Страница:
Вырубова. О, как я это чувствую!..
Протопопов. Случилось необыкновенное, сверхъестественное. Я ни о чем не думал… Глаза…
Вырубова. Боже, боже… Что же еще?
Протопопов. Это было, – исчезло. Меня звали, мне приказывали… Но кто? и какой крест взять на себя?..
Вырубова. Когда вы видели нашего друга?
Протопопов. Pardon!
Вырубова. Григория Ефимовича.
Протопопов. Анна Александровна, я должен покаяться как на духу. Я был предубежден против Распутина… Столько кричали в городе… левая пресса. Я был против… Я заболел… Переселился к доктору Бадмаеву. Милейший Бадмаев однажды говорит: «Я хочу к вам привезти Распутина». – «Не надо, не надо…» Я был предубежден… Он настоял… Григорий Ефимович провел у моей постели больше часу. Я увидел, что это человек необыкновенный, замечательный… Я полюбил его… Он много говорил об обаянии государя и государыни… Я понял: вот огромная задача для политического деятеля – поддерживать, развивать в населении идею обаяния царя и царицы… Когда я вышел от Бадмаева, я сжег все документы, которые начал было собирать против Распутина…
Вырубова. Что вы скажете о вчерашнем дерзком выступлении в Думе?
Протопопов. Я только что приехал, не разобрался.
Вырубова. Запрос о связи Распутина с Царским Селом, а, в сущности, цель – закидать грязью императрицу.
Протопопов. Запроса не будет.
Вырубова. Но Хвостов?.. Он откровенно попустительствует… Он не предан нам…
Протопопов. Хвостова я видел, беседовал… Думаю, что он просто стар, он был бы хорошим министром внутренних дел в мирное время…
Вырубова (встает, идет к камину). Пойдемте в мой уголок…
Вырубова. Здравствуйте, душка. Вы из лазарета? Как наши раненые? (Здоровается с адъютантом.) Очень рада, что вы ко мне заехали. Курите, у меня все курят. (Садится у камина с Протопоповым и продолжает беседу.)
Феликс (адъютанту). Ты зачем здесь?
Поручик С. Черт его знает, – сам не знаю, – отец просил заехать.
Сестра (Андроникову). Наши солдатики так скучают в госпитале, – они буквально рвутся в бой.
Андроников. Русский солдат привык беззаветно умирать за царя и за родину. Я об этом писал… Лично я готов положить оружие, только взяв Берлин… Но есть и другая сторона дела. Война хороша, когда это – победоносная война. Не нужно забывать тысяча девятьсот пятый год. Лучше пусть немцы отрубят нам хвост, чем наши мужички – голову.
Феликс (в стороне, поручику). Как тебе нравятся эти разговоры?
Поручик С. Но это какой-то болван, – послушай.
Феликс. Этот болван говорит то, что говорят в этом доме.
Поручик С. Государю это известно?
Феликс. Да, государю все известно…
Поручик С. Но в чем же тогда дело?
Феликс. Великие князья сто раз говорили государю: эта гадина Распутин погубит и трон, и страну…
Поручик С. Брось… Ерунда…
Феликс. Мужики опять начнут жечь усадьбы… Рабочие – шататься с флагами… Мы накануне смуты…
Поручик С. Слушай, ну их к черту с политикой, поедем пить водку.
Феликс. Я хочу дождаться Распутина.
Протопопов (Вырубовой). Страна возбуждена неудачной войной, не будем забывать старых уроков. Обаяние трона должно покоиться на разумных началах. Прежде всего – преданные люди, – они окружают трон. Затем, внутренняя программа, – я много об этом думал: жалованье духовенству. Священники не должны зависеть от прихоти паствы.
Вырубова. Очень, очень хорошо…
Протопопов. Затем, – кое-что о евреях. Надо немного смягчить этот вопрос. На Западе к нему очень прислушиваются финансовые круги.
Вырубова. Наследник должен получить прочный трон.
Протопопов. Анна Александровна, для меня нет более дорогого в мире, чем счастье царской семьи.
Феликс (сухо). Что?
Андроников. Увидите, князь, я никогда не ошибаюсь.
Вырубова (подошедшему лакею, тихо). Можете звать.
Протопопов. К вашим услугам.
Вырубова (идет к гостям). Сегодня у меня радость, – из лавры мне прислали липового меду в кадушке. Мы будем пить чай с монастырским медом…
Протопопов. Помню, помню.
Андроников. Позавчера я заезжал к его высокопреосвященству. Как раз разговор был о вас. Митрополит назвал вас «апостолом господа бога». Меня это поразило. Вы верующий?
Протопопов. Очень, очень.
Андроников. Не хочу предварять событий, но, кажется, о вас думают как о министре внутренних дел.
Протопопов (изменившись, в волнении, тихо). Что вы говорите… князь? Это серьезно?..
Андроников. Я никогда не говорю на ветер.
Протопопов. Вы меня ошеломили. Христос с вами.
Вырубова. Государь!..
Царица (с иностранным акцентом). Мы вместе выбирали этот медальон, милая Ани, – это от Ники.
Вырубова (раскрывает футляр, слабо, восхищённо вскрикивает). Прелестно! (Раскрывая медальон.) Дорогие лица.
Царь. Очень рад, очень рад.
Царица. А это от меня. (Подает платок с красным крестом.)
Вырубова. Сана!
Царь. Это все шила Сана, сама.
Вырубова. Теперь я понимаю, Сана, почему вы скрывались от меня эти дни… Может ли быть дороже подарка…
Царица. Я работала этот платок, дорогая Ани, тысячу раз мысленно осыпая его поцелуями, пусть он покрывает вашу милую головку.
Вырубова. Как будут счастливы наши бедные раненые, когда увидят меня в нем. Это будет маленький праздник у нас в лазарете.
Царица. Вот, Ани, от нас обоих. (Подает бутылочку.) Это – вода с мощей святого Иосифа Аримафейского. Пусть эта бутылочка будет всегда с тобой, нужно испить одну капельку, – животворная вода целит и охраняет…
Царь (у окна смотрит градусник). Сегодня к вечеру температура должна подняться. Утром было семь градусов выше нуля, полчаса тому назад – тринадцать градусов, ветер поворачивает с востока на юго-восток.
Вырубова. Государь, как ваш кашель?
Царь. Ничего.
Царица. Он говорит – ничего, а между тем ночью кашлял. И беби кашлял. Я тревожусь, – как они поедут.
Царь. Ничего, доедем. А в Могилеве будет еще теплее. Алексеев телеграфирует, что вчера было семнадцать градусов выше нуля.
Вырубова. Я не могу примириться, государь, неужели завтра вы нас покидаете?
Царь. Война, ничего не поделаешь. Армия с нетерпением ждет меня.
Царица. Мне будет грустно без Ники и без беби. Тяжело оставаться одной, когда кругом так мало преданных людей.
Вырубова. Сана, это жестоко…
Царица. Я читаю в твоей душе, Ани, и благодарю тебя за преданность. Но ты и наш дорогой друг, наш разумный Григорий, – вот двое, на кого я могу опереться; когда я одна…
Царь. Все-таки это странно, как же так у нас нет преданных людей?..
Царица (страстно). Никого, вокруг нас – пустыня, враги…
Царь. Ну, не все же наши враги, ты преувеличиваешь, Алис.
Царица. Кто же? великие князья преданы?
Царь. Да… они настроены неважно…
Царица. В особенности Дмитрий… Григорий говорил, что в особенности нужно быть осторожным с Дмитрием…
Царь. Почему?.. Дмитрий – просто мальчишка… Я тебя уверяю, – они будируют,[43] но все же наша фамилия предана трону.
Царица. Хорошо, хорошо, ну кто еще предан до гроба? Государственный совет?
Царь. Да, пожалуй, – они тянут там в совете в разные стороны.
Царица. Родзянко со своей Думой?
Царь. Что же поделаешь, – без Государственной думы трудно заключать внешние займы, – приходится мириться…
Царица. С наглостью этих господ?.. В частной жизни муж никогда бы не потерпел таких нападок на свою жену… Главная задача Государственной думы, это – распространять скверные сплетни обо мне… И никто их не ссылает, не наказывает, не штрафует…
Царь. Ты слишком много придаешь значения Думе. Я говорил с одним солдатом, – простой мужик, представь. Я его спросил: «Сидоренко, как ты относишься к Думе?» – «Не могу знать». Вот ответ народа…
Царица. Хорошо, хорошо, мой дорогой… Министры твои преданы?
Царь. А Штюрмер? Он весьма предан.
Царица. Ах, твой Штюрмер!.. Он так изменился за последнее время… Он, может быть, предан тебе, но не мне…
Царь (разглаживает усы). Он послушен, он во всем соглашается со мной… Странно, странно…
Царица. А Хвостов?
Царь. Ну, вот это, кажется, порядочный, преданный человек.
Царица. Который смотрит сквозь пальцы на то, что в Думе забрасывают меня грязью?
Вырубова. Государь, позвольте показать телеграмму от нашего друга.
Царица. Когда вы ее получили?
Вырубова. Только что. (Подает царю телеграмму.)
Царь. Как это все неприятно… Алис… Ты увидишь, – я заставлю замолчать крикунов.
Царица. Дорогой мой, ты слишком добр с людьми.
Царь. Я далеко не так добр. Я, может быть, нетерпелив… Никто, кроме тебя, не считает меня добрым… А скоро я намерен стать очень резким и ядовитым, например с Хвостовым.
Царица. Не верь ему, не верь. Хвостов дурной человек, он не преданный человек. Когда он будет говорить с тобой, – не верь, будь твердым, не поддавайся ему…
Царь. Алис, что ты говоришь, я никогда никому не поддаюсь…
Царица (поспешно). Его племянник, этот ужасный Хвостов-толстяк, сказал при посторонних, что он сожалеет, что Ржевскому не удалось прикончить нашего друга-Вырубова. Оказывается, страшный яд был уже положен в рыбу, и только бог неизъяснимым чудом сохранил нашего друга, – отравленную рыбу съели кошки и умерли…
Царица. Мне дурно при одном воспоминании.
Царь. Но затруднение в том, что нужно сначала найти преемника, а потом уже вытолкать Хвостова. Кем я замещу министра внутренних дел?.. Я теряюсь…
Царица. Слушайся нашего друга, слушайся нашего друга… Он руководит нами с помощью бога… Когда Григорий рекомендует людей, можно быть уверенным, что это хорошие люди. Если впоследствии они портятся, то это уже не его вина. Ники, мой дорогой, мы должны передать беби сильную страну… Мы не смеем быть слабыми ради нашего сына… Нужно, чтобы ему было легко царствовать… Нужно быть жестокими…
Царь. А разве я не был решителен в тысяча девятьсот пятом году?.. А?..
Царица. Будь твердым, будь твердым. Слушайся нашего друга… Мы снова в опасности… Мы окружены врагами… Против нас все, все, все… Вся страна… Дай им почувствовать твою руку. Помни, как было искони: Россия любит кнут. Это в их натуре: нежная любовь и затем – железная рука, карающая и направляющая… Как бы я желала влить свою волю в твои жилы. Бог и пресвятая дева над тобой, за тобой, с тобой… (Закрывает лицо руками.)
Царь (с сердцем, но сдержанно). Хорошо, хорошо, Алис, я все решил раньше, чем ты. Я прогоню Хвостова… Но они все одинаковы…
Царица. Да, да, да… Они все одинаковы, все, кого ты назначаешь… Нам нужны совсем другие министры, – друзья, преданные люди, которые бы думали о нашем беби, о величии нашего трона…
Царь (разглаживает усы). Они все и без того думают об этом…
Вырубова. Только что я беседовала с Александром Дмитриевичем Протопоповым… Прекрасный человек… Он сказал: «Царь моей жизни, это – счастье царской семьи»…
Царица. Протопопов? Как, он уже здесь?
Царь. Протопопов… Я его знаю. Я с ним говорил. Он со мной во всем соглашался. Очень воспитанный… Ну, я пошел.
Царица. Ники!
Царь. Я дал слово заехать в офицерское собрание и сфотографироваться группой в лазарете. Они меня просили обедать в собрании… До свидания, Анна Александровна.
Царь (вяло и досадливо отстраняет ее). Вы здесь гораздо нужнее, Ани… (Уходит.)
Вырубова (секунду стоит с раздутыми ноздрями. Возвращается к камину). Он будет тверд, Сана.
Царица. Когда его нет около меня, – я ни минуты не могу быть покойна. Сейчас у него одно решение, а придет человек, наговорит, повлияет, – у него другое решение. Ты не заметила, Ани, – он как будто холоден со мной?..
Вырубова. Он утомлен, озабочен… Но он так нежно смотрел на тебя, Сана…
Царица. Ты слишком добра, ты меня щадишь… (Страшным голосом.) Ани, около него нет никакой женщины? – клянись мне…
Вырубова. Нет, это подъехали…
Царица. Ани, я стара… Он теперь целует меня в темноте… Я сама гашу свет, чтобы он не видел, что я стара…
Вырубова. Сана, ты прекрасна…
Царица. Это мой последний год… Не будем об этом думать, Ани. Нам нужно сохранить его… Одна моя надежда на тебя. Я верю, ты не предашь меня… Только держи его своим обаянием, своей молодостью… И все, – клянись мне, – все до мелочей рассказывай мне. (Целует ее в голову. Другим голосом.) Что говорил Протопопов?
Вырубова. Он виделся в Стокгольме с Варбургом.
Царица (взволнованно поднялась). Он говорил с ним о главном?
Вырубова. Варбург передал ему основные условия…
Царица. Мир, мир!.. Мы должны кончить эту войну… Она не принесет добра нашему трону… Ани… Мы накликаем на себя страшную беду… О, я не забуду девятьсот пятого года… Какой бы ни было ценой мы должны спасти трон…
Вырубова. Протопопов бесконечно предан вам. Он тот, кто нам нужен.
Царица. Я хочу его видеть. Я пройду в маленькую диванную.
Вырубова. Отец, бог мой, жизнь моя, Григорьюшка. (Целует ему руки.)
Распутин. Ну, ладно, ну, будя.
Вырубова. Мученье мое, алмаз мой, сосуд благодатный…
Распутин. Ну, отстань, нехорошо… Гости у тебя, что ли?.. Чай пьют?..
Вырубова. Весь день ждала тебя…
Распутин. Не мог, дела задерживают, дела, дела, Аннушка. Толстый этот, Рубинштейн Митряй, как его там, опять человека присылал, плачет, из тюрьмы просится… Еврей хороший, полезный… Зря в тюрьму посадили, зря, зря… Я внутреннему звонил, Хвостову-то, ах, сукин сын!.. «Рубинштейн, говорит, шпиен, ты, говорит, Григорий, не суйся в это дело…» Как не суйся?.. Как ты можешь со мной так разговаривать… Хоть ты внутренний, Хвостов, ты – Ванька Каин, у тебя морда такая… Он возьми трубку да и повесь… Этот Хвостов во внутренние никуда не годится. Мамашка с папашкой у тебя?..
Вырубова. Государь только что ушел… Государыня здесь…
Распутин. Слетай к ней, позови. Мне с мамой серьезно поговорить надо.
Вырубова. Сейчас, солнце мое. (Убегает в дальнюю боковую дверь.)
Феликс. Здравствуй, Григорий.
Распутин. Чужой, ненавистник, а я тебя люблю… Молодой, гордый… Покажи жену… Что жену-то мне не показываешь? Ирину… Хороша жена, хороша, красивая… Прячешь Ирину-то?.. Зачем прятать, не украду… Али брезгуешь?.. А мне не ниже ее руки целуют… Нет, Феликс, встретимся мы с тобой, попомни…
Феликс. Встретимся.
Распутин. Ты сердит, знаю, за что сердит. Молод еще, молодой… А я вострее тебя вижу – о!.. Мне ничего не надо, погляжу да опять в деревню поеду, конопли сажать. Меня бог послал, правду велел говорить… Феликс, Феликс, смирись… Поклонись мамаше.
Феликс. Что же – приходи ко мне, Григорий.
Распутин. Приду, приду… Жену покажешь?
Феликс. Приходи.
Распутин (возвращается стремительно). Феликс дьявола не боится, этот человек страшный… Здравствуй, мама.
Царица (с благоговением). Отец Григорий…
Распутин. Здравствуй, мама, здравствуй, милая. (Целует ее.) А, и миленок здесь. (На Протопопова.) Этот человек милый. Люби его, мама. Вся беда – ничто. Только своих поддерживайте – вот где крепость. Так-то. Воля человека должна быть камнем, божья милость всегда на вас. Аминь, мама.
Царица. Аминь.
Распутин (Протопопову). А ты помни, миленок, – их победа – твой корабль, и никто не имеет власти на него сесть, окромя власть у бога, а почему? Ты ко мне забегай, – кротко, ласково побеседуем.
Протопопов. Слушаюсь.
Царица. Вы мне доставили искреннее удовольствие вашими рассказами, Александр Дмитриевич… (Величественно наклоняет голову и протягивает руку.)
Протопопов целует ее и, пятясь, выходит из комнаты, Вырубова провожает его. Царица и Распутин – одни.
Распутин. Ну, что говорил-то он? – хорошее говорил?
Царица. Он был в Стокгольме, виделся с немцами.
Распутин. Ну? Что ты! Это – доброе.
Царица. Отец, друг, скажи, – что делать? Варбург предлагает мир.
Распутин. Варбург, немецкий?
Царица. Ты понимаешь, как это важно, это нужно, но это бесконечно трудно, мучительно…
Распутин. Мама, воевать чем – палками? Быть бы мне около тебя, около папы – не допустил бы воевать. А это что? Это – не драка, это – полудрака. Ружей нет – надо кончать…
Царица. Благословляешь?
Распутин. Вот Митряй Рубинштейн за это самое в тюрьме сидит… Воевать, говорит, нельзя, – все равно побьют, надо замиряться… В крепость посадили… А? Невинного… А почему?.. Враги, враги… Не люди, – бесы на них действуют. Трудно тебе, мама… Господь с тобой, крепись, воля твоя крепка, стой камнем, о камень волна бьется… Все будет хорошо, – стой нерушимо. (Наклоняется к ней.) Сам-то – слаб.
Царица. Что?.. Что?..
Распутин. А ты что кричишь?.. Я правду говорю… Папа – слаб. Много стал вина пить. Воли нет. Пьет да сердится. Поговори с ним – войну замирять, согласится. Генералы обступят его, начнут усами трясти, – нельзя, скажут, войну кончать, – он опять согласится. Разве так можно?.. У папы – голова косяком… По ветру мотается. Папе игуменом в монастыре сидеть, фотографией заниматься… А ведь тут – государство, война… Мама, погубит он вас всех…
Царица (всплеснув в отчаянии руками). Что ты мне говоришь?!
Распутин. Разве я когда зря говорю… Через меня бог сейчас говорит.
Царица. Господь, пресвятая дева!..
Распутин. Мне виденье было… Мама, государственное дело по-другому надо повернуть… Иначе вам всем – крышка… Мама, сама возьми власть…
Царица. Что ты?!
Распутин. Папу надо отстранить. Папе табаку купим, пускай курит… А государством ему нельзя заниматься. Ты – царица.
Царица. Нет, нет!
Распутин. Бери скипетр, бери державу, врагов ногами растопчи. Покуда маленький не подрастет – правь. Я за спиной у тебя да бог… Решайся…
Царица. Не могу!.. Помилуй!.. Нет, нет!..
Распутин. Как так – нет? Становись на колени!..
Царица бьет поклоны, Распутин запевает по-церковному.
Действие второе
Протопопов. Случилось необыкновенное, сверхъестественное. Я ни о чем не думал… Глаза…
Вырубова тихо вскрикивает.Чувствую – на меня устремлены глаза… Из темноты купе смотрят на меня пронизывающие, русские, мужицкие глаза… Повелевают… Толкают… Душа охвачена восторгом, трепетом…
Вырубова. Боже, боже… Что же еще?
Протопопов. Это было, – исчезло. Меня звали, мне приказывали… Но кто? и какой крест взять на себя?..
Вырубова. Когда вы видели нашего друга?
Протопопов. Pardon!
Вырубова. Григория Ефимовича.
Протопопов. Анна Александровна, я должен покаяться как на духу. Я был предубежден против Распутина… Столько кричали в городе… левая пресса. Я был против… Я заболел… Переселился к доктору Бадмаеву. Милейший Бадмаев однажды говорит: «Я хочу к вам привезти Распутина». – «Не надо, не надо…» Я был предубежден… Он настоял… Григорий Ефимович провел у моей постели больше часу. Я увидел, что это человек необыкновенный, замечательный… Я полюбил его… Он много говорил об обаянии государя и государыни… Я понял: вот огромная задача для политического деятеля – поддерживать, развивать в населении идею обаяния царя и царицы… Когда я вышел от Бадмаева, я сжег все документы, которые начал было собирать против Распутина…
Вырубова. Что вы скажете о вчерашнем дерзком выступлении в Думе?
Протопопов. Я только что приехал, не разобрался.
Вырубова. Запрос о связи Распутина с Царским Селом, а, в сущности, цель – закидать грязью императрицу.
Протопопов. Запроса не будет.
Вырубова. Но Хвостов?.. Он откровенно попустительствует… Он не предан нам…
Протопопов. Хвостова я видел, беседовал… Думаю, что он просто стар, он был бы хорошим министром внутренних дел в мирное время…
Вырубова (встает, идет к камину). Пойдемте в мой уголок…
Во время этого разговора входят: сестра милосердия и затем поручик С. с адъютантским аксельбантом. Во время перехода Вырубовой к камину они здороваются с ней.Сестра. Дорогая моя, Анна Александровна, поздравляю.
Вырубова. Здравствуйте, душка. Вы из лазарета? Как наши раненые? (Здоровается с адъютантом.) Очень рада, что вы ко мне заехали. Курите, у меня все курят. (Садится у камина с Протопоповым и продолжает беседу.)
Феликс (адъютанту). Ты зачем здесь?
Поручик С. Черт его знает, – сам не знаю, – отец просил заехать.
Сестра (Андроникову). Наши солдатики так скучают в госпитале, – они буквально рвутся в бой.
Андроников. Русский солдат привык беззаветно умирать за царя и за родину. Я об этом писал… Лично я готов положить оружие, только взяв Берлин… Но есть и другая сторона дела. Война хороша, когда это – победоносная война. Не нужно забывать тысяча девятьсот пятый год. Лучше пусть немцы отрубят нам хвост, чем наши мужички – голову.
Феликс (в стороне, поручику). Как тебе нравятся эти разговоры?
Поручик С. Но это какой-то болван, – послушай.
Феликс. Этот болван говорит то, что говорят в этом доме.
Поручик С. Государю это известно?
Феликс. Да, государю все известно…
Поручик С. Но в чем же тогда дело?
Феликс. Великие князья сто раз говорили государю: эта гадина Распутин погубит и трон, и страну…
Поручик С. Брось… Ерунда…
Феликс. Мужики опять начнут жечь усадьбы… Рабочие – шататься с флагами… Мы накануне смуты…
Поручик С. Слушай, ну их к черту с политикой, поедем пить водку.
Феликс. Я хочу дождаться Распутина.
Протопопов (Вырубовой). Страна возбуждена неудачной войной, не будем забывать старых уроков. Обаяние трона должно покоиться на разумных началах. Прежде всего – преданные люди, – они окружают трон. Затем, внутренняя программа, – я много об этом думал: жалованье духовенству. Священники не должны зависеть от прихоти паствы.
Вырубова. Очень, очень хорошо…
Протопопов. Затем, – кое-что о евреях. Надо немного смягчить этот вопрос. На Западе к нему очень прислушиваются финансовые круги.
Вырубова. Наследник должен получить прочный трон.
Протопопов. Анна Александровна, для меня нет более дорогого в мире, чем счастье царской семьи.
Вырубова встает, смотрит на каминные часы, звонит.Андроников (подойдя к Феликсу). Протопопов, кажется, метит высоко.
Феликс (сухо). Что?
Андроников. Увидите, князь, я никогда не ошибаюсь.
Вырубова (подошедшему лакею, тихо). Можете звать.
Лакей идет и раскрывает боковые двери.Александр Дмитриевич, вы еще побудете?
Протопопов. К вашим услугам.
Вырубова (идет к гостям). Сегодня у меня радость, – из лавры мне прислали липового меду в кадушке. Мы будем пить чай с монастырским медом…
Гости идут в боковые двери.Андроников (Протопопову). Я очень много слышал о вас. Мы должны были, Александр Дмитриевич, вместе обедать у Кашкина, обед не состоялся…
Протопопов. Помню, помню.
Андроников. Позавчера я заезжал к его высокопреосвященству. Как раз разговор был о вас. Митрополит назвал вас «апостолом господа бога». Меня это поразило. Вы верующий?
Протопопов. Очень, очень.
Андроников. Не хочу предварять событий, но, кажется, о вас думают как о министре внутренних дел.
Протопопов (изменившись, в волнении, тихо). Что вы говорите… князь? Это серьезно?..
Андроников. Я никогда не говорю на ветер.
Протопопов. Вы меня ошеломили. Христос с вами.
Все гости уходят в ближайшую боковую дверь. Звонок. В ы р у б о в а сейчас же появляется из боковой двери и тщательно прикрывает ее. Из входной двери появляется лакей.Лакей (негромко, профессионально испуганно). Их величества. (Скрывается.)
Вырубова спешит навстречу. Входят царь и царица.Царь (громко и отчетливо, почти без выражения). Сердечно поздравляю, дорогая Анна Александровна, от всей души. Примите эту безделку в знак моей дружбы и неизменного расположения. (Подает футлярчик.)
Вырубова. Государь!..
Царица (с иностранным акцентом). Мы вместе выбирали этот медальон, милая Ани, – это от Ники.
Вырубова (раскрывает футляр, слабо, восхищённо вскрикивает). Прелестно! (Раскрывая медальон.) Дорогие лица.
Царь. Очень рад, очень рад.
Царица. А это от меня. (Подает платок с красным крестом.)
Вырубова. Сана!
Царь. Это все шила Сана, сама.
Вырубова. Теперь я понимаю, Сана, почему вы скрывались от меня эти дни… Может ли быть дороже подарка…
Царица. Я работала этот платок, дорогая Ани, тысячу раз мысленно осыпая его поцелуями, пусть он покрывает вашу милую головку.
Вырубова. Как будут счастливы наши бедные раненые, когда увидят меня в нем. Это будет маленький праздник у нас в лазарете.
Царица. Вот, Ани, от нас обоих. (Подает бутылочку.) Это – вода с мощей святого Иосифа Аримафейского. Пусть эта бутылочка будет всегда с тобой, нужно испить одну капельку, – животворная вода целит и охраняет…
Царь (у окна смотрит градусник). Сегодня к вечеру температура должна подняться. Утром было семь градусов выше нуля, полчаса тому назад – тринадцать градусов, ветер поворачивает с востока на юго-восток.
Вырубова. Государь, как ваш кашель?
Царь. Ничего.
Царица. Он говорит – ничего, а между тем ночью кашлял. И беби кашлял. Я тревожусь, – как они поедут.
Царь. Ничего, доедем. А в Могилеве будет еще теплее. Алексеев телеграфирует, что вчера было семнадцать градусов выше нуля.
Вырубова. Я не могу примириться, государь, неужели завтра вы нас покидаете?
Царь. Война, ничего не поделаешь. Армия с нетерпением ждет меня.
Царица. Мне будет грустно без Ники и без беби. Тяжело оставаться одной, когда кругом так мало преданных людей.
Вырубова. Сана, это жестоко…
Царица. Я читаю в твоей душе, Ани, и благодарю тебя за преданность. Но ты и наш дорогой друг, наш разумный Григорий, – вот двое, на кого я могу опереться; когда я одна…
Царь. Все-таки это странно, как же так у нас нет преданных людей?..
Царица (страстно). Никого, вокруг нас – пустыня, враги…
Царь. Ну, не все же наши враги, ты преувеличиваешь, Алис.
Царица. Кто же? великие князья преданы?
Царь. Да… они настроены неважно…
Царица. В особенности Дмитрий… Григорий говорил, что в особенности нужно быть осторожным с Дмитрием…
Царь. Почему?.. Дмитрий – просто мальчишка… Я тебя уверяю, – они будируют,[43] но все же наша фамилия предана трону.
Царица. Хорошо, хорошо, ну кто еще предан до гроба? Государственный совет?
Царь. Да, пожалуй, – они тянут там в совете в разные стороны.
Царица. Родзянко со своей Думой?
Царь. Что же поделаешь, – без Государственной думы трудно заключать внешние займы, – приходится мириться…
Царица. С наглостью этих господ?.. В частной жизни муж никогда бы не потерпел таких нападок на свою жену… Главная задача Государственной думы, это – распространять скверные сплетни обо мне… И никто их не ссылает, не наказывает, не штрафует…
Царь. Ты слишком много придаешь значения Думе. Я говорил с одним солдатом, – простой мужик, представь. Я его спросил: «Сидоренко, как ты относишься к Думе?» – «Не могу знать». Вот ответ народа…
Царица. Хорошо, хорошо, мой дорогой… Министры твои преданы?
Царь. А Штюрмер? Он весьма предан.
Царица. Ах, твой Штюрмер!.. Он так изменился за последнее время… Он, может быть, предан тебе, но не мне…
Царь (разглаживает усы). Он послушен, он во всем соглашается со мной… Странно, странно…
Царица. А Хвостов?
Царь. Ну, вот это, кажется, порядочный, преданный человек.
Царица. Который смотрит сквозь пальцы на то, что в Думе забрасывают меня грязью?
Вырубова. Государь, позвольте показать телеграмму от нашего друга.
Царица. Когда вы ее получили?
Вырубова. Только что. (Подает царю телеграмму.)
Царь и царица читают вместе.Царица (читает). «Твердыня – это бог, пусть мой дух будет на небе, не на земле, а почему? Репа хороша, когда зубы есть. Хвостов беззубый, а укусить охота. В Думе лают, маму собираются мучить, а что Хвостов смотрит? Ваше солнце, а моя радость. Григорий».
Царь. Как это все неприятно… Алис… Ты увидишь, – я заставлю замолчать крикунов.
Царица. Дорогой мой, ты слишком добр с людьми.
Царь. Я далеко не так добр. Я, может быть, нетерпелив… Никто, кроме тебя, не считает меня добрым… А скоро я намерен стать очень резким и ядовитым, например с Хвостовым.
Царица. Не верь ему, не верь. Хвостов дурной человек, он не преданный человек. Когда он будет говорить с тобой, – не верь, будь твердым, не поддавайся ему…
Царь. Алис, что ты говоришь, я никогда никому не поддаюсь…
Царица (поспешно). Его племянник, этот ужасный Хвостов-толстяк, сказал при посторонних, что он сожалеет, что Ржевскому не удалось прикончить нашего друга-Вырубова. Оказывается, страшный яд был уже положен в рыбу, и только бог неизъяснимым чудом сохранил нашего друга, – отравленную рыбу съели кошки и умерли…
Царица. Мне дурно при одном воспоминании.
Царь. Но затруднение в том, что нужно сначала найти преемника, а потом уже вытолкать Хвостова. Кем я замещу министра внутренних дел?.. Я теряюсь…
Царица. Слушайся нашего друга, слушайся нашего друга… Он руководит нами с помощью бога… Когда Григорий рекомендует людей, можно быть уверенным, что это хорошие люди. Если впоследствии они портятся, то это уже не его вина. Ники, мой дорогой, мы должны передать беби сильную страну… Мы не смеем быть слабыми ради нашего сына… Нужно, чтобы ему было легко царствовать… Нужно быть жестокими…
Царь. А разве я не был решителен в тысяча девятьсот пятом году?.. А?..
Царица. Будь твердым, будь твердым. Слушайся нашего друга… Мы снова в опасности… Мы окружены врагами… Против нас все, все, все… Вся страна… Дай им почувствовать твою руку. Помни, как было искони: Россия любит кнут. Это в их натуре: нежная любовь и затем – железная рука, карающая и направляющая… Как бы я желала влить свою волю в твои жилы. Бог и пресвятая дева над тобой, за тобой, с тобой… (Закрывает лицо руками.)
Царь (с сердцем, но сдержанно). Хорошо, хорошо, Алис, я все решил раньше, чем ты. Я прогоню Хвостова… Но они все одинаковы…
Царица. Да, да, да… Они все одинаковы, все, кого ты назначаешь… Нам нужны совсем другие министры, – друзья, преданные люди, которые бы думали о нашем беби, о величии нашего трона…
Царь (разглаживает усы). Они все и без того думают об этом…
Вырубова. Только что я беседовала с Александром Дмитриевичем Протопоповым… Прекрасный человек… Он сказал: «Царь моей жизни, это – счастье царской семьи»…
Царица. Протопопов? Как, он уже здесь?
Царь. Протопопов… Я его знаю. Я с ним говорил. Он со мной во всем соглашался. Очень воспитанный… Ну, я пошел.
Царица. Ники!
Царь. Я дал слово заехать в офицерское собрание и сфотографироваться группой в лазарете. Они меня просили обедать в собрании… До свидания, Анна Александровна.
Царь идет с Вырубовой к выходной двери. Царица остается за ширмочками камина. Вырубова быстро придвигается к царю.Вырубова. Я так хочу поехать с вами в ставку!..
Царь (вяло и досадливо отстраняет ее). Вы здесь гораздо нужнее, Ани… (Уходит.)
Вырубова (секунду стоит с раздутыми ноздрями. Возвращается к камину). Он будет тверд, Сана.
Царица. Когда его нет около меня, – я ни минуты не могу быть покойна. Сейчас у него одно решение, а придет человек, наговорит, повлияет, – у него другое решение. Ты не заметила, Ани, – он как будто холоден со мной?..
Вырубова. Он утомлен, озабочен… Но он так нежно смотрел на тебя, Сана…
Царица. Ты слишком добра, ты меня щадишь… (Страшным голосом.) Ани, около него нет никакой женщины? – клянись мне…
Вырубова молчит.Это то, чего я боюсь больше всего на свете… Наши враги могут подослать к нему женщину… Я ни минуты не могу жить с этой мыслью… Ани! Мы спросим бога… Дай мне икону…
Вырубова достает из шкафчика икону, к которой приделан колокольчик.Помолимся вместе.
Вырубова ставит икону на столик, становится на колени, царица в изнеможении опускается на колени около кресла.Святитель Николай, верный заступник, ты спасаешь на суше и на водах, предстоишь перед богом… Будь милостив ко мне, грешной… Моя душа в смятении, я не вижу, не знаю… Если есть около мужа моего какая-нибудь женщина, кроме нас двоих, – пощади, ответь, пусть позвонит колокольчик, позвони в этот колокольчик… Я буду знать, моя душа успокоится… Святитель, угодник милостивый…
Царица, схватив Вырубову за руку, замерла на коленях.Ты слышишь?
Вырубова. Нет, это подъехали…
Царица склонилась головой на кресло. Вырубова встала, убрала икону в шкафчик.Видишь, Сана, кроме нас, около него нет женщин.
Царица. Ани, я стара… Он теперь целует меня в темноте… Я сама гашу свет, чтобы он не видел, что я стара…
Вырубова. Сана, ты прекрасна…
Царица. Это мой последний год… Не будем об этом думать, Ани. Нам нужно сохранить его… Одна моя надежда на тебя. Я верю, ты не предашь меня… Только держи его своим обаянием, своей молодостью… И все, – клянись мне, – все до мелочей рассказывай мне. (Целует ее в голову. Другим голосом.) Что говорил Протопопов?
Вырубова. Он виделся в Стокгольме с Варбургом.
Царица (взволнованно поднялась). Он говорил с ним о главном?
Вырубова. Варбург передал ему основные условия…
Царица. Мир, мир!.. Мы должны кончить эту войну… Она не принесет добра нашему трону… Ани… Мы накликаем на себя страшную беду… О, я не забуду девятьсот пятого года… Какой бы ни было ценой мы должны спасти трон…
Вырубова. Протопопов бесконечно предан вам. Он тот, кто нам нужен.
Царица. Я хочу его видеть. Я пройду в маленькую диванную.
Царица идет в глубину и уходит в боковую дверцу. Вырубова идет за ней. В это время из входной двери появляется лакей.Лакей. Григорий Ефимович. (Скрывается.)
Вырубова спешит к входной двери. Входит Распутин.Распутин. Ну, здравствуй, ну, цалую тебя, ну, сто лет еще жить.
Вырубова. Отец, бог мой, жизнь моя, Григорьюшка. (Целует ему руки.)
Распутин. Ну, ладно, ну, будя.
Вырубова. Мученье мое, алмаз мой, сосуд благодатный…
Распутин. Ну, отстань, нехорошо… Гости у тебя, что ли?.. Чай пьют?..
Вырубова. Весь день ждала тебя…
Распутин. Не мог, дела задерживают, дела, дела, Аннушка. Толстый этот, Рубинштейн Митряй, как его там, опять человека присылал, плачет, из тюрьмы просится… Еврей хороший, полезный… Зря в тюрьму посадили, зря, зря… Я внутреннему звонил, Хвостову-то, ах, сукин сын!.. «Рубинштейн, говорит, шпиен, ты, говорит, Григорий, не суйся в это дело…» Как не суйся?.. Как ты можешь со мной так разговаривать… Хоть ты внутренний, Хвостов, ты – Ванька Каин, у тебя морда такая… Он возьми трубку да и повесь… Этот Хвостов во внутренние никуда не годится. Мамашка с папашкой у тебя?..
Вырубова. Государь только что ушел… Государыня здесь…
Распутин. Слетай к ней, позови. Мне с мамой серьезно поговорить надо.
Вырубова. Сейчас, солнце мое. (Убегает в дальнюю боковую дверь.)
Из ближней боковой двери появляются, незаметно для Распутина, Феликс и адъютант.Распутин (бегает по комнате, заглядывает за ширмы, за диван, во входную дверь.) Нет, нет, эти дела плохие… Нет, нет, папашка никуда не годится.
Феликс при виде Распутина хватается за задний карман, где носят револьвер. Поручик С, удерживая, хватает его за руку.Распутин (увидел Феликса, испугался, обрадовался, подбегает.) Феликс, здравствуй, ну, здравствуй, Феликс… Гордый, неприятель, граф, граф, здравствуй.
Феликс. Здравствуй, Григорий.
Распутин. Чужой, ненавистник, а я тебя люблю… Молодой, гордый… Покажи жену… Что жену-то мне не показываешь? Ирину… Хороша жена, хороша, красивая… Прячешь Ирину-то?.. Зачем прятать, не украду… Али брезгуешь?.. А мне не ниже ее руки целуют… Нет, Феликс, встретимся мы с тобой, попомни…
Феликс. Встретимся.
Распутин. Ты сердит, знаю, за что сердит. Молод еще, молодой… А я вострее тебя вижу – о!.. Мне ничего не надо, погляжу да опять в деревню поеду, конопли сажать. Меня бог послал, правду велел говорить… Феликс, Феликс, смирись… Поклонись мамаше.
Феликс. Что же – приходи ко мне, Григорий.
Распутин. Приду, приду… Жену покажешь?
Феликс. Приходи.
Феликс и поручик С. уходят в входную дверь.Распутин. И ты приходи, ухой угощу… Мадеры выпьем, у меня мадера хорошая… Ну, Христос с тобой, Христос с тобой… (Убегает в двери вслед за Феликсом.)
В то же время из дальней боковой двери выходят царица, Протопопов и Вырубова.Царица (Протопопову). Сердечно благодарю вас. Вы будете вызваны в ставку и сами расскажете государю все, что говорили мне. Будьте откровенны с его величеством. Убедите его величество, что бороться с оппозицией можно только по заключении мира…
Распутин (возвращается стремительно). Феликс дьявола не боится, этот человек страшный… Здравствуй, мама.
Царица (с благоговением). Отец Григорий…
Распутин. Здравствуй, мама, здравствуй, милая. (Целует ее.) А, и миленок здесь. (На Протопопова.) Этот человек милый. Люби его, мама. Вся беда – ничто. Только своих поддерживайте – вот где крепость. Так-то. Воля человека должна быть камнем, божья милость всегда на вас. Аминь, мама.
Царица. Аминь.
Распутин (Протопопову). А ты помни, миленок, – их победа – твой корабль, и никто не имеет власти на него сесть, окромя власть у бога, а почему? Ты ко мне забегай, – кротко, ласково побеседуем.
Протопопов. Слушаюсь.
Царица. Вы мне доставили искреннее удовольствие вашими рассказами, Александр Дмитриевич… (Величественно наклоняет голову и протягивает руку.)
Протопопов целует ее и, пятясь, выходит из комнаты, Вырубова провожает его. Царица и Распутин – одни.
Распутин. Ну, что говорил-то он? – хорошее говорил?
Царица. Он был в Стокгольме, виделся с немцами.
Распутин. Ну? Что ты! Это – доброе.
Царица. Отец, друг, скажи, – что делать? Варбург предлагает мир.
Распутин. Варбург, немецкий?
Царица. Ты понимаешь, как это важно, это нужно, но это бесконечно трудно, мучительно…
Распутин. Мама, воевать чем – палками? Быть бы мне около тебя, около папы – не допустил бы воевать. А это что? Это – не драка, это – полудрака. Ружей нет – надо кончать…
Царица. Благословляешь?
Распутин. Вот Митряй Рубинштейн за это самое в тюрьме сидит… Воевать, говорит, нельзя, – все равно побьют, надо замиряться… В крепость посадили… А? Невинного… А почему?.. Враги, враги… Не люди, – бесы на них действуют. Трудно тебе, мама… Господь с тобой, крепись, воля твоя крепка, стой камнем, о камень волна бьется… Все будет хорошо, – стой нерушимо. (Наклоняется к ней.) Сам-то – слаб.
Царица. Что?.. Что?..
Распутин. А ты что кричишь?.. Я правду говорю… Папа – слаб. Много стал вина пить. Воли нет. Пьет да сердится. Поговори с ним – войну замирять, согласится. Генералы обступят его, начнут усами трясти, – нельзя, скажут, войну кончать, – он опять согласится. Разве так можно?.. У папы – голова косяком… По ветру мотается. Папе игуменом в монастыре сидеть, фотографией заниматься… А ведь тут – государство, война… Мама, погубит он вас всех…
Царица (всплеснув в отчаянии руками). Что ты мне говоришь?!
Распутин. Разве я когда зря говорю… Через меня бог сейчас говорит.
Царица. Господь, пресвятая дева!..
Распутин. Мне виденье было… Мама, государственное дело по-другому надо повернуть… Иначе вам всем – крышка… Мама, сама возьми власть…
Царица. Что ты?!
Распутин. Папу надо отстранить. Папе табаку купим, пускай курит… А государством ему нельзя заниматься. Ты – царица.
Царица. Нет, нет!
Распутин. Бери скипетр, бери державу, врагов ногами растопчи. Покуда маленький не подрастет – правь. Я за спиной у тебя да бог… Решайся…
Царица. Не могу!.. Помилуй!.. Нет, нет!..
Распутин. Как так – нет? Становись на колени!..
Царица кидается на колени.Молись! Бей сорок поклонов!..
Царица бьет поклоны, Распутин запевает по-церковному.
Занавес
Действие второе
Начало ноября. Квартира Распутина на Гороховой. Столовая. Кретоновая мебель. Большой стол. На окне клетка с канарейкой. В углу – граммофон. Рассвет. В дверь осторожно пролезают два сыщика – Скворцов и Копейкин; за ними входит прислуга – Дуня; сыщики потирают с холода руки.
Копейкин. Вот спасибо, Дуня, – пустила. Продрогли.
Скворцов. Студено на лестнице-то.
Дуня. Садитесь. Чай будете пить? Все равно, самовар вскипел.
Скворцов. Эх, чайку бы, славно.
Копейкин. У меня грудь в мокрую погоду заваливает, одним чаем спасаюсь.
Скворцов. Ты ведь это вот, Дуня, не гляди, что наша работа легкая – наблюдение. Наша работа очень тяжелая.
Копейкин. Другой раз в подъезде так ветром прохватит, кажется, лучше нужники чистить, чем эта наша работа.
Скворцов. Скука в особенности.
Копейкин. В прошлом году надо было во втором этаже наблюдать, – политические. Я на дерево, аккурат против окна, залез. А ветер так и сшибает. Сучок подломился, я – бряк, бок зашиб.
Скворцов. Григорий-то Ефимыч долго еще будет спать?
Дуня. Продрыхается, встанет.
Скворцов. Со швейцарихой, значит, нонче спит. И была бы баба, а то – глядеть не на что.
Копейкин. Скажи ты мне, Дуня, зачем он так поступает: кругом него дамочки, самое шиксанте[44] петроградское, – а он берет с лестницы швейцариху и ведет ее к себе. Почему?
Дуня. А ну его к черту. Жеребец. Ему все равно – с кем спать. (Уходит с грязной посудой.)
Скворцов. Это тоже в листке отметить, Василий Иванович? Значит, сегодня взял к себе в квартиру швейцариху на предмет…
Копейкин. «На предмет» – ты не пиши. Просто, значит, «войдя в подъезд, Распутин вынул из бумажника двадцать пять рублей, показал эти деньги швейцарихе, после чего увел ее к себе на квартиру…»
Скворцов (пишет), «…после чего увел ее…»
Копейкин. Записывать надо, что видал и слышал, с точностью фотографического аппарата. А за рассуждения, – если рассуждать, – в отделении тебя не поблагодарят. Сыщик – это глаза и уши, понятно?
Копейкин. Вот спасибо, Дуня, – пустила. Продрогли.
Скворцов. Студено на лестнице-то.
Дуня. Садитесь. Чай будете пить? Все равно, самовар вскипел.
Скворцов. Эх, чайку бы, славно.
Копейкин. У меня грудь в мокрую погоду заваливает, одним чаем спасаюсь.
Скворцов. Ты ведь это вот, Дуня, не гляди, что наша работа легкая – наблюдение. Наша работа очень тяжелая.
Копейкин. Другой раз в подъезде так ветром прохватит, кажется, лучше нужники чистить, чем эта наша работа.
Скворцов. Скука в особенности.
Копейкин. В прошлом году надо было во втором этаже наблюдать, – политические. Я на дерево, аккурат против окна, залез. А ветер так и сшибает. Сучок подломился, я – бряк, бок зашиб.
Скворцов. Григорий-то Ефимыч долго еще будет спать?
Дуня. Продрыхается, встанет.
Скворцов. Со швейцарихой, значит, нонче спит. И была бы баба, а то – глядеть не на что.
Копейкин. Скажи ты мне, Дуня, зачем он так поступает: кругом него дамочки, самое шиксанте[44] петроградское, – а он берет с лестницы швейцариху и ведет ее к себе. Почему?
Дуня. А ну его к черту. Жеребец. Ему все равно – с кем спать. (Уходит с грязной посудой.)
Скворцов. Это тоже в листке отметить, Василий Иванович? Значит, сегодня взял к себе в квартиру швейцариху на предмет…
Копейкин. «На предмет» – ты не пиши. Просто, значит, «войдя в подъезд, Распутин вынул из бумажника двадцать пять рублей, показал эти деньги швейцарихе, после чего увел ее к себе на квартиру…»
Скворцов (пишет), «…после чего увел ее…»
Копейкин. Записывать надо, что видал и слышал, с точностью фотографического аппарата. А за рассуждения, – если рассуждать, – в отделении тебя не поблагодарят. Сыщик – это глаза и уши, понятно?