мне явственно похорошело. Я маньяку не подходила.
   «Быстро же ты забыла как тебя Грицацуева чуть не прихлопнула по его наущению, — хмыкнул внутренний голос».
   Я молчала. Сказать было нечего.
   «Будь настороже. Он тебя убьет».
   «Пошел к черту!» — рявкнула я. Надо еще доказать, что это Ворон убивал девушек.
   «Это он. И мы оба это знаем».
   Ответить я не успела, телефон снова зазвонил — высветился мой собственный домашний номер.
   — Старушка, ну ёкалэмэнэ!!! Где тебя носит?
   — Дела, Марусенька, сейчас домой еду. Тебе чего — нибудь купить? — отозвалась я.
   — Ничего не покупай, а мухой лети домой, тебя менты тут уже час караулят, весь чай у меня выпили, — распорядилась подружка.
   — Менты? — поразилась я.
   С правоохранительными органами у меня было все замечательно — они мне ничего плохого не делали, и я поэтому не понимала, почему к ним такое негативное отношение в народе. Но тем не менее их присутствие в моем доме обескураживало. Я ничего вроде не натворила. Или все же у них другое мнение есть по этому поводу?
   — Маруська, — осторожно спросила я. — А они чего хотят?
   — Поговорить только, не переживай!
   — Буду через двадцать минут, жди, — пообещала я и рванула домой.
   Раньше сядешь — раньше выйдешь, как говорят мои уголовники. То есть возникшие проблемы надо решать тут же, все равно от них никуда не деться.
   Выезжая от Галининого дома, я вдруг вспомнила, как недавно я ругалась с Сережкой, Маруськиным мужем, объясняла ему что он женат и мы не пара. В разгар ссоры он жалобно на меня посмотрел и растерянно сказал:
   — Машенька, у тебя уже речь как у твоих новых русских, через каждое слово «конкретно» вставляешь.
   Вот гадость! Надо следить за своей речью, нечего обогащать свой язык всякой дрянью!
   И твердо решила с сего момента говорить исключительно языком Пушкина.
   Однако, проехав пару светофоров, я призадумалась. Пушкина я всегда здорово уважала. Поражало то, какой легкостью и грацией веяло от его строк, как четко он выражал в стихах свои мысли. Любимым стихотворением у меня было, естественно, посвящение Анне Керн. Помните?
 
   Я помню чудное мгновение,
   Передо мной явилась ты,
   Как мимолетное видение,
   Как гений чистой красоты.
 
   Потрясающие по красоте строки, когда я в первый раз их прочла — была абсолютно очарована. Мне, разумеется, никто таких стихов не напишет — какой из меня гений чистой красоты, моль я пигментонедостаточная. Но чувство какой — то зависти к женщине, которой писали такие стихи — осталось надолго. Лет до восемнадцати. Как раз в тот период я наткнулась на труд, посвященный переписке Пушкина, и обнаружила там интересное письмецо. Вернее — его фотографию, и должна вам сказать, с таким почерком ему б врачом — терапевтом работать, выписывать рецепты, я его каракули еле разобрала. Уж не помню кому оно было адресовано, однако одну фразу я запомнила на всю жизнь. «Вчера, — писал Александр Сергеевич, — с Божьей помощью е… л Анну Керн ». Да уж, такую женщину — только с Божьей помощью и в самом деле. Я дочитала письмо с пикантными подробностями и навсегда избавилась от зависти к Керн.
 
   Менты меня не дождались. Пока я завозила Корабельникову упаковку пива, им кто — то позвонил и они, извинившись, уехали.
   — Так им чего надо — то было? — спросила я, разуваясь.
   — Да насчет Ворона твоего приходили.
   — Чего?? — подняла я на нее глаза. «Твоего Ворона» — звучало божественно.
   — Да интересовались, где он вчера ночью был, он сказал что у нас, вот я и подтвердила. А насчет тебя сказала что ты все равно утром заявилась и подтвердить это не сможешь.
   Тварь, убийца и недоносок Ворон обеспечил себе алиби, ничего не скажешь.
   — А чего это они им заинтересовались? — безмятежно спросила я. — Натворил чего? У него неприятности?
   — А вот этого, старушка, они мне не сказали, — развела руками Маруська. — Сама вон спроси, — кивнула она куда — то вглубь квартиры.
   — Он тут???? — шепотом спросила я в изумлении. После вчерашнего объяснения встречаться с ним было неудобно, после того что я узнала о Насте — страшно.
   — Ага, тебя дожидается, — кивнула она, — чай на кухне с Серегой пьют.