Страница:
Кеннеди подумал несколько невпопад: «Интересный у Рональда строй речи и сравнения — для человека его биографии. Вернее —
приоткрытыхкусочков биографии старого служаки… Тут даже не Уэст-Пойнт чувствуется — скорее, какой-нибудь гражданский университет… Ладно, послушаем, что он там надумал».
Рональд продолжал:
— Насколько я понимаю, версия с тарелкой инопланетного происхождения — и без того не слишком убедительная — сегодня окончательно отпала. И что остается? Остается летательный аппарат — достаточно тихоходный, с очень большой долей вероятности — какой-нибудь списанный из ВВС транспортник, экспромтом переоборудованный под бомбовоз. Остаются десять бомб старого образца — которые могли оказаться за эти десятилетия в любой стране и даже у любой негосударственной структуры. Остается выбранный по непонятным критериям объект бомбардировки — Гамильтонвилль. Почему бомбили именно его? Ничего стратегически важного здесь нет. И — нет ничего такого, разрушение чего может вызвать большой общественный резонанс… Никакой статуи Свободы, удар по которой аукнется во всем мире. А самое главное — остаются две загадочных дематериализации: одной из бомб и самого бомбардировщика.
Рональд сделал паузу, закурил. И наконец выдал давно анонсированную версию:
— Так вот, мое мнение: никаких дематериализаций не было.
И он замолчал, ожидая реакции Кеннеди. Тот отреагировал вяло — хотелось спать, сегодняшний день для него начался в Трэйк-Бич с раннего подъема на рыбалку.
— В самом деле? А что произошло?
— Произошла грандиозная провокация. Вы попали в десятку, сказав про нечто, лишь замаскированное под старые Эй-Би-227. Сдается мне, Молчаливый Пол недаром так вцепился в это поле для гольфа. Туда — именно туда, в сторонку от других, — намеренно сбросили единственную немодернизированную старую бомбу. Подсунули ложную улику… Остальные же — оснащенные вполне современной начинкой — падали не абы как, хотя авторы акции старались создать именно такое впечатление. Тогда получается, что наземная группа обеспечения и прикрытия находилась не в стороне, но в самом Гамильтонвилле — не слишком опасаясь, что на голову свалится небесный подарочек. И — контролировала каждое попадание. Вполне вероятно, что бомбы наводились по установленным заранее маячкам. При таком раскладе изъять невзорвавшуюся десятую за два часа — более чем реально. Что скажете, Кеннеди?
Кеннеди высказался коротко:
— Бред. Вы никак не учитываете в этом раскладе исчезновение бомбардировщика.
— Потому что он никуда не исчезал. В конце концов, проблема — изобразить исчезновение — не так уж сложна. Я думаю, диспетчеры и прочий персонал РЛС в акции задействованы втемную — парни свято уверены, что НЛО загадочно испарился. На деле достаточно было знающим людям помудрить немного с четырьмя компьютерами, обрабатывающими сигналы локаторов.
— Не с четырьмя — с шестью. Не стоит забывать про бортовые радары и бортовые компьютеры двух истребителей. — У Кеннеди окончательно рассеялись остатки сонливости. Мозг неохотно, но входил в рабочий режим, анализируя сказанное Рональдом.
— Четыре, шесть, — разница небольшая.
— Все сказанное подразумевает, что за бомбежкой Гамильтонвилля стоит правительство США, — медленно сказал Кеннеди. — Или, по меньшей мере, группа людей из самых верхних эшелонов власти. Никакие террористы подобную акцию не провернут. Одиннадцатое сентября продемонстрировало пик их возможностей — при самых благоприятных условиях, при факторе полной внезапности.
— Да. Именно это я и подразумевал, не больше и не меньше. Мало ли примеров, когда большие шишки легко и просто жертвовали жизнью парней вроде нас с вами — ради своих великих политических интересов. Вспомните линкор «Мэйн»… А Перл-Харбор? Наши разведчики незаметно скопировали новейшую шифровальную машинку джапов и как орехи кололи их шифровки… Рузвельт знал всёо готовящемся ударе — и пальцем не пошевелил, чтобы его предотвратить. Для того лишь, чтобы раз и навсегда заткнуть рот всем противникам вступления в войну на стороне союзников.
— Ковентри… — напомнил Кеннеди. В Штатах историю стертого с лица земли городка не очень помнили, но в Британии, где Кеннеди провел четыре года, эта рана так до конца и не зажила.
— Та же история, один к одному, — согласился Рональд. — Только подставить Черчилля вместо Рузвельта, а вместо сторонников нейтралитета Америки — сторонников сепаратного мира Англии с Гитлером. Впишите туда же залив Кочинос — когда ваш однофамилец-президент сдалстарательно подготовленную ЦРУ акцию до ее начала…
Говорил Рональд вещи, хорошо известные и даже традиционные среди конспирологов. Но у Кеннеди все равно оставался холодок недоверия. Никак не казался ему Рональд идеалистом-правдоискателем, способным плюнуть и на приказы начальства, и на свою карьеру, — ради разоблачения грязных делишек собственных боссов. Скорее, наоборот…
И Кеннеди — осторожно, в самой мягкой форме — изложил свои сомнения.
— Возможно, вы и правы… — задумчиво сказал Рональд. — Возможно, и я мог бы считать, что допустимо в высших интересах пожертвовать не только полком или батальоном — но и мирным городком, жители которого отнюдь не вступали в ряды ю-эс-арми, зная, на что идут… Мог бы. Но мой старший брат участвовал именно в такой операции — сданнойдо ее начала… И погиб.
Он замолчал.
Кеннеди порылся в памяти, прикидывая даты известных ему провалившихся акций. Осторожно предположил:
— Иран? Заложники в посольстве?
Рональд кивнул.
— Глен пилотировал один из тех вертолетов, что не вернулись. Мы с матерью никогда не видели даже его настоящеймогилы… Приходится ходить к камню, под которым лежит в гробу лишь фуражка. Я тогда бросил университет — не дотянув всего год до диплома. Хотелось отомстить, поквитаться… И только годы спустя…
Он не договорил. Но Кеннеди уже поверил ему… И спросил главное:
— В чем вам видится цель провокации?
— Не знаю. Целей может быть несколько… Первое, что приходит в голову — еще больше увеличить расходы на ПВО и ВВС… Но здесь, по-моему, одиннадцатое сентября поставленные задачи вполне выполнило…
Кеннеди внимательно посмотрел на него, но развивать скользкую тему Рональд не стал. Лишь добавил:
— Надо смотреть по результатом — поскольку ничего еще не закончилось. Хотя один результат уже налицо. Похоже, война с Саддамом в этом году опять откладывается, несмотря на всю интенсивную подготовку. Завтра утром на заседании Комитета начальников штабов Эмнуэльсон потребует приостановить отправку в зону залива истребителей и зенитных комплексов «Лэнс» и «Пэтриот», — и вернуть кое-что из отправленного. Сведения из самых надежных источников.
— Думаете, ему пойдут навстречу? Если он разыграет там такую же клоунаду, что и здесь… В акции против Хусейна заинтересованы слишком многие.
— Старина Пол умеет подать себя как вполне вменяемого генерала. Это он перед своими не стесняется. А если ему не пойдут навстречу… Тогда я не удивлюсь повторной бомбардировке. Противников у войны с Ираком тоже хватает.
Они помолчали. Кеннеди обдумывал сказанное. Рональд ждал.
— Не все тут срастается, — наконец сказал специальный агент ФБР. — Если Молчаливый Пол в игре, то отчего такой режим секретности? Отчего проталкивается версия, что никакой бомбежки не было и в помине, а все произошедшее — дело рук Эдди Моррисона, доморощенного террориста, якобы подкупленного злобными арабами?
Рональд не смутился:
— Вполне может быть, что нужная трактовка событий уже слита куда надо. И появится, к примеру, завтра в утренних газетах.
— Хорошо. Если все обстоит именно так — в чем должны состоять наши действия?
— Самое смешное, что мы должны действовать точно так же, как если бы никаких подозрений не возникло. Найти этот чертов бомбардировщик, аэродром, исполнителей акции. Иначе… Мы даже не знаем, кто из вашего и моего начальства играет за тех. Если обратиться наверх без железных доказательств, то… В общем, мне не хочется гибнуть раньше времени в автокатастрофе или загибаться от сердечного приступа.
Кеннеди задумался о своем начальстве. Истерлинг? Маловероятно, но голову на плаху Кеннеди бы не положил — в подтверждение того факта, что Ричард Дж. Истерлинг не замешан в предполагаемой грязной игре…
— Вы верите Сондерсу? — спросил Кеннеди.
— Пожалуй, да… Не только потому, что я знаю его много лет. Просто исходя из его последних действий. Похоже, ему пришли в голову те же мысли о преднамеренном компьютерном сбое. Вы заметили, что наш Твистер сюда не поехал? А у этого парня…
Рональд не договорил.
За окном завыли сирены.
Через несколько секунд погас свет.
Эпизод 2
Рональд продолжал:
— Насколько я понимаю, версия с тарелкой инопланетного происхождения — и без того не слишком убедительная — сегодня окончательно отпала. И что остается? Остается летательный аппарат — достаточно тихоходный, с очень большой долей вероятности — какой-нибудь списанный из ВВС транспортник, экспромтом переоборудованный под бомбовоз. Остаются десять бомб старого образца — которые могли оказаться за эти десятилетия в любой стране и даже у любой негосударственной структуры. Остается выбранный по непонятным критериям объект бомбардировки — Гамильтонвилль. Почему бомбили именно его? Ничего стратегически важного здесь нет. И — нет ничего такого, разрушение чего может вызвать большой общественный резонанс… Никакой статуи Свободы, удар по которой аукнется во всем мире. А самое главное — остаются две загадочных дематериализации: одной из бомб и самого бомбардировщика.
Рональд сделал паузу, закурил. И наконец выдал давно анонсированную версию:
— Так вот, мое мнение: никаких дематериализаций не было.
И он замолчал, ожидая реакции Кеннеди. Тот отреагировал вяло — хотелось спать, сегодняшний день для него начался в Трэйк-Бич с раннего подъема на рыбалку.
— В самом деле? А что произошло?
— Произошла грандиозная провокация. Вы попали в десятку, сказав про нечто, лишь замаскированное под старые Эй-Би-227. Сдается мне, Молчаливый Пол недаром так вцепился в это поле для гольфа. Туда — именно туда, в сторонку от других, — намеренно сбросили единственную немодернизированную старую бомбу. Подсунули ложную улику… Остальные же — оснащенные вполне современной начинкой — падали не абы как, хотя авторы акции старались создать именно такое впечатление. Тогда получается, что наземная группа обеспечения и прикрытия находилась не в стороне, но в самом Гамильтонвилле — не слишком опасаясь, что на голову свалится небесный подарочек. И — контролировала каждое попадание. Вполне вероятно, что бомбы наводились по установленным заранее маячкам. При таком раскладе изъять невзорвавшуюся десятую за два часа — более чем реально. Что скажете, Кеннеди?
Кеннеди высказался коротко:
— Бред. Вы никак не учитываете в этом раскладе исчезновение бомбардировщика.
— Потому что он никуда не исчезал. В конце концов, проблема — изобразить исчезновение — не так уж сложна. Я думаю, диспетчеры и прочий персонал РЛС в акции задействованы втемную — парни свято уверены, что НЛО загадочно испарился. На деле достаточно было знающим людям помудрить немного с четырьмя компьютерами, обрабатывающими сигналы локаторов.
— Не с четырьмя — с шестью. Не стоит забывать про бортовые радары и бортовые компьютеры двух истребителей. — У Кеннеди окончательно рассеялись остатки сонливости. Мозг неохотно, но входил в рабочий режим, анализируя сказанное Рональдом.
— Четыре, шесть, — разница небольшая.
— Все сказанное подразумевает, что за бомбежкой Гамильтонвилля стоит правительство США, — медленно сказал Кеннеди. — Или, по меньшей мере, группа людей из самых верхних эшелонов власти. Никакие террористы подобную акцию не провернут. Одиннадцатое сентября продемонстрировало пик их возможностей — при самых благоприятных условиях, при факторе полной внезапности.
— Да. Именно это я и подразумевал, не больше и не меньше. Мало ли примеров, когда большие шишки легко и просто жертвовали жизнью парней вроде нас с вами — ради своих великих политических интересов. Вспомните линкор «Мэйн»… А Перл-Харбор? Наши разведчики незаметно скопировали новейшую шифровальную машинку джапов и как орехи кололи их шифровки… Рузвельт знал всёо готовящемся ударе — и пальцем не пошевелил, чтобы его предотвратить. Для того лишь, чтобы раз и навсегда заткнуть рот всем противникам вступления в войну на стороне союзников.
— Ковентри… — напомнил Кеннеди. В Штатах историю стертого с лица земли городка не очень помнили, но в Британии, где Кеннеди провел четыре года, эта рана так до конца и не зажила.
— Та же история, один к одному, — согласился Рональд. — Только подставить Черчилля вместо Рузвельта, а вместо сторонников нейтралитета Америки — сторонников сепаратного мира Англии с Гитлером. Впишите туда же залив Кочинос — когда ваш однофамилец-президент сдалстарательно подготовленную ЦРУ акцию до ее начала…
Говорил Рональд вещи, хорошо известные и даже традиционные среди конспирологов. Но у Кеннеди все равно оставался холодок недоверия. Никак не казался ему Рональд идеалистом-правдоискателем, способным плюнуть и на приказы начальства, и на свою карьеру, — ради разоблачения грязных делишек собственных боссов. Скорее, наоборот…
И Кеннеди — осторожно, в самой мягкой форме — изложил свои сомнения.
— Возможно, вы и правы… — задумчиво сказал Рональд. — Возможно, и я мог бы считать, что допустимо в высших интересах пожертвовать не только полком или батальоном — но и мирным городком, жители которого отнюдь не вступали в ряды ю-эс-арми, зная, на что идут… Мог бы. Но мой старший брат участвовал именно в такой операции — сданнойдо ее начала… И погиб.
Он замолчал.
Кеннеди порылся в памяти, прикидывая даты известных ему провалившихся акций. Осторожно предположил:
— Иран? Заложники в посольстве?
Рональд кивнул.
— Глен пилотировал один из тех вертолетов, что не вернулись. Мы с матерью никогда не видели даже его настоящеймогилы… Приходится ходить к камню, под которым лежит в гробу лишь фуражка. Я тогда бросил университет — не дотянув всего год до диплома. Хотелось отомстить, поквитаться… И только годы спустя…
Он не договорил. Но Кеннеди уже поверил ему… И спросил главное:
— В чем вам видится цель провокации?
— Не знаю. Целей может быть несколько… Первое, что приходит в голову — еще больше увеличить расходы на ПВО и ВВС… Но здесь, по-моему, одиннадцатое сентября поставленные задачи вполне выполнило…
Кеннеди внимательно посмотрел на него, но развивать скользкую тему Рональд не стал. Лишь добавил:
— Надо смотреть по результатом — поскольку ничего еще не закончилось. Хотя один результат уже налицо. Похоже, война с Саддамом в этом году опять откладывается, несмотря на всю интенсивную подготовку. Завтра утром на заседании Комитета начальников штабов Эмнуэльсон потребует приостановить отправку в зону залива истребителей и зенитных комплексов «Лэнс» и «Пэтриот», — и вернуть кое-что из отправленного. Сведения из самых надежных источников.
— Думаете, ему пойдут навстречу? Если он разыграет там такую же клоунаду, что и здесь… В акции против Хусейна заинтересованы слишком многие.
— Старина Пол умеет подать себя как вполне вменяемого генерала. Это он перед своими не стесняется. А если ему не пойдут навстречу… Тогда я не удивлюсь повторной бомбардировке. Противников у войны с Ираком тоже хватает.
Они помолчали. Кеннеди обдумывал сказанное. Рональд ждал.
— Не все тут срастается, — наконец сказал специальный агент ФБР. — Если Молчаливый Пол в игре, то отчего такой режим секретности? Отчего проталкивается версия, что никакой бомбежки не было и в помине, а все произошедшее — дело рук Эдди Моррисона, доморощенного террориста, якобы подкупленного злобными арабами?
Рональд не смутился:
— Вполне может быть, что нужная трактовка событий уже слита куда надо. И появится, к примеру, завтра в утренних газетах.
— Хорошо. Если все обстоит именно так — в чем должны состоять наши действия?
— Самое смешное, что мы должны действовать точно так же, как если бы никаких подозрений не возникло. Найти этот чертов бомбардировщик, аэродром, исполнителей акции. Иначе… Мы даже не знаем, кто из вашего и моего начальства играет за тех. Если обратиться наверх без железных доказательств, то… В общем, мне не хочется гибнуть раньше времени в автокатастрофе или загибаться от сердечного приступа.
Кеннеди задумался о своем начальстве. Истерлинг? Маловероятно, но голову на плаху Кеннеди бы не положил — в подтверждение того факта, что Ричард Дж. Истерлинг не замешан в предполагаемой грязной игре…
— Вы верите Сондерсу? — спросил Кеннеди.
— Пожалуй, да… Не только потому, что я знаю его много лет. Просто исходя из его последних действий. Похоже, ему пришли в голову те же мысли о преднамеренном компьютерном сбое. Вы заметили, что наш Твистер сюда не поехал? А у этого парня…
Рональд не договорил.
За окном завыли сирены.
Через несколько секунд погас свет.
Эпизод 2
Номер полковника Сондерса. Стол накрыт на двоих. Вино, закуски. Свет погашен. Горят две свечи.
Хозяин развлекает гостью светской беседой. Оголодавшая Элис налегает на еду и думает: до чего же полковник похож на Кларка Гейбла — постаревшего лет на десять после «Унесенных ветром»…
— Я старый солдат, мисс Элиза, и не знаю…
Полковник вздыхает, набрав полную грудь воздуха. Пламя свечей колеблется.
Элис чувствует, что разговор направляется куда-то в сторону от проблем, стоящих перед подгруппой «Дельта». И, торопливо проглотив ложку салата, спрашивает:
— Скажите, произошла действительно перваябомбежка Америки? Я где-то читала, что японцы во время второй мировой…
Она не заканчивает фразу.
Сондерс не слишком доволен сменой темы, но воспитание южанина-джентльмена не позволяет проигнорировать вопрос дамы. Он отвечает:
— Джапы не бомбиликонтинентальную Америку. Они пыталисьбомбить — а это большая разница. Одна из попыток достаточно смехотворна: использовались постоянные воздушные течения для запуска неуправляемых зондов-аэростатов с подвешенной бомбой — сбрасываемой через заданный промежуток времени. Побережья достигали несколько процентов от числа запущенных зондов — и вываливали свой груз на леса и горы. Ни один человек не погиб. Ни одно здание не было разрушено. Второй проект — подводные авианосцы — еще смешнее. Насколько мне известно, после первой же попытки его забросили. Специально оборудованная субмарина доставила к глухому месту тихоокеанского побережья один фанерный биплан. Три дня она пролежала на дне, ожидая подходящей погоды — потом всплыла, несколько часов болтались в надводном положении, собирая свой гидросамолетик, — рискуя быть обнаруженной и потопленной. Кончилось все фарсом. Пилот был не из камикадзе, от него требовалось вернуться и доложить. Горючего оставалось только-только дотянуть до подлодки, когда в сумерках он разглядел внизу группу строений, сбросил на них две бомбочки, — и тут же повернул обратно. После того, как об этой великой победе раструбило Токийское радио, наши долго искали место бомбардировки. Нашли. Оно оказалось нежилой фермой, несколько лет назад заброшенной. Этим все и закончилось. Больше никто и никогда Штаты не бомбил.
На этом полковник считает тему исчерпанной. Пододвигается вместе со стулом к Элис. Она пытается спросить о чем-то еще, но не успевает придумать вопрос. Сондерс говорит:
— Я старый солдат, и, честно говоря, не слишком хорошо знаю, как ныне принято общаться с молодыми женщинами… Во времена моей юности какой-нибудь юнец вроде Твистера, успевшего за два часа расспросить всю носящую юбки часть персонала базы в Милуоки: «Хей, крошка, какие у тебя планы на сегодняшнюю ночку?» — такой юнец ходил бы с распухшим от пощечин лицом. Но, тем не менее, должен сказать вам, мисс Элиза, вы произвели на меня большое впечатление. Очень большое. И я…
Речь полковника нетороплива и уверенна. Он подвигается еще ближе. Элис, разомлевшая от вина и обильного ужина, внимает благосклонно, — до тех пор, пока не ощущает на своем плече руку Сондерса — столь же неторопливо и уверенно скользящую за отворот ее пиджака.
Элис вскакивает.
— Ничем не могу вам помочь, полковник! Займитесь мануальной аутостимуляцией…
Полковник открывает рот, но ничего сказать не успевает. За окном ревут сирены.
Оба бросаются к дверям.
В коридоре темно. Свет погашен. Не только в отеле — во всем городке. За окнами лежит непроглядная мгла.
Люди выскакивают из номеров. Сталкиваются. Мечутся. Никто ничего не понимает.
За окном взрыв — близкий. Звон вылетающих стекол. Крики. Кто-то истошно воет — длинно, на одной монотонной ноте. Громовой рык Сондерса перекрывает сирены: «К окнам не подходить!!! Всем без паники покинуть помещение!!!» Еще один взрыв.
Приказ выполнен лишь отчасти — обезумевшие люди бегут к лифтам, к лестницам, но паники и давки хватает. Людской поток отшвыривает Элис от полковника, несет за собой. Взрывы следуют один за другим. Отдаленные и совсем близкие. В темноте Элис спотыкается о что-то мягкое, податливое. Упавший человек. Падает сама. Тут же — с хрустом — чужая нога давит в спину. Она изворачивается. Не вставая, — отточенным приемом, действуя чисто на рефлексах — сбивает с ног двоих, готовых растоптать. Ужом скользит в сторону, в распахнутую дверь номера.
Сирены неожиданно смолкают.
Звуки из коридора теперь гораздо слышнее. Там растет копошащаяся груда. Крики, кто-то хрипит задушено. Прорвавшиеся — прошедшие по телам — толпятся у лифтов. Лифты не работают.
Новый взрыв гремит совсем рядом. Отель содрогается.
На единственной узкой лестнице — столпотворение. Обезумевшие люди, сжатые в неимоверной тесноте, уже даже не отшвыривают друг друга — для размашистых движений нет места. Пробивают себе дорогу, пуская в ход ногти и зубы…
В это же время:
Им повезло — номер Рональда оказался на втором этаже, поблизости от широкой лестницы, ведущей в холл. Через полторы минуты Кеннеди уже на улице. Из отеля выскакивают люди — многие не одеты. Темнота. Не светятся ни фонари, ни окна домов. Сирены смолкают. Слышится лишь нарастающий вой — сверху и одновременно отовсюду. На него реагирует все тело — инстинктивно, не рассуждающе. Стремление одно — найти щель, забиться, спрятаться.
Взрыв гремит совсем неподалеку.
Кеннеди с трудом берет себя в руки. Должно же тут быть бомбоубежище, черт возьми? Надо что-то делать, надо уводить людей… Он поворачивается к Рональду. Того нет. Только что был — и куда-то делся.
Кеннеди бежит — не зная куда и зачем. Останавливается. Делает несколько шагов обратно, к отелю. Останавливается вновь.
Из отеля изливается новая волна людей. Жильцы верхних этажей — прорвавшиеся сквозь толчею на запасной лестнице.
Взрывы гремят опять — теперь где-то в отдалении. Кеннеди машинально считает: восьмой, девятый… Сейчас все кончится, грузоподъемность этой гадины известна — десять бомб.
Не кончается ничего. Десятый взрыв… И тут же — одиннадцатый и двенадцатый, слившиеся почти в один. Вой бомб не смолкает.
Неподалеку что-то вспыхивает. Яркие всполохи пламени. Становится светлее.
Взрыв — совсем рядом. Земля встает дыбом. Ударная волна сбивает с ног. Еще взрыв. Что-то падает сверху. Боль в плече. Рядом лежит человек. Черноволосая женщина. Кеннеди не помнит, как и когда она появилась. Она поворачивается к нему, рот распахнут криком. Он не слышит. С трудом узнает — это Гретхен. На ней лишь ночная рубашка.
Взрывы гремят — снова чуть в отдалении. Гретхен придвигается, Кеннеди прикрывает ее левой рукой — инстинктивно, словно это может защитить и спасти. Они плотно прижимаются друг другу — как спящие в одной кровати дети, начитавшиеся на ночь страшилок.
Кошмар никак не может закончиться. Бомбы падают и падают — кажется, уже много часов. Гретхен что-то говорит, губы шевелятся. А может быть, она молится. Кеннеди не слышит слов — лишь грохот разрывов и пронзающий душу вой. Но правой ладонью ощущает грудь Гретхен — большую, упругую. И — ему это странно и дико — чувствует сильнейшее возбуждение. Защитная реакция?
И тут прямо на них падает бомба. Это Кеннеди кажется, что прямо на них. Удар отдается по всему телу. Невесомость. Тела нет. Звуков тоже — исчезли. Нет воя, нет грохота — лишь хрустальный звон в ушах. Рядом что-то беззвучно рушится. И на Кеннеди — тоже рушится. Ударяет жестко, но совсем не больно — по спине, плечам. На лицо — что-то мягкое и теплое… Он плотнее прижимается к податливой Гретхен. Перед глазами кружатся фантомные пятна — все быстрее и быстрее. Потом все исчезает.
«Это я готов, — думает Кеннеди равнодушно, — это мои мозги…» И пытается разлепить веки — взглянуть сверху, оттуда, на свое мертвое тело. Но загробная жизнь заканчивается, так толком и не начавшись. Удивленный голос инопланетника: «Смотри-ка, моргает!» — причем расстояние до чужой Галактики сократилось вдвое.
Кеннеди собирает всё, что от него осталось, в один комок, — и пробует придать собранному вертикальное положение.
Удается это ему лишь отчасти — теперь он стоит на коленях, поддерживаемый с двух сторон. Прожектора заливают сквер перед отелем мертвенным светом. Рядом лежит Гретхен — голова расплющена, раздавлена здоровенным бетонным обломком. Кеннеди понимает, чьи мозги увидели на нем, приняв за труп. Желудок рвется наружу. Кеннеди ему не препятствует.
7 августа 2002 года, около 18:00 (часов нет)
«К черту, никаких больше уколов!» — подумал Кеннеди, увидев входящую сестру милосердия — наряд ее представлял из себя несколько эклектичное сочетание монашеского одеяния и медицинской униформы.
У Кеннеди имелось сильное подозрение, что именно здешние инъекции привели его мышцы в наблюдаемое состояние: руки и ноги реагировали на любое движение тупой ноющей болью — и это не считая истерзанного иглами седалища. Остальные последствия контузии средней степени более-менее рассосались за те шестнадцать часов, что он провел на больничной койке. Но, похоже, имелся негласный приказ об изоляции всех пострадавших от повторной бомбардировки Гамильтонвилля — эскулапы уверяли, что ни о какой выписке не может идти и речи.
Оставалась слабая надежда, что направленное Элис послание нашло адресата. Но нельзя было исключить и вариант, что тайком пронесенные Кеннеди в палату сто долларов просто пополнили бюджет вызвавшейся помочь санитарки — а текстовое сообщение на мобильник Элис так и не ушло. Либо она находится где-то поблизости — и не в состоянии его принять. Здесь, в госпитале (и, похоже, во всем Гамильтонвилле) мобильная связь до сих пор не действовала, режим секретности соблюдался неукоснительно.
…Сестра — молоденькая, застенчивая — не предприняла попыток достать спрятанный за спиной шприц, и Кеннеди слегка расслабился. Сказала:
— К вам супруга, мистер Джонсон. Я понимаю, как вам сейчас хочется увидеться — и, чуть позже, не захочется с ней расставаться, особенно в ее положении… — Тут сестра-монахиня зарумянилась — весьма, по мнению Кеннеди, мило и обаятельно. Затем она продолжила: — Но я очень прошу — двадцать минут, не больше. У меня и без того могут быть неприятности.
Кеннеди ничего не понял насчет «ее положения», но заверил, что двадцати минут для общения с женой ему вполне хватит. Он и в самом деле рассчитывал управиться. Однако насчет будущего отсутствия неприятностей никаких гарантий дать не мог.
Сестра вышла. Через пару минут в палате появилась миссис Джонсон. Вернее, сначала появился ее огромный живот, свидетельствующий о последнем месяце беременности. Затем вошла сама миссис — и оказалась ни кем иным, как агентом ФБР Элизабет Рейчел Блэкмор.
Кеннеди и Элис, там же
7 августа 2002 года, чуть позже
— А тебе к лицу беременность, — отпустил комплимент Кеннеди.
Терлецки — лежавший на соседней койке и напоминавший неразбинтованную египетскую мумию — тоже промычал что-то одобрительное.
— Может, стоит попробовать всерьез, не для маскировки? — продолжил Кеннеди.
Элис на подколки не отвечала. Торопливо избавилась от халата и длинного, до пят, бесформенного платья для беременных — под ним обнаружился камуфляжный комбинезон. Отстегнула крепившийся на ремнях объемистый мешок, извлекла обувь и одежду для напарника — армейские ботинки и такой же камуфляж.
Кеннеди стал снимать пижаму, хотя конечности настойчиво протестовали против любых попыток ими двигать.
— И что же они тебе кололи… — пробормотала Элис, изучая карандашные записи на табличке, укрепленной на спинке кровати. — Садисты… Ничего, сейчас мы приведем тебя в норму. Ложитесь на живот, больной!
— А в руку нельзя? — тоскливо спросил Кеннеди.
— Нельзя, — безжалостно отрезала Элис, выбирая нужный шприц-тюбик из набора, хранящегося в кожаном футляре.
— Интересный ты костюмчик подобрала, — удивился Кеннеди несколько минут спустя, натягивая на себя камуфляж (мышцы уже реагировали на движения практически безболезненно). — Буду виден в больничных коридорах за милю.
— Не будешь, — успокоила Элис. — Сейчас сам увидишь, что тут творится…
Терлецки вновь замычал — громко и требовательно.
— Ах, да… — вспомнил Кеннеди. — Ты не забыла про третий пункт списка?
Судя по тому, что имитировавший беременность мешок опустел отнюдь не до конца, Элис даже перевыполнила просьбы коллеги.
Она кивнула, извлекла полупинтовую бутылочку виски — и продолжила шарить в своём бездонном мешке.
Кеннеди перевернул бутылку и вставил во второе — пустое — гнездо штатива для капельниц, высящегося над койкой Терлецки. Разорвал лежавший на прикроватной тумбочке пакет с одноразовой системой для переливания. Размотал прозрачную трубочку, проткнул толстой иглой пробку бутылки. Второй конец, отломив иглу, вставил в рот Терлецки. Удовлетворенно осмотрел дело рук своих и повернулся к Элис.
Та занималась странным делом — раскладывала на койке Кеннеди здоровенную надувную куклу, явно прикупленную в дешевом секс-шопе. Зашипел сжатый воздух, выходя из небольшого баллончика. Формы резиновой дамочки приятно округлились. Рот тоже удивленно округлился в виде буквы «О» — словно его обладательница никак не ожидала очутиться в мужской палате госпиталя святой Тересы, известного своими строгими порядками.
Элис нахлобучила на голову кукле темно-каштановый парик, весьма напоминающий шевелюру Кеннеди, — и прикрыла до самых волос одеялом.
С койки Терлецки вновь послышались недовольные звуки.
— Извините, коллега, — сказал Кеннеди, пряча под одеяло пижаму и шлепанцы. — Но разместить эту изображающую меня мисс на вашей койке мы никак не можем. Нашу милейшую сестру попросту хватит удар от такого попрания моральных устоев.
Терлецки замычал еще громче.
— Элис, а ему не стало хуже от виски? — забеспокоился Кеннеди. — Может, оно не сочетается с каким-нибудь лекарством?
— Мой отец говорил: виски сочетается со всем на свете… — Элис повернулась к койке страдальца. — А ты, Кеннеди, просто бы прикончил соседа, если бы ставил ему настоящую капельницу. Убил бы воздушной эмболией. Ему же никак не добраться до виски — мешает воздушная пробка!
Она быстро и уверенно произвела необходимые манипуляции. Терлецки радостно зачмокал.
…Выйдя из палаты, Кеннеди понял, отчего Элис выбрала для них такие костюмы — людей в камуфляже так и сновали по коридорам госпиталя.
— Черт… Да они еще и с оружием… Но ведь устав святой Тересы запрещает…
— Кеннеди… Спустя три часа после Гамильтонвилля был совершен налет на Ластинг, штат Вашингтон. [8]С полудня в десяти северных штатах объявлено военное положение. Ты не знал?
Кеннеди ошарашено покачал головой.
Кеннеди, Элис и Рональд, Гамильтонвилль
7 августа 2002 года, 18:21
Рональд — тоже облаченный в камуфляж — ждал их неподалеку от госпиталя, за рулем черного «Гранд-Чероки», изрядно забрызганного грязью. Кеннеди удивился странному выбору машины — обычно на таких раскатывают захудалые фермеры, не озаботившиеся проложить между своими полями приличные дороги.
— Придется пробираться окольными путями, — объяснил Рональд. — Все трассы перекрыты, даже второстепенные. Неразбериха полная, форма пропусков меняется чуть ли не каждый час, — можем надолго застрять «до выяснения».
— Куда едем?
— На военный аэродром — неподалеку, милях в двадцати. Там пересядем на вертолет. Хотя и он сейчас не идеальное средство передвижения. Три часа назад уже сбили «вертушку», на которой летела в Ластинг группа экспертов. Отказала бортовая система оповещения «свой-чужой»…
Она катили по безлюдному Гамильтонвиллю — улицы его оживляли лишь военные машины и люди в форме. Стекла домов — те, что уцелели — оказались теперь крест-накрест заклеены широкими белыми полосами. У Кеннеди крепло странное чувство — словно он попал на съемочную площадку, где снимается фильм о событиях Второй мировой войны, — а сюжет развивается, естественно, в Европе.
— Ваши вещи, Кеннеди, в пакете, на заднем сидении, — сказал Рональд. — Но переодеваться в штатский костюм не советую. Людям в цивильном предписано сидеть по домам и не высовывать носа.
Хозяин развлекает гостью светской беседой. Оголодавшая Элис налегает на еду и думает: до чего же полковник похож на Кларка Гейбла — постаревшего лет на десять после «Унесенных ветром»…
— Я старый солдат, мисс Элиза, и не знаю…
Полковник вздыхает, набрав полную грудь воздуха. Пламя свечей колеблется.
Элис чувствует, что разговор направляется куда-то в сторону от проблем, стоящих перед подгруппой «Дельта». И, торопливо проглотив ложку салата, спрашивает:
— Скажите, произошла действительно перваябомбежка Америки? Я где-то читала, что японцы во время второй мировой…
Она не заканчивает фразу.
Сондерс не слишком доволен сменой темы, но воспитание южанина-джентльмена не позволяет проигнорировать вопрос дамы. Он отвечает:
— Джапы не бомбиликонтинентальную Америку. Они пыталисьбомбить — а это большая разница. Одна из попыток достаточно смехотворна: использовались постоянные воздушные течения для запуска неуправляемых зондов-аэростатов с подвешенной бомбой — сбрасываемой через заданный промежуток времени. Побережья достигали несколько процентов от числа запущенных зондов — и вываливали свой груз на леса и горы. Ни один человек не погиб. Ни одно здание не было разрушено. Второй проект — подводные авианосцы — еще смешнее. Насколько мне известно, после первой же попытки его забросили. Специально оборудованная субмарина доставила к глухому месту тихоокеанского побережья один фанерный биплан. Три дня она пролежала на дне, ожидая подходящей погоды — потом всплыла, несколько часов болтались в надводном положении, собирая свой гидросамолетик, — рискуя быть обнаруженной и потопленной. Кончилось все фарсом. Пилот был не из камикадзе, от него требовалось вернуться и доложить. Горючего оставалось только-только дотянуть до подлодки, когда в сумерках он разглядел внизу группу строений, сбросил на них две бомбочки, — и тут же повернул обратно. После того, как об этой великой победе раструбило Токийское радио, наши долго искали место бомбардировки. Нашли. Оно оказалось нежилой фермой, несколько лет назад заброшенной. Этим все и закончилось. Больше никто и никогда Штаты не бомбил.
На этом полковник считает тему исчерпанной. Пододвигается вместе со стулом к Элис. Она пытается спросить о чем-то еще, но не успевает придумать вопрос. Сондерс говорит:
— Я старый солдат, и, честно говоря, не слишком хорошо знаю, как ныне принято общаться с молодыми женщинами… Во времена моей юности какой-нибудь юнец вроде Твистера, успевшего за два часа расспросить всю носящую юбки часть персонала базы в Милуоки: «Хей, крошка, какие у тебя планы на сегодняшнюю ночку?» — такой юнец ходил бы с распухшим от пощечин лицом. Но, тем не менее, должен сказать вам, мисс Элиза, вы произвели на меня большое впечатление. Очень большое. И я…
Речь полковника нетороплива и уверенна. Он подвигается еще ближе. Элис, разомлевшая от вина и обильного ужина, внимает благосклонно, — до тех пор, пока не ощущает на своем плече руку Сондерса — столь же неторопливо и уверенно скользящую за отворот ее пиджака.
Элис вскакивает.
— Ничем не могу вам помочь, полковник! Займитесь мануальной аутостимуляцией…
Полковник открывает рот, но ничего сказать не успевает. За окном ревут сирены.
Оба бросаются к дверям.
В коридоре темно. Свет погашен. Не только в отеле — во всем городке. За окнами лежит непроглядная мгла.
Люди выскакивают из номеров. Сталкиваются. Мечутся. Никто ничего не понимает.
За окном взрыв — близкий. Звон вылетающих стекол. Крики. Кто-то истошно воет — длинно, на одной монотонной ноте. Громовой рык Сондерса перекрывает сирены: «К окнам не подходить!!! Всем без паники покинуть помещение!!!» Еще один взрыв.
Приказ выполнен лишь отчасти — обезумевшие люди бегут к лифтам, к лестницам, но паники и давки хватает. Людской поток отшвыривает Элис от полковника, несет за собой. Взрывы следуют один за другим. Отдаленные и совсем близкие. В темноте Элис спотыкается о что-то мягкое, податливое. Упавший человек. Падает сама. Тут же — с хрустом — чужая нога давит в спину. Она изворачивается. Не вставая, — отточенным приемом, действуя чисто на рефлексах — сбивает с ног двоих, готовых растоптать. Ужом скользит в сторону, в распахнутую дверь номера.
Сирены неожиданно смолкают.
Звуки из коридора теперь гораздо слышнее. Там растет копошащаяся груда. Крики, кто-то хрипит задушено. Прорвавшиеся — прошедшие по телам — толпятся у лифтов. Лифты не работают.
Новый взрыв гремит совсем рядом. Отель содрогается.
На единственной узкой лестнице — столпотворение. Обезумевшие люди, сжатые в неимоверной тесноте, уже даже не отшвыривают друг друга — для размашистых движений нет места. Пробивают себе дорогу, пуская в ход ногти и зубы…
В это же время:
Им повезло — номер Рональда оказался на втором этаже, поблизости от широкой лестницы, ведущей в холл. Через полторы минуты Кеннеди уже на улице. Из отеля выскакивают люди — многие не одеты. Темнота. Не светятся ни фонари, ни окна домов. Сирены смолкают. Слышится лишь нарастающий вой — сверху и одновременно отовсюду. На него реагирует все тело — инстинктивно, не рассуждающе. Стремление одно — найти щель, забиться, спрятаться.
Взрыв гремит совсем неподалеку.
Кеннеди с трудом берет себя в руки. Должно же тут быть бомбоубежище, черт возьми? Надо что-то делать, надо уводить людей… Он поворачивается к Рональду. Того нет. Только что был — и куда-то делся.
Кеннеди бежит — не зная куда и зачем. Останавливается. Делает несколько шагов обратно, к отелю. Останавливается вновь.
Из отеля изливается новая волна людей. Жильцы верхних этажей — прорвавшиеся сквозь толчею на запасной лестнице.
Взрывы гремят опять — теперь где-то в отдалении. Кеннеди машинально считает: восьмой, девятый… Сейчас все кончится, грузоподъемность этой гадины известна — десять бомб.
Не кончается ничего. Десятый взрыв… И тут же — одиннадцатый и двенадцатый, слившиеся почти в один. Вой бомб не смолкает.
Неподалеку что-то вспыхивает. Яркие всполохи пламени. Становится светлее.
Взрыв — совсем рядом. Земля встает дыбом. Ударная волна сбивает с ног. Еще взрыв. Что-то падает сверху. Боль в плече. Рядом лежит человек. Черноволосая женщина. Кеннеди не помнит, как и когда она появилась. Она поворачивается к нему, рот распахнут криком. Он не слышит. С трудом узнает — это Гретхен. На ней лишь ночная рубашка.
Взрывы гремят — снова чуть в отдалении. Гретхен придвигается, Кеннеди прикрывает ее левой рукой — инстинктивно, словно это может защитить и спасти. Они плотно прижимаются друг другу — как спящие в одной кровати дети, начитавшиеся на ночь страшилок.
Кошмар никак не может закончиться. Бомбы падают и падают — кажется, уже много часов. Гретхен что-то говорит, губы шевелятся. А может быть, она молится. Кеннеди не слышит слов — лишь грохот разрывов и пронзающий душу вой. Но правой ладонью ощущает грудь Гретхен — большую, упругую. И — ему это странно и дико — чувствует сильнейшее возбуждение. Защитная реакция?
И тут прямо на них падает бомба. Это Кеннеди кажется, что прямо на них. Удар отдается по всему телу. Невесомость. Тела нет. Звуков тоже — исчезли. Нет воя, нет грохота — лишь хрустальный звон в ушах. Рядом что-то беззвучно рушится. И на Кеннеди — тоже рушится. Ударяет жестко, но совсем не больно — по спине, плечам. На лицо — что-то мягкое и теплое… Он плотнее прижимается к податливой Гретхен. Перед глазами кружатся фантомные пятна — все быстрее и быстрее. Потом все исчезает.
* * *
…Голоса — далекие и нереальные — доносятся сквозь бесконечный космический вакуум. Кто-то трогает его за плечо — через толстый-толстый слой ваты и шлет акустический сигнал в другую Галактику: «…готов… все мозги наружу… грузим?…»«Это я готов, — думает Кеннеди равнодушно, — это мои мозги…» И пытается разлепить веки — взглянуть сверху, оттуда, на свое мертвое тело. Но загробная жизнь заканчивается, так толком и не начавшись. Удивленный голос инопланетника: «Смотри-ка, моргает!» — причем расстояние до чужой Галактики сократилось вдвое.
Кеннеди собирает всё, что от него осталось, в один комок, — и пробует придать собранному вертикальное положение.
Удается это ему лишь отчасти — теперь он стоит на коленях, поддерживаемый с двух сторон. Прожектора заливают сквер перед отелем мертвенным светом. Рядом лежит Гретхен — голова расплющена, раздавлена здоровенным бетонным обломком. Кеннеди понимает, чьи мозги увидели на нем, приняв за труп. Желудок рвется наружу. Кеннеди ему не препятствует.
Расследование. Фаза 2
Кеннеди, госпиталь св. Тересы7 августа 2002 года, около 18:00 (часов нет)
«К черту, никаких больше уколов!» — подумал Кеннеди, увидев входящую сестру милосердия — наряд ее представлял из себя несколько эклектичное сочетание монашеского одеяния и медицинской униформы.
У Кеннеди имелось сильное подозрение, что именно здешние инъекции привели его мышцы в наблюдаемое состояние: руки и ноги реагировали на любое движение тупой ноющей болью — и это не считая истерзанного иглами седалища. Остальные последствия контузии средней степени более-менее рассосались за те шестнадцать часов, что он провел на больничной койке. Но, похоже, имелся негласный приказ об изоляции всех пострадавших от повторной бомбардировки Гамильтонвилля — эскулапы уверяли, что ни о какой выписке не может идти и речи.
Оставалась слабая надежда, что направленное Элис послание нашло адресата. Но нельзя было исключить и вариант, что тайком пронесенные Кеннеди в палату сто долларов просто пополнили бюджет вызвавшейся помочь санитарки — а текстовое сообщение на мобильник Элис так и не ушло. Либо она находится где-то поблизости — и не в состоянии его принять. Здесь, в госпитале (и, похоже, во всем Гамильтонвилле) мобильная связь до сих пор не действовала, режим секретности соблюдался неукоснительно.
…Сестра — молоденькая, застенчивая — не предприняла попыток достать спрятанный за спиной шприц, и Кеннеди слегка расслабился. Сказала:
— К вам супруга, мистер Джонсон. Я понимаю, как вам сейчас хочется увидеться — и, чуть позже, не захочется с ней расставаться, особенно в ее положении… — Тут сестра-монахиня зарумянилась — весьма, по мнению Кеннеди, мило и обаятельно. Затем она продолжила: — Но я очень прошу — двадцать минут, не больше. У меня и без того могут быть неприятности.
Кеннеди ничего не понял насчет «ее положения», но заверил, что двадцати минут для общения с женой ему вполне хватит. Он и в самом деле рассчитывал управиться. Однако насчет будущего отсутствия неприятностей никаких гарантий дать не мог.
Сестра вышла. Через пару минут в палате появилась миссис Джонсон. Вернее, сначала появился ее огромный живот, свидетельствующий о последнем месяце беременности. Затем вошла сама миссис — и оказалась ни кем иным, как агентом ФБР Элизабет Рейчел Блэкмор.
Кеннеди и Элис, там же
7 августа 2002 года, чуть позже
— А тебе к лицу беременность, — отпустил комплимент Кеннеди.
Терлецки — лежавший на соседней койке и напоминавший неразбинтованную египетскую мумию — тоже промычал что-то одобрительное.
— Может, стоит попробовать всерьез, не для маскировки? — продолжил Кеннеди.
Элис на подколки не отвечала. Торопливо избавилась от халата и длинного, до пят, бесформенного платья для беременных — под ним обнаружился камуфляжный комбинезон. Отстегнула крепившийся на ремнях объемистый мешок, извлекла обувь и одежду для напарника — армейские ботинки и такой же камуфляж.
Кеннеди стал снимать пижаму, хотя конечности настойчиво протестовали против любых попыток ими двигать.
— И что же они тебе кололи… — пробормотала Элис, изучая карандашные записи на табличке, укрепленной на спинке кровати. — Садисты… Ничего, сейчас мы приведем тебя в норму. Ложитесь на живот, больной!
— А в руку нельзя? — тоскливо спросил Кеннеди.
— Нельзя, — безжалостно отрезала Элис, выбирая нужный шприц-тюбик из набора, хранящегося в кожаном футляре.
— Интересный ты костюмчик подобрала, — удивился Кеннеди несколько минут спустя, натягивая на себя камуфляж (мышцы уже реагировали на движения практически безболезненно). — Буду виден в больничных коридорах за милю.
— Не будешь, — успокоила Элис. — Сейчас сам увидишь, что тут творится…
Терлецки вновь замычал — громко и требовательно.
— Ах, да… — вспомнил Кеннеди. — Ты не забыла про третий пункт списка?
Судя по тому, что имитировавший беременность мешок опустел отнюдь не до конца, Элис даже перевыполнила просьбы коллеги.
Она кивнула, извлекла полупинтовую бутылочку виски — и продолжила шарить в своём бездонном мешке.
Кеннеди перевернул бутылку и вставил во второе — пустое — гнездо штатива для капельниц, высящегося над койкой Терлецки. Разорвал лежавший на прикроватной тумбочке пакет с одноразовой системой для переливания. Размотал прозрачную трубочку, проткнул толстой иглой пробку бутылки. Второй конец, отломив иглу, вставил в рот Терлецки. Удовлетворенно осмотрел дело рук своих и повернулся к Элис.
Та занималась странным делом — раскладывала на койке Кеннеди здоровенную надувную куклу, явно прикупленную в дешевом секс-шопе. Зашипел сжатый воздух, выходя из небольшого баллончика. Формы резиновой дамочки приятно округлились. Рот тоже удивленно округлился в виде буквы «О» — словно его обладательница никак не ожидала очутиться в мужской палате госпиталя святой Тересы, известного своими строгими порядками.
Элис нахлобучила на голову кукле темно-каштановый парик, весьма напоминающий шевелюру Кеннеди, — и прикрыла до самых волос одеялом.
С койки Терлецки вновь послышались недовольные звуки.
— Извините, коллега, — сказал Кеннеди, пряча под одеяло пижаму и шлепанцы. — Но разместить эту изображающую меня мисс на вашей койке мы никак не можем. Нашу милейшую сестру попросту хватит удар от такого попрания моральных устоев.
Терлецки замычал еще громче.
— Элис, а ему не стало хуже от виски? — забеспокоился Кеннеди. — Может, оно не сочетается с каким-нибудь лекарством?
— Мой отец говорил: виски сочетается со всем на свете… — Элис повернулась к койке страдальца. — А ты, Кеннеди, просто бы прикончил соседа, если бы ставил ему настоящую капельницу. Убил бы воздушной эмболией. Ему же никак не добраться до виски — мешает воздушная пробка!
Она быстро и уверенно произвела необходимые манипуляции. Терлецки радостно зачмокал.
…Выйдя из палаты, Кеннеди понял, отчего Элис выбрала для них такие костюмы — людей в камуфляже так и сновали по коридорам госпиталя.
— Черт… Да они еще и с оружием… Но ведь устав святой Тересы запрещает…
— Кеннеди… Спустя три часа после Гамильтонвилля был совершен налет на Ластинг, штат Вашингтон. [8]С полудня в десяти северных штатах объявлено военное положение. Ты не знал?
Кеннеди ошарашено покачал головой.
Кеннеди, Элис и Рональд, Гамильтонвилль
7 августа 2002 года, 18:21
Рональд — тоже облаченный в камуфляж — ждал их неподалеку от госпиталя, за рулем черного «Гранд-Чероки», изрядно забрызганного грязью. Кеннеди удивился странному выбору машины — обычно на таких раскатывают захудалые фермеры, не озаботившиеся проложить между своими полями приличные дороги.
— Придется пробираться окольными путями, — объяснил Рональд. — Все трассы перекрыты, даже второстепенные. Неразбериха полная, форма пропусков меняется чуть ли не каждый час, — можем надолго застрять «до выяснения».
— Куда едем?
— На военный аэродром — неподалеку, милях в двадцати. Там пересядем на вертолет. Хотя и он сейчас не идеальное средство передвижения. Три часа назад уже сбили «вертушку», на которой летела в Ластинг группа экспертов. Отказала бортовая система оповещения «свой-чужой»…
Она катили по безлюдному Гамильтонвиллю — улицы его оживляли лишь военные машины и люди в форме. Стекла домов — те, что уцелели — оказались теперь крест-накрест заклеены широкими белыми полосами. У Кеннеди крепло странное чувство — словно он попал на съемочную площадку, где снимается фильм о событиях Второй мировой войны, — а сюжет развивается, естественно, в Европе.
— Ваши вещи, Кеннеди, в пакете, на заднем сидении, — сказал Рональд. — Но переодеваться в штатский костюм не советую. Людям в цивильном предписано сидеть по домам и не высовывать носа.